Чуйка

 - Вот ты говоришь «в погоне за счастьем», – протянул дед Назар и прищурил один глаз: то ли от едкого дыма (курил-то он только самосад – папирос и, тем более, сигарет не признавал), то ли задумал чего, и продолжил – А где оно, Ваше счастье, от вас скрылось-то?

Я не знал ответа, да и вопрос, как мне показалось, был с подвохом. Поэтому промолчал. А дед Назар, будто не замечая повисшей в разговоре пустоты, продолжал:  - Вот взять к примеру Зинаиду, что продавцом у нас в магазине напротив. Ну, через дорогу который. И, вроде, при работе, в достатке опять же: платьев одних штук двадцать неодёванных, а уж про кольца и сережки и говорить нечего – вся в побрякушках, что твоя сорока. Да, ты и сам видел, поди, не раз. А как с подружкой соберутся, да разольют по беленькой и начинается: всё не то, всё не так…

Как-то раз и ко мне приходила. Как бы совета спросить. Дескать, хочу в Крым податься. Там, говорят, тепло и вообще рай земной. Может, на морском берегу и обрету свое счастье…

Я ей: «Не там ты, Зинаида, его искать собралась», а она меня, вроде, как и не слышит – уплыла уже в своих фантазиях далеко куда-то... Получается, зачем вообще приходила?

- А где же, по-твоему, его искать надо? - спросил я, на что дед Назар только долил крутого кипятку в стакан, и по комнате снова мягко разлился запах ромашки (а может и еще каких трав – я не знаю точно).
 - Назар, ты уж договаривай, раз начал, - настаивал я. Но он, как будто, рас-творился в облаке дыма от своей самокрутки и только прихлебывал горячий чай…
Часы, старинные такие –ещё с гирями и кукушкой – мерно отщелкивали свое тик-так, тик-так, тик-так…

 - Или взять Степана, - внезапно продолжил Назар. – Поехал на Севера за длинным рублем. Думал богатеем вернуться, чтоб ни в чём себе не отказывать. Да только обобрали его до нитки в поезде картежники какие-то… Хотя, по–правде сказать, может, оно и к лучшему… Он шибко переменился с тех пор… Не поверишь, даже пить бросил! И, как ни встретишь – всё с улыбкой! И приветливый, и подсобит, если надо. В общем, совсем другой мужик стал…

 - Бог с ним, со Степаном, а с Зинаидой то что? - не унимался я.
- А что? Да ничего. Она уж, было дело, собралась, да на автовокзале разговорилась с какой-то старухой. А та ей и скажи: «Счастье, доченька, не далеко, не за морями-океанами, а намного ближе – в нас самих. И в твоем сердце оно есть, только ты его почему-то не замечаешь …»

Та билет сдала и обратно домой. С работы уволилась. Стала картины какие-то рисовать. Я тебе говорил, что она еще со школы любила это дело? Её рисунки тогда даже в район куда-то на выставку возили. Хотели в школу художественную определить, да мать её тогда сказала, что, мол, пустое это, баловство одно, а торговля была, есть и будет!
 
- Погоди, Назар, про рисунки, - я, признаюсь честно, не очень улавливал ход его мысли. – Хочешь сказать, что счастье в рисовании?!
 
И вот тут я захотел, чтобы кто-то другой оказался на моем месте под этим взглядом. Казалось, в нем была какая-то странная смесь упрека и, в то же время, сочувствия. Такого сочувствия, какое испытывают к убогим или умалишённым…

 - Я думал вы, городские, посмышлёнее будете, - выдавил из себя Назар. – Какая разница рисовать, плясать или на дуде играть?! Важно, чтобы делать то, что душа просит, что сердце велит! Тогда и почувствуешь, как будто благодать какая-то на тебя снисходит… Вот тебе твоя работа по душе, или как на каторгу ходишь?!
 
Я не знал, что ответить. Вроде бы жаловаться не на что: офис был недалеко от дома, платили хорошо, но что-то все равно не давало покоя. Какой-то червячок грыз и множил сомнения. Хотя кредиты и прогнозируемая стабильность заставляли его не замечать, или, как говорится: Nothing personal – just business (в вольном переводе: какие к черту эмоции, когда деньги нужны).
 
- Хорошо, Назар», - спросил я не без сарказма (все-таки человеку с высшим образованием не хотелось сдаваться перед дедом с тремя классами церковно-приходской школы). – А Степан, он на какой дуде играет? Или может, пляшет?
 
Однако, моя ирония, осталась незамеченной. Назар только сделал очередной глоток и снова затянулся своей папироской.

Я ждал. А он выпустил очередную порцию желтоватого дыма и, казалось, был где-то далеко-далеко. Может, на берегах Крыма, куда так и не доехала Зинаида, а может, на далёких Северах, где бурил нефтескважины Степан…

И вот когда мне начало казаться, что продолжения не будет, он вдруг спросил: 
- Видишь этот стакан?
 
Я с недоумением посмотрел на граненный, с коричневыми от крепкой заварки горизонтальными полосками ближе к краю стакан, из которого все это время прихлебывал старик.

- Здесь ровно половина, – отхлебнув очередной глоток произнёс Назар. – Но всё зависит от того, как ты на него посмотришь. Если поднимешься, он покажется наполовину пустым. Но, если ты посмотришь на него снизу, то…
 
Дальше говорить даже не надо было – я пригнулся к поверхности стола, и действительно показалось, что в нем больше половины!

-Вот и Степана так жисть пригнула. И заставила посмотреть на всё под другим углом… – продолжил мой собеседник. – А теперь, извиняй, что-то мне нездоровится. Пойду ка я прилягу.
…

От деревни, где жил Назар, до города было больше полутора часов на электричке.

Я пытался по памяти восстановить наш разговор, но периодически сбивался, так как рядом сидящая молодая мамаша увлеченно, с выражением читала своему трехлетнему чаду сказку про Буратино.

Слух выхватывал знакомые фразы, и порой я на автомате заканчивал предложения, и вдруг как будто какое-то откровение снизошло: а ведь, действительно, с возрастом мы разучились пускаться в приключения, ведомые своим сердцем! Именно, что не разумом, а сердцем! Жизнь словно поставила нас в колею, и мы движемся только по ней, боясь свернуть, куда хотим. Опасаемся всех этих «так не принято», «а что если…», диктуемых разумом. Как папа Карло в каморке. В замкнутом пространстве или круге, с которого, кажется, уже не соскочить.

А всего-то и дел – прислушаться к своему желанию, и, если велит сердце, сорвать, наконец, холст с нарисованным очагом! Или начать рисовать, как Зинаида, или поменять работу…

В общем, жить, как хочется, а не так «как надо» (кстати, кому надо?)
И тогда, возможно, откроется удивительный мир и примет тебя в свои объятия! Сердце-то не обманешь. У него на счастье особая чуйка.