Дело 13 Афродизия Субстанцева, или Имперский налёт
Глава I: Зов Бачка
Звонок в три ночи — звук, будто кто-то роняет костяшки домино в пустую консервную банку. Голос в трубке булькал, словно тонул в собственной слюне и «Столичной»:
— Ржевский? У меня... в сортире... бачок поёт «Олимп, Царя спаси». И там... налёт. Имперский.
Адрес — дом №13 по улице Забытых Унитазов — пах старыми газетами «Правда», женскими слезами и чем-то ванильным, как духи проститутки из 1913 года.
Вера Субстанцева встретила меня в халате из парашютного шёлка (трофей мужа-десантника, пропавшего в Афгане) и резиновых сапогах (подарок дворника Федора, который «чистит мир, как грехи перед исповедью»). Её глаза — два тёмных колодца, куда столетиями бросали монеты и проклятия.
В туалете царил абсурд:
- Фарфоровый бачок покрыт золотистой патиной, будто картина в дешёвом окладе.
- На налёте проступал двуглавый орёл — один клюв кривился в насмешку, другой — в покорности.
- Из трубы доносился хриплый баритон: «Славься, славься…»
— Это началось вчера!— Вера заломила руки, и шёлк халата вздохнул. — Я смываю — а он... империализируется!
Я потрогал налёт. Он был тёплым, как дыхание спящего ребёнка.
Глава II: Следы Империи
Расследование велось с водкой «Пшеничная» и цинизмом, достойным эпохи.
День 1.
Химик-алкоголик со Скорбященской, пахнущий серной тоской, определил:
— Налёт — сплав ностальгии (72%), ржавчины (15%) и вольностей (1893 г.). Остальное — слезы государства.
Мессир Баэль, явившийся «случайно», тыкал тростью в бачок:
— Видишь орла? Это не птица. Это — призрак Кшесинской. Она танцевала тут... в трубах.
День 2.
Звук сменился на плач младенца. Вера рыдала в унисон:
—Я же простая! Мне бы мужика, а не исторические трагедии.
Дворник Фёдор, чистя снег лопатой с гербом РИ, пробормотал:
— Всё возвращается. Даже дерьмо. Особенно дерьмо.
День 3.
В налёте нашли микроскопические дневники Распутника:
«11 декабря. Смыл грехи. Вернулись с первым же стуком в трубе...»
Глава III: Афродизия
Термин всплыл в архивах лечебницы «Утешение»:
Афродизия Субстанцева — редкий психоз, при котором пациент проецирует неврозы на сантехнику.
— Бред! — Вера швырнула в бачок губную помаду «Красная Москва».
— Все мы немножко там, — сказал Ржевский, наблюдая, как орёл на налёте слизывает помаду языком из плесени.
Ночью зазвучал вальс «На сопках Маньчжурии». В зеркале явились:
- Трое в туниках, танцующие канкан.
- Ангел с дырой в животе, сыплющий звёзды.
Вера схватила молоток с гербом СССР:
— Хватит! Я продам эту квартиру!
— Не поможет, — пробормотал я. — Империализм — он в трубах.
Глава IV: Экзорцизм по-русски:
1. Вылили в бачок бутылку «Столичной».
2. Бросили медальон с фото Ленина.
3. Плюнули трижды.
Налёт треснул. Из щели выполз крошечный гном в бумажной короне:
— Отпустите меня к маме... в Ипатьев...
Звуки стихли. Вера обняла бачок:
— Теперь он просто... бачок.
Эпилог: Обычный четверг
Дело закрыли. Формулировка: «Естественная смерть призрака».
Иногда, проходя мимо дома №13, я слышу из вентиляции:
— Славься, славься...
Но это, наверное, просто ветер.
(На фоне дождя, капающего в ржавое ведро)
«La Russie, mon amour…»
Tu es un vieux chauve-souris
Accroch;e au plafond de l’Histoire,
Tes ailes — ce sont des journaux «Pravda»,
Et ton sang — la vodka qui pleure.
Tu chantes dans les toilettes,
Tu danses sur les ruines,
Et moi, je collectionne tes larmes
Dans une bo;te de conserve «Sgushenka»…
Перевод:
«Россия, любовь моя…»
Ты — старая летучая мышь,
Подвешенная к потолку Истории.
Твои крылья — газеты «Правда»,
А кровь — это водка, что плачет.
Ты поёшь в сортирах,
Танцуешь на руинах,
А я собираю твои слёзы
В банку из-под «Сгущёнки»…
Свидетельство о публикации №225081500398