Акция Роланд. Непреодолимая сила

06 января 1942 года

Лодзинское гетто, Рейхсгау Вартеланд

С первыми двумя партиями всё прошло просто идеально, а вот с третьей случилось непредвиденное. Колокольцев стоял рядом с распахнутыми дверьми грузовика, наблюдая за погрузкой… как вдруг заметил быстрым шагом направлявшуюся к нему высокую красивую блондинку лет двадцати пяти в комбинашке.

Она абсолютно спокойно спросила его: «Мы сейчас все умрём, да?»

Колокольцеву было категорически лень врать, да и смысла не было – евреи вовсе не собирались покидать кузов… справедливо опасаясь ещё худшей участи. Например, в стиле Едвабне, где их соплеменников убивали совершенно жуткими способами, а оставшихся в живых вообще живьём сожгли в сарае.

Поэтому он спокойно кивнул: «Да». Она спросила: «Я могу узнать, как я умру?»

Было совершенно очевидно, что ей категорически не хочется умирать… только вот Колокольцеву не менее категорически не хотелось её спасать. И потому, что счёт спасённых им и его командой евреев уже перевалил за тридцать тысяч… и потому, что он в последнее время начал всерьёз задумываться о том, что граф фон Шёнинг, возможно, был всё-таки прав, когда утверждал, что все обречённые евреи должны умереть, ибо это необходимо и Богу, и всему человечеству.

Поэтому он спокойно ответил: «Ты задохнёшься». И неожиданно даже для самого себя приказал: «Догола раздевайся»

Она и не подумала возмущаться - и спокойно разделась донага, как в бане – или на приёме у врача. После чего осведомилась: «Это будет долго?»

Он покачал головой: «Минут пять… десять максимум. Ты просто заснёшь…»

И махнул рукой в сторону кузова: «Иди внутрь…»

Она спокойно кивнула – и покорно вошла внутрь кузова. Эсэсовцы уже начали закрывать двери… и тут произошло второе непредвиденное. Словно какая-то неведомая сила бросила теперь уже его к фургону, он схватил девушку за руку и буквально выдернул её из газвагена.

Причём настолько сильно, что она буквально влетела в него и ему пришлось обнять и прижать её к себе, чтобы они оба не рухнули на цементный пол коридора. Эсэсовцы по инерции закрыли двери, после чего он махнул рукой: «Заводи – и поехали…»

Заработал двигатель – и Колокольцев почти физически ощутил, как выхлопные газы стали поступать внутрь герметичного фургона. Девушка, видимо, тоже – ибо она покачала головой, вздохнула и очень грустно прошептала:

«Никогда не думала, что на моих глазах будут умирать столько людей…»

Он усмехнулся: «Не боишься, что будешь в следующей партии?»

Она покачала головой: «Не боюсь». «Почему?» - удивился он. Она ответила:

«Я знаю, что я тебе понравилась; что ты хочешь меня трахнуть – и я совсем не против… только не во мне дело. Не лично во мне – поэтому я и не боюсь, что ты меня отправишь туда, когда со мной наиграешься…»

Глубоко вздохнула – и объяснила: «Дело не во мне, не в твоих сексуальных желаниях, не в твоём отношении к евреям – которое абсолютно нормальное, иначе ты бы меня не выдернул и не обнимал…»

Затем неожиданно уверенно заявила: «Твоя первая женщина была еврейкой – и ты тоже её спас от смерти…»

Он удивлённо посмотрел на неё. Несмотря на её полную наготу и на весьма холодную погоду, она чувствовала себя вполне комфортно.

«С чего ты решила?» - наигранно удивился он. Ибо она была абсолютно права.

Она пожала плечами: «Сработало твоё подсознание. Умом ты хотел… да, наверное, хотел, чтобы я умерла – таким как ты, редко бывает всё равно…»

В этом была определённая сермяжная правда – поэтому он промолчал. Она продолжала: «А это возможно только в одном случае… да, и это произошло в другом польском городе… иначе твой автомат не сработал бы…»

Он вздохнул: «Её звали Ева. Ева Хейфец. Ей было пятнадцать лет, мне тоже – я спас её от чекистской пули… в Белостоке»

И махнул рукой: «Одевайся». Она улыбнулась: «Да мне не холодно – и голой комфортно вполне…». Однако всё же надела бельё и комбинашку.

Он объяснил несколько ошарашенным эсэсовцам: «Похоже, ошибка вышла. Это фольксдойче, в евреи её записали по ошибке. Придётся разобраться – немецкая кровь драгоценна…»

Это была стандартная отмазка, которую использовал, да почти кто угодно, кто обладал властью решать, кто тут еврей, а кто нет. Это был просто другой театр, в который все делали вид, что верили.

Когда они вернулись в женскую комнату для раздевания – до возвращения грузовика она пустовала – он осведомился: «Одежду свою найдёшь?»

Она кивнула – и довольно быстро нашла. После такой встряски у него решительно пропало желание продолжать инспекцию, поэтому он заявил коменданту лагеря Герберту Ланге, что его всё устроило (к немалому облегчению последнего) и что он отбывает в Берлин. Где и будет разбираться с «подозрением на фольксдойче».

С подозрением он разбирался в бывшей квартире Хельги Лауэри – благо и её хозяйка, и подруга Хельги Ирена Айхенвальд (которая так и не успела туда вселиться) ныне постоянно обитали на Вилле Вевельсбург. И совершенно не собирались оттуда возвращаться… никуда.

Подозрение звали Агнешка Вильмовская; она была полукровкой (что для окончательного решения было всё равно что еврейка); ей было двадцать шесть лет; она работала в небольшой торговой фирме своего отца. Он был поляком, поэтому его не тронули, а вот его жена – и мама Агнешки – отправилась в последний путь первым газвагеном. И теперь покоилась в общей могиле.

В постели Агнешка оказалась на удивление раскованной и совершенно неудивительно весьма энергичной – такая встряска весьма способствует просто бешеному росту либидо.

Уже под утро, когда они оба заметно устали и просто лежали обнявшись, он спросил: «Ты специально отстала от группы, чтобы у тебя появился микроскопический шанс выжить?»

Она кивнула: «Я знала, что если сумею соблазнить главного, то выживу… и ведь соблазнила» - с улыбкой добавила она.

«Когда ты поняла, что будешь жить?» - поинтересовался он. Она спокойно ответила: «Когда ты приказал мне раздеться перед тобой догола. Так делают только когда женщина не безразлична. Совсем не безразлична…»

Снова вздохнула – и поинтересовалась: «И что теперь со мной будет?»

Он пожал плечами: «Это зависит от того, кем ты хочешь быть – еврейкой или не-еврейкой. Полукровкой больше не получится…»

«Это я уже поняла» - усмехнулась Агнешка. Задумалась – затем решительно покачала головой: «Точно не еврейкой. Мне сегодняшнего на всю жизнь хватило… с избытком…»

«Иностранными языками владеешь?» - осведомился он. Она кивнула:

«Французский свободно. Хоть мой городок та ещё дыра, но я всегда мечтала о Париже… мне даже говорили, что я вылитая француженка…»

Грустно вздохнула – и добавила: «Правда, там сейчас те, на ком та же форма, что и на тех, которые мою маму в фургон…»

Она уткнулась в него и по-детски заплакала. Он погладил её по голове, дождался, пока она перестанет хныкать – и заявил: «Тогда поедешь в Цюрих. Мои друзья сделают тебе французский паспорт, визы и всё такое прочее – и помогут устроиться в Швейцарии…»

Она удивлённо посмотрела на него, затем улыбнулась: «Да, теперь ты меня точно не бросишь. Ты меня теперь всю мою жизнь защищать и беречь будешь…»

«С чего ты решила?» - совершенно искренне удивился он. Она объяснила:

«После того, как ты спас твою Еву, ты всю жизнь обречён воевать со Смертью за каждую женщину… тем более, за еврейку…»

И добавила: «Когда я вошла в фургон, я почувствовала, что меня в свои объятья приняла сама Смерть… очень ласковые объятья, на удивление…»

Глубоко вздохнула – и продолжила: «Но для тебя подсознательно было важно отобрать меня у Смерти… даже не потому, что я тебя соблазнила. Тебе было важно победить Смерть, забрать у неё её добычу…»

Сделала небольшую паузу – и уверенно заявила: «… которую отдать ей обратно тебе не позволит твоя Львиная гордость…»

Она уже была в курсе, кто он по гороскопу.

Крепко обняла его – и мгновенно провалилась в глубокий сон.

Французский паспорт ей сделали в тот же день – после Операции Кронос у него был почти официальный титул «друга маршала Петэна». На следующий день был готов её швейцарский вид на жительство – постарались профессионалы его приятеля, второго человека в абвере полковника Ханса Остера. После чего поезд умчал её в сторону швейцарской границы.

На цюрихском вокзале её - ныне Аврору Лефевр – встречали предупреждённые Колокольцевым Виктор и Луиза Валуа. Николай Александрович и Александра Фёдоровна Романовы.

Его приёмная семья.