Детские шалости

       Есть дети, что сами напрашиваются, как говорится, на конечный результат – чтобы им «набили по соплям». Черт знает, чем смазана их задница. Придет вот такой умник со двора, вдоволь наигравшись в бои местного значения с соседскими пацанами, и давай родителям портить ведомость семейного счастья попеременно с настроением. Казалось бы, пора ребеночку, набегавшемуся, настрелявшемуся и измазюкавшемуся в той грязи, что щедро предоставила в его распоряжение земля, и утомиться. Мелкими своими пальчиками начать выгребать из задумчиво расхаживающего по квартире вечера сонливую усталость. Зевать, выказывая миру на повядших щечках хронику прошедшей прыти. Разминать кулачками припорошенные недавним возбуждением глазенки – до полного их запечатывания. Так нет же! Там, где у мамы с папой расписаны тишь да лафа, – все наоборот: сплошной ущерб и грубое нарушение баланса чувств.
       Сначала, как водится, едва освободившийся от обувки малец принимается тиранить родню, устраивая некоторое подобие викторины «Хочу все знать!». У него вдруг просыпается напряженный интерес к окружающему миру. Сознание нормального ребенка, столкнувшись с непреложностью закона смены времени суток, обычно отступает и тускнеет. Не то с егозой. Кипучая кровь постоянно подогревает его воображение. Этому суетящемуся геморрою надо обязательно резонировать с натянутой струной факта, иначе он свернется, как молоко, угаснет. Он наслышан обо всем. Его интересует все. Был ли у Надежды Константиновны Крупской любовник. А если – да, то, размыкая привычный семейный круг, где она бедокурила и чем, когда Советская власть наладила ей руки на иное дело – перманентную заварку чая по-ленински. Из чего сделан рубль. Кто сильнее: Илья Муромец или Терминатор. Кто умнее: Эйнштейн или Путин. Где более упоительны вечера: в России или Америке. И семейному верховному вождю, если он не силен в слогосложении и спотыкается на слове «монопропиленогликоль», если он Пелевина силой своего ума записывает в московское «Динамо», если для него тетратека железистая – элемент древнегреческого многоборья, а Юм – это единица сатирического текста, самый раз, прости господи, вундеркиндствующего отпрыска «бить по соплям». Чтобы взаимоотношения оборвались вовремя – тогда, когда этого попросит возмущенный ум, а не полученное от предков в наследство воспитание. А вообще-то – лучше всего на будущее самого отца изъять из жизненного сюжета, наделив смутным существованием лишнего человечка. Кряхтящего, прячущегося за костяшками домино, пялящегося на телевизор, но – с запечатанным ртом. Потому что неудовлетворенное дитятко покоем не обзаводится просто так. И подобного родителя ждут в дальнейшем испытания покруче нынешних.
        Взбодрив себя приемлемыми ответами, пострел, отправленный в коллектив постельных принадлежностей на ночную перековку характера, долго любуется заокоонным пейзажем. Для того, чтобы потом с незатухающей мыслью явиться в родительскую спальню точно в тот момент, когда там идет обычная стыковка и пригонка узлов, и вежливо попросить экологически чистого молока. Думается, такого героя привечают не оркестром с цветами, не поцелуем в лоб, а сбившимся дыханием, судорожными подергиваниями тел, еще машинально ищущих точку опоры, и обещаниями залить коровьим продуктом все, какие подвернутся под руку, входы и выходы наглеца.
        Любопытно привнести в сказовую струю старшее поколение. Оно особо страдает. Утопленные в унитазе бабушкины очки – с ясным намерением проверить ее зрение и чувство юмора, закаканные бесцельно дедушкины тапочки – подобные метки в семейной летописи старательно скрываются от общественности. Количество подвигов непоседы в точности соответствует суммарному числу приобретенных родственниками седых волос.
        На местности, не принадлежащей умнику, он почему-то особо активизируется, словно уверен, что повесть о его неповторимых подвигах будет жить в веках – слава о них будет перетекать изо рта в рот. Всегда верно выбрав какую-нибудь зацепку, забавник подступает к ней постепенно, обрамляет ее множеством случайных, на первый взгляд, проказ, чтобы потом – в ответственный момент, связав воедино отдельные подробности, выдать нужный результат.
        Одно семейство решило проведать другое – как это было распространено раньше и повсеместно, а нынче выходит из моды. Словом: оно «пришло в гости». Мама, папа и их гиперактивное дитятко. Принимающая сторона носила фамилию Раковых. Раков-муж, Ракова-жена и, с разницей в три года, сотворенные ими сокровища, – рачонок и рачонка.
        У перешагнувшей порог троицы с наименованием дело обстояло просто. Они все были Платоновыми. «Ну, дети, идите играть» – вот те заветные слова, что следует, чтобы не тратиться на уговоры, выбить над входом в каждый дом молодых, обзаведшихся потомками и надумавших гостеприимничать.
        Тут же осмотревшись, наш маленький умник, Платонов-птенец, заметил в углу собаку – ничем не примечательного пинчера, какового можно, договорившись с уличной бесприютностью, приобрести забесплатно у любого куста. В собачьей системе два уязвимых места: нос и хвост. Вычтя их, получим вполне надежный передвижной гавкоговоритель. Мелкий пакостник сначала пнул жертву под брюхо. Четвероногий друг – в подобной ситуации, невыгодной для себя, еще предпринял попытку проникнуться переживаниями юного героя. Он жалостливо выкатил глаза и шагнул ему навстречу, как бы говоря: «что же твое сердце мытарит, сынок?». Если не знать характера этой породы, то честность пинчера можно было бы принять за помутнение разума. Далее, свое получил нос. Серией щелбанов малец отбарабанил на нем детский романс «Я, грешным делом, парился на киче». Куцый хвост, в порядке эксперимента, негодяйчик трижды дернул и однажды сильно ущипнул. Все это на глазах обомлевших рачонков. Что не замедлили сообщить родителям, уже принявшимся выяснять гастрономическую диспозицию на столе. «Ну, Алешенька, будет», – блаженно самотеком вылилось из глубин Платонова-старшего, в предвкушении удовольствия забывшего захлопнуть ротовые створки. Хозяева тактично промолчали. И рачонки поняли, что дело их проиграно – они так же нужны в сей момент собранию, как стене – гвоздь.
      А Алешенька – раскрепостился. Он грохнул дорогущую вазу, решив спрятать в ней почему-то одну лишь правую ногу. Затем с наслаждением отлил лишнего в грузовичок, на котором рачонок осуществлял поставки продовольствия своему картонному воинству. Вой, который подняла обиженная сторона, по силе был сравним с коллективной песней растревоженных обитателей зоопарка. Первый, кто решил встать на защиту семейной чести, был кактус, которого маленький негодник попытался вытряхнуть из горшка. Смельчак поплатился за свое безрассудство, подавившись собственными иголками и, в итоге же, оставшись без привычного убежища. Тема восхода солнца была запечатлена на одной из стен детской комнаты – рукой малолетнего живописца – в довольно интересном сочетании с карикатурами на хозяев.
       Рачонки, привыкшие, что жизнью управляет строгая дисциплина, тихо наблюдали за тем, как рушится их вселенная. Когда же взрослые, наконец, задавив червячка, отвернули животы от стола, их взглядам предстала картина хаоса, соизмеримого с тем, что творился в первые дни сотворения мира. И вот тут Раков-отец высказал ценную мысль, что родители Платоновы могли бы за своим чадом и присмотреть. Все-таки, знаете, невоспитанность, она, как протухший суп, вызывает судорогу в скулах! И коли у фабрики по изготовлению ремней имени Нечаева есть экспериментальные образцы, то стоит их заказать, чтобы срочно опробовать на заднице Алешеньки – все разом.
       Подзабытый нами хозяйский пинчер, разволновавшийся, разлаявшийся, проявил себя тем, что, одновременно выказывая поддержку Раковым и мстя подлецу, обмочил последнему ножки. На щеках вечера проглянул стыдливый румянец. Выпитая водка в желудках встопорщилась, еда заговорила на языке недопереваренности. Запахло ощутимо скандалом. И лишь только Алешенька, никак не понимавший в чем его вина, кропил беззаботно влагой из сандаликов стороны света и напевал совсем не по-детски: «опа, опа, Америка, Европа». Песня темных городских закоулков почему-то никого не воодушевляла.
       Ясно, что дружба между семействами была похерена. Но конец этой истории – не здесь, он забрался в будущее – забился между книгами в библиотеке Раковых. Все эти гадости маленький хулиган и непоседа множил с одной лишь целью – доказать, чего достойны терпеливо-стойкие хозяева. Чему равны их усилия сохранить покой.
       Формула уступчивости в отношении обнаглевшего гостька не работала. Владельческие экслибрисы, которыми были украшены некоторые редкие фолианты, переиначенные, утратили свою первоначальную суть. Невесть где найденным фломастером был Алешенькой жирно исправлен основной знак: «из библиотеки Раковых» – на «библиотека дураков». Зачеркнутые буквы особенно жгли сердце обидой. Но горше всего было зреть такой позорный расклад рачонкам: не они ли верещали, предупреждая взрослых? Не они ли выплескивали наружу легкие, пытаясь привлечь их внимание?
       А еще через год, когда, казалось, все забылось и успокоилось, когда от услышанной фамилии Платоновых у Раковых сердце уже не звало к сокрушению, хозяева нашли в дальнем углу, за стеклом, мебельной горки разорванную точнехонько пополам их свадебную фотографию. Причем у Ракова были выколоты глаза, а рот его жены украшала пририсованная рукой малолетнего пакостника то ли сигарета, то ли сексуально-патриотического содержания желудь.
       Естественно, был крик. Естественно, муж обещал, если встретит нарушителя семейного счастья, сотворить из него полного инвалида – чтобы не ходил, не разговаривал и не вторгался в чужую жизнь художническими загогулинками.
«А все же, – успокаивая свою расходившуюся грудь поглаживанием в области сердца, сказал Раков, – в доме надо чаще прибираться – держаться порядка».
И это, может быть, и была семейная правда, которой они однажды изменили.
1998 - 2013