Мотря Киноповесть

      Фрагмент киноповести "Мотря". изд."BookBox" - ОЗОН, ЯндексМаркет, Wildberries.

   Знойный день.  За  селом,  у  обочины  дороги,  стоит  пожилая  женщина.
Вдалеке  показалась  грузовая  машина.

- Садитесь, тётя  Мотря,  подвезём... - Чубатый шофер притормозил, высунулся из кабины.
- Спасибо, Петечка,   спасибо.. – Женщина   засуетилась, заспешила навстречу. – Мне  же  тут... недалеко. Я вот только… спросить хочу... - Подошла к пассажирам,  сидящим на лавочках  в  кузове, спрашивает нерешительно: - Хлопцы...  девчата... вы   сыночка  моего… Василия,    в  городе… не  видели?  Он  из армии  должен был  вернуться...  Может,  кто  видел?
-  Кто его  знает… - не  спеша поправила на плечах нарядную шаль пышнотелая молодица. – В  том  городе  людей,  как  семечек  в подсолнухе:  куда  ни  глянешь – бежит  кто-то… Разве  во всем этом… муравейнике,  увидишь  кого-то? Хотя…  может,  кто-то  и видел?  -  закончила она неуверенно и обернулась к пассажирам.

-   Нет, тетя  Мотря, не  видели, не  видели...  - горохом посыпались со всех сторон голоса. - Василия  мы бы сразу  узнали, кто его не  знает… Но,  сколько  там, в городе,  ни  были – не видели… не  видели…

-  Ну, тогда  извините...  Просто  я подумала:  может,  кто-нибудь видел?  С утра  жду…

-  А я,   вроде бы,  видел! -  вступил  вдруг  в разговор плечистий, усатый мужчина в соломенной  шляпе.  -  Только не знаю  точно  -  Василь то был, или не Василь? Далеко  от меня он  был, во  всём  военном... А такой же  высокий, стройный,  как   и  твой сынок!

- Вот-вот, Опанас, это  он,  наверное,  и  был! - радостно закивала головой Мотря. -  Он же  у  меня  и  есть   такой  - стройный  да красивый!..  Да   что  вам говорить – вы и сами  хорошо  знаете!

Мотря умиленно посмотрела на пассажиров, зарделась румянцем. И вдруг спохватилась:
- Ой,  что это  я…  розговорилась  тут! Спасибо  тебе,  Опанас!  Всем  спасибо!  Заходите   к нам…  Василя  моего  увидите.   Он же  три года  дома не был!   Вот  только  дождусь его…

- Спасибо,  тётя  Мотря! Зайдем... обязательно  зай-дё-о-о-м...
Машина ныряет в белое облако  вишнёвых  садов, исчезает за хатами. 
               
Мотря остается одна...

*  *  *

Июль 1941 года. Идет срочная эвакуация   населения. Поезда, машины, повозки - все переполнено, забито людьми, чемоданами, утварью. Среди беженцев мы видим Мотрю - молодую, здоровую, но измученную изнуритель-ным переходом и тревогой. Осторожно  несет  она  беременное тело свое, оберегая его от толчков и падений.
 
В руках у нее лишь маленькая котомка с пожитками да едой - и больше ничего. Все осталось там, где  сейчас уже пылают пожары и хозяйничают фашисты.  Да еще маленький портрет несет она на груди - портрет ненаглядного Василя, молодого мужа своего. Забрали его в первый же день войны, прямо с работы, с поля, где он был бригадиром. 

И едва успел обнять он ошалелую от горя Мотрю,  как умчала его военная машину туда, навстречу врагу, в самое пекло войны.

Кошамарным сном кажется сейчас Мотре все происходящее. Еще совсем недавно ждала она, счастливая, своего Василя с работы и, обняв, целовала  его  в   любимые,   усталые  глаза.  А   Василь брал  ее на свои сильные руки и осторожно прижимал к груди:

-  Ну как  тебе,   ненаглядная  ты  моя... не  тяжело?

- Нет, Василю, не тяжело... Разве может быть тяжелым ребёнок твой, мой милый... Сын будет, Василий, говорит мне мое сердце... сын! И глаза у него будут голубые... и красивым  будет  он, как и ты! Уже скоро…

Целовал ее  муж, смотрел в счастливые глаза и не мог найти тех слов,  которые могли бы  передать его любовь к молодой жене своей, к ее   тихой   улыбке,  нежному  говору.

- Смотри-ка, Василий... аисты полем полетели! Видишь? Вон-вон... они уже над нашим домом!... Построят, пожалуй,   они  здесь своё гнездышко. Это хорошо, Василий! Это они счастье принесли в наш дом...

*  *  *

- Уморилась, доченька? - услышала вдруг Мотря ласковый,  мужской голос. - Садись к нам... вот тут! Под-соби, Параска, тяжело  ей...
Небольшая, доверху груженая повозка, которую уныло тянула серая,  в  яблоках,   лошаденка, поравнялась с  Мотрей.   В ней увидела она сухонького старичка  и  такую же худенькую старушку, покрытую, не  смотря на жару,   шерстяным    самотканным платком.

- Ничего, ничего... доченька, - затараторила  бойко,  увидев округлившуюся  фигуру  Мотри,  словоохотливая старушка, как только повозка двинулась дальше. - У меня уже столько внуков, что даже не могу сосчитать! Если что-нибудь случится – не волнуйся! Поможем! Все сделаем, как следует А как же? Иначе и быть не может! Ты откуда сама-то?

- Из Пятихаток.

- А мы из под Кременца. Видишь, почти соседи!... Возьми вот... угощайся! – развернула она перед Мотрей узелок с нехитрой крестьянской едой.
– Спасибо… спасибо большое… я не хочу! – растерялась от  такого, неожиданного,  гостеприимсва Мотря.

- Нет, нет... ты должна обязательно поесть! Тебе нужно! И даже слушать не хочу... слышишь, доченька?!

…Ехала дальше Мотря и в душе благодарила добрых стариков, потому что чувствовала, как с каждой минутой тяжелеет ее тело.

- "Подожди-ка немножко, мой маленький! Нельзя тебе сейчас, никак нельзя,'' - тихо разговаривала, она с нетерпеливо бьющимся под сердцем ребенком. - Вот выедем немного из этого ада, и тогда.... А сейчас нельзя, ни-как нельзя...

– Т-а-анки-и! Т-а-а-анки-и-и... - вдруг закричал кто-то истошно  на все поле. Оглянулась Мотря и увидела с ужасом, что из леса, тянувшегося вдоль их пути, один за другим выползают тупорылые, серые чудовища с черно-белыми крестами на боках. Выстраиваясь в ряд, они быстро надвигались на беженцев.

В беспамятстве заметалась толпа, не зная, куда бежать: впереди и слева простирались поля, а лес был отрезан танками. Со всех сторон были слышны крики, стоны. Плакали дети, молились  старики, причитали  с  завываниями  женщины.
Что есть силы погнал свою лошадку старик, стараясь как можно скорее добраться до  поросшего кустарником пагорбка, видневшегося вдали. Туда же, толкая и топча друг друга, бросились, наконец, беженцы. Но танки двигались значительно быстрее, Мотря видела уже, как гибли под   их  гусеницами  те,   кто  был   ближе  к  лесу.

- Боже мой! Что оно делается, Васильчик?.. Звери! Что же они творят?
Повозку мотало, подбрасывало на ухабах, швыряло из  стороны в сторону. Мотря крепко держалась одной рукой за старушку, а другой – за край повозки, стараясь удержаться, не выпасть. И вдруг тело ее пронзила острая, нестерпимая боль. Затем еще  и еще...

- А-а-а…! А-а-а-а-а-а-а…

2025