Миссия не выполнима

Год 5785 от сотворения мира Элла Шульман, 45 -ти лет от роду, встречала в русском ресторане вместе с местной литературной богемой. Их городок на Севере подвергался почти ежедневным ракетным атакам, но рядом с рестораном находилось бомбоубежище, так что все собравшиеся чувствовали себя в безопасности.  За столом напротив Эллы сидел известный поэт Евгеньев, ее кумир. В свои семьдесят Евгеньев направо и налево сыпал шутками, быстрее других припоминал имена старых общих знакомых и даже лихо выпивал, не смотря на запреты врачей. Элла с открытым ртом ловила каждое слово поэта.  Она не принадлежала к миру искусств, не принадлежала и к новой волне репатриантов, бежавших от Путина и собравшихся здесь, а приехала в Израиль еще ребенком вместе с родителями. На празднование еврейского нового года в кругу местной богемы она попала благодаря знакомству со сценаристом Аликом Цыпкиным, единственным неженатым мужчиной во всей этой компании.
- А знаете, я скоро вас покину, - вдруг заявил Евгеньев. – Так что этот новый год для меня прощальный.
- Не говорите так, вы еще очень молоды! – возразила ему Элла. – Еще до 120-ти доживете!
Евгеньев продырявил Эллу своим орлиным взглядом.
-  Я не собираюсь умирать, дорогуша, - сказал он. – Мы с женой возвращаемся в Москву.
Все знали, что Евгеньев уже давно борется с израильской бюрократией за гражданство для своего приемного сына Антона, парня тридцати лет, который в данный момент тихо спал на диване, устав от застольных разговоров. Собственно этот Антон и был главной причиной, почему Евгеньев с супругой Лорой столь длительное время оставался в Израиле. Инвалид с детства, Антон мог рассчитывать в Израиле на приличное пособие и квалифицированную медицинскую помощь. Всю жизнь он находился под опекой любящих родителей. Но родители были уже в возрасте, и, естественно, их беспокоила судьба парня после их смерти. Доказать принадлежность к еврейскому народу оказалось непросто, так как его мать Лора, жена Евгеньева, не была еврейкой, а его биологический отец канул куда-то в лету  вместе со всеми нужными документами. Тяжба за получение гражданства длилась не один год, и вот, наконец, оставалось буквально пару дней до последнего решающего собеседования. Евгеньевы были уверены в благополучном исходе дела и даже купили билеты Москву.
- Мы хотим отметить мой день рождения на нашей даче, - вступила в разговор Лора. – Я так по ней скучаю, вы даже не представляете… Для меня это единственное место, которое я могу назвать своим домом.
- А я так вообще не могу жить вне России – добавил Евгеньев. – Этот ваш Израиль для меня хуже пытки!
- Не боитесь возвращаться? – спросил у Евгеньева Алик. –  Все же знают, как вы относитесь к действующей власти.
- До бросьте! Какое им сейчас до меня дело? – последовал ответ. -  И, потом, я же не собираюсь, как Солженицын, ехать через всю страну в генеральском вагоне с митингами на каждой остановке.
- Но на вас могут написать донос.
- Кто?
- Ну, например, ваш сосед по даче.
- Глупости. Среди моих соседей мудаков нет.
Алик решил эту тему больше не развивать и замолк. Но она засела у него в подкорке, и ночью, лежа в постели с Эллой, он снова об этом заговорил:
- Старик, похоже, окончательно тронулся! Сначала уезжает из России, потому что там стало невозможно жить, а теперь его снова тянет к родным березкам. Ни здравого смысла, ни логики. На сто процентов уверен, его посадят.
- Может быть, кто-то сможет его переубедить?  - сочувственно отозвалась Элла. – Кто-то для него авторитетный?
- Для него уже давно нет никаких авторитетов. По крайней мере, живых.
- А его супруга? Она мне показалась умной женщиной.
- Лора? Она столько души вложила в эту их дачу… Не удивлюсь, если вернуться туда изначально ее идея. 
- Что же делать?
- А что тут сделаешь? – удивился Алик, зевая. – Запасаемся попкорном, как говорится.
Алик захрапел, а Элла не могла заснуть. Евгеньев казался ей национальным достоянием, причем сразу для двух стран – Израиля и России. И вот сейчас ее кумир, похоже, решил добровольно сгинуть в темных российских водах. Совершенно очевидно, что такого человека надо спасать, пусть даже против его воли. Но как? Элла пролежала без сна всю ночь, перебирая в уме различные варианты. Наутро она решила поделиться с Аликом результатом своих раздумий:
- Я знаю, как остановить Евгеньева.
- И как? 
- Ты говорил, его в Израиле держит только тяжба насчет гражданства для сына?
- Да, приемного сына. А что?
-  Если сыну не дадут гражданства, тяжба продолжиться?
- Полагаю, да.
- Я могу сделать так, что тяжба будет длиться долго.
- Каким образом?
- Моя подруга Мири работает в мисрад апним.
Алик с удивлением посмотрел на Эллу.
- Ты серьезно?
Элла кивнула.
- Выбрось это из головы! – решительно сказал Алик. – Это его личные дела. Мы не имеем права вмешиваться.
Элла ничего не ответила, но вечером уже обсуждала свою идею с Мириам. Их сыновья воевали – один в Газе, другой на Севере страны, поэтому между женщинами царило полное взаимопонимание. Выслушав просьбу Эллы, Мириам задумчиво раскурила сигарету.
- Ты что, влюблена в этого Евгеньева? – спросила она. – Какое тебе до него дело?
- Он мой кумир, - ответила Элла. – Я просто обязана его спасти! Может, это моя миссия на земле.
- А если он этого не хочет? Испортишь жизнь ему и себе.
- Хочет он того или нет, я просто не могу сидеть, сложа руки. Когда ты видишь, что слепой шагает прямиком в пропасть, разве ты его не остановишь?
- Но с чего ты решила, что он шагает в пропасть?
- Алик сказал, что его непременно посадят, когда он вернется.
Элла с мольбой посмотрела на подругу:
- Так ты мне поможешь?
- Для меня это раз плюнуть, - ответила Мириам, - но обещай, что никто об этом не узнает!
Когда в назначенное время Евгеньев вместе со всем своим семейством явился в мисрад опним, на месте чиновника, с которым они раньше имели дело, сидела Мириам.
- У вашего сына истек срок действия справки об отсутствии судимости, - сообщила она ледяным тоном. -  Справка должна быть выдана не позднее, чем за 6 месяцев до репатриации.
- Но мы уже больше года в Израиле, - удивилась Лора. – Сами посудите, откуда у моего ребенка может взяться судимость?
- А мне откуда знать? – ответила Мириам. – Может быть, он ранее совершал преступления, о которых стало известно только сейчас?
- Вы не забыли, наш сын инвалид с детства? – вскипел Евгеньев. – О каких преступлениях тут может идти речь?
-  Эти вопросы меня не касаются. Принесите действующую справку, чтобы мы могли продолжить нашу работу.   
- Да что вы нам жить нормально не даете? – взвилась Лора. – За что нам мстите? Что мы вам плохого сделали? Что мой сын вам плохого сделал? Мы уже больше года мучаемся по вашей милости.
- Вас не устраивают законы государства Израиль? –  спросила Мириам.
- Да кого они здесь устраивают? – еще больше распалилась Лора, и Евгеньев, как ни пытался ее остановить, уже ничего не мог сделать. – Эти законы чистой воды издевательство. А знаете, почему? Потому что за их исполнение отвечают такие вот безмозглые и бездушные чинуши, как вы! Как ваша левая нога захочет, так и будет по вашим законам! И никакого просвета нету, потому что везде процветает кумовство и коррупция! Вы, ничтожные людишки, получив власть, становитесь еще более мелкими и ничтожными в своих нелепых требованиях. Вы убиваете всякую веру в еврейский народ. Это не Хезболла и Хамас, а вы настоящие враги государства. Была бы моя воля, я бы всех вас лишила гражданства! Вы не достойны называться евреями, вы пошлые и тупые жиды из советских анекдотов, и больше никто!
Лора выдохлась и умолкла. В наступившей тишине было слышно, как на границе с Ливаном что-то бумкнуло.
- Прекрасно, - заявила побледневшая Мириам. – Если вы так ненавидите евреев, тогда зачем вам гражданство Израиля? Короче… Мои требования к пакету документов остаются прежними. Но, возможно, когда вы придете в следующий раз, появятся новые.
Домой чета Евгеньевых возвращалась молча. Было очевидно, они проиграли битву, которую вели за Антона. Весть об этом быстро распространилась по всей «русской улице». Алик, узнав о случившемся, заподозрил Эллу.
- Признавайся, твоих рук дело? – устроил он ей допрос.
- Ты о чем?
- О деле Евгеньева! Ему в очередной раз отказали из-за какой-то никому не нужной справки! Это ты все подстроила?
- А если «да», то что? – беспечно ответила Элла. – В полицию побежишь?
- Если «да», между нами все кончено, - заявил Алик. – Я немедленно собираю вещи и ухожу! Так ты это сделала или нет ты?
Какое-то время они стояли и молча смотрели друг другу в глаза. Потом Алик начал собирать свою дорожную сумку.
- Алик, ну ты же знаешь, я не со зла… Я ему помочь хотела. В конце концов, ты сам говорил, что его посадят! Я не могла оставаться в стороне!  Не уходи, прошу тебя… Ну что мне сделать, чтобы ты остался?
- Звони этой Мириам и уговори ее все это издевательство прекратить!
Этим же вечером Элла плакалась Мири в жилетку:
- Алик меня бросит, если Евгеньев не получит гражданство для сына… А я не хочу оставаться одна.
- Предлагаешь провернуть весь этот фарш назад? – язвительно спросила Мириам.
- А такое возможно?
- Сама знаешь, что нет.
- Мири, прошу тебя! Уверена, еще можно что-то придумать!
- Жена Евгеньева оскорбила всех наших сотрудников и даже само государство Израиль. У меня был очень неприятный разговор по этому поводу с начальством. Было принято решение отказать ее сыну в гражданстве. Так что извини, ничем помочь не могу.
Элла обреченно опустила голову.
- Какая же я дура… зачем я полезла не в свое дело? Почему я решила, что это моя миссия? Как теперь быть?
Мириам с сочувствием посмотрела на подругу.
-  Все еще можно исправить. Только не в нашем отделении. Пусть переезжают в другой город, там будет другой мисрад  опним, другие люди. Но придется начать все заново.
Элла со слезами сообщила Алику об итоге разговора.
- Теперь ты уйдешь? – спросила она обреченно.
Алик ответил не сразу. Будь он влюблен, он бы, конечно, никуда не ушел. Но Алик не был влюблен в Эллу.  Скорее он был влюблен в ее квартиру с прекрасным видом на Голаны. Сожительство с Эллой давали ему уникальную возможность самому не платить за аренду, что стало для него в Израиле синонимом счастливой и беспечной жизни. Элла была для него удобным вариантом, не более. Однако теперь продолжать отношения с Эллой означало, что он превращается в соучастника ее морального преступления. О котором рано или поздно узнает вся русская улица.  А такого Алик допустить уже не мог.
- Наш союз был большой ошибкой, - ответил он. – Ты редкостная дура и сама во всем виновата! Прощай!
Уже с улицы он позвонил Евгеньеву и сообщил, что им необходимо встретиться.
- Уже скоро полночь, - ответил Евгеньев, - давайте завтра?
- Дело касается гражданства для вашего приемного сына, - патетично заявил Алик.
- Тогда жду вас прямо сейчас! – последовал ответ.
Когда Алик позвонил в дверь квартиры Евгеньевых, все семейство было уже на ногах. Алик поставил свою дорожную сумку в прихожей, потребовал чаю и только после второй чашки приступил к изложению причины своего ночного визита.
- Я, как только узнал, что эта дура натворила, велел ей как-то исправить эту ситуацию. Она встречалась с этой пкидой из мисрад опним. Пыталась убедить ее пересмотреть ваше дело.
Алик сделал еще глоток чаю и многозначительно замолчал.
- И что? – не выдержал Евгеньев. – Что в итоге?
-  К сожалению, вы наговорили там много лишнего, - ответил Алик. – Вам нужно переехать в другой город. Там будет другой чиновник, другое отношение. Вам придется начать все с начала. Другого пути нет.
Евгеньев переглянулся с Лорой.
-  Кстати, в связи с возникшей ситуацией… - продолжил Алик смущенно,  – нельзя ли у вас переночевать? Мне теперь буквально некуда идти.
Евгеньев с удивлением уставился на Алика.
- Переночевать? – переспросил он. – У нас?
- Ну да, - ответил Алик. – Как вы понимаете, от Эллы я ушел.
Евгеньев с размаху грохнул кулаком по столу, отчего все чашечки и блюдечки аж подпрыгнули.
- Вон отсюда! – указал он Алику на дверь. – Это вы привели на новый год эту дуру! Это из-за вас она оказалась в курсе наших планов! Это вы во всем виноваты! Вон!
Алик, оскорбленный в своих лучших чувствах, быстро ретировался.
- Так я не понял, мы на дачу возвращаемся или нет? – спросил Антон.
- Мы решим это утром, - ответила Лора. – Иди спать, мой мальчик.
Когда Антон ушел в свою комнату, Лора достала из серванта бутылку коньяка. Супруги выпили по рюмке, не чокаясь.
- Может, ну его к черту? – спросил Евгеньев. -  Сколько сил, времени и денег мы уже вбухали в это дело? Вернемся в Россию, поживем, оглядимся, а там что-нибудь да придумаем. В конце концов, свет нам клином что ли на этом Израиле сошелся?
- Никуда я отсюда не уеду, - отчеканила Лора. – Я не позволю какой-то сучке испортить нам жизнь. Я буду бороться за своего сына до конца. Закон на нашей стороне. Наше дело правое, победа будет на нами!
Вскоре вся русская улица уже знала о проступке Эллы. В ее парикмахерскую возле старого каньона, где женщины собирались поболтать, выпить кофе и обсудить новости, вообще перестали приходить.  Элла стала для всех персоной нон грата. Жизнь в родном городе для нее просто закончилась.
Тем временем Лора нашла другого адвоката, у которого в мисрад опним был свой человек. Тяжба за получение гражданства для Антона возобновилась, но дело продвигалось медленно. Свой день рождения, который Лора мечтала отметить на своей любимой даче, праздновали все в том же русском ресторане все в той же компании, только уже без Алика – тот перебрался во Вьетнам и постил оттуда фотки с какой-то своей новой пассией.  Собравшиеся поднимали тосты за именинницу и желали благополучного исхода ее тяжбе с мисрад опним. В разгар застолья Евгеньеву поступил звонок из Москвы. Звонил его старый друг и сосед по даче. Чтобы было лучше слышно, Евгеньев вышел из ресторана на свежий воздух.
- Ты где сейчас? – спросил тот. – В Москве?
- Если бы! – горестно вздохнул Евгеньев. - Одна моя поклонница решила, что мне опасно возвращаться. И подгадила нам с получением гражданства для Антона. Так что мы все еще торчим в Израиле. А то бы сейчас вместе выпили!
- Считай, эта твоя поклонница спасла тебе жизнь, - ответил друг. – Тебе и твоей семье.
- С чего бы мне так считать?
- На нас только что упал украинский беспилотник, - последовал ответ. – Аккурат на твою дачу!
- Дом сильно пострадал? – дрогнувшим голосом спросил Евгеньев.
- Сгорел дотла. Так что передай Лоре мои поздравления. Если бы мы собрались вместе выпивать, в живых бы не осталось никого!
После этого разговора Евгеньев еще долго стоял и смотрел на звезды. Назвать случившееся иначе, как божественным провидением, было невозможно. «Но в таком случае, - подумал поэт, - все, что ни происходит на свете, и есть божественное провидение. Мы осознаем это, лишь когда в нашей жизни случается какое-нибудь важное и значимое событие. Но, если посмотреть шире, в этом событии всегда участвует множество других людей, которые даже не подозревают, что им в чей-то судьбе уготована какая-то особенная миссия.» Из ресторана выглянул Антон и подошел к отцу:
- Все тебя уже заждались. И мама хочет сказать в честь тебя тост.
Евгеньев крепко обнял Антона. Он хотел немедленно рассказать ему о случившемся, поделиться своими мыслями, объяснить Антону, что тот, сам того не ведая, послужил катализатором сложной цепочки событий, в результате которых они сейчас живы, а не лежат под обломками сгоревшей дачи. Но потом Евгеньев подумал, что не стоит портить Лоре праздник, поскольку ничего роднее этой дачи у его Лоры никогда не было и уже никогда не будет. Так что лучше про эту всеобщую миссию промолчать. По крайней мере, сегодня.
©Александр Детков, 2024 год.