Акция Роланд. Крепкий хозяйственник

07 марта 1939 года

Москва, СССР

Бывший старший лейтенант госбезопасности (аналог армейского майора), бывший начальник АХО (завхоз) УНКВД по Московской области, бывший де-факто комендант расстрельного Бутовского полигона Исай Давыдович Берг, знал, что за ним придут… причём очень скоро придут.

Ибо он знал, как работает смертоносная система – смертный приговор приводится в исполнение сразу же после вынесения приговора, в том же здании – как только будут оформлены необходимые для отчётности документы (на что уходило менее часа – процесс был отлажен до практически идеальной эффективности).

Знал потому, что его самого только что приговорили к смертной казни через расстрел… который он и его соратники (арестованные и тоже приговорённые к смертной казни) приводили в исполнение более года. Каждый день сотнями.

Исай Берг родился в 1905 году (по иронии Судьбы, он был ровесником Колокольцева) в Москве в еврейской семье. Кроме него, в семье были братья Яков и Лазарь, которые не оставили по себе никакой памяти.

В 1920 году он вступил в ряды Красной Армии (как и многие энергичные евреи, для которых большевики открыли до того недоступные возможности), однако карьеры не сделал – через пять лет был всего лишь командиром пехотного взвода.

Вступив в ВКП(б) в 1930 году, он решил попробовать себя в органах, где не просто сделал карьеру – а навсегда обессмертил своё имя. Хотя очень долго, как говорится, ничто не предвещало – к августу 1937 года он дослужился всего-то до начальника АХО УНКВД Московской области. Завхоза, проще говоря – в звании младшего лейтенанта ГБ (аналог армейского старлея).

Его звёздный час (хотя это ещё как посмотреть) наступил после того, как грянул Большой террор и многим хозяйственникам НКВД пришлось срочно переквалифицироваться… в палачей. Ибо больше никто не брался.

В сентябре 1937 года его повысили в звании до лейтенанта ГБ (аналог армейского капитана) и назначили де-факто комендантом расстрельного Бутовского полигона, расположенного рядом с посёлками городского типа Боброво и Дрожжино Ленинского городского округа Московской области (официально руководителем группы по приведению приговоров в исполнение).

Приговоров, выносимых созданными специально для Большой Чистки внесудебных карательных органов - «тройкой» УНКВД по Московской области и центральной «двойкой» НКВД СССР по городу Москве.

Местонахождение Бутовского полигона имеет вполне подходящую историю (Колокольцев не исключал, что для массовых расстрелов место это было выбрано и поэтому тоже).

Впервые село Дрожжино упоминается в 1568 году, когда здесь находилась усадьба земского боярина Фёдора Михайловича Дрожжина (впавшего в немилость Ивана Грозного и казнённого по приказу царя).

На месте Бутовского полигона в конце XIX века находилось имение Космодамианское-Дрожжино, названное в честь святых бессребреников Космы и Дамиана. Что характерно, казнённых римскими властями во время гонений… только усекновением головы.

В 1889 году хозяином имения Соловьёвым был основан конный завод, а у ближайшего леса устроен ипподром со зрительскими трибунами. Новый владелец Бутовского имения Зимин вскоре после Октябрьской революции, не дожидаясь неизбежной конфискации оного, сам отдал всё государству и уехал с семьёй за границу. Конный завод стал поставлять лошадей Красной Армии.

В 1920-е годы в Бутове была создана сельскохозяйственная колония ОГПУ. В 1934 году территория около 2 км; была обнесена глухим забором; на ней был обустроен стрелковый полигон НКВД, а территория взята под круглосуточную охрану.

Неподалёку в районе совхоза «Коммунарка» находился другой спецобъект — одноимённый полигон (бывшая личная дача Генриха Ягоды, во время Большого террора тоже место массовых казней).

31 июля 1937 года нарком внутренних дел Николай Ежов («кровавый карлик») издал приказ № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Точнее, лишь подписал – в реальности это был приказ Сталина… инспирированный Колокольцевым и компанией, блестяще реализовавшими операцию Blitzeinschlag-2.

После этого в ходе Большой Чистки в Москве было вынесено и приведено в исполнение настолько огромное количество смертных приговоров, что кладбища Москвы не могли справиться с таким потоком захоронений.

Тогда в середине 1937 года НКВД были выделены два новых спецобъекта — Бутово и Коммунарка. На «элитный» объект Коммунарка попадали приговорённые представители партийного руководства и советской номенклатуры, офицеры РККА, инженеры, деятели культуры и искусства, высшие работники НКВД.

На «плебейском» объекте «Бутово» расстреливались все остальные: рабочие, крестьяне, священники, кулаки, уголовники, бывшие белогвардейцы и прочие «антисоветские элементы».

Больше всего людей было расстреляно 28 февраля 1938 года — 562 человека. На февраль 1938 года пришёлся пик расстрелов, что связано с дополнительной квотой на расстрел 4 000 человек, утверждённой Политбюро ЦК ВКП(б) 31 января только для Московской области.

Смертные приговоры осуждённым выносились без состязательного судебного рассмотрения, с санкций внесудебных органов уголовного преследования — тройки УНКВД по Московской области, особой комиссии НКВД СССР, прокурора СССР, а также специальной коллегии Московского областного суда.

Осуждённых на расстрел привозили из московских тюрем в машинах с надписью «ХЛЕБ». На полигоне их размещали в длинном бараке, где проводилась перекличка и сверка людей с доставленными из тюрем документами. И только после этого им объявляли смертный приговор.

Расстрел начинался после восхода солнца – убивали выстрелом в затылок из пистолета (или нагана). Расстрелянных закапывали в тринадцати рвах, общая протяжённость которых составляла почти километр. Ширина каждого рва была 4-5 метров, а глубина около сетырёх метров. Захоронения производились без уведомления родственников и без гражданской панихиды.

Но это официальная версия – реальность была существенно иной. Ибо конвейер смерти такого масштаба реализовать только лишь пулями было невозможно ни технически, ни психологически. Причём сразу по нескольким причинам.

Во-первых, в СССР было принято расстреливать по одному – из пистолетов или револьверов в затылок и к окончанию расстрела партии из нескольких десятков человек (а в некоторые дни расстреливали буквально сотнями) исполнители еле держались на ногах, а у некоторых просто, грубо говоря, «ехала крыша».

Во-вторых, существовал риск серьёзного бунта приговорённых, которым терять было нечего (а в тот год – в самое начало Большого Террора расстреливали в основном крепких мужчин – как наиболее «социально опасных элементов»).

В-третьих, оружие (в основном использовались малокалиберные пистолеты – отечественные ТК и закупленные за рубежом Вальтеры, и Браунинги) быстро перегревалось и клинило. Да и руки палачей уставали стрелять…

В общем, чудовищная система массовых убийств уже не справлялась с таким количеством жертв. Возникла объективная потребность в более эффективном средстве массовых убийств.

Исай Берг проявил редкостную изобретательность и инициативу, предложив использовать передвижную газовую камеру на основе широко распространённого фургона для перевозки хлеба, созданного на основе шасси стандартного грузовика ГАЗ-АА (лицензионной копии американского грузовика Форд-АА 1929 года.).

В кузове, обшитом изнутри оцинкованным железом, проделывалось отверстие, в которое с помощью резинового шланга, надетого на выхлопную трубу грузовика, подавались выхлопные газы.

Приговорённых пресловутыми «тройками» к смерти сначала раздевали догола. Затем приговорённых связывали, затыкали им рты и запихивали в фургон – как селёдок в бочку (в фургон входило до 50 человек разом). Двери плотно закрывали - и отправляли в последний путь.

Рычаг переключали в рабочее положение, после чего выхлопные газы начинали нагнетаться в фургон. Где-то через 20-30 мучительных минут все пассажиры фургона умирали от отравления (на каждый «рейс Харона» отводился один час).

В Бутово или на Коммунарку доставляли уже трупы, которые взбунтоваться уже никак не могли. Да и в исполнителях нужды уже не было. Прибыв на место захоронения, работники ГУЛАГа специальными крючьями вытаскивали умерших и сваливали в братскую могилу. Имущество убитых, естественно, расхищалось (НКВД-шники были теми ещё мародёрами).

У изобретения советского «гения» Исая Давидовича Берга был только один недостаток: после каждого рейса душегубку приходилось отмывать водой из шланга, потому что убиваемых таким зверским способом людей нещадно рвало.

Тем не менее, изобретение оказалось весьма популярным – его активно юзали не только в Московской области, но и в Ивановской… и даже в Крыму.

Большой Террор (именовавшийся в просторечии «ежовщиной») подошёл к концу в августе 1938 года. С его окончанием отпала и потребность в «советских душегубках». Нет, убивать невинных людей красные упыри, конечно, не перестали. Но партии обречённых существенно уменьшились и с ними можно было «справиться» уже более «традиционным» способом.

И, как водилось тогда в СССР, с отпадением надобности в «инструменте» отпала надобность и в его «творце». С соответствовавшими тому жуткому времени последствиями для оного.

Третьего августа 1938 года «гения массовых убийств» вызвали в Управление НКВД по Московской области. Формально - для дачи объяснений по поводу безобразной пьянки и непристойного поведения в доме сослуживца (пожаловалась теща хозяина квартиры).

Из Управления он уже не вышел. 7 марта 1939 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Исая Давыдовича Берга к высшей мере наказания с конфискацией имущества.

Приговорён по стандартному в то время обвинению в «участии в террористической троцкистской организации, действовавшей в управлении НКВД по Московской области» (по этому «делу» был арестован ряд руководящих сотрудников УНКВД Московской области).

Приговорён чисто формально; на самом деле он был внесён в список Берии -Вышинского по первой (расстрельной) категории - НКВД были не чужды эвфемизмы. Внесён как раз за изобретение душегубки (Берия был очень жестоким человеком, но такое даже для него было вообще за гранью).

В следственном деле Берга было прямо сказано:

«Подследственный Берг являлся начальником оперативной группы по приведению в исполнение решений «тройки» УНКВД МО.

С его участием были созданы автомашины, так называемые «душегубки». В этих автомашинах перевозили арестованных, приговорённых к расстрелу, и по пути следования к месту исполнения приговоров они отравлялись газом...»

Справедливости ради, надо отметить, что его инфернальное изобретение было вынужденным – иначе просто невозможно было бы исполнить столь большое количество расстрелов, к которым арестованных приговаривали аж три лютовавшие «тройки» одновременно.

Исай Берг не ошибся – за ним очень скоро пришли. Пришли – и отвели в расстрельную комнату. Где его… ожидала женщина. Чёрная Мара – настоящий главный палач НКВД, легенды о которой ходили ещё со времён Ягоды. Она поставила его на колени и расстреляла – из малокалиберного (но абсолютно летального в упор) Маузера 1910.

Но его история на этом не закончилась… точнее, не закончилась история его изобретения. Ибо его следственное дело попало в руки Михаила Колокольцева, который помогал Берии разгребать последствия Большого террора. Который сам же Колокольцев во многом и организовал… такое случается.

Колокольцев включил описание изобретения Берга в отчёт-доклад своему настоящему шефу – Генриху Гиммлеру. От которого это описание попало в технический институт Крипо – с катастрофическими последствиями не только для многих тысяч «нежелательных элементов» рейха.

Но и для всего еврейского населения подконтрольных рейху территорий…