Горячие игры холодных сердец. Глава 34

                Глава тридцать четвёртая

   Пока мэр с волнением на побледневшем лице взирал на Данилова, на балконе появилась высокая фигура Макара Витальевича Жгунтина, одетого всё в тот же костюм. Заметив состояние патрона, он, чтобы разрядить обстановку заговорил, предварительно выставив на широкие перила микрофон:
   – Уважаемые жители и гости нашего города, позвольте поздравить вас с новым годом, пожелать вам и дальше верой и правдой служить своему отечеству, и по мере ваших заслуг и способностей, получать и дальше всё то, что вы имеете сейчас, и будете иметь в будущем. В первую очередь это касается жителей Прозерленда. Счастья и процветания вам, дорогие прозерлендовцы. А теперь прошу внимания! слово предоставляется мэру нашего города Антону Ивановичу Вороватому! Антон Иванович, просим вас…
   – Да, да, конечно, – откликнулся мэр, поправляя микрофон. – Уважаемые жители вольного города! я присоединяюсь к словам Макара Витальевича, и так же поздравляю вас с наступившим новым годом и желаю вам от себя лично и от нашего… хм-хм… правления… всего, о чём только что говорил наш дорогой господин… мой заместитель… А так же, я хочу поблагодарить вас за тот вклад, что вы внесли в процветание города в ушедшем… в минувшем году. Это были важные! и необходимые заслуги наших соотечественников, и товарищей на местах, чтобы в будущем мы, наряду с теми, кто сейчас выполняет свой долг в свете последующих событий, имели неограниченные полномочия и в дальнейшем… то есть, уже в этом году… Я, надеюсь, товарищи согласятся со мной, если я отмечу, что наш не подвластный никаким канонам режим – это первейший из необходимых, как в социальном плане, так и в политическом! Я думаю, консенсус принят, товарищи!
   Гром аплодисментов прервал речь мэра. С минуту он с удовлетворением слушал адресованные в его честь овации. Когда ему это наскучило, он медленно приподнял руку, взывая к тишине.
   – Итак, дорогие мои, что я ещё хочу сказать… – продолжал мэр. – При непосредственном влиянии наших усердных граждан, мы в ближайшем будущем планируем повысить скотопроизводство; выработку пушнины и мяса; возведём до уровня мировых стандартов сельское хозяйство, машиностроение, лёгкую и тяжёлую промышленность!.. Вдвое… нет – втрое… а то и вчетверо – увеличим удои и запасы нефти…
   Голос мэра вновь потонул в гуле рукоплесканий, пронёсшемся по рядам с удвоенной силой, и снова Вороватому пришлось прервать свои сыпавшиеся как из рога изобилия фантазии.
   – Тихо, тихо, товарищи, я ещё не всё сказал… Так же, мы поможем чем сможем и нашим братьям из зарубежных стран, которые ещё пока не в состоянии идти в ногу с нами… Ну, в том не их вина, а потому, не нам их судить… Но и это ещё не всё, товарищи! В скором времени, мы так же проведём масштабные реформы в сфере сенопроизводства! Да-да, товарищи! Мы планируем уже этой осенью, засеять поля свежим, качественным сеном, чтобы наши бурёнки круглый год получали здоровое, полезное питание, и повысили бы поставку такого необходимого в хозяйстве продукта, как – молоко! Так же, уже имеются идеи и в улучшении детопроизводства! Как известно, наша нынешняя генная инженерия немного отстаёт от мировых стандартов некоторых стран по рождаемости населения и уходе за ним. Но не за горами решение и этой проблемы! Наш девиз на будущее гласит: «К 2030 году в каждый дом по младенцу». Вы скажете: ну, до тридцатого года, ещё дожить надо. Но нет, позвольте с вами не согласиться, дорогие мои, любимые… Вот наступил 2024-й год, через год мы планируем встретить 2025-й, так товарищи?! А там, на подходе 26-й, 27-й и так далее…
   Мэр сделал паузу, отёр пот со лба, обежал глазами площадь, заметил сидевшего за столом Данилова, и заговорил с ещё большим азартом:
   – А вот, и 2030-й подоспел! А это значит… Тук-тук! Кто там? Получите, мамаша младенца! И, помните: государство вас не оставит… Да, товарищи! Но, помимо всего прочего, мы планируем в этом году, внести значительный вклад и в литературу. Сколько молодых, талантливых писателей ждут своего часа, чтобы заблистать на горизонте такого необходимого нам явления как проза. А там – чем мы хуже других – войти в историю – классиками мировой литературы! Уже немало талантов было открыто, как с нашей стороны, так и со стороны всеми уважаемой и любимой баронессы де Лакруа, которая, хочу заметить, и сама является одной из талантливейших представителей… льниц… женской… так сказать… половины человечества! А какие книги мы готовим к предстоящей в нашем городе выставке… Вот, кстати, в наш город скоро прибывает одно очень важное и влиятельное лицо...
   Жгунтин кашлянул, что заставило мэра замолчать. Макар Витальевич предостерегающе покачал головой. Вороватый одобряюще кивнул и, наконец, закончил своё выступление такими словами:
   – Ну, на этой лирической ноте, позвольте мне ещё раз поздравить нас… вас с новым годом, пожелать счастья, здоровья и процветания, и… Передаю слово моему уважаемому заместителю – господину Жгунтину… Макар Виталич, вам слово…
   – Спасибо, Антон Иванович, за такое интересное и вселяющее надежду выступление, – завладев микрофоном, сказал Жгунтин. – Ну, что я могу добавить к уже сказанному…
   – Пусть Дэльгадо выступит, – послышался голос со стороны площади.
   – Да, пусть говорит, – поддержали уже за столом.
   – Просим… просим, – понеслось со всех сторон.
   Вороватый бросил стремительный взгляд в сторону Жгунтина, как бы спрашивая его совета. Не заметив этого, Макар Витальевич сам обратился к нему с вопросом:
   – Ну, как Антон Иванович, дадим слово нашему молодому гостю?
   – Если народ просит, разве я могу препятствовать, – резонно ответил мэр. – Кто я? Слуга – избранный волей народа, дабы верой и правдой, не щадя живота своего – служить ему…
   – Господин Дэльгадо, народ просит, чтобы вы выступили. Вы как, не против? – обратился Жгунтин к Данилову.
   Собравшиеся – засуетились, зашептались, поднимая вихрь восторженных восклицаний, тонувших в общем гвалте.
   Данилов, хлопнув очередной бокальчик, встал со скамейки, и в этот момент к нему подошёл человек с микрофоном.
   – А чего надо? Чего хочите? – взяв микрофон, спросил Андрей, глядя на заместителя мэра хмельным прищуром.
   – Вы бы не могли подняться сюда? – спросил Жгунтин.
   – А как он сюда влезет? – спросил Вороватый у Жгунтина.
   – А как я туда влезу? – повторил Данилов, будто прочитав мысли «слуги народа». – Я пока летать не научился. Если только на крыльях любви.
   Жгунтин перегнулся через перила.
   – Харитон Поликарпович, будьте любезны, подойдите, – сказал он, глядя куда-то в сторону.
   Из-за угла здания вышел невысокого роста сутулый мужичок, одетый в картуз непонятного происхождения. На покрытом глубокими оспинами лице, ещё хранились следы былой важности.
   – Шо нада, Мукар Виталыч? – произнёс мужичок, поправляя сбившуюся в спешке шапку.
   – Харитон Поликарпович, принесите, пожалуйста, лестницу, будьте так добры, – попросил Жгунтин.
   – Сей момэнт бут сделано! – отчеканил мужичок, и снова скрылся.
   Харитон Поликарпович Паскудин когда-то был из благородных. Ещё в молодости он женился на дочери влиятельного промышленника, но, будучи заядлым игроком и любителем хорошо гульнуть – в год промотал состояние жены, а саму её довёл до самоубийства. Так и закончилась вольготная жизнь господина Паскудина, который, оказавшись без средств к существованию, оказался на улице. Множество профессий и городов сменил Харитон Поликарович, пока случайно не попал в Прозерленд, который привлёк его своим великолепием и роскошью. Но, к своему несчастью, не имея, ни должного образования, ни профессии, он и здесь приобрёл статус «городского попрошайки» с чем усердно боролся мэр Вороватый. Так, чтобы г-н Паскудин не позорил город и его жителей, Жгунтин взял его в мэрию на должность «разнорабочего», на которой, он трудится, по сей день. А так как сам он из «бывших», вот Макар Витальевич и обращается к нему на «вы», и вообще, ведёт себя с ним, как с равным. А вот и он – лёгок на помине.
   – Макар Виталич, как? Хорошо? – приставив лестницу к стене, спросил Паскудин.
   – Порядок, Харитон Поликарпович! – одобрил Жгундин, а потом снова обратился к Данилову: – Господин Дэльгадо, сможете забраться?
   – Псс, ато! – отозвался Данилов, заедая очередную порцию куском холодной говядины.
   – Тогда, мы вас ждём.
   Через три минуты, Данилов уже стоял на балконе городской мэрии рядом с главой города и его заместителем, взирая на всё с величием Наполеона.
   – Дорогие товарищи, – сделал короткое вступление Жгунтин, представляя Данилова народу. – Сейчас перед вами выступит гость нашего города – начинающий писатель – господин Карлос Дэльгадо. Поприветствуем его!
   И снова морозный воздух разорвал гром аплодисментов. Данилов заметил подъехавший к площади чёрный Мерседес с затемнёнными окнами, вставший на некотором расстоянии от толпы. Водитель вышел из машины, обошёл её и раскрыл заднюю дверцу. Данилов снова увидел уже знакомую ему ножку, а затем показалась и сама её обладательница в накинутой поверх голубого платья каракулевой шубе и шляпе. Раскрыв сумочку, она вытащила сигарету, водитель щёлкнул зажигалкой, давая ей прикурить, после чего женщина извлекла телефон и, наведя его в сторону стоящего на балконе Данилова, замерла в ожидании.
   – Привет, жители! – произнёс Данилов, приподняв руку. – Меня зовут Андрюха… Данилов… Родом я, значит, из Курятина.
   В рядах послышался смех.
   – Село это такое в амурской области, – пояснил Данилов уже порядком набравшийся. – Вообще-то, родился я на севере, а потом оказался…
   – Господин Дэльгадо, о себе расскажете после, – перебил Жгунтин, стоявший с мэром позади выступавшего. – Начните с главного…
   – Молчи, хорёк, – огрызнулся Данилов и посмотрел на Кисманову стоявшую с наведённым на него телефоном. – Значит, что я хочу сказать… Вот тут этот дурик, – Андрей кивнул в сторону мэра, – кукарекал вам, типа он сельское хозяйство поднимет, да детей вам нарожает… Так вот вы не верьте ему – всё это лажа!
   Мэр и Жгунтин переглянулись. Лицо Вороватого покрылось бурыми пятнами, на лбу выступила испарина. Жгунтин же, не теряя самообладания – держался на удивление спокойно; он понимал, что Данилов пьян, а значит, не отдаёт отчёта своим словам. К тому же, народ верит им, да и Антон Иванович своей недавней речью подкрепил свои: доверие и авторитет. А кто такой этот возомнивший о себе чёрт знает что молодчик – обыкновенный тунеядец, решивший покрасоваться перед «публикой» – вот так думал Макар Витальевич Жгунтин.
   – Ни хрена они вам не дадут, – продолжал Данилов. – Эти падлы щас бабла нахапают, оберут вас, как туеса липку, и скроются к едрене фене. За бугор… Или в Швейцарию, где у них там, ё…ба…ный бабай, такие капиталы тухнут в банкахматах, что на них, бля, Африку вместе с ЮАРом в два счёта можно озолотить…
   По рядам пробежался весёлый говорок и смех. Воспользовавшись паузой, Данилов повернулся, и бросил хмелевший от волнения и спиртного взгляд на стоявших позади него Жгунтина и Вороватого. На последнего было страшно смотреть: лицо было белее мела, руки тряслись, правый глаз дёргался, подрагивали и сухие губы, даже сбитая на макушку фуражка и та шевелилась, словно бы работа мысли привела в движение его серое вещество и теперь оно кипело, как извержение вулкана в Ла-Пальма.
   – Но вы не ссыте! теперь вы в надёжных руках, господа! – продолжал Данилов вновь поворачиваясь на смотревших на него во все глаза, как на кинозвезду, жителей Прозерленда. – В ближайшие дни, я проведу в городе полную дестабилизацию и выведу на чистую воду этих шакалов, подрывающих экономику страны и загрязняющих окружающую среду такими вот фантазиями, что сейчас выдал этот гаврик, – Данилов ткнул большим пальцем через плечо – этот жест заставил мэра пошатнутся, и если бы Жгунтин вовремя не поддержал его – Вороватый, будучи в полубессознательном состоянии – уже лежал бы на полу.
   – Вы что, собираетесь захватить власть в городе? – спросил сидевший за столом старичок. Хотя он и находился на значительном расстоянии, но Данилов услышал его.
   – Ты дед погоди, не сбивай с мысли, потом выскажешься. Всем дам слово! – пообещал Данилов и, состроив на лице серьёзную мину, продолжал: – После праздников, господа, я подам рапорт в ЦэКа, и выставлю свою кандидатуру в правление Верховного совета народных депутатов от партии Курятино. Так что голосуйте за Андрюху Данилова, и вместе, общими силами, мы очистим город от коррупции, взяточничества, мошенничества, возьмём у богатых и раздадим бедным, снизим цены, повысим удои, нарастим на полях… не сена, как обещал этот висельник – а свежей питательной травы! Траву коровы едят, а не сено! Сам бы сена пожрал, скот… Так же, господа, общими силами, мы повысим: пасеку, сельское и фермерское хозяйство, настроим жилья – у меня уже намечены кое-какие архитектурные задумки…
   При словах «архитектурные задумки» – мэр икнул и затрясся всем телом.
    – …и подведём немного нефти «странам третьего мира»! – продолжал Данилов. – Они отстают от нас, но, братья – надо и им помочь.
   – А как вы собираетесь всё это осуществить? – вновь подал голос старичок за столом. – Тут надо подключать молодёжь! А в нашем городе, как вы, вероятно, заметили, большая часть населения – пенсионеры. Не их ли, вы собираетесь отправить на поля… выращивать сено?.. – эти слова потонули в бурном смехе.
   – Уведите… Уведите его… Только с мысли сбивает, – пожаловался Данилов с волнением в голосе. 
   К старичку подбежали двое мужчин, взяли его под руки, подняли из-за стола и вывели с площади. Толпа продолжала гудеть. Кто-то, воспользовавшись паузой – пустил петарду.
   – Как верно сказал сейчас вот этот ушедший дедушка, – продолжал Данилов спустя несколько минут. – Молодёжь! Именно – молодёжь! Вот я в вашем городе уже месяца полтора, и ещё не видел ни одной молодой куро… кра… девчонки… То есть, видел, но не много. Это господа не порядок. В город надо ввести молодёжь! Привлечь, скажем так. Это, в ближайшее время я и намерен осуществить.
   – Это, каким же образом, можно поинтересоваться? – спросил Жгунтин, буравя спину Данилова своим проницательным взглядом.
   – Расскажите что-нибудь о баронессе. Это правда, что вы влюблены в неё? – послышался откуда-то с дальних концов женский голос, который, и перебил вопрос заместителя мэра.
   – Никакой баронессы я не знаю, – ответил Данилов. – И не морочьте мне голову. Я люблю другую! Её зовут Вера. Вот, пользуясь случаем, я хочу сказать…
   Взгляд Данилова – затуманенный вновь нахлынувшим на него чувством – пробежался по рядам, пытаясь выхватить известный по фотографиям образ. Не найдя его, он вновь заговорил, только на этот раз его голос звучал иначе. Так говорит, только тот, кто любит и тоскует по той, которую потерял, но, ещё не теряет надежды вновь обрести её.
   – Вера, – говорил Данилов, – прости меня! Прости, что вёл себя как… Если ты где-то здесь, знай: я люблю тебя!.. Ты нужна мне! Без тебя так невыносимо… Даже слов не нахожу как это выразить… Забудь всё… Выходи на связь – я жду тебя! – внезапно он прервал себя; на глазах выступили слёзы, на мгновение ослепив его. Опустив голову, он, подражая кому-то, тихо запел: – Там нет меняяя, где на песке не пролегли твоиии следыыы… Там нет меняяя, где пароход в ночи надрывно прооогудел, и понимает небосвод… и понимает небосвод, что без тебя осиротееел…
   Резко вскинув голову, он прокричал:
   – Я только там, где нет тебяяя вокруг меня, невидимооой… Ты знаешь, без тебя ни дня… Ты знаешь – без тебя ни дня… прожить нельзя мне, вииидимооо…
   Гром аплодисментов заглушил его тоску и боль. Прослезился даже Вороватый, что позволило ему на короткое время забыться и окунуться в лирико-сентиментальную часть «программы» молодого гостя. Стоявшая возле машины Вероника Кисманова состроила на лице гримасу усмешки, опустила телефон, и снова заняла место в салоне. Машина медленно выехала с площади, оставляя за собой столб снежной пыли, выбивавшейся из-под колёс. Очнувшись от лившихся со всех сторон продолжительных оваций, Данилов, со словами – адресованными мэру и его заместителю: «а вами, голубки, я ещё займусь» – перемахнул через перила, влез на лестницу и спустился вниз. Медленно, всё время спотыкаясь, он вернулся к столу. Аплодисменты смолкли. Теперь, затаив дыхание, все смотрели, как он наполнил бокал, залпом осушил его, а после – бросил на стол; откусил от куриной ножки, так же отбросив и её.
   – Я бы на вашем месте, молодой человек, теперь бы обзавёлся охраной, – заметил Георге Бранич, и голос его был, как никогда – серьёзен.
   Проигнорировав слова Бранича, Данилов медленно двинулся в сторону площади. Люди отступали в сторону, образуя два ряда, пока он, ни на кого не глядя, шёл к выходу. Гробовое молчание сопровождало его до тех пор, пока он не скрылся из виду. Затем, представление продолжилось.

   Было пять часов утра, когда Данилов возвращался в отель под громогласные взрывы начавшегося на площади фейерверка, украсившего ночное небо яркими вспышками и разноцветными огнями. Сноп искр и россыпь огней, проносившихся над головой Данилова, преследовали его всю дорогу. Порядком набравшийся, утомлённый, он мечтал только об одном: скорее добраться до номера и упасть в кровать. Подходя к крыльцу, он заметил, как из-за угла здания вышла чёрная фигура и решительно двинулась в его сторону. Поравнявшись с ним, неизвестный резко приподнял руку и в то же мгновение Данилов почувствовал, как увесистый удар обжёг ему лицо и сбил с ног.