Письмо маме

Мама,

пишу тебе без прекрас, как ставлю воду на чай: просто. Я не стала ни принцессой, ни чьей то сказкой. Часто роняла то, что ты вкладывала мне в ладони, путала заботу с контролем, злость — с правдой, молчание — с обидой. Если этим обожгла тебя — прости. Я долго учусь отличать тёплое от горячего.

Твоя наука — не в словах, а в том, как ты держишь дом: аккуратно, без шума. Ты научила меня гладить складки на простыне так, будто разглаживаю собственные дни; перестилать постель — и в этом слышать порядок; закрывать банку с солью — и помнить меру. Я поздно поняла, что нежность — это дисциплина, а не слабость. Что «нет» можно сказать тёплым голосом, не откусывая себе язык.

Я складываю себя из мелочей, как ты: полотенце на спинке стула, стакан чистой воды у кровати, яблочная кожура, высохшая спиралью на тарелке. На подоконнике — зелень, которую ты любишь..  она пахнет утром. Вечером, когда в кухне только лампа и тёплый стол, я слышу тихую молитву без слов: благодарить за то, что есть; отпустить то, чего нет.

Я выбираю не отвечать жёсткостью на жёсткость. Потому что цена такой сдачи — слишком высока: платишь собой. Я тренирую сердце быть мягким и устойчивым, как хлебный мякиш — он держит корку, но не каменеет. Учусь не спасать всех, не растворяться, не шипеть, когда больно. Ставлю границы, как ставят бортики у пирога: чтобы содержимое не вытекло, а форма осталась домом.

Мы обе знаем: чудеса приходят не с фанфарами, а с паром от чайника, когда стекло затягивается и снова яснеет. Я много раз разбирала завалы в себе — как ты перебирала ящики с пуговицами: терпеливо, по цветам. Шрамы у меня — чистые, как швы на полотне: не прячутся, но и не кричат. Я научилась касаться боли, не царапая — как ты когда-то касалась моей лихорадки тыльной стороной ладони.

Твоё молчание — моя музыка. В нём — разрешение быть несовершенной и появляться домой даже с пустыми руками. Благослови меня идти своей тропой, сохраняя твою меру: кормить, не унижая; просить, не давя; дарить, не записывая в долг. Я стала матерью, и хочу передать дальше твою невидимую науку: простыню без складок, хлеб без суеты, обнимание, в котором человек становится тише.

Если ты придёшь ко мне, дверь откроется не с первого толчка — замок упрямый, как и я. На столе будет хлеб, мёд и нож со стёртой ручкой. Мы сядем, и пауза между нами станет мостом, а не пропастью. Если не придёшь — я всё равно ношу тебя в себе: твой запах утюга, твоё «ешь, пока тёплое», твои глаза, в которых у меня всегда есть место. Твоё имя растворено в моей крови, как сахар на дне кружки — его не видно, зато от него мягче.

Главное скажу прямо: я — твоя. Я не стала идеальной, но стала живой. Я держусь без брони, дышу ровно, умываюсь светом из окна. И каждый раз, когда стихает пар и на стекле проступает мир, он становится понятнее — так же, как когда ты вытирала мне лицо краем фартука.

Обними меня голосом. Мне этого хватит.

Твоя дочь