Настоящее искусство. Глава 3. Улицы

   18+   В соответствии с ФЗ от 29.12.2010 №436-ФЗ
   Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий.
   Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет.


ГЛАВА 3. УЛИЦЫ

   Саша просыпается на одной из многочисленных привокзальных остановок от того, что его кожа больше не может выдерживать соприкосновения с до предела нагретым солнцем дерматином сиденья, мчащего в Петербург поезда. Он, кое-как открыв глаза, покрытые высохшей соленой поволокой, машинально сдвигается в сторону прохладной тени, с силой трет раскрасневшуюся кожу колена и, заглядывая в экран смартфона, бездумно удаляет десятки уведомлений о чьих-то звонках.
   В мыслях горьким привкусом возникают неясные очертания прошедшего дня, которые Саша поначалу не может детально воскресить в памяти. Он плохо помнит события вчерашнего вечера. Первобытный гнев, ненависть к своей судьбе, многолетний стыд за бесцельное прожигание своей и родительских жизней смазались в одно-единственное, уже успевшее потускнеть перед заспанными глазами пятно.
   Однако пускай все действия, приведшие его на эту остановку на совсем уже небольшом расстоянии от города его мечты, были совершены в некоем состоянии аффекта, сейчас, трезвым умом, они не расцениваются им как совершенно напрасные. Постепенно отойдя от превалировавшего эмоционального восприятия ситуации, он осознает масштабность той точки, которую поставил в одной из глав романа своей жизни, и… Нет, пожалуй, не жалеет о ней. Ему в какой-то степени печально за призраки счастливых и не очень воспоминаний, которые он так безответственно оставил в жарких туманах Тихополя, но не более. Он смутно уверен в том, что именно в Петербурге проживет те события, которые способны будут изгнать все злые тени прошлого. Теперь его дом — неизвестный город с миллионами незнакомцев в нескольких сотнях километров от этой стоянки.
   И через несколько часов теплого пропитанного влагой ветра, треплющего темные кудрявые волосы юноши во время езды по утренней и такой несвойственной Санкт-Петербургу жаре, Адамов уже стоит на одной из оживленных улиц мегаполиса.
   А что, собственно, теперь? Куда идти, когда ты впервые действительно никому не нужен? Как жить, когда к тебе впервые так искренне равнодушны? Он представляет, как этот людской муравейник поглощает его без остатка. Кем нужно быть и какие усилия прикладывать, чтобы не раствориться в пестром водовороте недосягаемой мечты о жизни под мифическим петербургским солнцем?
   Меньше чем через два месяца в университете начнутся занятия. Но ведь до них еще нужно дожить, и желательно сытым и не на улице. На секунду в растерянных мыслях Александра возникает отчаянный голос, умоляющими рыданиями просящийся домой, словно ребенок, но он отмахивается от него, как от назойливой мухи. Если он хочет покончить с прежним лицедейством, то обязан выйти из зоны комфорта и доказать себе, что и впрямь чего-то да стоит.
   Первым пунктом в списке под сатирическим названием «Не стать бездомным в Санкт-Петербурге» был, конечно, вышеупомянутый жилищный вопрос. И разумно решить его было не так уж сложно — мать и Константин, к счастью, успели позаботиться о его новой обители в общежитии университета, заранее внеся плату аж за три месяца вперед. Именно после этого поступка отчима и матери Саша решил делать попытки к самостоятельному построению карьеры. Тем более что старая актерская ему больше не понадобится — он ушел на заслуженный покой. Разрешил себе непозволительную роскошь нашего времени: быть собой.
   Комендант удивленно, но не слишком дружелюбно улыбается, увидев его ожидающим с сумками на скамье около общежития, сулящего банальное «самое счастливое в жизни время».
   — Александр Адамов, — щурясь, читает она на бирке чемодана. — Рановато вы, конечно, прибыли. Месяц не перепутали? Нет? Так-так. Что же, молодой человек, ваш факультет?..
   — Химический, — торопливо отвечает тот, нервно потирая запястья. — Питерский медуниверситет. То есть медицинский университет Санкт-Петербурга. Главный.
   — Изобретете лекарство от рака — оставайтесь здесь хоть навсегда. В лучшей из комнат. Разумеется, с отсутствием даже символической платы и новым кондиционером в придачу, — комендант колко усмехается, но в глазах ее на секунду отражается пустой отблеск тупой боли.

   — Ваш ключ, ваша комната, ваше койко-место. Желаю приятного проживания и легкой учебы. — Она машинально протирает рукавом блузки пыль на исцарапанном комоде и, дойдя до двери, резко поворачивается на каблуках и оглядывает Сашу: — И еще два важных факта. Меня зовут Анна Владимировна, и про лекарство от рака я ни капли не шутила.
   Дверь с мучительным скрипом захлопывается, и он остается один на один с ворохом вроде как даже не особо и нужных в новой жизни вещей, размытым понятием новой жизни и самим собой. Как и любой молодой человек, он представлял себе побег из дома чем-то не лишенным самобытного шарма и таинственности. Реальность же была гораздо более прозаична, уж точно меньше похожа на кадры из сериалов популярного «Нетфликса», и изобиловала самыми бытовыми проблемами, очевидное наличие которых даже в какой-то степени разочаровывало.
   Да, в теории он получил все, что видел во снах и о чем мечтал наяву: теперь он сам за себя в огромном и сияющем мириадами возможностей и перспектив мегаполисе. Но неужели это и есть начало той самой новой страницы, настолько лишенное хотя бы пародии на киношную простоту? Неужели это то самое божественное одиночество, столько времени им искомое? Его лик пугал Александра, заставляя расценивать вчерашнюю выходку как досадный промах, совершённый в эмоциональном апогее. По крайней мере, так было сейчас. Но, задумчиво вертя в руках снимок отца на веранде самого стабильного дома Краснодарского края, он убеждал себя, что ему абсолютно райское все равно.
   Пару часов спустя, разбирая брошенные в чемодан в гневной спешке вещи и складывая их в повидавшие виды тумбы и ящики, он придирчиво оценивал ту самую давнюю мечту, внезапно воплотившуюся в реальность. Она маняще звала мелодиями уличных музыкантов на Невском проспекте, всегда пребывающих в неизвестном ему полутрансе, пахла дождевыми каплями, осевшими на некачественном текстиле дешевых футболок, ощущалась легким покалывающим холодом на покрытых мурашками плечах и виделась Адамову хоть и в какой-то степени не такой гиперболистически сказочной, но вполне… терпимой или сносной, может быть. Зато эти тряпки на темноватом фоне покрывала кровати уж совершенно точно являются идеальными декорациями для создания столь известной и столь же неизведанной для многих «жизни с чистого листа».
   И он был полностью готов к ней. Находился во всеоружии. Наверное. Но ведь в том и соль, что к коренным переменам и тотальным переломам сознания мы никогда не бываем по-настоящему решительно готовы, не правда ли?

   В одну из медленно потекших по стеклу капель дней Саша, бережно придерживая отцовскую камеру в тонких пальцах, внимательно наблюдает за струями дыма, лениво тянущимися к ближайшему у окна деревцу, будто съежившемуся от вечерней промозглой прохлады, когда в дверь характерно четко и ритмично стучат.
   — К вам пришли, — чеканные слова Анны Владимировны сливаются с отчаянным визгом нараспашку раскрывшейся двери. — Говорят, что ваш отец.
   Адамов-младший, воровато оглянувшись, быстрыми и резкими движениями тушит остатки сигареты и небрежно накидывает на шею ремешок фотоаппарата. Глаза его, покрытые тонкой пеленой задумчивости, вдруг принимаются ярко и глянцево сиять. И нет, это далеко не тот фальшивый кукольный блеск, двумя белыми бликами отражавшийся в глазах его матери во время того будто давно исчезнувшего в петербургских ливнях рокового вечера. Он заметно ускоряет шаг, но не спешит бежать навстречу. Все же ему по-прежнему необходимо участвовать в продолжении неоконченного спектакля, который он бросил было в Тихополе, пускай его фон и изменился.
   — Саша. Здравствуй.
   Глаза Александра, подобно хамелеону, без промедления принимают равнодушную матовость. Он отходит назад к столу и, снимая камеру с шеи, возвращает ее обратно на его поверхность.
   — Я надеюсь, это все не больше, чем банальные подростковые гормональные выбросы, — Константин, будто немного смущаясь собственного приемного сына, рассматривает брелок-сердечко на ключах от дома, — и ты вернешься к нам. Пойми, мы волнуемся. В конце концов, по сравнению с дру…
   — …другими людьми жизненные сложности в твоей судьбе решительно отсутствуют, — непроницаемо продолжает Адамов, сложив руки на груди. — Домой я не вернусь, даже не пытайтесь просить. Маме привет. — Он останавливается на пару секунд, будто старательно перебарывая себя. — Малышу тоже.

   До самой поздней ночи он не может уснуть. Все смотрит воспаленными глазами на белое пятно на затененной стене. У белого пятна очертания прямоугольника.
   С фигурой человека на веранде.