Гости съезжались на дачу

Гости съезжались на дачу…
детектив

«Роман написан по мотивам незавершённого произведения А.С. Пушкина “Гости съезжались на дачу”. Все персонажи взяты из оригинального фрагмента и переосмыслены в современном ключе.»

ПРОЛОГ

Кровь на белом фарфоре выглядела почти неестественно — словно кто-то пролил вишневый сироп на дорогую посуду. Но Зина Вольская знала: это не сироп. Как знала и то, что человек, стоящий напротив нее, только что совершил второе убийство.

— Ты ведь понимаешь, что теперь твоя очередь? — голос звучал почти ласково, с той особой нежностью, которая страшнее любого крика.

Зина сделала шаг назад. Кухня — самое уютное место в старинном особняке — вдруг стала ловушкой. Массивная дверь за спиной убийцы, окно, слишком узкое, чтобы выбраться. И нож — тот самый, с костяной ручкой, которым еще утром нарезали хлеб к завтраку.

— Я знаю, почему ты это сделала, — Зина старалась говорить спокойно, хотя сердце колотилось где-то в горле. — Знаю про твою мать, про всех этих мужчин, про то, как ты их ненавидела...

Тень удивления мелькнула в глазах напротив. Затем — злость, почти восхищение.

— Умная девочка. Слишком умная. Жаль, что отец не научил тебя главному — когда нужно молчать.

Зина вспомнила отцовский голос, его вечерние чтения, когда ей было шесть. «Самое важное в детективе, Зиночка, — это понять, когда преступник делает ошибку. Каждый делает ошибку. Всегда».

Она нащупала за спиной тяжелую фарфоровую статуэтку — единственное, что могло сейчас спасти ей жизнь.

«Прости, папа, — подумала Зина. — Кажется, я тоже сделала ошибку».

Нож блеснул в полумраке кухни.

Секвенция 1

Глава 1: Северная ночь

Студенты съезжались в усадьбу "Киноведъ". Просторный зал с видом на Финский залив постепенно наполнялся молодыми людьми, вернувшимися с вечернего просмотра нашумевшего французского фильма, получившего Гран-при в Каннах. Мало-помалу установился порядок. Девушки заняли места на диванах и в креслах, юноши расположились вокруг них. Завязались дискуссии о режиссерском почерке, операторской работе и актерской игре. Несколько студентов постарше отделились для игры в шахматы, а самые юные столпились у стола с альбомами киноплакатов, заменившими общий разговор.

На террасе сидели двое. Один из них, прозванный в институте Испанцем, казалось, живо наслаждался прелестью северной ночи. С восхищением глядел он на ясное, бледное небо, на величавый залив, озаренный светом неизъяснимым, и на окрестные дачи, рисующиеся в прозрачном сумраке.

— Как хороша ваша северная ночь, — сказал он наконец, — и как не жалеть об ее прелести даже под небом моей любимой Барселоны?

— Один из наших режиссеров, — отвечал ему Минский, — сравнил ее с русской белокурой красавицей в своем последнем фильме; признаюсь, что смуглая, черноглазая француженка или испанка, исполненная живости и южной страсти, более пленяет мое воображение. Впрочем, давнишний спор между брюнеткой и блондинкой еще не решен. Но кстати: знаете ли вы, как одна итальянская критикесса объясняла мне строгость и холодность петербургского кинематографа? Она уверяла, что для настоящей страсти в кадре наши зимние дни слишком темны, а летние слишком светлы.

Испанец улыбнулся. «Итак, благодаря влиянию климата, — сказал он, — Петербург есть обетованная земля для интеллектуального кино, лишенного эмоций?»

— Интеллектуальность — дело вкуса, — отвечал Минский, — но нечего говорить о нашей эмоциональности. Она не в моде; никто о ней и не думает. Режиссеры боятся прослыть сентиментальными, критики — потерять объективность. Все стараются быть отстраненными с претензией на глубину. Что же касается до подлинного искусства, то дабы не злоупотребить вашим доверием, я расскажу вам...

В сие время двери в залу отворились, и Вольская вошла. Она была в первом цвете молодости. Правильные черты, большие, внимательные глаза, сдержанность движений, самая простота наряда, все поневоле привлекало внимание. Молодые люди встретили ее с какой-то шутливой приветливостью, девушки с заметным недоброжелательством; но Вольская ничего не замечала; отвечая рассеянно на общие вопросы, она внимательно оглядывала зал; лицо ее, выразительное как у актрисы немого кино, изобразило легкую досаду; она села подле строгого профессора Г. и, как говорится, приготовилась скучать.

Вдруг она вздрогнула и обернулась к террасе. Беспокойство овладело ею. Она встала, прошла между креслами и столиками, остановилась на минуту за стулом седовласого кинооператора Р., ничего не ответила на его тонкий комплимент и вдруг скользнула на террасу.

Испанец и Минский встали. Она подошла к ним и с легким смущением произнесла несколько слов. Испанец, полагая себя лишним, оставил их и возвратился в залу.

Профессор Г. проводил Вольскую глазами и вполголоса сказал своему соседу:
— Это ни на что не похоже.

— Она ужасно независима, — отвечал тот.

— Независима? этого мало. Она ведет себя непростительно. Она может не уважать условности сколько ей угодно, но наш круг еще не заслуживает от нее такого пренебрежения. Минский мог бы ей это заметить.

— Он ничего не сделает, слишком счастлив возможностью скомпрометировать ее. Между тем я бьюсь об заклад, что разговор их самый невинный.

Кухарка, расставлявшая на столе фарфоровые чашки для чая, искоса наблюдала за террасой, и взгляд ее, устремленный на Вольскую, не предвещал ничего доброго.

— Вы, кажется, ищете уединения, — сказал Минский, когда они остались вдвоем. — Странный выбор для той, кто впервые в нашем обществе.

Вольская облокотилась на перила террасы, глядя на серебристую гладь залива.

— Я ищу не уединения, а тишины, — ответила она, не оборачиваясь. — После шума города и грохота поезда хочется услышать что-то настоящее. Например, как дышит вода.

Минский с удивлением посмотрел на нее. Он ожидал светской фразы, готов был к кокетству или холодности, но не к этой простоте.

— Вы говорите как поэт, а не как киновед, — заметил он с легкой иронией.

— А разве одно исключает другое? — Вольская повернулась к нему, и в полумраке террасы ее глаза казались темнее. — Разве можно понять язык кино, не чувствуя поэзии кадра?

— Большинство наших критиков именно так и поступают, — усмехнулся Минский. — Анализируют технику, не чувствуя души. Но вы, я слышал, дочь Николая Вольского?

— Да, — коротко ответила она, и в голосе послышалась настороженность. — Вы знакомы с моим отцом?

— Только с его работами. Его анализ советского кинематографа шестидесятых — настоящий шедевр. Я не ожидал встретить его дочь в нашем скромном клубе.

— Почему же? — В голосе Вольской зазвучал вызов. — Вы полагаете, дочь известного критика должна сразу получить место в Каннском жюри?

Минский рассмеялся.

— Вовсе нет. Но большинство детей известных родителей предпочитают начинать с более... громких площадок.

— Я предпочитаю начинать с учебы, — сухо ответила Вольская. — А клуб профессора Г. известен как место, где ценят мысль, а не связи.

— Вы правы, — неожиданно серьезно сказал Минский. — Здесь действительно особая атмосфера. Вы скоро это почувствуете.

Что-то в его тоне заставило Вольскую внимательнее посмотреть на собеседника. В его глазах она уловила странное выражение — не то предупреждение, не то вызов.

— Что вы имеете в виду? — спросила она.

— Лишь то, что в "Киноведе" все не так просто, как кажется на первый взгляд, — Минский улыбнулся, но улыбка не коснулась глаз. — Здесь каждый играет свою роль, и не всегда ту, что указана в титрах.

Прежде чем Вольская успела ответить, на террасу вышел профессор Г.

— Ах, вот вы где, — сказал он с легким упреком. — Зинаида Николаевна, позвольте представить вас остальным участникам нашей летней школы. Все уже собрались к чаю.

— Конечно, профессор, — Вольская с облегчением отошла от Минского, чувствуя на себе его изучающий взгляд.

Возвращаясь в зал, она заметила, как Кухарка быстро отвернулась, делая вид, что поправляет скатерть. Но Вольская успела уловить выражение ее лица — смесь любопытства и неприязни, которая показалась ей странно непропорциональной ситуации.

Зал встретил их приглушенным гулом разговоров. Вольская почувствовала на себе взгляды — оценивающие, любопытные, недоброжелательные. Она выпрямила спину и подняла подбородок, как учил отец: "Никогда не показывай, что тебя задевают. Наблюдай, анализируй, делай выводы".

Профессор Г. подвел ее к группе студентов, стоявших у камина.

— Позвольте представить вам Зинаиду Вольскую, нашу новую участницу. Зинаида поступила на первый курс киноведения и уже проявила незаурядные аналитические способности.

Вольская сдержанно улыбнулась, отмечая про себя реакцию каждого. Высокая блондинка с холодными глазами едва кивнула. Юноша с аккуратной бородкой приветливо улыбнулся. Полная девушка с короткой стрижкой оценивающе оглядела ее с ног до головы.

— Лиза Н., наш будущий сценарист, — представил профессор блондинку. — Марк К., продюсер, — кивнул он бородатому юноше. — И Соня Д., актриса.

— Очень приятно, — сказала Вольская.

— Надеюсь, вам понравится в нашем клубе, — произнес Марк. — Здесь собираются только лучшие студенты. Профессор Г. очень избирателен.

— Особенно к дочерям известных критиков, — едва слышно добавила Лиза, но Вольская уловила эти слова.

— Я предпочитаю, чтобы меня оценивали по моим собственным способностям, — спокойно ответила она.

— О, мы все здесь по заслугам, — с преувеличенной серьезностью сказала Соня. — Правда, Антон?

Молчаливый юноша, стоявший чуть в стороне, поднял глаза от книги. Его бледное лицо с запавшими глазами казалось маской.

— Конечно, — тихо ответил он. — Каждый получает то, что заслуживает.

Что-то в его тоне заставило Вольскую насторожиться. Она хотела спросить, что он имеет в виду, но в этот момент Кухарка объявила, что чай подан.

Все направились к длинному столу у окна. Вольская заметила, что Антон остался стоять у камина, глядя в огонь с отсутствующим выражением лица.

— Не обращайте внимания на Антона, — шепнул ей Марк, когда они шли к столу. — Он всегда такой мрачный. Снимает документальный фильм о заброшенных усадьбах. Говорят, целыми днями бродит по подвалам и чердакам.

— В этой усадьбе тоже есть подвал? — спросила Вольская, вспомнив слова Минского о том, что здесь все не так просто.

— Огромный, — с энтузиазмом ответил Марк. — Раньше там была винодельня, потом киноархив. Но сейчас туда никого не пускают. Профессор говорит, что там опасно — старая проводка, сырость. Но ходят слухи...

Он внезапно замолчал, заметив, что Кухарка стоит рядом, разливая чай.

— Какие слухи? — спросила Вольская, когда Кухарка отошла.

— Да так, студенческие байки, — отмахнулся Марк, но глаза его блеснули. — Говорят, в подвале хранятся запрещенные фильмы. Или что там произошло что-то странное в восьмидесятых, когда здесь был дом отдыха для режиссеров. Никто точно не знает.

Вольская почувствовала легкий холодок. Она обернулась и увидела, что Антон смотрит прямо на нее через весь зал, а за его спиной, в тени, стоит Минский, наблюдая за ними обоими.

— А что вы думаете о Минском? — спросила она, отводя взгляд.

— Талантлив до безобразия, — с легкой завистью ответил Марк. — И знает об этом. Его короткометражка взяла приз на студенческом фестивале в Берлине. Теперь снимает полный метр. Говорят, сам Тарковский не был так самоуверен в его возрасте.

— А о чем его фильм?

— О человеке, который не может отличить реальность от вымысла, — раздался голос за их спинами. Минский подошел неслышно, с чашкой чая в руке. — Марк преувеличивает мои таланты. Я просто пытаюсь рассказать историю.

— Какую историю? — спросила Вольская.

— О том, как опасно заглядывать в чужие тайны, — Минский улыбнулся, но глаза остались серьезными. — Иногда лучше не знать правды.

Внезапно раздался громкий звук — словно что-то тяжелое упало этажом ниже. Все замолчали. Профессор Г. нахмурился.

— Елена Степановна, — обратился он к Кухарке, — что это могло быть?

— Наверное, кот опрокинул что-то на кухне, — быстро ответила та, но Вольская заметила, как побелели ее пальцы, сжимающие поднос. — Я проверю.

— Позвольте, я помогу, — вызвался Антон, неожиданно оказавшийся рядом.

— Не стоит, — резко ответила Кухарка. — Я справлюсь сама.

Она быстро вышла из зала. Антон посмотрел ей вслед, затем перевел взгляд на Вольскую.

— Будьте осторожны, — тихо сказал он. — В этом доме не все двери следует открывать.

Прежде чем Вольская успела спросить, что он имеет в виду, Антон отошел к окну, где стоял профессор Г.

— Не принимайте всерьез наших конспирологов, — сказал Минский, наблюдая за ее реакцией. — Антон видит тайны там, где их нет. Профессиональная деформация документалиста.

— А вы? — спросила Вольская. — Вы тоже видите тайны там, где их нет?

— Я вижу их там, где они есть, — ответил Минский. — И умею отличать настоящие тайны от выдуманных. Это полезный навык в нашей профессии.

За окнами сгущались сумерки. Белая ночь окутывала усадьбу серебристой дымкой, размывая границы между реальностью и воображением. Вольская почувствовала странное беспокойство, словно предчувствие. Она посмотрела на часы — было всего десять вечера, но казалось, что она провела в этом доме уже целую вечность.

Кухарка вернулась, объявив, что действительно кот опрокинул кастрюлю на кухне. Но Вольская заметила, что руки женщины слегка дрожат, а на манжете белой блузки виднеется темное пятно, которого раньше не было.

Профессор Г. поднялся, привлекая внимание.

— Друзья мои, завтра нас ждет насыщенный день. Предлагаю всем отдохнуть. Завтрак в восемь, в девять начинаем занятия.

Студенты начали расходиться. Вольская поднялась на второй этаж вместе с Соней, которая, как оказалось, жила в соседней комнате.

— Первая ночь всегда самая странная, — сказала Соня, останавливаясь у своей двери. — Дом старый, скрипит. Иногда кажется, что слышишь шаги или голоса. Но это просто ветер в дымоходах.

— Я не боюсь старых домов, — ответила Вольская.

— Дело не в страхе, — Соня понизила голос. — Просто здесь чувствуешь себя... наблюдаемой. Словно дом изучает тебя, а не ты его.

Она улыбнулась, словно смутившись своих слов.

— Спокойной ночи, Зинаида. Добро пожаловать в "Киноведъ".

Оставшись одна в своей комнате, Вольская подошла к окну. Из него открывался вид на парк и залив вдалеке. Лунная дорожка серебрилась на воде. Где-то в глубине парка мелькнул огонек — словно кто-то шел с фонарем среди деревьев.

Вольская задернула шторы и стала готовиться ко сну. Расстилая постель, она услышала странный звук — словно кто-то тихо постукивал по трубам отопления. Ритмично, почти как азбука Морзе. Три коротких удара, три длинных, снова три коротких.

SOS.

Звук прекратился так же внезапно, как и начался. Вольская прислушалась, но в доме царила тишина. Только ветер шелестел листвой за окном, да где-то далеко внизу скрипнула половица, словно кто-то крался по коридору в сторону лестницы, ведущей в подвал.

Глава 2: Первые впечатления

Вольская проснулась от странного ощущения. Комната была залита бледным утренним светом, проникавшим сквозь неплотно задернутые шторы. Несколько секунд она лежала неподвижно, пытаясь понять, что именно разбудило ее. Не звук — в усадьбе царила почти неестественная тишина. Скорее, чувство чужого присутствия, словно кто-то только что вышел из комнаты.

Часы показывали семь утра. До завтрака оставался час — достаточно времени, чтобы привести себя в порядок и, возможно, немного осмотреться. Вчерашние слова Антона о подвале и странное поведение Кухарки не давали ей покоя.

Вольская быстро оделась, выбрав простые джинсы и белую рубашку. Отец всегда говорил: "Одевайся так, чтобы люди запоминали твои слова, а не наряд". Она собрала волосы в простой хвост и вышла в коридор.

Усадьба словно еще спала. Вольская бесшумно спустилась по лестнице, прислушиваясь к звукам дома. Из кухни доносилось позвякивание посуды — Кухарка уже готовила завтрак.

Вместо того чтобы идти на кухню, Вольская свернула в противоположную сторону, к двери, которую вчера заметила в конце коридора. Если верить словам Марка, она должна была вести в подвал. Дверь оказалась заперта, но рядом с ней обнаружилась еще одна, поменьше — вероятно, кладовка.

Эта дверь поддалась. За ней оказалось небольшое помещение с полками, заставленными банками и коробками. Вольская заметила на полу следы — словно что-то тяжелое недавно волокли через кладовую. Следы вели к дальней стене, где за стеллажом виднелась еще одна дверь.

— Что вы здесь делаете?

Вольская вздрогнула и обернулась. В дверях стояла Кухарка, вытирая руки о передник.

— Я искала аспирин, — быстро ответила Вольская. — У меня немного болит голова.

— Аспирин в аптечке на кухне, — сухо ответила Кухарка. — Эта кладовая не для гостей.

— А куда ведет та дверь? — Вольская кивнула на дверь за стеллажом.

Лицо Кухарки на мгновение застыло.

— В технический коридор. Там трубы, электрощиты. Ничего интересного.

— Понятно, — кивнула Вольская, отмечая про себя, что Кухарка слегка побледнела.

— Завтрак через полчаса, — сказала Кухарка, пропуская ее в коридор. — И, Зинаида Николаевна... в старых домах лучше не бродить без необходимости. Можно заблудиться.

В холле Вольская столкнулась с Минским.

— Доброе утро, — сказал он с легкой улыбкой. — Ранняя прогулка?

— Скорее, разведка, — честно ответила Вольская. — Хотела осмотреться.

— И как впечатления?

— Интересно, — она помедлила. — Особенно запертые двери и странные предупреждения.

Минский рассмеялся.

— Елена Степановна очень серьезно относится к своим владениям. Особенно к кладовым и подвалам.

— Она хозяйка усадьбы? — удивилась Вольская.

— Нет, конечно. Усадьба принадлежит институту. Но Елена Степановна работает здесь уже... лет двадцать, наверное. Знает каждый уголок. И ревностно охраняет свою территорию.

Они вместе вошли в столовую. Несколько студентов уже сидели за столом. Вольская заметила Марка, который приветливо помахал ей, и Лизу, демонстративно уткнувшуюся в книгу.

— Как спалось в первую ночь? — спросил Марк. — Никаких призраков?

— Только странные звуки, — ответила она. — Словно кто-то стучал по трубам.

Марк и сидевшая рядом с ним Соня обменялись быстрыми взглядами.

— Это нормально, — сказала Соня. — Старая система отопления. Особенно шумит по ночам.

— Даже летом? — удивилась Вольская.

— Перепады температуры, — вмешался Минский. — Днем трубы нагреваются, ночью остывают. Физика, ничего таинственного.

В столовую вошел профессор Г. в сопровождении Антона. Они о чем-то тихо разговаривали, и Антон выглядел взволнованным.

— Что с ним? — тихо спросила Вольская у Марка.

— Кто знает, — пожал плечами тот. — Может, опять что-то в подвале увидел. Он помешан на своем документальном фильме.

— А что именно он снимает?

— Говорит, что историю усадьбы. Но я думаю, он просто ищет сенсацию. Ходят слухи, что в восьмидесятых здесь произошло что-то странное. Какой-то режиссер то ли покончил с собой, то ли пропал без вести. Антон почему-то уверен, что это связано с каким-то запрещенным фильмом.

После завтрака профессор Г. пригласил всех в лекционный зал. Лекция была посвящена визуальным метафорам в кино. Профессор говорил увлеченно, показывая фрагменты из классических фильмов.

— Важно понимать, — говорил он, — что настоящая метафора в кино работает на подсознательном уровне. Зритель может не осознавать ее рационально, но эмоционально он считывает послание режиссера.

— Как в сцене из "Сталкера", — вставила Вольская, — когда герои проходят через тоннель. Визуально это путешествие в подсознание, переход в другую реальность.

— Именно! — профессор оживился. — Тарковский мастерски использовал пространство как метафору внутреннего состояния героев. Подвалы, тоннели, заброшенные здания — все это визуализация подсознания, скрытых страхов и желаний.

При упоминании подвалов Вольская заметила, как Антон вздрогнул и поднял голову.

После лекции был перерыв на кофе. Вольская заметила, что Антон не пошел со всеми в сад, а направился к боковой двери усадьбы. Повинуясь внезапному импульсу, она последовала за ним.

Антон свернул за угол здания и направился к небольшой пристройке — старой оранжерее, частично разрушенной и заросшей плющом. Вольская осторожно приблизилась и заглянула внутрь через разбитое окно.

Антон стоял посреди заброшенного помещения, держа в руках старую кинопленку в металлической коробке. Он осторожно открыл коробку и достал часть пленки, рассматривая ее на свет.

В этот момент снаружи послышались шаги. Вольская спряталась за кустом. Мимо прошла Кухарка, направляясь прямо к оранжерее.

Она резко открыла дверь. Вольская не могла видеть, что происходит внутри, но услышала громкий голос Кухарки:

— Опять вы здесь! Сколько раз говорить — это частная территория!

— Я просто изучаю архитектуру для своего фильма, — ответил Антон.

— С пленкой в руках? Отдайте это немедленно. Вы не имеете права брать вещи из архива.

— Это не из архива, — возразил Антон. — Я нашел это... в другом месте.

— Где именно? — голос Кухарки стал тише, но от этого еще более угрожающим.

Наступила пауза. Затем Антон сказал:

— В подвале. За старыми киноархивами. Там целая коробка таких пленок, без маркировки, словно кто-то специально спрятал их.

— Отдайте, — в голосе Кухарки звучала сталь. — И забудьте, что видели это. Некоторые вещи лучше оставить в прошлом.

Вернувшись в сад, Вольская увидела Минского, сидящего в одиночестве на скамейке с книгой в руках.

— Исследуете территорию? — спросил он, закрывая книгу.

Вольская заметила название — "Психология страха в кинематографе".

— Да, — ответила она. — Красивое место.

— Как вам лекция профессора?

— Интересно, — Вольская села рядом. — Особенно часть о подсознательных страхах, визуализированных через пространство.

— Профессор Г. — признанный эксперт в этой области, — кивнул Минский. — Его монография о символике замкнутых пространств в фильмах ужасов считается классикой.

— Я читала, — кивнула Вольская. — Отец давал мне ее, когда мне было четырнадцать.

— В четырнадцать? — удивился Минский. — Большинство подростков в этом возрасте читают фэнтези или любовные романы.

Вольская улыбнулась, вспоминая.

— Я не была обычным подростком. Отец воспитывал меня один с шести лет, после смерти мамы. Вместо сказок на ночь он читал мне Агату Кристи и Конан Дойля. Говорил, что детективы лучше развивают логическое мышление.

— Суровое воспитание, — заметил Минский.

— Не суровое, а необычное, — возразила Вольская. — У нас была гувернантка, мисс Паркер, которая следила за моим образованием. Но именно отец сформировал мой вкус к искусству и литературе. Он считал, что я должна научиться анализировать и понимать мир через призму искусства.

— И как, помогло? — в голосе Минского слышалось искреннее любопытство.

— В каком-то смысле да. Я научилась замечать детали, которые другие упускают. Видеть закономерности там, где большинство видит случайности. — Она помолчала. — Но иногда это мешает. Люди не всегда ценят наблюдательность.

После ужина профессор предложил всем собраться в кинозале для просмотра редкого фильма — экспериментальной работы малоизвестного советского режиссера 70-х годов.

— Этот фильм никогда не выходил в широкий прокат, — объяснил профессор. — Он сохранился всего в нескольких копиях. Одна из них хранится в нашем архиве.

— Вы видели этот фильм? — спросила Вольская Минского, когда они сели рядом в кинозале.

— Нет, — ответил он. — Но много слышал о нем. Говорят, после просмотра несколько членов худсовета потребовали уничтожить все копии.

— Почему?

— Официально — из-за формалистических экспериментов. Неофициально... говорят, фильм вызывал странные реакции у зрителей. Кто-то впадал в транс, кто-то видел галлюцинации.

Фильм оказался гипнотическим — история человека, который обнаруживает, что может входить в сны других людей. Визуальный ряд был необычным: длинные планы, искаженная перспектива, неожиданные монтажные переходы.

В какой-то момент Вольская заметила движение у входа в зал. Обернувшись, она увидела Антона, стоящего в дверях. Он не смотрел на экран — его взгляд был прикован к профессору Г. На лице Антона застыло странное выражение — смесь страха и решимости.

Заметив взгляд Вольской, Антон быстро отступил в коридор. Повинуясь внезапному импульсу, она тихо встала и последовала за ним.

В коридоре было темно, только тусклый свет проникал из-под дверей кинозала. Вольская увидела силуэт Антона, направляющегося к лестнице.

— Антон, — тихо позвала она.

Он резко обернулся, его лицо было бледным пятном в полумраке.

— Зачем вы следите за мной? — спросил он напряженным голосом.

— Я не слежу, — ответила Вольская, подходя ближе. — Просто хотела спросить, все ли в порядке. Вы выглядите встревоженным.

Антон нервно оглянулся, словно боялся, что их могут услышать.

— Не здесь, — прошептал он. — Нас могут увидеть.

— Где тогда?

Он помедлил, словно принимая решение.

— Через час, в библиотеке. Второй этаж, западное крыло. — Он сделал шаг к лестнице, затем остановился. — И будьте осторожны. Не говорите никому, куда идете.

С этими словами он быстро поднялся по лестнице и исчез в темноте верхнего этажа.

Вольская вернулась в кинозал, но уже не могла сосредоточиться на фильме. Ее мысли были заняты предстоящей встречей с Антоном. Что он хотел ей рассказать? Что обнаружил в подвале?

Когда фильм закончился и зажегся свет, профессор Г. предложил всем поделиться впечатлениями.

— Что вы скажете, Зинаида? — спросил он, обращаясь к Вольской. — Какие ассоциации вызвал у вас этот фильм?

Вольская задумалась.

— Он напомнил мне детективы, которые отец читал мне в детстве, — сказала она. — Не сюжетом, а ощущением. Тем, как обыденная реальность постепенно раскрывает свою тайную сторону. Как за привычными вещами обнаруживается что-то странное, непонятное.

Профессор Г. внимательно посмотрел на нее.

— Интересная ассоциация. Детектив и сюрреалистический фильм — казалось бы, разные жанры. Но в обоих случаях речь идет о раскрытии тайны, не так ли? Только в детективе мы движемся к рациональному объяснению, а в таком фильме, как этот, — к иррациональному.

— Или к сверхрациональному, — возразила Вольская. — К пониманию, которое выходит за рамки обычной логики, но все равно подчиняется определенным законам. Как в квантовой физике — явления кажутся парадоксальными только потому, что мы смотрим на них через призму классической механики.

Профессор улыбнулся.

— Прекрасное сравнение. Ваш отец может гордиться вами, Зинаида.

После обсуждения студенты разошлись. Вольская поднялась на второй этаж и направилась в западное крыло, где, по словам Антона, находилась библиотека.

Библиотека оказалась просторным помещением с высокими потолками и стеллажами до самого верха. Старинные фолианты соседствовали с современными изданиями по истории кино и искусства. В дальнем углу стоял старый проектор, рядом — коробки с пленками.

Антона еще не было. Вольская подошла к окну, выходящему в сад. В сумерках белой ночи деревья казались призрачными силуэтами. Где-то вдалеке мелькнул огонек — возможно, фонарик или сигарета.

Она услышала шаги и обернулась, ожидая увидеть Антона. Но в дверях стоял Минский.

— Не ожидал встретить вас здесь, — сказал он, входя в библиотеку. — Тоже не спится?

— Хотела найти книгу, — быстро ответила Вольская, вспомнив предупреждение Антона не говорить никому о встрече.

— В такой час? — Минский улыбнулся. — Должно быть, очень интересная книга.

Он подошел к полкам и провел пальцем по корешкам.

— Здесь потрясающая коллекция. Многие издания уникальны. Профессор Г. собирал ее годами.

— Вы часто бываете здесь? — спросила Вольская, незаметно поглядывая на дверь.

— Иногда, — ответил Минский. — Особенно по ночам. В это время суток библиотека кажется особенной. Словно книги оживают.

Он взял с полки тонкий том в потертом переплете.

— Вот, например. Малоизвестная работа о подсознательных образах в раннем советском кино. Автор утверждает, что некоторые режиссеры экспериментировали с техниками, влияющими непосредственно на подсознание зрителя.

— Как в фильме, который мы сегодня смотрели? — спросила Вольская.

— Именно, — кивнул Минский. — Только те эксперименты были гораздо более радикальными.

Он положил книгу на стол и внимательно посмотрел на Вольскую.

— Вы ждете кого-то?

— Нет, — слишком быстро ответила она. — Почему вы спрашиваете?

— Вы постоянно смотрите на дверь, — заметил Минский. — И выглядите напряженной.

Вольская почувствовала, как краска заливает ее щеки.

— Просто не хочу, чтобы кто-то подумал... что мы здесь вдвоем, поздно вечером...

Минский рассмеялся.

— Не беспокойтесь. В летней школе профессора Г. никого не удивишь ночными бдениями в библиотеке. — Он сделал паузу. — Но если вы ждете Антона, боюсь, он не придет.

Вольская вздрогнула.

— Почему вы решили, что я жду Антона?

— Я видел, как вы вышли за ним из кинозала, — спокойно ответил Минский. — И слышал, как он пригласил вас сюда.

Он поднял руку, предупреждая ее возражения.

— Я не подслушивал специально. Просто у меня хороший слух. И я беспокоюсь о вас.

— Обо мне? — удивилась Вольская. — Почему?

— Потому что Антон... не совсем тот, за кого себя выдает, — Минский понизил голос. — Его интерес к истории усадьбы не так безобиден, как кажется.

— Что вы имеете в виду?

Минский подошел ближе.

— Антон одержим идеей, что здесь произошло что-то страшное. Что-то связанное с теми экспериментальными фильмами. Он считает, что нашел доказательства... — Минский замолчал, словно не решаясь продолжать.

— Доказательства чего? — настойчиво спросила Вольская.

— Что один из режиссеров не просто исчез, а был убит. И что его убийство связано с фильмом, который он снимал. Фильмом, который никто никогда не видел.

В этот момент дверь библиотеки распахнулась. На пороге стоял профессор Г.

— А, вот вы где, — сказал он, переводя взгляд с Вольской на Минского. — Ночные дискуссии о кино?

— Что-то вроде того, — ответил Минский. — Зинаида интересовалась экспериментальным советским кино.

— Похвальный интерес, — кивнул профессор. — Но уже поздно. Завтра у нас насыщенный день. Предлагаю всем отдохнуть.

Его тон был дружелюбным, но в глазах Вольская заметила настороженность.

— Конечно, профессор, — сказала она. — Я как раз собиралась уходить.

— Я провожу вас до вашей комнаты, — предложил Минский.

Они вышли из библиотеки. Профессор Г. остался внутри, но Вольская чувствовала его взгляд, следящий за ними через открытую дверь.

— А где Антон? — тихо спросила она, когда они отошли достаточно далеко.

— Не знаю, — так же тихо ответил Минский. — Но я видел, как он спускался в подвал около часа назад. И с тех пор его никто не видел.

Они дошли до комнаты Вольской. У двери Минский остановился.

— Будьте осторожны, Зинаида, — сказал он серьезно. — В этой усадьбе не все так просто, как кажется. И не все люди — те, за кого себя выдают.

— Включая вас? — прямо спросила Вольская.

Минский улыбнулся, но его глаза остались серьезными.

— Особенно меня, — ответил он и, кивнув на прощание, пошел по коридору к своей комнате.

Вольская вошла к себе и заперла дверь. Сон не шел. Она подошла к окну и долго смотрела на серебристый от лунного света сад. Где-то в глубине усадьбы скрывалась тайна, и Вольская чувствовала, что уже втянута в нее, хочет она того или нет.

Внезапно она заметила движение у дальнего края сада. Темная фигура быстро двигалась между деревьями, направляясь к лесу. Даже на расстоянии Вольская узнала характерную походку Антона.

Он был жив и, похоже, покидал усадьбу.

Но почему? И что он обнаружил в подвале, что заставило его бежать в ночь?

Глава 3: Исчезновение

Утро началось с суматохи. Вольская проснулась от громких голосов в коридоре. Часы показывали семь тридцать — до завтрака оставалось полчаса. Она быстро оделась и вышла из комнаты.

В коридоре столпились студенты. Соня и Марк о чем-то взволнованно говорили с Лизой, которая выглядела бледнее обычного.

— Что случилось? — спросила Вольская, подходя к ним.

— Антон пропал, — ответил Марк. — Его кровать не тронута, вещи на месте, но сам он исчез.

Вольская вспомнила темную фигуру, которую видела ночью из окна.

— Может, он просто вышел рано утром? — предположила она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

— В том-то и дело, — покачала головой Соня. — Кухарка говорит, что входная дверь была заперта изнутри, когда она спустилась в шесть утра. А ключ только у нее и у профессора.

— Профессор уже знает? — спросила Вольская.

— Да, он сейчас осматривает комнату Антона, — ответила Лиза. Она внимательно посмотрела на Вольскую. — Ты последняя видела его вчера, верно? В библиотеке?

Вольская почувствовала, как все взгляды обратились к ней.

— Я не видела его в библиотеке, — честно ответила она. — Я ждала его там, но он не пришел.

— Но вы договаривались встретиться? — настойчиво спросила Лиза.

— Да, после фильма. Он хотел рассказать мне что-то о своем документальном проекте.

— И о чем же? — раздался голос профессора Г. Он стоял в дверях комнаты Антона, его лицо выражало усталость и беспокойство.

— Не знаю, — ответила Вольская. — Он не пришел на встречу. Но я видела его ночью из окна. Он шел через сад к лесу.

Профессор нахмурился.

— В котором часу это было?

— Около полуночи, может, чуть позже.

— И вы никому не сообщили об этом? — в голосе профессора слышалось раздражение.

— Я подумала, что он просто вышел подышать воздухом, — пожала плечами Вольская. — Это показалось мне не моим делом.

Профессор внимательно посмотрел на нее, затем обратился ко всем:

— Завтрак переносится на полчаса. После него мы организуем поиски. Возможно, Антон заблудился в лесу.

После завтрака профессор Г. разделил всех на группы для поисков. Вольская оказалась в паре с Минским — они должны были обследовать восточную часть леса, примыкающую к усадьбе.

День выдался пасмурным, низкие облака грозили дождем. Лес встретил их прохладой и тишиной, нарушаемой только шелестом листвы и отдаленными криками птиц.

— Вы действительно думаете, что Антон заблудился? — спросила Вольская, когда они углубились в лес.

— Нет, — ответил Минский. — Антон вырос в этих местах. Он знает лес как свои пять пальцев.

— Тогда куда он мог пойти?

Минский остановился и посмотрел на нее.

— Есть старая охотничья сторожка в пяти километрах отсюда. Антон говорил, что иногда ходит туда, когда хочет побыть один.

— Почему вы не сказали об этом профессору?

— Потому что не уверен, что Антон там. И потому что иногда лучше не привлекать лишнего внимания.

— Вы не доверяете профессору? — прямо спросила Вольская.

— Я не доверяю ситуации, — уклончиво ответил Минский. — Слишком много странностей. Запертые двери, секретные архивы, исчезновения...

— Вы говорите так, будто Антон не первый, кто исчез здесь.

Минский внимательно посмотрел на нее.

— Вы быстро схватываете, Зинаида. Да, были и другие. Тот режиссер в восьмидесятых — только самый известный случай.

Они продолжили путь, углубляясь в лес. Тропинка становилась все менее заметной, ветви деревьев смыкались над головой, создавая зеленый полумрак.

— Куда мы идем? — спросила Вольская, заметив, что они отклонились от первоначального маршрута.

— К сторожке, — ответил Минский. — Хочу проверить, там ли Антон.

Они шли около часа. Лес становился гуще, тропинка почти исчезла. Вольская начала сомневаться, что Минский действительно знает дорогу, когда деревья внезапно расступились, открывая небольшую поляну. Посреди нее стояла старая деревянная сторожка — приземистое строение с покосившейся крышей и маленькими окнами.

— Вот мы и пришли, — сказал Минский, останавливаясь на краю поляны. — Странно...

— Что? — спросила Вольская, глядя на сторожку. Она выглядела заброшенной, но из трубы поднимался тонкий дымок.

— Кто-то недавно был здесь, — Минский указал на свежие следы на влажной земле перед входом. — И, похоже, не один человек.

Они осторожно приблизились к сторожке. Дверь была приоткрыта, внутри царил полумрак.

— Антон? — позвал Минский, останавливаясь у входа. — Ты здесь?

Ответа не последовало. Минский переглянулся с Вольской и решительно толкнул дверь.

Внутри сторожка оказалась больше, чем выглядела снаружи. Одна большая комната с очагом, грубо сколоченным столом и несколькими стульями. В углу — узкая кровать, застеленная старым одеялом.

На столе горела керосиновая лампа, рядом лежала раскрытая тетрадь и несколько фотографий. Но больше всего внимание привлекала стена напротив входа — она была полностью увешана вырезками из газет, фотографиями и какими-то схемами, соединенными красными нитями.

— Что это? — прошептала Вольская, подходя ближе.

— Похоже на исследовательскую доску, — ответил Минский, рассматривая материалы на стене. — Антон собирал информацию о чем-то... или о ком-то.

В центре импровизированной доски была фотография мужчины средних лет с острыми чертами лица и пронзительным взглядом. Под ней надпись: "Валерий Нестеров, 1982".

— Это тот самый режиссер, который исчез? — спросила Вольская.

— Да, — кивнул Минский. — Он работал над каким-то экспериментальным фильмом в усадьбе.

Вольская внимательно изучала материалы на стене. Помимо информации о Нестерове, там были фотографии усадьбы разных лет, какие-то документы с грифом "Секретно", схемы подвальных помещений.

— Антон был одержим этой историей, — заметил Минский, листая тетрадь на столе. — Здесь его заметки о Нестерове и его последнем фильме. Он считал, что фильм содержал какие-то запрещенные техники воздействия на подсознание зрителя.

В этот момент они услышали шаги снаружи. Минский быстро задул лампу и потянул Вольскую к задней стене, где обнаружилась небольшая дверь, ведущая в крошечную кладовку.

Они едва успели спрятаться, когда входная дверь распахнулась. Сквозь щель Вольская увидела двух человек, вошедших в сторожку. Одним из них был профессор Г., вторым — Кухарка.

— Он был здесь, — сказала Кухарка, осматривая комнату. — Недавно.

— И собрал слишком много информации, — мрачно ответил профессор, подходя к стене с материалами. — Откуда у него доступ к этим документам? Они должны были быть уничтожены еще в девяностых.

— Возможно, он нашел копии в московских архивах, — предположила Кухарка. — Или кто-то помог ему.

— Минский, — процедил профессор. — Я всегда подозревал, что он здесь не просто так. Слишком много знает, слишком много вопросов задает.

— И эта новенькая, Вольская, — добавила Кухарка. — Она тоже странная. Все время что-то ищет, везде суёт свой нос.

— Она просто любопытна, — отмахнулся профессор. — Обычная студентка с детективными наклонностями. А вот Минский может быть опасен. Особенно если узнает о пленке.

— Вы уверены, что Антон не успел ее посмотреть? — в голосе Кухарки слышалось беспокойство.

— Уверен. Проектор в подвале не работает уже много лет. А других способов просмотреть эту пленку у него не было.

Профессор начал срывать материалы со стены и складывать их в принесенную с собой папку.

— Нужно найти его, — сказал он. — И быстро. Если он свяжется с кем-то из Москвы...

— Я проверю дороги и автобусные остановки, — кивнула Кухарка. — Далеко он уйти не мог.

— А я займусь Минским, — решительно сказал профессор. — Нужно выяснить, что ему известно.

Они собрали все материалы со стены и стола, не оставив ни единой бумажки. Профессор в последний раз окинул взглядом сторожку и вышел вслед за Кухаркой. Их шаги постепенно затихли в лесу.

Минский и Вольская выждали несколько минут, прежде чем выйти из своего укрытия.

— Что это было? — прошептала Вольская, чувствуя, как сердце колотится в груди.

— Подтверждение того, что Антон был прав, — мрачно ответил Минский. — Здесь действительно что-то скрывают. И это что-то связано с пленкой, которую Антон нашел в подвале.

— Нам нужно вернуться в усадьбу, — сказала Вольская. — Если мы задержимся, это вызовет подозрения.

Они вышли из сторожки и направились в противоположную сторону от усадьбы, чтобы сделать круг и вернуться с другой стороны леса.

Лес становился все гуще. Тропинка исчезла, и они пробирались через подлесок, ориентируясь по мху на деревьях и положению солнца, едва видимого сквозь облака.

Вскоре деревья расступились, открывая заброшенный сад с искривленными яблонями и заросшими травой дорожками.

— Странно, — сказал Минский, останавливаясь. — Я не помню этого строения.

В дальнем конце сада виднелось небольшое каменное здание, похожее на склеп или подвал с выходом наружу. Полуразрушенная дверь была приоткрыта, внутри царила темнота.

Движимые любопытством, они приблизились к странному строению. Это действительно оказался вход в подземное помещение — узкие каменные ступени вели вниз, в темноту.

Минский достал из кармана телефон и включил фонарик. Они осторожно начали спускаться по ступеням. Воздух становился холоднее и затхлым, пахло сыростью и чем-то еще — неприятным, тяжелым запахом.

Ступени привели их в небольшое круглое помещение с низким потолком. Стены были выложены камнем, на полу — земля, утоптанная до состояния цемента. В центре комнаты стоял каменный стол, похожий на алтарь.

Минский направил свет на пол за алтарем и вдруг резко отшатнулся.

В углу комнаты, частично скрытый в нише, лежал человек. Вернее, то, что когда-то было человеком. Высохшая, мумифицированная фигура в истлевшей одежде. Кожа, натянутая на кости, имела коричневый цвет пергамента. Пустые глазницы смотрели в потолок, рот был открыт в безмолвном крике.

— Это... Антон? — прошептала Вольская.

— Нет, — ответил Минский, подходя ближе. — Этот человек мертв уже много лет. Думаю, мы нашли Валерия Нестерова.

Рядом с телом лежала кожаная сумка, из которой высыпались какие-то бумаги. Вольская подняла один из листков — это оказался фрагмент сценария с пометками на полях.

— "Эксперимент Лазаря", — прочитала она название. — Это должен был быть его последний фильм?

Они осветили тело еще раз и увидели глубокую рану на затылке, явно нанесенную тяжелым предметом.

— Его убили, — констатировала Вольская. — И спрятали тело здесь, где никто не стал бы искать.

— А теперь Антон нашел какие-то доказательства, — добавил Минский. — И тоже исчез.

Они поспешили вернуться в усадьбу. На крыльце их встретил профессор Г., его лицо выражало беспокойство, но глаза оставались холодными и внимательными.

— Где вы были? — спросил он. — Мы уже начали беспокоиться.

— Заблудились, — ответил Минский. — Пошли слишком далеко на восток и потеряли тропу.

Перед тем как уйти, Вольская спросила:

— Профессор, а что такое "Эксперимент Лазаря"?

Профессор замер на мгновение, затем медленно обернулся.

— Понятия не имею, о чем вы говорите, — ответил он ровным голосом. — Это название какого-то фильма?

— Я наткнулась на упоминание в одной из книг в библиотеке, — солгала Вольская.

После его ухода Минский тихо сказал:

— Встретимся после обеда. Нужно найти способ попасть в подвал.

Поднимаясь на второй этаж, Вольская не могла отделаться от образа мумифицированного тела. Кем был Валерий Нестеров? Что он обнаружил? И главное — что случилось с Антоном?

Вопросы множились, а ответов становилось все меньше. Но одно Вольская знала точно — она не успокоится, пока не узнает правду. Даже если эта правда окажется страшнее, чем можно представить.

Вечером, когда усадьба погрузилась в тишину, Вольская тихо спустилась по лестнице. Настало время проникнуть в подвал и найти ту загадочную пленку, о которой говорил профессор. Пленку, которая могла раскрыть тайну исчезновения Антона и смерти Нестерова.

Глава 4: Подвал

Вольская спустилась на первый этаж, стараясь ступать как можно тише. Старые половицы предательски поскрипывали под ногами, и каждый звук казался оглушительным в ночной тишине усадьбы. Она остановилась у подножия лестницы, прислушиваясь. Где-то наверху хлопнула дверь, и Вольская замерла, прижавшись к стене. Но шагов не последовало — видимо, кто-то просто вышел в туалет.

Минский ждал ее в тени большого книжного шкафа в холле. Его силуэт был едва различим в темноте.

— Все чисто? — шепотом спросила Вольская, подойдя к нему.

— Кажется, да, — так же тихо ответил он. — Профессор ушел к себе час назад и свет не включал. Кухарка тоже в своей комнате.

— Как мы попадем в подвал? Дверь наверняка заперта.

Минский достал из кармана связку ключей.

— Позаимствовал у Кухарки, пока она готовила ужин. Сделал восковые слепки. А потом нашел мастерскую и изготовил копии.

— Вы полны сюрпризов, — заметила Вольская.

— Работа журналиста иногда требует нестандартных навыков, — пожал плечами Минский. — Идемте, нам нужно успеть до рассвета.

Они прошли через столовую к неприметной двери в дальнем углу. Минский достал ключ и осторожно вставил его в замочную скважину. Раздался тихий щелчок, и дверь приоткрылась.

За ней оказалась узкая лестница, ведущая вниз. Минский включил фонарик на телефоне, освещая крутые каменные ступени, покрытые пылью. Видно было, что сюда редко кто-то спускался.

— Осторожнее, — предупредил он, начиная спуск. — Ступени скользкие.

Вольская последовала за ним, придерживаясь за влажную стену. Воздух становился все холоднее и затхлым по мере того, как они спускались глубже. Пахло сыростью, плесенью и чем-то еще — химикатами, возможно.

Лестница привела их в длинный коридор с несколькими дверями по обеим сторонам. Стены были выложены старым кирпичом, с потолка свисали голые лампочки, но выключателя нигде не было видно.

— Куда теперь? — спросила Вольская.

— Антон говорил о кинозале, — ответил Минский. — Должно быть, это одна из этих комнат.

Они начали проверять двери одну за другой. Первая вела в небольшое помещение, заставленное старыми ящиками и мебелью. Вторая оказалась заперта. За третьей обнаружилась комната с полками вдоль стен, на которых стояли банки с какими-то образцами, погруженными в мутную жидкость.

— Похоже на лабораторию, — заметила Вольская, разглядывая странные предметы в банках. Некоторые из них напоминали органические ткани, другие — непонятные кристаллические структуры.

— Нестеров экспериментировал не только с кино, — задумчиво сказал Минский. — Судя по заметкам Антона, он интересовался воздействием визуальных образов на психику человека. Возможно, здесь он проводил какие-то исследования.

Они продолжили осмотр комнат. Четвертая дверь вела в просторное помещение с экраном на одной стене и несколькими рядами стульев. В дальнем углу стоял старый кинопроектор.

— Вот он, кинозал, — сказал Минский, направляясь к проектору. — Здесь Нестеров должен был показывать свой последний фильм.

Вольская осмотрела комнату. Несмотря на пыль, покрывавшую все поверхности, было видно, что кто-то недавно был здесь — на полу виднелись свежие следы, а на проекторе остались отпечатки пальцев.

— Антон был здесь, — сказала она. — И, похоже, пытался запустить проектор.

Минский внимательно осмотрел аппарат.

— Он не работает, — констатировал он. — Лампа перегорела, а механизм заклинило. Нужно искать пленку.

Они начали методично обыскивать комнату, проверяя каждый шкаф, каждый ящик. Но нигде не было и следа киноплёнки.

— Может быть, профессор уже забрал ее? — предположила Вольская.

— Возможно, — кивнул Минский. — Но Антон что-то нашел здесь. Что-то, что заставило его бежать.

Они продолжили поиски, переходя из комнаты в комнату. В одной из них обнаружился архив — стеллажи с папками, аккуратно подписанными и расставленными в алфавитном порядке.

— Смотрите, — Вольская указала на секцию с буквой "Н". — Здесь должны быть материалы о Нестерове.

Но папки с фамилией "Нестеров" на полке не оказалось. Вместо нее зиял пустой промежуток.

— Кто-то изъял ее, — заметил Минский. — Недавно, судя по тому, что на соседних папках нет пыли.

Вольская продолжила осматривать архив и вдруг заметила небольшой сейф, встроенный в стену за одним из стеллажей.

— Минский, смотрите, — позвала она. — Может быть, пленка там?

Сейф был старой модели, с механическим кодовым замком. Минский внимательно осмотрел его.

— Без кода мы его не откроем, — сказал он. — А взламывать такие замки я не умею.

— Может быть, код где-то записан? — предположила Вольская. — Люди часто записывают пароли, чтобы не забыть.

Они снова начали осматривать комнату, проверяя каждый уголок. Вольская обратила внимание на старую фотографию в рамке, висевшую на стене. На ней была запечатлена усадьба в 1980-х годах, с группой людей на крыльце. Среди них она узнала молодого профессора Г. и мужчину, которого видела на фотографии в сторожке — Валерия Нестерова.

— Они были знакомы, — сказала она, снимая фотографию со стены. — Профессор и Нестеров.

Перевернув рамку, она обнаружила на обратной стороне надпись карандашом: "Лазарь-1982".

— Минский, — позвала она. — Посмотрите.

— "Лазарь-1982", — прочитал он. — Это может быть код.

Он подошел к сейфу и начал вращать диск, набирая комбинацию 19-82. Замок не поддался.

— Может быть, это не год, — предположила Вольская. — Может быть, это какая-то дата, связанная с проектом "Лазарь".

Они попробовали разные комбинации: 1-9-8-2, 19-8-2, 1-98-2. Ничего не работало.

— Подождите, — сказала Вольская, внимательно изучая фотографию. — Смотрите на дату в углу снимка. Это не 1982 год, это 18 сентября 1982 года. 18-09-82.

Минский набрал комбинацию 18-09-82. Раздался щелчок, и дверца сейфа приоткрылась.

Внутри лежала металлическая коробка с кинопленкой. На крышке было написано: "Эксперимент Лазаря. Финальная версия. НЕ ПРОСМАТРИВАТЬ БЕЗ ПОДГОТОВКИ".

— Мы нашли ее, — выдохнул Минский, осторожно доставая коробку. — Пленка Нестерова.

— Что теперь? — спросила Вольская. — Проектор не работает, мы не можем ее посмотреть.

— Нам нужно забрать ее отсюда, — решительно сказал Минский. — Найти работающий проектор в городе.

Он открыл коробку, чтобы проверить содержимое. Внутри действительно была кинопленка, но вместе с ней лежал конверт с надписью "Прочитать перед просмотром".

Минский достал из конверта несколько листов бумаги, исписанных мелким почерком.

— Это заметки Нестерова, — сказал он, пробегая глазами по тексту. — Он описывает свой эксперимент... Боже мой.

— Что там? — Вольская подошла ближе, пытаясь разглядеть текст в тусклом свете фонарика.

— Он пишет о технике подпорогового воздействия, — медленно произнес Минский. — О том, как определенные визуальные последовательности могут влиять на подсознание зрителя, вызывая... изменения в восприятии реальности.

— Звучит как обычная теория монтажа, — заметила Вольская. — Эйзенштейн писал о подобных эффектах еще в двадцатых годах.

— Нет, это что-то другое, — покачал головой Минский. — Нестеров пишет о физических изменениях в мозге зрителя. О том, как его метод может "перепрограммировать" нейронные связи, создавая новую личность.

— Это невозможно, — возразила Вольская. — Фильм не может физически изменить человека.

— Нестеров считал, что может, — Минский продолжал читать. — Он пишет о каких-то химических соединениях, которые распылялись в воздухе во время просмотра, усиливая эффект от визуальных образов.

Вдруг они услышали звук открывающейся двери наверху и шаги на лестнице.

— Кто-то идет, — прошептала Вольская, чувствуя, как сердце начинает колотиться в груди.

Минский быстро сложил бумаги обратно в конверт и закрыл коробку с пленкой.

— Нужно уходить, — сказал он. — Есть другой выход?

— Не знаю, — ответила Вольская, оглядываясь. — Может быть, через одну из этих комнат?

Шаги становились все ближе. Они выскользнули из архива и бросились в противоположный конец коридора, проверяя каждую дверь в поисках выхода.

Последняя дверь вела в небольшое помещение с лестницей, ведущей наверх. Не раздумывая, они начали подниматься. Лестница была крутой и узкой, каменные ступени скользкими от влаги.

— Куда она ведет? — шепотом спросила Вольская.

— Не знаю, — ответил Минский. — Но это наш единственный шанс.

Они поднимались все выше, пока не уперлись в деревянную крышку люка. Минский осторожно толкнул ее, и крышка поддалась, открывая путь наружу.

Они вылезли и оказались в небольшом сарае на территории усадьбы. Сквозь щели в стенах пробивался слабый свет — начинало светать.

— Нам нужно вернуться в дом до того, как все проснутся, — сказал Минский, пряча коробку с пленкой под куртку. — И действовать нужно быстро. После исчезновения Антона профессор наверняка усилит охрану.

— Что мы будем делать с пленкой? — спросила Вольская.

— Сначала нужно изучить заметки Нестерова, — ответил Минский. — Понять, что именно он создал и почему это так важно для профессора. А потом найти способ посмотреть фильм.

— А если это опасно? — Вольская вспомнила предупреждение на коробке. — Если то, что писал Нестеров, правда, и фильм действительно может как-то влиять на мозг?

— Мы будем осторожны, — заверил ее Минский. — Но мы должны узнать правду. Ради Антона. И ради Нестерова.

Они выскользнули из сарая и, пригибаясь, пробежали через сад к черному входу усадьбы. Утренний туман скрывал их фигуры, но времени оставалось мало — скоро Кухарка встанет готовить завтрак.

— Встретимся в библиотеке после обеда, — шепнул Минский, когда они достигли дверей. — Я спрячу пленку в надежном месте.

Вольская кивнула и быстро поднялась по лестнице в свою комнату, чувствуя, как адреналин постепенно отступает, уступая место тревожному предчувствию. Они нашли то, что искали, но это открытие могло стоить им жизни.

Глава 5: Заметки Нестерова

Библиотека пустовала после обеда — большинство студентов разбрелись по своим комнатам или вышли на прогулку, пользуясь редким солнечным днем. Вольская сидела в дальнем углу за столом, делая вид, что работает над рефератом, но на самом деле постоянно поглядывая на дверь.

Минский опаздывал. Это было на него не похоже — обычно он отличался пунктуальностью. Вольская начала нервничать. Что если профессор что-то заподозрил? Что если Минского поймали с пленкой?

Наконец дверь библиотеки открылась, и вошел Минский. Он выглядел напряженным, но решительным. Под мышкой он нес потрепанную папку с бумагами.

— Извините за опоздание, — сказал он, садясь напротив Вольской. — Пришлось сделать крюк, чтобы убедиться, что за мной не следят.

— Где пленка? — тихо спросила Вольская.

— В надежном месте, — ответил Минский. — Я спрятал ее там, где профессор никогда не станет искать.

Он положил на стол папку и осторожно огляделся, убеждаясь, что они одни.

— Я переписал заметки Нестерова, — сказал он, открывая папку. — Оригинал оставил с пленкой, но содержание скопировал полностью.

Вольская придвинулась ближе, рассматривая аккуратный почерк Минского. Страницы были исписаны мелким шрифтом, с подчеркиваниями и пометками на полях.

— "Эксперимент Лазаря" начался как исследование влияния кинематографа на человеческое подсознание, — начал читать Минский. — Нестеров был одержим идеей, что определенные визуальные последовательности могут вызывать не просто эмоциональную реакцию, но и физические изменения в мозге зрителя.

— Звучит как псевдонаука, — заметила Вольская.

— Так и есть, по крайней мере, поначалу, — согласился Минский. — Но потом Нестеров наткнулся на исследования советских ученых из закрытого НИИ психотехнологий. Они экспериментировали с сочетанием визуальных стимулов и химических соединений для... контроля сознания.

— Контроля сознания? — недоверчиво переспросила Вольская. — Как в шпионских фильмах?

— Именно так, — кивнул Минский. — Только это было реальностью. В 70-х и 80-х годах такие исследования действительно проводились, хотя официально все отрицалось.

Он перевернул страницу.

— Нестеров получил доступ к этим исследованиям и решил применить их в кинематографе. Он создал особую технику монтажа, где каждый кадр содержал скрытые визуальные паттерны, воздействующие на определенные участки мозга. А в кинозале распылялся специальный химический состав, усиливающий восприимчивость зрителя.

— И что должно было произойти при просмотре такого фильма? — спросила Вольская.

— По теории Нестерова, зритель должен был испытать то, что он называл "пробуждением". Состояние измененного сознания, при котором человек становится восприимчив к... внешнему влиянию.

— Гипноз?

— Нет, нечто более глубокое, — Минский продолжал читать заметки. — Нестеров пишет о "перепрограммировании личности", о создании "нового человека". Он был убежден, что его метод может помочь людям преодолеть психологические травмы, избавиться от зависимостей, даже излечить некоторые психические расстройства.

— Звучит благородно, — заметила Вольская. — Почему же тогда все так секретно?

— Потому что были побочные эффекты, — мрачно ответил Минский. — Серьезные побочные эффекты. Нестеров провел несколько тестовых показов с добровольцами. Результаты были... неоднозначными.

Он перевернул еще несколько страниц.

— Вот записи о тестовых просмотрах. Первый испытуемый, мужчина 45 лет, после сеанса впал в кататоническое состояние на три дня. Когда очнулся, утверждал, что "видел истину за пределами реальности". Второй испытуемый, женщина 30 лет, после просмотра приобрела способность к эйдетической памяти — могла запоминать страницы текста с одного взгляда. Третий испытуемый.

Минский замолчал, перечитывая запись.

— Что с третьим? — нетерпеливо спросила Вольская.

— Третий испытуемый исчез, — тихо ответил Минский. — Нестеров пишет, что во время сеанса произошло что-то странное. Изображение на экране начало искажаться. Появились визуальные аномалии, которых не было в оригинальной пленке. А когда свет включили, кресло, где сидел испытуемый, оказалось пустым.

— Это невозможно, — покачала головой Вольская. — Человек не может просто исчезнуть.

— Нестеров тоже так думал, — сказал Минский. — Он решил, что испытуемый просто встал и вышел, когда никто не видел. Но потом начались и другие странные случаи. Люди, посмотревшие фильм, сообщали о видениях, о голосах в голове, о ощущении, что за ними наблюдают из-за границы реальности.

Вольская почувствовала, как по спине пробежал холодок.

— Нестеров испугался? — спросила она.

— Нет, — покачал головой Минский. — Наоборот, он был в восторге. Он решил, что случайно открыл нечто большее, чем просто метод психологического воздействия. Он стал одержим идеей, что его фильм может быть... порталом.

— Порталом? Куда?

— Он не уточняет, — Минский перевернул страницу. — Но пишет о "пространстве между мирами", о "измерении за пределами человеческого восприятия". Последние записи становятся все более бессвязными. Похоже, Нестеров сам начал терять связь с реальностью.

Он закрыл папку и посмотрел на Вольскую.

— Последняя запись датирована 18 сентября 1982 года — в тот же день, что и фотография. Нестеров пишет, что собирается провести финальный эксперимент. Он усовершенствовал фильм и химический состав и планирует показ для избранной группы зрителей, включая профессора Г.

— И после этого он исчез, — задумчиво произнесла Вольская. — Или был убит, если верить тому, что мы нашли в подземелье.

— Да, — кивнул Минский. — Но что случилось на том показе? Почему профессор так отчаянно пытается скрыть все, что связано с "Экспериментом Лазаря"?

— И почему исчез Антон? — добавила Вольская. — Он нашел пленку, возможно, даже посмотрел ее...

— Если он посмотрел пленку, — медленно произнес Минский, — то мог испытать то же, что и другие испытуемые Нестерова. Возможно, он тоже... исчез.

— Или его заставили исчезнуть, — мрачно заметила Вольская. — Профессор и Кухарка явно что-то скрывают.

Они замолчали, обдумывая ситуацию. За окном библиотеки начинало темнеть — осенний день быстро клонился к вечеру.

— Нам нужно посмотреть этот фильм, — наконец сказала Вольская. — Это единственный способ узнать, что случилось с Антоном и Нестеровым.

— Это может быть опасно, — предупредил Минский. — Вы читали о побочных эффектах.

— У нас нет выбора, — решительно ответила Вольская. — Если мы хотим найти Антона и раскрыть тайну усадьбы, нам нужно увидеть то, что видел он.

Минский задумчиво посмотрел на нее, затем кивнул.

— Хорошо. Но нам нужен работающий проектор. И мы должны быть очень осторожны.

— В городе есть старый кинотеатр, — сказала Вольская. — Я видела его, когда ехала сюда на автобусе. Может быть, там еще сохранился проектор для 35-миллиметровой пленки.

— Завтра суббота, — заметил Минский. — Профессор обычно разрешает студентам ездить в город по выходным. Мы могли бы...

Он внезапно замолчал, глядя куда-то за плечо Вольской. Она обернулась и увидела Лизу, стоящую в дверях библиотеки и внимательно наблюдающую за ними.

— Как давно она там стоит? — прошептала Вольская. — Как думаете, она что-нибудь слышала?

— Не знаю, — тихо ответил Минский. — Но нам лучше быть осторожнее. Лиза близка к профессору, она может доложить ему о наших планах.

Лиза медленно прошла через библиотеку, выбрала книгу с полки и села за дальний стол, продолжая бросать на них внимательные взгляды.

— Давайте продолжим этот разговор позже, — сказал Минский, вставая. — Встретимся у ворот усадьбы завтра в девять утра. Скажем, что едем в город за материалами для учебы.

Вольская кивнула и тоже поднялась, собирая свои вещи. Уходя из библиотеки, она чувствовала на себе пристальный взгляд Лизы и не могла отделаться от ощущения, что их план уже раскрыт.

Вечером, лежа в постели, Вольская не могла уснуть. Мысли о Нестерове, его эксперименте и исчезновении Антона не давали покоя. Что если фильм действительно опасен? Что если, посмотрев его, они тоже исчезнут или сойдут с ума?

Но альтернатива — оставить все как есть, не узнать правду — казалась еще хуже. Антон пропал, возможно, ему нужна помощь. И если профессор действительно причастен к смерти Нестерова, он должен ответить за это.

За окном шумел ночной лес, и в этом шуме Вольской чудились голоса, шепчущие что-то на неизвестном языке. Она закрыла глаза, пытаясь отогнать тревожные мысли, но сон не шел.

Внезапно она услышала тихий стук в дверь. Вольская замерла, прислушиваясь. Стук повторился — осторожный, едва различимый.

Она встала и подошла к двери.

— Кто там? — тихо спросила она.

— Это я, Лиза, — раздался шепот из-за двери. — Откройте, пожалуйста. Мне нужно с вами поговорить.

Вольская колебалась. Можно ли доверять Лизе? Что ей нужно посреди ночи?

— О чем? — спросила она, не открывая дверь.

— Об Антоне, — ответила Лиза. — И о том, что вы нашли в подвале. Пожалуйста, это важно.

Вольская медленно повернула ключ и приоткрыла дверь. Лиза стояла в коридоре, бледная и напряженная. В руках она держала небольшую потрепанную тетрадь.

— Я знаю, что вы ищете, — прошептала она, проскальзывая в комнату. — И я хочу помочь. Антон был моим другом. Он доверил мне это перед исчезновением.

Она протянула Вольской тетрадь — дневник Антона с записями о его расследовании. Последняя запись гласила: "Нашел пленку. Завтра попробую посмотреть. Если со мной что-то случится, ищите ответы в фильме Нестерова. Он открыл дверь, которую нельзя было открывать".

Глава 6: Кинотеатр

Старый кинотеатр "Родина" располагался на окраине городка, в полукилометре от автобусной остановки. Обшарпанное двухэтажное здание советской постройки выглядело заброшенным — афиши выцвели, стекла в некоторых окнах были разбиты, а входные двери заколочены фанерой.

— Вы уверены, что здесь еще работает проектор? — с сомнением спросил Минский, разглядывая унылый фасад.

— Нет, — честно ответила Вольская. — Но Лиза сказала, что киномеханик иногда приходит сюда по выходным. Он хранит старое оборудование, хотя регулярных показов уже давно нет.

Лиза стояла рядом, нервно оглядываясь по сторонам. После ночного разговора она решила присоединиться к их экспедиции, утверждая, что хочет найти Антона не меньше их.

— Нам нужно обойти здание, — сказала она. — Служебный вход должен быть с другой стороны.

Они обошли кинотеатр и действительно обнаружили неприметную дверь с облупившейся краской. Лиза решительно постучала. Сначала ничего не происходило, но после третьего стука послышались шаркающие шаги, и дверь приоткрылась.

На пороге стоял пожилой мужчина с всклокоченными седыми волосами и недоверчивым взглядом.

— Чего надо? — хрипло спросил он. — Кинотеатр закрыт.

— Здравствуйте, — вежливо начала Лиза. — Мы от профессора Г., из усадьбы. Нам нужно посмотреть старую пленку для исследовательского проекта. Нам сказали, что у вас есть рабочий проектор.

Мужчина прищурился, изучая их лица.

— От Григория, значит? — он хмыкнул. — Давненько он не присылал ко мне студентов. Что за пленка-то?

— Документальная, — быстро ответил Минский. — Архивные материалы 80-х годов.

Киномеханик — а это был именно он — колебался, но затем кивнул и отступил, пропуская их внутрь.

— Ладно, заходите. Проектор у меня действительно есть, и даже работает. Только предупреждаю сразу — за сеанс придется заплатить.

Они прошли по узкому коридору, заставленному коробками с пленками и старыми афишами, и поднялись по лестнице в проекционную будку. Комната была тесной, с единственным маленьким окошком, выходящим в зрительный зал. В центре стоял массивный проектор, похожий на странное механическое существо.

— Вот моя красавица, — с гордостью сказал киномеханик, поглаживая проектор. — "КПТ-3" 1975 года выпуска. Таких уже почти не осталось.

Минский достал из сумки металлическую коробку с пленкой.

— Сможете запустить это?

Киномеханик взял коробку, открыл ее и внимательно осмотрел пленку.

— Хм, странная маркировка, — заметил он. — Не помню такой студии. Но пленка стандартная, 35 мм. Проблем быть не должно.

Он начал заправлять пленку в проектор, ловко манипулируя катушками и направляющими.

— А что, собственно, за фильм-то? — спросил он, не отрываясь от работы.

— Экспериментальная документалистика, — ответила Вольская. — Исследование визуального восприятия.

— А, из этих, значит, — понимающе кивнул киномеханик. — Авангард, артхаус. Нестеров тоже такими вещами увлекался.

Вольская и Минский переглянулись.

— Вы знали Нестерова? — осторожно спросил Минский.

— Конечно, — пожал плечами киномеханик. — Он часто приезжал сюда в начале 80-х. Снимал что-то в усадьбе, потом монтировал материал. Странный был человек, но талантливый. Жаль, что пропал.

— А вы не знаете, что случилось с его последним фильмом? — спросила Лиза.

Киномеханик на мгновение замер, затем медленно повернулся к ним.

— С "Экспериментом"? — он внимательно посмотрел на коробку с пленкой. — Погодите-ка... Это что, та самая пленка?

— Возможно, — уклончиво ответил Минский. — Мы нашли ее в архиве усадьбы.

Киномеханик нахмурился.

— Я бы на вашем месте не стал ее смотреть, — серьезно сказал он. — После того показа в 82-м... странные вещи начали происходить.

— Какие вещи? — спросила Вольская.

— Люди менялись, — тихо ответил киномеханик. — Те, кто видел фильм. Некоторые просто уехали из города и никогда не вернулись. Другие... с ними что-то случилось. Они стали другими. Как будто это были уже не они.

— А вы сами видели фильм? — спросил Минский.

— Нет, — покачал головой киномеханик. — Я только запускал проектор, а потом ушел. Нестеров настоял, чтобы во время показа в зале были только приглашенные. Но я слышал... звуки. Не обычные звуки фильма. Что-то другое. Как будто... — он замолчал, подбирая слова. — Как будто что-то пыталось прорваться через экран.

В проекционной будке повисла тяжелая тишина. Лиза нервно теребила рукав свитера, Минский задумчиво смотрел на проектор, а Вольская пыталась понять, верить ли странному рассказу киномеханика или списать его на суеверия и слухи.

— И все же, — наконец сказал Минский, — мы хотели бы посмотреть этот фильм. Это важно для нашего исследования.

Киномеханик вздохнул.

— Ваше дело, — он закончил заправлять пленку. — Но я в зал не пойду. Запущу проектор и уйду. А вы уж сами решайте, что делать дальше.

— Справедливо, — кивнул Минский и достал деньги. — Сколько мы вам должны?

Расплатившись с киномехаником, они спустились в зрительный зал. Старые кресла с потертой обивкой были расставлены рядами перед большим белым экраном. Пыль, скопившаяся на поверхностях, поднималась в воздух при каждом движении, мерцая в лучах света, проникающих через щели в заколоченных окнах.

— Где сядем? — спросила Лиза, оглядывая пустой зал.

— В центре, — ответил Минский. — Так мы получим наилучшее восприятие изображения.

Они выбрали места в середине зала и сели рядом. Вольская чувствовала, как нарастает напряжение. Что они увидят на этой пленке? Действительно ли фильм Нестерова обладает какой-то странной силой, или все это лишь городские легенды?

— Готовы? — раздался голос киномеханика из динамиков. — Запускаю проектор через минуту.

— Подождите! — вдруг воскликнула Вольская. — В заметках Нестерова говорилось о каком-то химическом веществе, которое распылялось в зале во время показа. Без него эффект может быть не полным.

— Или менее опасным, — заметил Минский. — Может, оно и к лучшему.

Свет в зале погас, и на экране появились первые кадры. Черно-белое изображение, без звука. Титры были минималистичными: "Эксперимент Лазаря. Режиссер: Валерий Нестеров".

Затем начался сам фильм. Сначала изображение казалось обычным — панорама усадьбы, снятая с разных ракурсов. Но постепенно монтаж становился все более странным. Кадры сменялись в неожиданном ритме, появлялись вспышки геометрических фигур, вплетенных в основное изображение.

— Это сублиминальные вставки, — прошептал Минский. — Они воздействуют на подсознание.

Фильм продолжался. Теперь на экране появились люди — участники эксперимента Нестерова. Их лица крупным планом, глаза, смотрящие прямо в камеру. Но что-то было не так с этими глазами — они словно видели что-то за пределами реальности.

Вольская почувствовала странное головокружение. Изображение на экране начало пульсировать, как будто обретая объем. Она моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд, но ощущение только усилилось.

— Вы это видите? — прошептала она. — Изображение как будто... движется не только на экране.

— Да, — тихо ответил Минский. — Это какой-то оптический эффект. Нестеров использовал особую технику съемки.

Лиза не ответила. Она сидела неподвижно, полностью поглощенная происходящим на экране.

Фильм перешел к новой последовательности. Теперь на экране был лес вокруг усадьбы, снятый ночью. Камера двигалась между деревьями, как будто преследуя кого-то. Внезапно в кадре мелькнула фигура — человек, бегущий от чего-то.

— Это Антон! — вдруг воскликнула Лиза, подаваясь вперед. — Смотрите, это же Антон!

Вольская всмотрелась в экран. Действительно, фигура напоминала Антона, но как это было возможно? Фильм был снят за десятилетия до его рождения.

— Не может быть, — сказал Минский. — Это кто-то другой.

Но по мере развития сцены становилось все очевиднее, что это действительно Антон. Он бежал через лес, оглядываясь через плечо, как будто за ним кто-то гнался. Затем камера показала, от чего он бежал — темная масса, движущаяся между деревьями, не имеющая четкой формы, но явно преследующая его.

— Что происходит? — прошептала Вольская. — Как Антон мог оказаться в фильме Нестерова?

— Это не оригинальная пленка, — медленно произнес Минский. — Кто-то изменил ее. Добавил новые кадры.

— Или... — Вольская замолчала, не решаясь высказать мысль, которая пришла ей в голову.

— Или что? — спросил Минский.

— Или фильм каким-то образом записывает то, что происходит с теми, кто его смотрит, — закончила она.

На экране Антон добежал до какого-то строения в лесу — той самой сторожки, которую они нашли. Он вбежал внутрь и захлопнул дверь. Камера медленно приблизилась к окну, заглядывая внутрь. Антон лихорадочно перебирал какие-то бумаги, затем достал из сумки металлическую коробку — ту самую, в которой была пленка.

— Он нашел ее раньше нас, — сказала Лиза. — И, похоже, посмотрел.

Сцена сменилась. Теперь Антон был в подвале усадьбы, в том самом кинозале, где они нашли проектор. Он заправлял пленку, его движения были нервными, торопливыми. Затем изображение начало искажаться, пульсировать, как будто сама пленка деформировалась. Последний кадр с Антоном показал его лицо крупным планом — глаза широко раскрыты в ужасе, рот искривлен в беззвучном крике. А затем он просто... исчез. Растворился в воздухе, оставив после себя лишь пустое кресло.

Экран внезапно погас, и в зале воцарилась тишина.

— Что... что это было? — прошептала Лиза дрожащим голосом.

— Не знаю, — ответил Минский, вставая. — Но мы должны немедленно уходить отсюда.

Глава 7: Грань реальности

Они молча шли по пустынной улице городка, каждый погруженный в свои мысли. Серое небо нависало над ними, обещая скорый дождь. Вольская чувствовала странное оцепенение, как будто часть ее сознания все еще оставалась в том кинозале, захваченная образами с экрана.

— Это невозможно, — наконец произнесла Лиза, нарушая тишину. — Как Антон мог оказаться в фильме, снятом за десятилетия до его рождения?

— Есть только одно объяснение, — медленно ответил Минский. — Пленка, которую мы смотрели, не оригинальная. Кто-то добавил новые кадры, чтобы запутать нас.

— Но зачем? — спросила Вольская. — И кто мог это сделать?

— Профессор, — предположила Лиза. — Он хранил пленку все эти годы. Возможно, он пытается скрыть что-то, связанное с исчезновением Антона.

Они дошли до автобусной остановки. До отправления автобуса в усадьбу оставалось еще полчаса. Минский купил в ближайшем киоске три стаканчика кофе и раздал их спутницам.

— Есть и другая возможность, — сказал он, отпивая горячий напиток. — Что если то, что мы видели... реально?

— Что вы имеете в виду? — нахмурилась Вольская.

— В заметках Нестерова говорилось о "пространстве между мирами", о "двери, которую он открыл", — напомнил Минский. — Что если его фильм действительно каким-то образом... изменяет реальность? Или показывает то, что происходит в параллельном измерении?

— Это звучит как научная фантастика, — покачала головой Вольская, хотя в глубине души чувствовала, что Минский может быть прав. То, что они видели на экране, было слишком реальным, слишком детальным для подделки.

— Весь этот эксперимент Нестерова звучит как научная фантастика, — заметила Лиза. — Но мы видели результат. Антон исчез. И не только он — киномеханик говорил о других людях, которые изменились после просмотра.

Они замолчали, обдумывая ситуацию. Дождь наконец начался — мелкий, моросящий, окутывающий городок серой пеленой.

— Что нам теперь делать? — спросила Лиза. — Мы не можем просто вернуться в усадьбу и притвориться, что ничего не произошло.

— Нам нужно найти Антона, — решительно сказала Вольская. — Если он действительно... попал в какое-то другое измерение через фильм, должен быть способ вернуть его обратно.

— И как вы предлагаете это сделать? — скептически спросил Минский. — Мы даже не понимаем, что произошло.

— Нестеров понимал, — ответила Вольская. — В его заметках должно быть больше информации. Мы прочитали только часть.

— Остальные заметки могут быть в той лаборатории в подвале, — предположила Лиза. — Если мы сможем туда попасть.

— Это слишком опасно, — покачал головой Минский. — Профессор наверняка усилил охрану после нашей первой вылазки.

— У нас нет выбора, — настаивала Вольская. — Если мы хотим спасти Антона, нам нужно узнать больше об эксперименте Нестерова.

Подъехал автобус, и они поднялись в салон. Обратная дорога до усадьбы прошла в напряженном молчании. Каждый обдумывал увиденное и пытался найти объяснение невозможному.

Когда они вернулись в усадьбу, уже начинало темнеть. Профессор встретил их в холле, его взгляд был внимательным и настороженным.

— Как прошла поездка в город? — спросил он с деланной непринужденностью. — Нашли все, что искали?

— Да, спасибо, — ответила Вольская, стараясь, чтобы голос звучал естественно. — Купили необходимые материалы для учебы.

— Замечательно, — кивнул профессор. — Ужин будет через час. Не опаздывайте.

Он ушел, но Вольская не могла отделаться от ощущения, что он знает о их настоящей цели поездки.

— Он что-то подозревает, — прошептала она, когда профессор скрылся из виду.

— Конечно, подозревает, — тихо ответил Минский. — Он не дурак. Вопрос в том, что он собирается делать с этими подозрениями.

— Нам нужно действовать быстро, — сказала Лиза. — Сегодня ночью, когда все уснут, мы спустимся в подвал и найдем остальные заметки Нестерова.

— Согласна, — кивнула Вольская. — Но нам нужно быть предельно осторожными.

Они разошлись по своим комнатам, договорившись встретиться в полночь у лестницы. Вольская чувствовала странное беспокойство, как будто за ней наблюдали. Она подошла к окну и отодвинула штору. Снаружи усиливался дождь, капли барабанили по стеклу, создавая монотонный шум. В отражении на стекле она на мгновение увидела не свое лицо, а лицо Антона — искаженное страхом, с широко раскрытыми глазами. Вольская резко отпрянула от окна, сердце колотилось в груди.

"Это просто игра воображения", — сказала она себе. — "Последствия стресса и того, что мы увидели в фильме".

Но глубоко внутри она знала, что это было нечто большее. Граница между реальностью и... чем-то другим становилась все тоньше.

Ужин прошел в напряженной атмосфере. Профессор был необычайно разговорчив, расспрашивая студентов о их планах и исследованиях. Когда очередь дошла до Вольской, он спросил:

— А вы, Анна, как продвигается ваша работа о влиянии кинематографа на общественное сознание?

— Медленно, но верно, — ответила она, стараясь говорить спокойно. — Сегодня нашла несколько интересных источников в городской библиотеке.

— Вот как? — профессор поднял бровь. — А я слышал, вы посетили старый кинотеатр. Нашли там что-нибудь... познавательное?

Вольская почувствовала, как кровь отливает от лица. Откуда он знает? Кто мог ему сообщить?

— Мы заглянули туда ненадолго, — вмешался Минский. — Хотели узнать, сохранились ли архивы советских фильмов.

— И что, сохранились? — профессор смотрел прямо на него, его глаза были холодными и пронизывающими.

— К сожалению, нет, — ответил Минский. — Кинотеатр давно не работает.

Профессор медленно кивнул, но было очевидно, что он не поверил ни единому слову.

После ужина Вольская вернулась в свою комнату и легла на кровать, не раздеваясь. Она должна была отдохнуть перед ночной вылазкой, но сон не шел. Мысли о фильме, об Антоне, о странном поведении профессора крутились в голове, не давая покоя.

В какой-то момент она, должно быть, все же задремала, потому что внезапно очнулась от тихого стука в дверь. Вольская посмотрела на часы — было ровно полночь.

Она открыла дверь. В коридоре стояли Минский и Лиза, оба одетые в темную одежду.

— Готовы? — шепотом спросил Минский.

Вольская кивнула и вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Они бесшумно спустились по лестнице и прошли через столовую к двери, ведущей в подвал.

— У вас есть ключ? — спросила Вольская.

Минский достал связку ключей.

— Те же, что и в прошлый раз, — сказал он. — Надеюсь, профессор не сменил замки.

К их облегчению, ключ подошел, и дверь открылась. Они включили фонарики на телефонах и начали спускаться по крутой лестнице в подвал.

Внизу было тихо и темно, только их фонарики прорезали мрак, создавая причудливые тени на стенах. Они прошли по коридору к лаборатории, которую обнаружили в прошлый раз.

Дверь была не заперта. Внутри все оставалось как прежде — полки с образцами, старое оборудование, покрытое пылью. Но теперь они заметили то, что упустили в первый раз — небольшой сейф, встроенный в стену за одним из шкафов.

— Вот где могут быть остальные заметки Нестерова, — сказал Минский, подходя к сейфу.

Это был современный электронный сейф с цифровой клавиатурой.

— Нам нужен код, — сказала Лиза. — Четыре или шесть цифр, скорее всего.

— Попробуем дату, которую мы видели на фотографии, — предложила Вольская. — 18-09-82.

Минский набрал комбинацию, но сейф не открылся.

— Может быть, день рождения Нестерова? — предположила Лиза. — В его личном деле должна быть эта информация.

— Хорошая мысль, — кивнул Минский. — Но где найти личное дело?

— В архиве, — сказала Вольская. — Мы видели его в прошлый раз, помните? Секция с буквой "Н".

Они вернулись в архив и начали искать папку с личным делом Нестерова. К их удивлению, она оказалась на месте — видимо, профессор вернул ее после их первого визита.

Минский открыл папку и быстро просмотрел документы.

— Вот, — сказал он, указывая на первую страницу. — Нестеров Валерий Петрович, родился 7 апреля 1945 года.

— 07-04-45, — прочитала Вольская. — Давайте попробуем.

Они вернулись к сейфу, и Минский набрал комбинацию. Сейф снова не открылся.

— Может быть, это не дата, — сказала Лиза. — Может быть, это какое-то значимое число для Нестерова.

— Или для эксперимента "Лазарь", — добавила Вольская. — В библейской истории Лазарь воскрес на четвертый день после смерти. Может быть, 0-4?

Они перепробовали еще несколько комбинаций, но безрезультатно. Время шло, и риск быть обнаруженными увеличивался с каждой минутой.

— Подождите, — вдруг сказала Вольская. — В заметках Нестерова упоминалось о "пространстве между мирами". Что если код — это координаты?

— Какие координаты? — спросил Минский.

— Координаты усадьбы, — ответила Вольская. — Или какого-то конкретного места в ней.

Лиза достала телефон и открыла карту.

— Координаты усадьбы — она ввела запрос и через несколько секунд получила результат. — 56.3254 северной широты, 38.1365 восточной долготы.

— Слишком много цифр, — покачал головой Минский. — Сейф принимает только шесть.

— Попробуем последние цифры, — предложила Вольская. — 3-2-5-4-1-3.

Минский набрал комбинацию, и к их удивлению, раздался тихий щелчок — сейф открылся.

Внутри лежала толстая тетрадь в кожаном переплете и небольшая металлическая шкатулка. Минский осторожно достал их и положил на стол.

— Это должно быть продолжение заметок Нестерова, — сказал он, открывая тетрадь.

Но прежде чем они успели что-либо прочитать, в коридоре послышались шаги. Кто-то спускался в подвал.

— Быстро, — прошептала Вольская. — Нужно спрятаться.

Они выключили фонарики и прижались к стене за шкафом. Дверь лаборатории открылась, и в комнату вошел профессор. Он включил свет и сразу заметил открытый сейф.

— Я знал, что вы придете, — громко сказал он, обращаясь в пустоту. — Выходите. Я знаю, что вы здесь.

Глава 8: Откровение

Несколько секунд стояла тишина. Затем Минский первым вышел из укрытия.

— Профессор, — начал он. — Мы можем объяснить...

— Не утруждайтесь, — прервал его профессор. — Я прекрасно знаю, что вы ищете. Вы нашли пленку Нестерова и теперь хотите узнать правду о его эксперименте. И об исчезновении вашего друга Антона.

Вольская и Лиза тоже вышли из-за шкафа. Профессор выглядел не рассерженным, а скорее усталым и... испуганным?

— Вы правы, — сказала Вольская. — Мы хотим знать правду. Что случилось с Антоном? И что такое "Эксперимент Лазаря"?

Профессор тяжело вздохнул и опустился на стул.

— Я знал, что этот день настанет, — тихо сказал он. — Знал, что правду нельзя скрывать вечно. Особенно когда она продолжает... просачиваться в наш мир.

Он посмотрел на тетрадь в руках Минского.

— Это дневник Нестерова, — сказал он. — Его последние записи перед... исчезновением.

— Вы убили его, — прямо сказала Лиза. — Мы нашли скелет в подземелье. Это был Нестеров, не так ли?

Профессор покачал головой.

— Нет, это был не Нестеров. Это был один из ассистентов, который пытался уничтожить пленку. Нестеров... он не умер. По крайней мере, не в обычном смысле этого слова.

— Что вы имеете в виду? — спросил Минский.

Профессор встал и подошел к шкафу с образцами. Он достал одну из пробирок, содержащую странную темную жидкость.

— "Эксперимент Лазаря" начался как исследование влияния визуальных образов на человеческое сознание, — начал он. — Нестеров был гением, опередившим свое время. Он обнаружил, что определенные последовательности изображений в сочетании с особыми химическими соединениями могут вызывать глубокие изменения в структуре мозга.

Он поднял пробирку, рассматривая ее содержимое.

— Это вещество — его последняя разработка. Он назвал его "катализатор перехода". В аэрозольной форме оно практически незаметно для человека, но в сочетании с определенными визуальными стимулами...

— Оно открывает дверь, — закончила за него Вольская. — Дверь в другое измерение.

— Не совсем, — покачал головой профессор. — Скорее, оно позволяет сознанию воспринимать реальность иначе. Видеть то, что обычно скрыто от нас. Нестеров называл это "истинной реальностью" — пространством, существующим параллельно нашему, но обычно недоступным для восприятия.

— И что случилось с Нестеровым? — спросил Минский.

— Он провел финальный эксперимент, — ответил профессор. — Усовершенствованная версия фильма, новая формула катализатора. Он был уверен, что на этот раз сможет не просто заглянуть за грань, но и пересечь ее. И он... преуспел.

— Он исчез во время показа? — спросила Вольская.

— Да, — кивнул профессор. — Прямо на наших глазах. Сначала его фигура стала размытой, как будто теряя плотность. Затем он просто... растворился в воздухе. Но перед исчезновением он успел сказать: "Я вижу истину. И теперь я стану ее частью".

— И вы скрыли это, — сказала Лиза. — Скрыли эксперимент, скрыли исчезновение Нестерова.

— А что мы должны были делать? — возразил профессор. — Сообщить властям, что ученый исчез в другое измерение во время показа экспериментального фильма? Нас бы всех отправили в психиатрическую лечебницу. Или хуже — КГБ забрало бы исследования и использовало их в своих целях.

— Но вы сохранили пленку, — заметил Минский. — Почему вы ее не уничтожили?

Профессор опустил взгляд.

— Я должен был, — тихо сказал он. — Но не смог. Часть меня надеялась, что однажды Нестеров вернется. Или что мы сможем понять, что именно он открыл. Это было... слабостью.

— И теперь Антон тоже исчез, — сказала Вольская. — Он нашел пленку и посмотрел ее.

— Да, — кивнул профессор. — Когда я обнаружил, что пленка пропала, я знал, что произойдет. Но было уже поздно. Антон посмотрел фильм и... ушел туда же, куда и Нестеров.

— Но куда именно? — настаивала Вольская. — Что это за место? И можно ли вернуться оттуда?

Профессор подошел к столу и открыл металлическую шкатулку, которую они достали из сейфа. Внутри лежал странный прибор, похожий на компас, но с множеством дополнительных шкал и индикаторов.

— Нестеров создал это устройство перед своим последним экспериментом, — сказал профессор. — Он называл его "навигатором реальностей". Теоретически, оно должно было помочь найти путь обратно, если что-то пойдет не так.

— И оно работает? — спросил Минский.

— Не знаю, — честно ответил профессор. — Мы никогда не пробовали его использовать. Риск был слишком велик.

Вольская взяла прибор и внимательно его осмотрела. Стрелка компаса беспокойно дрожала, как будто не могла определиться с направлением.

— Я хочу найти Антона, — решительно сказала она. — И если для этого нужно пойти туда же, куда ушел он, я готова рискнуть.

— Это безумие, — покачал головой профессор. — Вы не понимаете, с чем имеете дело. Мы не знаем, что находится по ту сторону. Нестеров говорил о "истинной реальности", но что если это просто... пустота? Или что-то настолько чуждое человеческому восприятию, что разум не выдержит?

— Но Антон там, — настаивала Вольская. — И, возможно, Нестеров тоже. Мы должны хотя бы попытаться их спасти.

Профессор долго смотрел на нее, затем перевел взгляд на Минского и Лизу.

— Вы все готовы рискнуть? — спросил он. — Понимаете, что можете не вернуться?

— Я иду, — твердо сказала Вольская.

— И я, — кивнул Минский.

Лиза колебалась, но затем решительно выпрямилась.

— Антон был моим другом, — сказала она. — Я не могу его бросить.

Профессор глубоко вздохнул.

— Хорошо, — сказал он. — Тогда нам нужно подготовиться. Фильм — это ключ, но нам понадобится и катализатор. И... я пойду с вами.

— Вы? — удивилась Вольская. — Почему?

— Потому что я должен был сделать это сорок лет назад, — ответил профессор. — Я был трусом тогда, но не сейчас. Нестеров был моим другом, и я бросил его. Я не повторю эту ошибку.

Он подошел к шкафу и достал несколько пробирок с темной жидкостью.

— Нам понадобится распылитель для катализатора, — сказал он. — И проектор в рабочем состоянии. Все должно быть точно так же, как во время последнего эксперимента Нестерова.

— Проектор в подземном кинозале все еще работает, — сказал Минский. — Мы проверяли.

— Отлично, — кивнул профессор. — Тогда нам нужно только подготовить катализатор и... решить, кто будет держать навигатор. Это самая важная роль — тот, кто держит навигатор, должен сохранять ясность мышления даже когда реальность начнет... меняться.

— Я возьму его, — сказал Минский. — У меня аналитический склад ума, я смогу сохранить фокус.

Профессор кивнул.

— Хорошо. Тогда приступим к подготовке. У нас мало времени — к рассвету все должно быть готово.

Они работали всю ночь, готовя оборудование и изучая последние записи Нестерова. Профессор объяснял принцип действия катализатора и предупреждал о возможных эффектах перехода.

— Сначала вы почувствуете головокружение, — говорил он. — Затем начнутся визуальные искажения — цвета станут ярче, формы начнут плыть. Это нормально, не паникуйте. Затем наступит момент разъединения. Ваше сознание как будто отделится от тела. Это самый критический момент — вы должны сохранять фокус на цели. Думайте об Антоне, представляйте его лицо, его голос. Это поможет вам найти его в... пространстве перехода.

— А что потом? — спросила Вольская. — Как мы вернемся?

— Навигатор должен показать путь, — ответил профессор, хотя в его голосе слышалась неуверенность. — По крайней мере, так задумал Нестеров. Стрелка должна указать направление к нашей реальности.

К рассвету все было готово. Они спустились в подземный кинозал, установили проектор и заправили пленку. Профессор подготовил распылитель с катализатором и проверил его работу.

— Последний шанс передумать, — сказал он, глядя на каждого из них. — После того, как начнется фильм и будет распылен катализатор, пути назад не будет.

— Мы готовы, — ответила Вольская за всех.

Они сели в кресла перед экраном. Минский крепко сжимал навигатор, Лиза нервно теребила рукав свитера, а Вольская сосредоточенно смотрела на пустой экран, мысленно готовясь к тому, что должно произойти.

Профессор включил проектор и распылил катализатор в воздухе. Затем сел рядом с ними.

— Что бы ни случилось, — сказал он, — держитесь вместе. Не теряйте друг друга из виду.

На экране появились первые кадры "Эксперимента Лазаря". Черно-белое изображение усадьбы, странные геометрические фигуры, лица людей, смотрящих прямо в камеру.

Вольская почувствовала, как воздух вокруг становится плотнее, тяжелее. Дыхание замедлилось, а цвета на экране начали приобретать странную глубину, словно проникая в пространство зала.

— Начинается, — прошептал профессор. — Сохраняйте фокус.

Изображение на экране пульсировало, расширялось, как будто пытаясь вырваться за пределы рамки. Вольская ощутила головокружение, о котором предупреждал профессор. Стены кинозала начали терять четкость, размываясь по краям.

— Держитесь за руки, — скомандовал Минский, протягивая свободную руку Вольской. Она схватилась за нее и другой рукой взяла Лизу. Профессор замкнул их круг.

На экране появился лес — тот самый, где они видели бегущего Антона. Но теперь изображение казалось трехмерным, как будто лес был не на экране, а прямо перед ними, за невидимой границей.

— Я вижу его! — вдруг воскликнула Лиза. — Там, между деревьями!

И действительно, в глубине леса мелькнула фигура Антона. Он стоял, повернувшись к ним спиной, как будто всматриваясь во что-то вдалеке.

— Антон! — закричала Вольская, но ее голос прозвучал странно, приглушенно, как будто под водой.

Воздух вокруг них начал вибрировать, и Вольская почувствовала то самое "разъединение", о котором говорил профессор. Ее сознание словно отделилось от тела, поднимаясь над креслом. Она видела себя со стороны — четыре фигуры, держащиеся за руки в полутемном кинозале.

— Не отпускайте руки! — голос Минского доносился откуда-то издалека. — Навигатор показывает направление!

Стрелка прибора в его руке ярко светилась, указывая прямо на экран. Но экрана больше не было — вместо него зиял проход в лес, реальный, трехмерный, с шелестящими на ветру листьями и запахом влажной земли.

— Идем! — скомандовал профессор, и они, все еще держась за руки, поднялись с кресел и шагнули вперед.

Переход был мгновенным и почти неощутимым — просто один шаг, и они уже стояли среди деревьев. Кинозал исчез, словно его никогда и не было. Вокруг простирался бесконечный лес, но странный, не похожий на обычный — цвета здесь были ярче, контрастнее, а тени глубже и чернее.

— Мы... перешли? — неуверенно спросила Лиза, оглядываясь.

— Да, — ответил профессор, его голос дрожал от волнения. — Мы в пространстве перехода. В том месте, которое Нестеров называл "истинной реальностью".

— Антон был здесь, — сказала Вольская, указывая на примятую траву. — Совсем недавно.

Минский поднял навигатор. Стрелка теперь указывала вглубь леса.

— Туда, — сказал он. — Но мы должны быть осторожны. Это место... оно не подчиняется привычным законам физики.

Они двинулись по указанному направлению, все еще держась за руки. Лес вокруг них менялся с каждым шагом — деревья то становились выше и тоньше, то приобретали причудливые формы, изгибаясь под невозможными углами.

— Смотрите! — вдруг воскликнула Лиза, указывая вперед.

На небольшой поляне стоял человек — высокий, худой, с седыми волосами. Он был одет в старомодный костюм и что-то записывал в блокнот.

— Нестеров, — выдохнул профессор. — Валерий!

Человек обернулся, и на его лице отразилось удивление, сменившееся радостью.

— Григорий? — он шагнул вперед. — Ты все-таки пришел! После стольких лет!

— Валерий, — профессор отпустил руки спутников и бросился к другу. — Ты жив! Все эти годы...

Они обнялись, и Нестеров, отстранившись, оглядел остальных.

— А это, должно быть, новые исследователи, — сказал он с улыбкой. — Добро пожаловать в истинную реальность. Место, где сознание и материя едины.

— Мы ищем Антона, — сказала Вольская, подходя ближе. — Он недавно попал сюда. Вы его видели?

— Молодой человек с темными волосами? — спросил Нестеров. — Да, он здесь. Идемте, я покажу.

Он повел их через поляну к странному сооружению, которое они сначала не заметили — что-то вроде павильона с колоннами, но колонны эти постоянно меняли форму, перетекая одна в другую.

— Это мой дом, — объяснил Нестеров. — Я создал его силой мысли. Здесь все подчиняется сознанию, понимаете? Реальность пластична, как глина в руках скульптора.

Внутри павильона они увидели Антона. Он сидел за столом, заваленным странными приборами и бумагами, и что-то сосредоточенно писал.

— Антон! — воскликнула Лиза, бросаясь к нему.

Он поднял голову и улыбнулся, но в его глазах было что-то странное — они словно светились изнутри неестественным светом.

— Вы пришли, — сказал он спокойно. — Я знал, что вы придете. Нестеров сказал, что так и будет.

— Мы пришли забрать тебя домой, — сказала Вольская. — Все волнуются. Ты исчез больше недели назад.

Антон переглянулся с Нестеровым, и они оба странно улыбнулись.

— Домой? — переспросил Антон. — Но я и есть дома. Впервые в жизни я чувствую, что нашел свое место. Здесь я могу изучать истинную природу реальности, без ограничений и запретов.

— Что ты такое говоришь? — нахмурилась Лиза. — А как же университет? Твоя семья? Друзья?

— Все это кажется таким... незначительным теперь, — ответил Антон. — Здесь я познал истину. Видите ли, наш мир — лишь тень, проекция более глубокой реальности. И мы с Валерием Петровичем изучаем эту реальность, раскрываем ее законы.

Вольская почувствовала тревогу. Что-то было не так с Антоном — его взгляд, его голос, даже манера говорить изменились.

— Что вы с ним сделали? — спросила она, поворачиваясь к Нестерову.

— Я? — удивился тот. — Ничего. Я лишь показал ему истину. Открыл его разум для новых возможностей. Он сам выбрал остаться.

— Но мы не можем оставить его здесь, — настаивала Вольская. — Это... это не его мир.

— А кто решает, какой мир чей? — философски спросил Нестеров. — Может быть, именно здесь его настоящее место. Место, где его разум может раскрыться полностью.

Минский, все это время молча наблюдавший, вдруг поднял навигатор. Стрелка беспокойно дрожала, указывая то на Антона, то куда-то в сторону.

— Что-то не так, — сказал он. — Навигатор ведет себя странно.

Нестеров взглянул на прибор и улыбнулся.

— Ах, мой старый навигатор, — сказал он. — Он работает правильно. Просто реальность здесь не линейна. Она многослойна, понимаете? И навигатор показывает все возможные пути.

— Пути куда? — спросил Минский.

— Домой, конечно, — ответил Нестеров. — Обратно в вашу реальность. Но также и вглубь этой реальности. К еще более глубоким слоям истины.

Вольская подошла к Антону и взяла его за руку.

— Антон, послушай меня, — сказала она настойчиво. — Мы пришли за тобой. Ты нужен нам. Пожалуйста, вернись с нами.

Антон долго смотрел на нее, и на мгновение в его глазах мелькнуло что-то — узнавание, сомнение, тоска?

— Я... — начал он, но Нестеров положил руку ему на плечо.

— Он сделал свой выбор, — сказал ученый. — Как и я сорок лет назад. Мы остаемся здесь, чтобы продолжить исследования. Но вы... вы должны вернуться. Ваше время здесь ограничено. Катализатор в вашей крови скоро начнет распадаться, и тогда вы уже не сможете найти дорогу назад.

— Сколько у нас времени? — спросил профессор.

— Час, может быть два, — ответил Нестеров. — Не больше.

— Тогда нам нужно решать сейчас, — сказал Минский. — Антон, ты идешь с нами или остаешься?

Антон колебался, переводя взгляд с Нестерова на своих друзей.

— Я не знаю, — наконец сказал он. — Здесь я нашел ответы на вопросы, которые всегда меня мучили. Но там осталось так много незавершенного.

— Решай сердцем, — мягко сказал Нестеров. — Что бы ты ни выбрал, это будет правильный выбор.

Антон закрыл глаза, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя. Когда он открыл их, в них была решимость.

— Я вернусь с вами, — сказал он. — Но только чтобы закончить свои дела. А потом... потом я снова приду сюда. Если смогу.

Нестеров кивнул.

— Я буду ждать, — сказал он. — Дверь всегда открыта для тех, кто знает, как ее найти.

Он повернулся к профессору.

— А ты, Григорий? Останешься со мной? Мы могли бы вместе продолжить то, что начали столько лет назад.

Профессор долго смотрел на старого друга, и в его глазах читалась борьба.

— Я не могу, Валерий, — наконец сказал он. — Мое место там. У меня есть обязательства, студенты, работа. Но я обещаю, что сохраню твое наследие. Расскажу миру о твоем открытии, когда придет время.

Нестеров улыбнулся с пониманием.

— Я знал, что ты так скажешь, — он обнял профессора. — Прощай, старый друг. Может быть, мы еще встретимся.

— Прощай, Валерий, — профессор с трудом сдерживал слезы.

Нестеров повернулся к остальным.

— Идите по направлению, которое указывает навигатор, — сказал он. — Не сворачивайте, что бы вы ни увидели по пути. И помните — здесь мысли материальны. Сохраняйте ясность ума и фокус на цели.

Они попрощались с Нестеровым и вышли из павильона. Минский держал навигатор перед собой, и теперь стрелка уверенно указывала в одном направлении.

— Туда, — сказал он, и они двинулись в путь.

Лес вокруг них становился все более странным — деревья приобретали фантастические формы, цвета менялись, не подчиняясь никакой логике, а пространство словно изгибалось, создавая невозможные перспективы.

— Не отвлекайтесь, — напомнил профессор. — Смотрите только на навигатор и друг на друга.

Они шли, держась за руки, следуя за стрелкой. Вдруг впереди появился просвет — что-то вроде окна в пространстве, через которое виднелся кинозал усадьбы.

— Вот он, переход! — воскликнул Минский. — Быстрее, он может закрыться!