Памир-Мургаб-2 глава 11

  Тыловые войны.

С конце 1987-го года и до перевода на пограничную застав «Аксу» настало самое золотое время моей службы. Нет, проблем было предостаточно, временами серьезных, но почему-то эти проблемы как-то не оставляли негативного отпечатка на душе, а порой наоборот, по мере их решения оставляли чувство профессиональной удовлетворенности.
Что характерно, в основном проблемы были связаны с вопросами тылового обеспечения. Да оно и не удивительно, так как после того, как командование отряда сумело в корне изменить положение дел с воинской дисциплиной, в серьез взялось и за тыл. А взяться было за что, так как болезнь эта была застарелая, на что, конечно, были и объективные причины. Если читатель помнит, то в начале повествования было сказано, что отряд раньше считался в нашем Восточном пограничном округе воюющим, так как, считай половина личного состава отряда, была задействована для выполнения специальных задач в Республике Афганистан. Плюс прикомандированные с других отрядов офицеры, прапорщики, а то и целые мотомангруппы, да вечные командировочные из управлений округа и ОВО «Фрунзе». Обстановочка была еще та, что для вороватых как тыловиков, так и других категорий военнослужащих, был просто рай. Этот рай, правда, подразделения границы касался только с одного боку; до нас не было дела. Не то, чтобы уж совсем, но любое тыловое рас…во всегда можно было прикрыть фразой:
-Вы должны понимать, у нас на первом месте группировки! Для вас сейчас этого нет, как будет – так и привезем! Ну, временами и, ох, привозили!
Яркой иллюстрацией такого отношения был факт завоза в 1985-м году на нашу заставу пяти с половиной тонн сахара! Чтобы понять абсурдность ситуации, предоставляю расчет; в сутки на одного военнослужащего было положено семьдесят грамм сахара, еще тридцать грамм полагалось на того, кто служит в ночном наряде. Я уж не буду брать время, когда на заставе зимовало двадцать военнослужащих; офицеров, сержантов и солдат, а возьму наиболее благополучные времена, когда на «Чечектах» было порядка тридцати пяти человек на довольствии; на их питание положено было около двух с половиной килограмм сахара. На двенадцать-четырнадцать военнослужащих, что несли службу в ночных нарядах – пусть еще четыреста грамм. Складываем показатели, округляем в большую сторону – три килограмма сахара застава съедала в сутки, причем повторюсь, в самые свои благополучные времена по наличию личного состава, а за месяц соответственно, килограмм девяносто! За год застава могла с натяжкой съесть одну тонну!!!! И что получается, что сахаром обеспечили нас почти на шесть лет?! К тому же складское помещение продовольственного склада было небольшим и коробки с сахаром-рафинадом (обратите внимание, не мешки с сахарным песком!) заняли половину помещения, построившись памятником службы ПФС отряда.
Как известно, офицеры и прапорщики получали северные надбавки и денежное содержание было не маленьким, чем опять же бессовестным образом пользовались многие «тыловики», естественно, с попустительства командования отряда. Они просто играли тыловыми учетами как хотели, выставляли солидные недостачи, с которыми разбирались порой на скорую руку, а после офицеры подразделений заурядно платили эти недостачи из своего кармана. И долго бы это продолжалось, нет ли, не знаю. Просто 1985-м году «афганские» группировки выделили в отдельную войсковую часть, которая стала распоряжаться своим «тылом», а нашему отряду пришлось заняться и заставами! После же того, как начальником отряда стал подполковник Авдонин Валерий Ефимович, начальником тыла стал подполковник Ванявкин Анатолий Борисович, что пришел вместе с ним из одного отряда. У этого человека принципы работы были другие, он говорил. Что если на какой-нибудь заставе по какой-нибудь службе тыла обнаружена недостача, то в ней начальник службы отряда виноват не меньше, чем начальник заставы. И еще одной преградой для недобросовестных служак стал наш начальник штаба, подполковник Бузубаев Токтасын Искакович, который стал спрашивать за тыловое обеспечение не меньше, чем за работу штаба.
Не буду все списывать на «тыловиков», так как благодатную почву для этого часто создавали сами командиры подразделений, пуская тыл на самотек, или передоверяя старшинам из числа срочнослужащих, но вот я почему-то понаблюдав, как с моего начальника заставы удержали деньги, решил этим самым тылом и заняться лично. Результат появился где-то через полгода моей самостоятельной деятельности; на складах все стало «штука в штуку», а в укромном месте стали образовываться излишки. Я чувствовал себя спокойно, как вдруг получил удар «под дых» откуда не ждал.
Еще летом 1987-го года, вернувшись с участка на заставу, буквально «дверь в дверь» столкнулся с группой офицеров округа и отряда, что уже шла к машинам, оживленно о чем-то дискутируя с Мишей Паршаковым. Я представился старшему группы и сразу получил от него весть:
-Во даешь, начальник! У тебя триста килограммов сахара украли! И коробка масла лишняя!!! Масло мы оприходовали, а за сахар заплатишь!
Я попытался сказать, что не мешало бы разобраться, но в ответ услышал, что им некогда, что посчитали мне килограмм сахара не как рафинад по рубль десять за кило, а по восемьдесят копеек, что заплатив двести сорок рублей я по миру не пойду… И вообще, большой привет, если что – разбирайся с начальником ПФС отряда!
После такой милой беседы, что заняла три минуты, два «УАЗика» умчались в сторону отряда. унося с собой довольных тыловиков, а я занялся анализом ситуации. Про масло, что на складе стоит «левая» коробочка я знал, но убрать-то ее было просто некуда; это не крупа и не тот же сахар. Тем более не банки с консервами – пропадет, вот и попалась она. Жалко, но что поделаешь? Меня не было, а старшина-срочник не сообразил, но что такое с сахаром случилось? Вызвав старшину, проверил графу по сахару; вот остаток на начало месяца, вот текущий расход – все точно! И почему-то все цифры, привезенные с отряда для сверки точные, а вот по сахару стоит цифра на двести девяносто шесть килограмм больше? Поломав голову, решил не заморачиваться; ну отдам каких-то двести сорок рублей – пусть подавятся! Подумаешь! Так думал я, но не подполковник Бузубаев, поэтому назавтра мне он и позвонил, задав на удивление прямой вопрос:
-Начальник, почему у тебя на заставе сахар воруют?
-Не воруют, товарищ полковник! – уверенно ответил я,
-Я спрашиваю, почему у тебя сахар воруют! – настаивал начальник штаба,
-Не воруют! – не сдавался я,
После трех или четырех кратного препирательства начальник штаба приказал:
-Езжай завтра в отряд и разбирайся с продслужбой!
Я откровенно затрусил, ответив, что ну их, что отдам им деньги, что я такой вот честный и так далее, но начальник штаба прервал этот поток. Повторив команду и положив трубку. Токтасын Искакович не оставил мне выбора, я должен был ехать в отряд, где мне было два выхода; или опозориться, или победить. Как часто бывает, трус, припертый к стенке, становится героем, я им и стал. Кстати, тогда же я избавился и от комплекса вины, что почти всегда испытывали в те годы начальники застав перед тыловиками, оказываясь у них в зависимости.
Доложив начальнику штаба о прибытии, я пошел в продслужбу отряда, где собственно говоря, мне и повезло, так как начальник службы находился в командировке в Оше. Делопроизводительница на мою просьбу предоставить мне отчеты с моей заставы ответила, что не положено, но после моего звонка начальнику штаба молча выдала внушительную папку, где хранились все «тетради учета продовольствия, фуража и тары пограничной заставы», в которые я и углубился. Сразу меня насторожило, что в каждом отчете цифры в графе «сахар» цифры переправлены, а когда добрался до отчета, что должен был бы быть представлен полгода назад, то своего отчета не нашел. Вместо него лежал отчет. Нарисованный рукой начальника службы, без печати и моей подписи, а в конце отчета была подшита «липовая» накладная о получении на заставу двухсот девяноста шести килограмм сахара! Моей подписи и печати заставы на накладной не было. Все стало ясно, и я схватив в охапку отчет, как папуас с бусами наперевес, рванул к начальнику штаба. Бузубаев внимательно посмотрел на творчество нашего начальника продслужбы, позвонил начальнику тыла. Вскоре Анатолий Борисович подошел к нам, посмотрел на творчество подчиненного и сказал, что я могу за недостачу не волноваться.
Через неделю я встретил в отряде начальника продслужбы. Который попытался было взять меня на горло, что это он нашел на заставе такие излишки, оприходовав их, из-за чего сам и сделал отчет, но я спокойно ответил ему. Что уж если и врет, то пусть не завирается. На этом мои приключения не кончились, так как через пару месяцев старшина привез с отряда остатки по продслужбе, где создавалось ощущение, что они вообще не с нашей заставы; по одним наименованиям были гигантские излишки, а по другим такие же недостачи. Я не стал полагаться на судьбу, а позвонил начальнику продслужбы, предложив два варианта; я звоню начальнику отряда и прошу прислать комиссию, чтобы разобраться с остатками, или он сам приедет и разберется. Нетрудно догадаться, что начальник продслужбы назавтра прибыл на заставу и сняв остатки со склада, уселся с отчетом в раках у меня в канцелярии, а через часок сказал:
-И что ты волнуешься? У тебя «ноль», все «ноль»! Все просто в норме!
Но я не принял это на веру, а взяв отчет, пошел снимать остатки со склада сам. Начальник продслужбы, вопреки представлениям о «продовольственниках», высокий и худой парень, понуро стоял рядом, не вмешиваясь в процесс. Лишь когда я посчитав свои продукты удовлетворенно сказал, что согласен и подписал акт снятия остатков, начальник службы как-то по-другому, уважительно, попрощался со мной и больше проблем у нас с ним не было.
Проблему себе «родил» я сам, поведясь на заурядное рас…. во. В отряде раз в год по лицензиям заготавливалось мясо архаров, которое и приходовалось на питание. Под Новый, 1988-й год привезли и мне на заставу тонну мяса, которую, кстати, нам есть предстояло бы около полугода, если конечно, есть по норме. Честно говоря, по норме мы его никогда не ели, а брали на столовую столько, сколько желудок может переварить, а здесь и Новый Год, котлетки, пельмешки, а вот с охотой что-то не заладилось, как итог реальная недостача у меня на заставе образовалась порядка килограмм шестьсот, да если еще и по два рубля за кило…
Правда, так было часто и многих, но вот как раз попал я. Да и не попал бы, если не заболел, повалившись дома с температурой, не успев принять каких-либо мер. Меня с кровати поднял звонок телефона и вопрос в трубку:
-Где мясо, начальник!
Придя на заставу, я узнал. что наш начальник продслужбы сдает должность, а принимает ее старший лейтенант Станислав Мальцев, с которым я и познакомился. Это оказался парень моих лет, но почему-то очень наглый и высокомерный. Он закатывал глаза, комментируя мою недостачу, говорил:
-Да здесь уголовным делом пахнет!
Почему-то этот парень решил, что я упаду к его ногам и разрыдаюсь, но я сперва спросил у «старого» начпрода, устроит ли их тушенка и консервы мясоотварные, что заменяются мясом? Дело в том. что у меня в «нычке» этого добра было с избытком, но «старый» начпрод ответил, что это он не решает. Посмотрев же на «нового» я почему-то решил не унижаться; просто больше всего не могу терпеть в людях высокомерие и наглость, а сказал:
-Слушай, хватит стонать! Хорошо, давай я сам позвоню начальнику тыла и доложу о недостаче, а через двое-трое суток доложу, что у меня мясо на месте!
«Новый», не ожидая такого поворота событий, замолчал на полуслове и сказал, что ладно, через пару дней проверит, а пока предложил подписать акт снятия остатков. Я вертеться не привык и твердо расписался в документе, что закончило «митинг» окончательно. После отъезда «продслужбы» я позвонил своим начальникам-соседям Юре Гончарову и Нафису Шамсутдинову, обрисовав ситуацию, попросил помощи. Друзья сказали, что сегодня-завтра «постреляют для соседа». Сам же командировал на участок Мурачева, так как с температурой мне туда лезть было не резон. Результат был предсказуем; назавтра после обеда я позвонил Мальцеву и сообщил, что может приезжать взвешивать мясо. На вопрос же, где я его взял, ответил, что это мое дело. Вот казалось бы, что на этом инцидент и исчерпан, но почему-то не смог, точнее не захотел начальник службы ПФС отряда старший лейтенант Станислав Мальцев вести себя по-человечески, в итоге «тыловая война» с ним продолжилась, в итоге которой он потерпел полное «фиаско», но об этом позже. Прервемся пока про продслужбу, самую, наверное, сложную службу тыла. Именно продслужба постоянно имеет непрерывное движение материальных средств, являясь лакомым куском для всех без исключения категорий военнослужащих. Действительно, можно в мирное время обойтись без боеприпасов, отапливаться «подручным материалом», носить одежду из рванья, не мыться в бане, но вот не есть… Этого человек не может. Скоро, может даже очень скоро мы вернемся к нашим милым продуктам, а пока расскажу я историю про обозно-вещевую службу. Эта история самая грустная в череде тыловых войн, так как результатом ее были четыре года заключения начальника службы.

А мог на одном мыле машину купить.

Сразу скажу, что лично у меня с начальником вещевой службы проблем не было. Недостач у меня в хозяйстве не случалось, а уж сделанные мной излишки на складах не отсвечивали. Собственно и с другими начальниками застав начальник службы ОВС всегда находил общий язык; никого не по теме не ударил по карману, наоборот помогал чем мог, вообще парень был умный. Но наверное, в чем-то и слишком? Именно поэтому постоянно «начвещь» делал излишки, а после нашел и каналы их сбыта. Проявилось это сначала немного; купил он автомобиль, подержанный «ВАЗ – 21063». Кто помнит те времена, то поймет, что тогда это было круто! Это сейчас перед любым подразделением стоят вереницы иномарок (и хорошо, что стоят), а раньше в отряде владельцами автомобилей были три-четыре офицера или прапорщика! Чаще те, что съездили в «за бугорье», посольство посторожить, или уж совсем безнадежные автолюбители, что положили несколько лет на то, чтобы приобрести автомобиль. Еще нужно сделать «поправку на место». В «нижних» отрядах места обитания были более цивилизованными и личный автомобиль мог действительно разнообразить досуг семьи, а вот на Мургабе же это реально было просто игрушкой, так как кататься можно было только в выходной по участку отряда, с разрешения командира естественно, а кататься-то было особо и не куда.
И неплохой был парень «начвещь», хоть и вороватый, как выясняется, но вот в итоге занесло его сильно! Нет, не в отношениях с другими офицерами, а от собственных возможностей наверное «в зобу дыхание сперло»! Стали известны его загулы в ресторанах города Ош, во время командировок. Откупал порой несколько столиков, «гусарил», заявляя, что «да я на одном мыле могу себе машину сделать»! И сделал, не продавая свою «шестерку», приобрел еще и, страшно подумать, ГАЗ-24, «Волгу»!!!!! А что это было в те годы – наверное, тоже самое, что приобрести сейчас «Мерседес-600». Или нет, наверное, «Волга» тогда котировалась выше, чем сейчас «Мерин».
Этот факт не прошел не замеченным у многих, но не захотел с этим мириться начальник штаба, подполковник Бузубаев. А уж заручился он сам чьей-нибудь поддержкой, или нет – сие не ведомо, но кажется мне, что если и была от кого поддержка, то только от командира и начальника политотдела. В итоге начальник штаба постепенно собрал кучу фактов, говорящих о преступной деятельности начальник ОВС, но Бузубаев не был бы Бузубаевым, если не поставил бы эффектную точку в этом деле.
Как-то начальник штаба позвонил мне на заставу и приказал подготовить пограничный наряд «контрольный пост» к семи часам во главе с офицером или прапорщиком. Но вот выставлять я его должен был по его команде. Вскоре команда и поступила и наряд во главе с прапорщиком Жеребятьевым занял место службы на Памирском тракте. Простояли они на морозе часа два, пока не позвонил мне снова начальник штаба и не указал номер автомашины. что должны остановить мои пограничник, а также и не приказал искать определенный груз; два полушубка, две пары ботинок с высокими берцами и два комплекта х/б камуфлированного. Мне стало все ясно, да и не скрою, в чем-то и жалко «начвеща»; у меня с ним лично были нормальные, рабочие отношения, которые не были осложнены какими-либо совместными «левыми» делами и во мне боролись два чувства; осуждение безмерного воровства упиралось в вопрос; а кому он сделал плохо? Вроде и ни кому!
Команду начальника штаба мы выполнили, а вскоре и он сам прибыл на заставу с кем-то из офицеров, оформив задержание имущества и гражданских лиц, что это имущество везли. С этого эпизода и началось следствие, что привело нашего начальника вещевой службы к тюремному сроку.
Следствие длилось месяца четыре, что для нынешнего времени кажется нереальным, выездное заседание суда состоялось в отряде. Впечатление данное мероприятие произвело на офицеров, конечно, сильное. А уже через полгода «тыловые войны» в отряде завершились, а тыл стал работать в унисон с командирами всех степеней. Но об этом напишу немного позже, чтобы не нарушать хронологию событий.

Жизнь на пороге перемен.

После памятного собрания по подведению итогов оперативно-служебной деятельности заставы за 1987-й год служба моя пошла. Можно сказать, почти как по маслу. С личным составом сложилось удивительное взаимопонимание, взаимоуважение. Личный состав вообще не доставлял хлопот, так как все задачи, что определялись мной и другими должностными лицами заставы, исполнялись, а на боевом расчете сержанты-командиры отделений могли вывести из строя солдата своего или старшего призыва и объявить взыскание. Потребность в этом. правда. случалась редко. Практиковалось и заслушивание солдат, к которым были претензии, на собрании сержантов, что действовало лучше, чем многие другие методы воспитания.
Я стал практиковать своеобразные общие собрания по подведению итогов за месяц. Где после отчета всех должностных лиц, устраивался «вечер дискуссий», на подобии того, что устроил командир на подведении итогов. Каждый военнослужащий заставы мог высказать любые претензии кому угодно и при этом обязан был получить ответ от того, к кому была «предъява», а уже коллектив мог и оценить справедливость сказанного. Вот такой вот «островок демократии», что устраивался раз в месяц, позволил не копить негатив, очень сплотил людей. К себе же я стал чувствовать от личного состава большое уважение, хотя раньше ощущал больше простую терпимость.
С этого года решили не привлекать начальников застав на окружные сборы, что я в принципе, сейчас не одобряю, а проводили их по отрядам. В программе же сборов всегда были занятия на заставе, что проводятся практически. В нашем отряде для этого была выбрана наша застава, которую после ремонта даже и готовить не стали, равно как и построенный нами новый пост технического наблюдения на левом фланге. Сборы прошли успешно, вскоре пришла еще одна весть; наша застава на смотре-конкурсе по уставному внутреннему порядку заняла третье место в округе! Представляете, наша «сборно-щелевая» уступила только двум именным, которые были сделаны чуть ли не из мрамора! Хотя, уж если быть честным, то здесь об объективности оценки судить трудно. Просто офицеры округа. что хорошо знали нашу заставу, не могли не видеть перемен, да и ко мне многие из них стали относиться благосклонно. Начальник заставы старший лейтенант Володин начал набирать вес и за пределами отряда. В январе 1988-го года меня вызвали в отряд и на «большом» разводе вручили медаль «За отличие в охране Государственной границы СССР», а «лицо» поместили на «Доску Почета». К поощрениям я (вот ни капли не вру!) отнесся равнодушно. И уж точно все бы их променял за возможность остаться и дальше командовать своими «Чечектами», тем более, что вскоре надежда на это появилась.
Дело в том. что когда из отряда отправляли представление о назначении меня начальником заставы «Аксу», то командир находился в отпуске. Начальник войск. генерал-лейтенант Петровас, не приветствовал перевод офицеров «по параллели», поэтому и документы вернулись с ответом: «Кадровые вопросы по начальнику заставы не следует решать в отсутствии командира». Инициатором же данного перевода как раз и был командир, но он просто не успел сам подписать документы! Тем не менее, мне по «сарафанному радио» сообщили об ответе командующего, и я было воспрянул духом, так как надеялся, что повторно документы готовить не будут. Но как оказалось, зря. Как только командир вернулся из отпуска, снова дал команду готовить на меня документы на перевод.
Я же тем временем наслаждался успешностью своей работы! Все получалось, не нужно было ни на кого давить, все исполнялось просто здорово. Такого единения руководства заставы и личного состава больше я за всю свою службу не наблюдал. Высшую же оценку заставе поставил не кто иной. Как бывший замполит заставы капитан Суханов Геннадий Григорьевич, что стал к тому времени старшим инструктором политотдела. Поработав по плану отряда у нас на заставе, Гена сказал откровенно:
-Да, Леша, у тебя на заставе хорошо! Я даже скажу лучше, чем у других. И на много лучше, чем когда я служил!
Такое признание переоценить, по-моему, невозможно; вроде бы и субъективное, но этот субъект – офицер, отдавший службе на этой заставе два года. Причем, все эти два года застава считалась в отряде хорошей.
Но не все всегда было гладко. Случались у меня и тогда ошибки, что проходили бороздой по судьбам людей, как и у любого командира.

Ложка дегтя

Самой моей большой оплошностью в тот момент была работа со старшиной заставы, сержантом сверхсрочной службы Алексеем Жалдаченко. Обязанности старшины он начал исполнять со срочной службы, был грамотным человеком и техническую сторону вопрос освоил быстро. На сверхсрочную службу он оставаться не собирался и я потратил много времени, чтобы уговорить его продолжить службу, но как оказалось зря. Не вовремя я разглядел у него нотки высокомерия по отношению к личному составу, личной заносчивости, а когда разглядел, то не хватило ни опыта, ни ума, чтобы суметь поставить на место молодого «сверчка». Я боялся. Что если при его конфликтах с личным составом даже ввиду очевидной его неправоты займу стороны личного состава, то этим только опущу старшину «ниже плинтуса». Несколько ситуаций я как-то «разрулил», но спорные моменты стали расти как грибы после дождя. И это бы еще ничего, но старшина начал пытаться работать «на себя», попробовав использовать для этого свои возможности по управлению материальными средствами, а также и самостоятельно, без моего ведом и запастись мумием. Этого я уже не потерпел в основе, сразу дав ему «по рукам». Вскоре я счел за благо отправить старшину в отпуск, а сам решил посоветоваться с комендантом. Александр Михайлович, внимательно выслушав меня, поставил задачу замполиту комендатуры побеседовать с людьми, изучить ситуацию, а после сказал, что в самое ближайшее время решит вопрос с переводом старшины на другое место службы, что и сделал. По прибытию с отпуска Алексей Жалдаченко убыл для прохождения службы на пограничную заставу «Памирская», где и дослужил до конца своего контракта, после чего и уволился в запас.
Чувствовал я себя неловко, так как для меня лично собственная вина в данной ситуации была очевидной. Очень было неудобно перед человеком. что пришел на заставу ко мне «срочником», много сделал полезного за время службы, но сейчас я вынужден просто избавляться от него. Причем, основная причина этого является мое личное неумение помочь молодому старшине поставить себя на заставе в новом качестве. Несмотря на эту самую неловкость я все-таки спустя месяц после перевода Жалдаченко, встретив его на комендатуре, инициировал разговор с ним, в ходе которого попытался расставить точки над i, а потом и извиниться перед человеком за свои действия. Старшина сказал, что особо зла не держит, но вот что странно, выдвинул ряд претензий материального плана; насчет конфискованного по моей команде мумия и изъятия банок с консервами, что он «затарил» для своих целей.
Мне стало ясно, что я просто плохо изучил человека за время совместной службы. Я напомнил ему. Что с нашей заставы даже ни один солдат не уволился без пресловутого мумия, но только пока я командую заставой, то за моей спиной никто не смеет взять даже одну банку консервов, или самовольно присвоить грамм этого самого мумия. Старшина промолчал, но было видно, что он считает, что став сверхсрочником и заведуя складами, имеет право сам быть себе начальником. Я тогда и высказал ему, что с таким отношением со мной служить не выйдет, поэтому он и переведен. В ответ поступила действительно справедливая претензия; зачем же я уговаривал его остаться на сверхсрочную? Здесь я ответил, что был не прав, прошу извинения. Больше мы с Алексеем Жалдаченко не встречались.

Отступление . О кадровой работе на заставе.

Я уже писал о прапорщиках в пограничных войсках в те годы. Но вот хочу обратить внимание, что их расстановка лучше всего характеризует значимость и сложность службы в войсках. С годами у меня вообще сложилось практически убеждение, что ключевых должностей всего-то пять; начальник пограничной заставы, комендант пограничной комендатуры, начальник пограничного отряда, начальник войск округа (в будущем – командующий). А на вершине этой «вертикали власти» – командующий всеми войсками страны. Остальные же в той или иной степени либо помогают, либо мешают этим командирам выполнять свои обязанности.
Так вот, на пограничных заставах тех лет, как я уже сообщал, должности прапорщиков в основном были вакантны, несмотря на то, что этих прапорщиков ох как не хватало! Сколько времени и сил забирало у офицеров заставы исполнение обязанностей старшины и старшего техника заставы, причем абсолютно бесплатно. Ну, понимаете, не волновало никого, что нет у вас на заставе прапорщиков! А в ответ на ваше нытье, что без них трудно следовал ответ; готовьте, подбирайте на заставе! Агитируйте, чтобы оставались!
Вот у меня на заставе в сентябре 1987-го года и появился старшина и техник одновременно! Только вот итог разный; старшина не сработался с людьми и был переведен на другую заставу, откуда по окончанию контракта уволился в запас. А вот старший техник заставы дослужил до предельного возраста, выслужив максимальную для прапорщика пенсию!
Почему так произошло, в чем их отличие? Или его нет? Есть! Сержант Андрей Жеребятьев пришел на заставу с сержантской школы с твердым желанием стать прапорщиком и посвятить свою жизнь военной службе. А вот Алексей Жалдаченко себя в армии не видел и его сверхсрочная служба явилась прямым следствием этой самой «агитационной работы», которую нам рекомендовало командование для того, чтобы укомплектовать заставу прапорщиками или сверхсрочниками. И это получился еще не самый плохой вариант, так как он хотя бы дослужил до окончания контракта, а не был уволен по статье «дискредитация воинского звания», или по более мягкому «служебному несоответствию». Многим «с агитированным» пришлось покинуть службу именно по таким статьям, что уж здесь греха таить! Именно тогда я задумался, стоит ли усердствовать в этой пресловутой агитации? И ответил себе; нет, не стоит! Если есть у человека личное желание хотя бы попробовать себя на профессиональной военной службе, то вот ему помочь в этом – прямая обязанность, а если же нет такого желания, то лучше не давить, не лезть. Сделав такой вывод, я такими и принципами руководствовался в будущем в своей работе по подбору кадров для профессиональной военной службы. И больше «брака» не допустил.
Есть в такой работе еще один момент. Нужно командованию подразделений учитывать, что трудно определить место будущим прапорщикам и сверхсрочникам. Казалось бы, в чем тут сложность? Чаще всего будущие сверхсрочники остаются служить на должностях, обязанности которых исполняют еще и на срочной службе, причем исполняют, как правило, хорошо! Но вот личный состав по-разному воспринимает, оказывается, своего товарища-срочника и сверхсрочника на одной и той же должности! К старшинам-срочникам относятся с большим снисхождением, им пытаются оказать помощь. Они вроде и при должности, но они свои, близкие, срочники! А вот к старшинам-сверхсрочникам уже относятся не так. Они не получают и половины почтения, что получает офицер, пусть даже и только получивший офицерскую должность, хотя и у него в начале службы этого «почтения» мизер. Но и не заслуживают во мнении личного состава ни малейшего снисхождения за любые ошибки, за которые еще недавно, в их бытность срочниками, тот же личный состав их готов был легко оправдать! Вот здесь-то и выходит на первый план роль офицеров подразделения, чтобы суметь помочь молодым профессионалам стать профессионалами полноценными.
Для нынешних пограничных войск данные рассуждения не актуальны, но и мои воспоминания о былом – не учебное пособие. А вот для понимания общей атмосферы, в которой нам пришлось служить, думаю, не лишние.

«Морская» пограничная комендатура «Каракуль»

Вскоре в отряде произошел неординарный случай, который запомнился, очевидно, всем военнослужащим, независимо от категории, что служили в нашем отряде весной 1988-го года. Ну да ладно, опишу события по порядку, как я сам узнавал о них.
Комендант пограничной комендатуры майор Мерзляков Александр Михайлович был отличным командиром; требовательным, жестким, нетерпимым к бездельникам и разгильдяям, но в тоже время и человечным, внимательным к тем, кто работает, старается. За три года, что ему довелось руководить комендатурой, у нас сложился даже отдельно «комендатурский» коллектив, хотя условия несения службы на заставах нашей комендатуры к этому располагали намного меньше, чем первой. Дело в том, что например, наша застава «Чечекты» и соседние «Акбайтал» и «Рангкуль» были фактически заставами отрядного подчинения, во всяком случае мне лично вопросы материально-технического обеспечения было проще решать непосредственно со службами отряда, до которого было двадцать пять километров, чем те же самые вопросы пытаться решить через комендатуру, до которой было сто километров, да еще на пути лежал перевал «Ак-Байтал»! И связь с комендатурой у нас была через отрядной узел связи, тогда как с застав первой комендатуры уже с отрядом связывались через узел связи комендатуры. Ну, казалось бы, комендант у нас как «пятое колесо», не иначе! Но только - не Мерзляков! Сумел и объединить офицеров, и наладить руководство нами, конечно, насколько это было возможно в тех условиях. В общем, сильный был офицер.
И еще у нашего коменданта была мечта; хотел Александр Михайлович Мерзляков окончить военную академию имени Фрунзе, стремился туда всеми возможностями, а они у человека какие?

Отступление маленькое; про академию

Сказать откровенно, что если не было хорошего «толкача», то возможности советского офицера при поступлении в военную академию были весьма и весьма ограниченные. В то время во всяком случае. Даже кандидатом в академию стать было проблематично, отбор еще в округах был жесткий, а порой и не предсказуемый. И нужно сказать, что объективностью при этом самом отборе и не пахло, во всяком случае, у нас в Краснознаменном Восточном пограничном округе. Часты были случаи, когда начальники отрядов, используя личные связи в госпиталях, в управлении не отпускали как раз самых работоспособных и деловых офицеров в академии. Были случаи, когда, например, офицера признавали больным и негодным для поступления в академию, а месяца через три этот же офицер был годен для службы в высокогорье, причем не где-нибудь, а в Афганистане. С такими людьми знаком лично.
Вот и искал эти возможности Александр Михайлович Мерзляков еще со времен службы в Зайсанском отряде, даже сумел до Москвы один раз доехать, но увы, не повезло; «подставили» абсолютного трезвенника капитана Мерзлякова, выставили пьяницей, да отправили обратно. А вскоре и прибыл он в наш отряд, на вышестоящую должность, с которой нужно сказать, очень хорошо справлялся. Вот только несмотря на то, что стал он еще капитаном на «подполковничью» должность, рапорта в академию ему все не подписывали; первый год – только прибыл, покажи себя, второй год – у тебя, уже майор Мерзляков, ну, короче сам понимаешь… А вот на третий год подписали! А и правда, что не подписать? И трудом своим доказал, что достоин академии, и если не поступит, то «трехлетка» заканчивается, может и перевестись! А без академии ему роста в отряде не видать, и так до «потолка» дорос. И вот уже пройдены комиссии, изыскиваются связи, знакомства, заручается офицер поддержками разными, надеется поступить. Да правда, не капитан молодой, а опытный комендант! И служит уже офицером с десяток лет, и знакомствами оброс за эти годы. да и некоторые из старших друзей-сослуживцев могут помочь, так что шансы стать «академиком» неплохие! Правда, должность такая, что подчиненные в любой момент могут и «свинью» подложить, путем совершения какого-нибудь «ЧП», но авось пронесет, вроде и здесь результаты работы видны. Стараются подчиненные! Служа Родине, работают они, конечно, на себя, но этим и коменданту помогают! А уж сам-то «пролететь» не должен; не пьет, не курит, «аморалки» избегает, службе отдается без остатка. Где тут «пролетишь»? А вот есть где! Можно, оказывается, и от усердия в службе пострадать! Так и вышло
Как-то весенним вечером я сидел в канцелярии, размышляя о какой-нибудь ерунде; то ли мечтал, то ли строил грандиозные планы – не помню. От таких важных размышлений меня отвлек телефонный звонок дежурного по пограничной комендатуре, который бодрым голосом предложил мне принять телефонограмму. Я пробурчал в трубку привычное:
-Готов, валяй! – начал писать в журнал. А из трубки потоком шли заурядные и обычные для этого времени года, указания,
-В связи с потеплением… обильным таянием снега… проверить броды… толщину льда… безопасность… - я уже и не писал, намереваясь отдать команду связисту после переписать обычную лабуду, чтобы уже в книге пограничной службы «отразить мероприятия», как очередное сообщение, выданное голосом того же дежурного, монотонно бубнившего в трубку, повергло меня в легкий ступор:
-В результате нарушения мер безопасности на пограничной заставе «Каракуль» в озере утопили три автомашины; две «ГАЗ-66» и один «УАЗ»!
-Ты что, солдат, с дуба рухнул! Что за х…ю мелешь? – возмутился я,
-Никак нет, та ста шант! Я… - попытался возразить дежурный, но я слушать не хотел:
-На х.., ну-ка соедини меня с комендантом! – взревел я, а дежурный, зная мой нрав, без лишних слов ответил:
-Соединяю! – и через пяток секунд я услышал в трубке голос своего непосредственного начальника, только был он какой-то загробный:
-Слушаю, Мерзляков…
-Таш майор, на участке без происшествий, начальник «Кредитного» ста шант Володин! Таш майор, что-то ваш дежурный какую-то ерунду мелет! Про какие-то три утопленные машины? Какая-то х…ня! Это как надо умудриться? – эмоционально возмущался я, но ответ коменданта заставил меня застыть с разинутым ртом, буквально подавившись на полуслове:
-Да вот… умудрились! Ладно, Леша, мне сейчас не до тебя, -совсем уж непривычно ответил комендант, - потом поговорим, до свидания! – и положил трубку.
Вот уж точно, шок! Я не исключал. Что в ходе нашей служебной деятельности бывает все, что порой и автомашину можно утопить, да и с людьми всякое бывает, но чтобы утопить одновременно три машины - это как-то не укладывалось в голове. Немного придя в себя. Я перезвонил на заставу. что была при комендатуре. Начальник заставы, как выяснилось, тоже участник этой эпопеи, находился дома и просил его не тревожить, но его заместитель передал мне всю историю близко к реальности.
В тот день по плану охраны пограничной заставы должна была выходить разведывательно-поисковая группа в тыл участка. Возглавить ее решил комендант, включив туда еще и офицеров и солдат комендатуры, что в принципе, для нас было делом обычным, так как комендатурское звено должно участвовать в охране границы, а наш комендант еще и любил это дело. К тому же он был совсем не против, чтобы посмотреть мумие, что могло ему очень пригодиться при поступлении в академию; взятки тогда вроде бы не брали, а вот «подарки» очень даже любили. Может сейчас не так – не знаю. Из-за этого мумия все и вышло, так как чтобы сократить маршрут движения и по больше исследовать горные массивы двинулась «РПГ» через озеро Каракуль, лед на котором был не просто толстый, а очень толстый. Только вот, оказалось, что толстый-то он не везде!
Колонна из двух автомобилей, «УАЗика», что двигался первым, старшим в нем был комендант и с ним кроме солдат находился еще инструктор партполит работы капитан Александр Жабенко, и «ГАЗ-66», что двигался следом в паре десятков метров, где старшим был начальник заставы капитан Саша Будкин, достигла почти середины озера, ничего не предвещало беды, как вдруг!!!
О, пресловутое «вдруг»! Водитель и пассажиры «УАЗика» услышали треск льда и почувствовали, что плывут, что не обрадовало, но испугало. Тем не менее. Пограничники не потеряли самообладания а буквально за пару секунд успели выскочить из машины, которая чуть-чуть поплавав, булькнула на дно озера. Заметив это, капитан Будкин приказал водителю остановиться, что тот и сделал, но и здесь раздался треск льда, а машина стала использовать свой малый запас плавучести. За время этого запаса все ее пассажиры успели оказаться на льду, а «шишига», булькнула в полынью, заняв место под водой, рядом со своим собратом по заставским боксам, «УАЗиком».
Комендант метался от солдат к солдату. Несколько раз пересчитывал людей и не знал, рвать ему волосы от гори, что утонули машины, или радоваться, что люди все живы и здоровы. После того, как немного успокоился, он стал осторожно оглядывать края одной и другой полыньи, тщетно придумывая план спасения автомашин. Не знал комендант, что с берега, получив информацию от часового заставы о случившемся, к ним на помощь, руководствуясь чисто эмоциями, на другой «ГАЗ-66» не то что выехал, а буквально вылетел старший техник заставы, прапорщик Зяблов. Управлял он автомашиной лично.
Лучше, чем ехать по следу, прапорщик не придумал, что закономерно привело его к полынье от «ГАЗ-66», в которой ехал его начальник заставы. Зяблов в нее прыгать не собирался, поэтому решил остановиться. Только ему это удалось, как он услышал треск, который уже до этого слышали пограничники, что составляли состав «РПГ», возглавляемого комендантом. Ждать, когда и эта машина последует за другими, Зяблов не стал, а выпрыгнув на лед, направился к группе пограничников, что стояли в стороне, опасливо поглядывая то на уже три полыньи, до на мечущегося коменданта. Комендант же, увидев, как у него на глазах тонет третья машина, кинулся к Зяблову с нечеловеческим криком:
-Где солдат?
-Какой солдат? – ответил находящийся в таком же ступоре Зяблов,
-Солдат, б.., где?!
-Какой солдат? – как автомат ответил техник,
-Где солдат? Водитель, б.., где? – уточнил комендант, а у Зяблова на лице наконец-то появилось понимание и он ответил:
-Как где? На заставе. Спит
Комендант упал на колени, все физические и моральные силы оставили его, он заплакал. И ни один не посмел осудить его за эти слезы, так как все воины, независимо от своего служебного ранга, только что пережили смертельную опасность. И вот она миновала, им уже ничего не угрожает, и с этого момента все с них взятки гладки! А отвечать за все будет один человек, комендант пограничной комендатуры «Каракуль» майор Мерзляков Александр Михайлович! Отвечать по полной программе, несмотря на былые заслуги, на все успехи в оперативно-служебной деятельности.
Итог этой истории не особо печален. Коменданта не «утопили» на берегу, а помогли, чем могли. Офицеры, что были в том злополучном «РПГ» оплатили работу водолазов по извлечению автомашин на поверхность, а после и их ремонт. Помогли и мы с границы, пустив шапку «по кругу», так как сумма, что потребовалась для этих мероприятий была ох как не маленькая! Начальник войск округа, генерал-лейтенант Петровас, узнав какие деньги заплатили офицеры за ликвидацию последствий своего «РПГ» лично отдал приказ, чтобы никого из них не наказывали, а коменданта не вычеркивали из кандидатов в академию. Стал в итоге комендант слушателем академии, окончил ее и все у него пошло благополучно. Правда, до самого отъезда, когда к нему обращались начальники застав по званию, «товарищ майор», он под настроение мог поправить:
-Я не майор, а капитан третьего ранга.
При этом нас, офицеров и солдат второй комендатуры подразнили недолго «моряками», а комендатуру «морской», да это ладно, все хорошо, что хорошо заканчивается.

Ревизия

Так за чередой событий подошло еще одно; окружная контрольно-ревизионная инспекция, по-простому говоря, КРИ. Это мероприятие характерно тем, что часть подразделений отряда попадает под проверку этой самой инспекции. В эту «часть подразделений» пограничная застава «Чечекты» попадала всегда; своеобразная расплата за ближайшее расположение от отряда. Два года назад нам насчитали кругленькую сумму, с тех пор я сам и занялся вплотную вопросами контроля за тыловым обеспечением и в данный момент само понятие «недостача» у нас на заставе отсутствовало. После перевода от нас старшины-сверхсрочника Алексея Жалдаченко обязанности старшины заставы стал исполнять начальник РЛС сержант Евгений Измайлов, показавший себя с самой наилучшей стороны. На заставу с учебного пункта вернулся замполит Миша Паршаков, а отсутствовал замбой, с которым реально я прослужил очень мало времени; в начале года он ушел в отпуск, а по прибытию из отпуска периодически ездил на различные соревнования, «защищать спортивную честь» отряда, или округа.
Небольшое отступление. О военном спорте.
Роль физкультуры и спорта в армии переоценить невозможно, да и отношусь я к нему в целом положительно. В пограничном училище, в частности, соревнования проводились между всеми подразделениями по всем военно-прикладным видам; по марш-броску, по кроссу, по гиревому спорту, по преодолению полосы препятствий и т.д. Отличительной чертой этих соревнований являлись наглядность, стопроцентный охват личного состава, возможность не только участвовать, но и наблюдать за ходом соревнований, болеть за своих, переживать! И в своей повседневной деятельности на пограничной заставе на всех занятиях, особенно на занятиях по физической подготовке, я старался сохранить соревновательный дух, но вот различные соревнования, что проводились неизвестно где на первенство войск - я не понимал. Хотя, наверное, я немного покривил бы душой, если бы сказал, что мнение мое сложилось такое же, если бы мне не пришлось быть начальником на заставе, где заместитель оказался мастером спорта и чемпионом по различным видам. Но вот послужив с таким заместителем формально девять месяцев, а фактически меньше пяти, я задумался, а зачем нам на границе все эти чемпионаты погранвойск? Соревнования мы не смотрим, за «своих» не болеем, а короткие заметки в газете «Часовой Родины» и продемонстрированные по возвращению спортсменов грамоты нас как-то не греют днями и ночами, когда возрастает нагрузка на тех, кто остался нести службу на заставе как за себя, так и за уехавшего на какие-то никому не известные чемпионаты спортсмена? И не радует перенос отпуска до «возвращения с соревнований» чемпиона. Проще говоря, мой вывод; вред от таких первенств был, а вот пользы – ну ни на грамм! Во всяком случае - для подразделений, что непосредственно охраняли границу. А если еще и учесть, что мой боевой заместитель сразу заявил, что не хочет становиться начальником заставы, а собирается строить карьеру в военном спорте, то и подавно.
К ревизии мы готовились. Весь тыл отряда нам помогал, исключение составил только начальник продслужбы Стас Мальцев. Вообще этот старший лейтенант оказался из молодых, но ранних. Он не собирался решать проблемы. А собирался просто строить свое личное благополучие. Но если тот же начальник вещевой службы находил для этого способы не за счет других офицеров, то начпрод других способов, очевидно, не знал. Началось с того, что несмотря на то, что весенний завоз овощей был проведен в полной мере и у нас на заставе, в частности, все остатки были в норме в хорошем состоянии, как-то в начале марта на заставу приехала автомашина службы ПФС, что привезла на заставу картофель м мешках. Когда мы со старшиной взглянули на «товар», то увидели склизкую гниль. Я принимать отказался и позвонил Мальцеву в продслужбу об этом. Начпрод же начал мне угрожать, что «я заплачу за все», но я его в ответ просто послал, так как за свой тыл был вообще-то спокоен. К тому же раздражала позиция начпрода, выставлявшего себя начальником для офицеров границы, коим он не являлся. Принимать я «товар» не стал; позвонив коменданту и начальнику тыла, просто отправил автомашину дальше. Другие начальники поступили по-разному; кто-то как и я, а кто-то и побоялся ссориться с начпродом. Это были как правило, те, у кого с тылом и правда был непорядок.
Мальцев вскоре приехал на заставу с остатками, был вежлив, а в конце сказал, что вот ведомость с остатками, по ним нужно бы подогнать склад к ревизии. Я же ответил, что мне они на фиг не нужны, так как у меня и так есть остатки по отчетам, что исполняются каждый месяц. Как показало время, я был прав.
И вот «ревизоры» прибыли на заставу, сразу включившись в работу. Я сам работал с офицерами, проверявшим вещевую службу и КЭС, старшина с продовольственником, а старший техник с «гэсээмщиком». Работа шла успешно и вскоре все, кроме продовольственника, объявили, что работу закончили и к нам по их службам претензий нет. Продовольственник же сказал, что у нас творится черт знает что; много недостач, но много и излишков. Я сказал. что такого не может быть и тогда он ответил нам сМальцевым:
-Разбирайтесь сами! – а я сказал начпроду:
-Пошли на склад!
На складе я открыл нашу «Тетрадь учета продовольствия, фуража и тары» и стал считать, в принципе зная, что все точно, как вдруг услышал:
-Ты что мне свою «форму 48 а» суешь» Меня она волнует? Вот твои остатки! – это сказал Мальцев и сунул мне ведомость с его подписью, где в остатках были совсем другие цифры.
Сказать, что я взбесился, просто, а вот увидеть мое бешенство было, наверное, страшно. Это я понял по лицу старшины, который инстинктивно ухватив меня за руку, прошептал:
-Та ста шант! Не связывайтесь с говном!
Это меня маленько остудило и я сказал:
-Старшина. Иди! Не волнуйся, я успокоился. Просто я ему кое-что скажу!
Женя Измайлов вышел, а я, подойдя в упор к начпроду, спокойно сказал:
-Запомни, я тебя уничтожу, урод! Все, что могу сделаю, но уничтожу! Ты – сволочь! Так вся граница считает! И не думай, что и дальше так будет, тебе в нашем отряде не служить! – закончив приблизительно вот так свою речь. Я вышел со склада и пошел на заставу. В канцелярию я не стал заходить, а пошел на узел связи, откуда позвонил нчальнику тыла, сказав все, что я думаю про Мальцева. Подполковник Ванявкин распорядился, чтобы я не пописывал акт по продслужбе. Обещал разобраться, и слово свое сдержал. За ревизию мне выставили счет на четыре рубля тридцать пять копеек; «гэсээмщик» попросил заплатить хотя бы за бутылку тормозной жидкости, чтобы хоть одну квитанцию можно было увести с заставы. Я не возражал.
Когда провожали ревизоров, то Мальцев сказал мне негромко, что он «этого так не оставит», но и в ответ от меня услышал, что он плохо представляет «с кем связался». Что сказать? Начальник заставы Алексей Володин быстро набрал силу и кому-либо угрожал редко, но если угрожал, то не в пустую. Не знал тогда старший лейтенант Мальцев, что руководить ему продслужбой осталось не более полугода, а фактически и вовсе три месяца. Что ж, не знаю как сейчас, а тогда порог порядочности по отношению к сослуживцам был достаточно высок и переступившему его рано или поздно становилось туго. Предшественник Мальцева тоже не всегда был кристально честен, порой пытался выехать за счет других. Но он никогда не делал это так нагло и цинично! И никогда бы не пытался «подставить» другого офицера во время окружной ревизии. Так что, старший лейтенант Мальцев сразу был обречен на фиаско в нашем отряде, дело было лишь во времени. Тот факт, что он у нас не прослужил в итоге и года. а фактически и полугода, по-моему, все объясняет. Но об этом позже.
По результатам ревизии всегда издается приказ по части. Единственная застава, что в этот приказ не попала – была наша. На дворе настал апрель, очередными нашими рубежами являлись перестройка охраны границы на весеннее-летний период и итоговая проверка служебно-боевой деятельности заставы за первый период обучения.

Последняя проверка, или прощайте, «Чечекты»!

В конце апреля прошла перестройка охраны границы на весеннее-летний период, которую у нас на заставе проводила группа коменданта совместно с офицерами управления округа. Мне в очередной раз забросили «утку», что я остаюсь на «Чечектах», перевод на «Аксу» не состоится, соответственно настроение у меня было – лучше не придумаешь. Группа отработала здорово, но недостатков особых не выявила, но мой задиристый характер маленько завел «окружников» и они, переезжая работать к соседям на «Рангкуль», пообещали мне устроить сюрприз. Какой сюрприз предположить было нетрудно; во время перестройки охраны границы всегда проводились учения по поиску и задержанию нарушителя границы. У нас на заставе учения проведены не были, а значит, что совместный с «Рангкулем» шпион на стыке нам гарантирован. Но шпион оказался сюрпризом не нам, а «окружникам»; получилась история, достойная анекдота.
Как-то утром, оценив количество мяса на заставе и признав его малым, я принял решение пополнить его запас. В самом деле, вот-вот начнется «первомайская» усиленная, следом прибудет итоговая проверка по боевой подготовке за первый период и не будет возможности подстрелить парочку-другую архаров, а принцип питания на заставе я уже называл, что если есть мясо – есть покушать, а вот если нет, то и все, считай голодуха. Вот с утречка и выехали с заставы на «УАЗике» со мной; водитель Вова Бугаенко, сержант Володя Чеботаев . Ну, выехали, добрались до Мургабской щели, наблюдаем, а Володя Чеботаев вдруг докладывает:
-Та ста шант! На системе человек!
Ну, я даю команду:
-Бугаенко! Рули к нему! Приготовиться к спешиванию и задержанию!
Подруливаем, и видим; начальник физической подготовки и спорта отряда майор Вячеслав Новиков стоит по пояс в выкопанной яме на нашем первом участке и увидев нас, матерится:
-И на х…я я эту яму копал? Подкоп делал? Ты бы, Леха, тогда раньше бы хоть приехал, когда я только копать собрался! А то вторую яму уже рою!
А я уже и так вижу, что где-то в полукилометре чешет в сторону границы фигура, а рядом, на двадцатом левом участке «Рангкуля» еще один подкоп, да за ним следы через КСП в сторону границы. Ну, я приказываю своему составу наряда прыгнуть в машину, догнать еще одного нарушителя. А сам же на заставу звоню:
-Застава, в ружье! Заслонам – перекрыть Мургабскую щель на рубеже перевалов Чугулдай – Будабель – Иши, тревожной группе прибыть на первый участок! – и следом обстановочку докладываю, а после и на «Рангкуль» передаю все Нафису Шамсутдинова. Пока я всех прозванивал, мои воины вернулись с задержанным «шпионом», им оказался сержант с «Рангкуля», Плясинов.
Мы посидели со Славой Новиковым, покурили, а вскоре прибыл с «Рангкуля» «УАЗик» с «окружниками», которые не скрывали своей досады. Мне они сказали, чтобы отпустил я задержанных, а дальше пусть все идет по плану. Ну, было бы сказано! Только вот я уже наблюдаю, как две автомашины с заставы уже в полукилометре от системы, подъезжают!
«Окружники» делают еще один ход; начальник, ты не участвуешь – вводную такую дают, ну да ладно, раз так – не буду. А застава- то моя «нарушителей» еще дважды задержала; сначала группа прикрытия их с машины увидела – и хвать! «Стоять, Руки вверх!!!!». Им снова приказали их отпустить и выдвигаться куда положено, но тут следом и «тревожка», то бишь уже поисковая группа, следом прибежала; таких медлительных «шпионов» им видеть еще не доводилось. Результатом таких «учений» было хладнокровное заключение одного из «окружников», майора Волкова Ивана Васильевича:
-Сорвался поиск.
Вообще, несколько раз меня судьба сводила с этим грамотным и тактичным офицером, имеющим богатейший опыт, и всякий раз я удивлялся его невозмутимости; ни разу Иван Васильевич не вышел из себя.
В итоге все закончилось проверкой экипировки и устным опросом наших элементов боевого порядка на предмет знания поставленных задач – и все. На этом обещанный «сюрприз» и закончился.
Правда, в майскую усиленную случился уже настоящий поиск; к нам обратились геологи, что дислоцировались в тылу участка с заявлением, что пропал их товарищ. Я выехал туда лично с тревожной группой для организации поиска. Собаку на след нам поставить не удалось, так как давность была уже около суток и я принял решение к поиску «по спирали». На третьем витке этой самой «спирали» ефрейтор Сережа Балязин обнаружил трупп геолога.
Горы не прощают легкомысленного отношения. Как мы выяснили, человеку стало плохо – начался отек легких. Однако товарищи решили, что он просто блажит, не пришли человеку на помощь и вот результат! Меня разобрала злость и я, двадцатисемилетний парень, отчитал как малолетних взрослых людей, что годились мне в отцы. Только это были чисто эмоции, человека-то все равно не вернешь!
После майской усиленной к нам на заставу прибыла группа коменданта, как они заявили, «работать по плану». Во время работы группы комендант как-то странно себя вел. Как-то непривычно было наблюдать, что майор Мерзляков разговаривает со мной, будто в чем-то виноват. Не отдает каких-то распоряжений, что всегда хватает у коменданта подчиненному начальнику заставы, постоянно старается поговорить со мной на отвлеченные темы. Я было подумал, что причиной этого является будущий отъезд коменданта в академию, но как выяснилось, дело было в другом. Как-то комендант позвонил начальнику штаба, чтобы доложить о результатах проверки, а в ходе разговора я услышал фразу, что завтра на заставу должен прибыть старший лейтенант Чибисов и группа, и группа, что осуществляет прием итоговой проверки, начнет сразу же прием-передачу заставы. Все мои наивные надежды умерли; скоро я буду на другой заставе.
Назавтра и вправду прибыл старший лейтенант Чибисов Евгений Дмитриевич и группа коменданта приступила к той части работы. Для которой собственно и прибыла; к приему-передаче заставы. К этому мероприятию я не готовился и «все, что нажито непосильным трудом» было на лицо. Практически ни по одному наименованию учет не соответствовал, не сходилась ни одна цифра. Сплошь почти были излишки, излишки, излишки… Мне не было жалко «закуркованных» материальных средств, не для себя лично «тарил»; мне было жалко оставлять свою любимую, родную заставу. Только закончили передачу имущества, технических средств, участка границы, как с отряда прибыла группа во главе с начальником боевой подготовки, по простому говоря, ЗНШ-2, майором Гурьевым Иваном Марковичем. Сдача заставы получилась «по полной», включая проверку боевой и политической подготовки.
Во время сдачи экзаменов по боевой подготовке личный состав радовал, легко выполняя нормативы и точно отвечая на вопросы. Я видел, что люди подготовлены отлично, но группа почему-то ставила в основном «хорошо», а мотивировала это «вдруг округ захочет проверить», так как в мае ожидали, что в отряде будет работать группа офицеров округа. Все понимали абсурдность ситуации, но привычка пресловутого «как бы чего не вышло» была сильнее. Я прикидывал, что если состоится повторная проверка, то к сожалению, уже уволятся мои воины призыва май-86. Это, конечно, была потеря! Сержанты Чеботаев Володя, Черкашин, ефрейтора Свищ, Канафеев, Пометько, Беляев, Павленко по уровню своей подготовки по специальным предметам не испортили бы оценочную ведомость даже в пограничном училище. К тому же все ребята были всегда очень собраны, дисциплинированы и ответственны; к «зации» они стали просто мечтой для любого командира.
Еще был заметен факт, как быстро подняли уровень своей выучки солдаты призыва ноябрь-87, что прибыли на заставу два месяца назад. Причина этого, я убежден, была в добром отношении между солдатами заставы. Никто не делил по призывам никакие хозработы, никто не шпынял молодежь за срок службы. За это и они отплатили добросовестным и сознательным отношением к порученному делу, показывая неплохи результаты. Я же, глядя на них, вспоминал, как стонали о своей судьбе «молодые» осенью 84-го года, какие они были вечно не выспавшиеся, стремящиеся не попадаться лишний раз на глаза солдатам старшего призыва, готовые сорваться и бежать непонятно куда и непонятно зачем. Видел я результаты работы на заставе, видел! И прекрасно осознавал, что это результаты и Стаса Коваленко, и Володи Черняка, и Миши Паршакова, но и свою лепту не без оснований считал немалой. Еще я отдавал себе отчет, что если бы не сменилось в отряде командование в 1986-м году, а вместе с этой сменой и не изменился общий вектор требований, то вряд ли бы возможен был подобный результат, как собственно и вообще не был бы возможен начальник заставы Алексей Володин. Вообще, я не исключал, что при другом развитии событий мог бы сейчас где-нибудь в Зайсанском или Уч-Аральском отряде мог служить заместитель начальника заставы лейтенант Володин, жалуясь на судьбу и мечтая, что когда-нибудь станет старшим лейтенантом. Но… что выросло – то и выросло. И вот уже я уверенно чувствую себя в должности начальника заставы, глядя в ближайшее будущее без особых тревог.

Очередное отступление. О пресловутых «неуставных взаимоотношениях»

Единственно, что не мог понять я, то почему такой уклад служебно-боевой деятельности, что сложился в нашем отряде, нельзя внедрить по всюду? Почему для борьбы с пресловутыми «неуставными взаимоотношениями» нужно безуспешно бороться мертворожденными директивами и указаниями, от которых нет толку? Вот пример; изучай, внедряй, пользуйся! Но нет, не изучается, не внедряется почему-то. И мысли, что «рыба гниет с головы» начинали появляться и в моей еще молодой голове, тогда еще украшенной роскошным чубом, да и судя по всему, не подгнившей. Сейчас же, когда чуб поредел, я отчетливо понимаю, что голова у той «рыбы» к тому времени уже давно видно сгнила, а тело еще сопротивлялось, питаясь силами и энергией отдельных энтузиастов. Этих энтузиастов каждый год приезжало в войска много, но по мере взросления многие постепенно ломались, выбирали путь служения «по правилам», что устанавливали «верха», даже строили на этом успешные карьеры! Только отдельные офицеры всю свою службу бились со всем известными пороками, достигая локальных успехов. А в целомв масштабах Вооруженных Сил, если честно, результат был такой же, как и у Дон Кихота при борьбе с ветряными мельницами.
Знаете, что самое тяжелое было лично для меня в офицерской службе? Ждать перевода к новому месту службы. Получилось как-то странно; переезжал я очень мало, но процесс этот был всегда длительным. Почему-то для решения этих вопросов требовалось всегда много времени; пусть я не переезжал на другую заставу при назначении на должность начальника заставы, но собирался переезжать, ездил на утверждение в округ, ждал «на чемодане» практически девять месяцев, точно «родил» себе новую должность. А перевод на пограничную заставу «Аксу» затянулся в итоге на полгода, хотя всего-то нужно было перебраться с восьмой заставы на пятую! Что я не хотел этого, думаю, уже всем ясно, но если уж переводиться, то нужно бы было сделать этот процесс более быстрым. И командование отряда, очевидно, с удовольствием так бы и сделало, однако система, что обеспечивала перевод, крутилась как всегда в таком черепашьем темпе, что выматывала офицеру, что перемещался по службе, все нервы. Хотя… случай моего перевода на «Аксу» как раз немного не типичен. Я наоборот, благодарен судьбе за эти лишние полгода, что прослужил на своей самой родной и любимой заставе. В будущем, руководя своими подразделениями, я всегда добивался официального признания своей успешности, но с таким желанием и удовольствием, как на «Чечектах» я больше никогда не работал. Стал я со временем более опытным, умелым, даже мастеровитым офицером, но вот мое командирское сердце так и лежит навсегда на пограничной заставе «Чечекты», до которой сейчас от меня тысячи километров. Может, высказался я во многом напыщенно, высокопарно, но от души, честно.
И вот закончена прием-передача заставы, я здесь сегодня ночую последнюю ночь! Завтра мы переедем на «Аксу», чтобы уже я принял у Чибисова заставу, а пока я сижу в канцелярии, на душе – хуже не бывает. Вдруг заходит дежурный по заставе с замполитом и как-то не привычно, по-домашнему, просят меня зайти в ленинскую комнату. Ну, что ж, захожу, а там – весь личный состав заставы. Миша Паршаков обращается ко мне:
-Алексей Андреевич! Разрешите от лица всего личного состава поблагодарить за совместную службу, пожелать дальнейших успехов!!!
Все бойцы встают, желают успехов, говорят добрые слова. Мне преподносят какой-то сверток, на память. Там книга «Пограничная тишина» и полотенце.
-Что ж, спасибо, ребята! Спасибо! А сейчас – извините! – и быстрым шагом в канцелярию! Мужчины же не плачут, мужчины огорчаются! Боже, как неохота на эту долбанную «Аксу»! Неохота, но завтра поеду, пропади оно пропадом!
Почти всю ночь мы с Мишей Паршаковым просидели в канцелярии, вспоминая совместную службу, совместные планы. Лишь под утро я улегся спать, забывшись каким-то полусном. Часам к десяти с «Аксу» на заставу прибыл «УАЗик» с водителем Андреем Коркиным и прапорщиком Алексеем Еренко, в него я и загрузил свои «вещи», если таковыми можно считать две перовые подушки, два гобеленовых коврика, занавески и пара-тройка половичков, если отнядь чемодан с формой и две шинели. И мы выехали на «Аксу». Когда шли к машине, то я с тоской посмотрел на баню, которая через пару часов будет готова, но потом, разозлившись на себя, зло подумал; и что раскис, на новой заставе помоешься! Решительно сел в «УАЗик». Через час с небольшим пути показались ворота новой, до сих пор мной не видимой, заставы. Вот эти ворота открылись, я вышел из машины, оглядывая стоящее передо мной здание, у дверей которой красовалась табличка: «Пограничная застава «Аксу», войсковая часть 9820». Ну, что? Здравствуй, «Аксу»!
-Эй, дежурный! А что, здесь все так ремни носят? Все?!!! Ну, больше не будете! Это вам говорю я, старший лейтенант Володин, слыхал про такого? Слыхал? Ну, то-то! Ну тогда – здравствуй!