Дело вкуса или Почему я люблю Арсан и Миллера

     Меня всегда смешили и смешат до сих пор нелепые потуги писателей преподнести мне как читателю сложную личность, патологические типы Доста и рефлексирующие по любому совершенно поводу алкаши Ремарка, шибко чистые образы женщин Тургенева и прочая явно и очень дурно придуманная чепуха переполняли меня бурлящим, торжествующим цинизмом, я прямо именовал чахоточную Пат потаскушкой, а практически всех главных героев Ремарка запьянцовскими уродами, думаю, потому, что все старания писателя представить вообще - то изначально, анатомически, психологически и так дальше примитивного представителя вида хомо сапиенс за нечто большее, нежели двуногая тварь, уничтожаемая всего лишь одним ударом камня по затылку, не говоря о наворочанных способах ликвидации излишнего народонаселения ничтожной планетки, тут же и сразу, даже на подходе, заранее, априори чахли и увядали при столкновении с моим жизненным опытом. Насмотрелся я на ваших людишек, товарищи Достоевский и Ремарк, еще в раннем детстве понял, что это всего лишь двуногая мразь, на чьи мысли и представления о себе и окружающем мире мне тупо и просто насрать, мне реально по барабану, что и чего эта сволочь там себе выдумывает, то ли я просто моральный урод, то ли циник, то ли вообще человеконенавистник, но читать вымышлизмы действительно хороших писателей очень смешно. Я уже писал как - то давно, что самой угарной юмористической передачей России считал трансляции  " Эха Масквы ", я ведь на самом деле катался со смеху и дико ржал над разглагольствованиями всей их жидовни, вздорный тенорок Шендеровича и самоуверенное возглашение благоглупостей Латыниной, едкий сарказм Невзорова и деланный ахуй Радзиховского смешили меня не менее проверенных временем Гоголя и Щедрина, просто те стали давно уже классиками, а эта шелупень подвизалась и подвизается в подмастерьях, своей бездарностью обреченная оставаться на говноуровне именно подмастерий, коим никогда не стать мастерами уровня Войновича и Алешковского. Схожие на эховых ублюдки из тиви вовсе не смешили, они раздражали своей тупостью, агрессивностью, явной лживостью и фальшивостью, схожей с ненастоящестью якобы переживаний героев Ремарка, что тут, что там - неприкрытая лживая фальшивка, а умение питомцев Венедиктова хотя бы выглядеть частично искренними веселили до слез.
     - Что будете пить ? - прорычал Каррудерс, удерживая пьяненькую Мону на своих коленях.
     Скатившись с дивана, я уставился покрасневшими от ярости глазами под юбку моей подружки. Как обычно, она была без трусов.
     - Очень удобно, - перехватил мой взгляд Каррудерс, раздвигая своими лапищами безвольные ноги Моны и демонстрируя мне ее щедро оволосевшую щель, - можно засадить в любой момент.
     - Даже когда ее приятель спит рядом ? - попытался не утратить лицо я, с трудом ворочая опухшим языком.
     - Она сосала, - рассмеялся толстяк, сбрасывая Мону на пол, - ты спал, а она сосала.
     Мона ползла ко мне, подвывая.
     - Ты такой же грязный ублюдок, - кричала она, царапая пол ногтями, - как и мы, Хенри ! Не ты ли говорил мне, что у тебя встает, когда меня лапают потные итальяшки ?
     Я кивнул головой. А Каррудерс заорал :
     - Приведите макаронников !
     Дверь распахнулась от удара ноги Карлоса. Он встал в проеме и начал закидывать в гостиную итальяшек.