Весна в Софронцево

Весна пришла в Софронцево тихо, будто крадучись. Снег, ещё вчера лежавший плотной пеленой, за ночь осел, обнажив чёрные проталины. Воздух пах сыростью и прелью, как подпол  у бабки Марии, где она хранила прошлогоднюю картошку. Дорога, что вела от околицы до леса, раскисла, превратившись в жидкую кашу. Но какая это была каша! Солнце, пробиваясь сквозь редкие облака, золотило лужи, а в них, как в кривых зеркалах, отражалось небо — то синее, то серое, с клочьями тумана, что цеплялся за верхушки сосен.

Деревня жила своей неторопливой жизнью. Бабы таскали воду из колодца, осторожно ступая по скользким доскам, брошенным через самые топкие места. В калитке, облепленной прошлогодней листвой, сидела старуха, щурясь на дорогу: 
— Глянь-ка, у Петровича трактор завяз… 
— То-то, нынче грязь не та. Раньше весной — ледоход, а теперь… снеготай.

Особенно красива была дорога на закате. Когда солнце садилось за лесом , розовые блики ложились на лужи, а старый забор у дома, покрашенный когда-то извёсткой, светился. Зелёная крыша , поблёкшая за зиму, отсырев, казалась бархатной. В такие минуты Софронцево напоминало акварель, которую дождь вот-вот размоет. 

Матрёна, слепая на один глаз, знала секрет этих отражений. Сидя на завалинке, она ворожила над глиняным горшком с талой водой: 
— Это не лужи… Это память земная. Всё, что было, — в земле. Весной земля оттаивает — и прошлое наружу лезет. В лужу гляди, да не всему верь…  Весна,- она не проходит,  — она в земле остается. До будущего года. 

И правда — где-то в глубине лужи  шевелилась тьма, хранящая отражения, и тихий шепот земли, что слышен только тем, кто не спешит.