Снайпер

Снайпер




     Петр был спортсменом, имел чемпионский титул, стрелял из всех видов оружия. Талантливый снайпер. За всю свою жизнь он не прочитал ни одной полезной книги, не имел хорошего английского языка, но свободно и изысканно матерился как на русском, так и на английском, с удовольствием напивался при каждом удобном случае и без разбора, легко знакомился со всеми подряд женщинами.
     Петра не пугали никакие трудности. Он не сдавался ни при каких обстоятельствах, и в этом проявлялась его необычность. За что бы он ни брался, ему все удавалось доводить до конца, до совершенства. Частично потеряв зрение, он стал известным снайпером. Если бы у Петра была одна нога короче другой, он при желании все равно смог бы стать знаменитым футболистом. Такой человек. Петр мог противостоять и бороться в любой ситуации, кроме одной. Женщины на него действовали сильнее алкоголя. Они не подминали его под себя, это было невозможно, просто из всего, что он любил в своей жизни, на первом месте, после винтовки, стояли женщины, причем все женщины, некрасивых женщин для него не существовало. А женщины, видимо, каким-то образом чувствовали его слабое место и липли к нему. И липли, причем, самые красивые. При этом каждая из них обещала быть преданной спутницей жизни. Но по неизвестным  причинам все они достаточно быстро куда-то исчезали. И в России, а теперь и в Америке, у Петра было немало таких подруг, и некоторые из них, даже выйдя замуж, не прекращали с ним дружбы. Нередко на праздники и вечеринки они приезжали в гости с мужьями или новыми дружками. Порой в доме Петра собиралось по тридцать-сорок человек. А когда все разъезжались, хозяин оставался один. Спускался в подвал и часами стрелял в своем собственном тире.
     Женщины приносили Петру удачу и одновременно губили его, но без них он не мог жить. Хотя он не всегда был таким. Более того, он, может быть, даже был однолюбом по натуре, но уже в молодости в его жизни все так перепуталось…
     Когда в двадцать один год Петр демобилизовался, он ненавидел всех женщин. Считал, что более неверной божьей твари в природе не существует. Причиной тому стала, может быть, девушка, не дождавшаяся его из Армии, а может быть, и сама Армия. В «бабском батальоне», в котором он дослуживал после ранения, ему поневоле пришлось увидеть такое, с чем большинство мужчин в своей жизни не сталкивались.
     В Армии Петр не смог заставить себя подчиняться. Он никогда не умел этого делать. В результате загремел в рассвете своих сил в самое пекло тех времен, на китайскую границу.
     Там шла маленькая война, и смерть считалась обычным делом. На его глазах убивали тех, с кем он вчера играл в шахматы, с кем сидел за одним столом, кого час назад угощал сигаретой. У него не осталось в живых ни одного армейского товарища, все они погибли на его глазах.
     Его тоже должны были убить. На пятый день военных действий случайный осколок прошел рядом с виском и застрял под глазом. Военный хирург не обещал сохранить зрение, и Петр уже подготовил себя к жизни в темноте.  Только мучил один вопрос,  как сообщить старенькой больной матери, такое известие могло убить ее.
     К счастью, все обошлось. Ему повезло. Он потерял зрение  на пятьдесят процентов и только на левый глаз.
     «Значит, я еще постреляю!» – подумал Петр, когда увидел лицо доктора, голос которого несколько недель убеждал его, что потеря зрения – это еще не конец света. Этот день ему запомнится навсегда, именно в этот день он, как в сказке, мгновенно повзрослел. Точно, прожив долгую жизнь слепым, он прозрел, другими глазами посмотрел на мир и понял, что не так гладко и справедливо в нем все устроено.
     В связи с ранением на военной комиссии стоял вопрос об увольнении из Армии и возможной инвалидности. Комиссионеры дали ему право выбора: домой с белым военным билетом или дослужить оставшиеся десять месяцев, как будто ничего не произошло. Петр вспомнил мать и представил ее, когда она увидит еще зияющий шрам через все лицо, да и увольнение по инвалидности, как ему казалось,  может перечеркнуть все его будущее. Поэтому, не сомневаясь, он решил дослужить до конца и демобилизоваться вместе со всеми, целым и невредимым.
     Перераспределили его очень быстро. В госпиталь за ним приехал молодой лейтенант, с которым за шесть суток пути они подружились, но, расставшись в подмосковной части связи, никогда больше не встретились.
     На вокзале их встречал автобус. Через три часа езды по ухабистой лесной дороге, автобус, как из плена, вырвался на выкрашенную в зеленый цвет бетонку. На въезде в воинскую часть шлагбаум открыла симпатичная девушка в военной форме, другая заглянула в автобус, хихикнула, как на всякий случай. Тогда Петра это не удивило. Он знал, что во многих воинских частях служат вольнонаемные девушки. Получая хорошую зарплату, они еще и имели шанс удачно выйти замуж. Во всяком случае, для молодой девушки это было лучше, чем работать на стройке, ремонтировать квартиры, а самой жить в обшарпанном бараке и сознавать, что квартиры ей не видеть, пока не будет замужем.
     Когда автобус поравнялся с главной площадью, Петр увидел несколько ровных рядов девушек в юбках и с удивлением посмотрел на лейтенанта.
     – Это что? Вся часть женского рода?
     Лейтенант сам с удивлением смотрел на ровные ряды белых ножек.
     – Понятия не имею... Я здесь раньше никогда не бывал... – произнес полушепотом, а потом громко, в приказном тоне, обратился к водителю.
     – Сержант, это что, женский полк?
     – Батальон связи, товарищ лейтенант. Бабский батальон!
     – И что, ни одного мужика нет? – перепугался Петр.
     – Почему нет. Целая рота. Рота охраны и спецов. А ты спец?
     – А что это такое?
     – Электрик, сантехник или еще кто. Ну, значит, не спец, раз не знаешь. Тогда будешь ходить в караул. Знаешь, что это такое?
     – Знаю! – ответил недовольно Петр, чтобы закончить разговор, как ему показалось, с заносчивым сержантом, хотя, на самом деле, смутно себе представлял, что скрывалось под словом «караул», когда нет границы. Там, где он служил, в караул не ходили, там, на границе, все всегда были в карауле.
     – Откуда ты такой, что даже не знаешь, что такое спец? Новобранец?
     Петр ничего не ответил и уткнулся в окно, сделав вид, что не слышал вопроса. А за окном повсюду в глаза бросались пилотки, юбки, туфельки, сапожки.
     – Нет, сержант! Он не новобранец... – вмешался лейтенант, как бы защищая Петра, а водитель, хоть и ничего не понимая, почувствовал что-то неладное, насторожился, – лучше смотри на дорогу, – строго добавил лейтенант.
     Автобус остановился у дверей штаба. Начальник штаба, хмурый рослый майор, перед которым Петр казался заморышем, принял рапорт от молодого лейтенанта и удивился, когда тот на прощанье пожал Петру руку и обнял его.
     – Так-так, – произнес майор, читая  бумаги, – ну, у нас здесь войны не будет, но и не курорт. Воинская дисциплина –  прежде всего! Хорошо будешь служить, демобилизуешься в первых рядах, это я обещаю. У меня есть такое право, а если старика, героя из себя корчить будешь, уедешь последним! Понял?
     Их взгляды случайно встретились. Взгляд Петра был настолько тяжелым, что майор не выдержал и отвернулся. На самом деле Петр только слышал об армейских стариках и салагах, но совершенно не представлял себе, что это такое, поэтому, не очень хорошо понимая майора, молчал. Там, где он служил, были все одинаковы.
     Ему вспомнился мокрый окоп, в котором все: солдаты, офицеры и вчера призванные солдаты – все они, прижавшись к земле, могли различаться только на живых и мертвых. Не существовало ни возраста, ни званий, ни заслуг. И оставались сухие пайки, но никто не осмеливался брать из них ни сахар, ни масло, потому что и пайки тоже делились по признаку – для живых и мертвых. Какой там мог быть старик?
     – Это у тебя оттуда? – майор пальцем указал на свежий, с розовыми следами от швов шрам,  пересекающий  лоб, левый глаз и щеку Петра.
     – От рождения, товарищ майор, – еще не придя в себя от вспомнившихся окопов, со злостью, как врагу, выпалил Петр и тут же пожалел.
     «При чем здесь этот майор. Обидел человека ни за что...» – подумал он.
     – От рождения, говоришь... ну-ну. А ты, похоже, не подарок?
     – Так точно, товарищ майор, не подарок! – перебил Петр, продолжая в том же духе.
     – Ну-ну. Тебе виднее...
     – Так точно, товарищ майор, виднее! – рубил Петр, не находя в себе сил остановиться.
     Петр отвечал не по-армейски, не заученно, а как новобранец, и майор заметил это.
     В комнату вошла женщина в форме подполковника,  майор засуетился и поспешил избавиться от Петра.
     – Хорошо, иди в роту охраны, устраивайся, потом в столовую и сегодня отдыхай.
     – Слушаюсь! – ответил Петр и неловко, не по-военному повернулся к двери, заметив, как недобро женщина-подполковник посмотрела ему в след.
     – Что это за чучело? – уже за дверью услышал Петр женский голос.
     – Этот солдатик прибыл на нашу голову после ранения с китайской границы. Похоже, хлебнем мы с ним... –  как бы предупредил майор.               
     Петр шел по центральной улице военного городка. Кругом были только девушки. Некоторые специально пересекали дорогу, смеялись, подшучивали и пытались заговорить, а одна девица в звании сержанта то ли в шутку, то ли всерьез остановила его.
     – Рядовой, почему не отдаете честь?
     Петр, не отвечая,  переминаясь с ноги на ногу, оглядел ее с ног до головы несколько раз. Вокруг них образовалось кольцо улыбающихся девичьих лиц. Она еще раз повторила свой вопрос. Петр снова оглядел ее, посмотрел на окруживших его девушек и  понял, что его просто разыгрывают.
     – А я не очень понимаю, о чем вы говорите. Вы не могли бы показать, товарищ сержант, как она отдается, эта ваша честь?
     Раздался громкий девичий хохот. Смеялись все, в том числе и девушка-сержант.
     – Посмотрим на твое поведение, товарищ рядовой, может быть, и покажу...  – ответила девушка.
     Петр снова услышал громкий девичий смех. Девушки приняли его за новобранца, потому что у всех солдат этой части звание рядового имели только призванные не более трех-четырех месяцев назад. С его армейским стажем здесь ребята имели звания старшин и старших сержантов, а гимнастерки сияли вычищенными до блеска значками, значение которых Петр так и не смог узнать до конца службы.
     Девушки проводили его к столовой и по дороге показали казарму роты охраны. В столовой его встретили тоже девушки, только в белых халатах. Здесь, в столовой,  казалось бы, ни к чему не обязывающие шутки о «чести» закончились для Петра, можно сказать, сексом. После знакомства и взаимных шуток без всяких намеков, здоровенная, что называется «кровь с молоком», украинская «военная женщина» прижала его к себе и как бы невзначай упала на гору грязной картошки и так быстро обнажила себя и Петра, что у него не осталось времени разобраться, что происходит. А когда почувствовал приятные ощущения, желание разбираться исчезло. 
     Через некоторое время, возвращаясь из бани, он имел неосторожность отстать от строя, и его заманили в женское общежитие, где теперь уже изнасиловали по-настоящему. Все происходило в полной темноте, поэтому он никого не мог видеть, ни самих исполнительниц, ни тех, кто держал, и понятия не имел, как много было тех, кто  насладился его телом.
     По большому счету, Петра это не разозлило, не оскорбило, но, вспомнив, как ребята в казарме предупреждали, что если изнасилуют один раз, то будут насиловать при каждом удобном случае, он задумался. Такая перспектива его не устраивала, поэтому однажды ночью он ушел с поста, и с автоматом в руках ворвался в девичье общежитие. Он потребовал от дневальной, дрожащей от страха, передать всем,  что если еще хотя бы раз кто-нибудь из девиц дотронется до него пальцем, он придет опять, перестреляет всех, и суд его оправдает.
     Вернувшись на пост, он понимал, что вот-вот появится начальство и начнется разбирательство. И не ошибся. Не успел он отдышаться после быстрого бега, как его сняли с поста и привели в штаб к дежурному офицеру. Петр не признался, ни о чем не рассказал, а девицам тоже не хотелось признаваться. Они вели себя неуверенно, что-то не договаривали, утаивали, поэтому всем было ясно, что произошло в действительности, но оглашать шалости, позорящие воинскую часть, никому не было выгодно. 
     Женщина-подполковник, командир части,  обойдя все общежития, лично предупредила всех девушек, чтобы они были осторожны с Петром, поскольку он пришел с войны, где убивал людей, и поэтому у него с головой может быть не все в порядке.   
     Петр ни с кем не подружился в этой части, и всегда оставался в стороне. Но уважением пользовался. На первых же стрельбах он удивил не только солдат, но и неплохо стрелявших офицеров. Он вогнал все десять одиночных выстрелов из автомата в темное поле, ни одного промаха. Когда командир роты увидел мишень, он с недоверием предложил угловатому солдату повторить то же самое, опрометчиво приняв меткую стрельбу за случайность. Во второй раз Петр в течение десяти секунд двенадцатью пулями превратил голову мишени  в одну большую дыру. После этого на стрельбище его больше не брали. В эти дни его всегда ставили «в наряд», стоять у тумбочки со штыком на поясе. А после случая в женском общежитии, его и вовсе перестали подпускать к оружию. Но слух о его стрельбе разнесся моментально.      
     Начальник штаба, майор, видно, больше чем кто-либо, ждал приказа о демобилизации и, дождавшись, поспешил использовать свое право на скорейшее избавление от Петра. Рядового солдата он представил в документах как отличника боевой и строевой подготовки, написали хорошую характеристику, назвал его лучшим стрелком из когда-либо встречавшихся, словом, сделал все, чтобы от него избавиться. Все остальные «старики» оставались еще дослуживать и тоже были рады, что Петр покидает их казарму. Все они побаивались в его присутствии унижать молодых солдат. Может быть, это был и не страх, но шрам на его лице, его взгляд не позволяли долго смотреть ему в глаза. Была в его лице какая-то сила, заставляющая повиноваться, по-хорошему отступить, согласиться.
     На самом деле, Петр ничего полезного, кроме пятидесяти процентов своего зрения на один глаз, не дал Армии. Да и Армия ничему хорошему его не научила, даже не научила правильно отдавать честь. Может быть, только женщины, армейские женщины, изменили его представления о верности, любви и сексе. Открыли ему такие секреты, которые для большинства мужчин, проживших всю жизнь, так и оставались в тайне. Скорее всего, так оно и было... Именно армейские женщины заставили его забыть о чувствах и выработать в себе своеобразное отношение ко всем женщинам.
     Вернувшись в родные места после Армии, Петр быстро понял, что делать ему там больше нечего. Та, которую он любил, оттуда уже уехала. Остальные для него были все на одно лицо, такие же, как и в Армии, только без формы. Еще какое-то время он никак не относился к женщинам. Его равнодушие, даже пренебрежение к привлекательным девушкам у многих порождали сомнения в его сексуальной ориентации, но и это его не трогало. А когда пришло время, все утряслось, он с лихвой наверстал упущенное, и уже никогда и нигде не изменял своим манерам бабника в обращении с прекрасным полом.
     После Армии он стал профессиональным стрелком. Благодаря стрелковому таланту, он попал в КГБ.  Подстраховывал высокопоставленных лиц на охоте – в случае промаха стрелял он. А в Америку он попал уже в сорок два года и, пожалуй, как и все во времена перестройки, в связи с утратой надежды в прекрасное будущее.
     В Америке Петр мыл посуду в ресторанах, работал на стройках, убирал офисы и, наконец, попал на «асбест». Тяжелая и вредная для здоровья работа с асбестом не оставляла никакого свободного времени, но хорошо оплачивалась. Он работал в спасательной бригаде, которая выезжала или вылетала на место аварии во все штаты Америки. Надо было производить срочную замену прорвавшихся горячих труб. Работать приходилось по шестнадцать-восемнадцать часов. На отдых никто никуда не уходил. Спали все здесь же, рядом с шипящими трубами. Но все это компенсировалось хорошей оплатой. Однажды в Техасе Петр заработал за месяц сорок тысяч. 
     Так он смог купить свой первый дом, потом другой и третий. Дома располагались в пригороде Нью-Йорка и стоили недорого, но, сдавая три дома квартирантам, он мог поменять работу и уже не работать так много.
     У Петра появилось свободное время, и он начал посещать стрелковый тир. Хозяин тира запомнил его с первого дня, потому что стрелял он необычно, не по-американски, не целясь, пистолет держал одной рукой, а главное – без промахов. В тир приходили разные люди. Охотники, полицейские, спортсмены и просто любители. Петр быстро приобрел авторитет лучшего стрелка. Однажды один из посетителей предложил ему участвовать в соревнованиях округа, где Петру не оказалось равных. После победы в округе он стал лучшим в штате.
     Эта победа и определила его дальнейшую жизнь в Америке, сделала его сотрудником ФБР и Интерпола. Он снова, как когда-то в Советском Союзе, стал снайпером. Видимо, это был настоящий талант, а талант, как известно, он везде талант. Такие люди на особом счету в любой стране. Они всегда в цене независимо от возраста и их вредных привычек.
     Прошло около месяца после его победы в штате, и Петр получил приглашение на работу с месячным окладом, превышающим его годовой доход. Началась новая обеспеченная и полноценная жизнь. Петр стал стремительно богатеть. У него появилась своя строительная компания и доверенное лицо, которому он передал все дела. Компания покупала дешевые, брошенные дома, ремонтировала их и перепродавала во много раз дороже, зарабатывая миллионы.
     Петр постоянно разъезжал по штатам Америки, обеспечивая безопасность высокопоставленным чиновникам, или летал по всему миру, отправляя на тот свет еще не признанных судом преступников.
     – Питер, а ты не жалеешь, что стал снайпером? – спросил его как-то друг.
     – Нет, не жалею, – ответил он, – ты же знаешь, это только работа. Как на войне.
     – А скажи, ты задумываешься о своей жертве или, может быть, что-нибудь чувствуешь, когда убиваешь?
     – Убиваю я редко. Меткий сквозной выстрел в определенные точки тела и, как в боксе – нокдаун.
     – И все-таки, ты чувствуешь что-нибудь?
     – Не-а. Только одно: меткий выстрел. Это только кажется, что убивать людей сложно. Какие-то моральные барьеры, психологические моменты... Ерунда все это! На самом деле, убивать легко и просто. Пух! И одним подонком меньше. У каждого человека бывали моменты, когда хотелось кого-то убить.
     Когда Петр не был занят, он проводил время дома в кругу веселой, шумной компании. Иногда улетал на охоту в Африку или Австралию. Любил, как хвостик, увязываться за кем-нибудь из своих друзей, куда бы те ни отправлялись. Но больше всего любил увязываться за женщиной, уединяться с какой-нибудь красоткой, исчезнуть с ней бесследно и внезапно появиться с другой.