Перепутали!

Восьмая палата, четвёртый этаж, – со дня поступления Полина лежала, отвернувшись к стене, и ни с кем не разговаривала. Угрюмая среди нетерпеливого розовощёкого ожидания будущих мам, она смотрелась случайной гостьей, не бог весть как оказавшейся на этом празднике жизни.
Спасибо Рашиду: пробить место в роддоме – это было последнее и самое благородное, что он для неё сделал. Без денег, без регистрации, в чужом городе… По идее, надо быть благодарной судьбе, но вместо этого хочется выть, закусывая отчаяние мокрой от слёз подушкой.
«Попёрлась, дурёха, на заработки. Думала, если из глухомани вырваться, то всё сразу же и наладилось? А что в итоге? Как безродной провинциалкой приехала, так ею и осталась. Два года мытарств, а только ножки раздвигать и научилась. Да и то… Испугалась аборта, а кому я теперь буду нужна с ребёнком-то?» - терзалась Полина, прислушиваясь к беззаботному щебетанию своих соседок.
- Девчонки, обед!
По коридору идёт румяная, как калач, повариха. Тележка с кастрюлями призывно побрякивает, но есть совершенно не хочется. На первое - борщ, на второе - картошка… Бесплатно! И надо себя заставить проглотить хоть немного. Кто знает, что будет потом.
- А я тут читала, мальчишкам подгузники плохо. Яички могут сопреть. Но сейчас, вроде, какие-то там специальные Памперсы… Я точно не знаю, но муж уже в теме. Такой озабоченный, прям не могу.
- И мой. Суетится, места себе не находит. Раньше так бесился, когда я ему названивала, а теперь сам по десять раз на дню. По всякой мелочи… по ерунде… И с фруктами носится - никак не запомнит, что у нас тут режим.
Исчезнуть, уйти, убежать, зарыться с головой в одеяло… Всё что угодно, только б не слышать этой слащавой болтовни. «Заткнитесь, мерзавки!» Но разве спасёшься от собственных мыслей?

*

- Серёга, ты, смотри, самое важное не пропусти, - суетился Демьян, тыча пальцем в фотокамеру. - Вот эту вот кнопочку, видишь? Вот её нажмёшь, подождёшь, пока фокус возьмёт и…
- Да нормально всё. Успокойся, - приятель с нескрываемой иронией смотрел на молодого отца. – Совсем уже… Это ж мой фотик, забыл что ли? Давай, жену не пропусти, - кажись, уже выходит.
Полупрозрачная дверь с казённой надписью «Выдача» действительно распахнулась и на пороге появилась улыбающаяся Светлана. «Какая же она страшненькая без макияжа, и как же я её люблю», - подумал Демьян, бросаясь к супруге.
- Ну что же так долго? Серёга, вон, совсем заскучал. Это ничего, что я его попросил подвезти? Такси такие дорогие, а он ещё и сфотографирует. Серый, ты сфоткал? – тараторил Демьян, целуя Светлану в припухшие губы и такие же заспанные щёчки. – А дочка? Дочка-то где? Сейчас принесут?
- Да успокойся ты, совсем меня закружил, - терпеливо, но не без удовольствия улыбалась супруга. – Сейчас принесут. Торопливый какой. Ты ленточки взял?
- Чего? Ленточки? А, да, в машине лежат. Сбегать?
- Не надо. Успеется. Иди лучше, принимай дочурку, а я тут пока посижу немного. Совсем отвыкла от свежего воздуха.
Закутанная по самый носик, девочка смотрелась как куколка шелкопряда, упаковавшаяся до весны. Сунув тыщонку в карман улыбчивой медсестры, Демьян осторожно принял поклажу и, не в силах отвести взгляд от сморщенного личика, поспешил к любимой.
- Свет, а это она сейчас спит, да? – прошептал он, присаживаясь рядом. - Или её чем обкололи, чтоб не кричала?
- Дём, ты чего? Придумаешь, тоже мне… Конечно, спит. Они в этом возрасте только и умеют, что спать да сиську просить. Прям как ты по выходным.
- Да ну тебя. Можно подумать, что кому-то не нравится, - не скрывая гордости, надулся супруг. – Вот только… как мы теперь тебя делить будем? Всего две минуты прошло, а я, блин, уже ревную.
- А ты не переживай. Меня на вас обоих хватит, - хихикнула Светка. – Поехали лучше домой, а то я так по дому соскучилась, ты даже не представляешь. Где там твоя машина?

*

Первый снег… Извечный символ романтики… Тяжёлые, набухшие хлопья валили сплошной стеной, и на этот раз в них не было ничего трогательного. Залепляя глаза, пробиваясь под воротник, они, в конечном счёте, превращались в грязную кашицу, расплёскивающуюся из-под автомобильных шин. Свинцовый шуршащий помёт, заметающий город.
Прижимая младенца к груди и отбиваясь зонтом от случайных порывов ветра, Полина терпеливо брела к вокзалу. Обходя распухшие лужи, она старалась держаться поближе к домам, но пурга доставала и здесь. Конечно, всегда можно было поймать попутку, но про бесплатную доброту девушка знала достаточно, чтобы больше не рисковать. А если платить… Денег оставалось в обрез – как раз на железнодорожный билет, так что даже от автобуса пришлось отказаться.
- Вот она, Коленька, жизнь, – бормотала Полина, монотонно шлёпая промокшими кроссовками. – Взаправдашняя, Коленька, не поддельная. Без мишуры, без игрушек… без масок узорчатых. Сперва за ушком тебя почешет, вроде как люб ты ей, да только любовь эта, Коленька, скоротечная. Сегодня миловать тебя будет, а завтра как котёночка в унитаз. Но это ничего… это забывается. А мы с тобой, Коленька, сядем на быстрый поезд и умчимся подальше отсюдова… К нормальному, к человеческому счастью.
Вот только ехать Полине по иронии судьбы было некуда. Сбегая из родной Ипатьевки, девушка ухитрилась не только вдрызг разругаться с единственной тёткой, но и прихватить в дорогу все её сбережения. Такое не забывается. И если вернуться, ползя на брюхе, то прощение всегда можно вымолить, а вот от вечной кабалы уже не уйти.
Ещё был Артёмка. Настоящий школьный товарищ, каких поискать. Случалось, зажмёт у амбара и уже до утра не отпустит. Вот только на её письма паренёк перестал отвечать ещё в прошлом году, и, скорее всего, на то появились весомые пышногрудые основания.
Всё это время Полине почему-то казалось, что стоит лишь добраться до поезда и жизнь сразу наладится. И тёплый вагон, и бархатный чай… но только теперь, в километре от цели, она до конца осознала всю безысходность своего положения.
- Конечно, всегда остаётся Рашидик, - продолжала нашёптывать девушка, постепенно сворачивая от вокзала в сторону набережной. - Но старый чечен себе на уме. Дал ясно понять, что с ребёнком назад не возьмёт. У него ведь тоже свои интересы имеются, и ты, сыночка, ну никак туда не укладываешься. И не от жестокости это, а просто… прости меня, дуру бездумную. Виноватой была, виноватой остануся, но деваться сейчас совсем некуда. И вода ещё не холодная… Лучше сразу, чем долго мучиться. А я свечечку каждый день обязательно… За тебя, мой святой мученик, за тебя моё ясно солнышко.

*

- Вот это снегопад! – восхищался Демьян, старательно обстукивая ботинки. – Как только до пробок проскочить получилось… Может нам её Снежаной назвать?
- Не дури, - отмахнулась Светлана, скидывая пуховичок и забирая у мужа девочку. – Ты колыбельку уже распаковал?
- Ну да. И у дивана поставил. Всё как ты хотела. И это… там ещё всякие кашки в холодильнике.
- Ну, какие кашки? – улыбнулась супруга. – Кашки ещё не скоро. А вот мама бы, пожалуй, что-нибудь съела. Ты принесёшь?
Демьян так и знал, что с этого дня он будет на побегушках и, козырнув словно заправский вояка, скрылся на кухне. Светлана же не торопясь прошла в комнату и присела рядом с кроваткой. Столько раз она представляла этот момент… Ждала, надеялась, предвкушала… Но даже самые яркие фантазии не могли сравнится с действительностью.
Теперь их было трое, сегодня и навсегда. «Наверно, это и есть настоящее счастье, - думала женщина, разглядывая причмокивающие во сне губки. – Без побед, без медалей и радостных воплей… Такое, простое: спокойное, мягкое… и по-настоящему тёплое».
Словно реагируя на мысли матери, дитя засопело и открыло глаза. Две крошечных чёрненьких бусинки – два драгоценных камушка… И нетерпеливый детский плач заплясал по квартире.
- Ой, да тебя же перепеленать надо, - спохватилась женщина, взглядом ища простынки.
За шумом воды Демьян не слышал капризного хныканья, но вопль жены заставил его содрогнуться. Забыв про готовку, он, сломя голову, бросился в спальню и в растерянности воззрился на мечущуюся супругу.
- Поехали назад! Скорее! - хрипела Светлана, не в силах сдержать нарастающую истерику. – Придурки! Дёма, они их перепутали! Это не наш ребёнок! Это же… Это мальчик.