Над излучиной Липенки

Бодрящее утро ноября. По- хорошему щедро высвечено  солнцем, морозец за ночь побелил всё кругом мохнатым инеем и оттого небо сменило окраску тусклая сизина заменена на весёлую голубизну.
Грустное время предзимья, внутренне уже смирился с тем, что ждать тепла неоткуда. Это помогло настроиться... Воздух свеж, отраден, пахнет палой листвой, травой и морозцем. Легко дышалось.
Постепенно солнце стало теснить морозец. Опять зазеленела трава, она с благодарностью откликнулась на солнечное тепло, манит, привлекает, притягивает взгляд.
 Над околицей деревни Ильинки плыли облака, светлые от солнца. Лужи на дороге за ночь покрылись тонкой корочкой ледка, замёрзли.Хочется в такую солнечную погоду шагать и шагать далеко, чтобы освоиться с этим чудесным утром и лёгким морозцем.
  Дорога в лес шла через укрытую кустами лозняков  луговину, через заболоченную низину и выходила прямо к речушке Липенки. Вдали речная луговина выглядела, как накрахмаленная скатерть, вся в пушистом инее.
  В лесном овраге тихо - тихо, точно боясь нарушить глубокую тишину, журчал ручеёк, оставляя за собой узенькую серебристую пенку. Из рябинника доносился шумный клекот дроздов. На берегу слышался стрекот двух сорок. На лесной опушке стояла глубокая тишина, оцепененье, слышно было, как садятся палые листья в траву, мягко шурша. Лес был гордый и задумчивый, таким он бывает только поздней осенью.
 Редина преобладала в ольховнике, березняк просвечивался насквозь, сквозил. Погрустнели стройные осины. На земле сплошные лохмотья почерневшей листвы.
  Я хорошо знал, что сразу за опушкой будет спуск в низину, выгнутую, как лук, дугой, потом тропинка вильнёт влево, между густых облетевших орешников и с раскидистыми рослыми берёзами по краям, справа будет стоять дуб - великан на берегу излучины Липенки.
Тишина в лесу... Только изредка рассыпает дятел свою барабанную дробь.
 Длинная излучина речушки Липенки освещалась солнцем и желтеющими ивняками. На берегу когда - то лежали два валуна, но почему - то сползли в воду и торчали, как
два клыка мамонта.
  И вот нежданно над речной излукой появилась в небе стая запоздалых диких гусей. Они летели высоко - высоко и не клином, и не табором, и не как попало, а тремя параллельными нитками. И вдруг, сначала чуть слышно, а потом всё нарастая, близясь, тревожа душу до озноба, слетел из поднебесья гортанный крик- гуси летели на юг, покидая родные гнездовья, места родные. Как сильно и стремительно махали они крыльями, сколько красоты и гордости было в их полёте.
Птицы приняли его команду, чуть отвернули от излучины, впереди была полевая дорога и деревня Ильинки. Гуси летели друг за другом, причём каждая последующая птица находилась не прямо позади предыдущей, а несколько в стороне от неё.
  Гуси скрылись, а я стоял, как в оцепененье, подняв голову к сине- голубому небосводу.Вместе тс грустью по быстро ушедшему лету прорывалась в душе что - то очень щемящее, жалостное, тоскливое.
Когда я возвращался в деревню Ильинки, уже трава отошла от мороза, была мокрой и местами взблёскивала на солнце. Облака на западе были окрашены лучами заходящего солнца. От сосен, от берёз потянулись, поползли длинные тени, вперемешку с золотисто - мягкими бликами заката.