Книга III. Последнее дело Жерново. Часть I
— Михална, встречай! Ты дома?
Из-за угла дома гибкой тенью метнулась огромная кошка и бросилась мне на грудь.
— Рыська, дурёха старая!.. Меня и так ноги не держат… Мамка где?
— …Да здесь я, здесь. Чего кричим?.. кого ищем?
— Люд, забери Рыську. Обслюнявила всего.
— Ещё не вечер… Чара, Саша приехал!
— И эта дома…
Чёрная как уголь Чара… да, была чёрной лет пять назад, поседела … Не спеша отодвинула Рыську плечом и положила голову мне на колени.
— Хорошая моя… соскучилась… Давно привезла?
— Вадик.
— А сам что?
— У него работа, в театре, сам знаешь, дел невпроворот.
— Позвонила бы, не чужие.
— Да уж… Чай будешь?
— А как же!.. И чай тоже.
— Алкоголь в доме не держу.
— У меня с собой.
— Пьяница ты, Сашка.
— Да ладно тебе… Бутылочку вечером уговорим?
— С одной что ли приехал? Так и поверила.
— Вторую на озеро.
— Проходи… Голоден?
— Дык… с дороги вообще-то.
— Сейчас накрою.
— Утром-то Вадим выгуливает, а вечером поздно уже, какие там пробежки, отбегал своё.
— Возраст не обманешь.
— Ой, кто бы говорил… Шарлотку бери, вчера пекла.
— Спасибо… Как сын?
— Месяцами не видим. Из Вартовска приехал, три недели дома отбыл и на вахту.
— Куда?
— На Байкал.
— Жениться не надумал?
— Есть у него кто-то, не видела пока.
— Потерпишь.
— Внуков хочется, — вздохнула Людмила.
— У кого-то и…
— Да какой из тебя отец… был бы…
— Поэтому к Вадику и сбежала?
— Поэтому тоже. И не сбежала, а ушла, между прочим, пока ты со своими бандитами разбирался… Ешь, ешь, не отвлекайся… А что так поздно?
— Автобус по дороге сломался, километра три пешком пришлось.
— А-а… то-то Чара скулила… Надолго?
— Две ночёвки. С рассветом уйду, через два дня обратно.
— Тебе приготовить?
— Мяса привёз, сваришь, пару банок возьму, остальное оставишь.
— Куда мне! Я мясо не ем почти.
— Опять колбасу жрёшь? Дура ты, Михална, лучше мяса может быть только мясо.
— Девкам скормлю.
— Для Рыськи сырого надо оставить.
— Не маленькая, знаю… Ну, доставай гостинцы, да на веранду пойдём, пока распогодилось.
— Штопор найди, я дома забыл.
— Лучше б удочки свои забыл!
— Типун те на язык.
— Вот сейчас как оскоромлюсь!..
— Вадика своего воспитывай.
— Стаканы, бокалы?
— Да ну бокалы… "привыкли руки к стакана;м".
— Хорошо тут, только тесновато стало.
— Цивилизация…
— Это что ли?.. издеваешься?
— Автобус рейсовый пустили до самой Каменки.
— Ага. Который сначала отменили… Понастроили усадеб, к озеру не подойти.
— Ну ты-то подойдёшь, даже не сомневаюсь… Саш, оставайся, поживи пару месяцев, до холодов хотя бы.
— Твой ревновать не будет?
— К тебе? — Людмила расхохоталась. — Тридцать лет назад мог бы сдури, а сейчас… ревновалка отсохла… Ой, Жерново, чуть опять не забыла! Сейчас…
— …Вот. Это тебе. — Передо мной легла крупной вязки безрукавка из козьей шерсти. — Мама вязала, так без дела в нафталине и провалялась.
— А Вадику почему не отдала?
— Во-первых, он это носить не станет…
— А ты предлагала?
— …во-вторых, мама вязала тебе.
— Сколько же лет…
— Вот именно… Цени, Жерново, какая тёща была.
— Спасибо, Люд, честное слово спасибо.
— …Саш, как там Аркаша с Наташей? — Людмила сменила тему.
— Не знаю, с весны не виделись… Наверно, хорошо.
— До сих пор служит?
— Пока служит… А Вадим что, так и не общается с братом?
— Дураки оба. Родителей столько лет уж как нет, сами состарились…
— …Звонил ему вчера, с днюхой поздравил.
— Съездить не мог?
— Да замотался с делами.
— Ой, с делами… Какие у тебя дела на пенсии?
— Есть кое-какие… бывают. На пенсион, сама знаешь, прожить трудно.
— Не совался бы ты, Жерново, в эти дела…
— Так, тему закрыли.
— Как скажешь… Сколько Аркаше?
— Шестьдесят три.
— А, ну да… моложе тебя.
— Самую малость.
— Ладно, допивай без меня, пойду мясо готовить. Мариновал?
— Ночь в кефире.
— Может, на шашлык оставить несколько кусочков?
— Оставь, если будет что.
— Рыська, мясо хочешь?.. За мной.
- 2 -
В пять часов город ещё спит, а я просматриваю последние новости. В шесть выхожу на прогулку перед завтраком, потом либо по делам, либо на Хонде. Люблю прокатиться с ветерком да по проспектам.
Сегодня дела по боку, в девять за мясом, подготовить удочки и занести ключи соседке, — кормилице Семафора. Кот никого к себе не подпускает, а тётку Амалию жалует. Не поймёшь котов этих…
— Здравствуйте, уважаемый, как ваше драгоценное здоровье?
— Неплохо, Акмал. Как торговля?
— Вашими молитвами, Александр Иванович… Как обычно?
— Сегодня, пожалуй, килограмма три возьму, за город еду. Наберёшь?
— Для вас найдём… Далеко?
— На Карельский перешеек.
— Карелия?
— Какая Карелия, Акмал, Ленинградская область, озеро Красавица. Слышал?
— Откуда, уважаемый, мы понаехавшие.
— Я тоже понаехавший, если что.
— По вам и не скажешь… Издалека, если не секрет?
— Из Сибири, Кузбасс.
— Не бывал…
— Везде не побываешь.
— Ну, вы-то, поди, много где побывали…
— Покажи вот этот кусочек… Ага, давай тоже сюда, не пропадёт.
— Я слышал, старикам… пожилым не очень полезно много мяса.
— Ну, старик, и что? Не переживай за меня. В гости еду, а там собака, рысь.
— Рысь?.. настоящая?
— Акмал, тебе сколько лет?
— В октябре сорок шесть будет.
— Рысь не видел?
— Нет, уважаемый, только по телевизору.
— А я с ней десять лет почти знаком.
— И как?
— Шерсти много. И суетливая.
— Вы дрессировщик?
— Акмал… Ну какой из меня дрессировщик! Пенсионер я давно.
— …Пожалуйста.
— Рахмат. Через неделю увидимся.
— Люда, привет… это я… В Зеленогорске… через полтора часа буду в Куолемаярви, сразу к вам… Да, помню, был такой автобус… Ну и чудесно, на машине сэкономлю… Всё, жди.
— …Как зверьё, не балует?
— Да, считай, отбаловали своё… Ты ешь, ешь, вчера испекла… Ой, Жерново, чуть не забыла! Сейчас…
— …Вот. Это тебе. — Передо мной легла крупной вязки безрукавка из козьей шерсти. — Мама вязала, так без дела в нафталине и провалялась.
— А Вадику почему не отдала?
— Во-первых, он это носить не станет…
— А ты предлагала?
— …А во-вторых, мама вязала тебе.
— Сколько же лет…
— Вот именно… Цени, Жерново, какая тёща была.
— Спасибо, Люд, честное слово спасибо… Где-то видел…
— Да где мог видеть… Ни разу из шкафа не вынимала.
— Вадим в курсе?.. Ну, что ты мне подарила.
— С Вадиком как-нибудь разберусь. Да ты бери, бери, ночи уже не тёплые, а тебе переохлаждаться нельзя.
— Всем нельзя.
— Сколько раз тебя на скорой в этот бомжатник отвозили?
— Аркашка напел?
— Почему сразу Аркаша… Амалия Теодоровна.
— Вот мельпомена болтливая… Всё, Люд, не души, не надо.
— Так сколько?
— Ну тебе-то что за печаль!
— Жерново! У тебя кроме нас никого не осталось. Ты вообще в курсе?
— Ещё Аркадий с Натальей.
— Вот-вот, с Натальей… Ладно, допивай своё Мольтепульчьяно, я на кухню… Мариновал?
— В кефире.
— Хорошо, а то Рыська есть не будет.
— А Чара?
— Варёное ест, как и ты… кобель старый.
— Так уж и старый…
— Вот-вот, постаревший…
- 3 -
— Здорово, старина! Ну что, думал, забыл тебя?.. Извини, Аркаш, приехать не могу, завтра рано-рано подъём и на Красавицу. В общем, жму пять, желаю тебе всего-всего наилучшего… Бум стараться, товарищ майор!.. Что случилось?.. Ну, потом, значит, потом… Вадик не звонил?.. Слушай, Аркаш, не знаю… Мне вернуться ещё надо… Как только — так сразу… Ну всё, давай, Наталье привет в щёчку передавай. Пока.
— Амалия Теодоровна, здрасьте.
— Здравствуйте, Саша. Я слышала, уезжаете?
— Вот ничего по-тихому нельзя… Да я на пару–тройку дней всего. Можно сказать, туда и обратно.
— Ну, проходите, Бильбо Бэггинс. Кофе?
— Да я… Я пил уже два раза сегодня.
— Откажитесь от арабики с робустой?
— Ох, не откажусь, Амалия Теодоровна. Молоко есть?
— Совсем никудышняя молодёжь нынче пошла … кофе с молоком… где это было видано…
— Ну извините, мне без молока неполезно.
— Проходите… Сёмушку оставляете?
— Да-а… проследите, чтобы корм был… Вот мясо ещё, если завредничает. Сегодня покупал… Ну и питьё.
— Надолго?
— На пару дней.
— Так ведь не сезон, кажется?
— Так ведь и я не охотник больше, отстрелял своё. Врачи запретили.
— А рыбалку не запрещали?
— Если без фанатизма.
— Ну-ну… Как кофе?
— Хорош!
— Сама жарила, сама молола. Вот так.
— Дети прислали?
— Да им ли до меня, детям-то! Внуки уж балуют бабушку.
— Внуки, думаю, как продолжение детей.
— Вы так думаете?.. Любопытно…
— Амалия Теодоровна, вот ключи, телефон мой у вас есть. Если что, — звоните. По любому вопросу. Хорошо?
— Какие могут быть вопросы… Хотя, есть один, но это после вашего возвращения.
— Давайте сейчас, время терпит.
— Нет, Саша, некоторые вещи делать лучше не спеша.
— Да не томите ужо вы меня! Что за дело?
— Был у меня один ученик, сейчас уже взрослый мужчина… за сорок… Навещает иногда, своими достижениями хвастается…
— Хвастун, значит?
— Нет, пожалуй, делится… На днях принёс одну прелюбопытную вещицу… Э-э… вы ведь не чужды музыкальной гармонии, насколько мне известно?
— Ну так… кое-что понимаю… А что в ней прелюбопытного?
— По форме — рондо, почти "в классике". А вот содержание… И ещё… Видели бы, как он исполнил… Какой музыкант!.. такая жалость…
— Не понимаю…
— Знаете… как бы вам сказать… У него изуродована левая рука. Лет пятнадцать назад… вступился за девушку, и эти негодяи, эти подонки… В общем, пришлось уйти со сцены… бедный мальчик… А какой был скрипач!.. Ваш тёзка, между прочим, Саша. Александр Ледвин.
— Не слышал.
— Сегодня те, кто слышал, забыли.
— Обязательно послушаю. А название у этой… вещицы есть?
— Да… Сначала назвал "Эдж оф Инфинити". Знаете, что значит?
— Машина…
— Помилуй вас Господь, Александр! Ну что вы такое говорите! Инфинити это бесконечность. "Край Бесконечности".
— А сейчас?
— А сейчас будет потом, по вашему возвращению.
— Ну, я побежал.
— Не бегайте, Саша, прошу, доктора не поймут.
— Спасибо за совет. Разрешите убыть по назначению?
— Идите, идите. За Семафорчика не волнуйтесь, с голоду не зачахнет.
— Ох, Амалия Теодоровна, лишь бы от обжорства не помер… До свидания… Спасибо за кофе!
— …Всё, граждане пассажиры, приехали. Выгружаемся.
— Какое приехали!
— …До Каменки ещё ехать и ехать.
— Автобус дальше не идёт, не может.
— А нам что делать?
— Ждите следующего.
— До вечера что ли?
— …Командир, что случилось?
— Сцепление накрылось.
— Какое сцепление на "автомате"! Ты чего гонишь?
— Это у вас в городе автоматы, а у меня механика. Вылазь, говорю.
— Нормально так прокатились, нечего сказать.
— Вот и не говори ничего, папаша, дальше пешкодралом. Извини.
— Нужны людям твои извинения…
— Прости, отец, видел же, нормально ехал, да и опыт у меня…
— Ладно, что уж…
— …Саш, тебе мясо как варить?
— До победного.
— Совсем что ли?
— Да.
— Так ведь каша будет вместо мяса!
— Не боись, Махаловна, не будет.
— Ну как скажешь… И не называй меня Махаловной. Не люблю.
— …какие нежные стали… обматерить некого…
— Я всё слышу!
— …слышу, слышу… Рыська, ну иди ко мне…
Кошка пёрышком взлетела на колени, поместилась лишь половина тушки, остальная часть растеклась по дивану. Раздалось утробное мурчание.
— Взял бы тебя на содержание, да только сожрёшь ведь Сёмушку моего, как пить дать сожрёшь… по любви чистой и высокой.
- 4 -
Утро выдалось нехорошее…
"А может ну её, рыбалку эту?.. Людмиле обещал, по зверям соскучился… на озеро хочу… А-а, была не была".
Давление вроде в допуске, жменю "витаминов" закинул в топку, водичкой залил… Жить будем.
Оба-на!.. Седьмой час. Что вчера было?.. Странно всё как-то… и сны… Приснится же такое.
Ладно, чашку кофе и вперёд, километра три хотя бы пройти надо.
— Здравствуй, Акмал.
— Здравствуйте, Александр Иванович. Как самочувствие?
— Нормально.
— Как обычно?
— Сегодня, то есть завтра… в гости еду, килограмма три, не меньше.
— Сделаю… Далеко?
— Не очень, на Карельский перешеек, озеро Красавица. Слышал?
— Откуда, уважаемый, мы понаехавшие.
— Так ведь я сам понаехавший… Акмал, а разве ты меня не спрашивал?.. ну… про озеро.
— Вот сейчас спросил. А что?
— Да так, ничего… Как внучка?
— Скоро замуж…
— Как замуж! Ей же…
— Пошутил я, Александр Иванович, осенью в школу.
— Акмал… нельзя так шутить над пожилыми людьми. Не дай Бог что…
— Извините…
— Да ладно тебе, я тоже пошутил… Слушай, Акмал… а пригласи-ка меня на первое сентября. Будет у внучки твоей русский дедушка. Как тебе?
— Надо посоветоваться.
— С кем, с Аллахом?
Акмал притворно вздохнул.
— В доме с одним… с одной советуются, да благословит её Аллах и приветствует.
— Э-э, правоверный, да ты подкаблучник!
— Дядя Саша, никогда не произносите вслух такие слова, харам. — Акмал перешёл на шёпот. — У неё везде глаза и уши.
— Заверни.
И мы разошлись, похохатывая и вытирая слёзы.
Да уж… всё как у православных.
— Аркадий Андреевич! Принимай поздравления. Понимаю, шестьдесят три не лучший повод для веселья, и тем не менее… Аркаш, ну раз в год можно расстелиться перед другом, не отказывайся… Сегодня никак, извини, да и состояние какое-то… Да Людмиле обещал и вообще… Ну, смотри… завтра выезжаю, ночь плюс две ночи и домой. Приеду — отсемафорю… Обещаю… Ташку поцелуй от меня… Ну всё, пока… ещё раз с днюхой.
"Остался Сёма…"
Четыре года назад возвращался домой после очередной вечеринки у Казариных и возле подъезда чуть не наступил на меховой комок. Остановился посмотреть, что мне под ногу попалось.
Попался месячный котёнок рыжеватого окраса с коротким обрубком вместо хвоста.
"Кто ж тебя так… ур-роды…"
рови не было, видно, рана уже затянулась.
"Надо бы пристроить в хорошие руки".
К кошкам у меня отношение настороженное, — есть Милкина Рыська и остальные, то есть чужие. Этого почему-то стало жаль.
"Повезло тебе, рыжий, с таким цветом не пропадёшь".
— Сергей Владимирович, это Жерново.
— Да вижу я, что ты… Иваныч, на часы смотрел?
— Так детское время ещё.
— Сань, ты же пташка ранняя, чего ты барагозишь в такое время?
— У Аркаши засиделись.
— Оставался бы у него.
Серж, я всегда сплю дома.
— Ага, дома… Что надо?
— Какой-то неласковый ты сегодня, Владимирыч…
— Жену позвать?
— Зачем жену?.. Нам жену не надо… Слу, Серёж, ты завтра с утра?
— Ну, с утра. Только я зверей лечу, если ты забыл. А людям с утра рекомендую капустный рассол.
— У меня кот… котёнок… Или кошка, ещё не разглядел.
— А я-то тебе зачем?
— Ему кто-то хвост отрезал… или отрубил.
— Крови много?
— Нет, наверно рана старая.
— Ладно, как проспишься, тащи ко мне, посмотрю, чем помочь.
Следующий день принёс парочку неожиданностей. Во-первых, Серёга не дал в морду за вчерашнее.
— Сань, с каких это пор народ у нас червонцами разбрасываться начал?
— В смысле?
— В прямом. Это бобтейл. Кстати, довольно ухоженный. Где ты его подобрал?
— То есть, ты хочешь сказать, что меня обманывают глаза? Что это не кошка, а собака?
— Что вы пили с Аркашей? Какая собака! Это курильский бобтейл, редкий окрас, на рынке двенадцать-пятнадцать косарей, а то и больше.
— А хвост?
— Блин… Саня, это бобтейл. Ты меня услышал? У них такой хвост.
— Такой короткий?
— Нет, такой толстый. Всё?
— А с котом что?
— С котом?.. Ничего, совершенно здоров, на глисты прогнать, и всё. Прививать будешь?
— Обойдётся. Точно кот?
— Точно не собака.
— Да я…
— А, это… сейчас посмотрим… Кот. Резать будем?
— Тебе всё резать…
— Как знаешь, я бы…
— Всё, закрыли тему.
— Потом поздно будет, имей в виду.
— Пусть пацаном живёт… Держи, — я протянул пару купюр.
— Сань, вот этого не надо, не обижай. Не все у нас живодёры.
— Не все?.. Ну-ну… Спасибо, Серёга, оставлю тебя в друзьях.
— Да пошёл ты… благодетель… Звони, если что.
— Будь.
То ли Семафор мне благодарен, то ли ещё что, но с ним проблем не было от слова совсем. Собутыльник из него, конечно, так себе, но сбивка словаря прошла почти идеально. Причём, слабое звено в этой сбивке не он. Но я стараюсь, и Сёма мне платит взаимностью. А ведь я всю жизнь считал себя собачником.
— Амалия Теодоровна, от нашего стола к вашему кофе. Угостите арабикой?
— Александр, у вас нюх как у собаки. Проходите.
— …Овсяное печенье редко покупаю, — берегу фигуру.
— Но ведь кофе!..
— Да-да, я понимаю, это очень вкусно… Сёма?
— Да, на три дня.
— Не беспокойтесь, у нас полное с ним взаимопонимание… На рыбалку?
— С охотой всё, осталось продать ружьё.
— И каково это, охотнику без охоты?
— Нормально. Главное, не индульгировать.
— Как вы сказали?
— Ну… не делать из этого фетиш.
— Да-да, я понимаю… Знаете, в нашей профессии это намного трудней.
— В нашей тоже.
— Саша, помните, я рассказывала вам про своего ученика, скрипача?
— Что-то припоминаю…
— Так вот недавно он показывал свою вещь… вещицу… необычная такая… Хочется вам её показать… очень хочется.
— У вас есть запись?.. Вы же знаете, я в нотах…
— Да, помню… Но меня что-то тревожит… Вам не кажется иногда, что с нами всё уже происходило?.. Ну… вот всё, что происходит, уже где-то было… когда-то.
— Странно, что вы об этом заговорили. Знаете, мне тоже подобные мысли стали в голову приходить.
— Да-да, именно мысли… Любопытно… И вы правы, это действительно странно…
— Люд, эт снова я… В общем, автобус поломался. Топаю пёхом.
— Может, машину найти?
— Не стоит, минут через сорок буду.
— Чара скулит, тебя почуяла.
— Успокой, скажи, — завтра возьму на рыбалку.
— Не обманешь?
— Чару?.. Да ни в жизнь!
— Смотри, Жерново, пожалеешь потом.
— Уже пожалел… До связи.
— …Ну всё, мы дёрнули.
— Далеко в этот раз?
— Без фанатизма, километров восемь. Есть одно местечко… Чара, со мной?
— Ты же обещал.
— Помню… Послезавтра жди.
— Рыба будет?
— Как знать… рыбалка дело такое. В крайнем случае у рыбаков купим.
— Ага, купите. По карточке?
— Вашу Машу…
— Вот-вот… Возьми пару тысяч.
— Тысячи хватит…
— …Берти, опять он… Ну сколько можно?.. Нам до него не достучаться.
— Анна, позови Маргарет. Вдвоём не управиться.
— Я уже ничему не верю… зря мы всё затеяли.
— Девочка моя, мы должны бороться.
— Лучше бы он тогда умер.
— Не говори глупости. Нам не дано знать, что было бы лучше. Зови.
- 5 -
С Людмилой свела судьба, — в лице молодого лейтенанта Аркашки Казарина…
— Саня, давай в театр сходим?
Аркаша появился у нас осенью восемьдесят второго, я был тогда слушателем спецкурса генерала Гурова, куда меня направили как "отличника и прочая". А познакомились мы сразу после того, как "с благодарностью за служебное рвение" меня выпнули из следственной группы Гдляна-Иванова. Пробыл я там чуть больше трёх недель, только и успел, что малость хапнуть ташкентского загара да насмешек от капитана ОБХСС Валерки Дюжева. Валерия Леонидовича, если точней. Одна была радость, — незнамо за какие заслуги перед Отечеством получил старлея досрочно, так что для огорчений повода не было. Мало ли куда ещё Родина пошлёт…
Леонидыч — шкаф под метр девяносто, полупудовые кулаки — "угадай в какой руке арбуз", боксёр, призёр МВД в полутяже, его даже начальство побаивалось, а уж мне при росте сто семьдесят четыре сам Бог велел помалкивать, — со своим КМС по самбо я мог его только рассмешить. В неполные двадцать девять он успел не одного цеховика перекусить пополам, а мне советовал излишнего любопытства и рвения не проявлять, пока не поступит команда от "сладкой парочки", как сам Леонидыч их называл. У него были основания не высовываться.
— Саня, сделал — запиши, не сделал — два раза запиши. И не суйся, куда не просят.
Я советам не внял.
В начале "святых 90-х" Дюжева перевели в Варшавское отделение Интерпола, где он прослужил до конца 98-го, пока не схлопотал по голове "чем-то тупым и тяжёлым", получил инвалидность, а в середине нулевых, когда я видел его в последний раз, он трудился в какой-то охранной фирме, получая неплохую прибавку к государеву кошту — четыреста долларов пенсии от Интерпола.
— …Сань, ну так что, пойдёшь?.. По контрамаркам.
— Откуда?
— Я же говорил, — родной брат актёр, после театрального там работает.
— В театре служат, Аркаша.
— Служат?.. в театре?.. А мы что, улицы подметаем?
— А мы подметаем.
— Ну как?.. идём?
— Когда?
— Да хоть сегодня… хотя нет… Давай завтра. Я к брату смотаюсь.
— Форма одежды парадная?
— А что?.. давай. Как отмазываться будем, если что…
— Отмажемся… Аркаш, ты когда в театре был?
— Не помню.
— А я помню. В шестом классе. Спектакль назывался "Московские каникулы".
— Ну ты театрал…
— Аркаш, цветы надо бы купить.
— Кому, Вадику?.. Коньяк ему, а не цветы.
— Актрисе какой-нибудь… театр всё-таки.
— Ну, ты цветы, а я куплю коньяка, после спектакля братом посидим.
Цветы пришлись впору.
Чуть больше года до этого Людмила развелась, и мне пришлось уводить её от следующего венца, к обоюдному удовольствию. Через два месяца мы подали заявление в ЗАГС.
Правда, Вадима Казарина это сильно не устраивало. Он отыграл своё спустя четыре года.
С этим театром связано ещё одно событие…
Как-то Людмила, с которой к тому времени мы уже были в разводе, а братья Казарины перестали общаться между собой, предложила показаться их главрежу Исакову. Александр Борисович вежливо послушал, поинтересовался, нет ли у меня чего кроме романсов. И благополучно про меня забыл.
С тех пор я не брал в руки гитару. Жаль?.. Наверно. Но меня теперь это не волнует. Просто жаль и всё.
— Здравствуй, Акмал. Как сам?
— Вашими молитвами, Александр Иванович. Как вы?
— С поправкой на возраст…
— Значит, хорошо.
— Как внучка, скоро в школу?
— Да, осенью пойдёт. Волнуемся.
— А тебе что волноваться? Пусть родители волнуются.
— Вы правы, наверно.
— Прав, прав, даже не думай. Тебе сына ещё женить, вот голова болеть будет.
— Уже болит, дядя Саша… Русская за него не пойдёт, а наши…
— Что не так, Акмал?
— Не узбек, не таджик… с земляками дружить не хочет, тупые, говорит. А я что могу поделать?
— Что поделать… Акмал, ты сам полукровка, научи сына.
— Научил, теперь думаю, — стоило ли… Тяжело ему будет.
— Отставить нытьё. Тебе легко было?
— Так ведь… Александр Иванович!.. Если бы не вы…
— А я что?.. Я своё дело делал. А сын твой при папе, при маме. Ему проще.
— Поговорите с ним, дядя Саша, а?
— О чём, папаша? Что жизнь говно?.. Это сам расскажешь.
— Боюсь я… столько всего.
— Значит, вспомни молодость.
— Не хочу ничего вспоминать. Там дом сожгли, здесь чуть в тюрьму не посадили. Плохие воспоминания, нехорошие.
— Закроем тему. Времена изменились. Убивать не будут, надеюсь, но жизнь легче не стала.
— Значит, опять?..
— Да, опять… Кстати, ружьё не купишь?.. По сходной цене отдам.
— Зачем?.. Я не охотник.
— Чтобы самому дичью не стать.
— А вы?
— Акмал, ты гражданин России почти пятнадцать лет. Подавай заявление, я помогу. Ты понял?.. Если что — звони, впишусь.
— Спасибо, дядь… Александр Иванович.
— Потом спасибо скажешь… Жене привет.
— Аркадий Андреевечич, наше вам с кисточкой! Александр Иванович на проволоке!
— Здорово, Иваныч. Что хотел?
— Поздравить хотел… хочу. Или не рад?
— Ну почему же, рад, конечно.
— Ну вот, поздравляю.
— Спасибо, Сань.
— Что-то голос невесёлый. Аркаш, случилось что?
— Да нет… так, служебная текучка.
— Андреич, не моё, конечно, дело… Уходил бы ты, а?.. Сколько жизни той осталось… Не до самой же смерти впахивать! Все долги Родине отдал с лихвой.
— Сань, долг Родине не отдают, а исполняют его перед Родиной.
— Ну хорошо… исполнил. И не один раз. Старые мы, Аркаш, старые. Дай дорогу молодым.
— Не могу.
— А через не могу?
— Не сейчас.
— Вот те раз!
— Вот те двас.
— Что случилось?
— Не по телефону.
— Мне подъехать?
— Подожди… Ташка, сегодня Жерново; подъедет. Мы как?.. Подъезжай, Иваныч, поговорим. К семи… А лучше к шести.
— Буду в пять. Жди.
"Это смутно мне напоминает индо-пакистанский инцидент…"
— Амалия Теодоровна!..
— Александр! Вы подозрительно вкусно пахнете!
— У вас нюх как у моей Чары. Ничего от вас не утаить. Печенье овсяное! Примите, пжалста.
— Ой, моё любимое, зерновое, с шоколадом. Как вы догадались?
— Что может быть лучше этого печенья к вашему кофе, уважаемая Амалия Теодоровна!
— Ну проходите, проходите… А не желаете ли, любезный Александр, капельку коньяка в чашечку кофе по такому случаю?
— Ну кто же станет отказываться от капельки, Амалия Теодоровна!
— Саша, что с вами?.. Я вас плохо… э-э… узнаю.
— Не могу с вами не согласиться, что-то сегодня в атмосфэре такое…
— Да полно вам, Саша, что там быть может. Разве что повышенная влажность. Что, впрочем, устроило бы не только меня… Присаживайтесь… Так что, Сёма?..
— Да, и Сёма… тоже…
— Хочу поделиться с вами, Александр, одним, можно сказать, открытием. Вы, наверно, помните, я рассказывала вам про своего ученика. Он скрипач… был скрипачом, а ещё брал уроки у покойной ныне Валентины Вячеславовны Мизиной…
— Ну, за встречу… Давно не виделись.
— Давненько…
— Так что за проблема, Аркаш?
— Да, собственно, не проблема.
— А что?
— Меня перевели в Главное управление.
— Ух ты!.. С какой целью?
— Вот именно.
— Старшим опером, как я понимаю?
— Хуже.
— Не младшим же.
— Подполковник.
— Звезду обмываем?
— Можно, конечно, но всё ещё хуже.
— Аркаша, не томи.
— Под меня создали группу… или меня под группу.
— Так… налил… выпили… Хороша, зар-раза… Что за группа?
— Прошла серия.
— Что-то краем уха слышал…
— В общем, либо я со щитом, либо на пенсию, твоими молитвами.
— Я так понимаю, на пенсию не хочется.
— Не в пенсии проблема. Во-первых, дело серьёзное, во-вторых, кому-то всё равно доводить его до конца.
— Давай подробности.
— Больше десяти эпизодов.
— Точней?
— Четырнадцать.
— По каким признакам?
— Приезжай в контору, расскажу и покажу.
— Не могу, завтра в Каменку.
— А после?
— В субботу домой… В воскресенье могу.
— Давай в субботу. Сань, помоги, чует сердце, дело серьёзное.
— Аркаш, ты меня знаешь, для тебя в лепёшку.
— В лепёшку не надо. Просто помоги, в долгу не останусь.
— Давай так… налил… Хоп… Всё, я поехал, завтра с утра на дизель. Отзвонюсь.
— Рыська, радость моя мохнорылая… как я рад тебя видеть… Милка, где Чара?
— Где-то носится.
— Не стара носиться-то? Чай, не девочка.
— Может, у соседей пасётся, печенюшки клянчит.
— Узнаю Чару… Люд, покорми, а?... Хоть чем.
— Есть немного. Борщ поставлю греться, а пока чайку с шарлоткой.
— По твоему рецепту?
— Жерново, здесь может быть другой?
— Ну, не знаю.
— Вадик на прошлой неделе был, а сына с апреля не видели.
— Что так?
— На Байкале.
— Опять вахта?
— А то…
— Не женился?
— Как же, заставишь его… Иди за стол, сейчас подам…
— Что-то не пойму… стулья новые?
— Новые, новые, ты глянь, что в большой комнате…
— …Мама дорогая… кресло-качалка… Люсь, можно?
— Можно… Нравится?
— Лет двадцать пять о таком, наверно, мечтал.
— Могу подарить. Хочешь?.. Только куда его тебе ставить…
— Люд, ты не шутишь?
— Вадик матерится.
— Ему не нравится кресло?
— Кресло нравится, — Людмила вздохнула, — ему не нравится об него спотыкаться.
— Может, пить надо меньше?
— Жерново, не хами.
— Беру слова обратно.
— Ну так что, дарить или как?
— Ты прям совсем подарками завалить меня хочешь!
— Какими ещё подарками?
— Не, ну я не возражаю, пенсия и всё такое.
— Ну и какими?
— Ну… вот жилеточку… то есть безрукавку мне подогнала.
— А-а… это… Давно собиралась, мама тебе её вязала… Кстати… не припоминаю, когда…
— Да я, собственно, тоже… Сейчас гляну… в рюкзаке…
— …Да вот же она! Как лежала, так и лежит. Саш, ты по шкафам у меня лазишь?
— Люда, ты дура?..
— Ладно, проехали… Налей вина, да пойду мясо готовить… Чара!.. Иди сюда, Чара, ты где?.. Странно… обычно тебя встречает… очень странно… Ну ладно, никуда не денется… Рыська, мясо хочешь?.. За мной!
— Люсь, где Чара?
— Сходи к соседям.
Зорька была хороша, да рыбалка не задалась, — ни одной поклёвки. Не повезло. Ну и чёрт с ней, с плотвой с этой, одни кости. Можно просто посидеть, поразмышлять о смысле жизни, самое время подводить итоги.
Что за хрень сегодня приснилась?..
— …Герберт, он пришёл без собаки!
— Здравствуй, Алекс. Это Анна. Меня ты должен помнить, я Герберт Максвелл, Берти… Прошу в дом, есть разговор…
- 6 -
— Мужчина, вам плохо?
— А?.. что?..
— Гражданин, вам плохо?
— Нет, всё нормально, задремал малость.
— Задремали?.. У вас документы с собой?
— Ребята, идите своей дорогой, а я тут посижу.
— Так! Предъявите документы!
— …Вот докопался… На, смотри… Э-э!.. Руками не лапать.
— Извините, товарищ майор, обознались.
— Ищите кого что ли?
— Да нет… мимо шли… Может, вам помощь нужна?
— Ребят, я тут живу, на третьем этаже. А это моя любимая скамейка.
— Извините ещё раз… Разрешите идти?.. Всего хорошего.
Что за жизнь… посидеть спокойно не дадут… С другой стороны, — вдруг человеку действительно плохо, а мимо пройдут?.. Где ты, золотая середина… мои тридцать три…
Зайдя в квартиру, понял, что меня беспокоило. Старый дурак, опять без трубки вышел. Всё не наиграюсь в шпионов никак… Ну так и есть…
— Аркаша, прости дурака, телефон дома оставил… Я извинился. Землю есть не буду… Сейчас?.. на Чехова?.. На Суворовский?!.. Во дела… Слышь, Хазарин, на часы глянь… Ладно, такси вызову… Я сказал, не надо, вызову такси. Всё, отбой.
— Здорово… А говорят, Главупр по ночам не работает.
— Для приёма граждан не работает.
— Другого места не нашёл?
— Не в обезьянник же тебя везти.
— Ладно, идём…
— Так, сразу к делу…
— Погоди с делами, Аркаша, для начала просвети, — по чьей инициативе, чья санкция.
— Всё сверху. — Аркадий метнул взгляд в потолок.
— А чего это вспомнили вдруг старую архивную крысу?
— Про крысу забудь.
— Ладно… Неплохо устроился. Давно?
— Третий месяц, как подпола получил.
— Поздравляю.
— Погоди поздравлять. Кстати, в субботу приедешь? Дочка с зятем будут, внуков привезут.
— Я послезавтра в Каменку, к твоей невестке в гости.
— Привет передавай.
— Всё, хватит болтовни, одиннадцатый час уже за бортом. Что случилось?
— Кое-что плохое.
— Кто бы сомневался, чай, не в Эрмитаже сидим…
Денёк будет жарким…
С утра в лавку за мясом, потом должны привезти велотренажёр, — доктора настояли, потом… потом в Главное управление, потом Сёмку пристроить… потом… Может, ну её нахрен, Каменку эту?.. На следующей неделе могу. Или не смогу?
Да-а, помирать нам рановато…
— Здравствуйте, позовите Акмала… Александр Иванович, скажите, срочно… Акмал, привет, дружище, у меня мало времени, поэтому слушай…
— К подполковнику Казарину, по срочному.
— Документы…
— Пожалуйста.
— Ваш пропуск… Проходите, товарищ майор, номер кабинета…
— Я знаю, капитан…
— Здорово, Иваныч, проходи, садись.
— Ну-с, товарищ подполковник?..
— Вот… — Аркаша бухнул на стол стопку дел. — Четырнадцать, как обещал.
— Спасибо, добрый человек. С чего начнём?
— Давай по порядку… Время, место, положение тел, первичный осмотр, вскрытие, ну и экспертное заключение.
— Нет, Андреич, я по-старинке, по-своему. Я же визуал, ты знаешь.
— Визуал, визуал… А не ты ли братьев Сериковых прошляпил? Нам потом с такими проблемами пришлось… а могли бы присесть лет на десять раньше.
— Сейчас бы уже вышли давно.
— Не выйдут. Сергея на пересылке подрезали, второй, Александр который, вышку получил.
— Ну и слава Богу, улицы чище… Так, Аркаш, собери мне все фото в порядке, так сказать, поступления.
— Ну давай, смотри… Начиная с конца апреля… наверно… Нет, это май, однако.
— Карту достань.
— Вот, глянь, по районам никаких зацепок.
— Так уж и никаких… Дай карандаш… Крайние точки соедини. Никаких, говоришь?
— Саня, ты гений…
— Я не гений, это вы тут зажрались, мышей ловить перестали. Ух, так бы и дал тебе леща…
— Сань, кадровый голод.
— Дальше сам?
— Ну… выходит, центр?
— Ну да… канал Грибоедова, Гостинка, само собой, Апрашка наша любимая, чтоб ей ни дна, ни покрышки… Отсюда Марата, Коломенская, думаю, дальше искать смысла нет. Там Лиговка, ничего интересного, Витебский уже давно не злачное место. Ну и со стороны Невы, наверно, Литейным ограничиться можно… Всё, здесь я добавить ничего не смогу. Земля твоя вотчина, я всё-таки… Теперь фото…
— Вот, в порядке, так сказать, поступления… Падение с девятого этажа, ДТП, вследствие особо тяжких… грабёж…
— Разбой.
— А, ну да… изнасилование…
— Так, стоп! Сколько было изнасилований?
— Одно.
— Почему оно здесь? Очевидно же.
— Бл… как я проглядел.
— Отдавай смежникам, пусть работают… Ну, теперь можно объединять… Здесь курят?
— Тебе нельзя.
— Аркаша, не стой над душой, сигаретку быстро папе заслал!
— Кури, дурак…
— Выпить есть?
— Саня, час дня!
— Это по декретному времени, а по солнышку у нас… А, ну да, ещё двенадцать десять… Всё равно налей.
— Вот почему я тебя должен слушать?
— Потому что у меня ум, Хазарин!.. Не ссы, Аркаш, в твоём кабинете не помру, даю честное пенсионерское.
— Я про субботу опять. Приедешь, нет?
— Машину в Каменку пришлёшь, — приеду.
— Пришлю. Ты же теперь у нас на довольствии.
— Может, и туда на машине, а?
— Иваныч, не наглей, а?
— Ладно, ладно, я пошутил… Что так смотришь?.. Не завидуй, глотни. Щаз-з я тебя дальше буду облегчать.
— Ты и так месячную зарплату мне отбил.
— Я всё сейчас отобью… Давай по падениям…
— Три. От пятого и выше.
— Первичный осмотр… так… показал… Вот это опять смежникам.
— Почему?
— Тело изрезано осколками, вывалилась в закрытое окно.
— Ну, а там в открытые. Какая разница?
— Нет, Аркаша, там тоже были закрытые. И ни одного пореза, хотя на земле всё усыпано осколками. Так что минус один, без вариантов… Хотя… и с парнем непонятно… Оставим под вопросом. Итого двенадцать, минус один в уме.
Прозвенел внутренний селектор.
— …Да, товарищ генерал, у меня… так точно, работает… работаем… Слышал?
— Слышал, не глухой… — Я с наслаждением затянулся. — Хороший табачок. Колумбия?
— Немецкий.
— Да ладно, в Неметчине такого табака отродясь не было. Я сигарный запах за версту почую… По разбоям соображения были?
— Ну как… отрабатываем версии…
— Эх, Аркадий ты… твою мать… Андреевич… настоящий подполковник… У тебя двенадцать… а, нет, десять эпизодов, а ты про версии тут втираешь.
— Восемь. По двум последним ещё нет заключений.
— Чего ждём? Кому руки заново пришить, чтобы были?
— …Подполковник Казарин… Илона, тебе жить насрать?.. Бегом ко мне! — И почти без паузы… — Сейчас эксперт будет.
— Баба на корабле… не к добру… Налей…
— Разрешите, товарищ подполковник?
— …Капитан Вержбицкая, эксперт-криминалист… Майор Жерново.
— Александр Иванович?
— …Он самый, — я кивнул.
— Вот последние…
— …Капитан, в двух словах…
— Одно ДТП, водитель скрылся с места происшествия…
— Это я знаю… Второе?
— Несчастный случай на железной дороге.
— …А это ещё каким боком к нам!
— …Аркаш… Аркадий Андреевич, погоди, отсемафорить всегда успеем… Илона… простите… капитан, почему дело попало к вам?
— Товарищу подполковнику оно показалось подозрительным.
Казарин медленно наливался краской…
— Ну показалось, потом отказалось… Капитан, свободны.
— Есть.
— Аркаш, что за дела?
— А-а, ладно, смотри сам, может и правда, что увидишь.
— Ну вот, смотрю… Как говорят американцы — убийство первой степени.
— Да где ж ты его увидел!
— Положение тела, травма головы. То есть, либо травма была нанесена до того, как её положили на рельсы, что логично, либо она пыталась подняться, и ей снесло почти полголовы проходящей тележкой… Скорей, обвесками колёсной пары.
— А не могла сама?
— Не могла. Уровень алкоголя в крови две единицы, Аркаша, женщины в таком состоянии даже ползти не могут, не то что ходить. Это первое… Да и от удара её отбросило бы метров на десять, а то и двадцать. Длинный перегон, там скорость меньше восьмидесяти не бывает, а то и все сто. Убийство. Преднамеренное, с попыткой скрыть умышленную насильственную смерть.
— Наверно, я тоже сразу увидел, только не понял, что увидел…
— Значит, не зря штаны протираешь.
— А это?
— Тут и думать нечего. Девчонку подбросили под колёса мёртвую. Наверняка на теле есть повреждения, несовместимые ни с жизнью, ни с характером ДТП.
— Предположим, есть… Этого мало.
— Это много, Аркаш… Посмотри на ноги.
— Ноги как ноги, красивые… были…
— Туфли.
— Что туфли!
— Туфли на ногах, Аркаша! Так не бывает. Во время ДТП они всегда! Слышишь? Всегда слетают с ног погибшего.
— А у балерины?
— Полусапожки, возможны варианты.
— Нда-с… Если твои выводы наверх доложить…
— Голова с плеч?
— Фейсам отдадут, а нас на панель выгонят. И проследят, чтоб никуда с прожарки не соскочили.
— Значит, не докладывай.
— Шутишь?.. Вечером на ковёр.
— Надо подумать… Привяжи к наркошам, к вейперам, к проституткам.
— Кого к проституткам, этих?... Балерина Мариинки… студентка пятого курса консерватории… Да меня родственники порвут на запчасти!
— Ну что-то их должно объединять?
— Что!
— А вот это правильный вопрос… Кстати, географически балетная выпадает из общей картины.
— Она живёт… жила в Колпино.
— А, ну тогда понятно… Всё, подполковник, дальше сам. Повторяю, — привязывайся к земле, это твоя стихия. А я поехал, дел ещё полно. Если что звони… Да… из Каменки заберёшь?
— Как договаривались.
— Ну вот и чудненько… Пропуск подпиши.
— Ах, да… держи… Ты домой?
— Ну да, на Бутлерова.
— Машину дам… Спасибо, Сань, ты настоящий майор.
— Хе… шепчешь… До связи.
— Спасибо, Акмал, выручил ты меня, спасибо. Сколько?..
— Семьсот тридцать.
— Держи.
— У меня нет сдачи.
— Издеваешься?.. какая сдача! Держи и не спорь.
— Счастливого пути, Александр Иванович.
— Люда, я в дизеле, скоро буду… Ну считай сама… Час двадцать, плюс автобус… Ну всё, до встречи.
— …Ты посмотри на себя, дурак старый! Я же по-человечески спросила, — машину найти?..
— Дошёл ведь, ничего не случилось.
— Дурак, как есть дурак… Садись, давление мерить будем.
— Да какое…
— Сядь, я сказала… спорит ещё… мужчина… Ну я так и знала…
— Сколько?
— Сто семьдесят на сто десять. На, прими капотен.
— Опять эту дрянь жрать…
— А ты как хотел?.. Вот и жри, что дают. Иди, приляг на полчаса… Или в кресло.
— Какое?
— В комнату загляни.
— …Ух ты… кресло-качалка!.. Лет двадцать пять мечтал о таком.
— Ну, вот и сбылась мечта идиота… Пойду, поесть приготовлю. Голодный, поди, с дороги-то…
— Дай хоть книжку почитать какую-нибудь.
— Чехов пойдёт?
— Рассказы или письма?
— Михаил Чехов.
— Кто такой?
— Племянник писателя, знаменитый актёр и режиссёр, между прочим.
— Книга интересная?
— На, держи, потом расскажешь… Я пошла.
В комнату просочилась Рыська и аккуратно пристроилась сбоку, положив голову на колени.
— Здравствуй, мохнатенькая. Как жизнь?.. мамка не обижает?.. Люда, Рыська голодная?
— Эта никогда голодная не останется.
— Котов не всех ещё подъела?
— Остались, только близко стараются не соваться.
— Я их понимаю… Люд, вино в холодильник поставь!
— Да отстань уже наконец от меня! Занята.
— Ну поставь, пожалуйста, прохладное при давлении полезно.
— Жерново, ну вот что ты врёшь на каждом шагу!
— Честное слово, не вру.
— Поставлю… И читай уже книгу свою, надоел.
— …Это я ещё даже не начинал…
— Я всё слышу!
— Рыська, как ты с ней живёшь?.. Поехали ко мне… Хотя нет, Сёмку моего слопаешь, а мне Сёмка ещё пригодится…
— М-м… вкусно как…
— Ты драники мои не ел ещё и вареники.
— Ты же нифига готовить никогда не умела!
— Для любимого мужа чему только не научишься.
— Я, значит, любимым не был… Так и знал.
— Да не ершись ты… У нас была страсть, а это другое, не до готовки было.
— Эт точно. А здорово, что ты к Вадику ушла. Теперь вы у меня лучшие друзья.
— Ещё Аркаша с Наташей.
— Ну да… Добавки можно?
— …Саш, извини за вопрос… Ты же нам не чужой. Ведь так?
— Валяй ужо, мать, я добрый.
— Вы с Татьяной…
— Люда…
— Где она?.. что она?
— Люда…
— Ну я ладно… А она-то чего?...
— Ничего не хочу ни знать, ни слышать.
— И за двадцать лет ни разу не ёкнуло?
— У меня?
— Всё ясно… Почему она так с тобой?
— Чужая душа потёмки…
— А была ли там душа…
— Люд, тебе важно, что у Вадима за душой?
— Зачем?.. У нас и так всё хорошо. Тридцать шесть лет вместе, сына вырастили… Как думаешь, это срок?
— Это, Люся, уже возраст!
— Ну и вот!.. А, ну да… развёл как мышь на крупу. Ох, и зараза ты, Жерново;… Ладно, отдыхай… Ой, Саш, давай черноплодки наберу! От давления хорошо помогает.
— А мне капотен какой-то вонючий скормила!
— Так это как скорая помощь, а рябина медленно действует.
— Давай потом, как с рыбалки вернусь…
— Хорошо, только надо баночку приготовить… Чара!.. Где ты, Чара!
— Берти, мы пришли!
Девочка крепко держала меня за руку, будто тревожась, что я убегу.
На крыльце появился мужчина средних лет. Крепкое телосложение, обильная седина в чёрных некогда кудрях, внимательный взгляд.
— Здравствуй, Алекс. Чувствуй себя как дома.
— Я вас помню. Вы… Максвелл?
— Да, это я… Маргарет!.. Встречай гостя.
- 7 -
Прошло девять лет…
Женитьба, развод, в девяносто втором получил, наконец, долгожданного капитана, переход в прокуратуру.
Советского Союза уже не было, а милиция осталась… то, что от неё осталось.
Так уж вышло, что Аркадий повторил свой "подвиг" девятилетней давности.
Десятое ноября… мой день рождения… И традиционный сабантуй в ДК имени Дзержинского. Обычно стараюсь избегать публичных мероприятий такого рода, — Хазарин уболтал. Приняли по двести и "вперёд за Родину, на мины".
Торжественная часть, праздничный концерт, плавно перешедший в застолье, — довольно скромное, не то, что прежде. Но по тому времени вполне… Потом были танцы…
— Сань, глянь, какая фемина…
Лучше бы не смотрел… У меня перехватило дыхание. Я знал, что дальше будет. "Белые ночи", прогулки под окнами, цветы-конфеты и… И плевать на последствия.
— Ничего так…
Ну да, "ничего так"… Не знаю, заметил ли Аркашка, что со мной.
— Иваныч, глаза разуй! Она здесь одна, второй нет и быть не может.
— Кто такая?
— Наш судмедэксперт, жена бывшего начальника СКМ.
— Мне чужих жён ещё не хватало…
— А что? За аморалку сейчас не увольняют. Да и в разводе они.
— Ты сказал, что жена.
— Ну да, сказал… Забрали в Москву на повышение, она здесь осталась.
— А почему не поехала?
— Он с молодой женой отбыл.
— Моложе этой?
— А сколько дашь?
— Ну-у… двадцать… один, максимум двадцать пять. В среднем, думаю, двадцать три.
— Эх, надо было поспорить… Тридцать… один… скоро.
— Хазарин, я визуал. Ты кого дурить вздумал?
— Могу познакомить. Татьяной зовут. Бери, Саня, пока мужики в себя не пришли, а то в очереди настоишься.
— Спасибо, Аркаш, с детства не люблю очередей… Пойду я… Наташке привет. Кстати, а почему она не приехала?
— Алёнка приболела. И не заговаривай зубы. Подойди. Пожалуйста.
— Аркаш, тебе до дома двадцать минут пешком, а мне добираться через полгорода.
И на негнущихся ногах я двинул к выходу из зала…
— Капитан, далеко?.. собрались…
В глазах то ли насмешка, то ли укор за мою трусость.
"Не связывайся с голубоглазыми, сын", — сказал однажды отец, — не твоя планида, наплачешься. Запомни, повторять не буду".
— …Пригласите даму на танец.
— Разрешите?.. Прошу…
— Татьяна… Таня.
— Александр… Саша…
"Ну вот и всё…"
Не всё, конечно, до всего было почти десять лет жизни. Счастливой жизни, я так думал.
— Знаешь, Хазарин, я только со второй женой понял, что такое настоящая любовь.
— Со второй… Наш начальник третий раз женат, дети неродные, а по отделу как на крыльях летает. Я счастливей человека в жизни не видел!.. До вас… до тебя с Танюхой.
В девяносто девятом ушли родители один за другим… отец, мама… В нулевом умер тесть, через полтора года тёща. А следом наша семья. Рухнуло всё.
Забрала вещи и ушла, оставив на столе записку с одним словом "Прощай". Ни разборок, ни ссор, ничего. Просто однажды замолчала, и молчит до сих пор.
Я визуал, с глаз долой — из сердца вон. В этот раз вырывал с корнем. Спасибо коньяку, помог пережить… Но из прокуратуры вынесли поганой метлой.
Потом сжалились, перевели в архив, последнее прибежище неудачников и прокажённых. Там и досидел почти до переаттестации, которую конечно я пройти не мог.
Эх, Танька… какая ты была дура…
— Привет, Хазарин, это я… Говорить можешь?.. Надо встретиться.
— Хм… научился читать мысли?
— То есть?..
— Сам хотел тебя вызвонить. Время есть?
— То же самое хочу спросить.
— Что-нибудь случилось?
— У меня — нет. А у тебя?
— Не по телефону… Ты где?
— На Московском вокзале, встречаю поезд с посылкой из Грозного.
— Оружие-наркотики?
— Дурак ты, Хазарин, вино прислали.
— Много?
— Две канистры.
— Жди, пришлю машину…
— Александр Иванович?
— Так точно.
— Я от Казарина.
— Куда?
— Сначала на Чехова, домой к товарищу подполковнику.
— Привет, Саш, проходи. Кофе будешь?
— Наташ, я на пять минут.
— Да присядь ты… Аркаша просил две бутылки подготовить. Не знаешь, зачем?
— Догадываюсь… Воронка есть?
— Найду. Что собираешься делать?
— Увидишь…
Спустя двадцать минут я был в Главном управлении.
— Ну здорово, товарищ подполковник. Зажал звезду, а?
— Не до того было… Садись… Принёс?
— А как же! По одной из канистры.
— Грамотное решение. Сейчас…
Аркаша выудил из сейфа стаканы.
— Наливай.
— Ну, за твоё назначение.
— Давай…
— Рассказывай.
— Хорошее вино, только сладковатое малость… Налей из другой.
— А поговорить?
— Успеется… Ну так вот, Александр Иванович, наверху было принято решение поставить на довольствие майора Жерново.
— Вот это поворот!..
— Не за красивый экстерьер, само собой, отработаешь каждый червонец.
— Чем могу!..
— …Илона, зайди…
Аркадий налил по третьей.
— Познакомлю со своим криминалистом, будете работать в паре.
— Аркаш, завтра у тебя днюха, послезавтра я в Каменку…
— Днюху отметим в субботу, надеюсь, приедешь, и Каменка твоя не убежит. Сегодня–завтра буду загружать мозги… твои.
— Криминалист это Илона?
— Толковая баба, не смотри, что молодая.
— Совсем что ли молодая?
— Ну… сорок пять… Или сорок восемь?..
— Аркаш, ты с ней… не того?
— Что ты, Иваныч, я на службе ни-ни, ты ж меня знаешь.
— Ну как, знаю… предполагаю.
— Вот и предполагай дальше… Так, стаканчики пока… уберу… В общем, у нас беда…
— Беда бедовая или беда-беда?
— Скорей второе… Первое тоже.
Только воткнул ключ в замочную скважину…
— Александр, зайдите, пожалуйста…
— Что случилось, Амалия Теодоровна?
— Вас искал какой-то молодой человек.
— Простите?..
— Я видела его два раза в подъезде, — сидел на подоконнике, второй раз этажом выше. А ещё я видела его из окна сидящим на скамейке.
— Вы не ошиблись?
— Саша, у меня прекрасное зрение. И ещё… знаете, он пользуется мужскими духами… попробую вспомнить… запах такой… знаете… Я вспомнила! Жак Богар.
— Амалия Теодоровна, может, не духи, а туалетная вода.
— Ой, какая разница. Главное, я вспомнила этот запах. Знаете, почему?..
— Да откуда же мне знать!
— А вы разве этой водой… Ой, простите…
— Нет, конечно, я вообще косметикой не пользуюсь… Точно от меня?
— Может, я ошиблась… извините…
— Вы лучше расскажите, как он выглядел.
— Ну как… обыкновенно. Опрятный такой молодой человек, лет около тридцати… тридцати пяти… Длинные волосы, не по моде, скажу вам, не по моде… Очки фотохром без оптики, оправа недорогая, Корея или Китай… тёмная… стёкла с напылением, такие в оптике по две с половиной тысячи…
— Ну вы даёте… Вам бы в сыске работать.
— Я тридцать лет преподавала в консерватории! Память каждый день тренирую. И глаз намётанный.
— Спасибо, Амалия Теодоровна, огромное спасибо. Вот бы ещё знать, что ему нужно…
— Может, кто из ваших бывших подопечных?
— Всё может быть, видно, парню помощь нужна.
— Вы уж не отказывайте, Христа ради, такой приятный молодой человек.
— Вы с ним разговаривали?
— А что? Предложила ему чашечку кофе. Он вежливо отказался.
— Амалия Теодоровна, ещё раз увидите — дайте мой телефон. Надеюсь, вас не затруднит?
— Что вы, Саша, ничуть. Потом расскажете?
— Обязательно поделюсь.
Жак Богар… Илона. Вот кто водичку эту пользует. Что за хрень?.. Странно всё… Совпадение?.. провокация?.. подстава?.. Надо подумать. Но сначала выпить и посидеть в кресле…
Надо подумать… надо подумать…
Что-то мне подсказало, что "пустым" ходить больше не резон. Достал "макарова", привычным движением разрядил в ловушку, вынул пулю и вместе с отстрелянной гильзой положил в карман куртки, — "бережёного Бог бережёт…"
По выходе из дома пулю забросил далеко в кусты. "Ищите да обрящете…"
Обошёл квартал, всё тихо, дома на месте, деревья тоже, фонари зажглись. Но что-то в этом спокойствии было не так.
При входе в подъезд боковым зрением…
— Александр Иванович, это я, Михаил.
Обернувшись на голос, увидел парня.
"Он!"
И тут же сбоку вылетела чёрная тень. От удара парень рухнул наземь. Следом появился второй.
Из наплечной кобуры выхватил пистолет и, практически не глядя, всадил две пули.
— Михаил, за дом! Жди меня там! Бегом!
"Зря я велотренажёр не забрал, ой зря…"
Только бы старуха не вылезла, только бы…
Схватил набалдашник… Где второй?.. А, вот он… ключи…
Верёвочную лестницу скинул с балкона и, не спеша, спустился вниз.
— Миша, ко мне, быстро… Надевай.
— Александр Иванович… дядь Саша…
"Я не ослышался?.."
— Держись, тут недалеко.
Да уж, Купчино от Гражданки — ну совсем рукой подать. Хотя, как подавать…
— Располагайся… Это моя вторая квартира… Для подобных случаев.
Михаил кинул взгляд на стол, на котором стояла початая бутылка водки.
— Можно?
— Погоди, закуску достану… Шпроты, колбаса… Хлеб там…
"Хм… а малой-то не промах…"
— …Ну, рассказывай… Дядя Саша, говоришь?.. Мы знакомы?
— Отец… отец так велел.
— Отец?.. Что за бред!
— Вы познакомились в институте.
— Я много с кем знакомился.
— У вас много было друзей?
— Он был моим другом?
— Александр Иванович, он сказал, что вы сразу поймёте.
— Пойму?.. Как!.. А ну-ка поверни голову… Иванов… Лёха…
— Алексей мой старший брат, я родился после развода родителей.
— Точно! Лёшка был весь в мать… Паспорт на стол, и не делай резких движений.
Пока я листал страницы, Михаил расслабился и прикрыл глаза.
"Э, парень, а ты сколько времени на ногах?.."
— Миша, очнись. Через час уснёшь, всё будет хорошо. Но за этот час ты должен мне выложить, что знаешь. Иначе я за себя не ручаюсь. Андестенд?
— Йес, оф кос, товарищ полковник.
Это не тепло, это уже жарко.
— …Меня ищут…
— Так, стоп, что тебя ищут, уже знаю. А утром только догадывался. Неинтересно. Начни сначала.
— Вы помните, чем отец занимался в середине восьмидесятых?
— Много чем… разрабатывал системы радиоэлектронной защиты, например.
— А дома, в свободное время?
— Волновые преобразователи.
— Да, точно. Значит, вы и есть тот самый Жерново;.
— Неужели он что-то разработал?
— Поэтому я здесь.
— Кто помог меня найти?.. Ну не адресный же стол!
— Илона Викторовна.
— Ах ты ж… Где вы с ней познакомились?
— Она была женой отца… жили вместе. Она за ним ухаживала.
— Что значит, была?
— Отец умер полгода назад.
— Умер или убит?
— Инфаркт.
— Господи… Лёшка… Он же моложе меня почти на четыре года…
— Дядь Саш… Александр Иванович, у него был врождённый порок сердца, так что… всего лишь вопрос времени. Удивительно, что до этих лет ещё дожил.
— А может и неудивительно… Идём в комнату, там удобней.
— А здесь?..
— Про эту квартиру никто не знает, будь спок, Миша Иванов… Кстати, почему у тебя другая фамилия?
— Так я же сказал, — развелись, у меня фамилия мамы.
— А, ну да… мама… Ира… Так её зовут?
— Да, Ирина.
— Идём.
— …Я помню, как Лёха носился с идеей противошумных наушников. Знаешь, он был меломан каких мало. А сейчас эти наушники на каждом углу продают.
— Вы думаете, отец?..
— Всё может быть… Идеи витают, так сказать, в атмосфере. Может, и не он.
— Отец говорил, что тогда не было сверхчувствительных микрофонов, а без них…
— Да, я помню. Надо же, столько лет, а как будто вчера…
— Он занялся гравитацией и теорией хронов… хронолов… не знаю, как называются. В общем, какая-то теория времени одного академика.
— Знавал я этого академика…
— Лично?
— Нет, так, по слухам.
Ну да, по слухам… Альберт Иосифович Вейник, в крещении Виктор… Мы так и не узнали, кто его убил. Самое страшное, мы не поняли, за что его убили…
— Отец предположил, что гравитации нет.
— Эка невидаль…
— Он исходил из предпосылки, что гравитация… мнимая гравитация… это проявление взаимодействия пространства с частицами времени.
"Да, это точно от Вейника. Я внимательно читал его книгу".
— Так, Миша, один вопрос, и ты спать. Ты меня понял?
— Дядь…
— Да не мучайся ты, как хочешь, так и называй, я любил твоего отца как родного брата.
"Которого у меня никогда не было…"
— …Что изобрёл… нет… что открыл… опять не то… Над чем работал отец последнее время?
— Над перемещением…
- 8 -
Поздним июльским вечером после очередной Аркашиной днюхи слегка подшофе возвращался домой на Хошимина, где жил до две тысячи двенадцатого…
Настроение было хорошее, несмотря на безработицу и бесперспективицу. Правда, Хазарин обещал пристроить участковым, работа беспокойная, зато желающих подсидеть было чуть меньше чем никого.
До дома оставалось метров пятьсот, когда меня догнала чёрная псина. По виду лайка лет примерно пяти. Без ошейника, но смотрится хорошо.
— Ну и зачем я тебе нужен?.. Даже вкусняшек никаких в карманах. Шла бы ты своей дорогой… У меня с голоду помрёшь, дурашка. Или сопьёшься.
Зашёл на крыльцо. Собака сидела на тротуаре и смотрела мне вслед.
"Был бы щенок, может, и взял, а тебя не воспитаешь…"
Поднялся на восьмой этаж, дома уже решил заварить кофе, — желание спать пропало, да и настроение испортилось.
Выпив кофе, включил телевизор, пошерстил каналы. Показывали какую-то хрень, и я вышел покурить на балкон. Во дворе напротив окон сидела чёрная как смоль собака и смотрела мне прямо в глаза.
Что было делать… "Ну, идём что ли, коли так…"
Собака будто прочла мысли и рванула с места.
Когда я спустился вниз, она ждала меня около двери. Спокойно подошла к лифту, лизнула руку и положила голову на колени.
Так в мою жизнь вошла Чара.
У ангелов-хранителей служба как у нас — "куда пошлют". В этот раз послали в облике Чары.
Дела пошли в гору, на службе проблем не было, благодаря протекции Хазарина, да и знания пришлись впору. Через два года я окончательно ушёл из полиции, и начальство облегчённо выдохнуло. Безденежье закончилось, на гонорары от консультаций я мог позволить себе "чуть больше необходимого", — хорошая одежда, обеды в ресторанах, винную карту читал слева направо. И, наконец, исполнил давнюю мечту — купил с аукциона Хонду Шедоу 2003-го года.
Мужчина бывает зол в двух случаях, — когда он голоден и когда он унижен. По всем параметрам я стал добрым человеком. Хотя бы перестал быть злым, что в моём случае очень даже немало. И я начал восстанавливать прежние связи и человеческие отношения.
Чара вдруг стала помехой. Она не переносила на дух никого из новых и даже старых знакомых. Лишь Люда Казарина была удостоена её благосклонного внимания. Сын давно отъехал от родителей, и Людмила была свободна как Пятачок до пятницы, а иногда и дольше.
К тому времени я уже перебрался на Бутлерова. Людмила приезжала после спектаклей, иногда и просто так. Они много гуляли по парку. Вечерами Люда читала Чаре вслух Пушкина, — она была без ума от Маленьких трагедий; повести Белкина, "Капитанскую дочку", а также Есенина, Пастернака…
В общем, я снова был окружён этим безумием Мельпомены, как и тридцать лет назад.
— Саш, отдай мне Чару.
— Ты с ума сошла! Зачем тебе взрослая собака?
— Она не собака, это человек в собачьем обличьи.
— Точно умалишённая… Ну бери, если пойдёт… Кстати, а что Вадим скажет?
— Ой, кого тут колышет, что скажет Вадик… Увезу на дачу.
— Смело… А театр?
— Ролей мало, антрепризы тоже редко бывают. Так что большую часть времени за городом.
— Ну, не знаю… Хотя в своём доме собаке, конечно, лучше будет… Я тоже думал квартиру продать да уехать.
— Куда ты поедешь, Жерново! Ты же городской до мозга костей.
— Люда, вообще-то я деревенский, если ты забыла.
— Как не забыть, если ты сам давно забыл.
— Ладно, закроем тему.
— Ну так что с Чарой, отдаёшь?
— Чара, с Людой пойдёшь?
Чара вскочила с подстилки и завиляла хвостом.
— Ну вот, Жерново, а ты сомневался… Так… ошейник, поводок… Поцелуй в щёчку, мы поехали.
— Ну ты… ну вы даёте… обе… Вот почему от меня все бабы убегают?
— Потому что ты дурак, Жерново;, а женщины дураков не любят. Правда, Чара?.. Пока-пока, звони, если соскучишься.
Зачем куда-то переезжать, если в любое время можно завалиться в гости, заодно и порыбачить, а в сезон охота на уток, благо, озеро, можно сказать, под боком.
Чара прижилась в новом доме, как будто там родилась. Впрочем, она и у меня адаптировалась мгновенно.
В тот же год эта умалишённая, — Люда, а не Чара, подобрала в лесу мелкого рысёныша. Вопреки моим опасениям за котёнком "никто не пришёл", а у Чары проснулся вдруг материнский инстинкт, и она взялась опекать Рыську во все четыре лапы.
Мне оставалось лишь развести руками — три бабы в доме, одна другой хлеще. Что думал об этом Вадим, кажется, мало кого волновало. Да он и не переживал. Редкой выдержки человек. В разведке ему бы не было цены.
— Здорово, Иваныч, что-то ты сегодня раненько.
— Я пташка ранняя, ты же знаешь.
— Ну да, ну да… Слушай, тут такое дело…
— Новый сюжет?
— Может быть… А что, если расширить круг поиска?
— А не замучаемся пыль глотать?.. Дороги у нас те ещё.
— Замучаемся руду волохать, если результата не будет.
— "Но у нас с собой было".
— Ты с ума сошёл!
— Да ладно… Скоро полдень.
— Скоро?!..
— Ну… часа через три.
— Вот ты дурак… Пил?
— А надо было?
— Наливай…
— А теперь к делу. Что?..
— Надо пройтись по "потеряшкам".
— Думал, не догадаешься.
— Скотина. Вчера подсказать не мог?
— Не мог. Только ночью мысль пришла в голову.
— Ладно, дыши, пока я добрый… Как идея?
— Наглотаемся. И без генерала не обойтись.
— Почему?
— Заявления принимаются спустя семьдесят два часа. А надо сразу, в моменте.
— Это сейчас, и не факт, что будет результат.
— Всё равно надо, охват больше.
— А со старыми?
— Старые, молодые, какая разница… Если будет похожая картина, будем разрабатывать. И ещё… Аркаш, по "потеряшкам" надо слить инфу фейсам.
— Ты с ума сошёл!.. Даже не думай об этом.
— А мне хочется об этом думать. Помоги.
— И что дальше?
— Не твоё дело.
— Саня, темнишь ты что-то…
— Есть у меня источник…
Я сориентировался по сторонам света и показал в сторону Литейного.
— Почему раньше молчал?
— Аркаша, это бизнес, ничего личного.
— Точно ничего?.. Доложу генералу. Про источник сказать?
— Даже не думай.
— А мне хочется об этом думать.
— Хазарин…
— Ладно, не буду…
— Сводка была?
— После десяти.
— Тогда поехали.
— Куда?
— На кудыкину гору.
— А локализовать?
— В районное отделение.
— За каким хреном!
— Мне повестку притараканили.
— Опаньки… Хулиган, значит?
— Аркаш, едем, по дороге расскажу.
— Товарищ капитан, разрешите?
— Ваша фамилия?
— Жерново. Александр Иванович Жерново. По повестке.
— А вы?
— …Это мой адвокат… Так в чём дело, товарищ капитан?
— Господин адвокат…
— …Товарищ капитан, я задал простой вопрос. Отвечайте быстро и по существу.
— Кто вы такой!..
— Я законопослушный гражданин. Объяснитесь, пожалуйста, что вам от меня нужно.
Капитан сразу как-то стух…
— У вас числится оружие… охотничье ружьё Импала Плюс…
— …Синтетик Блэк. И что?.. Разрешение продлено два года назад. Почему к нему появились вопросы?
— …Ещё у вас…
— Да, ещё у нас именное оружие, которым я был награждён в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году за особые заслуги перед Отечеством. Хотите проверить условия хранения, — кого угодно присылайте домой в заранее обговоренное время. Ещё вопросы есть?
— В районе вашего проживания… по месту вашего места жительства…
— Какого чёрта ты здесь сопли жуёшь!
Я раскрыл новенькое удостоверение перед лицом капитана.
— Руками не лапать! И оторвал корму от банки, когда с тобой разговаривает старший по званию!
— Товарищ п-п…
— Молчать! Почему у тебя по коридору мечутся люди, у которых не могут заявление нормально принять?.. По городу завал с "потеряшками", а ты тут задницу скоро до дыр сотрёшь!.. Развели бардак, понимаешь… Давно светофором не командовал? Я те устрою, понимаешь, курсы повышения квалификации, понимаешь!
Я развернул к себе стул и улыбнулся капитану.
— Всё, успокоился?.. А теперь русским языком. Так что в моём районе?
— Двойник.
— Почему нет в сводке?
— Не успели отослать.
— Ладно, живи… И давай уже, работай по-человечески… Ну, мы пойдём. Помаши дяде адвокату ручкой.
— Иваныч, что это было?
— А-а… уроки актёрского мастерства… у Людки брал. Понравилось?
— Не то слово! Я охренел просто! Он с перепугу тебя чуть полковником не назвал. Он там, случаем, в штаны не наложил?
— Аркаш, не знаю, как тебе, мне проверять не хочется… запах и всё такое… По коньячку?
— Ну ты оторва… Как ты его … меня генерал так не имел…
— Учись, пока я живой.
— Нахрена?.. Тебя зашлю, если что… Или Наташку. Она тоже так умеет.
— Так это типичный бапский приём, если ты не понял. Я ж говорю, — Людка научила… О, нам сюда. По писят, и в школу не пойдём.
- 9 -
— Миша, еда в холодильнике, если что, лабаз рядом, докупишь, вот деньги.
— У меня есть!
— Могут пригодиться… За углом парикмахерская, подстричься и покрасить волосы.
— В блонду?
— Блондин из тебя не получится, шибко чёрен, весь в отца, побудешь рыжим. И смени очки, а лучше без них. Понял?
— Сделаю.
— Я поехал… Завтра к вечеру, надеюсь, вернусь.
— Инет есть?
— Да, компьютер подключен. В почту не заходи, телефон не включай… Так… ничего не забыл?.. Постарайся хорошенько выспаться, завтра будет тяжёлый день. Отдыхай.
— Привет, Люд, как дела?
— Нормально…
— Что-то квёлая ты какая-то.
— Не выспалась, наверно.
— А…
— Температура в норме, остальное тоже. Просто слабость.
— Так шла бы, что мучаешься.
— Не мучаюсь, говорю, не выспалась… Иди на веранду, тебя покормить надо.
— А девки?
— Чара болтается незнамо где, Рыська в саду бабочек ловит… Штопор принести?
— Да, я дома забыл.
— Ой, забыл… Ты хоть раз про него вспоминал?
— Зато безрукавочку в этот раз не забыл.
— Как она тебе?
— Шикарно! Такая уютная, шёрстка гладенькая.
— Вот и носи на здоровье, вспоминай тёщу.
— Люд, что Аркашке на день рождения подарить?
— Себя подари, и довольно с него.
— Не злись… Эт само собой. А ещё?
— Наталье цвети купи.
— Блин… женщина…
— Пачку хорошего табака.
— А-а… выкурит и забудет.
— Тогда трубку. У тебя их полно, а сам смолишь всякую дрянь.
— Точно! Есть у меня зачётная трубочка!
— Чай будешь?
— А как же!
— Сейчас…
— Здравствуй, Алекс.
— Здравствуйте.
— Присаживайся… Поговорим?
— О чём?.. Ах да…
— Я слушаю.
— Этой ночью… то есть прошлой ночью у меня был странный… может быть даже страшный сон. Со времён детства не было ничего подобного…
Всю ночь, — мне показалось, что всю ночь, я бился против зомби. Это вообще не в стиле моих сновидений. Описывать их не вижу смысла, — некоторые образы в кино были недалеки от того, с чем я столкнулся в сновидении впервые в жизни…
— …Самое странное было осознавать, что они более человечны, если можно так сказать, хотя узнаваемы. Но не сразу, вот в чём дело.
— Ну, зомби как зомби. Так в чём дело?
— Герберт, понимаете, у меня уже были сны-предвидения…
— Ах, вот что тебя беспокоит… Что ж, вполне резонно… Алекс, предположим, это было предвидение. Я не утверждаю, только предположим. В этом случае события будут происходить где-то в грядущем, тебя не затронут.
— А молодое поколение?
— У тебя нет средств для борьбы с ними и не будет. А вот ваши потомки скорей всего их выработают.
— Ваши потомки, вы хотели сказать.
— Вполне возможно… Вопрос в другом, — откуда они появились. Ты сказал, что они человечней, чем киношный образ. Значит, это бывшие люди, а иначе и быть не может. Следовательно, вы, люди, обязаны предотвратить развитие такого сценария.
— Люди?.. мы — люди?.. А кто вы, в таком случае?
— Мы — бывшие некогда людьми… Маргарет появилась в этом месте в конце девятнадцатого века, я — сто лет назад, Анна самая молодая, она из тысяча девятьсот пятьдесят четвёртого года. Есть ещё Доминик, друг Анны, он здесь редко бывает, предпочитает одиночество.
— А что я здесь делаю, умер?
— Нет, Алекс, ты жив, как и все твои друзья. Просто так вышло, что тебя привёл к нам проводник. Это большая редкость.
— Подождите-подождите… Вы мертвы?
— Ну… с точки зрения ныне живущих да, мы умерли. Однако с точки зрения Божественного Промысла, это не совсем так. — Герберт рассмеялся.
— Ничего смешного не вижу… Так это что, чистилище?
— Чистилище суть человеческая выдумка, весьма остроумная, должен сказать, и тем не менее… Наш мир похож на чистилище… как бы точней… образ… Анна?..
— Берти, бабочки…
— Спасибо, дорогая… Так вот это как бабочки в лесу. Только это не лес и без бабочек.
— Развлекайтесь без меня со своими бабочками, я пошёл…
— Ну, Алекс, не обижайся.
Герберт привстал и жестом пригласил в дом.
— Прошу, я хочу кое-что показать, — и, открыв дверь, он буквально исчез за порогом.
Я шагнул в проём вслед за ним и чуть не ахнул от изумления! Моему взору открылась безбрежная анфилада огромнейших сооружений от горизонта до горизонта, каждое из которых по величию и красоте превосходило собор святого Петра.
— Жерново, ты с ума сошёл… Ты же должен быть на рыбалке!
— Ничего я не должен.
— Что случилось?
— Ничего… Мила, тут рядом есть кто с машиной?
— О, Мила!.. Ну есть, Гришка Распутин.
— Тьфу на тебя… Шуточки твои.
— Какие шуточки… Гриня, Григорий Иванович. Браконьер и барыга. До сих пор на жигулях ездит. Экономный.
— Барыга, говоришь… Мне в Зелек.
— В такую рань?.. Ну пойдём, только накину что-нибудь, зябко что-то… Блин… Александр Иванович, только разоспалась…
— Извини…
— …идём…
— Иваныч!.. Гриша!..
— Кто там ещё… Махаловна, ты что ли?.. Чего в такую рань припёрлась!
— …Махаловна, да?.. Мне, значит, нельзя…
— Саш, прекрати. Тебе машина нужна?.. Гриш, дело есть.
— Ешь дело и спать иди.
— Ну Гриш…
— …Куда, говоришь?
— До Зеленогорска.
— Териоки, значит… Ценник знаешь?
— Так едем?
— Дайте хоть чаю выпить, оглоеды.
— У меня в термосе, есть бутерброды.
— Эка тебе приспичило… Ну, поехали, раз такое дело… Погоди, ружжо возьму…
— Зачем?
— От лихих людей.
— Девяностые закончились.
— Ага, у вас в городе. А здесь иной раз пошаливают… Жди на улице.
— Если бы не Махаловна, хрен бы ты у меня до Зелека доехал. Высадил бы на трассе, и гуляй, Вася.
— Не высадил бы. — Я отвернул полу ветровки.
— А-а… вона ты кто… бывший Люськин полюбовник…
— Мы были женаты… очень давно.
— Тогда другое дело, Махаловну я уважаю.
— За что, если не секрет?
— Да за дурость её.
Если бы не ремень безопасности, меня бы сложило пополам.
— …Ничего смешного. Это ж только дур так зверьё любит. Видел же, кто у ней, подойти страшно. А ей хоть бы хны. И грибы она только что косой не косит, когда у других в корзинах шиш да ни шиша. Сначала думал, ведьма. Пригляделся, вроде ведьма, а вроде как не ведьма. Да и добрая она, не чета нашим дурам, тьфу на них… Тебя ведь Александр Иваныч кличут?.. А фамилия как?
— Жерново.
— Чудная фамилия, не слышал.
— В Западной Сибири деревенька есть с таким названием.
— Ты, выходит, сибиряк, чалдон, значит, по-вашему, — с удовлетворением заключил Григорий. — А я, стало быть, ингерманланд. Слыхал, поди?
— Слышал.
— Ну вот и познакомились… Иваныч, ты… это… разговаривай со мной, разговаривай, а то, не ровён час, прикемарю, и будет нам обоим хана. Четыре часа спал всего.
— А что ж не послал нас куда подальше?
— Так ведь Махаловна же ж! Как я послать её могу.
— Ух ты…
— Вот те ухты, а вот те барахты… Она мне руку вылечила.
— Люська?..
— Она… Зимой на зайца ходил, да в овраг и навернулся, плечо вывихнул. А тут она чего-то зашла… Рука болит, мочи нет, моя скулит, хоть святых выноси… Ну Махаловна и грит, я, грит, в театре шаманку исполняла, могу пошаманить, если что. А мне что?.. Мне терять нечего. Ну и подшаманила.
— И как?
— Нормально. До сих пор не болит.
"Ну Махаловна… А ты, оказывается, та ещё штучка…"
— …Да и твои приезды она всегда наперёд знает. Чуть что, так "завтра Александр Иванович будут". Так шты… мы ещё третьего дни знали, что приедешь… Знаешь, Иваныч, а давай я тебя до города домчу.
— Дороговато будет.
— Не боись, Иваныч, я тя просто так довезу. Заодно брательника повидаю. Вот удивится-то, чертяка.
— Сколько лет брату?
— Да уж за семьдесят… Один живёт, ни жены, ни детей… Так шты обрадуется, даже не сомневайся.
"А ведь и я…"
— Гриш, давай по-доброму, — ты ко мне и я к тебе. Возьми, я не обеднею, а ты по дороге брату гостинца прихватишь.
— Это дело… Спасибо, Иваныч. Так брату и передам, мол, один большой человек тебе привет передавал.
— Да какой я большой… так, околоточный…
— Ну не скажи! Людмила Махаловна кого попало привечать не станет, это уж так у ней повелось.
"…А ведь Люська права… Когда между людьми страсть, там не только не до готовки, там вообще не про жизнь…"
— Миша, сделай мне кофе, а я в душ, времени в обрез.
— Что случилось дядь Саш?
— Пока ничего, поэтому всё делаем быстро… Так… сейчас у нас семь тридцать… буду не позже десяти. Сразу выезжаем… Вот, держи… — я бросил на стол конверт, — изучи фотографии. Только постарайся не блевать на пол.
Продолжение следует…
Свидетельство о публикации №225081401302