ЭТО, Ч. I, глава 17 - начало
I
Эмма лежит на койке в своей келье, не зная, куда себя деть. Лежать невыносимо - но и вставать не хочется. Куда ни пойди и чего ни сделай – всё бесполезно, так что лучше уж сохранять неподвижность.
Утро позднее, солнце светит в окно - бледное солнце «свободного» дня. Хорошо, что бледное - хоть сегодня... Листья хризантемы, просвеченные им, похожи на цветное стекло. Эмма смотрит на них – единственное, что привлекает взгляд – и думает об ошибке. Что не помылась после тренировки и вместо приятной расслабленности, какую даёт тёплый душ, ощущает напряжённую нервозность – это ещё ничего. Тело ноет и требует его освежить, оно тяжёлое и липкое – по правде сказать, она не мылась уже три дня, но дело не в этом. Как минимум не только…
Эмма потирает ребро ладони, разбитое сегодня с утра – уже налился синяк, - тянет зубами за содранный клочок кожи, сосёт его, пробуя откусить. Крови нет. Нет, не из-за жары и не из-за баков, в которых третий день нет воды (а на заводь она не пойдёт…), ею владеет это чувство ошибки, которую уже не исправишь. Она лежит и ждёт стука в дверь, который подведёт черту под её жизнью на станции – она одна виновата, она сама всё испортила, и теперь её вышвырнут, а Тилли…
Из-за Тилли она лежит тут. Ждёт, когда раздастся в коридоре поступь судьбы – и двое (почему-то ей кажется, что их будет двое) помощников Беспалого, взяв с двух сторон за оба плеча, препроводят её к нему. И во всё время допроса ей придётся выдерживать смешной взгляд его близоруких глазок, прежде чем он осведомится, что она скажет в своё оправдание. Ничего. Не рассказывать же всё как было? Или она облегчит свою участь, если чистосердечно признается: «Да, товарищ командующий, я покусилась на жизнь моей напарницы, Т-308, потому что…» Она меня к этому вынудила, так, что ли? Но та осталась жива! Ей, рядовой Ц-115, не хватило выдержки закончить дело, а теперь довести его до конца невозможно, потому что сегодня её исключат… Она снова грызёт содранный лоскуток кожи, выплёвывает его. Её исключат из Воинов света, отнимут меч и будут держать под стражей, пока сюда не приедет очередная партия почты. И тогда уже с ответными письмами, безоружную и в гражданском, её вышлют сначала назад в распределительный центр, а оттуда – домой, на чём её военная карьера и кончится. Всё останется в прошлом – и Тилли, и она сама со своими мечтами. И сделать уже ничего нельзя. И деться ей некуда.
Эмма, наконец, отщипывает клочок кожи пальцами – ещё полоска отрывается с ним, - и щелчком отправляет всё это прочь от себя, куда-то на пол. Потом кладёт руки под голову и, скрестив вытянутые ноги, вперяется в окно.
На тренировке произошло кое-что.
Сейчас 30-е, с поединка прошло 10 дней. Она уже перестала привлекать такое внимание, как вначале. В рекреации снова можно было сидеть спокойно - но на тренировках кто-нибудь иногда выкрикивал: «ДАВАЙ, 115, ПОКАЖИ, КАК ТЫ УМЕЕШЬ!» Ни разу больше она не показывала того, что показала тогда. А сегодня тренер вызвал «Т-308» - и она словно помимо воли вышла навстречу Тилли. Никто её не подначивал. Мало того – она почти не спала в эту ночь и сил драться у неё не было – но она просто должна была выйти. Не зная, зачем, не представляя, что будет делать. Не зная, чего ждала от неё…
А Тилли, похоже, тоже ждала.
(2023)
Свидетельство о публикации №225081100967