Сирые копатели

- Может, и клад еще там немецкий найдёте, - с полуулыбкой размышлял фирмач, поправляя модный свой галстук. Мягкие манеры и внешняя приятность были теперь его имиджем – инструментом к зарабатыванию денег.

И мы в его прохладном кабинете с наполовину задёрнутыми шторами договаривались сейчас именно о них, проклятых…

- Ну так, что мы с этого будем иметь? – поторапливал мой друг и наставник Саня Шалый.

Фирмач профессионально выждал паузу, и, подняв свой томный взор, сбросил с губ:

- Стольничек марок вам хватит?

Сто немецких  дойч-марок – это же валюта!

На радостях я подпрыгнул на стуле и готов был вякнуть, что если мы к тому найдём еще и зарытый немецкий клад, то по-честному и по закону передадим его фирмачу: ведь  с такой шабашкой мы и без того озолотимся!

Однако, Сашка, не менее искушенный в договорах, с сомнением глянул на меня, совершенно в этот момент блаженного, и нехотя согласился: «Ну да, в принципе – пару вечеров лопатами и поработать».

Девяностые годы были в самом своём начале.  Но нам с Саней предстояло не закапывать кого-то, а напротив - откопать сбоку немецкого особняка яму под  котелок. В доме, который отапливался кафельными печами, места для него изначально не предусматривалось.

Трёхэтажный немецкий особняк, стоящий в ряду таких же строгих, уцелевших от бомбёжки почти полувековой давности союзничков и от типовой застройки советских времён, предназначался отныне под мини-отель, или, как называли теперь, гостевой дом. Для дорогих, конечно, гостей.  Так что, ниши между туристами из Германии и Скандинавии занимались отечественными заезжими певцами и артистами.  Доходность  была хорошей:  пожилые немцы потоком  хлынули в город еще пару лет назад – во все щели еще не рухнувшего тогда, но только чуточку приподнявшегося железного занавеса. 

- Одна немка старая приехала – свой дом былой проведать: девчонкой в нём жила до выселения. Походила, посмотрела и денег на содержание еще дала! – с жаром рассказывал мне все ведающий Саня. – Мол - скоро вернусь.

Сам- то он с женой и двумя маленькими дочками ютился в ветшающем бараке - семейной общаге от своего строительного управления. На достойное содержание  денег теперь, в девяносто третьем году, не было ни у строительного управления ( ловким начальником коего были завязаны контакты опять же – с немцами, правда восточными) , ни у жильцов – тут бы от зарплаты  до зарплаты дотянуть: а её к тому же сплошь и рядом уже начали задерживать.

И шабашки тут – конечно в помощь! Залепил по-быстрому халтуру по вечерам, или выходным – деньги на бочку: наличные!  Так, еще и в валюте теперь норовили цену означить – чтоб, значит, от инфляции защита! Выручали, конечно, шабашки те народ трудовой: иначе совсем бы худо было.

Вот и нам быстрая шабашка подвернулась: где  Саня её нарыл? Фирмач подогнал – каким-то образом Саня был с ним на короткой ноге, по тем же делам строительным, конечно, пересекались.

Так мы и приступили в один угасающий от  июльский жары вечер к выкапыванию «котлована» - ямы равносторонним периметром три на три метра и трёх метров глубиной: трижды три – не ошибёшься! С одной стороны был фундамент дома, сбоку – дверь в подвал и полукруглая бетонная лестница во двор.

Из той-то двери и явилась в первый же вечер к нам пожилая дородная женщина, не потерявшая впрочем, телесных форм, как и вежливых манер даже в общении с землекопами – работягами.

- Здравствуйте, меня зовут Татьяна Васильевна, я домохозяйка этого дома.

Культурно представил нас и Саня: он – каменщик на все руки – печи, камины, плитка керамическая, бассейны в ванной и даже сауны, а в прошлом – моряк загранплавания, ну и я – подсобник и ученик.

- Вас только двое?.. Ну, как закончите работу – добро пожаловать на ужин: кухня у нас здесь – в подвале.

Вот это мы попали – на полный пансион!  Сплошная здесь пруха.  Этак, отсюда и уходить не захочется: окопаемся надолго!

Поработали на славу, от души – половину – не половину, но треть ямы в этот вечер было вырыто.

- Чем глубже, тем потяжелее будет идти, конечно, - подытоживал итог сегодняшней работы Саня, - бросать всё выше придётся. Завтра уже надо будет из досок ограждение для земли городить.

- Я завтра с обеда с работы сюда сорвусь – пока ты к шести вечера придёшь, еще столько же откидаю!

Умывшись и переодевшись в чистое, мы тактично завалились на кухню: «Ну, все – мы на сегодня закончили».

Здесь вкусно пахло,  и было чрезвычайно уютно. Кованые решетки дымохода, оконца с цветными витражами, стилизованная под старину утварь невольно уносили в прошлые века (тогда как сам дом был постройки начала  двадцатого века).

Но, не красна изба углами!..

Приготовленный нам доброй Татьяной Васильевной  ужин превзошел все наши предвкушения. Был огнедышащий борщ, и салат из свежих, словно только с грядки, огурцов и помидоров со сметаной. И зразы – вкуснейшие, сочнейшие, толстенькие, истекающие жирком - мастерски приготовленные умелой рукой. Но, это еще не всё – был аперитив в виде дорогущего коньяка:

- Спиртное-то почти каждый постоялец оставляет. А мне – куда: сама не употребляю. Вот, для гостей дорогих, да людей добрых и держу.

Как кстати!

Коньяк не был сразу упрятан – стоял у Татьяны Васильевны под рукой, и от щедрот своих плескала в наши бокалы она еще несколько раз. А мы, учуяв такое дело, по домам уже не спешили – сидели, словно в ресторане, степенно ужиная и преданно внимая каждому слову хозяйки. Которой, сдавалось, надо было просто выговориться.

- Эх, если бы муж мой покойный сейчас меня увидал! Сказал бы: «В кого ты превратилась? В крысу подвальную, что ни солнца, ни белого света не видит!». Но, знаете, что я вам сокровенно поведаю – почему я здесь роль прислуги терплю?..

Мы дружно положили ножи и вилки и с невероятным участием и интересом воззрились на Татьяну Васильевну.

- Здесь часто бывают знаменитости. Артисты, или певцы – иных я просто боготворила, и даже не чаяла увидеть вживую. А уж посидеть рядом, поговорить!.. Да, да – Александр Розенбаум за званым здесь обедом так и сказал: «Почему эта женщина сидит не в центре стола – она должна быть здесь!». И усадил рядом, и песню мне под гитару спел!..  Незабываемо, конечно!

Мы восхищенно цокали языками и дружно крутили бестолковками.

- А вы знаете, меня еще часто называют «женщина», - Татьяна Васильевна подливала нам очередную порцию замечательного коньяка, - Я на прошлой неделе на базаре иду, и кто-то из торговцев: «Женщина, женщина!..».

- Вас даже девушкой можно назвать, - расхрабрился на свой комплимент Сашка, - если сзади смотреть!

Лучше б ты молчал!

- Нет, ну девушкой, конечно – слишком! А вот женщиной – нормально… Так, кофе же будем пить – у меня еще пирожные остались!

А то !.. С коньячком, конечно!

По домам вернулись только за полночь. А в полдень, без сомнения бросив словно вымершее судно на  одном из самых дальних причалах, поспешил на особняк.

На забытый богом траулер полтора уже месяца  я только ноги даром носил. Не я один – четверо матросов было в боцкоманде, которая изображала хоть какое-то движение и ремонт судна. Мазали корабельным суриком ржавчину - не отбивая, ворожили дождь, при котором красить было никак нельзя – пора расходиться по домам. И когда нам хоть что-то заплатят,  не ведал ни вечно поддатый капитан, ни старпом, которого надо было по случаю еще выловить.  Боцмана над нами уже не было: как-то, обнаружив очередную пропажу какого-то судового имущества, он сделал правильные выводы («Страна воров и алкоголиков!») , и этим же днём списался с судна.

После того, мы еще больше времени стали просиживать в постылой «дежурной» каюте, слушая байки толстого, оставшегося за старшего, матроса о том, как в Анголе, на взорванном УНИТА португальском судне разжился он столовым сервизом:

- Красивый такой – кружки, тарелки с голубой каёмкой! До сих пор в серванте стоит – как гости приходят, на стол ставим.

Или же, за неимением ливня за иллюминатором, лил свою политику в наши уши тощий, как русская борзая, седоусый матрос.

- Я два раза «Майн кампф» прочитал. И скажу – умная вещь!

А нам оставалось лишь молчать в ответ – сей, с позволения сказать, труд можно было теперь купить на любом книжном развале, и даже в ином газетном киоске.  Так что, потягать за усы оного умника было никак нельзя: «демократия» – в самой ужасной своей форме. Горячие головы соревновались с совершенно безумными в своих стратегиях и тактиках, и каждый простолюдин норовил выдвинуть собственную теорию собственной правды. Что сплошь и рядом граничило с полным убожеством и настоящим уродством. Уродством смятенных душ.

Я же, сирый и серый, не мудрствуя лукаво, держался одной простой истины – труда простого. Верил: только труд   выведет из всех потрясений и передряг на ровную, правильную дорогу.

Дайте ему лопату в руки!

И хоть едва появившись  на особняке,  был усажен доброй  Татьяной Васильевной за стол – отобедать,  углубиться в грунт до прихода Сани успел порядочно.

- МолодцА! Сейчас по-быстрому переоденусь – подменю.

Теперь дело невольно замедлялось тем, что с метровой глубины ямы работать, за теснотой, мог только один землекоп. Поэтому,  копать приходилось по очереди. Но даже таким чередом к темноте прошли полтора метра.

- Блин, полметра каких-то и осталось, - бренча свёртываемой рулеткой, сообщал Саня. – На сегодня сворачиваемся – завтра, засветло, и закончим.

За ударную такую работу был нам опять ужин замечательный с возлияниями, под который Татьяна Васильевна как родным уже поведала всю свою юность, когда она была стройной «как оса», и пленяла взоры сильной половины человечества. А однажды повстречалась и с маньяком…

- Начал что-то бормотать невнятное: «Пойдёмте к озеру, к  водоёму, вода успокаивает…». Тут я заглянула в его глаза, а там – луна стоит! Ну, я тогда спортом занималась, теннисом, вырвала руку и через забор – только он меня и видел.

Тут Сашка выдал свои , подслушанные где-то ужасти, и под оханье Васильевны, сходу перешел на то, что ближе к сердцу : кто про что, а кот про сало.

- Немец один приехал – нашел свой старый дом. Хозяевам сразу деньжищ отвалил. Потом отсчитал столько-то шагов во двор прямо, сколько-то налево и откопал там свой клад с драгоценностями: они же многие зарывали – вывозить-то не разрешалось.

- А сейчас разрешается! – не в унисон вякнул я.

- Сейчас найдёт лазейку! – махнул рукой Саня, а Татьяна Васильевна, кивнув, продолжила тему:

- Сюда тоже приезжали хозяева. Похвалили – очень хорошо дом сохранился… Так что, оставим надежду на завтрашний день – а ну, как под конец и откопаете сокровища!

Поэтично даже!

И пророчески…

В тот самый час, когда жаркое солнце следующего июльского дня уже начало клониться к закату, моя одинокая лопата несколько раз ткнулась во что-то твёрдое.  Тщательно обкопав преграду по сторонам, я обнаружил бетонный, длинной до полуметра , предмет, почти вплотную примыкавший к фундаменту дома.  Теперь, до самого подхода Сани, мои раскопки приняли осторожный, истинно археологический характер.

- Ну, точно – клад! – заговорщицки подмигнув мне, Сашка метнулся переодеваться в рабочую одежду.

Пришлось помаяться  -   бетонный саркофаг никак не хотел отставать от стены, и только недюжинной силой Саня с помощью лома выдрал-таки у времени находку. Которую мы уже вдвоём насилу подняли на асфальт садовой дорожки.

И тогда, взяв кувалду, Саня размахнувшись по-молодецки, да с плеча, в два удара разнёс железобетонный короб… И лишь жалкие черепки – обломки кровельной черепицы с бетонными комками различных форм и прочим строительным мусором посыпались к нашим ногам.

- И знаешь, что это было? – когда через пару часов мы закончили наш котлован, смекнул  наконец более мастеровой Саня. – Это они заводили арматуру в фундамент, а потом на неё выливали по случаю остатки раствора со строительным мусором. Чтобы это тоже работало на фундамент – лапы по краям: чтоб пружинили тоже.  Да, что не говори – но умные были строители!

В этот прощальный вечер нам  была пожалована  лишь чуть початая бутылка виски, и право наливать себе самим – Татьяна Васильевна была занята декламацией  своих  стихи из желтой тетрадки. Действительно – хороших: добрых, душевных, образных, лирических. О природе и людях, о жизни и любви… А мы хлопали каждому, не жалея ладоней – совершенно искренне.  И право слово – грустно было осознавать, что больше не будет нам таких душевных, творческих вечеров…

На следующий день Саня получил сто марок одной купюрой от фирмача, а от своей жены Татьяны (тоже) на орехи: оказалось, изначально та рассчитывала на пятьдесят долларов – совсем другой от марки курс! Отчасти, правда, спасли дело десять тысяч рублей, что выторговал сверху Саня – за тот самый саркофаг: дополнительная работа, однако!

Я же остался при своих: при своих замечательных впечатлениях от сказочной такой шабашки, от знакомства с таким прекрасным человеком – Татьяной Васильевной. И еще со знанием этой  хитрости с фундаментом – теми самыми пружинными лапами на арматурах ( проволоках, уголках), которую потом неизменно применял при заводке фундаментов домов, печей и каминов.

А особняк тот вскоре снесли. Выстроив три этажа безликого здания из шлакоблоков, что до сих пор ужасает горожан пустыми оконными проёмами.