Ветеринар и женская осада...

Когда я, Виталий Петрович Сидоркин, студент третьего курса ветеринарного факультета, получил направление на практику в колхоз «Рассвет», я сразу же подумал: «Ну, будет чем похвастаться на факультете. Я главный спаситель кур и кроликов!»

Я представлял себе тихую деревушку, утопающую в зелени, где бабушки пекут пироги, дедушки курят трубки, а я — в белом халате, с чемоданчиком в руке, как Айболит,  мужественно  спасаю от смерти старую козу по имени Зина.

Я немного ошибался...

«Рассвет» оказался не деревней, а чем-то вроде женского лагеря после апокалипсиса. Мужчины здесь были не просто редкостью — они были вымершим видом. Остались только три раритета местного розлива: дед Игнат, который пил самогон из лошадиной аптечки, дядя Коля, который спал под трактором и просыпался только ради обеда, и Вася-тракторист, который, как выяснилось, был женат на трёх женщинах одновременно и поэтому прятался от них  в сарае...

А женщины… О, эти женщины!

Они были повсюду.
Как пчёлы в улье. И все — доярки. Молодые, среднего возраста, сильные, загорелые, с глазами, в которых читалось: — «Наконец-то появился мужчина! Живой! Не пьяный! Не спит под трактором!»

Но, всё по порядку!

Я приехал  на практику на рейсовом автобусе, с чемоданчиком, дипломатом и пакетом с бутербродами, которые мне собрала мама. На остановке меня встретила заведующая фермой — Антонина Петровна, женщина ростом под два метра, с руками, как у бодибилдера, и голосом, от которого дрожали оконные стёкла.

— Это ты — ветеринар? — спросила она, оглядывая недоверчиво и оценивающе  меня с ног до головы.

— Ну да… я студент, — пробормотал я.

— А студент — это почти уже готовый ветеринар. Значит, ты — мой. В смысле — под моим руководством. Пошли.

Я попытался возразить, но она взяла меня за руку — как ребёнка — и потащила к ферме, как будто я был новым породистым бычком на привязи.

По пути мы прошли мимо коровника.
Там стояли доярки. Десять, пятнадцать, двадцать!
Все — в одинаковых комбинезонах, но как-то так, что каждый комбинезон подчёркивал своё… ну, всё, что можно подчеркнуть и даже обрисовать аппетитно...

Они замерли. Посмотрели на меня. И — как по команде — начали жужжать.

— Ой, смотри, кто  приехал!

— Да ну, это же студент!

— А у него глаза… такие… живые!

— У него руки… такие… не холёные!

— У него… вообще всё нормально! Класс, девки!

Я почувствовал, как по спине побежали холодные и лохматые мурашки. Не от страха. От осознания: что я  единственный мужчина в радиусе 50 километров!
И, судя по их взгляду, я — не просто практикант. Я уже их самое  крутое  развлечение в этом сезоне!

Первым делом меня завели в бычий денник, где лежал Бориска — бык, который, по словам Антонины Петровны, «уже третий день не встаёт и смотрит совсем уж тоскливо в дальний  угол».

— Ну, что, ветеринар, — сказала она, — диагноз?

Я достал фонендоскоп, постучал по колену, пощупал пульс, заглянул в глаза.

— Судя по всему… депрессия!

— Ну да, правильно! — кивнула Антонина. — Его любимую корову увезли на убой. Он теперь в глубокой тоске, бедняга!

— Ага. Ему нужна психотерапия. Или, как минимум, новая любовь!

— Вот именно, — сказала она. — Ты и займёшься любовью! Приступай!

Я хотел сказать, что я — ветеринар, а не сваха, но тут в коровник вошла фея!

Та самая!

Красавица и фея!

Её звали Алёна.
Высокая, стройная, с заплетённой косой почти до пояса, как у героини советского мультика, только в настоящей реальности. Глаза — как два голубых озера под луной. Губы — как будто только что съела ведро клубники. И при этом — спокойная, невозмутимая, как буддийский монах!

Она вошла, улыбнулась кому-то, но на меня даже не посмотрела.

— Алёна, — сказала Антонина, — это Виталий. Новый наш ветеринар.

Алёна слегка и небрежно кивнула.

— Приветик, ветеринар!

И проплыла мимо.

Мимо и очень медленно! Королевна!

Я стоял, как дурак, с фонендоскопом в руке, и чувствовал, как сердце проваливается прямиком в желудок.

— Она не замужем? — только и смог  спросить у Антонины.

— Замужем была. Вышла за будущего алкаша  Семёна. Через год он упал спьяну под трактор и лежал в отпаде трое суток! И это в уборочный сезон! Уволили от греха подальше!
Она развелась с ним быстро.
Сказала: «Лучше одна, чем с человеком, который пьет, и дрыхнет по трое суток!».

— Понятно, — сказал я. — А… она… с кем сейчас, интересно?

— С кем? Да она смотрит только на коров! И на лошадей! И на коз! Но не на людей. Особенно на мужчин. Говорит всем: «Мужчины — это как самогон: сначала очень  горячо, потом страшная  головная боль!»

Я вздохнул с сожалением...

Но в этот момент ко мне подошла Марина — доярка лет тридцати, с пышными формами, как у скульптуры великого  Микеланджело.

— Виталий, — сказала она, приближаясь, как кошка к мышке, — А Вы… Ты... не хочешь посмотреть мою козу? Она сегодня совсем плохо ест!

— Я… я же должен сейчас осмотреть Борю…

— Ну, бычок любвеобильный  подождёт, — сказала она, кладя руку мне на плечо. — А я — нет!

Я почувствовал, как по коже пробежали ошалевшие от неожиданности мурашки. Не от страха. От осознания: она что, очень  хочет меня? И она ведь не шутит! Прям видно по фигуре!

— Марина, — сказал я, отступая в тыл. — Я… у меня аллергия на коз.

— На коз? Почему? — удивилась она.

— Да, на козочек! И особенно на их хозяйку!

Она весело рассмеялась:

— Ты шутишь!

— Нет. У меня прямо моментальный  анафилактический шок. От одного взгляда на козью хозяйку  сразу же начинается отёк Квинке!

Она даже отступила. Видимо в терминах не сильна! Зависла, конечно, основательно и надолго...

— Ладно. Тогда… корову посмотришь?

— Коровы — тоже под запретом! У меня непереносимость лактозы. И… эмоциональная зависимость от одиночества.

Она ушла, недоверчиво качая головой...

Я с облегчением вытер пот со лба: — Всё же, как хорошо быть образованным и находчивым врачом, тьфу, студентом  среди доярок!

Первая попытка  обольщения успешно  отбита!

На второй день меня попросили осмотреть кобылу по кличке Весна.
Она тоже сильно «не в настроении», как сказала мне  Антонина.

Я пришёл в конюшню. Весна спокойно  стояла, хвостом махала, как опахалом перед носом арабского  шейха,  будто говорила:  — «Ну, давай, герой! Что скажешь?»

Я начал осмотр. Всё шло нормально, пока в дверях не появилась Людмила — доярка с сеном в волосах и огненным, испепеляющим на любом расстоянии,  взглядом...

— Виталий, — проворковала вкрадчиво  она, — ты не хочешь подняться на сеновал? Помочь мне?
Там… сено свежее. Нужно утрамбовать сначала, а потом спустить вниз!

— Я… я же должен закончить с кобылой.

— Кобыла подождёт. А сено — нет. Оно… осыпается! Помог бы слабой девушке!

— У меня агорафобия, — сказал я. — Очень боюсь высоты. Особенно высокого сеновала.

— Да ты что! — удивилась она. — А как же ты на дерево залезешь, если вдруг понадобится?

— Я не залезу. Я использую для этого  дрон. С дроном удобнее.

— У тебя есть дрон?

— Нет. Но я уже верю в него, когда куплю!

Она ушла в раздумьях, но через пять минут вернулась с ведром молока.

— Выпей, — сказала. — Укрепит твои расшатанные агрофобией  нервы.

— Спасибо, но я веган! И правильно агорафобия, кстати!

— Веган? В деревне?

— Да. Я ем только то, что не имеет животного происхождения!

Я же тебе молоко принесла! От молока бывают хорошие детки!

— Детки? Не понял юмора!

— А ты разве  не хочешь стать хорошим  папой?

— Я же ещё студент! У меня нет времени на детей. Только на практику!

Она фыркнула и ушла, бросив на меня жадный взгляд, полный таинственной  решимости...

Я понял: они уже от меня не отстанут!

На третий день мне принесли пирожки. С картошкой. С вареньем. С чесноком. Полведра!
И записку: — Это от Нины. Попробуй их и вспомни меня!»

Я съел один. Вкусно! Захотел еще слямзить, пока они тёплые, но уже через пять минут почувствовал странное тепло в груди.

— Что это было такое странное ощущение? — спросил я у Антонины.

— Ааа! Пирожки Нины, — сказала она. — Она всегда кладёт туда… травки разные!

— Какие травки ещё?

— Ну… такие, что разжигают… аппетит...

— Аппетит к чему?

— Ко всему. Особенно мужской аппетит!

Я в панике выбежал к колодцу и сходу  выпил целых три ведра воды. Кажись успел залить этот  аппетит!

Через час Нина нашла всё же меня сама...

— Виталий, — сказала она, — ты не хочешь прогуляться вечером к озеру?

— Я… я должен проверить еще  сейчас  кроликов. Так что не успею к вечеру...

— Кролики еще подождут. А озеро — нет. Там… отражение луны и звёзд. И… такая романтика!

— У меня астма, — сказал я. —А  от романтики у меня начинаются приступы.

— Да ладно!!!

— Честно. У меня диагноз: «Синдром избегания любви». Врачи говорят, это очень  опасная штучка!

Она заливисто рассмеялась:

— Ты шутишь, что ли?!

— Нет. Я серьёзно. Я даже в кино не хожу. Боюсь, что фильм будет про любовь.

— А если про войну?

— Тогда боюсь, что в конце они всё же  полюбят друг друга.

Она ушла, но на следующий день принесла мне шапку.

— Надень, — сказала. — Холодно же...

— Спасибо, но я ношу только чёрные шапки!

— А эта и есть  чёрная!

— Нет, это тёмно-серая! У меня сильнейшая  аллергия на серый цвет!

Она с недоверием пока ушла, но я отчётливо видел,  в её глазах был вызов и желание меня украсть! Любыми путями!

А Алёна так и продолжала игнорировать меня. Я пытался постоянно  завязать с ней какой -нибудь  разговор.

— Привет, — говорил я, встречая ее.

— Привет, — отвечала она и шла мимо, даже не останавливаясь.

— У тебя красивая коса, — сказал я однажды.

— Спасибо. Я её мою раз в неделю... Что еще скажешь?

— А… хочешь, я тебе книгу хорошую  посоветую?

— У меня уже давно есть книга. «Удой и уборка».

— А… может, посидим у реки?

— У реки комары. И мой сосед дядя Коля, он чуть ли не ночует на реке и всегда мне говорит, что любит меня и когда-нибудь украдёт!

— Я… я могу тебя защитить!

— От кого? От комаров? У меня для этого есть  репеллент. От дяди Коли? У меня свой для этого топорик есть! Отобьюсь!

Я тихо сдался...

Но внутри меня росла всё же какая то надежда.
Я видел, как она смотрела как то восторженно  на закат. Как улыбается, когда корова ластится к ней. Как она тихо и душевно  поёт, когда доит её...

Она была… настоящей девушкой. Красавицей. Феей. Чистая Нефертити!

И я, честно признаюсь, что влюбился. По-настоящему!

На пятый день я придумал гениальный план.

— Антонина Петровна, — сказал я. — У меня… есть подозрение на заразную болезнь!

— Какую?

— Ну… ветеринарную! Передаётся еще она и  от человека к человеку. Особенно при близком контакте!

— Это опасно?

— Очень. Можно заразиться от  простого взгляда!

— Бред какой то!

— Нет! Я уже заразил одну доярку!

— Какую?

— Ну… не скажу. Медицинская тайна всё же!

— Ага, тайна! Значит, правда бред!

— Но! — сказал я. — Есть одно  лекарство. Нужно… избегать физического контакта. И не смотреть в глаза! Передаётся через зрачки!

— Ладно, — сказала она. — Буду тогда срочно  информировать коллектив!

Через час по ферме уже ходил слух: — «У нашего ветеринара — смертельная болезнь! Передаётся поцелуями. Или упорным взглядом. Особенно если он при этом  еще и улыбается!»

Результат был  мгновенный!

Доярки стали держаться от меня на некотором расстоянии. Нина перестала приносить пирожки. Марина — предлагать коз. Людмила — звать на сеновал...

Только Алёна как-то странно смотрела на меня.

— Ты что, серьезно болен? — спросила она недоверчиво.

— Да, — сказал я. — Очень!

— А… чем?

— Ну… такое  редкое заболевание. Называется… «Виталиоз».

— Не слышала! И что оно собой представляет?

— Заставляет меня же  влюбляться в тех, кто совсем рядом от меня. Но… вирус очень смертельный. Для всех поголовно!

— То есть, если я, например,  подойду ближе к тебе,  тоже умру?

— Да. Особенно если ты мне сильно  нравишься!

Она замолчала. Потом сказала:

— Жаль. Я как раз хотела спросить, не хочешь ли ты… помочь мне с телёнком. Он застрял.

— Я… не могу. Ради твоего же  здоровья!

— Понятно, выздоравливай, ветеринар! — сказала она и ушла.

Я стоял и чувствовал, как моё  сердце разрывается, понимая, что сглупил и переиграл с  такими шутками...
Привык почти до автоматизма отбрехиваться!

На шестой день начался бунт!

— Мы не верим в его болезнь! — заявила Нина. — Он просто боится нас, женщин!

— Он хочет быть один! — сказала Марина. — Но мы не позволим ему это сделать! На абордаж, девоньки!

— У нас женский коллектив! — кричала Людмила. — Мы имеем право на мужчину! По Конституции!

Антонина Петровна собрала экстренный межколхозный  совет.
Пригласили официально и меня...

— Виталий, — сказала он мне. — Ты должен пройти проверку!

— Какую?

— У доктора. У нас есть фельдшер. Проверим, болен ты или нет!

— А если я не болен?

— Тогда… ты будешь обязан провести с каждой из нас… хотя бы один вечер! Или, по желанию твоему, ночь!

— Это противозаконно!

— Это колхоз. Это коллективное и общее хозяйство! Здесь свои законы!

Я всеми своими  фибрами учуял: бежать мне  некуда!

Но тут в дверях даже неожиданно для меня появилась Алёна!

— Я проверю его сама, — твердо и уверенно сказала она совету.

Все замолчали, как рыба на крючке...

— Как это? — спросила удивлённо  Антонина.

— Просто. Поцелую. Если умру — значит, он точно болен! Если нет — значит, просто врёт!

— Алёна! — закричали все. — Ты не можешь собой рисковать!

— Могу, — сказала она. — Я  доброволец - испытатель!

Я посмотрел на неё. Она стояла, спокойная, как всегда. Но в глазах насмешливый и отчаянный  вызов...

— Ну что, Виталий? — сказала она. — Готов умереть ради правды?

Я тупо молчал, тупо и медленно соображая о результатах  последствий этого...

— Или… ты просто боишься?

— Я… не боюсь, — сказал я. — Я… же влюблён очень, поэтому и болен!

— В кого это ты влюблён, если не секрет?

— В тебя, Алёна! В тебя...

Тишина,  как на кладбище ночью...

Потом  ядерный  взрыв:

— Что?! — закричали все хором.

Алёна заулыбалась:

— Ну, раз ты влюблён… тогда никакая  болезнь мне не страшна!

И она поцеловала меня около трибуны так смачно и со вкусом, что меня можно было брать в охапку и нести бесчувственного прямо в постель...

Нуу, ооочеень  страстно!
Не быстро.
Медленно.
Как будто говорила мне на ушко: -- «Наконец-то, друг ситный, ты мой!»

Когда наши губы  разомкнулись, вокруг стояла мёртвая тишина, даже мухи на время притихли... Потом взорвались  аплодисменты...

— Ну, хоть кто-то один сдался на милость победителю! Живым и тёпленьким!, — сказала завистливо Нина.

— А я думала, он чистый гей, всех девчат отфутболивал, да ещё каких не сыщешь во всей области! — призналась всему совету Марина.

— А я думала ненароком,  что он инопланетянин,  и у него нет того земного, что есть у наших мужиков! — брякнула  Людмила.

Антонина Петровна подошла поближе:

— Значит, никакой  болезни нет?

— Нет, — сказал я. — Была одна  любовь, больше ничего!

— Ну, тогда… практика твоя  продолжается!

— А… с остальными как девчатами?

— Остальные девки — с козами! Ты  с Алёной! Совет закрыт, всем работать!

                ***

На следующее утро я проснулся в своей комнате в общежитии колхоза. Рядом лежала записка:

— «Виталий, сегодня утром у коровы Машки трудные роды. Придёшь? 
P.S. Вчера было… очень неплохо!.»

Я улыбнулся.
Неплохо?
Это был лучший поцелуй в моей жизни! Лучше, чем первый экзамен, сданный без шпаргалки!
Лучше, чем победа в студенческой дискотеке на конкурсе «Кто дольше продержится на одной ноге»!

Я вскочил, оделся и выбежал к коровнику.

Алёна уже была там. В белом фартуке, с заплетённой косой, но уже  слегка растрёпанной. Она смотрела на меня — и впервые улыбнулась не как доярка, а как любимая  девушка...

— Привет, — сказала смущённо она.

— Привет, — ответил я, чувствуя, как сердце стучит,  будто хочет выскочить и добежать к ней первым.

— Машка не справляется, — сказала она. — Нужна твоя помощь.

— Я готов, — сказал я, надевая перчатки.

Мы работали вместе. Я — как ветеринар. Она — как помощница.
И каждый раз, когда наши руки соприкасались, я чувствовал, как по моему  телу проходит ток!
Чистые разряды гигантских молний!

— Ты… хорошо работаешь, — похвалила  она.

— Ты тоже!

— Я думала, ты будешь… после всего этого с нами какой то  неловкий. От смущения...

— Я и есть неловкий и смущенный! 
Но с тобой… как-то мне легче!

Она понимающе улыбнулась:

— А вчера… ты правду сказал, что  влюбился?

— Правда!
С первого взгляда. С первого вздоха. С первого взгляда на твою косу!

— Коса — это же не я. Это просто коса!

— Но она — часть тебя. Как хвост у коровы!

— Ага! Сравнил меня с коровой?

— Самой красивой коровой в элитном  стаде!

Она засмеялась. Впервые так  искренне и от души...

Но радость длилась моя  недолго...

Через два дня Нина подошла ко мне с самым  серьёзным лицом.

— Виталий, — сказала она. — Я хочу с тобой поговорить!

— О чём?

— О нас.

— У нас нет «нас». Я с Алёной!

— Было бы, если бы ты не заболел.

— Я и не болел. Я… же  просто влюбился!

— А если бы не влюбился — была  бы я тогда с тобой?

— Нина, ты — замечательная! Сильная. Красивая. Но… сердце же  не выбирает!

— А если я скажу, что люблю тебя?

— Скажи. Но я не поверю!

— Почему?

— Потому что вчера ты сказала Марине, что я — «как старый трактор: хоть и громкий, но почти бесполезный».

Она покраснела.

— Это же  метафора!

— А сегодня утром ты сказала Людмиле, что хочешь «попробовать нового мужчину, подразумевая меня,  пока он ещё тёплый».

— Это… шутка!

— А когда ты принесла пирожки с травами — это тоже шутка?

Она виновато замолчала:

— Я… просто хотела быть рядом с тобой.

— А теперь я рядом. С ней.

— С Алёной? Да она же холодная! Как лёд ледяная!

— А ты — как самогон? На травках? Горячо — и сразу же  голова болит и не варит?

Она ушла, громко в сердцах,  хлопнув дверью.

Но вечером я увидел, как она и Марина что-то обсуждают с Людмилой. С какими то подозрительными и шпионскими улыбками...

Я  своей печёнкой  почувствовал сразу,  что беда очень  близко!

На следующее утро меня вызвала Антонина Петровна.

— Виталий, — сказала она. — У нас большая проблема!

— Какая?

— Коровы… перестали давать молоко!

— Что? Совсем?

— Ни одна. Ни капли. Как будто… тоже  бастуют. Как наши девки...

Я пошёл в коровник. Все коровы стояли, как каменные  статуи. Глаза круглые,  пустые. Вымя сморщенное и  сухое...

— Это уже  не физиология, — твердо сказал я. — Это психология!

— Что, неужели коровы в депрессии? Разве такое бывает?

— Похоже на то. Возможно, стресс. Или… какая то даже  ревность!

— Ревность? Да нууу!

— Ну… может, они чувствуют какое то  напряжение в вашем  коллективе!

— Ага. А может, это потому, что ты теперь только с Алёной, а раньше…  ты же с нами общался часто!

До меня теперь дошло: это девчачья месть!

Доярки просто сговорились. Они что-то сделали с коровами. Возможно, подсыпали в корм… что-то. Какую то тоже травку, может быть? С них станется!

Я начал своё ,, служебное" расследование...

Я взял пробы корма. Проверил воду. Осмотрел вымя у всех коров.

И нашёл следы… валерианы!

— Валериана? — удивился я про себя. — Но это же для кошек!

— А у нас кошки тоже есть на ферме!  — сказала Алёна. — Но коровы валериану  не едят же!

— А если кто-то специально подмешал?

Я вызвал всех доярок.

— Кто-нибудь добавлял что-то когда то в корм?

Тишина и косые взгляды, как сполохи молний...

— Нина? Марина? Людмила?

— Я добавляла, — призналась нехотя  Нина. — Для «расслабления».

— Какого еще расслабления?

— Ну… чтобы коровы были спокойнее. А то у них… тоже сильное  напряжение!

— Это же валериана! Она очень сильно  снижает лактацию!

— Я же не знала!

— Ага, — сказала Алёна. — А ещё ты сказала: «Пусть хоть коровы будут спокойными, раз мужчина один на всех и мы в возбуждении!»

Нина покраснела, как рак в кипящей воде.

— Ладно, — сказал я. — Значит, вы все в этом участвовали?

Марина и Людмила молчали, но смотрели перпендикулярно в пол.

— Вы сговорились, чтобы коровы перестали доиться, потому что я с кем-то… а не с вами близок?

— Нуууу… — протянула смущенно  Марина. — Мы просто хотели, чтобы ты… разделил внимание на всех нас!

— А вы думали, что я простой пастух, а не ветеринар?

— Мы… перегнули, немножко — призналась Людмила.

— Да, — сказала Алёна. — Но ты  прав. Любовь, это  не табель о рангах. Это выше...

Я согласно вздохнул:

— Ладно. Я не буду на вас жаловаться. Но… коровы должны снова давать молоко. Иначе колхоз просто разорится.

— Мы всё исправим!, — быстро сказали они хором.

Через неделю молоко снова пошло. Коровы дружно доились. Жизнь как то наладилась...

Но доярки стали… уже потише. Они больше не предлагали сеновал, не приносили пирожки, не смотрели так томно.

А я почему то почувствовал вину перед ними...

Вечером я собрал их всех опять.

— Девчонки, — сказал я. — Я знаю, что вы… очень все переживали. Но я не уходил от вас из какого то страха, как вам всем говорил! Это я так шутил, отбиваясь от вас!
Я просто… сразу же влюбился. В одну...
 А любовь — штука странная. Она не выбирает по очереди!

— Мы поняли, — сказала Нина. — Просто… нам было как то тяжело. Так долго без мужчин, если честно!

— Я могу быть другом, — сказал я. — Не любовником. Но другом для вас!

— А можно… тебя иногда обнимать? — спросила Марина, косясь своими шальными глазками на Алёну.

— Только если у тебя нет насморка. По медицинским показаниям! С печатью и подписью врача!

Они дружно засмеялись.

И впервые я сейчас почувствовал: что я тоже  часть всего  этого ихнего мира...

Через месяц меня снова неожиданно  вызвала Антонина Петровна.

— Виталий, — сказала она. — У нас опять  новая проблема. Огромная просто!

— Какая же?

— Алёна… беременна!

Я упал на стул, потом уже с грохотом со стула...

— Что?

— Ну, не пугайся ты так! Это же очень  хорошо!

— Но… как это?

— Ну… ты же ветеринар. Должен знать!

— Я… я не думал, что это так быстро…

— А ты думал, что любовь — как прививка? Подождёт?

Я понёсся  к Алёне:

— Это правда?

— Да, — сказала она. — У нас будет телёнок.
Шутка.
Ребёнок.

— Я… я же не готов.к этому...

— А я — да. Я давно этого ждала. Только не думала, что дождусь… именно тебя...

Я брякнулся смаху на колени:

— Алёна… выходи  за меня!

— А если я скажу «нет»?

— А если я скажу, что  буду доить твою корову каждое утро?

— Договорились!

Через неделю мы поженились. В коровнике. Под портретом Ленина и плакатом «Удои  в норму и выше нормы!».

Гости — все доярки, дед Игнат, дядя Коля (проснулся для попойки  специально) и Вася-тракторист (по этому случаю вылез из своего  сарая).

Танцевали. Пели. Пили молоко...

А я смотрел на Алёну и думал: —«Иногда лучшее лекарство — это не таблетка. Это любовь! Даже если она приходит к тебе  в коровнике, с заплетённой косой и топором от приставал»

Через год я успешно защитил свой  диплом.
Тема: — «Психосоматические расстройства у сельскохозяйственных животных в условиях гендерного дисбаланса».

Меня приняли на штатную  работу в «Рассвет».

Теперь я — главный ветеринар.
У меня жена. Сын.
И корова по имени Нина...

Жизнь ведь,  как молоко: густая, тёплая, и иногда бывает  с пеной и горчинкой...

А доярки до сих пор шепчутся, когда я прохожу:

— Ой, смотри… он идёт!

— А у него руки… такие… крепкие! Не пьяные!

— А у него… вообще всё на мази!

Я довольно улыбаюсь, слыша это...

И спешу  к своей жене...