Разрыв связи

РАЗРЫВ СВЯЗИ

– Не отставай, – буркнул Марк, протаптывая дорогу.
Яне очень хотелось отстать. И чтобы Марк отстал от нее. Она уже давно метила на разрыв.
– Этот дом, кажется…
Все ему кажется, ни в чем не уверен.
– Вход только для жильцов, – процитировал Марк табличку над железной калиткой. – Что делать?
– Перелезть.
– Хочешь, чтобы меня забрали в полицию? Дело завели?
Яна хотела, но знала, что это невозможно.
– Ради тебя даже ментовской уазик не заведут, – едко припечатала
девушка.
– Есть другой способ – цивилизованный.
Марк набрал рандомный номер квартиры озябшими пальцами. Перчатки он, как водится, отдал любимой злюке.
– Простите, можно через вас срезать? Мы на концерт опаздываем. Где? Это квартирник. Может быть, и в квартире даже… – робко промямлил Марк. Он всегда говорил не особо естественно, когда волновался.
Динамик домофона вздохнул, но калитка даже не пискнула. Какой же он жалкий – ему так и хочется отказать! Почему не отказала она? Их отношения тянулись мутной каплей уже год, а может и больше. Некоторые браки распадаются быстрее.
– Могли бы подъехать на такси как белые люди. Нет же…– ядовито вкинула Яна.
– Вот еще – деньги тратить!
Какой он мелочный. Он даже копейки за квартиру не округляет. Выскребет все из монетниц ногтями своим грязными… Ногти, опять же, не стрижет без напоминания… Яна вновь и вновь перебирала в уме недостатки “ПоМарки”, если угодно! А заеды вечные на губах?! И глаза какие-то телячьи… Янка злОбилась все сильнее и шарила глазами в поисках новых помарок. Так больше жить нельзя!
– Марк, может, разойдемся? – вытолкнула из себя Яна. Когда оно прошло через рот, стало невыразимо легче.
– Дельная мысль. Ты иди вдоль забора, а я обогну дом с другой стороны. Созвон.
Не понял. Не услышал… Не поймет и не услышит! Живет, дурак, в своем однокомнатном пузыре и меня же туда подселил! Яна пошла вдоль забора, злобно распинывая снег. Снегу выпала уйма. Он был девственно белым и от него болели глаза. Зато снег пружинил под ногами, а Яна это любила. Вдруг в метре от Яны на снегу возникло что-то прямоугольное. Кажется, смартфон!
Она достала из сумки пару прокладок, прижала их к телефону и перетянула резинкой для волос. Этот странный сэндвич она убрала в отдельный карман сумки. Теперь – либо вытянет влагу, либо – в утиль.
Немного подумав, Яна вернулась до нужной калитки. Ткнула куда-то наугад и ей сразу открыли. Вуаля! Она хотела позвонить Марку, но передумала в последний момент. Далее без труда нашла нужный бар на цокольном этаже.
Яна на последние деньги взяла себе глинтвейна и укромно села за угловым столиком. На маленьком пятачке чекались артисты. Музыка подхватила ее сразу же и понесла. Ощущение было такое, словно где-то чуть выше лба открыли форточку, а вернее – люк. Впервые за долгое время расслабились мышцы шеи, и сладкие мурашки побежали вдоль позвонков. Она вспомнила, что этот эстетический озноб называется красивым словом «фриссон». Вечер обещал быть кружевным и ярким, если бы только не одно «но»…
На входе замаячила сутулая фигура Марка. Он тут же плюхнулся рядом.
– Я звонил тебе. Ты не доступна!
– Цокольный этаж. Видимо, не ловит.
– Почему у входа не набрала? Я прождал минут десять.
– Деньги кончились, – нехотя соврала Яна.
– Я же клал тебе в этом месяце? Сейчас посмотрю по списаниям…
Яна с отвращением посмотрела на своего спутника. Даже журчание воды в батарее интереснее всего того, что он говорит…
Слава богу, солист попросил всех заткнуться и выключить телефоны. Марк недовольно буркнул, не понимая главного. Телефон надо выключать не потому, что «надо», а потому что МУЗЫКА, МУЗЫКА и МУЗЫКА!!!
Яну снова перещёлкнуло – свело челюсть и шею от кипучей бессильной злобы. Она стала покачивать головой, чтобы чуть-чуть расслабиться, благо, песня на сцене была драйвовая, и это можно было принять за танец. Кстати, какие-то смелые девушки вышли в проход и начали двигаться под музыку. Яна им позавидовала, хотя могла бы станцевать лучше.
Худощавый парень с грустными глазами заиграл на саксе.
«Творец!» – подумала Яна.
Марк пролил на себя остатки глинтвейна.
«Пипец!» – подумала Яна.

***

Закрылись на щеколду. Достали себя из курток. Марк заодно сразу же избавился от штанов и остался только в грязновато-сером термобелье. Это делало его похожим на безоружного фехтовальщика.
Парень демонстративно завалился на диван.
– Может, хоть, чаю горячего попьем? – предложила Яна
– Нет! Я – главный добытчик в доме и мне надо больше спать!
– Смотри не простынь… – с видимой заботой произнесла Яна.
«А то застрянешь тут на больничном и будешь мне кровь сворачивать!» – этого она, конечно, не произнесла.
Яна тихо ушла на кухню. Она кинула в кружку с кипятком два пакетика чая: один – для запаха, другой – для вкуса. Девушка обмякла, размяла тонкими пальцами шею, откинулась на стуле, хищно запустила свои белые зубки в зеленую «ранетку», чуть надкусила, положила на тарелку рядом с открытой книгой. Получился любопытный натюрчик. Она поставили рядом скромный букетик полевых цветов (который, естественно, купила сама у милейшей бабушки с ящика). Когда на столе все сопоставилось, она решила это сфотографировать. Камера на ее телефоне была мутная и старая. Яна ничего не понимала в пикселях, но, кажется, их там не особо-то и хватало. Так, стоп… Ревизия!
Есть же еще один аппарат! Она вспомнила, как ее любимый папочка вечно говорил зычным басом: «У аппарата!» Много ли аппаратного в современных телефонах? Нет уже заляпанных дисков, трескотни и вороха проводов…
Яна достала «найденыша» из своей сумки. Распутала лапшичную зарядку, подключила телефон. Вилка зарядного устройства тут же нагрелась, и запах паленой пластмассы сильно ударил в нос. Марк вечно покупает самую дешевую электронику в «Роспечати». Выбирает яркие шнуры между телепрограммой и детскими съедобными часами! Не хватало еще спасти телефон, чтобы тут же его угробить несовместимой зарядкой!
Несмотря на опасения Яны, рюмочка батареи на экране начала постепенно заполняться зеленым абсентом. Зарядка пошла, а Яна облегченно вздохнула. Все-таки приятно выхаживать кого-то, или, хотя бы, что-то. Доставать из небытия могучей рукой
Чуть робея, Яна включила аппарат. Он даже не был запаролен: вот это доверие миру! Такого у Марка точно не увидишь! Приветственная полифония прозвучала громко и резко. Слишком громко и резко! Яна даже не сразу успела приглушить ее. Фиаско! Сердито заскрипел диван в комнате, чертыхаясь, поднялся Марк Сутулая фигура замаячила в коридоре.
– Самое страшное, что может потерять человек, это – сон! – буркнул Марк.
– Самое страшное, что можно потерять в жизни, это – интерес! По себе знаю… – в тон ему ответила Яна.
– Ой, вы на нее посмотрите: прямо само страдающее средневековье! Ну чего тебе не хватает?
– Ты думаешь, мне не хватает чего-то одного, а мне не хватает всего и сразу. Полноты жизни!
– Хватит говорить со мной языком женских романов!
– Могу переключиться на лексику мужских туалетов. Хочешь? Иди на… – Яна не успела договорить. Марк схватил чужой телефон со стола.
– Что это?
– Просто нашла смартфон на улице!
Марк осудительно посмотрел на Яну. Строго свел бесцветные брови.
– Это преступление?
– Это статья сто пятьдесят восьмая нашего уголовного кодекса. Присвоение чужого имущества. Ты должна отнести это в полицию!
– О боже… – Яна закатила большие глаза. – У тебя юридический фетишизм: тебя пора лечить электричеством! Я сама найду владельца и получу вознаграждение!
– Ерундой маешься! Лучше бы лишнюю смену на работе взяла!
– Я и так работаю три дня в неделю!
– А я работаю шесть дней в неделю!
Начался долгий и тягомотный жонгляш цифрами. Именно от таких разговоров Яна и запиралась на кухне. Марк упорно гудел как шмель, которого хочется прихлопнуть веником. Яна откровенно зевала, хотя ей не хотелось спать. Марку откровенно хотелось спать, но он не зевал. Он говорил долго и с упоением, наливаясь важностью собственных слов.

***

Утром Яна долго и упорно прозванивала контакты из телефона. Эта была ее личная детективная история. С каждым новым прозвоном интерес только подогревался. Позывные у контактов были непонятные: «Базиль», «Володька Кахон» или «Казур». Перебирать имена было интересно как одежду на плечиках в незнакомом магазине. Яна знала, что в таких случаях принято звонить родителям, но делать этого не хотелось. Девушка, вспоминала тревожную маму Марка – Ма-ма-марковну. Это была тучная женщина с низким голосом, который она то и дело повышала без всякой причины. По её венам текла трагедия. Марк постоянно пытался успокоить родительницу, но успокоить ее могли только транквилизаторы и долгая терапия. Короче, не было у Яны контакта с поколением сорок-плюс.
Яна отложила телефон и опустила лапку электрочайника. Аппарат завибрировал сам, весело телепаясь на столе. Голос в телефоне был озорной.
– Здравствуйте, телефон у вас?
– Как видишь.
Яне нравилось сразу переходить на «ты». Она чувствовала себя так понятнее и гораздо моложе.
– Надо бы забрать.
– Ну, приезжай, я сегодня целый день выходная – дома буду сидеть.
– Пу-пу-пу, – выдохнула трубка. – Сегодня не получится. Я целый день на репетиционной базе. У нас прогон перед концертом.
– Ты музыкант? – чуть взволнованно спросила Яна.
Яна задала этот вопрос чисто из вежливости. Конечно, она обещала себе не лазить по фоткам, но потом она чуть подсмотрела, потом еще чуть-чуть и – поползло… Остановиться удалось только на переписках. Короче, хозяином аппарата был худощавый парень с большим саксофоном. Тот самый со вчерашнего квартирника. Этот факт она поняла по частотности фоток. Яна назвала этот метод – селфиграммой.
– Есть немного, я – музыкант. Меня Толя зовут…
– Яна, тоже музыкант.
– Слушай, у меня там карта привязана, ты доставку курьером оформить сможешь на Чайковского, пятнадцать?
– Улица у тебя, значит, тоже музыкальная? Ехать, вроде, не далеко. Я доставщикам не верю, они даже еду привозят холодную… Сама привезу. Мне так будет спокойнее.
Так будет интереснее, поправила Яна сама себя. Эта однообразная и безобразная жизнь уже порядком начала поджирать её. Что поделать, если ей интересно с новыми людьми (вернее, только с новыми людьми ей и становится интересно).
Яна старалась нарядиться как можно небрежнее. Сегодня она решила быть «оторвой», даже придумала для себя особый термин – «оторва от реальности». Тем более, что реальность была тошнотворна: на старом холодроне красовался список покупок, перемазанный какими-то жирными пятнами, полная мойка посуды и кислая одежда в корзине, которая уже толком и не простирывалась (только одежда Марка могла быть чистой и вонючей одновременно).
Яна старалась одеться максимально небрежно, а это для женщины – самое трудное. Если – асимметричный балахон с дырявой каймой, то и прическу тоже надо нарушить, сделать начёс так, что все бы сразу поняли – перед ними настоящая рок-дива. Низ – тяжелые потертые джоггеры с ремнем и берцами Марка. Она всегда брала от Марка то, что было надо в моменте.

***

Репетиционная база, конечно же, ютилась в подвале. Яна без сожаления завалилась в этот андеграунд. Воздух пропитался дымом и сыростью. Пол был бетонный, но грязный настолько, что казался земляным. Огромная деревянная бобина, опрокинутая на бок, служила одновременно столешницей и платформой для синтезатора. Пару колченогих стульев из пластмассы были завалены куртками, третий стул (наиболее устойчивый) находился под барабанщиком. Все это распрекрасье освещали лампочки Ильича.
Народу было – фигур десять. Пять активных музыкантов и остальные. «Остальные» тоже хотели выделиться, поэтому в перерывах между вокальными партиями сновали туда-сюда и орали как потерпевшие.
У Яны не получилось присвоить это пространство, хотя она и считала себя «креативщиком души». Вернее, так… Родители сильно умилялись ее творческой жилке. Они хотели раздраконить эту жилку и направить на себя. Как-то раз после долгих творческих мук Яна выдала стихи про маму и папу:
«Простуженный водитель,
Улыбчивый банкир.
Как много интересного
Приносит этот мир!»
Был выпущен сборник милейшей и пустейшей детской лирики. После была музыкалка, художка и актерская студия. Все кружки ей быстро приедались. Зато навык общения с творческой богемой остался. Только эти люди были ей понятны, но близки не были… Увы, в творчестве Яна оказалась бесплодна и фригидна. Из нее лепили индиго, а она хотела просто прыгать на батуте до тошноты. Яна приходила в батутный парк и брала сразу два часа. После этого штормило ужасно и волком выла спина, но в голове становилось легче… Так и болталась по жизни снизу вверх и обратно без никого, а вернее – с кем попало.

***

Она вежливо напросилась на кофе. Сели в машину. Кофр для саксофона на заднем сиденье смотрелся очень солидно, словно кейс для огнестрела. Яна тут же сфотографировала его и выложила в сеть. Подписала так: «Кто угадает, что внутри? Может быть, снайперская винтовка… Едем убивать скуку!»
Яна смотрела на Толика, он смотрел в зеркала.
– У тебя такое красивое лицо, ты – просто победитель генетической лотереи.
– Спасибо, – пробурчал Толя, не отрываясь от руля.
– Не сочти за комплимент. Я в художке много лиц перебрала на портреты.
– Я ходил только в музыкалку.
– Заставляли или сам?
– По любви.
– А я – не особо. Меня не заставляли, конечно, но хвалили только за творчество. – Яна как-то незаметно перешла на тихую мелодичную речь.

***

Толик остановил машину возле кофейни. Вышли. Яна окинула взглядом вывеску с аляповатым подсвеченным кренделем.
– Я бы переделала, этот логотип, какое убожество!
– Ты дизайнер? – спросил Толик с легкой усмешкой.
– Я не дизайнер, но если бы была дизайнером, то сделала лучше.
Кофейня оказалась очень уютная. Яна простила им логотип практически сразу. Пахло мятой и свежей выпечкой, на столах были скатерти из грубого черного сукна. Чашки и другая посуда были ослепительно белые. Бурый тростниковый сахар лежал опрятными кубиками. Это был рай для перфекционистов. Даже беззубая девочка, обильно перемазанная шоколадом, смотрелась мило.
– Фух, – шумно выдохнула Яна. – Даже как-то не привычно после вашего прокуренного подвала! И как вы там сидите?
Толик ничего не ответил ей, только больше развернулся лицом к окну и заказал себе черный базовый кофе. Яна предпочла латте со всеми возможными добавками и маленький чизкейк.
Маленькая егоза, не отрываясь, смотрела на Толю, пока мама оттирала ей «моську» салфеткой.
– Кажется, ты ей понравился...
Толик даже не повернулся.
Яна ошибочно приняла равнодушие Толика за скованность.
– Посмотри на неё, ну разве не прелесть?
– Обычный человеческий детеныш в семье обывателей.
Яна вдруг почувствовала, что от Толика веет космическим холодом. Веет не напускным равнодушием Марка, за которым стояла беспомощность и нежность, а реальным морозильником.
– В смысле? – только и смогла она выдавить из себя.
– Ну, они – обычные люмпены. Каждый день вижу подобные рожи на корпоратах. Хотят слушать музыку, обильно ее запивая и пережевывая. Сыто-пьяно, дорого-богато. Дети за столами – это отдельный геморрой. Ничего против них не имею, но умиляться не могу.
– Ты – негативщик и сноб. Я – тоже творческий человек, но себе такого не позволяю! – Янин тембр снова стал резким и тяжелым.
– Ты себе и другого не позволяешь, творчества, например. Зато позволяешь себе смотреть на моих друзей как на дерьмо.
– Так вы играете в реальном дерьме! Этот подвал надо реально закрывать на тотальную дезинфекцию! – огрызнулась Яна

– Думаешь, творчество должно быть стерильным и чистым как эта тарелка? – Толик небрежно кинул на блюдце крупную купюру.
– Творчество должно быть… – Яна не успела ответить Толику, который уже направлялся к выходу. Про Яну он забыл сразу и навсегда.
Яне стало очень стыдно за Толика и за эту ситуацию.
Маленькая девочка помахала Яне ручками, перепачканными шоколадом, и засмеялась.
Яна, ни минуты не раздумывая, уже звонила Марку.