Преемник Бандита

— Не отдам! Ни за что, никогда! — кричала Иринка, прижимая к груди маленький пушистый комочек и зло глядя на мать. — Ты у меня всё забрала: компьютер, отца… А теперь еще и Пушистика хочешь забрать?! Нет! На этот раз — не выйдет!
Бабушка вошла в комнату, стараясь говорить спокойно:
— Ирочка, милая, не кричи. Мы купим тебе другого котёнка. Вот, Донского сфинкса — они без шерсти, аллергии не вызывают. Назовём его, ну… Лысиком.
— Лысиком?! — вскинулась девочка. — Мне не нужен никакой Лысик! Вы же не понимаете: нельзя купить друга! Нельзя купить любовь! Нельзя купить… спокойствие.
Мать, уже стоявшая на пороге своей комнаты, обернулась и зло бросила:
— Всё у нас покупается! Вон, твой отец ушёл — купили его. Деньги, должность, успешная новая жена. А нас с тобой он предал.
Бабушка молча опустила глаза и ушла на кухню. Иринка стояла, стиснув в руках котёнка, потом бросилась в свою комнату и щёлкнула замок.
Слёзы размазывали тушь по щекам, жгли глаза. Иринка легла на диван, прижала Пушистика к груди и царапала коленку — так она всегда делала, когда становилось особенно тяжело. За это мать её сильно ругала.
— Оставь её, пусть успокоится, — услышала она за стенкой голос бабушки. Мама что-то резко ответила.
Иринка включила музыку на полную громкость, чтобы не слышать ничего. В свои двенадцать она запиралась в комнате чаще, чем некоторые взрослые. Её мир — это рисунки, блокнот с записями и компьютерные игры. Там не было боли.
Поздно ночью она встала в туалет, а вернувшись, забыла закрыть дверь. Пушистик мирно сопел под боком. Но утром…
Проснулась она от звонка будильника и сразу вскочила. Спала плохо, снился Бандит — их прежний кот, которого отец принёс с улицы. Кот был хитрый, с бандитской мордой и шрамом. Шерсть у него была длинная, пушистая, видно от сибирских сородичей досталась. И у мамы аллергии на него не было. Жил себе пушистый Бандит — и всё было нормально!
И тут девочка вдруг поняла: Пушистика нет. Вскочила, побежала в кухню:
— Бабуля, где Пушистик?!
— Мама вынесла его на улицу, — нехотя ответила та, не поднимая глаз.
— Ненавижу! — закричала Иринка, схватила портфель и, не переодевшись, выбежала во двор.
— Кис-кис… Пушистик, вернись! Пожалуйста! Мне с тобой спокойно…
Ответом была тишина, и пустота внутри. Но вдруг — писк. Тоненький, жалобный. У мусорного бака сидел грязный, весь пропахший помойкой, но такой родной Пушистик.
Она прижала друга к себе:
— Ты зачем лазил в мусор? Ты не мусорный! Обещаю, у тебя будет только вкусная еда. Я больше тебя не оставлю. Девочка повернула к дому, но у двери остановилась. Нет, нельзя!

Она еще толком не знала, куда идти, но ноги знали, и она зашагала на остановку.
В голове завертелись воспоминания: «двадцать второй автобус. Доедешь до конечной, там легко будет найти. В СМС – точный адрес».
«Я понимаю, ты злишься. Но если однажды передумаешь — я всегда тебя жду. Моя дверь для тебя открыта».
Чем ближе к дому, тем тяжелее было идти. В голове всплывали обрывки памяти: как они с папой по вечерам играли в танки, как Бандит прыгал на клавиатуру, как отец смеялся, скидывая кота на пол, и скомканной бумажкой заманивал обратно.
«Ты ведь не собака», — смеялся он, — «а ведёшь себя как пес».
А потом — голос матери: «Он нас предал. Его купили. Богатая, успешная. А мы — лишние».
Ноги подкашивались. Слёзы жгли глаза.
«Не плачь. Плачут слабые и истерички. Ты сильная. Ты должна быть сильной», — звучала в голове материнская присказка.
И вот — нужный дом. Она нажала на звонок.
Дверь открылась почти сразу. Отец. Всё тот же. Как будто время остановилось.
— Привет, — пролепетала она. — Мне нужна помощь…
— Конечно! Заходи... — растерянно заговорил он.
Иринка вошла и, не глядя, достала из-за пазухи грязного Пушистика:
— Я подобрала его, как ты — Бандита. Мама против. А ему некуда.
— Бандит… — отец опустил взгляд. — Его больше нет. Машина сбила… Он отвык от улицы. Старый был. Плохо ориентировался.
Отец присел на пол, заглянул под плиту, вытащил миску:
— Вот она, не выбросили… Подойдёт твоему Пушистику. Будет преемником Бандита. Научу его играть в компьютер.
Он достал из холодильника колбасу. Котёнок накинулся с такой жадностью, будто голодал не один день, а все девять кошачьих жизней. Иринка не выдержала — опустилась на пол и зарыдала. Как в детстве. Громко. До боли в груди.
— Сыграем? — спросил отец, когда она немного пришла в себя.
— Да, — кивнула она, и вся её боль, злость, обида — всё, что копилось и рвало изнутри, вылилось на игровом поле, где танки вспыхивали один за другим.
А внутри рождалось новое…
P.S. Позже, в трудном разговоре с матерью, Иринка скажет:
— Я не хочу быть сильной всегда. Но и слабой истеричкой, как ты говоришь, тоже не стану. Я стану собой. Просто собой.