Местные напевы

       Пётр Четвёртый
    Подражание М. Волошину
Правил я республикой печальной,
Где холмы, поля, болота и леса;
И не думал о свершеньях дальних,
Жил спокойно, не «штурмуя небеса».
Но кому-то видно стал опасен
Скромный популярный человек;
Всё случилось быстро, в одночасье,
Словно время прекратило бег.
В ворохе рассыпанной картошки
Скорчившись, застыл я на шоссе;
И рыдал дежурный кэгэбешник
На разбитом, грязном колесе.
Похороны были очень пышны,
Много было вздохов и речей;
Под республиканскою столицей
Сделали неброский мавзолей.
Но пройдут года, и я воскресну,
Всей Руси поднимется народ,
В Кремль войду, как призрак бестелесный,
Разогнав в Москве засевший сброд.
И пойдут правители былые,
О пропащей жизни вопия,
Под конвоем через всю Россию
В дальние Сибирские края.

Мишка, мишка, где твоя Мартышка?
Неужели улетела на воздушном шаре?
Но ведь это ты летал над Лужниками…
Видно, что-то не сложилось в этой паре.

Два берёзовых полена я засунул в печь мою,
Кто-то в дверь вошёл несмело, и уселся на скамью.
Кто пришёл ко мне погреться, у горячей у печи?
Хочешь есть, садись на место, есть картошка, хлеб и щи.
Разогрей ещё тушёнки, и достань бутыль вина,
Больно жарко пить нам водку, да и ночка не длинна.
Хочешь в город? Ещё рано, надо яблоки мочить,
Выйти в рощу за дровами, соль и сахар прикупить.
Приготовить под рассаду кучу ящиков к весне,
Починить в саду ограду и грибов набрать к зиме.
А потом гуляй где хочешь, хоть в столице, хоть в Твери,
Хочешь вместе, хочешь порознь, а пока, увы, ни-ни.

На аллеях центрального парка
Продавали вино и коньяк;
Пироги там лежали вповалку,
И конфеты в изящных кульках.
Шампуры с шашлыками в жаровнях
Источали густой аромат;
Много булок, румяных и сдобных,
На красивых лежало лотках.
Апельсины и яблоки густо
Украшали столы вдоль аллей;
Много  квашенной было капусты,
И солёных хрустящих груздей.
На эстраде плясали и пели,
И оркестр играл попурри;
Пили люди вокруг «изабеллу»,
Любовались на отблеск зари.
Всюду плыли довольные лица,
Заливался в кустах соловей;
Так справляли в губернской столице
Годовщину Октябрьских дней.

Если бы Черчилль вовремя сдался,
Если б ему де Голль не попался,
Если бы Гитлер был похитрее,
Если бы Сталин был поумнее…
Что-то бы немцы схватили по свету,
И англосаксам осталось бы где-то,
Сталину дали б Проливы с Ираном,
Чем обеспечили б связь с океаном.
Американцы по градам и весям
Много себе б нахватали концессий –
Им бы пришлось возрождать всю Европу,
Деньги текли бы повсюду и скопом.
Скоро ли, медленно, много колоний
Стали бы вовсе совсем независимы;
Тут же японцы туда бы проникли,
Создали банки с своею эмиссией.
И мексиканцы с чилийцами то же,
Всюду товары свои подороже
Всем запродали б повсюду по свету,
И получили б за это монету.
Фильмы клепали вовсю итальянцы,
Их покупали бы все иностранцы,
Все восторгались бы их реализмом,
И не считали каким-то капризом.
В общем, все жили б спокойно и сытно,
Мирно делили б Планеты корыто,
Лишь Ким Ир Сен с председателем Мао
Были б картине такой не рады.

Войну и ждали и не ждали,
Готовились, но «не совсем»;
Но вот снаряды ихней стали
Обрушились на СССР.
И сразу стало всё фигово,
И оказалось всё не так,
И «гений» наш попал в просак,
Командуя так бестолково.
Опять пытался всех сажать,
Но получилось только хуже,
Вконец расстроенную рать
Спасли дороги, вёрсты, стужа.

Я кошка, кошка, кошка, а вовсе не медведь,
Ах как приятно кошке на дереве сидеть.
Вокруг щебечут птички, и можно их сожрать,
Они хоть невелички, но всё же благодать.
На кухне у бабуси вовсю кипит стряпня,
Вот курицы нажруся, и буду спать полдня.
На дереве тенистом развилок целый ряд,
Поэтому все кошки так радостно урчат.

Жил на свете юнкер бравый,
Кавалер и вертопрах;
Он мечтал о вечной славе,
О сраженьях и боях.
Но страна была спокойна,
Долго не было войны;
Он служил уже майором,
Но увы, увы, увы…
Он отправился по свету
Счастье ратное искать;
Не одну сменил планету,
Но повсюду тишь да гладь.
Токмо ставши генералом
Раз попал он на войну,
Где командовал отрядом
В дальнем вражеском тылу.
Подрывал мосты и склады,
Корабли пускал на дно,
По стране свои отряды
Он раскинул широко.
Так пришли почёт и слава,
Были все удивлены –
Партизанские отряды
Захватили полстраны.
Став  диктатором планеты
Он проправил много лет,
Стал известен всему свету
И оставил в жизни след.

Прибыл иностранец в Малоярославец
Дабы поле битвы оглядеть.
Хоть французский воин был велик и строен,
Русский превозмог его медведь.
Старый полководец, хилый греховодец,
Всё же Бонапарта обманул;
И брели солдаты, голодом объяты,
Под дождём, под орудийный гул.
Надо иль не надо, всё ж была отрада –
Армию такую разгромить;
Русские под Вильно радовались сильно
Видя супротивникову прыть.
А потом к Парижу навострили лыжи,
Посадив Людовика на трон;
Но с него Бурбон скоро был смещён,
Видно это дело было лишним.

Я памятник себе воздвиг довольно скромный,
Там нету ни тропы, ни лавровых венков;
Его в упор не зрит наш обыватель гордый,
И вряд ли принесет хотя б букет цветов.
Нет весь я не умру, и кто-то в интернете
Порой прочтёт строку, а может быть и две;
А то пяток страниц, возможно, кто-то где-то,
Перелистнёт, томим тоской, наедине.
Какой-то слух пройдёт по всей Руси огромной,
И помянёт меня, чай, живший в этот век –
То пьяный внук славян, то горожанин томный,
Еврей, тунгус, и сын степей чучмек.
И долго буду тем любезен я гражданкам,
Что мелодрамы часто сочинял;
Что прославлял их в пику иностранкам,
И добродетели родные восхвалял.
Веленью всякому ты, муза, будь послушна,
Порой для нас закон желание толпы;
А коль мирская власть даст денег – простодушно
Ей дифирамб введи в сонеты и в мечты.

Купил селянин куст смородины,
И посадил в своём саду.
Но на кусте не зрели ягоды,
Лишь листья стлались на ветру.
И он тогда пустил молву,
Что куст как будто бы священный,
И не продаст он никому,
Даже за бешенные деньги,
Сей скромный и невзрачный куст,
Овеянный всемирной славой!
К нему паломники оравой
Отправились в далёкий путь.
И куст остался на века
Соратником того шиповника
Что вырос в каменистом дворике
Далёкого монастыря.

Из струганных досок сосновых
Простые шкафы и столы
Сшивали на стыках шпунтовых
Архангельские кустари.
Сосновые тесные люльки
Давали им первый приют,
Держали сосновые куклы
Объятья их маленьких рук.
Сосновые толстые стены
Хранили тепло и уют,
Под шум бесконечной метели
Как прежде, в них люди живут.
И путь свой последний селяне
Вершили в сосновых гробах;
Нет дерева лучше доныне
В обширных российских лесах.

Над тундрой полярное лето
И тают озёрные льды;
Потоки холодной воды
Разлились по белому свету.
Выходят песцы из норы
И леммингов жирных хватают,
А в небе огромные стаи
Летят на родные бугры.
Олени уходят на север,
Где нет мошкары и слепней;
Проснулись в берлогах медведи,
И песни слышны журавлей.