Странная история. Рассказ

          Как-то раз, будучи в командировке в городе Астрахань, мне надо было срочно возвращаться в Москву.  Желая лететь самолетом, я обратился в городскую билетную кассу.  Был конец августа и конечно, получив категорический отказ, направился прямиком на железнодорожный вокзал.  Подойдя к кассе и сотворив на своем лице самую обворожительную улыбку, я почти засунул голову в окошечко, где сидела женщина, лет сорока пяти, не особенно приятной наружности.  На лице у нее застыла гримаса, которую можно было трактовать однозначно,-  «И чего вам всем от меня надо!  Билетов нет».  Еще на нем можно было увидеть «доброе» напутствие идти куда нибудь подальше.
          Но отступать было поздно и я произнес.
       --- Красавица, мне бы билетик до Москвы.
          Её аж перекосило.  Страсти забурлили у нее внутри.  Казалось, она сейчас выпрыгнет из окошка и разорвет меня на тысячу маленьких кусочков.  Предусмотрительно я убрал голову из окошка.
       --- Сколько раз повторять!  Билетов нет и не будет, все раскуплено до сентября! –  «почти ласково» прорычала она.  И я понял, что легко отделался.
          Немного покопавшись в кармане, я извлек из него немного помятую трешку, засунул в паспорт так, чтобы край ее был виден, подал кассирше.
          Волна холодного презрения накатила на меня.  Я понял, что могу лишиться не только трешки, но и паспорта. Выхватив из окошка «молоткастый и серпастый»,  ретировался.
          Оглядевшись по сторонам, я увидел слева, в самом углу, над таким же кассовым окошком, вывеску « администратор».  Подкравшись,  заглянул внутрь.  Там сидела благообразная женщина, примерно шестидесяти лет.  Я изменил тактику.
          Соорудив самое несчастное лицо, какое только мог, предварительно засунув уже синенькую бумажку в паспорт, которая являла собой целых пять рублей, с видом, «если не поможете, покончу жизнь самоубийством», протянул ей паспорт.  Слеза никак не хотела покидать мои глаза, но голос трепеща и заискивающе протянул,- «в Москву, очень надо, помогите, пожалуйста».
          Не знаю, что сыграло большую роль, мои актерские дарования или синенькая, но обратно я получил записку,- «Катя, выдай один билет до Москвы.  Антонина».
       --- Идите в кассу - и указала рукой налево.
          Взяв  бесценную бумагу, я направился обратно к кассе, от которой несколько минут назад,  отлетел как ошпаренный. 
          Сменив несчастное лицо  на влюбленное,  протянул неприятной кассирше записку и паспорт.  Не меняя позы, она посмотрела на меня хищным взглядом и занялась поиском билета.
       --- Молодой человек, - обратилась она ко мне.  От ее голоса я вздрогнул – есть только один, СВ.  Будете брать?
          Делать было нечего, благо до конца командировки оставалась еще целая неделя и деньги были не все потрачены, я с согласием кивнул.
          Забрав не менее бесценный билет и ощущая себя на седьмом небе от счастья, я отправился в буфет, где с наслаждением съел три сосиски с тремя кусками мягкого черного хлеба, обильно намазав его горчицей, которая в баночке стояла на столе.  Усугубив все это кофейным напитком, со сладким сгущенным молоком, отправился в зал ожидания.  До отхода поезда оставалось три с половиной часа.
          Присев на лавку, закрыл глаза и через мгновенье услышал, - «начинается посадка на поезд номер … Астрахань – Москва….», -время пролетело незаметно.
          Взяв на плечо сумку, пошел занимать свое место в вагоне.
         Вагон был в годах, еще пульмановский.  В купе располагались две широкие полки.  На столике стояла ваза с цветами.  Постели были заправлены белоснежными, накрахмаленными простынями.  Поверх лежали сложенные пододеяльники, все это было укрыто бархатными темно-синими покрывалами.  Подушки в белоснежных наволочках покоились сверху, оттеняя весь этот интерьер.  Во всем звучали комфорт и роскошь.
       Достав сменную одежду, я переоделся, выложил на стол коричневую банку индийского растворимого кофе.  Дверь купе оставалась открыта.  Вдруг,  в ее проеме появилось улыбающееся лицо, а затем  и фигура, атлетически сложенного мужчины,  лет сорока.
       --- Разрешите присоединиться к вам,- весело произнес мой будущий попутчик – я до Москвы. Вы я вижу тоже.
          Переодеваться  не стал, так как был одет в серые шорты и видавшие виды голубую майку.  Достав из дорожной кожаной сумки тапочки, он, сбросив сандалии, одел их.
       --- Вижу кофейком балуемся, - произнес он и полез в свой саквояж. Достав оттуда бутылку с красивой этикеткой, поставил ее на  стол – чудненькое сопровождение к кофейку, ликер Бенедиктин, если вы не против.
          Кто бы был против такого сопровождения, но конечно не я.
          Поезд набирал ход.  Я сходил за кипятком, который налил из титана, заправленного углем.  Взяв у проводницы еще два граненых стакана, под ликер, принес все это хозяйство в купе.
          Кофе дымилось, издавая чудный кофейный аромат, ликер был разлит и благородно благоухал травами, призывая пить не глотком, а маленькими глоточками, запивая небольшими глотками кофе.  Обменявшись несколькими фразами, познакомились.  Его звали Илья. 
       --- Александр, - отрекомендовался я в ответ.
          Ликер произвел свое расслабляющее действие.  Я сходил за повторными стаканами кипятка.  Разговор наладился.  Ложки, подпрыгивая на стыках,  издавали мелодичный, приятный звук.  Поговорив о насущных проблемах, разговор переместился в сферу мистических событий.
       --- Хотите Александр, я вам расскажу историю, которая случилась лично со мной.  Я до сих пор не понимаю, что тогда произошло. 
       --- Конечно хочу – кивнул я.
          Пригубив немного ликера , он начал свой рассказ.
          Два года назад, я был направлен в один провинциальный городок, где находился филиал нашего предприятия.  Доехав до областного центра на поезде, пересел на автобус и два часа трясся в нём по неровностям шоссе.  Задержавшись в автобусе, чтобы разузнать у водителя, где находится гостиница, я вышел на площади, на которой располагались торговые ряды.
          Зайдя в продуктовый магазин, купил круг краковской колбасы, хлеб и баночку горчицы, зная, что ужинать придется в номере.  Отправился искать гостиницу.  Я нашёл её очень быстро, так как она располагалась на противоположной стороне этой же площади.  Это было трехэтажное здание, старой, довоенной, а может быть и до революционной постройки.
           Подойдя к окошечку администратора, я протянул ей паспорт и командировочное предписание.  Посмотрев на меня с жалостью, администраторша, дама лет пятидесяти, четко поставленным голосом, изрекла, что мест нет.  Мои аргументы, что я приехал  в командировку, шоколадка, заранее извлеченная из сумки, ни красненькая купюра положенная в паспорт,   никакого впечатления на нее не произвели.
       --- Мест нет и не предвидится - с  ноткой все той же жалости еще раз произнесла она.
       --- А что же мне делать? – почти в отчаянии, произнес мой срывающийся голос.
          Она развела руками. 
          Пристроившись на видавшем виды потертом кресле, я начал обдумывать, что делать дальше.  Идти и где-то искать в частном секторе жилье, было, как казалось, бесполезно.  В таких городках не любят навязчивых приезжих.  Оставаться в кресле на всю ночь, вариант тоже, не из лучших.
          Вдруг я ощутил лёгкое прикосновение на правом плече.
       --- Вижу вам негде остановиться, – произнесла приятной наружности женщина преклонных лет – если желаете, могу предложить вам дом, свободный от жильцов.  Хозяева уехали.  Мне поручили следить за ним и по возможности сдавать приличным людям.  Вы, я вижу, входите в их число. Единственное условие, я могу сдать его вам только на два дня.
          Договорившись об оплате, мы направились к выходу. 
          Выйдя из гостиницы, повернули направо.  Пройдя метров триста, еще раз совершили правый поворот.  Неширокая дорога, прямая как натянутая струна, повела нас под уклон, между одноэтажными домами, расположенными на разном расстоянии от деревянных заборов.
          Наконец, Антонина Петровна, а так звали женщину, остановилась у калитки предпоследнего на этой улице дома.   Открыв ключом навесной замок, прошла внутрь участка.  От калитки к дому вела вымощенная камнями дорожка.  По правой стороне росли высокие, старые яблони, слева стоял раскидистый дуб, в два обхвата толщиной.
          Дом был сложен из толстых бревен, весь черный от времени.  Терраса, пристроенная несколько сбоку, диссонировала со старым домом, поражая своей новизной и свежей зеленой краской.
          Открыв внутренний замок входной двери, Антонина Петровна прошла внутрь террасы и открыла дверь, ведущую в сам дом.  Пригласив меня жестом, вошла внутрь.  Я проследовал за ней.
          В доме была всего одна комната.  Слева, через небольшой промежуток, стояла русская печь, за ней широкая, металлическая кровать.  Посередине комнаты красовался дубовый стол на резных, массивных, как столбы, ногах. Над ним висел огромный шелковый абажур.  В противоположной от входа стене и стене справа, было прорезано по два небольших окна.  Шторки на окнах были ситцевые, в какой-то цветочек, раздвигающиеся по натянутым тонким веревкам, прикрепленных между маленькими гвоздиками.
       --- Вот мы и дома, – сообщила мне Антонина Петровна – располагайтесь.  Вот плитка, – показала она на электрическую двухкомфорочную плиту, стоящую на маленьком кухонном столике,- справа посуда в шкафу.  Пользуйтесь всем, что здесь есть.  Зайду послезавтра вечером. Будьте пожалуйста готовы.
          С этими словами, склонив немного голову, она вышла.
          Подойдя к выключателю, я нажал на него и комната осветилась мягким, неярким светом.  Налив в зеленый чайник воды, я поставил его греться.  Еще раз осмотрел комнату.
          Немыслимо!  Как это я не заметил самое главное украшение в этой не богатой на декор комнате.  Слева от входа, где располагалась дверь, на стене висел портрет женщины, написанный во весь рост. Она была одета в темно лиловое, длинное, скрывающее ноги, платье, черную меховую шапочку, с прикрепленной и откинутой назад черного цвета вуалью.  Черные, ажурные, почти до локтей перчатки, были натянуты на ее оголенные до плеч красивые руки. Лицо поражало своей неприступной красотой.  Я не мог отвести взгляд от портрета и стоял так, пораженный, пока чайник не залил кипящей водой электроплиту.  Подбежав, я выдернул вилку из розетки.
          Насыпав заварки  из картонной пачки, с изображением трех слонов индийского чая, в заварочный фаянсовый чайник,  залил его кипятком, я вновь вернулся к рассматриванию портрета. 
          Была видна рука хорошего художника.  Тщательно были выписаны мельчайшие детали картины.  Платье переливалось всеми оттенками лилового спектра.  Узкие, изящные, прекрасной работы кольца украшали ее тонкие, красивые пальцы.  Это было видно даже под покровом таких же изящных перчаток.
          Каштановые волосы водопадом струились по плечам, ложились на платье, достигали талии.  Они подчеркивали нежную бледность ее лица.  Миндалевидные глаза, погружали в бездонные космические дали, так они были глубоки.  Взгляд их был завораживающий.  Все в ее облике излучало аристократизм, красоту и властность.
          Не знаю, сколько я так простоял, всматриваясь в портрет, но когда  вернулся к чаепитию, вода в чайнике совсем остыла.  Пришлось снова подогревать, вставив вилку в розетку. 
         Намазав на черный хлеб горчицы, отломив приличный кусок от колбасного круга, я с наслаждением начал все это поглощать, запивая ароматным индийским чаем. 
          Насытившись, я разобрал постель и откинув край ватного одеяла, опять взглянул на портрет.  Мне показалось, что взгляд ее глаз изменился.  Ее глаза смотрели в меня каким-то холодным, леденящим душу взглядом.  Я подумал, что это все от тусклого света лампочки и шелкового, бросающего различные тени абажура.
          Илья пригубил ликер, запив его уже холодным кофе.  Я не проронил ни слова.
          Устроившись под ватным одеялом, закрыл глаза и моментально уснул.
          Разбудил меня тонкий запах духов и еще чего-то, что вливалось в меня, дурманя голову и волнуя кровь.  Приоткрыв веки, я сразу  увидел незнакомку с портрета, сидящую рядом со мной на кровати. 
       --- Ну что, проснулся, мой милый – ее голос прозвучал, певуче растягивая гласные – пора, пора.  Я тобой уже давно любуюсь.
          Все произошло как само собой разумеющееся, естественное, нисколько меня не удивив.  Ничего не ответив, я осмотрелся.  Комната была совершенно другая.  Она была, по крайней мере, в два, а то и в три раза больше прежней.  Высокие потолки были выкрашены в светло-голубые тона.  Штофные обои, наклеенные по периметру стен, отсвечивали теми же голубыми тонами.  Темно-синие шторы на окнах, тяжелым бархатом спускались с дубовых, резных держателей на пол.  Они были плотно сдвинуты.  На огромном столе стояли два  канделябра  по разным сторонам, с зажженными восковыми  свечами белого цвета.  Огонь отбрасывал веселый свет на яства, лежащие на блюдах.  Фрукты покоились в высоких хрустальных вазах, красное вино было разлито по резным, с инкрустацией золотыми нитями, бокалам.
       --- Я вижу милый - ее голос прозвучал так обыденно просто, что я опять не успел удивиться - ты голоден.  Вставай, вставай. Давай перекусим – и она протянула мне бокал, который держала в руке.
       --- Это Мозельское. – Ранее я никогда и не слыхивал о таком вине – Оно впитало не только сам солнечный свет, а и отблески его, от воды реки Мозель. Я думаю, оно тебе понравится.
          Не рассуждая, пригубив и насладившись букетом чудного вина, я  выпил весь бокал.  По телу разлилась приятная истома.  В голове немного зашумело.
         Взяв  пустой бокал у меня из рук, она подошла к столу и поставила его напротив тарелки, в которую положила с блюда заливное.  Я встал. Рядом с кроватью на невысоких деревянных плечиках висел синий шёлковый халат, который я, ничуть не сомневаясь, что он предназначен для меня, одел.  Ковер, лежащий на полу почти во всю комнату, приятно щекотал ноги.  Он был такой пушистый, что ступни утопали в его высоком, мягком ворсе.  Я подошел к столу напротив неё.
       --- Садись.  Расслабься.  Смотри, какое всё аппетитное.
          Стол и правда, ломился от всяких яств.  Заливное, которое она положила мне на тарелку, поблёскивало слезой в отблесках свечей.  Осетрина, лежащая внутри толстого слоя желе, выглядела настолько привлекательно, что чувство голода, которого не было и в помине, нешуточно разыгралось.
          Она налила в другой бокал вино из высокой, тёмной бутылки.  Я присел на стул.
       --- Давай выпьем этого вина за любовь, которая  вспыхнула во мне так неожиданно, словно молния в  летнем, безоблачном небе. Это Шато Лафит.  Недавно его  прислали мне прямо из Бордо.  Это напиток всех влюбленных.  Я влюбилась в тебя сразу, как только увидела.
          Этот монолог она проговорила тихим и очень нежным контральто.  Её голос, словно музыка, вливался в меня.  Было такое чувство, что я давно знаком с ней, хотя я даже не решался  спросить ее имя.  Но чувство любви, ломая все каноны, вдруг охватило меня всего.  Разум противился, понимая всю несуразность происходящего.
          Мы соединили бокалы.  Она тоже присела и положила себе на тарелку небольшую гроздь отливающего янтарём винограда. Рубиновое вино благоухало прекрасным ароматом.  С каждым глотком во мне всё сильнее и сильнее  разгоралось чувство,  всепоглощающей, сжигающей все остальные чувства, страсти. 
          Она замолчала.  Но её губы, чуть припухшие, цвета вина в хрустальном бокале, словно взывали к поцелую.  Взгляд был невинно потуплен, отчего сама она становилась какой-то беззащитной и еще более желанной.
          Не удержавшись, я вскочил со стула и через доли секунды оказался перед ней.  Обняв и крепко прижав её к себе, я прижался своими разгорячёнными губами к её полуоткрытым губам.  Не знаю, сколько длился этот поцелуй, но я готов был задохнуться и умереть, только бы не отрываться от этих прекрасных, пахнущих ягодным букетом, разгорячённых любовью и пышущих страстью губ.
          Платье волной соскользнуло с её плеч на пол, открыв моему взору прекрасно сложенное тело.  Короткая дневная рубашка и маленькие панталоны только оттеняли прелести её фигуры.  Небольшая грудь, упругая и в то же время податливая под моей рукой, нежно просвечивала через тонкое полотно рубашки, доводя мою страсть до высшего предела.  Я рванул прекрасной работы нательный шедевр и разорвав его  до основания  бросил на ковер.  С моей руки, вслед за рубашкой, соскользнули часы.
          Запах её тела, смешавшись с ароматом тончайших духов, ещё больше разожгли мою страсть.  Казалось, более некуда вмещать её.  Казалось, от переполнившего  чувства сейчас меня разорвёт.  Но оно новой и новой волной накатывало на меня,  Мозг отказался подчиниться разуму и мы слились в единое целое.
          Проснувшись, я долго не мог прийти в себя.  Я был опустошён ночным приключением, долго пытаясь нащупать ту грань, которая отделяет сон от реальности.  Всё было, и ничего не было.   Окинув взглядом комнату, я нашёл её в том же состоянии, в котором я помнил её, ложась в постель.  Та же печка, небольшие шторки в цветочек закрывали окна до половины, электрическая плитка.  Даже остатки колбасы и хлеба лежали на столе, рядом со стаканом недопитого чая.
          Посмотрев на руку, чтобы узнать который сейчас час, я не увидел часов.  Кинув взгляд на пол, тут же обнаружил их.  Они лежали на прикроватном коврике рядом с кроватью.  Я отчётливо помнил, как они слетели с моей руки ночью.
          Наспех позавтракав, всё той же краковской колбасой с хлебом, выпив стакан сладкого чая, я отправился на завод.
          Солнце было в зените.  Была половина первого и я поторопился, чтобы не попасть в обед.  Забрав предназначенную для меня документацию и переговорив со специалистами, отметил бланк командировочного удостоверения.  Я ощутил себя свободным как птица, летящая, куда ей заблагорассудится.
          Я был голоден.  Колбаса уже не прельщала меня и я отправился в местный ресторан отведать чего- нибудь более изысканного.  Ресторан находился все на той же площади, что и гостиница.  Он был произведение  середины пятидесятых годов.  Пальмы в кадках,  тяжёлые малиновые занавеси наполовину закрывали огромные, почти до пола окна. Столы были застелены белыми скатертями.
          Официантки стояли кучкой около барной стойки и что-то весело обсуждали.  Барменша, расплывшаяся тётка с сонным лицом, безучастно смотрела в одну точку, почти не мигая.  Занято было всего два столика.  За одним обедала семья.  Двое детей, мальчик и девочка, где- то десяти, одиннадцати лет, резвились, скатывая в руках кругляши из хлебного мякиша, бросали ими друг в друга. 
          За вторым сидела пара мужчин.  На столе у них в одной тарелке был салат, состоящий из огурцов , помидоров и квашеной капусты, на другой лежали две надкусанные сардельки и гречневый гарнир.  В стаканах коричневел компот из сухофруктов.  Стараясь быть незамеченным, один из них наливал, держа еще один стакан под крышкой стола, водку, из зеленой пол-литровой бутылки, другой с нетерпением ждал.
          Сев за столик, я весь отдался изучению меню, лежащего на скатерти.  Перед глазами вдруг всплыла картинка ночного застолья. 
       --- Даааа, - тихо прошептал я сам себе – бывает же.  Ну и ну. Сон, как явь.
          Что-то подсказывало мне, что в это верить нельзя, что лучше сразу отбросить все сомнения и забыть об этом сне.  Сознание подсказывало правильный ход, а подсознание, ставя всё под сомнение, вносило в душу полный раздрай.
          Заказав салат, харчо и на второе сардельки все с той же гречневой кашей, попросил принести графинчик водки.  Официантка сказала, что по новому постановлению на одного человека полагается не более ста грамм.  Я с согласием кивнул головой.
          Водка была тёплая и противная. 
       --- Да, это не Шато Лафит, - почему то я вспомнил название вина, которое до этой ночи никогда не слышал.  Впоследствии я многое узнал об этом вине, прочитав всё, что только  смог найти, – произнес Илья и ненадолго задумался.
          Поезд, то набирая, то сбавляя ход, прорезая ночную мглу светом прожектора, нёсся между полей и лесов. 
          Илья, допив из стакана ликёр, опрокинул словно водку, стакан с остатками холодного кофе.
          Пока он ходил в места не столь отдалённые, я сбегал за кипятком.  Насыпав по две ложки с горкой растворимого кофе, добавив по куску сахара, старательно перемешал его.  Последовав примеру Ильи, я побежал в другой конец вагона.  В купе встретились одновременно.  Звонко соединив стаканы, выпили понемногу Бенедиктина.  Кофе вкусно обжигал рот.  Устроившись поудобнее на полке, я приготовился слушать продолжение рассказа.
       --- Командировка моя окончилась, - негромко и чуть печально продолжил Илья -  Я сделал все дела, а их как я уже повествовал, было немного, мог уезжать домой.  Всегда надо слушаться своего сознания.  Оно  диктовало мне – уезжай.  А треклятое подсознание нашёптывало, оставайся, тебе же было хорошо, а будет ещё лучше – продолжал Илья свой рассказ.
          Что лучше?  Что будет?  И я, расплатившись, вышел из ресторана и пошел по направлению к дому, с твёрдой решимостью ехать в Москву.  Вдруг, чья-то рука опустилась мне на плечо.
       --- Привет  Илюша. Какими судьбами?
          Я обернулся и увидел улыбающееся лицо моего однокашника Сергея.  Баламута и души нашей группы.  Мы обнялись.  Маршрут  изменился и мы оказались всё в том-же ресторане, из которого я вышел около получаса назад.      
       --- Давай, рассказывай, как попал в наше захолустье.
          Оказалось, что Сергей после распределения, был направлен  в этот город.  Осел здесь, женился, родилось двое деток, как он поведал, двое сорванцов, которые без перерыва мучили его своими вопросами.
       --- И ведь никуда не спрячешься, - весело отрапортовал он.
          Я сказал, что приехал в командировку на завод  и  сделав все дела, собираюсь отбыть домой.
          Мы присели за стол.  Улыбающаяся официантка подошла, держа в руках блокнот.   
       --- Оленька.  Принеси пожалуйста водочки, бутылочку и чего -нибудь хорошенького на закуску.  И не забудь, пожалуйста, минералочку.  Скажи шефу, что я прошу его поджарить двух цыплят  и сделать из них «табака».
       --- Здесь отлично готовят цыпляток, между прочим местной фабрики,- так же весело сказал он.
          Настроение улучшилось.  Я напрочь забыл о ночном приключении.
          Водку нам Оленька принесла в большом заварном чайнике, рядом с которым поставила  две кофейные чашки.  Недавно вышел указ о борьбе с пьянством.  Разлив в фужеры Нарзан, мы выпили понемногу водки из чашек.  Фужеры от разлитой минералки запотели, даже зубы заломило, так она была холодна, чего нельзя было сказать про напиток, разлитый по  чашкам.  Но это на настроение не повлияло.  В институте мы были довольно близки.  В соседних комнатах жили в общаге на Стромынке, вместе сдавали экзамены, вместе ходили, как говорилось «на охоту». Знакомиться с девушками.
       --- Ну что?  Между первой и второй… - улыбнулся Сергей и налил по второй чашке.
          Разговор ладился.  Мы погрузились в воспоминания о нашей студенческой жизни.  «Ты помнишь?» - фраза, которая в этот вечер звучала чаще всего.
          Незаметно пролетел вечер.  Пришедший оркестр играл, в основном  джазовые композиции и это тоже способствовало воспоминаниям.  Серёга поведал мне о его здешней жизни, о рыбалке, а он был рыбак заядлый, о жене, которую он очень любил и конечно о двух карапузах, которые ставили его в тупик своими вопросами.
       --- А как у тебя на личном фронте? – задал вопрос Серёга.
          Я рассказал ему о своей Московской жизни.  Что работаю на головном предприятии общего с ними объединения, в отделе эксплуатации, что работа так себе, как говорят «не бей лежачего».  Рассказал немного и о личном.  Рассказал про Вику, это моя девушка.  Что месяц назад сделал ей предложение.  Подали заявление.  Через три недели свадьба. 
       --- Приглашаю тебя дорогой.  Приезжай с детишками, соберётся вся родня, тоже с детьми приедут.  Мы им отдельную свадебку сделаем.
          Мы засмеялись в унисон.  Налили ещё по чашке.  Принесли цыплят.  И правда цыплятки были… .
          Расстались около двенадцати.  Полная луна освещала дорогу лучше фонарей, которых кстати, по дороге не было.  Ночь была тёплая, думать ни о чем не хотелось.  Давно не было так хорошо.
          Открыв калитку, чуть не упал, споткнувшись о каменную дорожку.  Хмель выветрился, ночные запахи волновали неизведанностью.  Звёзд не было видно, небо затянули облака. 
           Отомкнув дверь, вошел на террасу.  Дверь в комнату мягко поддалась, тихонько скрипнув.  Разделся, аккуратно повесив одежду на стул стоящий рядом.  Всё тот же лунный свет, проникая сквозь короткие шторки, наполнял комнату каким - то размытым, неестественно  белесым светом.
          Нырнув под одеяло, закрыл глаза и моментально уснул.
       --- Ну что же ты так долго милый, - её голос звучал обыденно просто – я тебя жду, а ты гуляешь где-то.  Жаркое простыло.
          Тонкий аромат всё тех же духов, привёл меня в волнение. Я открыл глаза.  Она сидела на краешке постели.  Складки бледно-розовой шёлковой рубашки играли перламутром в колеблющемся свете свечей.  Я вспомнил, с каким нетерпением я вчера рванул её в порыве страсти.   Глаза искрились задором и излучали такую нежность, что если и были во мне капельки непонимания и нежелания столкнуться со вчерашней ситуацией, мгновенно улетучились.
          Она приблизила  своё лицо к моему.   Губы, с уже такими милыми маленькими трещинками, пахнущие лесной земляникой, нежно коснулись моих.  Я  прижал её податливое тело к себе. Грудь, её прекрасная грудь, соприкоснувшись, привела меня в ещё большее волнение.  Внутри у меня всё затрепетало, руки спустились ниже, ощутив все округлости её фигуры и одним движением, рубашка отлетела в сторону.  Под ней совершенно ничего не было. 
          Следующий поцелуй обжёг мою шею.  Я гладил её спину нежно, не спеша, опуская руки всё ниже к её ногам.  Одеяло было давно сброшено и лежало горой на ковре.  Под моими руками её живот вздрагивал, стараясь прижаться к спине.  Взяв мои руки и положив их себе на плечи, она прижалась ко мне.   Её тело приятной тяжестью надавило на мою грудь.   Я ощутил такую к ней нежность, что казалось более ничего и не надо.
          Это длилось мгновенье.  Её поцелуи становились всё жарче и призывней.  Грудь моя горела жарким пламенем.  Волосы, каштановым водопадом падали на меня, почти закрыв её лицо.  Запах её тела доводил меня до исступления.  И мы опять, как и вчера, в едином порыве стали единым целым.  Время растворилось и приобрело неощущаемое значение, когда нет начала и нет конца, а есть только одно блаженство и острое ощущение того, что разуму не подвластно.  Мы достигли высшего предела.  Она издала протяжный стон, полный наслаждения и мы оба, одновременно упали в небытие.
          Сколько после этого прошло времени я сказать не могу.  Я снова открыл глаза.  Её тело покоилось в моих объятиях. Равномерное дыхание лёгкого, невинного сна поднимало и опускало прекрасную грудь.  Я начал целовать её тело, опускаясь всё ниже и ниже.  Ноги ниже колен были покрыты маленьким пушком.  Он нежно щекотал мои губы и щёки.  Опять приблизившись к губам, с непреодолимым волнением, поцеловал их.  Она очнулась.
          Глаза её смотрели на меня с чувством нескрываемой благодарности.  Как же мне не хватало таких взглядов раньше.  Ни одна женщина так на меня не смотрела.  Чуть игриво она произнесла.
       --- Ну что?  Теперь ищи мою рубашку, куда ты её забросил?
          Это было произнесено так, словно мы были с ней знакомы с детства и не расставались долгие годы.
          Я опустил ноги с кровати и ощутил мягкую шелковистость коврового ворса.  Идти на поиски было приятно.  Не торопясь я огляделся.
          Стол, как и вчера, блистая в ярком свете свечей, серебром и хрусталём, был полон различных яств.  Посередине стояла огромная металлическая чаша, накрытая крышкой с витой  захваткой.  Видимо увидав мой взгляд, она произнесла. 
       --- Да, да. Давно остыло.  А я так старалась.  Жаркое из утки, моё любимое горячее.  Ну, ищи же рубашку.
          Улыбка её была невинна и обворожительна.  Не смея прекословить, я отправился на поиски.
          Нашёл её  рядом с задней стенкой кровати.  Взяв в руки, сразу ощутил шов от штопки.  Что, всё это не сон?  Сразу пришёл в голову роман Станислава Лема «Солярис».  К главному герою на космический корабль приходила его давно умершая жена, созданная планетой мозгом.  И как бы он от неё не избавлялся, на утро она опять к нему являлась.
          Напрягшись, я вспомнил, как герой проверял, что она была фантомом.  Пятки.  Пятки были такие же нежные, как и вся кожа на теле героини.
          Я метнулся к кровати.   Схватив её ногу, провел пальцами по округлостям пятки.
       --- Дурачок, щекотно! – она тихо хохотнула.
          Пятки были нежные, как шёлк, но они здорово отличались от всего остального тела.  Конечно, они были намного твёрже, а натоптыш под большим пальцем ноги, показывал на километры исхоженных дорог.
       --- Ну, щекотно же.  Давай рубашку. Я есть хочу – голос звучал житейской обыденностью.
          Взяв из моих рук рубашку, она села на кровати и лёгким движением, подняв руки к верху, словно накинула её на себя.  Опустив ноги на ковер, легко встала и направилась к столу.  Я наблюдал за ней с нескрываемым восхищением.  Короткая рубашка, прикрывая её прелести, делала всю её фигуру таинственной и неприступной, разогревая воображение, наполняя его страстным, непреодолимым желанием.
       --- Ну, иди же!  Сколько тебя ждать! – голос звучал звонко и нетерпеливо – Я тебе уже положила жаркого.  Правда от жара не осталось и следа, но оно и холодным вкусное.
          Подойдя к столу, я увидел приличный кусок утиной грудки на своей тарелке.  Она пахла удивительно.  Не знаю, какими специями она пользовалась, но такого утиного чуда я не ел ни до, ни после.  Мясо таяло во рту, оставляя необыкновенное послевкусие.
          В бокале было налито вино.  Оно  переливалось всеми оттенками янтаря и  пахло немного остро, и от этого чарующе.
       --- Давай выпьем с тобой этого вина.  Оно принесёт нам солнышко португальского острова Мадейры.  И она отпила из высокого хрустального бокала.
          Взяв персик, она откусила от него, чуть обнажив прекрасные, белые зубы.  Сок от персика, спускаясь по подбородку, закапал в тарелку с уткой.  Не удержавшись, я подошел и обнял её.  Она засмеялась.  И опять её пухлые, горячие губы, прижавшись к моим, застыли в продолжительном поцелуе.
          Сколько времени продолжались наши хождения от стола к постели и обратно, я тебе сказать не могу.  Илья взял стакан и выпил содержимое залпом. Мне показалось вечностью.  Такого острого желания я никогда не испытывал.  Я, словно, в жаркий день, испытывая жгучую жажду и дойдя до источника, жадными глотками пил вкусную, чистую и холодную воду.  Пил и не мог напиться.  И опять приникал губами и не мог оторваться от него.
          Это было, как сумасшествие.  Да, я просто сошёл с ума от любви к ней, её телу, её губам, её запаху.  Я полюбил её.  Полюбил страстно, в первый раз потеряв голову.   Мне стало всё равно, что это было.  Всё было реально, словно до этого я жил в нереальном, мной придуманном мире.
          В конце концов она, сомкнув свои прекрасные ресницы, заснула на моей руке.  Я тоже забылся глубоким блаженным сном.
          Меня разбудил стук в дверь.  Открыв глаза, я не сразу понял где я нахожусь.  Но непроизвольно сказав «войдите», спрятался глубже под одеяло.
          Вошла Антонина Петровна.
       --- Решили отдохнуть перед отъездом?  Пора.  Пора.
          Я ещё глубже залез под одеяло.
       --- Антонина Петровна, я ещё не все дела  сделал, - начал я издалека прощупывать почву,  твёрдо решив  остаться.  Я не мог уехать.  Даже представить сейчас разлуку с незнакомкой  был не в силах.  Я даже сразу не сообразил, что был уже вечер следующего дня.
       --- Нет, молодой человек.  У нас с вами был договор, ровно на два дня.
Да и в гостинице места освободились, наполовину пустая стоит.  Сегодня многие выехали,  –  произнесла она безапелляционно  – Я жду вас снаружи.  Мне сейчас надо ключи забрать.
          И она вышла довольно стремительно.
          В моей голове поднялась буря.  Мысли бежали одна за другой, перескакивая друг через друга.  Что делать?  Что сделать, что сказать, чтобы остаться.  Я не мог, просто не мог сейчас уехать отсюда.
          Я вскочил, подбежал к портрету и с любовью взглянул в такие, ставшими мне дорогими, глаза. 
          Её взгляд, как мне показалось, ответил тоской.  Глаза были влажные,  Или это были мои?  Ничего не соображая, я начал бегать по комнате.  В одно мгновение оделся и выскочил во двор.
          Антонина Петровна сидела на лавочке под дубом.  Её взгляд выражал спокойствие и безмятежность.  Наверное, моя поспешность несколько озадачила  её.
          Подойдя к ней,  начал просить о продлении аренды.  Мой голос срывался, кровь прилила к голове, в висках били молоточки.  Я начал предлагать ей деньги, с каждым её отказом повышая сумму. 
       --- Ну, одну ночь, всего одну ночь! – молил я срывающимся голосом.
          Я готов был встать на колени, отдать всё, что угодно.  Если бы она попросила отдать ей десять лет моей жизни, я бы с радостью произвёл это действо.
          Но на все мои доводы звучало холодное – нет.
          Я понял, придётся уезжать.  В это мгновенье  был готов её убить, лишь бы провести ещё одну, только одну ночь в этом доме.  Но я, кое как взял себя в руки и еле - еле переставляя ноги, пошёл собирать сумку.
          Завернув тапочки в газету и положив «три слона» в целлофановый пакет,  бросил всё это в сумку, затем подошёл к портрету.  Я не мог уехать не попрощавшись.  Боль, настоящая боль разлуки, разрывала мою грудь.  Слёзы непроизвольно катились из моих глаз.  Разум говорил мне «беги»,  душа же и всё остальное  были прикованы к портрету.  На ногах моих были надеты неподъёмные вериги.  Я попытался сделать шаг и вдруг мой мечущийся взгляд остановился на каком-то предмете чёрного цвета, лежащего на полу под портретом.
          Нагнувшись, я подобрал его.  Это была ажурная перчатка.  Её перчатка.  Я поднес её к губам и поцеловал, поцеловал со всей страстью, словно её рука находилась в ней.  Перчатка пахла терпкими духами и еле уловимым ароматом её тела, таким теперь близким и родным.  Туман заполнил всю мою голову.  Сердце выпрыгивало из груди.
          Нетерпеливый стук раздался снаружи двери.  Я одним махом выскочил на террасу, чуть не сбив Антонину Петровну.  Она посмотрела на меня, как на сумасшедшего.  Мне было всё равно.
          Не помню, как добрался до областного центра, как покупал билет, как садился в вагон.  Очнулся я уже в купе, когда поезд, набрав ход, мчался в ночи, приближая меня к столице нашей Родины.  Попутчики, а их было двое, пожилая пара, попыталась наладить со мной разговор.  Я что-то кратко отвечал на их заданные вопросы и разговор сам собою закончился. 
          Забравшись на верхнюю полку, сунул голову под подушку и заснул нервным сном.  Снилось мне, что я лечу в пропасть, вот – вот должен разбиться, но пропасть оказалась без дна.  И так всю ночь я падал в это бездонное пространство.
          Утром меня разбудил голос проводницы. 
       --- Граждане пассажиры, через пятнадцать минут подъезжаем к Москве.
          Из радиоприёмника грянул гимн.
          Весь разбитый, через час с небольшим,  я был дома.
          Сбросив туфли, не раздеваясь, я упал на диван и заснул всё тем же нервным сном, падая в ту же самую нескончаемо бездонную пропасть.
          Наш поезд стоял на какой-то станции.  Я как завороженный слушал рассказ Ильи, даже забыв о давно простывшем кофе и ликёре терпко пахнущего травами.  Стакан Ильи был пуст.  Пустая бутылка давно находилась на полу под столом.  Я хотел налить из своего стакана половину в стакан Илье, но он, отстранив мою руку, опять нырнул в свой саквояж и достал вторую, такую же бутылку.
       --- Недаром пословица гласит, - произнёс улыбкой Илья – Сколько не бери, а бежать придётся ещё раз.
          Улыбка была только на его губах.  Само же лицо и особенно глаза оставались серьёзными.  По моей спине побежали мурашки.
          Поезд тронулся.
          Ещё раз, склонившись над своим саквояжем, Илья аккуратно достал из него красивый пакет, перевязанный розовой шелковой лентой.
          С нежностью развязав узел, он достал из пакета чёрную, ажурную перчатку.  Купе наполнилось тонким запахом дорогих духов.  Я оцепенел.  Видимо Илья, заметив моё замешательство, произнёс.
       --- Не думай.  Я не сумасшедший. И не фетишист. Я не украл эту перчатку.  Это та самая, которую я подобрал на полу под портретом.
          Ночь.  Мелькающие в темноте очертания.  Перестук колёс.  Всё это дополняло мистики в его, казалось бы  нереальный рассказ.
       --- А что было потом? – спросил я его.
       --- Потом? – разливая по стаканам ликёр, протянул Илья, - а потом началась полная чертовщина, которая продолжается и до ныне.
          Не чокаясь, мы выпили.
          Уром следующего дня я проснулся совершенно разбитый.  Была суббота.  На работу идти было не надо.  Встав, я заварил в турке кофе и  без наслаждения, с которым я обычно употребляю этот напиток, почти машинально выпил его.  Есть не хотелось.  И вообще, ничего не хотелось.  Я был опустошен.
          В прихожей раздался телефонный звонок.  Я знал, что звонит Виктория.  Обычно я бежал, чтобы сорвать трубку с аппарата, а сейчас нехотя  подошёл  и вяло пробубнил «алло». 
          Её голос звучал весело.  Растягивая гласные, она радостно сообщила, что свободна и уже собралась ехать ко мне.
       --- Я пирогов напекла, с капустой, как ты любишь.
          Отказать я ей не мог, хоть никакого желания встречаться с ней у меня не было.  Сказав «приезжай»,   повесил трубку.
          Она вошла, вся такая нарядная, пахнущая французскими духами.  Обняв меня, попыталась поцеловать.  Я инстинктивно отстранился, поняв всю несуразность ситуации, закашлял и натужно чихнул.
       --- Извини, не совсем хорошо себя чувствую.  Смотри не заразись.
          Улыбка получилась натянутая.  Она прошла в комнату, вынула из сумки пакет и разложила пирожки на блюде, достав его из серванта.  Я сходил на кухню и принёс чайник с горячей водой.
 Мы сели пить чай.  Настроение улучшилось.  Она спросила меня, как прошла командировка.  Я вкратце рассказал ей, минуя события, которые  происходили ночами.
          Унеся чашки с чайником на кухню, вернувшись, я увидел  Вику расстилающую простыни на кровати.  Мы, обычно встречаясь, с огромным нетерпением ожидали этого момента.
          Но сейчас у меня произошло резкое отторжение её.  Я не мог представить, как я могу лечь в постель с  другой.  Не той, которую я полюбил всем своим существом, всеми своими душевными силами, которая для меня стала основой моего существования.
       --- Да, да.  Я понимал всю несуразность моего чувства к той несуществующей в реальности женщине, но ничего поделать с собой не мог.
          Илья плеснул в свой стакан ликёра и выпил залпом, забыв наполнить мой.  Я проделал это сам.  Была половина четвёртого ночи.  Поезд, тормозя, сбавил ход.  Рассвет лазурью окрасил восток.  Загорался новый день.
          Скорее по обязанности я разделся и лёг к ней в постель, продолжил Илья своё повествование. Она нежно прикоснулась к моей груди.  Это прикосновение обожгло меня и я, дёрнувшись, отстранился.
       --- Ты что? – вскрикнула она и вдруг внимательно посмотрела на меня изучающим взглядом. – Ты что, там, в командировке изменил мне? – она ещё внимательнее стала изучать меня.
          Я  конечно начал отнекиваться, говоря, что она ошибается, что я просто приболел, но она, перевалившись через меня, встала и подошла к зеркалу.
       --- Подойди  пожалуйста сюда, - изменившимся голосом сказала она.
          Я встал и подошёл.  Она своими руками взяла мою голову и немного приподняла её, чтобы я мог видеть свою шею.  На ней красовалось несколько небольших  синячков,  не оставляющих никакого альтернативного происхождения, кроме поцелуя.
       --- Что это?  Я тебя спрашиваю.
          Опешив, я не нашёлся что сказать. Одевшись, она выбежала, сильно хлопнув дверью.  Я испытал огромное облегчение.
          Через минуту я уже думал , откуда могли появиться эти синяки.  И ничего другого не нашёл, как утвердиться в мысли, что всё что происходило со мной в те две ночи, было реальностью.
          В психиатрии есть такой диагноз,  «раздвоение личности».  Но у людей, которые этим страдают, нет никаких материальных подтверждений.
          Здесь же часы, слетевшие с руки, перчатка и наконец синяки от поцелуев.  Голова моя пошла кругом.  Более мы с Викторией не встречались.
       --- Как покурить хочется. – сказал Илья – Вообще-то я редко курю, но сейчас… .
          Мне почему то тоже захотелось вдохнуть табачного дыма.
          У проводницы как всегда всё было.  Купив пачку Явы и зажигалку, я поспешил обрадовать Илью. 
       --- Пойдём, покурим. – Мы давно и незаметно перешли на «ты».   Выйдя в тамбур, закурили.  Рассвет вовсю заполнял окрестности.  Всходило солнце и своими лучами разогнало туман, кое- где лежавший на земле.  Мы вернулись в купе.
          Я опять сходил за кипятком.  Каждый сам себе  насыпал в стакан кофе.  Для себя заварил покрепче, положив три куска сахара.  Ликёр  был слегка  терпковат.
       --- Ну и что дальше было?  Ведь ты говорил, что прошло около двух лет, – с интересом спросил я.
       --- Эх Сашок, я стал самым несчастным человеком во вселенной.  Пытался знакомиться с женщинами, но как только дело доходило до постели, словно стенка вставала.  Её голос, её глаза, её запах преследовал, да и сейчас преследует меня.  Женщины, кроме неё, перестали существовать для меня, что называется совсем.  Пытался лечиться.  Как-то обратился к приезжему  светиле  психиатрии.  Честно рассказал ему обо всём.  Ты кстати второй после него, который слышит эту, мою историю.  Просто подошло время, выговориться надо.  Да и ты располагаешь к этому.
       --- Ну и что?
       --- Что, что,  Погрузил он меня в сон.  Спрашивал, - я ему отвечал.  Проделывал  какие то манипуляции, содрал массу денег.  Потом заявил, что он бессилен.  Такие вот дела.
          Илья разлил остатки ликёра по стаканам, мы выпили и легли хоть немного поспать.
          Проводница разбудила нас за час до приезда в Москву.  Умывшись и заправив постель, мы сели пить кофе с печеньем.
          Проехали Расторгуево, приближался Павелецкий вокзал.
       --- А в каком городе это всё произошло? –  задал я свой последний вопрос.
          Илья произнёс название городка, в который его занесла командировка.
          Пожав друг другу руки, мы расстались.
          Прошел год.  Житейские заботы и работа поглощали все время.  Я часто вспоминал рассказ Ильи. Меня мучал один вопрос.  Было ли рассказанное им на самом деле, или это был плод больного воображения не совсем здорового человека. 
          И вот удача.  В середине июля, я был послан в тот самый областной центр, рядом с которым находился тот заштатный город, в котором, как бы происходили все эти события.  Сделав все свои рабочие дела, сел в автобус и через два часа был на месте.
          На площадных часах стрелки показывали десять минут пятого.  Так как позавтракав в поезде, я более ничего не ел, голод разыгрался не на шутку.  Окинув взглядом площадь, сразу увидел ресторан, который дважды посетил мой поездной собеседник.  Первым делом направился туда.
          Войдя внутрь, я увидел его таким, как описывал Илья.  Словно в этом ресторане я уже когда-то бывал.  Сев за стол и осмотрев зал, увидел двух официанток что-то весело обсуждающих у стойки.  Одна из них была пухленькая и розовощёкая.
          Подозвав её жестом, как можно более непринуждённо произнёс.
       --- Оленька, принесите пожалуйста салатик, харчо и скажите шефу чтобы зажарил цыплёночка и сделал из него «табака», да  минералочку  не забудьте.
          Она в недоумении посмотрела на меня и пошла исполнять заказ.
          Правда, цыплёнок оказался выше всех похвал.  Минералка была видимо прямо из морозилки.  Насытившись, немного отдохнув, я вышел из ресторана и отправился на поиски дома.
          Направо вело несколько улиц.  Первую я почему-то прошёл не останавливаясь.  Во вторую сунулся, но через пятьдесят метров она делала изгиб.  Понял, не та.
          Повернув на третью улицу, оказался на правильном пути.  Она была прямая, без единого изгиба и шла под уклон.
          Пройдя метров двести, я увидел окрашенный зелёной краской деревянный забор, слева огромный дуб, справа несколько старых яблонь.  Внутри стояли развалины сгоревшего деревянного дома.  Калитка была не закрыта, я вошёл.
          Терраса и стена, примыкающая к ней, были почти не тронуты огнём.  Я обошёл вокруг дома, внимательно рассматривая пепелище.  Дубовый массивный стол валялся на боку, весь обожжённый, но практически как не странно целый.  Искорёженная электрическая плитка лежала немного поодаль.  Железная кровать стояла рядом с печкой, внутри которой, словно в насмешку, была оставлена кастрюля с поварёшкой.
          Подняв глаза, я увидел богатую раму  с остатками полотна, висевшую на оставшейся стене дома.  Кое как, раскидав обожжённые поленья, подобрался ближе и начал более внимательно рассматривать то, что осталось от картины. 
          Нижняя часть полотна, вся была уничтожена,  верхняя же осталась в более сохранённом виде.  Очертания платья еле-еле проглядывались, но лицо осталось почти не тронуто огнём.  Да, оно было под приличным слоем копоти, но само полотно осталось уцелело.  Достав из кармана брюк носовой платок, я аккуратно начал тереть, сантиметр  за сантиметром удаляя чёрный слой копоти.
          Работа была сложная.  Капли пота выступили у меня на лбу.  Удалив копоть с лица, я отступил на два шага и начал всматриваться в детали.  Вуаль почти слилась с копотью, шапочка из темного меха, красиво сидела на пышных каштановых волосах.  Правильные черты лица выдавали аристократическое положение его владелицы.
          И вдруг мои глаза, словно соединились с глазами женщины на портрете.  Меня передёрнуло и огромной величины мурашки побежали по всему телу.  Взгляд был настолько живой, что казалось, она сейчас начнёт говорить.  Спотыкаясь, перепрыгивая через все препятствия, я выбежал на улицу и быстрым шагом направился к автобусу.  Через несколько секунд  понял, что иду в противоположную сторону.
          Дойдя до крайнего дома, я остановился, чтобы успокоиться.
       ---Здравствуйте, - прозвучал сзади тихий, женский голос – ищите что- нибудь?
          Я обернулся и увидел пожилую женщину, держащую в руке хозяйственную сумку.
       --- Да нет, - заикаясь  ответил я - заплутал немного.
       --- А хотите я вас чаем напою?  Халву купила, наисвежайшая.
          Я с согласием кивнул,
       --- Буду вам очень благодарен.
          Открыв ключом железную калитку, она пропустила меня вперёд и накинула щеколду.
       --- Меня зовут Елена Андреевна.
          Я представился в ответ.
          Открыв дверь небольшого дома, прошла первая.  Я двинулся за ней.
          Мы вошли в большую, светлую комнату.  Чистота и порядок выдавал хорошую хозяйку.  Елена Андреевна пошла на кухню, ставить чайник на плиту.  К дому был подведён газ.
       --- Присаживайтесь, что же вы стоите.
          Я устроился на деревянном  стуле, за столом накрытым белой  скатертью с вышивкой.  Хозяйка поставила две вместительные чашки, сахарницу, наполненную твёрдым, кусковым сахаром, рядом положила щипчики.  Всё это напомнило мне детство.  Моя бабушка так же пила чай, откусывая щипчиками от большого куска сахара, маленькие кусочки и как раньше говорили,  «пила чай в прикуску».
          Налив заварку и разбавив её кипятком, отнесла оба чайника на кухню, откуда принесла вазочку из  синего стекла, доверху наполненную нарезанной серой подсолнечной халвой.  Халва была и правда очень свежая.  Она таяла во рту, оставляя вкус жареных семечек.  Чай вкусно дымился в  чашках и недолго думая я спросил.
       --- Елена Андреевна, а что произошло с вашими соседями?  Никто не пострадал?
       --- Нет, - ответила она – Слава Богу, дом пустой стоял, уже несколько лет.  Хозяева уехали, но почему-то не продавали.  Странно, – как бы разговаривая сама с собой добавила. – А вообще- то очень неожиданно всё произошло, месяцев пять - шесть назад.  Где-то после двенадцати ночи, как вспыхнет.  Следствие было.  Говорят  поджёг.  Но никого не нашли.  Ко мне приходили.  Я рассказала, что видела высокого мужчину, светловолосого.  Крутился тут за день до пожара.
          И она щипчиками стала откусывать себе сахар от большого куска.  Потом, положив кусочек себе в рот, начала запивать чаем.
       --- А вот что ещё я видела, никому не рассказывала, а то меня сдвинутой умом бы посчитали.  Ну да тебе милок,  расскажу.
          Она как-то тепло перешла на «ты».
       --- Когда дом загорелся, я вышла на двор, смотреть чтобы искры ко мне не перекинулись.  Сразу вызвали пожарных.  Они быстро приехали, минут через десять.  Но дом уже вовсю полыхал.  Начали поливать, да куда там.  Крыша просела, стенки рассыпались.  Вдруг какой-то огненный шар вылетел из середины пожарища и медленно, дважды облетел участок.  Завис над вон теми соседними кустами, - она показала рукой на окно - и быстро-быстро улетел ввысь.  Странно, что его никто не видел.
          Я взял из вазочки ещё кусок халвы и с большим удовольствием, запивая чаем, съел его.
          Попрощавшись,  покинул гостеприимный дом.
          Еле-еле успел на последний автобус.  В поезде, ни с кем не разговаривая, забрался на верхнюю полку и проспал до Москвы.
          Прошло  шесть лет. И однажды судьба занесла меня в Петербург.  Рас положившись в номере гостиницы «Астория», я спустился в ресторан пообедать.  Сев за столик,  начал изучать многолистное меню.  После обеда я хотел посетить Исаакиевский собор, благо он находился через дорогу.  Назавтра у меня была запланирована поездка в Петергоф.   
          Я всегда, когда попадаю в Ленинград – Петербург, старался съездить в это прекрасное место.  Особенно люблю Петергофский парк.  Однажды, много лет назад, я побывал там, в начале октября.  Народу  было мало.  Был понедельник,  у музея был выходной день.  Солнечное утро встретило лёгким морозцем. Фонтаны уже не работали и лишь из  Самсоновской рыбы вытекала небольшая струя.  Четыре часа я ходил по ковру из разноцветных кленовых листьев.  Казалось, что вот-вот откуда- нибудь из-за дерева стремительной походкой вынырнет Пушкин.  За всё время встретилось только четыре человека. Юноша с девушкой и пожилая пара, одетая по моде тридцатых годов.  Это был лучший Петергоф в моей жизни.
          Из этих приятных воспоминаний я опять вернулся к изучению меню.  Вдруг я услышал сзади знакомый тембр голоса.  Обернувшись, увидел раздобревшую, но ещё мощную фигуру Ильи.  Он улыбался женщине сидевшей напротив.  Справа и слева от него сидели два с иголочки одетых мальчика, видимо погодки, копии папы.  Промахнуться было невозможно.
       --- Илья! – крикнул я, вскакивая и махая руками.
          Увидев меня, он тоже вскочил и с искренней радостью мы обнялись.
       --- Оленька, разреши тебе представить того самого Александра, про которого я тебе рассказывал, - вот он, собственной персоной.
          Оленька, молоденькая женщина, лет двадцати пяти, улыбнулась.  Улыбка её была очаровательна.  Глаза сияли неподдельной открытостью.
       --- А это, Игорь и Александр, два брата акробата - пошутил он. – Ну,  я тебе скажу и вопросики задают, иногда ум за разум заходит.  Как здорово,  что мы с тобой встретились!
          Я тоже был очень рад нашей встрече.  Вместе пообедав, мы договорились, что вечером он придет ко мне в номер и разошлись каждый по своим делам.
          Сходив в Исаакиевский собор, я прошёлся по Невскому, затем отправился в гостиницу.  Вечер выдался на редкость тёплый и безветренный.  От Невы веяло прохладой.  Мелкая рябь на воде играла тысячью искорками, в лучах заходящего солнца.  Люди вокруг улыбались.  Хорошее настроение, передаваясь от человека к человеку, казалось охватило весь город. 
         
          Дойдя до гостиницы, я поднялся в номер, предварительно зайдя в бар и купив две бутылки Бенедиктина. Кофе и лёгкую закуску должны были принести по звонку.  Сел в кресло, включил телевизор  и погрузившись в воспоминания, стал с нетерпением ждать.
          Стук в дверь прервал течение моих мыслей.  Не дожидаясь разрешения, вошёл Илья.  Мы ещё раз обнялись.
          Расположившись за небольшим, круглым столом, куда я предварительно поставил  бутылку ликёра и две рюмки, позвонил в ресторан, чтобы несли закуску.  Мы  чокнувшись, выпили за встречу.
         --- А ведь я ездил туда, в тот город, - и произнёс название городка.
          Поведав ему в подробностях  все перипетии моей поездки, я окончил свой рассказ словами: - «прости не удержался».
          В глазах моих застыл вопрос: - «ты это сотворил»?
          Прочитав по глазам, он ответил.
       --- Да я, - и начал своё повествование.
          Как я тебе уже рассказывал, мои мучения стали невыносимы.  Куда бы я ни шел, повсюду в толпе я видел её лицо.  Если по случаю кого и обнимал, то  обнимал её тело, вдыхал её запах, смотрел в её глаза.  Ночами, стоило мне сомкнуть веки, её образ вставал передо мной.
          Ночь ни ночь, день ни день, как только доходило до определённого предела, я ехал на вокзал и садился в поезд, торопя его.  Я исходил весь этот городишко, ища Антонину Петровну. За любые деньги, отдав  что угодно, я должен был попасть внутрь, к портрету.  И хоть, как тогда казалось раз, один только раз, взглянуть в её глаза.  Это приобрело форму фобии, навязчивой идеи.  Я был у каждого дома, днями и ночами ходил, всматриваясь в каждое окно.  Меня уже знала каждая собака и я их знал всех на перечёт.  Но Антонина, как в воду канула.
          Я не мог и представить, что кто-то поселится в нашем с ней доме.  Постоянные мысли о ней доводили меня до сумасшествия.  Я сломал мозг, думая как мне незамеченным проникнуть в этот проклятый дом, чтобы увидеть её лицо, хотя бы на портрете.  Мысли всё время путались, я перестал нормально спать, а если и засыпал, то краткий сон не приносил мне ни грамма успокоения.
          Не знаю, что меня подвигло на этот поступок, но в  очередной раз, приехав туда, а приехал я уже не на поезде, а за рулём своего автомобиля, и как всегда обойдя город, я сел в своё лежбище, которое я оборудовал с тыльной стороны дома в непролазных кустах. 
          Я заплакал.  Плакал навзрыд, захлёбываясь.  Вся горечь последнего времени жизни наполняла мои слёзы.  Разум отказывался верить, что всё, что со мной произошло, было в реальности.  Но для себя, для всего своего существа я даже не допускал этой мысли.  Для меня, всё  что произошло тогда, стало даже реальней самого моего существования.  Реальней так сказать, реальности.
          Спокойствие и решимость пришли одновременно.  Пройдя проулком к машине, я забрал из багажника канистру полную бензина.  Из бардачка взял спички и направился к месту моего будущего преступления.
          Небо было всё в чёрных тучах.  Ни звёзд, ни луны не было видно.  Сплошная темнота окружала меня.  Подойдя к дому, я облил его с трёх сторон бензином.  С четвёртой, там  где висел портрет, моя рука не поднялась.   Чиркнул спичкой.  Пламя сразу занялось.  Я за несколько секунд, перепрыгнув через забор, свалился в своё убежище.
          «Так не доставайся ты никому» - звучали в голове слова из фильма Михалкова.  Как завороженный я наблюдал за тем, что происходило.  Люди повыскакивали из домов, орали, махали руками.  Приехали пожарные и начали из шлангов заливать огонь.  Но он разгорался всё больше и больше, заняв половину неба.
          Вдруг яркий, огненный шар словно вынырнул из центра пожарища.  Сделав круг,  завис прямо надо мной.  Я не мог оторвать взора от него, хотя он почти ослеплял меня.  Вдруг в центре этого шара появилось лицо.  Её лицо.  Она улыбалась.
       --- Спасибо милый.  Я знала, верила, что ты, только ты найдёшь это единственно правильное решение.  Спасибо тебе ещё раз, - тихо произнесли губы, её губы, такие родные и до сих пор желанные.
       --- До встречи дорогой.  Ведь все мы, когда -  нибудь встретимся.   
          Шар стремительно набрал высоту и растворился в тёмной небесной выси.
          Я упал.  Слёзы опять душили меня.   
          Раны заживают долго.  Почти две недели я не выходил из дома.  После потихоньку жизнь стала налаживаться.  Работа – дом, дом – работа.  Через месяц позвонил друг и пригласил на юбилей.  Десять лет его свадьбы.  Он был офицер противовоздушной обороны.  Я пошёл, не мог его обидеть.  Долго подарок выбирал.  Купил в «Антикваре» настоящих оловянных конников, Уланского полка 1812 года.  Друг радовался, как дитя.
          Там- то я и познакомился с Олей.  Увидел её глаза и влюбился сразу, без раздумья.  Её глаза были копией глаз, которые я любил, люблю и буду любить.
          Обменявшись телефонами, мы расстались.
          На столе осталась стоять, чуть початая бутылка Бенедиктина и нетронутые закуски, которые принёс официант из ресторана.
          Белая ночь заполнила все дворы – колодцы  Петербурга.
Время без остановки двигалось дальше.
               
                Москва,  12 августа 2025 г.