Прошла любовь, завяли лютики... ч. 2

Продолжение...

Артём забрал Бируту из общежития в тот же самый  день, когда Сергей должен был придти к ней....

Он подъехал к  воротам  общежития  на своей  чёрной машине с тонированными стёклами, как будто приехал забирать принцессу из темницы. Он не кричал, не уговаривал. Просто сказал:

— Я жду. Решай. Прямо сейчас! Или, или...

Она решилась ехать с ним...

Она оглянулась на окно своей комнаты. Там, за стеклом, всё ещё стоял пустой горшок с засохшими стеблями лютиков.Она не выбросила его. Оставила, как память.  Она знала, что Сергей придет после и все поймет...

Бирута села в машину.

— Хорошо... Я готова, — сказала она.

— Ты  все взяла свои вещи? Ничего не забыла? — спросил он.

— Да, я забрала всё...

Он улыбнулся уголком рта. Холодно. Как человек, который привык, что всё идёт только по его сценарию.

Машина тронулась. Калуга осталась позади — серая, мокрая, забытая.

Через полчаса они уже были у его коттеджа. Но теперь он открыл ей уже не дверь в него, а как-будто  ворота совсем в другой мир...

Внутри  мрамор, хрустальные люстры, картины в золотых рамах. На кухне возится повар. На втором этаже снует  женщина в чёрном — домработница.
Она посмотрела на Бируту искоса, как на вещь, которую принесли из какой то  грязи.

— Это Бирута, — сказал Артём. — Она будет жить здесь! Обращайтесь с ней, как с вашей  хозяйкой.

Женщина кивнула. Но глаза у самой,  как лёд.

Первые дни были, как сон. Ей накупили платья, туфли, сумки. Водили по бутикам, как будто она была дорогой куклой. Артём гладил её по волосам, называл «моей маленькой литовкой», но при этом редко почему то  смотрел в глаза.

— Ты красивая, — говорил он. — Но тебе не хватает стиля. Я научу тебя всему!

Он учил её, как сидеть, как говорить, как улыбаться. Как не быть «бедной девочкой с почты».

— Ты больше не почтальон, — говорил он. — Ты моя женщина!

Но он не говорил ей никогда:
— «Я люблю тебя».
Он говорил только одно:
— «Ты моя». И это было не одно и то же!

Она пыталась быть той, кем он хотел ее видеть...
Носила шёлк. Ела икру ложками. Сидела на светских вечеринках, где никто не говорил с ней, а только оценивал, как будто она была какой то  простой  предмет интерьера.

— Откуда ты? — спрашивала какая-нибудь дама в бриллиантах.

— Из Литвы, — отвечала Бирута.

— А-а, это где-то рядом с Польшей?

Она молчала.

Артём откровенно смеялся:

— Не обижайся. Они просто вообще  не знают географии!

Но она обижалась. Не на них.
На себя. На то, что почему то молчит, не отвечает никому.
На то, что позволяет себя унижать ради денег его, ради крыши, ради какой то иллюзии.

Однажды ночью она проснулась. Артём спал рядом, дышал ровно, как человек, которому не о чем беспокоиться. Она встала, пошла в ванную. Посмотрела на себя в зеркало.

— Кто ты теперь? — прошептала она.

Отражение, как испуганное,  молчало...

Она вспомнила Сергея. Его руки. Его голос. Чай с каркаде. Лютики на подоконнике. Его обещание: — «Я не отпущу тебя!»

Она села на пол. Прижала колени к груди. И заплакала. Тихо, чтобы не разбудить Артёма...

Она поняла: она нисколько не свободна. Она обычная и глупая  пленница. Не в тюрьме, а в красивой  золотой клетке. И чем богаче и дороже  решётки, тем труднее и тяжелее их ей видеть.

Прошло два года...

Она уже не получала писем от мамы. Та умерла. Бирута даже не поехала на похороны. Артём просто  сказал ей:

— Не сейчас. Потом!

Потом и этого не вышло...

Однажды он пришёл домой пьяный. Не агрессивный. Просто какой то чужой и совсем пустой.

— Я уезжаю, — сказал он. — В Дубай. На три месяца!

— Я еду с тобой?

— Нет. Останься. Тебе здесь будет  хорошо и спокойно...

— А ты?

— Я вернусь!
Потом увидим... Если что, я тебя вызову!

Она даже не спросила, что это означает. Она уже почувствовала своим сердцем  точный ответ для себя...

Через неделю он уехал. Через месяц перестал звонить. Через два  продал свой  коттедж...

Домработница пришла к ней в комнату.

— Мадам, Вам нужно уйти. Хозяин продал дом. А новый владелец не принимает посторонних и просит освободить коттедж...

— Я не посторонняя. Я же его… Артема  женщина!

— Простите. У меня приказ!

Она собрала вещи. Немного. То, что осталось от её прежней жизни — старая рубашка, фото с моря, блокнот с письмами, которые она так и не отправила матери... Документов ее нигде не нашлось...

Она вышла за ворота. Стояла долго рядом с домом...
Ей просто некуда было идти...

Позвонила на почту.
Её уволили через полгода после того, как ее забрал тогда Артем, якобы за «самовольный уход». Сергей тогда сразу  перевелся  в другую область. Никто не знал, куда...

Она попробовала найти работу. Но у неё не было ни  прописки, никаких документов, никакой известности, и, тем более, репутации. Только имя  Бирута, литовка, для всех бывшая любовница одного уехавшего богача...

Сначала она жила недолго в хостеле. Потом подольше в ночлежке. Потом окончательно уже  на улице...

Зима в Калуге была тогда очень  суровой. Она спала в подъездах, грелась у тепловых точек, и попрошайничала,  просила мелочь у прохожих.

Люди часто узнавали её...

— Это же та, что с олигархом нашим жила?

— А теперь, глядите, она  бомжиха. Вот что бывает, когда веришь в красивые  сказки...

Она не отвечала.
Просто сидела молча. Сжимала свою старую сумку, в которой лежало фото Сергея,  он стоял у своего почтового фургона, улыбался, держал в руках пачку писем. Она вырезала его лицо из группового снимка на почте...

Прошло еще несколько месяцев, наступило лето...

Однажды она нашла старый горшок, пластиковый, точно как тот, что был в комнате. Подобрала его в какой то мусорке. Наполнила землёй  из цветочной клумбы в сквере. Посадила свои семена, которые хранила годами.

— Цветите, — шептала она. — Пожалуйста, цветите!

Через недели две вылезли тонкие стебельки. Потом — жёлтые цветы.
Лютики.

Она смотрела на них, как на чудо.

— Вы вспомнили  меня? — спрашивала она у лютиков. — Я была счастлива с ним и с вами тогда... Я была  живая! Не как сейчас...

Прошло шестнадцать лет...

Калуга к тому времени очень изменилась. Новые дома, новые улицы, новые люди. Но на окраине, в микрорайоне „Малинники“, еще оставался старый сквер — с облупленной скамейкой, ржавой детской площадкой и затоптанным газоном, который уже давно никто не подстригал.

Сергей как то пришёл туда совсем  случайно. Он теперь работал в другом районе — возил почту в частный сектор.
Он переехал снова в свой родной город, что то резко его потянуло сюда...
Седина уже серебрилась густо   на висках. Морщины у глаз. Жил до сих один. Никогда  не был  женат...

Он сел на скамейку. Достал бутерброд. Посмотрел на старый  каштан. Вспоминал всё подряд...

И однажды случайно  увидел её.
Поначалу, правда, её и не узнал, просто увидел какую то грязную бомжиху... Но черты лица были ему знакомы, чему он очень  удивился...

Она сидела в углу сквера, у куста сирени.
В старом пальто, завязанном верёвкой. На голове — платок. Руки в шерстяных перчатках без пальцев. Перед ней стоял немного треснутый  пластиковый горшок с лютиками.

Он пригляделся повнимательней и узнал её сразу...

Сердце невыносимо  больно сжалось. Даже не от жалости к ней. От страшной и незабытой  боли. От своей памяти.

Он медленно подошёл . Как будто боялся ее спугнуть.

— Бирута? — тихо спросил он.

Она медленно подняла глаза. Пустые. Потом с трудом вгляделась. И узнала...

— Сергей… — прошептала она. — Ты?

Он кивнул.

— Да. Я!

Она попыталась встать, но от волнения не смогла сразу. Он ей  помог.

— Ты… ты живой?

— Да. А ты как? Что случилось?

— Я… тоже живу. Как могу...

Он посмотрел на лютики.

— Ты их опять вырастила?

— Да. Они тоже всё помнят. Я каждый год их сажаю. Они — как ты. Не сдаются никогда!

Он сел рядом.
Долго молчали...

— Прости меня, — сказала она. — Я была такой глупой дурой. Я думала, что он даст мне шанс на хорошую жизнь. А он… он просто поиграл. Потом бросил. Как какой то  мусор!

— Я знаю, давно уже,— сказал он. — Я слышал...

— А ты… ты женился?

— Нет.

— Почему?

— Потому что я всего не смог забыть. Ты же была первой у меня. И последней...

Она заплакала. Тихо. Без звука. Одни крупные слёзы...

— Я тоже  любила тебя. И  люблю до сих пор. Но я всё сама же и испортила! Уничтожила!

— Да, — сказал он. — Ты всё  испортила. Но ты не виновата. Ты просто поверила, что богатство — это и есть любовь. А оказалось, что  это пыль. Так ведь?

Она кивнула.

— Я хочу давно уже просто умереть. Но боюсь. А ещё я боюсь, что если умру, мои лютики завянут!

— Все мы смертны! Рано или поздно это произойдёт! Не беспокойся, они не завянут, — сказал он. — Я буду приходить, если что! Я буду их поливать.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Бирута! Пообещай и ты тогда, если я уйду первым, что эти лютики посадишь на моей могилке! Договорились?

— Хорошо, Сергей, не волнуйся, это я тебе тоже обещаю...

Он сидел с ней до самого вечера. Говорил о погоде, о работе, о старых временах. Не о боли. Не о предательстве. Только о том, что было для них когда то светлое...

Когда он уходил, она сказала:

— Спасибо, что пришёл. Спасибо, что меня не возненавидел!

— Я не могу тебя ненавидеть, — сказал он. — Ты мой первый огонёк! Была...

Он приходил почти каждый день.

Приносил тёплую одежду, еду, чай в термосе. Принёс новый горшок — керамический, красивый. Пересадил ее лютики.
— Теперь они будут расти лучше, — сказал он.

Она улыбалась. Становилась спокойнее. Пыталась жить. Но тело ее было сломлено. Душа — изранена.
Он пообещал как то помочь попытаться  устроить ее в общежитие уборщицей...
Она обрадовалась этому искренне...

Но  однажды он почему то не пришёл...

На следующий день — тоже.

На третий — она пошла к его маршруту. Узнала у его коллег:

— Сергей в больнице. Инфаркт. Он в реанимации!

Она пошла к нему. В больницу. Пешком.

Добралась.
Еле уговорила охрану пустить ее в палату к нему, медсестра, отворачивая нос, сказала, что к нему нельзя, но...
Пусть посмотрит на него через стекло двери, пока нет главврача...
Она смотрела, не моргая,  через это стекло, и чувствовала себя ужасно от какого то плохого предчувствия...
Она  со слезами смотрела на него, лежащего под трубками, совсем бледного, как снег.

— Прости, — шептала она, как заведённая,  — Что я к тебе опоздала! Поживи ещё, Серёженька!

Через два дня Сергей  умер...

Она вернулась в свой сквер. Сидела долго на той скамейке... И пристально смотрела  на свои  лютики...

Они почему то  завяли...
Как -будто ушли тоже. Вслед за Сергеем...

Она не плакала.
Просто сидела. Как будто ждала, что он снова появится, и  скажет: — «Не бойся, ничего не бойся, я здесь с тобой!».

Но он уже не придет! Никогда....

Через неделю её нашли мёртвой.
Рядом с телом горшок с засохшими лютиками. В руках  у неё  выцветшее фото: он у фургона,  радостно улыбается...

             ***
Сквер этот снесли уже  через год. Построили там на его месте большой торговый центр.
Никто уже и  не помнил старую женщину с цветами, которая бомжевала там...

Но весной, когда асфальт немного  треснул у входа в  торговый центр, из щели вылезли жёлтые цветочки...

Маленькие. Хрупкие. Но очень живые.

Это были лютики...

Как - будто они вспомнили  тех, кто любил по настоящему друг друга...
И  очень любил лютики...