Как влюбиться и не быть съеденным. 12

Глава 12: Флейта, зайцы и котлеты

— Света, я сегодня устал настолько, что перестал быть саркастичным в редакции. Представляешь? Молча прочитал заметку о росте цен на картошку и не написал ни одной колкости. Я докатился до журналистской апатии. Даже на новую информацию о динозавре не среагировал, — пробормотал Джаркин в трубку, глядя в потолок.
— Это серьёзно. Думаю, пора спасать тебя искусством, — ответила Светлана, прижимая плечом телефон и вешая афишу на школьный стенд.
— Я не возражаю. Главное, чтобы искусство не било меня флейтой по лбу.
— Не забудь: сегодня в семь. В нашем школьном актовом зале. И, пожалуйста, не опаздывай.
— А мне надо дресс-код соблюдать? Я сомневаюсь, считается ли простая рубашка выражением творческой личности.
— Если у тебя есть галстук с нотами, я разрешаю его. Если нет, просто приходи с лицом человека, способного выдержать час детского театра.
— Я человек, переживший комариный писк в четыре утра, и всё ещё добрый. Думаю, справлюсь.

Школьный актовый зал пах одновременно старой кулисой, свежей краской и компотом из столовой. На занавесе висел баннер «Музыкальная пьеса: «Приключения в капельном королевстве», оформленный детьми так, что буква «К» в «капельном» немного походила на грустную уточку. Джаркин занял место рядом с родителями, которые уже начали судить глазами костюмы и друг друга.
— Здравствуйте, Вы из какого класса? — поинтересовалась дама с лавандовым беретиком.
— Я… со Светланой, — ответил он.
— А-а, наш гений фортепиано. И Вы её друг?
— Друг — это громко сказано. Скорее, сопровождающий взрослый с правом сидеть в первом ряду.

Занавес открылся под первую ноту детского оркестра. На сцене появились герои — Капля №7, Великан из трубы, принцесса Тишина и, почему-то, Злой Весёлый Гремлин, которого играл мальчик с нарисованными усами и выражением лица «я не учил текст, но держусь».
— Я — капля, но не простая! Я умею… шипеть, — объявила девочка, и зашипела так, что микрофон сдался.
— И ты не боишься высыхания? — спросила Великан из трубы.
— Нет, ведь я музыкальная!

Джаркин смотрел, как зачарованный, хоть половина слов была непонятна, но атмосфера оказалась приятной. В середине пьесы вышли зайцы, их было трое: один споткнулся, второй поправлял уши, третий нёс флейту вверх ногами.
— Мы ищем ритм! Он где-то, между кексом и капризом, — прокричали зайцы.
— Это очень глубоко, — прошептал Джаркин.
— Они придумали это сами вчера на перемене, — прошептала Светлана, тихо подойдя сзади. — Я только подкорректировала запятые и провалы в логике.
— Мне нравится логика и зайцы, — произнёс Джаркин.

Финал был эпическим: дети запели хоровую версию «Радости дождя», дирижируя друг другу и забывая, кто когда вступает. Один ребёнок уверенно пел куплет, который уже прозвучал три минуты назад, но с такой энергией, что зал всё равно аплодировал. После поклона, цветочного дождя из бумаги и коллективного «Спасибо!», Джаркин повернулся к Светлане:
— Ты сотворила чудо. Я и забыл, что реальность бывает… ну, такой фантастически прекрасной.
— Это был образовательный эксперимент.
— Я бы назвал это волшебством.

Пока она принимала цветы от благодарных родителей и помогала детям переодеваться, Джаркин сидел один в пустом зале, думая снова про работу. Когда всё стихло, она подошла.
— Ты такой серьёзный, будто только что прослушал симфонию Бетховена, а не хор зайцев с флейтой, — сказала она, усаживаясь рядом.
— Я просто перевариваю происходящее. Мой мозг сейчас пытается выстроить логическую цепочку между каплей №7 и фразой: «Уже стемнело, пора и подкрепиться».
— Это был метафорический намёк, гастрономического смысла. Пойдём в столовую? Там всё ещё подают фирменное школьное пюре с котлетой.

Столовая встретила их запахом ностальгии: варёного картофеля, счастья в алюминиевых подносах и бесстрашных ложек, способных выдержать и музыку школьников, и борьбу за последнюю котлету.
— Дайте, пожалуйста, пюре с внутренним анализом детской хореографии, — сказал Джаркин буфетчице, кивая философски.
— Две порции с котлетами и гарниром. И компот, — уточнила Светлана, улыбаясь.

Они устроились у окна. Солнце пробивалось сквозь занавески в стиле «а-ля, интерьер 1985», а за стеклом медленно проезжал велосипедист, везущий на руле гигантский глобус. Видимо, у географии был выходной.
— Ты, кстати, очень достойно сидел на спектакле. Ни одного возгласа «Что это за бред?» — отметила Светлана.
— Я просто пытался не нарушить баланс между искусством и внутренним восхищением, когда зайцы начали искать ритм в кексе. Интересный ход. Это было неожиданно… и чудесно. Ты придумала спектакль, в котором даже Злой Весёлый Гремлин умеет петь. И мне очень понравилось.
— Спасибо, Джаркин. Ты даже похлопал в нужных местах.
— У меня была подсказка: бабушка слева аплодировала как дирижёр. Я ориентировался по её локтям.

Светлана рассмеялась, сделала глоток компота и сказала:
— Знаешь, а ты мне понравился таким, как сегодня в зале, сосредоточенный и позитивный, среди родителей с тревожной мимикой.
— А ты мне такой, как сейчас: немного уставшая, но такая домашняя и героически красивая.

Они посмеялись, как люди, которым разрешили быть немного глупыми и немножко влюблёнными, даже если это происходит в обычной школьной столовой.
— После сегодняшнего представления я официально не боюсь ни детской креативности, ни зайцев в шапках, — сказал Джаркин.
— Тогда тебе можно доверить роль моего постоянного зрителя. С правом на котлеты.

Они ели медленно. Этот ужин стал частью спектакля, под аккомпанемент чайных ложек и чувства, что жизнь иногда ставит самые тёплые пьесы вне репетиций. Когда компот закончился, они вышли из столовой. Школьный двор был пуст. Они прошли мимо качелей, свернули к парку, где деревья стояли в вечернем молчании. Светлана поправила волосы, и Джаркин вдруг остановился.

— Подожди, — сказал он, и взял её за руку. Не торжественно, не театрально, просто, как человек, который наконец-то нашёл нужные слова. — Спасибо тебе. За то, что ты дала мне передышку от всего этого бесконечного редакционного шума. Рядом с тобой я чувствую себя… не просто отдохнувшим, а настоящим и счастливым.

Светлана пристально посмотрела на него, словно проверяла, не шутит ли он. Но он не шутил. И тогда она сжала его руку в ответ, не сильно, но достаточно, чтобы Джаркин понял, что его чувства взаимны.