Переезд рассказ

В 1970 году после окончания восьмилетки, мама решила, что мне надо уезжать в город, в ПТУ, а там и доучиться можно и профессию получить.
А я для себя ещё ничего не решила. Мечтала быть учительницей, учила в игре кукол. Но была проблема, я панически боялась экзаменов, комиссию экзаменационную и до сих пор не люблю ни перед кем держать ответ. А ещё страх перед неизведанным. Как же без матери одной в большом городе…
 «Как сама своей судьбой распорядишься, так и будешь по жизни идти; с высоко поднятой головой или с опущенной. С царем в голове не пропадаешь».  Про царя, это она имела в виду ум.

Сельский совет пошёл навстречу, выдал справку о выписке, директор школы пожелал доброго пути и вот мы в областном центре на железнодорожном вокзале.
Народу всяко-о-го, – с сумками, с мешками, цыгане кучками то тут, то там. Только глаз да глаз за бдительностью. С детства и по сей день цыган боюсь. Обманут только так, и глазом не моргнешь.

Мне даже сны часто снились, что цыгане меня преследуют, а я от них удираю, даже речку переплываю, чтоб укрыться на противоположном берегу.
– Ей красавица, дай погадаю! Счастливая будешь, муж у тебя золотой будет, на руках будет тебя носить! – Окучивали они девушку.
Всё мы не без греха, любопытство так и затягивает в авантюру, вот и я, уши развесила, притормозила, навострила слух.

– Ты чего остановилась? Никогда не позволяй цыганам себя обмануть, проходи мимо, а если прицепятся, не стесняйся, гони их к черту. – Напутствовала меня мать. Но однажды я всё-таки опростоволосилась и попалась на «удочку». Не закрыла дверь в дом, они и зашли. Две цыганки, не молодые, в платках, цветных юбках, сверху потёртые от старости пиджаки тёмно-серого цвета. Я гладила бельё. Обомлела, увидев их в дверном проёме. Рядом маленький сын.

– Ох, милая… Да на тебе порча. Нету в доме счастья… Вот она – ведьма, у неё хвост! – И показывает на свою подельницу. А та быстро задрала на макушку платок сзади, вытащила из кудели волос тонкую плетёную косичку и стала ей размахивать, зажав большим и указательным пальцем руки. И я верю, что это дьявольский хвост. Не иначе гипноз.

– Сейчас мы будем снимать с тебя порчу. Дай стакан воды и полотенце.
Я наливаю в стакан воду, даю кухонное льняное полотенце, то что им и надо, ткань у льна плотная. «Фокусница» натягивает полотенце на горло стакана и опрокидывает кверху дном. Вода пускает пузыри, но не проходит через ткань.
– Вот видишь, снимает полотенце, опускает в воду кончик хвоста и брызгает хвостом, как поп на куличи венчиком, мне на голову. – Надо закрепить, давай сюда деньги, не бойся, верну назад.
 
И я достаю из кошелька 15 рублей, и отдаю обманщице, всё что осталось от зарплаты. Деньги исчезли в отвороте рукава и всё. Цыганки мигом развернулись и бежать в дверь, но остолбенели, на пути стояла разъярённая хозяйка дома. По моему рассеянному виду, она поняла, что меня объегорили.

– Мам, промямлила я, деньги у неё в рукаве.

– Ах ты, сволочь, а ну отдай деньги, прижала она ту к стене, схватила за руку и сильно дёрнула. Не ожидавшая напора со стороны женщины, вытащила смятые купюры и бросила на пол. Другая бросилась за ними, но мать схватила её за волосы и вырвала «дьявольский хвост». Застыла взором на клок волос в руках, кинула его в след убегающим аферисткам. За изгородью они приостановились, и разочарованные сорвавшимся кушем визжали проклятия в сторону победившей их женщины. Пережившей за свою горемычную жизнь в военное время, голод сорок седьмого года, потерявшей в блокаду Ленинграда мать и брата, воспитавшей одна четверых детей, она не пасовала перед трудностями и не боялась выглядеть грубой в нужных ситуациях.

Я стояла ни жива, ни мертва. Развернувшийся драматический спектакль сначала ввёл в ступор, потом ослабил ноги, и я присела на табурет, свесив в бессилии руки. 
  Но это произойдет намного лет вперёд, а сейчас мы в поисках жилья. После долгих раздумий, куда мне идти получать профессию  решала мама. Сначала вроде на повара –  всегда с куском хлеба. У поваров вся  копеечка в целости, поэтому и жилив достатке. Но одна проблема, котлы тяжёлые, не для хрупких костей, а в продавцы, ни-ни, можно угодить в тюрьму, Тоже пример был, на всю жизнь запомнила, как продавцов продуктового магазина за растрату на восемь лет за решетку посадили. Как их дети бежали за машиной с криком: «Мамочка!»
 
В итоге она прислушалась к советам односельчанок. Их дочки устроились в городе. Работали на обувной фабрике. Зарплату неплохую получали, замуж повыходили. – А там глядишь, и твоей повезёт выйти за городского парня, и все у неё наладится.
ПТУ расположилось в пределах фабрики, а фабрика в самом центре города, у Кремля древнего, площадь Ленина рядом, городской парк, где летом каждый вечер танцы под ВИА (вокально-инструментальный ансамбль) с живыми голосами певцов, цепные карусели, качели-лодочки. Рядом жилье искать стали. Сначала мама повела меня на квартиру, где моя старшая сестра квартировала. Она училась тогда в медицинском училище на фельдшера.

Улица Краснорядская до сих пор не поменяла свой облик. Стена из двухэтажных домов, с арками во двор. В центре арок с двух сторон вход. Лестницы деревянные, скрипучие. Поднимаешься на второй этаж – двери, окна, двери, окна. Напротив, по всей стене окна с видом на двор.

Стучимся в одну из дверей, не заперта, входим и прямо перед нами кухня узенькая, на стенах полки с утварью, покрытый клеенкой в клеточку столик стоит на возвышение двух ступеней у окна с геранью в глиняном горшке. Прямо на нас смотрит стеклянными дверцами посудный шкаф, выкрашенный голубой краской. А за столом сидит пожилая, грузная женщина, седые волосы забраны в пучок чуть выше шеи, но немного растрепаны на ушах, халат с завязками на спине, из-под халата торчит ночная рубашка, ноги в тапках со смятым задником. Она чистила себе яйцо, сваренное в крутую, рядом лежал кусок черного хлеба и дымился чай в гранёном стакане с торчащей из него чайной ложкой. За её спиной проём двери в жилую комнату, сколько там комнат мы, конечно, не видим, нас никто не приглашает. Хозяйке и так понятно, зачем мы пожаловали.

– Здравствуйте, Марьниколавна, вот привела к вам младшенькую на постой, примете?
Марьниколавна лениво повернула голову, пригляделась ко мне. Мне показалось, что я ей сразу не понравилась. А восхищаться и правда было нечем, неказистая, угловатая, с редкими прыщами на лице, волосы зализаны в овечий хвостик и вся я, какая-то испуганная. И город мне сразу не понравился, если тут такие не приветливые хозяйки. Стою, тереблю подол платьица. И жду вердикт: возьмут-не возьмут на проживание. С недоверием так рассматривает меня и заявляет: "Если чистоплотная, как ваша старшая была, полы будет мыть, кастрюли начищать, тогда возьму, если нет, ищи другую квартиру».

Мама посмотрела на меня, глубоко вздохнула, толкнула меня к выходу и закрыла за собой дверь со стороны коридора.
– Нашлась тут барыня, прислугу ей подавай. Вспомнила, видишь ли, пятнадцатилетнюю давность. Да та чистюля только и знала полы драить.  – Бурчала под нос мама. – Не знаю, другие квартирантки мыли или она одна за них отдувалась. Не переживай, найдём другое жильё.

И нашли в старой постройке, напротив Кремля, одноэтажный стеновой деревянный дом, удобства во дворе. Вход прямо с тротуара через глухое крылечко с тазами и ванночкой на стене. Дверь открываешь и маленькая кухня. Раковина с холодной водой, рядом газовая двухкомфорочная плита и хозяйский стол, к нему прикасаться нельзя, табу. Дальше наша комната: три кровати, над одной   прямоугольное зеркало, стол и нас, четверо: Я, Люба, Надя и Таня.
 
Наша кровать полуторная на двоих с Любой. Мы знакомы с ней по школе. Учились в параллельных классах, а жила она до выходных дней в школьном интернате из-за отдалённости родительского дома. Подругами тогда небыли. Но встретились при подаче заявления в училище и решили искать квартиру вместе. И на два года стали не разлей вода. Жили мы с девчонками дружно и весело. Когда скучали придумывали деревенские байки, в деревнях народ колоритный, у каждого была история, одевали на голову чулок и показывали друг другу свинные рожицы и закатывались от смеха.
Хозяйку звали Екатерина Сергеевна, интеллигентная женщина, служащая в банке, её дочь Нинель училась в мединституте, сын Миша старшеклассник, а хозяин – Михаил старший, как два года лечился в ЛТП от алкоголизма.

Вся квартира, представляла собой вагон из трех комнат: наша, затем узенькая в ширину окна. В ней  квартировала фабричный мастер. Ольга Васильевна, по возрасту ей глубоко за тридцать, не замужем, не красавица, волосы красила рубиновым цветом, нос широкий с горбинкой, ноги слегка кривоватые, фигура больше на мужскую похожа, широкие плечи, зауженный таз.
Мы редко пересекались с ней, разные смены.

А дальше огромная комната – зал, где и проживала  хозяйка со всем семейством. Мы туда не заходили, видели фрагментами, высокие потолки, на всех окнах шторы гобеленовые сверху до пола зелёного цвета, стол круглый с плюшевой скатертью. Все ходили через нас, мы были на виду, ни перегородки, ни шторки,  запрещено. Единственная шторка завешивала наш стол, где мы хранили сыпучие продукты, хлеб, соленья, яйца. Потом стали замечать, что у нас стал уменьшаться сахарный песок. Подозревали друг друга  в непорядочности, со временем   пришли к выводу, что это хозяйкины проделки, но предъявить претензии боялись. Молодость скрашивала все неудобства. Группа в училище № 12 из тридцати человек, дружная. В начале учебы месяц  в колхозе на заготовках турнепса, картошки, ходили в вечернюю школу, занимались плаванием в бассейне, я даже подавала надежды, и тренер готовил меня к областным соревнованиям, но что-то не сложилось, судьба повернула меня в сторону замужества. В город я переехала в пятнадцать лет, встретила парня, полюбила, нашла свое место в жизни. Поменяла обувную фабрику на оборонку и до самой пенсии не изменила ей. Мои пути к писательству, к общественной деятельности были с изгибами, но в правильном направлении.  И как напутствовала мама, проживаю свою жизнь с высоко поднятой головой. А это значит, царь в моей голове всё-таки есть.
 
16 августа 2024