Не отпускает

Сергей Петрович, облокотившись на подоконник, сидел у раскрытого окна. Со стороны центральной городской площади доносилась мелодия песни военных лет. Глубоко вздохнув, он поднялся, постоял минутку и прошёл к шифоньеру, чтобы достать свой выходной костюм. Положив его на диван, присел рядом.

 На  бортах пиджака тускло мерцали ордена Красной Звезды, Отечественной войны  первой и второй степени, Боевого Красного Знамени, медали «За Отвагу» и «За взятие Кенигсберга». Были у него и другие награды (он называл их медальками), не столь военные, как эти, хранившиеся в отдельной коробочке. Те же, что теснились на пиджаке, он любовно рассматривал два раза в год: 23 февраля – в день своего рождения и в День Победы. Вот и сегодня настал их черёд.

...Память вернула его к началу войны: ему семнадцать лет, и он, не сказав ничего родителям, пошёл на сборный пункт. Несмотря на приписанный к его семнадцати ещё один год, всё решилось в его пользу. Помогли высокий рост, крепкое телосложение. Определили Сергея в полковой учебный взвод, откуда направили в Пермское артиллерийское училище, которое он окончил в 1941 году с отличием. На фронт ушёл в звании сержанта.

Прервав  воспоминание, ветеран потянулся к телефону и, подняв трубку дрожащей рукой, набрал знакомый номер. На другом конце провода долго не отвечали, но старик терпеливо ждал. Наконец в трубке раздался хриплый голос:

- Слушаю, у аппарата Воронцов.

Сергей Петрович улыбнулся в ответ:

Здравствуй, Митрич! Чай, не забыл, какой сегодня день?

- Как можно забыть?! За неделю к празднику готовился. С утра жду твоего звонка. Только отошёл от аппарата по нужде, а тут и ты.

 - А как чувствуешь себя? Придёшь?

- Как же! Ещё спрашиваешь!

Годами выработанным приказным тоном бывший артиллерист распорядился:

- Жду тебя, как обычно. С собой ничего не бери. Форма одежды - парадная.

 Повесив трубку, старик проследовал к холодильнику и, открыв дверцу, оценивающе оглядел приготовленные дочерью закуски и лежащую рядом солдатскую фляжку. Оценив содержимое последней, удовлетворённо хмыкнул и пошёл переодеваться.

У Митрича с Петровичем (так они звали друг друга) сложилась  традиция встречать  День Победы дома у Вершинина. Располагались обычно за праздничным столом, накрытым дочерью хозяина. Смотрели по телевизору парад на Красной площади, вели разговоры за жизнь...

 … В прихожей раздался звонок. Открыв дверь, хозяин улыбнулся и распахнул навстречу старому товарищу объятья. Постояли, оценивающе рассмотрели друг друга и пошли к столу. Сначала выпили за праздник. Вторую рюмку - за друзей-товарищей, не вернувшихся с войны. Закусив, разговорились.

- Вот скажи мне, Петрович, - начал гость, - знакомы мы с тобой много лет, знаем друг друга, как говорится, от корки до корки и войну часто вспоминаем, а вот о своих орденах и медалях, что красуются сейчас на пиджаке, помалкиваешь, обходишь их стороной, а ведь они все боевые  и просто так на грудь  не падали. Может, сегодня решишься о них поговорить?

- Что ж, тогда давай, Митрич, пропустим ещё по одной, уж очень тяжёлые воспоминания связаны у меня с ними, - печально вздохнув, проговорил ветеран.

Налили, выпили. Пересели от стола на диван,  на спинке которого висел пиджак с наградами. Сергей Петрович взял в руки медаль «За отвагу»:

- Это  первая моя награда. Командовал я в тот момент расчётом короткоствольной полковушки (дай бог памяти), кажись, образца 1927 года. Наш полк отступал. Несколько расчётов и мой в том числе сдерживали танковые атаки. Тогда из расчёта в живых остались только двое: я и наводчик - калмык  Санджа. Вот после тех боёв нас и представили к наградам. Правда, Санжде вручить медаль не успели. Погиб…  Немецкий снайпер… Так и вышел весь мой первый расчёт, - старик замолчал и подал знак гостю, чтоб наливал. Помянули.

 Дальше разговор пошёл об ордене Красной Звезды.

- Звезду мне вручили  при командовании вторым расчётом. Обработали тогда мы фрицев перед штурмом! Вот только, - бывший фронтовик тяжело вздохнул, -  вскоре разорвавшаяся мина погубила всех моих ребят. Я же отделался лёгким ранением в грудь. Это, как говорится, его величество случай. Если не возражаешь, перечислю ребят. Наводчиком состоял шустрый парень по имени  Анатолий. Правда, повоевал с нами недолго...
 Ветеран вновь вздохнул.

 – Заряжающим значился Пётр с Украины. Вечерами песни пел. Спали они вместе с подающим (забыл, как его звали). Вместе их и накрыло. А за конюха был паренёк из Иванова Вася.  Совсем молодой! Бравые ребята были!

Прокатившуюся по щеке слезу старик даже не ощутил. Провёл ладонью по орденам Отечественной войны.

- Господи, как уберёг ты меня в Курской? Ведь там весь мой третий расчёт остался: Илья, Степан, Зураб, Андрей, Мойша. Простите меня, други, что живу до сих пор. Наверное, и за вас. Эх, война проклятая! А как получилось? Вызвали меня в батальонный блиндаж за приказом. Возвращаюсь к расчёту, а там - воронка! И они по её сторонам лежат… - старик не удержался, всплакнул. - Опять случайность.

 Митрич придвинулся к товарищу, молча положил руку на его плечо. А Сергей Петрович утёр ладонью щёки и, успокоившись, продолжил:

 – После этого получил я четвёртый расчёт и новую полковушку, но уже с длинным стволом образца 1943 года. Как я волновался и даже боялся, Митрич, после гибели трёх расчётов принимать под командование четвёртый! Молился, чтобы остались все живы! Видно, Господь услышал меня. До победы с ними дошёл. И пушка не подвела. Как сейчас помню ту артподготовку у Кенигсберга. Дали мы тогда фрицам про….ся, аж с белыми флагами повылезали! Вот такая, Митрич, дорогая цена моим наградам. Цена, за которой не одна молодая жизнь.

 Рассказчик замолчал, как бы заново переживая далёкие события.
И тут молчание прервал звук входной двери. В комнату с букетом цветов вошла дочь Сергея Петровича.

- С Днём Победы, дорогие! – а взглянув на отца, упрекнула. - Папа, ну что же ты, наверное, опять со своими воспоминаниями! Уже столько лет прошло! А ты всё: бои, расчёты, операции, пушка, ребята...

 Екатерина, присев рядом, обняла отца, прижала к его груди принесённые цветы.

 Ветеран вздохнув, обратился к дочери:

- Не отпускает, Катенька, меня война. Много раз я там был на волосок от смерти. Испугаться не успевал. Бывает, вспоминаю, и оторопь берёт: как я мог после того ада в живых остаться?.. Прости, дочка, но не понять вашему поколению нас. Вот ты говоришь: бои, расчёты, пушки... Простому человеку достаточно в одном бою побывать, чтобы потом всю жизнь об этом помнить. А мы всю войну прошли,  все её ужасы пережили - преодолели и - победили! Так я, Митрич, говорю?

У старика вновь пробежала слеза, и он, посмотрев на друга-соседа и дочь, торжественно провозгласил:

- С Днём Победы, дорогие!