Клочок двадцать первый. Бессмертная партия

Стук. Я снова проснулся в гробу, которым мне стал этот дом. Сквозь щели на заколоченных окнах сочился свет и до меня не сразу дошло, что светило снаружи не солнце. Ночь шептала мне в ухо плачем чаек, шумом волн, которые вылизывали бока старым посудинам. Джек неподвижно валялся на кровати как цветы на могиле. Его бесцветные, обвитые сизыми венами веки дрожали во сне. Не знай я своего положения лучше, решил бы, что смотрю на эпитафию самому себе. В этом темном, пропахшем саможалением, саркофаге ему было самое место.

Снова стук. Моё тело вдруг вспомнило, как бояться, и меня затрясло. Я не был готов к тому, чтобы снова увидеть эти длинные, обугленные пальцы. Мои короткие бесформенные сны уже были отравлены их холодными прикосновениями. Однако в этот раз стук доносился не за окном, а за дверью. Открытие это потянуло меня вниз как якорь и я сполз на пол с кресла, ретируясь в дальний угол комнаты как краб. Ради всего святого, это что-то было в доме. Было в прихожей, в гостиной, на лестнице и теперь здесь, за дверью. Меня мутило лишь от мысли о том, что эти черные уродливые конечности, сжатые в кулак, касаются моей двери в вежливом стуке. Но если оно без труда забралось в  дом, что ему стоило открыть и эту дверь? Оно играло со мной, как кошка с канарейкой.

Рядом скрипнула кровать, когда Джек проснулся и сел. Клянусь, будь я виден ему, мы бы точно переглянулись. Однако тогда нас объединял лишь парализующий, первобытный ужас. От очередного постукивания у Джека навернулись слезы. Я с отвращением наблюдал за тем, как вся борьба стекает с его лица, как блестит кожа от холодного пота. Он вжался в самого себя, прижимая колени к груди. Это было столь же эффективно как спрятаться под одеялом, пожалуй. Мне хотелось встряхнуть его, крикнуть что-то вроде: сделай что-нибудь, пока жив! Но он был бессилен. Мы были бессильны. Пожалуй, только это объединяло нас с момента моей кончины.

Тогда мы замерли как мыши под веником, безмолвно молясь, что у этого “Оно” не выйдет преодолеть запертую дверью. Но погребальным звоном с той стороны звякнули ключи.

— Господин Тэтлер, — позвал голос из-за двери. — Я надеюсь, на Вас хоть что-то надето, потому что я вхожу.

Этот голос, такой чертовски знакомый и неожиданный, заставил Джека резко вдохнуть. Он выскочил из кровати, чуть не поцеловав пол по пути, и рванул дверь на себя. Там его и остановила гранитная стена в пальто.

— Ты безмозглый мешок перьев, — выдохнул Джек, не то смех, не то полная истерика. — Ты совсем рехнулся?!

— Вижу, Вы, господин Тэтлер, спите не только с револьвером под подушкой, — Хайден усмехнулся, покачивая связку ключей на пальце. — Ваше хваленое остроумие всегда при Вас. Приятно снова ощущать его на себе.

— Приятно как инфаркт, который ты мне обеспечил, придурок, — Джек провёл рукой по лицу, всё ещё тяжело дыша. — Ты с ключами? Я, черт возьми, забыл, что они у тебя есть.

— Весьма опрометчиво. Ты сам мне их дал, — Хайден неторопливо вошёл, не спрашивая позволения. Его шаги легки, бесшумны по минному полю свечей. Он оглядел комнату, как будто проверяя, всё ли на месте. Особенно пристальный взгляд Сигха заработали наглухо заколоченные окна. Я настолько привык к ним, что уже и забыл, как любопытна эта выходка была бы для какого-нибудь психиатра. Эта квартира теперь напоминала бункер, а Джек — его чокнутого обитателя.

— Чего тебе надо? — Джек прищурился, голос его дрожал от раздражения. Он стоял босой, взъерошенный и немного сумасшедший от пережитого страха. Хайден плавно приблизился, держа руки за спиной, свеча на столе осветила его лицо — спокойное, слегка насмешливое.

— Вспомнилось, как ты раньше не запирал дверь. К тому же ты долго не отвечал. Я уж начал подозревать, что ты либо мёртв, либо написал роман и пытаешься спрятать его от всего человечества, как обычно.

И правда, не отвечал. С того момента как Хайден снял Джека с крючка одиночества, тот по привычке перепугался, что его спасают, и снова нырнул в свою нору. Теперь же, когда назойливый продукт прошлого застиг его в собственной квартире, Джеку осталось лишь обороняться.

— Как мило, господин Патронаж. Может, ты ещё и цветы принес? — буркнул Джек, отступая к своей норе. Он плюхнулся на край кровати, небрежно почесывая затылок костлявыми пальцами. — Я был занят. Некоторые из нас живут и работают, между прочим.

— Смотрю, живёшь ты как порох в табакерке, — насмешливо фыркнул Сигх, рассматривая дремлющего под столом койота. Сторожевой пес из него был никакущий, честно говоря.

— А я смотрю, ты так соскучился по моему обществу, что решил вломиться ко мне посреди ночи, — упрямо парировал Джек, скрещивая руки на груди.

— Что ты. Я всего лишь решил вспомнить, из-за чего мне пришлось отсюда уехать, — ответ, положивший Джека на лопатки. Молчание повисло между ними словно облако пыли в свете фонаря: густое и тяжёлое. Это была территория, на которую Джек не планировал заходить примерно никогда. Попросту боялся вспоминать последствия своей выходки. Мне же, признаться, тоже никак не хотелось вспоминать тот фатальный исход, который чудом удалось избежать. На лице Джека вдруг появилось что-то отдаленно напоминающее стыд и я нехотя признал, что в данном случае он шел ему гораздо больше привычной ухмылки.

— Впрочем, это то, что нам стоит обсудить не здесь, — сказал Хайд, прерывая тишину. Джек моментально напрягся.

— Аха, то есть вломиться ко мне посреди ночи, напугать меня до седины было недостаточно для тебя? — смешок, хриплый и надрывный. — Ты всё так же плохо разбираешься в вопросах культурного досуга, Сигх.

— Напомню, что это твоя величайшая заслуга, Тэтлер. Затащить меня на крышу ещё никому не удавалось. Теперь же я вошёл во вкус и спешу сделать это твоей проблемой.

— У тебя получается, — страдальчески вздохнул Джек, натягивая пиджак поверх мятой рубашки. — Родные крыши тебе уже надоели?

— Крыши Лондона и Цюрих — это совершенно разные вещи, Джек.

Когда я ещё существовал, то часто задавался вопросом, сколько мне осталось и зачем мне раздражать судьбу своими выходками. Позже, узнав, что подобным вопросом хоть раз задавался каждый человек, мне не стало легче. В конце концов, я выбрал быть одиноким, разве нет? Я всегда старался выбирать, кем мне быть, не давать окружающим возможности повлиять на это. Я выбрал быть заносчивым одиночкой или же я им родился и продолжал утешать себя прозрачной “свободой воли”, которую никогда не знал? Даже сейчас не могу сказать точно. В юношестве я чувствовал, что свобода дана мне по праву и я свободен действовать. Со временем эйфория испарилась и сменилась сомнениями. Я перестал находить ответы на простые вопросы: почему я говорю, что говорю. Почему я такой, каким стал. Что повлияло на это. Мог ли я изменить это. С этим пришло бессилие — и более мерзкого ощущения я не знал. Каждый раз, когда оно опускалось на меня как пыльный мешок, я цеплялся за последнюю возможность намотать ускользающие вожжи на кулак. Любой поворот судьбы я обращал в свою вину, лишь бы иметь к нему причастность. Перспектива того, что существует что-то, на что я не мог повлиять, была гораздо страшнее самобичевания, а потому я обратил это в привычку. С фатумом на ножах жить было тяжелее, чем предполагалось. Но я презирал судьбу, ее безглазых подружек и их пресловутую нить.

Сейчас же, без своей былой смелости, мне не страшно признать, что я скорее боялся быть жертвой перемен, чем их причиной. Это, зачастую, приводило меня в неприятные ситуации или в Лисиум, где от них тоже было не спрятаться.

К сожалению, я часто возвращаюсь к тому вечеру в своей памяти. В те времена я лишь расставлял фигуры для своей долгой партии с Хайденом. Он был новым соперником, которого я ещё не успел изучить. Место немного несносного, по-мальчишески очаровательного любимца публики было моим величайшим достижением, — и я не планировал его уступать. Хайден и не пытался меня столкнуть. Нет, он бы джентльмен совершенно другого калибра. Таких не бывало в нашем клубе, где зачастую собирались люди, которым было о чем сказать, и говорили они громко. Мне же удавалось перекричать всех с первого дня. Тогдашний Тэтлер чертовски этим гордился. Хайден был нетороплив, покатывая каждую мысль между пальцами, пока курил.

Первую пешку  в нашей партии двинул он, когда объявился в Лисиуме. Я ответил, столкнувшись с ним в дверях клуба. С привычным убеждением, что любая шалость сойдёт мне с рук, я втиснулся в дверь первым, грубо пихнув господина Сигха в процессе.  Ответ последовал незамедлительно в виде королевского гамбита, с которым Хайден безмолвно уступил мне дорогу. Не успел я обрадоваться вновь взятому преимуществу, как Сигх двинул на поле слона: вечером, когда я вновь нырнул в дверь, чтобы покинуть клуб, он поставил мне подножку. Именно в тот момент, отплевываясь от Лондонской слякоти, я и взглянул на Хайдена по-другому. Я ожидал нарваться на чопорного джентльмена средних лет, сотрясающего воздух своей клюкой. Я ожидал ворчания или очередной жалобы на имя директора клуба, коих  немало пережил. Однако столкнулся с таким же борзым пройдохой как и я сам. Сейчас, вспоминая этот день, мне хочется смеяться. Тэтлеру того времени, увы, было не до смеха. Для него партия только началась. 

Тогда это была игра, в которой любые риски были оправданы. Я выдвигал ферзя, лишь бы достать Сигха, перемешав страницы его романа перед чтениями. Мальчишество. Сигх играл короля, принимая ставку, когда писал мне ответный отзыв. 

К тому моменту, как Хайден обжился в клубе, наша партия стала чем-то привычным. Мы ежедневно двигали фигуры навстречу друг другу, и в какой-то момент это и стало почвой для язвительной дружбы. Не буду лукавить, когда-то я действительно считал его своим другом. Но как и все партии, наша тоже должна была подойти к концу.

Как и сейчас, в Лисиуме проводили официальные чтения, по окончанию которых нескольким счастливчикам было гарантировано место на первых страницах журнала. В тот раз из-под моих пальцев вышло что-то действительно неожиданное, не столь пылкое и громогласное, какими бывали мои опусы. Смелое своей искренностью и беззубостью, моё новое произведение тронуло меня настолько, что мне не хватило сил от него избавиться. Более того, меня обуяла идея опробовать его на чтениях.

В назначенный вечер меня трясло словно школьника у доски. Но когда в кресло рядом опустился Сигх, пришлось взять себя в руки. Я глянул на него украдкой, подмечая как парадный гардероб делал его похожим на красующегося индюка.

— Вижу, ты подготовился, — ворчал Джек, втаскивая свою тушу на крышу. — Можно подумать ты притащил свою задницу обратно в Лондон только для того, чтобы кошмарить меня,

— Много чести, — парировал Хайден, отряхивая руку и протягивая ее навстречу Джеку. Тот ухватился, но не без отвращенной гримасы, конечно. Всё-таки о вражеском этикете забывать нельзя. — К тому же, должен же джентльмен иметь подходящие увлечения.

— Очень уж они у тебя подходящие. Не мог выбрать что попроще? Вязание, например.

— Считай, что я уже оценил твое остроумие, друг мой. А теперь сделай мне величайшее одолжение и помолчи.

Чтобы выразить свое величайшую милость Джеку потребовалась ещё парочка едких комментариев, прежде чем он покорно закрыл рот. Я только диву давался, как быстро былая борзость возвращалась к нему в близости Сигха. Ну, и завидовал я тоже, конечно. К тому моменту необычайная усталость опустилась на меня при виде дремлющей столицы и мне бы не помешало сцепиться языками с каким-нибудь невыносимым джентльменом, чтобы взбодриться.

Оставалось лишь скучающе усесться на хребет чьей-то крыши, неподалеку от Джека и Хайдена, которые устроились на краю дымохода. Хайден провёл ладонью по холодному кирпичу, готовя место для своего седла. Джек грузно и без особой заботы плюхнулся рядом. Видеть их вместе вдруг стало как-то непривычно и в то же время чертовски правильно, будто я уже и не верил, что такое может случиться. Этот ностальгический вид вдруг колыхнул что-то во мне и я вспомнил. Вспомнил, что из всех вещей и событий в Лондоне, только это чувствовалось как дом. Это и Арчер, разумеется…

Хлестнул ветер, брызнув водой из фонтана на тротуар внизу. Стая голубей лениво полоскала свет фонаря в луже. Где-то грохнул колокол. Одноглазая полночь подмигивала нам тонким месяцем из-за облаков, и всё будто встало на свои места. И я, и Джек, и Хайден были там, где нам было положено в эту секунду. Ощущение это подарило мне спокойствие, какого я не знал с начала этой загробной пантомимы.

— Ты уже можешь перестать, — неожиданно усмехнулся Хайден, глядя вперед. Джек молча таращился вниз, ковыряя шов на брюках обгрызанными ногтями.

Тишина растянулась так далеко между ними, что коснулась и меня, накрыла всю столицу. Пару минут они сидели, окунувшись в собственные головы.

— Джек, — позвал Хайд.

— М? — наконец отозвался он.

— Прими мои соболезнования.

Я с удивлением уставился на него и Джек сделал то же, потом нахмурился, опустил голову.

— Оставь их себе, — буркнул он чуть слышно. — Чёртов Уэлч не умеет держать пасть закрытой…

— Правда, но так бывает, когда человеку скучно живётся, — пожал плечами Сигх. Он извлёк из кармана стальной футляр сигарет и предложил одну Джеку, тот не смел отказаться. Они прикурили от одного огня, вплетая в холодный ночной воздух густой дым. Мне пришлось лишь завистливо коситься на них, как мальчишка из угла на застолье. Эх, как был рабом вредной привычки, так до сих пор и остался.

— Bouche de miel, c;ur de fiel. Так говорится? — Спросил Хайден и усмехнулся, когда Джек скривил губы вокруг сигареты от дилетантского произношения. — Ты всё ещё занимаешься переводами?

— Иногда, — неохотно признался Джек, пряча взгляд. Лишь нам двоим было известно, чем он увлекался в свободное от Лисиума время. — Много работы.

— Разве это не твоя основная работа? — задумчиво склонил голову Сигх. В ответ ему лишь неуверенно пожали плечами. Внимательные глаза впились в Джека словно булавки портного, выискивая, за что бы зацепиться. Вглядевшись, я вдруг не нашёл в его глазах ни едкости, ни того покровительства, что я так ненавидел. Знакомая синева глядела на Джека без упрека, с усталым, человеческим сочувствием. И как бы мне не хотелось, я признал, что уже чувствовал на себе этот взгляд раньше. Признавать это было всё так же унизительно.

— Ты неважно выглядишь, Джек, — заметил Сигх. Я только фыркнул. Столь блистательной наблюдательности, пожалуй, позавидовал бы знаменитый господин с Бейкер Стрит. Да любой лунатик счел бы Джека за своего с его сиплым голосом, впалыми щеками, зашуганным взглядом. Его тонкие, болезненно бледные губы дернулись вверх. В то же время глаза оставались все теми же потертыми заплатками, скрывающими безумие в его черепушке.

— Да? Рад, что ты как был бестактной задницей, так и остался.

— Джек Тэтлер назвал меня бестактным, — рассмеялся Сигх. — Приятно знать, что ты не изменился, друг мой.

“Не изменился ведь?” — вопрошали эти два голубых уголька, прожигая дыры в фальшивом безразличии Джека. Даже в смерти мне вдруг стало нелегко от этого всезнающего взгляда. Я так и не определился: был ли я рад внезапному появлению Сигха или абсолютно взбешен. Лишь одно я не мог отрицать, что он изменился. Поездка в родной уголок земли вплела едва заметные белые полосы в его виски и посильнее раздула угли его пронзительных глаз.

— Да нет, не изменился. Просто в последние  месяца  как-то тяжело, — пожал плечами Джек. Внезапный прилив искренности удивил их обоих и Хайден поспешил вскочить в него, пока он не иссяк.

— В этом нет ничего удивительного, учитывая недавние события, — сочувствующе покачал головой он. — Тяжело будет всегда, а вот сгибаться под тяжестью или нет — это уже только наш выбор.

— Ты такой мудрый иногда, что аж тошно, — закатил глаза Джек. Торчащая из шва нитка испытывала его терпение, не желая попадаться между дрожащих пальцев. Неудачи, похоже, сумели оседлать его даже в таких мелочах. Он и не пытался брыкаться как раньше. Вся борьба вдруг была выжата из него, а сам он заброшен в чулан как половая тряпка. Мне было знакомо это чувство, когда руки ощущались как предатели, а из зеркала на тебя каждый день таращилось человеческое бессилие. В такие моменты действительно задумываешься, заслуживаешь ли места под солнцем.

Джек сжал пальцы, медленно разжал, глядя на ладони неподвижными глазами. Усталость давила ему на позвоночник. На фоне безупречной осанки Хайдена, он согнулся словно криво забитый гвоздь.

— Я не выбирал сгибаться, — сказал он и слова дались тяжело, как последний выдох. — У меня больше нет сил разогнуться.

Хайден медленно вытащил сигарету изо рта, почти траурно. Джек не заметил, как его собственная уже давно истлела. Пепел припорошил колени, оставив пару дыр на брюках.

— Я сам не понял, как это получилось, понимаешь? Думал, что переживу, отойду, — он двинул рукой: медленно, сохраняя силы. — Не получилось. Ощущение такое, что она ушла и забыла забрать меня с собой.  И ты уехал. А я получил, чего добивался.

— И теперь ты счастлив?

Сизые впадины глянули на Хайдена из-под рыжих вихров. Будто в погребе зажгли две спички и они горели чуть теплыми, увядающими желтыми кисточками. Свет горел, но дома никого не было.

— Нет, — крошечным голосом ответили ему. — Разве я похож на счастливого человека, Хайс? Я потерялся как игрушечный кораблик. Она ушла, бросила мою тесьму, за которую тащила, и я не знаю, что делать дальше.

— Друг мой, тебе не нужен кто-то, чтобы направлять тебя. Ты ведь всегда отвергал чужую руку, помнишь? Ты тащил себя сам, — подыграл Сигх, наклонившись ближе к бесцветной тени, которой тогда казался его бывший соперник. Ответное молчание смягчило глаза Хайдена и он опустил ладонь на плечо Джека. — Что случилось с тобой, Тэтлер? Я покинул Лондон всего на пару месяцев.

Ни у меня, ни у Джека не было ответа. Он просто был и вдруг его не стало. Так же скоропостижно, как море слизывает рисунки с песка. Очевидно лишь, что жизнь очередной раз взбрыкнулась под ним, но на этот он оказался не готов. Ему просто было не за что ухватиться.

— Не знаю, — он протащил руки по лицу, бормоча сквозь пальцы. — Кажется, что всё кончено для меня. Всё, к чему ни прикоснусь — становится неважным. И сам я какой-то неважный. Сам загнал себя в нору из которой не могу выбраться и всё безуспешно, бессмысленно. Как будто… завтра не наступит.

Джек поднялся, слегка пошатнувшись. Пиджак скатился с его плеч, остался на краю дымохода вместо него.

— Зачем пытаться, если завтра не настанет. Зачем менять что-то, если завтра меня не станет, — один нетвердый шаг вперёд, потом второй, будто входя в воду всё глубже и глубже. Слепо смотря вперед, Джек прокладывал себе путь вброд, к лодке мрачного паромщика, ожидавшего его. Неловко, первыми детскими шагами он двигался вперёд.  — Невеликая потеря для мира. Всё же, как почему-то хочется, чтобы тебя оплакивали. И почему-то кажется, что никто этого делать не будет.

От падение Джека спас лишь резкий рывок назад. Определённо, Хайдену этого показалось недостаточно и он еще слегка потряс Джека для пущего эффекта.

— Напомню, друг мой, что снимать камни с твоего многострадального сердца — моё излюбленное хобби, — нотка раздражения скользнула в его голос  Можно было подумать, что он действительно переживал. — Но отскребать тебя от тротуара? Нет уж, увольте.

В ту же секунду Джек был усажен обратно на трубу.  Ошарашенный педагогической мощью,  он послушно сложил руки на коленях и заткнулся. Хайден же возвышался над ним точь-в-точь как моя школьная учительница. Мне и самому захотелось спрятаться под парту от его взгляда.

— Боже правый, Джек. Я не могу каждый раз оказывается рядом, когда что-то случается, — с притворным раздражением проворчал Сигх, барабаня пальцами по подлокотнику.

— Тебя никто и не просит, — огрызнулся я, даже когда пальцы дрожали вокруг охапки рукописей. Зал постепенно заполнялся джентльменами разного калибра пижонестости. В их присутствии во мне почему-то рождалось желание удалиться. Хайден, разумеется, заметил. Эта ненавистная мне покровительная улыбка упиралась мне в висок как дуло.

— Твои дружки, а? — я решил повеселить его своим раздражением.

— Знакомые, — кивнул Сигх. Не без удовольствия. — В том числе господин Ричард Стил.

Я прикусил язык, моментально опознав в этом имени издателя журнала. Разумеется чертов мешок перьев знался с ним. Вскоре я нашёл головы Стила и Аддисона в первом ряду и дышать стало немного труднее. Ладони взмокли, сжимая несчастную рукопись. Тревога во всю колотила по моему сердцу, требуя капитуляцию. Я и сам был не против, борясь с желания сдаться.

— Успокойся, Джек, — мягко сказал Хайд, глядя на меня загадочно блестящими в тусклом свете глазами. — Я уверен, твоё имя прозвучит со множества сцен в будущем. Главное, не отчаиваться, если не с первого раза.

Его слова успокоили меня. С трудом, я приказал телу обмякнуть в кресле, хотя оно ещё слегка вздрагивало от каждого названного имени. Когда же список закончился, я почему-то всё ещё сидел в кресле. Когда на сцену поднялся Стил, я глядел на него как потерянный в толпе мальчишка.

— Искренне благодарю тех, кто присутствовал и принял участие в сегодняшних чтениях, — сказал он, и на этом мне поставили мат. Как оказалось позже, в списке я числился среди тех, кто не был готов к выступлению тем вечером.

— Не строй из себя спасителя, — прорычал Джек, не поднимая взгляда. — Избавь меня от попыток почесать свое чертово эго.

Не ожидав такого ответа, Хайден пару минут таращился на него. Он провел ладонью по волосам, выдыхая скопившееся раздражение.

— Каждый раз, когда я помогал тебе, Джек. Я делал это не из выгоды, — уже гладким тоном сказал он. — Ты же знаешь.

— Ты же выше этого, — едко подначивал Джек, обнажая клыки, задрав подбородок. — Выше меня, это уж точно. Особенно теперь. Разве это не приносит тебе удовольствие?

— Нет, — коротко бросил Сигх. — Я лишь хотел помочь.

— Мне не нужна твоя жалость, понятно? Если я захочу опуститься до жалкого ничтожества — я сделаю это сам, понял? — взорвался Джек. Ярость метнула его вперед как диск и он столкнулся с Хайденом, схватив его за лацкан пиджака. — Ты мне нахрен не нужен. Я тебе не мальчишка, которого нужно опекать. Я в чёртовой заднице, Хайден! Я не могу просто взять и сбежать, как это сделал ты!

— Я хочу помочь сбежать и тебе, Тэтлер, — перебил Сигх. Напряженный как шест, он всё же не пытался вырваться, принимая ярость Джека с достоинством джентльмена. — Поэтому я и позвал тебя сюда.

— Да не нужны мне твои подачки, — рявкнул Джек, отталкивая его от себя. Воздух вырывался из него резкими хрипами. Блестящие от слез глаза мазнули по лицу Хайдена как оплеуха. Он яростно потер покрасневшее и мокрое лицо рукавом перед тем как бросить: — Лучше возвращайся в дыру, из которой выполз!

Когда свинцовый завес облаков двинулся, вновь обнажая лунные бока, на крыше остался лишь Сигх и пиджак. Он бережно поднял его, сложил и уселся на край дымохода. Я не спешил догонять Джека, подумав, что ему стоит побыть одному. Даже если теперь он был обречён на одиночество.

Теперь место было свободно и я, после короткого колебания, уселся рядом с Хайденом. Вблизи знакомые детали его образа причудливо сплетались с новообретенными. Наверное, с ним тоже что-то приключилось, когда он покинул Лондон. Пусть на пару месяцев. Жизнь уже наглядно продемонстрировала мне, сколько сальто она умела вытворить за столь короткий промежуток времени.

Наблюдая за тем, как он зажигает очередную сигарету, мне вдруг стало интересно… что бы он сказал, если бы увидел меня сейчас? Определённо что-то вежливо язвительное. Как обычно. Предложил бы мне покурить, наверное. От этих мыслей вдруг стало чертовски тоскливо. Хоть я и не был готов простить ему некоторые выходки или признать, что я тоже был тем еще засранцем, мне всё равно хотелось бы с ним поговорить. Хотя бы один раз. Напоследок.

Но как и многие обитатели моих призрачных воспоминаний, Сигх и не подозревал, что я находился рядом, строил ему рожи, возможно. Я был прозрачным, несуществующим. Когда тучи сгустились над столицей, посыпая крыши зернами ненастья, Хайден поднялся. Он ушёл, забрав пиджак Джека с собой. Благо, мой был всё ещё при мне и я укутался в его старую, пропахшую табаком ткань.

Каждый раз как я заносил фигуру над шахматной доской, я вспоминал мое грандиозное фиаско на официальном чтении и мою ненависть к одному мешку перьев. Каждый раз, когда по лужам расходились тонкие колечки и я отказывался снаружи, я вспоминал дорогу по тисовой аллее в одну из осенних ночей. Пьяного и разбитого, хозяйка дома выставила меня на улицу. Проветрить свою дурную голову, так сказать. Тогда я представлял собой уж слишком жалкую картину, когда щурился против яркого света, пролившегося из чужой двери. К тому моменту из меня можно было выжать шесть вёдер воды и слез. И всё же, теплая ладонь опустилась мне на плечо, приглашая войти.