Луга асфоделей

- Твоя душа заперта… ты не можешь парить… уходи… не тревожь покой Ставших Туманом.

Белесая дымка окутала щиколотки и неспешной змейкой оплетала ноги, поднимаясь всё выше и выше, загустевая и превращаясь в вязкое молоко. Еще минуту назад полупрозрачная, теперь молочно-серая, она покрыла ноги, покусывая икры и впадину под коленкой голодными мальками пузырьков.  Идти  дальше было некуда. Широкая тропинка, плотно утоптанная, закончилась так же внезапно, как и началась. Началась нигде и закончилась нигде. Ни поляны, ни оврага, ни берега реки – всё тот же сумеречный лес, только теперь еще более тёмный.

 - Ты еще живой. Зачем ты здесь?

Я не мог сказать. Я не мог даже думать словами. Всё, что я видел вокруг, слышал запахи и звуки, ощущал кожей и отвечал ударами сердца – всё было без слов.

Я их забыл, как посредников для передачи ощущений. Чувства, звуки и оттенки темноты ленивым потоком омывали мозг и сердце. Я их понимал, не называя и не придумывая названия тому, что испытывал впервые в жизни.

Я чувствовал свой собственный страх, но он был не внутри меня. Где-то рядом в паре шагов позади, готовый в любую секунду прыгнуть обезумевшей обезьяной мне на голову и цепкими сильными лапами разжать стиснутые зубы для крика. Но не во мне.

- Уходи… не тревожь покой Ставших Туманом.

Густое молоко поднималось всё выше и выше, и вот уже кончиков пальцев на руках коснулась вязкая прохлада, сначала покалывая электричеством только подушечки, а потом, бегущей трещинкой во льду, по нервам добралась до самого сердца и откатилась назад.

- Теплый… луга не примут тебя.

Вся тяжесть ушла вниз. Тело над туманом стало похожим на надутую воздухом тряпичную куклу, шелковой рубашкой мотыляющейся от малейшего дуновения ветерка, но зато внизу застывшим чугуном гудели ноги. Я не мог их даже напрячь, чтобы двинуться с места.

А он всё поднимался и поднимался.

И вот уже сердце, словно не желая погружаться в молочную гладь, пытается выпрыгнуть из груди, рвется вверх в страхе захлебнуться, трепещет рваным ритмом... И вдруг успокаивается.

Туман уже у подбородка.

Я спокоен. Впереди, на сколько видно глазу, идеально гладкое белое марево.

Лес исчез.

Кроны деревьев еще закрывают собой яркую луну, но стволов уже совсем не видно. Я как будто погружаюсь в парное молоко реки ранним утром, короткими выдохами разгоняя вокруг себя пар. И вот-вот уйду с головой под воду.

А тело качает как от приливной волны.

- Луга не примут тебя…

Сердце бьется всё медленнее, звук его ударов становится всё более низким, и вот уже тело дрожит от каждого «Боммм…».

Боммм… Боммм… Боммм…

С последним ударом тело сотрясает так, что от меня расходится круговая волна, словно после ядерного взрыва.

И всё.

Нет звуков, нет ярких красок, нет собственного тела – я стал частью грязно-серого киселя.

- Зачем ты здесь?

Это не голос. Это вспышка мысли в еще оставшемся угасающем разуме.

- Если ты пришел за правдой, то ее здесь нет. Ее нигде нет.

Мысль стекает вязкой каплей по растворяющемуся в серой патоке сознанию.

- Если ты пришел за истиной, то ты ее не поймешь. Зачем ты здесь?

Стоп! Всё замирает в объемную ледяную  картинку. Каждая пылинка тумана, каждая размытая тень, каждое почти лопнувшее сверхновой звездой пятно света, получают четкую до бритвенной остроты резкость.
Пиксельную с острыми гранями. Как снежинки под микроскопом.

- Я хочу жить…

Мысль, похожая на шёпот, вибрирует серебряной струной меж застывших снежинок.

- Зачем ты здесь?

Откуда-то издалека то ли доносится звук, то ли вот-вот коснется ветерок, то ли просто царапает острой льдинкой…

- Я хочу жить…

Боммм!

Взрыв сметает застывший снег и превращает всё вокруг в бешеную метель.

Боммм…

Пространство плавится яркими оранжевыми красками и возвращается боль.

Боммм… Боммм… Боммм!

Я взлетаю над мокрой постелью с глазами полными слез, а чьи-то сильные, с жесткими мозолями на ладонях, руки буквально вдавливают меня обратно.

- Я хочу жить! – с пеной вылетает из моего рта и окружающий мир принимает привычные очертания.

- Спи. Теперь всё будет хорошо... Спи.