Как влюбиться и не быть съеденным. 16

Глава 16: Останусь светом на твоих губах

— Ты уверена, что хочешь провести выходные в городе, где даже тополя шепчутся как старые поэты? — спросил Джаркин, когда они вышли из машины и вдохнули тёплый, чуть пряный воздух столицы Кыргызстана.
— Уверена. Лето в Бишкеке пахнет абрикосами, горячим асфальтом и чем-то непредсказуемым.

Джаркин влюблённо посмотрел на Светлану и тут же споткнулся о бордюр. Она рассмеялась:
— Ты всегда так эффектно начинаешь прогулки?
— Да, это мой способ выразить уважение к городской архитектуре. Низкий поклон.

Они двинулись вдоль улицы Ибраимова, где старые чинаровые кроны наклонялись друг к другу, образуя прохладный зелёный коридор. Мимо проехал троллейбус с открытыми окнами, в проёмах мелькали лица: дремавшие, читающие, мечтательно глядевшие на улицу. На остановке у киоска юноша в светлой рубашке осторожно нёс на большом плетёном блюде горку румяных самс.
— Чувствуешь? — спросил он. — Тут даже воздух знает, как флиртовать.
— Это не воздух, а пекарня на углу. И да, он умеет.

На пересечении их обогнала компания подростков на велосипедах, кто-то свистнул, кто-то крикнул шутку на кыргызском. Рядом уличный художник быстро, уверенно выводил на холсте силуэт гор, где снег ещё держался на хребтах, хотя внизу было под тридцать.
— Смотри, он пишет Тянь-Шань по памяти, — сказала Светлана.
— Как мы с тобой, — ответил Джаркин. — Каждый шаг, как кадр, который потом будет греть воспоминанием.

Она улыбнулась и чуть замедлила шаг, позволив их рукам встретиться в движении. И они шли дальше, сквозь шум, запахи и разноязыкие голоса города, который уже начинал вплетать их в свой неспешный, но упрямый ритм. В парке Панфилова было прохладно и тенисто. Дети гоняли на велосипедах, пенсионеры играли в шахматы, а воздух был наполнен ароматом липы, можжевельника и лёгкой ностальгии.
— Этот парк один из старейших в Бишкеке, его история насчитывает более 140 лет, — сказал Джаркин.
— Здесь всё замедляется, — отметила Светлана, — аллеи дают время подумать.
— Или поцеловать, — добавил Джаркин и тут же притворился, что изучает карту на стенде, чтобы не выглядеть слишком прилипчивым.
— Ты романтик с функцией «случайный флирт».
— Я адаптируюсь, как могу, к культурному ландшафту, который явно подталкивает к нежности.

Они свернули в один из тихих уголков парка, где скамейки приглашали присесть и остаться.
— Знаешь, — сказал Джаркин, — парк носит имя генерала Ивана Васильевича Панфилова. Он командовал 316-й стрелковой дивизией, сформированной здесь, в Киргизской ССР. История на каждом шагу.
— А рядом мини-террариум. Там живут крокодил, змеи и ящерицы.
— Идеальное место для романтики. Особенно если ты хочешь поцеловать кого-то под присмотром рептилий, — улыбнулся он.
— Ты хочешь, чтобы поцелуй был одобрен крокодилом?
— Просто я очень люблю природу. И тебя.

Светлана рассмеялась, но не ответила. Вместо этого она остановилась у скамейки, села и посмотрела на него с выражением, в котором были ожидания и вызов. Он сел рядом. Молчание между ними было наполнено листьями, солнцем, историей и чем-то, что не нуждалось в словах. Их губы встретились. Это было тихое счастье, растворённое в липовом воздухе. После долгого поцелуя, который оказался одновременно тихим и вселенским, Джаркин и Светлана ещё немного посидели на скамейке. Ветерок шевелил листья, а где-то вдалеке крикнула птица, одобряя происходящее.
— Ну что, пойдём дальше? — спросила Светлана, поправляя волосы.
— Конечно. Мы только начали писать нашу прогулку. Слышал, что здесь музеи тоже умеют создавать романтику.

Они вышли из парка, миновав террариум, и направились к Национальному историческому музею Кыргызской Республики. Здание музея возвышалось над площадью Ала-Тоо, как страж времени. Его характерный купол и стрельчатые окна придавали архитектуре кочевой колорит, словно юрта, выросшая до размеров дворца.
— Впечатляет, правда? — отметил Джаркин, глядя вверх. — Купол похож на шлем древнего воина, а окна на глаза, которые видели всё.
— Да. Кстати, это крупнейший музей в Центральной Азии, — добавила Светлана. — Здесь хранятся около 90 тысяч предметов. Археология, этнография, искусство, оружие, одежда, украшения… всё, что когда-то было частью жизни.
— То есть, если я потеряю носки, их тоже могут выставить через пару веков?
— Только если они будут вышиты вручную моими инициалами.

Они вошли внутрь. В витринах бронзовые украшения, старинные сабли, национальные костюмы, керамика, картины, и даже музыкальные инструменты, которые, казалось, могли зазвучать, если к ним подойти с правильным настроем.
— Видишь пояс, — заметила Светлана, — его носили женщины в XIX веке. Он символизировал статус и семейные традиции.
— А меч, судя по всему, принадлежал кому-то, кто не любил спорить словами, — добавил Джаркин.

Они прошли в зал, посвящённый древним цивилизациям, процветавшим на этой земле. Карты, артефакты, реконструкции жилищ — всё говорило о том, что Бишкек вырос на месте, где жизнь кипела более 1500 лет.
— Представь, — прошептал Джаркин, — сколько шагов было сделано по этим улицам до нас. Сколько взглядов. Сколько историй.
— А теперь мы добавляем свою, — тихо отозвалась Светлана. — Хранилище прошлого стало частью нашего настоящего.

На площади Ала-Тоо Бишкек был наполнен торжественностью и свободой. Сердце города, где проходят государственные праздники, концерты, митинги и встречи под открытым небом. В центре возвышался 45-метровый флагшток, на котором развевался флаг Кыргызстана.
— Ала-Тоо переводится как «пёстрые горы», — сказал Джаркин, глядя на горизонт.
— И правда, посмотри, каждый склон — отдельная разноцветная картина.

Они прошли мимо памятника Манасу Великодушному. Бронзовый герой сидел на коне, наблюдая за тем, как меняется мир. Под площадью, скрытый от глаз, находился советский бункер — напоминание о временах, когда даже под землёй строили надежду.
— Представляешь, — сказал Джаркин, — под нами целый подземный мир. А над нами флаг и прекрасные горы.
— Контраст впечатляет.

Большие танцующие фонтаны переливались под музыку разными цветами. То выстреливали вверх струи воды по окружности. То в центре взрывалась бурлящая феерия. То тонкие брызги превращались в туман, окатывая прохладой всех вокруг. В жару это было как глоток воздуха. Казалось, даже дышать становилось легче.
— Хочу сделать селфи с этим фонтаном, — заявил Джаркин, доставая телефон.
— Только не прыгай в него.
— Я не обещаю. Искусство требует жертв.

Он подошёл к краю, сделал драматический жест, будто собирался нырнуть, и в этот момент фонтан усилил напор, окатив его брызгами.
— Видимо, фонтан против, — засмеялась девушка.
— Я считаю это личным вызовом. Фонтан ревнует, и я принимаю бой.
— К кому? К твоему селфи? — Светлана улыбнулась и кончиками пальцев стёрла с его щеки каплю.
— К тебе. Он чувствует, что я слишком увлечён тобой, — Джаркин поймал её взгляд.
— Тогда пусть ревнует. Я уже выбрала тебя, — прошептала Светлана, шагнула ближе и коснулась его плеча.

Они присели на тёплый каменный выступ у фонтана. Вода шептала в своём ритме, а брызги играли солнечными бликами на их руках, касающихся друг друга. Они молчали и любовались городом: флаг дрожал на ветру, горы стояли тихими тенями, площадь дышала людьми. Казалось, время присело рядом и тоже смотрит. Постепенно шум площади стал мягким фоном, солнце клонилось к закату, а в воздухе появилась тонкая вечерняя прохлада. Джаркин и Светлана обменялись взглядом, без слов поняли, что пора продолжить этот день в более тихом месте. После прогулки по городу, поцелуев, фонтанов и вида на горы, Джаркин и Светлана решили завершить день в одном из уютных кафе, спрятавшемся в переулке недалеко от площади Ала-Тоо.

Кафе было небольшим, с деревянными столиками, мягким светом и аппетитным ароматом. На стенах картины с видами Тянь-Шаня, на полках книги, а в углу сцена, где уже настраивали гитару.
— Пахнет уютом, жареным мясом и обещанием вкусного вечера, — сказал Джаркин, вдыхая аппетитный аромат. — Это куурдак. Традиционное блюдо кыргызов. Название от слова кууруу — жарить.
— То есть, жареная любовь?
— Почти. Только с луком. И картошкой.

Они заказали куурдак, свежий салат с зеленью и томатами, и чай с облепихой, который принесли в стеклянном чайнике. Янтарный, терпкий, согревающий. Они ели медленно, наслаждаясь каждым кусочком, глотком и взглядом друг на друга. За окном вечер опускался на город, а внутри кафе заиграла живая музыка. На сцену вышла миниатюрная девушка, азиатка с короткой стрижкой и гитарой в руках. Она выглядела скромно, но, когда запела, голос её оказался уверенным с томной хрипотцой.
— О, я люблю эту песню, — прошептала Светлана. — «Останусь» группы «Город 312».
— Иронично, — заметил Джаркин. — 312 — телефонный код города Бишкек.
— Ну, да. Ведь именно здесь группа и родилась. Несмотря на то, что её считают российской, их корни здесь, в Бишкеке. В этом городе, в этих улицах, в этих чувствах.

Певица пела: «Останусь светом на твоих губах, Останусь пламенем в твоих глазах…»
— Это она поёт про нас, — сказал Джаркин, глядя на Светлану.
А песня продолжалась: «Я останусь навсегда…»
— Знаешь, — продолжил он, — если бы мне предложили остаться в одном моменте навсегда, я бы выбрал этот. Ты, вкусная еда и музыка.
— А я бы выбрала тебя, — сказала Светлана. — Мне кажется, Бишкек умеет хранить чувства. Здесь всё остаётся. Даже если однажды уедешь.
— Тогда я не уеду. Я останусь. С тобой, — произнёс он и погладил её по руке.

Певица завершила песню. Тишина накрыла зал, впитывая последние ноты. Дыхание влюблённых сливалось в одном ритме, взгляд не отпускал, ладонь хранила тепло другой ладони. За распахнутой дверью клубился ночной воздух. Там, за пределами кафе, ждали приключения, незнакомые лица и дороги, где им предстояло испытать себя и друг друга. А пока пауза, как вдох перед началом новой сцены.