Сказ о Лютославе Алексеевиче

Жил-был и здравствовал на Руси великой — богатырь. Силы невиданной, ума широченного и лютости бездонной, а звали его — Лютослав Алексеевич. Возмужал он в лесах Вологодских, лосей с кабанами на куски рвал, на жерди насаживал, да бока им на еловом костерке напаривал, клюковкой болотной закусывал. Столько было в нём силы, что другие богатыри к нему приходили маслами меряться, да только головы повесив, домой возвращались.

Оторвал как-то Лютослав тридцати трём медведям лапы, кидает их в небо и кричит:

— Эй ты, небесный царь, смотри же, говори со мной, а то выкую кольцо неохватное, да прикую к земле. Да как схвачусь — раскручу землюшку и закину куда в тёмный уголок, ввек не сыщешь!

Засмеялся кто-то на небесах. Отвечает:

— Силушки маловато. А вот что рассмешил меня — за то проси, чего хочешь. Только и так тебе вроде много дадено.

— Хочу быть самым великим человеком на земле! — отвечает Лютослав.

— Так тому и быть. Сперва пойди, посмотри в глаза солнцу, затем поклонись в ножки матушке-земле, а напоследок испей водицы из самой глубокой впадины самого глубокого океана. Тогда твоё желание и исполнится.

Так Лютослав и сделал.


Пошагал он сначала к солнцу. Долго он гонялся за ним по земле: только он было его словит — а оно уж закатится. Он его поджидает — а оно уж с другой стороны всходит.

— Долго со мной будешь ты в кошки-мышки наигрывать? — закричал Лютослав на солнце.

— Чего же тебе от меня надобно? — спрашивает светило.

— Царь небесный меня к тебе послал, чтобы ты меня великим сделал. В глаза, говорит, я тебе посмотреть должен.

— Ну, коли так, гляди! — сказало солнце и обожгло глаза Лютославу, что тот ослеп и упал без чувств.

Долго ли он пролежал, коротко ли, а только за то время в мох успел врасти, как старое бревно.

Очнулся, протёр глаза богатырскими ладошками — зрит. Видать, не совсем его зрения солнце лишило. Отряхнулся — и дальше пошагал.


Много он пробежал по земле. Много чудес видывал, а вот матушку-землю так и не находил. Опять возвратился в леса Вологодские. Целует её, плачет.

— Что ты плачешь, добрый молодец? — спрашивает его земля.

— Как же мне не плакать? Всю землю оббежал, а матушку-землю не сыскал.

— Как же не сыскал, по ней самой ножками и шагаешь.

— Так мне к тебе царь небесный посылал, чтобы ты меня великим сделала. В ножки я тебе должен поклониться.

— Ах, великим! — воскликнула она.

— Великим, великим, — отозвался лес.

— Становись тогда на колени!

Встал на колени Лютослав — да провалился, словно в зыбучее болото.

— Ну, терпи, коли великим стать хочешь! — сказала трубным голосом земля и поломала ему ноги.

— Великим… великим… хочешь… хочешь… — ревел лес.

Долго ли, коротко ли пролежал Лютослав там, а только засыпало его берёзовыми и осиновыми листьями, а на том перегное грибы наросли. Скинул с себя он объятия земли, подвигал ногами — шевелятся, и дальше пошёл.



Долго шаркал, пока не дошаркал на самый край земли. Идти более некуда. Дальше только плыть — океан.

Кричит он океану:

— Если ты самый глубокий океан, отзовись!

Океан взбунтовался и ударил его холодной солёной волной по лицу, как ножами шаркнул.

— Ну что, получил? — вопил и пенился океан. — Ещё хочешь?

— Да, я вижу, что ты самый глубокий океан на земле. Мне бы испить воды из самой глубокой твоей впадины, тогда, как говорил царь небесный, я сделаюсь самым великим человеком на земле.

Ничего не говоря, океан схватил его и бросил в самую глубокую свою впадину. Лютослав хотел было выругаться на океан, но в его рот тут же набежала солёная и холодная, как бритва, вода, и, пошевелив языком, он понял — она тут же рассекла бы его на мелкие кусочки. Выкинул океан Лютослава на берег — и затих.

Долго ли пролежал Лютослав на берегу — о том не ведомо, потому как песок и камни на берегу как были, так и остались, лишь, пожалуй, пообтесались маленько.

Отряхнулся он и пошагал к себе в деревушку.


— А где же моё величие? — думал он. — Обманул, поди, царь небесный! Эх, лучше бы лосей все эти лета рвал, на еловых кострах на жердях крутил!

Пришёл он домой в свою деревушку, а там свадебку играют. За стол его пировать приглашают. Только взглянул он на чужую жену — тут же и ослеп. Не видит её красоты, да и всё тут. Перевёл взгляд в блюдо с окрошкой — опять видит.

— Вот те на! — удивляется. — Чужих жён не видать!

А в окрошке ему солнышко улыбается:

— Не забудешь теперь, как я тебе очи поприжгло. Не всё в жизни видеть надо!


Долго гуляют. А Лютослав в пареньке широкоплечем рубашку домотканную позавидовал.

— Мир оббежал — рубаху поистрепал.

— Выйдем, — говорит тому, — на улочку. Поборемся. Кто кого в землю умнёт — того и рубашенка.

— Выйдем, — в хмелю соглашается тот.

Лютославу выходить, а ноги не идут. Голова приказывает, а ноги приказ не держат. Кое-как, прихрамывая, выташили его на улицу — мужики помогли. Не идут ноги, и всё тут.

Оббежал его взади широкоплечий паренёк, пока Лютослав в ногах своих путался, да и вмял его в землю. Посмеялись над ним пирующие — и дальше гулять пошли.

Стоит он в землю вмятый, а та ему и говорит:

— Не побегут твои ножки более за чужим богатством. Будешь меня помнить.

— Да уж топеря не забуду.


Выбрался сам из земли богатырь и дальше своими ножками веселиться отправился.

Заходит в избу, думает: сейчас я этим пировальщикам таких словцов отвешу — век вспоминать будут.

Только хотел он было это сказать, как ветер ворвался в окошки — и айда к нему в рот. Он и выпалить ничего не успел, только: «Буль-буль-буль…» — весь язык сковало. Выбежал он из дому, выплюнул ветер, а у самого соль во рту.

— Посланице тебе окианово, — говорит ему ветер. — При тебе меня океан служить поставил. Говорит: если Лютослав кого ругать вздумает или там сквернословить — сыпь ему на язык и воду, и соль, не жалей. Пущай нашей встречи не забывает.

Так и стал наш Лютослав с тех пор и на самом деле велик:
на чужих жён он слеп, за чужим богатством — хром,
а на охулку — нем. И впрямь велик! Не обманул царь небесный!