Сидящая

Она сидела у окна, эта бабушка. Автобус подрагивал на ухабах, а мир за стеклом плыл мимо в размытых пятнах зелени и серого асфальта. Но она не смотрела. Она смотрела куда-то внутрь себя, в то место, где боль накапливается тихо, как пыль на забытой полке.

Лицо ее было картой прожитых лет – морщинки-дорожки, проложенные смехом, заботами, ветрами времени. Но сейчас на этой карте читалось только одно: глубокая, бездонная грусть. Губы чуть дрожали, сжатые в тонкую ниточку, будто сдерживая нахлынувшую волну. Глаза, обычно, наверное, теплые и мудрые, были мутными, как затянутое тучами осеннее небо. В них стояла вода – не слезы пока, а целое озеро непролитой тоски, готовое вот-вот прорвать берега вековым ресницам. Казалось, любой толчок, любое неосторожное слово – и это озеро хлынет потоком соленой боли.

Она сидела очень прямо, руки сжимали сумку, словно это был якорь, удерживающий ее в этом кресле, в этом мире, от которого, быть может, сегодня слишком больно. Казалось, вокруг нее образовалась аура ледяного одиночества, несмотря на шум мотора и приглушенные голоса пассажиров.

И вдруг, остро и неожиданно, пришло это желание – просто встать, подойти, осторожно обнять эти хрупкие, будто склеенные из печали плечи. Прижать к себе тепло, сквозь грубоватую ткань пальто почувствовать биение уставшего сердца. Шепнуть на седой висок, пахнущий, наверное, лавандой и старыми книгами: «Бабушка, милая, все будет хорошо. Обязательно будет». Просто так. Без вопросов, без причин. Потому что иногда единственное лекарство от такой тишины в глазах – это тепло другого человека. Потому что ее горе, немое и огромное, как гора, вдруг стало и моим горем.

Обнять и разделить эту ношу, хоть на минуту. Дать ей почувствовать, что она не одна в этом качающемся автобусе, не одна на этой земле. Что где-то еще есть руки, готовые поддержать.

Но автобус ехал дальше. А я сидела, и мои руки оставались на коленях, а слова – в горле комом. Осталось только это щемящее чувство в груди и тихая молитва в душе, обращенная к ней, к этой незнакомой бабушке с озером печали в глазах: «Держись. Держись. Пусть хоть один лучик солнца сегодня найдет тебя. Пусть боль утихнет. Пусть будет хорошо». И это желание обнять ее осталось со мной – маленький, нереализованный акт милосердия, трепещущий, как птица за стеклом, в такт стуку колес по дороге.