Ах, мой милый Августин...

От автора. Во избежание недопонимания.
Хотя повествование данного рассказа ведётся от первого лица,
ничего общего  с автором ЛГ не имеет.
Просто один из литературных приёмов.

                *************************   
               


Родители купили новую квартиру, когда я уже заканчивала школу. Отец тогда стал много зарабатывать, поэтому старую квартиру решили не продавать, а придержать до моего совершеннолетия. Вроде приданного.

Чтобы недвижимость не простаивала впустую и не тяготила, мама решила взять квартирантов. Те нашлись быстро – женщина с тремя детьми. Старшего, правда, в наличии не было, он служил в армии.

Младшая девчонка со странным вздутым лицом – скорее всего результат какого-то заболевания – иногда возникала в поле моего зрения, но кроме неприязни не вызывала никаких эмоций. Даже любопытства. С ранних лет я сторонилась всего некрасивого, уродливого.

Средний сын женщины-квартирантки был примерно моего возраста. Наверное, поэтому, мельком увидев однажды, я запомнила его навсегда. Ничего особенного – длинный, худой, сутулый. Типичный ботаник, и абсолютно не в моём вкусе.

В выпускном классе школу менять не было смысла, поэтому я продолжала учиться в районе бывшего места жительства. Раз в месяц сначала по просьбе матери, а потом по собственной инициативе я заходила к квартирантам за деньгами. Пока женщина (я так и не узнала её имени) суетилась, собирала по карманам и сумкам нужную сумму, я, ничуть не стесняясь, обходила квартиру.

Удивляло, как могут жить люди в окружении чужих вещей, спать на чужих кроватях и пользоваться чужой посудой. Из этой квартиры на новую мы с собой почти ничего не взяли. Даже пианино. В холле наших новых апартаментов стоял у нас сейчас настоящий рояль. Хотя на нём никто и никогда не играл, это было очень круто.

В своё время я закончила музыкалку по классу домры. Воспоминания о той поре ужасны, а домру с тех пор я ненавижу больше всего на свете. Даже больше, чем бедность, старость и уродство.

Мама так и не смирилась, что меня не удалось пристроить в класс фортепиано. Но инструмент в доме появился, и мама, растекаясь от гордости, с деланным равнодушием демонстрировала его гостям. «Вот, дочь музицирует, а я не против. Пусть развивается. У нее абсолютный музыкальный слух».

Враньё. И слуха особого у меня практически не было, и развиваться я не собиралась. Сразу после выпускного академического концерта начисто стёрла из головы все пассажи, польки и пьесы для домры с оркестром.

Единственным, что сохранилось в памяти после пяти лет околомузыкальных мучений, была песенка про Августина. Да и то лишь несколько аккордов.

Чтобы не давать амбициозным родителям повода демонстрировать друзьям мою «исключительную одарённость и абсолютный слух», иногда я открывала крышку рояля и, не присаживаясь на вертящийся стул, одной рукой наигрывала знакомую мелодию.

«Ах, мой милый Августин, Августин, Августин.
Ах, мой милый Августин, всё прошло, всё…»

Последние слова, как правило, я пропевала очень громко, фальшивя сознательно и с удовольствием. Это было посвящение. Ни родителям, ни их гостям не было известно, кому конкретно посвящалось это «всё прошло, всё».

Порой под именем Августин я подразумевала безликую училку по сольфеджио или поднадоевшую подружку-неудачницу, а то одноклассника-мажора, к которому неожиданно охладела после двух лет отчаянной сумасшедшей влюблённости.

Да мало ли кого можно с лёгкостью выбросить из памяти, чтобы не тащить за собой по жизни груз отработанных отношений. Поэтому мой Августин каждый раз имел нового адресата…

***

…В последний раз времени для сбора нужной суммы квартирантке понадобилось значительно больше. Мне надоело слоняться по знакомым углам, и я уселась в гостиной перед неработающим телевизором. Кстати, мне его подарил отец на шестнадцатилетие.

Сын женщины, сидевший перед ноутбуком, не обратил на меня внимания. Он вообще никогда на меня не смотрел, это задевало. Отсутствие у него интереса к девушке можно было объяснить только какими-то внутренними комплексами или крайней стеснительностью.

Однако застенчивым его назвать было нельзя. В ситуации, когда лично я сгорела бы от стыда, он свободно общался с кем-то по скайпу, хрумкал яблоком и закидывал для удобства ноги на валик дивана, демонстрируя заштопанные носки и покрытые катышками заношенные штаны. В ответ на мой «привет» он обычно просто поднимал руку, по-прежнему не отрывая глаз от монитора.

Одевался он ужасно. Я ни разу не видела его в одежде по размеру. Однако, похоже, его ничуть не смущали ни пиджаки, явно с чужого плеча, ни джинсы, из которых он давным-давно вырос. Мне это было непонятно и странно. Возможно, в сто лет мне тоже будет фиолетово, как и в чём я одета. Но сейчас, в семнадцать…  Тренды и бренды должны быть нашим всем. На то она и молодость, чтобы наряжаться и выделяться.

Его безразличие и к своему внешнему виду, и ко мне особенно страшно раздражало. Не раз ловила я себя на мысли, что жду первого числа каждого месяца, чтобы отправиться после уроков в свой старый дом, пошататься по знакомым комнатам и увидеть странного молодого человека. А главное -- дождаться его восхищённого взгляда.

Но должен же он, наконец, увидеть и оценить стоящую перед ним прелестницу. Стройную, зеленоглазую, вкусно одетую. Но прошло около полугода, а ничего не менялось. Как обычно маманя его искала деньги по сумкам, сестрица пряталась на кухне, а сам ботаник, по-видимому, ничего кроме сложных графиков на экране не замечал. Так было и в этот раз.

Вдруг неожиданно, не отрываясь от монитора и не глядя на меня, он предложил мне яблоко. «Хочешь? -- просто произнес парень и указал на тарелку с фруктами. – Бери».

Моя мать никогда не покупала яблоки в магазине, только на рынке. И только у знакомых торговцев. Поэтому «наши» фрукты отличались не только отсутствием пятен, следов от червяков, но и одинаковым размером, идеальной окраской.

Вкуса чаще всего у них не было – трава-травой, но уложенные аккуратной горкой на антикварном блюде, радовали глаз и украшали интерьер.

Голос у парня был неожиданно низким для его субтильного тела. И каким-то очень мужским. Голос, которому хочешь не хочешь, а подчинишься. От неожиданности я протянула руку и взяла первое попавшееся яблоко. Не выбирая. По-любому все они были одинаковыми – в пятнышках-веснушках и в червоточинах.

С трудом изыскав местечко без изъянов, я откусила небольшой кусочек и даже глаза выпучила от удивления. Яблоко было вполне съедобным, можно сказать, даже вкусным. Не желая показать свою реакцию и в то же время пытаясь обратить на себя внимание необщительного сверстника, я поднялась, подошла к пианино и подняла крышку.

«Ах, мой милый Августин, Августин, Августин…» -- застучала я правой рукой по клавишам.

-- Не в той тональности играешь, -- заметил парень, всё также не отрываясь от экрана. – Тут нужен соль мажор.
-- Ты что, учился? – удивилась я.
-- Самоучка. Это же элементарно. А ты?
-- Пять лет музыкалки. Я домристка.

-- Прикольно, -- он по-прежнему не смотрел на меня. – Я со струнными не очень. Больше фоно, барабаны, труба. Вот сеструху подлечим, буду на сакс копить.
-- А что с сеструхой?
-- Да всё сложно. Сказали, климат нужно менять. А ты играй, если хочешь. Мне не мешает.

Первый раз в жизни я пожалела, что сознательно вычеркнула из памяти всё, чему училась в музыкальной школе. Независимо от специальности, на сольфеджио мы все играли на фортепиано. И мой Августин именно с тех уроков…

-- Настроения нет, -- я откусила второй кусочек яблока. Уже не глядя. И захлопнула крышку пианино. – Как-нибудь в другой раз.
-- Возможно, другого раза не будет, мы скоро съезжаем. Малую нужно на море везти, уже с квартирой договорились.

-- Как скоро?! А я? – неожиданно вырвалось у меня.
-- Что ты? – он наконец-то оторвался от компа и посмотрел на меня с удивлением. – Будешь с других квартирантов дань собирать. Какие проблемы?
-- Но мы же только познакомились. Я думала, будем дружить или еще что…

-- Дружить? Да вообще-то мне друзей хватает. И с чего ты взяла, что мне интересна?
-- Конечно, интересна. За мной все пацаны в школе бегают.
-- Марафон, значит… Только почти все с дистанции сходят почему-то. Разве не так?
 
Я промолчала.

-- Не выношу тупости, -- продолжил он и кивнул головой в сторону книжного стеллажа, где все книжки были расставлены моей матерью по размеру и цвету обложек. -– Книг много, встречаются даже неплохие, но все новые, ни разу не раскрытые. Как только что из магазина. По цветам радуги что ли покупала? Эстетка…
-- А если я по интернету читаю! Такое ты можешь себе представить? — я почему-то покраснела и только сейчас заметила сестру ботаника, которая с любопытством выглядывала из коридора, пытаясь остаться незамеченной. Подслушивала, не иначе.
-- Почему? Очень даже могу. И даже знаю, что читаешь. Как выглядеть на двадцать пять, когда тебе семнадцать. И как найти богатенького папика. И что делать, когда нечего делать… Скажешь, не так?

-- А ты типа не тупой и всё понимаешь. Играешь целыми днями в свои стрелялки. Ты хоть знаешь, какой сегодня год?
-- Я не играю, а пишу новые программы.  Ну иногда, конечно, поиграю, чтобы отвлечься и передохнуть. Но в основном работаю. Мне в армию скоро, нужно матери помочь деньгами на мелкую и на жильё.

-- Я, между прочим, тоже работаю, -- бессовестно соврала я. – Только с тобой об этом говорить не буду. Потому что ты самовлюбленный заносчивый урод.
-- Согласен, -- усмехнулся парень. – Добреньким красавцем меня не назовёшь. Ну уж какой есть. Не пытаюсь строить из себя невесть что. И рот не кривлю при виде не слишком успешных людей. У каждого своя жизнь, свои проблемы. А тебе в окружающих только обложка важна. Чтобы соответствовала твоей картине мира. Ты, когда домой придёшь, в зеркало на себя посмотри. У тебя же брезгливость в каждой черточке лица маркером прорисована. Такое не скроешь.

-- Ну и ладно, поговорили… Извини, что оторвала от важных дел, -- я помолчала. -- Как тебя хоть зовут? Или тоже секрет для тупых?
-- А какая разница? Зови, как хочешь. Хоть Августином. По барабану. Вряд ли ещё увидимся. Ну если только когда повзрослеешь и поумнеешь…

***

Получив деньги, добрая половина которых была мелкими купюрами и даже мелочью, я бросила их в рюкзак. Не пересчитывая, как обычно, долго и скрупулёзно. Почему-то было стыдно. Туда же отправила огрызок яблока с червяками. Женщина что-то говорила, объясняя сложное материальное положение и необходимость съехать с квартиры, извинялась, что немного не хватает. Обещала отдать на следующей неделе.

Голос её еще долго звучал в моей голове. А ещё эта фраза – «не выношу тупости». Я, конечно, не самого большого ума девчонка, но в универ точно поступлю. И закончу. Отец поможет, если что. А что книг не читаю, так это возраст такой. Жизнь длинная, еще начитаюсь, успею. И не виновата я, что деньги в семье есть, и квартира большая с роялем в гостиной…

Дома никого не было. С тех пор, как отец поднялся в бизнесе, мама работу бросила, но на месте не сидела. Обретя вожделенное финансовое благополучие, не вылезала из спа-салонов и парикмахерских. Она тоже ненавидела старость и некрасивость. Видимо, я в неё.

Первым делом я села перед роялем, поставила перед собой настольное зеркало с увеличительным эффектом и принялась рассматривать своё лицо. Лицо как лицо. Без изъянов. Симпатичное вполне. Даже красивое, как говорят некоторые. Никаких признаков брезгливости и недовольства.
И каким образом, интересно, этот умник сумел рассмотреть меня, ни разу не взглянув? Да еще и диагноз поставить, как припечатать. Завидует, наверно. Мама называла это синдромом нищебродов. Которые сами ничего не добились в жизни, поэтому ненавидят успешных и состоятельных.

Но почему, почему меня так задели его слова? Что со мной не так? И кто он мне? Просто случайный встречный, даже без имени. Возможно, несколько не такой как все, но и я ведь не девушка из толпы.

Я всматривалась в своё лицо до рези в глазах. Лишь они казались мне необычными, не такими как всегда. Словно заплаканные. И взгляд какой-то растерянный, больной.


В какой-то момент я непроизвольно открыла крышку рояля и стала наигрывать:
«Ах, мой милый Августин, Августин, Августин.
Ах, мой милый Августин, всё прошло всё…».

На этот раз я играла чисто, не фальшивя, в соль мажоре. И никакого allegro, как раньше. Чистое largo. Почему-то очень давило в груди, и даже слезы выступили, чего никогда в жизни не бывало.
"Денег нет, Августин. Счастья нет, Августин.
Ах, мой милый Августин, всё прошло, всё"...

Да что это со мной? Ведь я, кажется, даже влюбиться не успела. Хотя что я могла знать о любви в свои семнадцать? Вдруг она такая и есть – со слезами, обидой, недоговорённостью, болью. А может, я просто как-то неожиданно и быстро повзрослела. Всего за один день...