Всё о Лохвицких. Поэзия зеркало жизни Мирры

 
          
                Тимофеев – Пландовский – Лохвицкий

    Сентябрь 2025                Санкт-  Петербург


    Более 20 статей  о жизни, творчестве  знаменитых сестер Лохвицких опубликовано мной на  Прозе Ру. 
    Перечень опубликованных  статей можно увидеть набрав в Яндекс : Проза Ру. Тимофеев-Пландовский Н.И./ Произведения.
    Статьи можно прочитать и скопировать, набрав: Проза Ру и название статьи, иногда просто название статьи.
    В статьях прослеживается  связь личной жизни и творчества сестер Лохвицких, впервые освещаются многие фрагменты их жизни. С грустью приходится констатировать, что почти все  статьи и книги о Мирре Лохвицкой и Тэффи, опубликованные  после 2000 г., доклады о них на многочисленных конференциях наполнены переписываемыми  из статьи в статью и из Большой  биографической энциклопедии, вымыслами авторов, несоответствующих  жизни сестер.
    Целью сборника  было выстроить барьер дальнейшей лжи о сестрах Лохвицких, наполняющих книги, статьи, интернет, доклады. Одновременно  хотел показать авторам статей о Мирре Лохвицкой и Тэффи  технологию   как   достоверные факты истории помимо прямых документов могут быть «вычислены» нашим сознанием  по   каким-то крошечным сведениям, разбросанным по различным  источникам.
Реальность жизни Лохвицких еще более увлекательна, нежели  вымыслы.
               

                Поэзия – зеркало жизни Мирры Лохвицкой.
    
    Авторы многочисленных статей о Мирре Лохвицкой упорно повторяют, что  Мирра Лохвицкая сегодня в забвении.  Была популярна, а сейчас – забыта. Никто из них такие  заявления ничем не подтверждает. Что принять за критерий памяти о поэте?   Общее число изданных книг, в которые включены его стихи? Количество статей о поэте? Включение поэта в школьные программы?    
    Выдающийся пушкинист Юрий Лотман перечислил около 10 факторов, по которым  стихи оценивают  литераторы – теоретики. Показал он, что  каждая  рассматриваемая составляющая стиха в свою очередь зависит от многих факторов истории, т.е. переменчива и во времени, и в географии,  и в среде. Все это Лотман  предложил именовать актуализацией. А  дальше что? Ничего. Именовать можно, как угодно, суть не в терминологии.  Никакой методики оценки стихов он предложить не смог. В итоге, он пришел к выводу, что  культурная память подвержена более сложным законам чем оценка -  «самый ценный» из...
    Лично про себя могу сказать, что  поэтов я  отношу к особой когорте людей,  которых больше всего волнует одно – чем бы выделиться. Помогать  решать им эту их проблему – мне не интересно. Само стихотворное творчество делится на два совершенно различных направления: поэмы, пьесы, т.е. что-то  в стихотворной форме  и отдельно стихи.  Стихи я раскладываю в две корзины: в одной – стихи которые мне нравятся, в другой  – все остальные. Сравнивать между собой стихи, которые нравятся бессмысленно, ибо каждое стихотворение индивидуально. Слова  «стихотворение нравится» означают, что стихотворение   переносит  меня в мир, где властвуют эмоции, данные природой, а не установленные обществом порядки. Любые мнения  авторитетных критиков для меня мало значат, ибо они всегда выполняют чье-то задание, за счет кого они живут.   В чувствах  я свободен.  Чувства то немногое, что не может  быть ни приказным, ни продажным. Моя внутренняя оценка бесплатна, и потому я ей  доверяю.
    Наивно, но понятно. 
    Мне бы хотелось, чтобы и другие люди всё чувствовали, как я. Но, такого быть не может. Я осознаю, что основа жизни хаос,  и потому у каждого чувства свои.  Стихотворение, которое мне нравится, как гипноз, переносят меня в состояние сильного душевного волнения, наполненного чувствами. Все реальное вокруг меня окутывается  дымкой, и, в каком  мире я пребываю, утверждать трудно, да и зачем.  Тоже  со мной происходит,  когда я слушаю какие-то музыкальные произведения, или  вдумчиво всматриваюсь в какую-то остановившую на себе моё внимание картину, в тысячный раз вижу танец умирающего лебедя из «Лебединого озера», или  слышу эту музыку,   когда  смотрю на дуэт гимнастов летающих под куполом цирка,  или когда вижу как «ненормальный» мечет ножи, врезающиеся в деревянный щит, впритирку с головой живой девушки.  Во всех случаях становлюсь  свидетелем чего-то, не из привычного мне  мира. Выхожу обычно  из этого состояния, немного опустошенным, оставив там часть того, что во мне проснулось.
    Состояние гипноза от чтения стихов постепенно уплывает, но из памяти не истирается, и время от времени,  возникает желание вновь пережить  это состояние. Так на меня действуют и многие стихи  Мирры Лохвицкой. Я никогда не пытаюсь их препарировать и определить к какому классу они относятся: реализм, символизм или это зарождающийся символизм. Они на меня действуют как стихи индивидуальные, которые надо читать одному, в тишине дома, не вспоминая  жизненных забот.   Стихи Пушкина – совсем иное. Это масштаб мышления, поднявшийся над временем. Даже лирика Пушкина -огромна по масштабу. Кто-то сравнивает Мирру с Пушкиным. Для чего? В мире хаоса любое сравнение искусственно. Каждый – единственный и неповторимый.
 Мне, конечно,  хочется, чтобы и все остальные чувствовали стихи Мирры так же, как  я. Но для чего? Оставайтесь всегда такими, какими вас создала природа. Возможно, общество вас за это накажет, возможно. Но вы будете счастливы от того, что выполнили свое предназначение в жизни. 
    Где оценка позитива,  перехода случайности в обязанность. Её нет, любая обязанность проявляется  только в определенных границах времени и пространства. А коли в природе нет ни времени, ни пространства, то нет ни позитива, ни негатива как таковых вообще.  Все одновременно, условно для кого-то, хаос.   Каждый Я – это  постоянно изменяющаяся частица всеобщего хаоса, которому нет измерения. Бессмысленно искать значимость, оценку для будущего Я. Оценка будет самой разной в разное время, в разных пространствах. Оценка создается сама, случайно, только на сегодня, только во мне. Хорошо когда оценки совпадают, но бывает и такое, что хорошо, когда они не совпадают. Чем будущий хаос отличается от сегодняшнего? Ничем. На этом ставлю точку.
    Я есть и в прошлом, и в настоящем, и в будущем. Но, сегодня, вроде как, я иногда выбираю, а не жду куда меня толкнут.  Это и есть жизнь человека.
    Сегодня кто-то обвиняет Мирру Лохвицкую в том, что в её стихах отсутствует, либо почти отсутствует политическая жизнь её времени, кто-то, наоборот, возносит её до божественного посланника любви. Проблема гражданственности поэзии стара как мир.  Полемику на эту тему мы находим уже в стихотворениях предшественника Мирры,  признанного  поэта Х1Х столетия С.Я. Надсона  «Поэзия» 1880 г. и стихотворения с таким же названием  через 3 года, в 1883 г.
               
                ПОЭЗИЯ

               За много лет назад, из тихой сени рая,
               В венке душистых роз, с улыбкой молодой,
               Она сошла в наш мир, прелестная, нагая
               И гордая своей невинной красотой.
               Она несла с собой неведомые чувства,
               Гармонию небес и преданность мечте,-
               И был закон её – искусство для искусства,
               И был завет её – служенье  красоте.

               Но с первых же шагов с чела её сорвали
               И растоптали в прах роскошные цветы,
               И темным облаком сомнений и печали
               Покрылись девственно-прекрасные черты.
               И прежних гимнов нет!.. Ликующие звуки
               Дыханием грозы бесследно унесло, -
               И дышит песнь её огнём душевной муки,
               И терния язвят небесное чело.
                С.Я. Надсон. 1880 г.

    И через три года с тем же названием

                ПОЭЗИЯ

                Нет, не ищи ее в дыхании цветов,
                В мерцаньи ярких звезд полуночной порою,
                В святых словах молитв, в тиши родных лесов
                И в песнях соловья, гремящих за рекою…
                Там умерла она для черствых наших дней,
                Прошло владычество безжизненной природы:
                Поэзия теперь – поэзия скорбей,
                Поэзия борьбы, и мысли, и свободы;
                Поэзия в стенах кипучих городов,
                Поэзия в труде за лампою ночною…
                С.Я. Надсон. 1883

    Надсон – это Надсон. Сравнивать его с Лохвицкой – занятие бесперспективное.
Обвинять, или   удивляться постоянству любовной  тематики  стихов Мирры Лохвицкой нет никакого основания. Прозвучавшая  в ней однажды  мелодия любви так её захватила, что всё остальное для неё утратило  значимость.  Переживания молодости у Мирры оказались настолько сильными, что всегда  возвращались к ней, как только она  над чем-то задумывалась. Это как боль, которая возникает сама, без её приглашения, как только что -то, что от неё отвлекало прекращается.  Как здесь  не вспомнить последнюю строчку «Божественной комедии»:

                «Любовь, что движет солнце и светила»

                Данте Алигьери. Божественная комедия. Перевод М.Лозинского.
 
    Тем ценнее, нужнее с каждым днем становится  творчество, Мирры, утверждавшей, что основа жизни человечества –  любовь (выбор без принуждения). Не Мирра это придумала. Любовь рождена хаосом.  Другой такой Мирры вот уже 150 лет, наша земля не породила.  Не повторится  и  та среда, которая её создавала. 
    О соединении в  Мирре Лохвицкой женщины и поэтессы я немного писал в 2020 г. в статье «О стихотворении Мирры Лохвицкой «УМЕЙ СТРАДАТЬ».   Более конкретно о жизни Мирры я тогда обещал рассказать в следующей статье. Пять лет мне потребовалось для исполнения обещания.  В той статье я назвал Мирру «однолюбкой», не пояснив смысла этого слова для Мирры. С этого и начну.
    Все материальное имеет начало и конец. И начало, и конец означают переход в какое-то иное состояние. А вот нематериальное, любовь  всегда имеет начало, но не всегда имеет  конец.  Начало -  в душе. Может она умереть, но может и не умереть, давать о себе знать  до конца жизни.  Чаще всего это происходит с безответной любовью. Многие мои приятели, признавались мне, что остатки  чувства отвергнутой любви  не покидают их всю жизнь, и , это, несмотря на то, что  они полюбили другую женщину. Наверно, такое бывает и с женщинами. Во всяком случае, могу утверждать, что Мирра была именно такой женщиной.
    Вот как о об этом написала Мирра 21 ноября 1893 г. в стихотворении «ВЕСНЫ УТРАЧЕННЫЕ ДНИ»:
               
                Как я тоскую, вспоминая,
                Как я волнуюсь и теперь,
                Стуча в затворенную дверь
                Давно потерянного рая…

               
    В семье Мирре твердили, что её назначение стать женой, воспитывать детей, любить мужа. Но, как нередко  случается, перебор назойливых наставлений имел обратный  результат: 
    «Мне не дают воли! – говорила она. – Ну и развернусь же я потом. Каждою порою жить буду вовсю. Я за все эти годы возьму свое… У меня в сутках сорок восемь часов окажется…» - признавалась она». (Очерк В. И. Немировича-Данченко «ПОГАСШАЯ ЗВЕЗДА»).
    В очерке он  вспоминает:
    «Ей почему-то особенно нравилось создавать фантастические планы нашей поездки вдвоем в Испанию и Италию… Меня вызывали в Шираз, в Персию…
    В последнюю нашу встречу она просила меня:
— Возьмите меня с собой.
— Вы это не серьезно, надеюсь.
— Я переоденусь мальчиком…
— Ничего не имею против. Расскажите своим, и если они одобрят этот план – буду счастлив и рад.
— Вы все смеетесь! А между тем…
Она задумалась, пристально вглядываясь в меня.
— Мне что-то говорит, что мы опять встретимся – совсем, совсем чужими. Может быть, вы пожалеете, что оставили меня здесь… уехали…
Она отвернулась к окну и заплакала».
    Воспоминания Немировича-Данченко подсказывают мне, что Мирра этим разговором предлагала 26 летнему Немировичу–Данченко стать его тайной женой, без благословения матери, которая бы  не дала такого   согласия, во всяком случае, до окончания обучения Миррой, ибо в  Александровском институте курсистками могли быть только  незамужние.  Ответ Немировича-Данченко, что Мирра обязана получить согласие своих родственников  на тайный брак, убивал  в Мирре все её мечты.  Сама Мирра в стихотворении «ПАСТУШКА И ЭРОТ» вспоминает этот эпизод как её первую сильную  любовь. Любовные стихи Мирры стали печатать в  совсем молодом возрасте.  Одно  это говорит, что любовь она познала рано.

                В пятнадцать лет кто опытом  богат?.. 
                К цветам любви склонилась я невольно,
                Влюблённая в их блеск и аромат,
                Схватила их – и укололась больно!
                Эрот исчез… Спасибо за урок!
                И, вся в слезах, я бросила в песок,
                Что за минуту было мне так мило …
                Ах!.. про шипы -то я и позабыла!               

                Мирра Лохвицкая. Пастушка и Эрот. 1890 г.

    В последний год  обучения Лохвицкой  в Александровском институте  появляется молодой, красивый, сын итальянского скульптора, учитель географии и естествознания Николай Гондатти. Отцом первого сына Мирры Лохвицкой, Михаила и был Н. Гондатти. Но об этом чуть позже, сначала о Гондатти.

        О Гондатти Н.Л.(1860 – 1946)
     Николай Львович  Гондатти, итальянец  в России, отец итальянец скульптор, мать русская. В России отцу жилось лучше чем в Италии,  возвращаться в Италию он не собирался. Сына он учил  стать нужным, полезным, заметным  в этой новой для их семьи стране. Проще говоря – основная цель жизни  карьера, которая должна стать фундаментом для потомства. Время, в котором протекала  молодость Николая,  было временем освоения огромной России, о размерах и величии которой  многие русские узнавали только из газет и от путешественников.
     А.П. Чехов писал о путешественниках прошлого века:
     «Составляя самый поэтический и жизнерадостный элемент общества, они возбуждают, утешают и облагораживают... Один Пржевальский или один Стенли стоят десятка учебных заведений и сотни хороших книг. Их идейность, благородное честолюбие, имеющее в основе честь родины и науки, их упорное, никакими лишениями, опасностями и искушениями личного счастья непобедимое стремление к раз намеченной цели, богатство их знаний и трудолюбие..., делают их в глазах народа подвижниками, олицетворяющими высшую нравственную силу». 
    «Путешествия  для меня синонимы беззаветной любви и преданности к природе и науке и бесстрашия, и энергии в борьбе с природой и людьми,- писал путешественник по Монголии и Китаю, генерал Козлов П.К.
    Признанными путешественниками, первооткрывателями в то время становились  только ученые  с широчайшим диапазоном знаний истории, биологии, медицины, археологии, географии, геологии, этимологии, нескольких иностранных языков, экономики и бизнеса, с завидным здоровьем и готовыми жертвовать всем личным ради дела, ради России.  Большинство путешествий того времени готовилось и финансировалось  Военным министерством, то есть имело ещё и  разведывательные цели. Многие путешественники были профессиональными военными, а все морские путешественники  были офицерами  Императорского флота России. Путешественниками, руководителями экспедиций не становились, их отбирало государство из очень образованных людей. Не случайно многие известные путешественники становились  академиками Российской и иностранных академий.  Готовились к этой стези смолоду.
    Путешествия — один из древнейших методов познания окружающего мира. Изучение природы и народов, сопредельных с Россией азиатских стран — одна из самых ярких страниц в истории Русского географического общества. Это более всего относится к исследованиям русскими Центральной Азии, Монголии и Китая, где работали ученые, имена которых не забыты и сегодня: Н.М. Пржевальский, М.В. Певцов, К.И. Богданович, Г.Н. Потанин, Г.Е. Грумм-Гржимайло, П.К. Козлов, В.А. Обручев — все активные деятели Русского Географического Общества.
    Гондатти верил в свои силы преодолеть все препятствия, в свои способности находить общий язык с любыми людьми и в свое везение.   Безрассудные поступки были не в его натуре.  А в женитьбе  он видел конец своему предназначению в жизни. 
    Но  Мирра не желала видеть  себя в образе жены, много лет ожидающей мужа «из дальних странствий».  Тем более, как рассказывал сам Гондатти,  из экспедиции в 1886 г., он вернулся полуголодным,  обросшим дремучей бородой, с ввалившимися глазами, в изодранной одежде, в таком виде, что его  приняли    за беглого каторжника, да ещё и с долгами.    
    Бесспорно, что их разговоры с Миррой были на тему о его будущих путешествиях, открытиях, славе.  Мирра видела  масштаб его интересов, понимала, что становиться на его пути со своей любовью бесполезно, да и он сам сказал ей ещё до их встреч  – любви нет.  И все же, видно Мирра  надеялась, что вдруг,  он поймет, как велика её любовь, и что важней этого в жизни ничего быть не может, и откажется от мытарств  среди дикарей годами. 
    Окончив с золотой медалью Нижегородский Александровский институт, Гондатти поступил в Московский университет на естественноисторическое отделение физико-математического факультета, которое заканчивает в 24 года.  Еще  студентом он занялся изучением медоносных растений, от цветов перешел к пчеловодству,  от пчеловодства к антропологии. В 23 года его избирают секретарем антропологического отдела Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии; по завершении учёбы его избирают членом-сотрудником Императорского Русского общества акклиматизации животных и растений и на  11 месяцев командируют в Пермскую губернию и Северо-западную Сибирь для специальных антропологических и этнографических исследований. В 25 лет он стал действительным членом комитета шелководства Московского общества сельского хозяйства, а уже на следующий год – секретарем комитета.  В 26 лет ему присуждается золотая медаль за экспедицию в Северную Сибирь. В 27 лет Гондатти стал действительным членом Императорского Русского Географического общества. В октябре того же года Гондатти был избран член-корреспондентом Московского археологического общества и членом его Восточной комиссии, и он командируется  в Казанскую, Вятскую, Пермскую и Уфимскую губернии для производства археологических работ и раскопок курганов, городищ и древних кладбищ. В августе 1889 г. определен членом-корреспондентом Научного и Литературного общества наставников Франции.  Этим же обществом он был направлен в Париж – представителем на международные конгрессы по географии, антропологии и доисторической археологии, в Германию и Англию – для осмотра музеев был послан в Турцию, Малую Азию, Сирию и Египет для ознакомления с состоянием шелководства; в Австрию, Италию и Францию  для ознакомления с устройством шелковотческих станций. В этих же странах практиковался в научных занятиях по естествознанию.
    В 1890 году он предпринял поездку в Туркестан, а затем в Китай, где ознакомился с производством чая, потом в Японию и Северную Америку.
  (Сунгулов Павел Александрович. «Губернатор Николай Львович Гондатти: учёный и общественный деятель»). 
    Легкий на подъем, обладавший широким кругозором и поистине энциклопедическими знаниями, молодой ученый уже к 30 годам пользовался заслуженным авторитетом в научной среде. Понятно, что и Военное  ведомство и Министерство финансов приглядывались к этому  талантливому молодому человеку, ибо без их кураторства в то время  было просто не мыслимо  совершить за короткий отрезок времени столько командировок за границу.               
    Возвращение Гондатти из экспедиции в 1892 г. в Москву было триумфальным. Его наперебой приглашают в известные московские дома рассказать о дикарях, о странах, где обитают племена людоедов. На одном из званых вечеров присутствует генерал-лейтенант С. М. Духовской, только что назначенный на должность приамурского генерал-губернатора. Духовскому требуется начальник Анадырской округи, страны льдов и тундры, где почти нет русских, куда еще не проникла цивилизация. Гондатти дает согласие, увольняется из Московского университета с должности приват – доцента  и  отправляется  на край России.    
    25 апреля 1893 года в газете «Владивосток» появилась следующая заметка: «На место Гриневецкого анадырским окружным исправником назначен приват-доцент Императорского Московского университета Гондатти, ассистент доктора Тихомирова, которые оба в 1892 году были командированы в Китай для знакомства с чайным делом». лишь 25 сентября 1894 года газеты сообщили о том, что «пароход «Космополит» доставил к устью Анадыря нового начальника г-на Гондатти», т.е. от Владивостока до Чукотки  назначенный на должность Гондатти добирался 1,5 года.
    В августе 1897 г. Гондатти сел на пароход, отплывающий  с Чукотки. В конце 1897 он был уже в Москве. Домой он вернулся больным. При расставании,  на аудиенции Духовской сказал прямо: «Я прошу вас, Николай Львович, остаться. Вам, человеку высокообразованному, здесь уготовано отличное будущее. Подумайте…».   В конце 1897 года на имя Духовского поступила телеграмма из двух слов: «Согласен. Гондатти». 31 декабря его назначили старшим чиновником особых поручений при приамурском генерал- губернаторе.  Почти весь 1898 год он числился  в служебном отпуске, поправляя здоровье.  То был год его триумфа. В Москве Гондатти предложили заведывание кафедрой в Московском университете,  от чего он отказался. 
    В Москве  его ждала невеста, Маргарита Мечиславовна Стравинская, дворянка, сибирячка, окончившая Смольный институт, хорошо знавшая французский, немецкий и английский. Было ей 23 года, то есть на 15 лет моложе мужа. 
    Мирра в это время живет в Москве. Нет сомнения , что по возвращению в Москву Гондатти встречается   и с Миррой. Именно в эти дни появляется её пропитанное откровенностью  стихотворение «КТО – СЧАСТЬЯ ЖДЕТ, КТО ПРОСИТ СЛАВЫ…» :
 
                Кто ; счастья ждет, кто ; просит славы,
                Кто ; ищет почестей и битв,
                Кто ; жаждет бешеной забавы,
                Кто ; умиления молитв.

                А я ; все ложные виденья,
                Как вздорный бред угасших дней,
                Отдам за негу пробужденья,
                О друг мой, на груди твоей.

                Мирра Лохвицкая.  1896-1898
 
    Кто просит славы, ищет почестей и битв? Конечно не Жибер и не Бальмонт. Личность эта на порядок более значимая в обществе – Гондатти. «А мое счастье, - говорит Мирра,- пробудиться на груди твоей». Но, счастье улетело. Мирра замужем и у неё трое мальчишек. Гондатти ждет очередной взлет карьеры и  невеста,  Маргарита Мечиславовна. Она на 6 лет моложе Мирры Лохвицкой, и, судя по фото, внешне похожая  на Мирру. Видно, это сыграло какую-то  роль в выборе жены. 
    В 1898 г. Гондатти поправляет свое здоровье, женится и уезжает с женой  вновь на Восток.  Отец Маргариты, Мечеслав Станиславович Стравинский был видной персоной в Иркутске.   
    Занимаясь историей нашей семьи, я убедился, что жизнь полна случайных совпадений.  Могло быть и так, что  Гондатти познакомился со своей будущей женой, Маргаритой,  в Петербурге,  в поезде,  возвращаясь  из Ораниенбаума, рассорившись с Миррой. Маргарита тогда училась в Смольном институте, вдали от родителей, и могла возвращаться в Петербург из  Ораниенбаума от родственника, Фёдор Игнатьевича Стравинского  (1843-1902), оперного певца Мириинского театра. В городе они жили на Крюковом канале, а лето проводили на даче всё в том же Ораниенбауме, где и семья Лохвицких, и куда Гондатти приезжал к Мирре.
    Об отце Маргариты,  Мечеславе Стравинскиом, присяжном заседателе Иркутского окружного суда, Валентиной  Рекуновой написано эссе - «Танго Стравинского. Новости Иркутска»:
   «…Стравинский значился гласным думы, состоял в руководстве практически всех иркутских обществ и попечительств, возглавлял совет старшин 1-го Общественного собрания, а с началом войны стал ещё и бельгийским консулом».

    Похоже, что пожив пару лет среди народа, совершенно иного жизненного уклада, обычаев, культуры, ценностей  далёкой  Чукотки, Гондатти   без сожаления  согласился  занять высокую административную должность чиновника  для особых поручений при Приамурском генерал-губернаторе. В этой должности Гондатти занимался переселением в Южно-Уссурийский край, был вице-губернатором Приморской области.               
    Супружеская пара Гондатти прожила вместе более 40-лет.  Было у них две дочери.
    С  1909 г по 1911 г Гондатти губернатор Томской Губернии. В 1909 года в Новониколаевске произошел  крупный пожар, сгорело  794 двора, 8 тысяч человек остались без крова. Руководство ликвидацией последствий этой страшной катастрофы было возложено на Гондатти.  При его непосредственном руководстве город восстановился и продолжил расти ещё быстрее. С января 1911 г. он назначается  Шталмейстером Двора Его Императорского Величества Николая ||, приамурским генерал-губернатором. Под его руководством был построен первый ж. д. мост через Амур в Китай.
    Не забыли в Петербурге и о научном потенциале Гондатти.   В  1910 году он был назначен руководителем Амурской экспедиции. Амурская экспедиция под руководством Гондатти была последним научным мероприятием дореволюционной России.
    Государственные интересы  Гондатти всегда ставил на первое место и потому семью, на время  напряжения всех сил по ликвидации последствий пожара, отправил к родителям жены.  Кровей Гондатти был итальянских, горячих и в Томске у него родился еще один  внебрачный сын,  Серафим Баринов. Серафим воспитывался в семье Ф.К. Баринова и носил его фамилию (статья «Об истории переписки с внучкой Николая Львовича Гондатти Еленой Меллквист»).
    Николай Львович Гондатти выделялся из всех других генерал-губернаторов.
 С именем Гондатти неразрывно связано представление о незаурядной и мощной фигуре человека огромного административно-государственного масштаба, человека тонкого ума, с безгранично широким размахом. Вместе с тем, постоянные превозношение до небес   местной газетой "Приамурские ведомости" каждого его шага, создавало в нем ощущение непогрешимости.
    Теперь, имея представление  о личности Гондатти, вернемся к его близости с Миррой Лохвицкой.   1 января 1888 года Гондатти был принят на  должность преподавателя географии и естествоведения в Московский  Александровский  институт. Надо заметить, что прием молодых учителей в женские учебные заведения был  нарушением установленного порядка.  Но в  Гондатти, несмотря на молодой возраст,  настолько ярко высвечивало, что его, кроме науки, ничто  не интересует, что опасения, о его возможных романах с курсистками, рассеивались, и напрасно.  На фоне классных дам и престарелых учителей молодой, красивый, эрудированный педагог  с первого дня стал любимцем всех воспитанниц. Влюбилась не на шутку в неординарного учителя  и Мирра Лохвицкая. Остальные курсистки были вынуждены признать её приоритет, ибо она и самая красивая, и самая талантливая.
    Нет ни документов, ни воспоминаний (почти весь архив Мирры Лохвицкой был сожжен то ли ей самой, то ли  родственниками после её смерти), подтверждающих роман  Лохвицкой с Гондатти и в годы её обучения, и после завершения обучения.  Семья Лохвицких в эти годы жила в Петербурге, поэтому в Москве особого контроля за Миррой в свободные от занятий дни, дни  увольнения не было. 
    Первой ласточкой, заставляющих задуматься о том, что связывало Лохвицкую и Гондатти, явилось  письмо Гондатти к Лохвицкой (к тому времени уже мадам Жибер) с Чукотки, написанное 1896 г.  А дальше выясняется бесчисленное множество совпадений, фиксированных  биографиями Мирры и Николая  и стихами Мирры, дат их возможных  встреч, сочетанием их интересов. Количество совпадений настолько велико, что становится очевидной, единственно возможная  причина этих совпадений. Вот так и сложилась  единственно возможная мозаичная картина их отношений.
    Силу не проходящей любви Мирра познала только с Гондатти. Все, кто пишет о Мирре и Бальмонте, как о Тристане и Изольде, очень глубоко заблуждаются. История переплетения судеб Мирры ни с  Гондатти , ни с Бальмонта  ничем  не напоминает историю Тристна и Изольды, тем более, что причину краткосрочного  альянса   Мирры с Бальмонтом сама Мирра называет   «от скуки и обиде на мужа, что молодость ушла , не оставив ярких следов радости». 
    Любовь Мирры  к Николаю Гондатти обнаруживается во многих  произведениях Мирры Лохвицкой. Вот некоторые из них:  поэма «У МОРЯ» 1889 г., стихотворение «МРАК И СВЕТ» 1890 г., стихотворение «ВЕСНЫ УТРАЧЕННЫЕ ДНИ…» 1893, Стихотворении «ПЕРВАЯ ГРОЗА» 1891 г.,    стихотворение «МИГ БЛАЖЕНСТВА» 1894 г., стихотворение «УМЕЙ СТРАДАТЬ» 1895 г., драматической поэме «НА ПУТИ К ВОСТОКУ» 1897 г. , стихотворение  «ПРОБУЖДЁННЫЙ ЛЕБЕДЬ» 1898-1900 г. , стихотворение  «ВЕЛИКОЕ ПРОКЛЯТИЕ» 1904 г.
    О том, что у Мирры и Гондатти сложилось какое-то взаимно влечение ещё в Александровском институте никаких сведений нет, но реально, по жизни, живя  и работая в Москве, с какой стати, при отсутствии  этих отношений, поехал бы Гондатти  под Петербург в Ораниенбаум к  одной из 30 учениц в прошлом. Значит, прошлые отношения давали  повод   ожидать дальнейшего сближения.
    Этапы  продолжения сближения в Ораниенбауме Мирра описывает в своей первой поэме «У моря»,  написанной в декабре  1889 г. в виде дневника,  и стихотворении  «МРАК И СВЕТ», появившемся  в печати  в феврале 1890 г.
    Море – это Финский залив, на берегу которого в дачном поселении питерской интеллигенции  Ораниенбауме у Лохвицких,  Жиберов и Бенуа были рядом дачи.
    Поэма  «У МОРЯ», написана  в январе  1889 г. и напечатана  в «Русском обозрении» №8  1891.   Поэма написана как дневник  отношений с 29 мая по 1 августа 1889 г. автора (Мирры Лохвицкой) с неназванным лицом (Гондатти).   За это время у них было 4 встречи. В дневнике от 29 мая 1889   Мирра вспоминает, что год назад («Но минул год»), в 1888 г.  в этом парке она «Внимала… Его восторженные речи…»
    Гондатти жил и преподавал в Москве, потому в Петербурге бывал редко.   Известно, что в 1888 г. он был дважды был командирован Императорским обществом любителей естествознания, антропологии и этнографии в Санкт-Петербург, причем выступал на заседаниях Императорской археологической комиссии по вопросу об упорядочении дела открытия и сохранения памятников древности в России уполномоченным Общества, командировавшего его.  Вот и навестил он, тогда ещё мещанин, в Ораниенбауме,  влюбленную в него красивую барышню, дворянку.  Чрез год, в 1889 г. на первом свидании: «Как холодно взглянул, как сухо жал мне руку!», на втором -  «Я счастлива была! Он ласков был со мною», на третьем:

                «Расстаться мы должны…прощай… мне надоели
                Свидания без смысла и без цели…
                Я не люблю тебя…И знай, что нет любви-
                Есть только страсть и наслажденье…»

    Разговор прямой, по-итальянски, чего я езжу?

                «И я не умерла?»,- пишет Мирра.

    Понимала Мирра или нет, но мы должны учитывать, что Гондатти итальянских кровей, и все чувства у него не русские,  итальянские, где первый секс обычно   случается в 14-15 лет, что считается нормальным. Вот и заявляет он – надоело, поскорее. 
    После этого заявления  Гондатти перестает ездить в Ораниенбаум.  Мирра записывает в дневник:

                О верь мне, страданье мое бесконечно,
                Всё сердце изныло безумной тоской!
                Люблю – и любить тебя буду я вечно,
                В тебе мое счастье, и жизнь, и покой.

               И наконец , 1 августа 1889 г. Мирра записывает:

                «Я  встретила его на берегу,
                И мне шепнул он  на прощанье:
                Сегодня… в полночь…к дубу…» .   
                Я вижу – поздно, нет спасенья!.   
                Скорей!  Туда…к блаженству упоенья!
                Он там…он ждет меня… иду!
               
                Мирра Лохвицкая. «У МОРЯ».

    В 1889 г. почти одновременно с поэмой «У МОРЯ»  Мирра пишет  стихотворение  «ЛЕГЕНДА ЖЕЛТЫХ РОЗ». Героиню стиха  выдают замуж на свадьбе среди гостей она видит настолько совершенного юношу, что просит богиню красоты Киприду (другое имя Афродиты) дать ей возможность один миг побыть с ним один миг и вся остальная жизнь для неё будет счастьем. Разве это не близнец поэмы «У моря». Вот и Мирра этот  за  миг быть с Гондатти, отказалась быть баронессой. Желтый цвет – цвет измены. Белые розы пожелтели – измена свершилась как- бы говорит Мирра.  Последние слова стиха – «сын мой» являются последней точкой в этой истории. Сын мой – сын Мирры и Прекрасного юноши. Чтобы понять, как Мирра видела Гондатти обратимся к стиху:

                … все мне нравилось  в нем…
                И взор его, пылающий огнем,
                И кудри темные, упавшие на плечи,
                И стройный стан, и мужественный вид,
                И легкий пух его ланит,
                Спаленных солнцем… голос!.. речи!..
                О, нет! ; то был не человек, а бог!
                Никто из смертных, из людей не мог
                Вместить в себя такие совершенства…
                И вмиг ключом во мне забила кровь!…
                Вся трепетала я от муки и блаженства!…
                Я все смотрела, глаз не опуская,
                На милый лик…
                Киприда светлая! один лишь миг, молю,
                Дай счастья мне!.. О, только миг один!..
                Сюда, ко мне!.. мой друг, мой бог!.. мой сын!..»

    Мой бог –  у Лохвицкой не Бог, а вознесенный ею в божество её повелитель. 
      В феврале  1890 г.  Мирра в стихотворении «МРАК И СВЕТ»  пересказывает поэму «У МОРЯ» с дополнительными подробностями:
      
    Первая часть стихотворения. Ночь.

                Горячая мерцающая ночь.
                Недолго я боролася с собою, ;
                Я не могла желанья превозмочь.
                Из душной кельи вышла я украдкой
                И чудный мир открылся предо мной.
 
    Эта та самая ночь 1 августа 1889 г., о которой она писала в поэме «У МОРЯ».
Автор, молодая барышня, нарушая запрет , в жаркую ночь из маленькой комнатки выбирается в парк, на берег моря (залива)  …

                Вдруг, страстные мой стан обвили руки ;
                И кто-то прошептал: «ты наша… ты моя!…»
                И все смешалось в сумраке ночном…
                Но как сквозь сон чарующий, могу я
                Припомнить жар и трепет поцелуя
                И светлый серп на небе голубом…

    Руки «страстные», не грубые.  Кто-то   не грозил убить, а шептал   «ты моя».  «Жар и трепет поцелуя»  – все показалось чарующий сном, которого Мирра ждала. Кто этот кто-то, Мирра скрывает, но текст стиха  говорит о том, что знала чьи это руки и стремилась к этой встрече:

                «Недолго я боролася с собою,-
                Я не могла желанья превозмочь».
                …
                Куда иду, зачем иду?..

    Фактически Мирра осталась у «разбитого корыта», «Ты наша…ты моя» - итальянское соловьиное пение.
    Стихотворение «МРАК И СВЕТ» полное совпадение с  поэмой  «У МОРЯ», написанной почти одновременно, но  более  эмоционально:

                « Когда мои горячие уста
                Коснулись жадно чаши наслаждения
                И очи ослепил любви горячий свет,-
                Я поняла, что мне возврата нет…»

    В обоих произведениях многозначительно повторяется «серп на небе»
Именно этой минуте  в «полночный час» посвящает Мирра  и стихотворение  «МИГ БЛАЖЕНСТВА». 1894: 
         
                «Любовь- чародейка …
                …
                Свела - и связала навеки, и бросила нас
                В объятья друг  друга  в полночный  таинственный час…
                …
                И он прекрасный и желанный
                Мой страх лобзаньем погасил!..

                Где, тучи прорезав гигантским и ярким серпом
                Раскинулся месяц, сияя во мраке ночном…
                …         
                Угасло мгновенье, рождённое в мире огня…
                И небо закрылось … и струны порвались, звеня…
                Низвергнуты в бездну, лежим мы во тьме и пыли,-
                Минутные боги – ничтожные дети земли».

    Любовь минутами связала навеки, хотя  далее она ей остаётся только память об этих мгновеньях. Воспоминание о той ночи Мирра  не забывала  никогда, и ни с кем. Так что, вся писанина о Мирре и Бальмонте как Тристане и Изольде выдумки, с целью привлечь внимание читателей и получить за это  гонорары.
    Зная о выдуманной переписки Лохвицкой с Бальмонтом, естественно задуматься, а может и поэма «У МОРЯ» и стихотворения «МРАК И СЕТ» и «МИГ БЛАЖЕНСТВА» такие же поэтические выдумки Мирры? Конечно нет, уже потому, что Мирра прекрасно понимала, что такие стихи разгонят всех женихов. Но тогда,  для чего выносить сор из избы? Ответ прост – для того же, для чего она ночью бежала на свиданье с Гондатти и для чего она отдала себя -   для того, чтобы стать его женой. Потому, утром когда  она ему утром сказала, что теперь у них будет ребенок, а он ей ответил, что при всей любви жениться он не собирается, у Мирры был шок – не лучше ли утопится. Ах так, тогда пусть все знают, что он обманул честную девушку. Все отвернутся от него,  и тогда, ничего другого ему бы не останется, как вернуться к ней, с просьбой стать его женой. Мирра верила в мораль о которой её все говорили. Однако, никого сказка одно, а жизнь совершенно иное, как позже писала Мирра в стихотворении «Сказка и жизнь»:
«Это – сказка, только – сказка; в нашем мире нет чудес…

              Плачет в кухне Сандрильона – доброй феи нет следа.
              Спит принцесса в старом замке – позабыта навсегда.
              Служит гномам Белоснежка, злая мачеха жива.
              Вот вам жизнь и вот вам правда, а не вздорные слова».
 
    Общественная мораль  в то время ничего необычного в поведении Гондатти  не находила. Что стало с героиней  поэмы «У МОРЯ» и стихотворения «МРАК И СВЕТ» никого не интересовало.
    Конечно, поэтические воспоминания  этой петербургской ночи сами ложатся в стихотворение  «МИГ  БЛАЖЕНСТВА», которое Мирра решилась опубликовать лишь при подготовке  1-го тома своих стихотворений, в 1894 г., будучи уже два года замужем.  Слова «лежим мы во тьме и пыли»  перекликаются со стихотворением «МРАК И СВЕТ» и поэмой «У МОРЯ», где Мирра подсказывает точную дату  её блаженства - 1 августа 1889 г. Но слова стихотворения «МРАК И СВЕТ» :    
               
                «Минула ночь… На берегу крутом
                Очнулась я; тоска меня давила.
                Возможно ль жить!.. А после… а потом?..
                Не лучше ли холодная могила?..»
         
    Если в поэме «У МОРЯ» еще остаётся не ясным , как сложатся отношения у Мирры с Гондатти, то уже в стихотворении «МРАК И СВЕТ»  Мирра признается, что Гондатти категорически отказался женится.   
    Так, в полной безнадежности на брак с Гондатти  проходит 1890 год. Мирре 21 год.  Пора замуж. Выгодный брак с бароном фон Л. она перечеркнула   близостью  с Гондатти.  Гондатти  убеждает Мирру, что ему рано думать о браке и почти весь 1890 г. проводит в поездках по Европе, Средней Азии, Монголии.
    В подражание ему и  Мирра решает  не выходить замуж вовсе, а при случае завести незаконнорожденного ребенка.
 Летом 1890 г.  Мирра сближается  с соседом по даче Евгением Жибером.  Никаких помыслов о браке ни у него, ни у неё нет. У него  потому, что окончание обучения в Университете только через два года. У неё, потому что она не верит, что может полюбить кого -то кроме Гондатти.
   Означает ли это, что когда Гондатти шептал Мирре  «Ты наша, ты моя» он её сознательно обманывал. Думаю нет.  Просто, Гондатти и Мирра понимали эти слова по- разному, так, как каждый хотел понимать.  Мирра видела в этих словах, то что скорее всего увидела бы каждая русская девушка – пусть не сейчас, но она станет женой  Гондатти. Гондатти вкладывал смысл не русского мужчины, обещающего навеки быть с доверившейся ему женщиной, а итальянца, добившегося от девушки стать его любовницей.  Именно потому Мирра в стихотворении «МРАК И СВЕТ» еще раз повторяет его слова: «Ты наша, ты моя»  и добавляет – «Нет»
В поэме «У МОРЯ» всё решает  не  голова, а  эмоции, и потому поэма  обрывается, оставив каждому читателю  самостоятельно додумывать конец.
    В стихотворениях «МРАК И СВЕТ» и «МИГ БЛАЖЕНСТВА» уже подключается голова. Вначале:
 
                «МИГ БЛАЖЕНСТВА»

                Любовь-чародейка свела нас на этом пути,
                Из тысячи тысяч дала нас узнать и найти,
                Свела ; и связала навеки, и бросила нас
                В объятья друг друга в полночный таинственный час…

                Нагрянул миг грозой нежданной,
                И для борьбы не стало сил…
                И он, прекрасный и желанный,
                Мой страх лобзаньем погасил!…

                И страсть затуманила взор…
                Раскинулся месяц, сияя во мраке ночном…
                …
                Что в душу нам с жизнью вливаются радость и свет,
                Восторг необъятный, которому равного нет!..»
               
                «МРАК И СВЕТ»

                « И так хорош..
                Был Божий мир…
                …
                О Боже мой! прости мне заблужденья
                И на борьбу и жизнь меня благослови».
               
    Понять  отношения  Мирры с  Жибером  и Гондатти  начиная с  1891, помогают документы и стихи Мирры.
 
    Май 1888г. Мирра заканчивает обучение в Московском институте, и мать увозит  её  в Петербург.  Расставание с Гондатти, во время  которого  они уверяют друг друга в любви до гроба.
    В 1889  году Гондатти четыре раза  навещает Мирру  в Ораниенбауме.
    Летом   1890  г. Мирра сходится с Жибером, без каких-либо обязательств с каждой стороны. Возглас Мирры - «Нет!» остается только в стихах.   В  жизни, через  год с небольшим после возвращения Гондатти из зарубежных поездок в феврале 1891г. молодая любящая женщина забеременела.
    30 октября 1891 г. у Мирры родился сын, Михаил, который был зарегистрирован незаконнорожденным,  без отца, так как она  не была замужем.
    28 августа 1892 г.  Венчание Мирры и Евгения Жибера, то есть после окончания обучения Евгения в Университете.  Устав Петербургского университета, где учился Жибер, запрещал студентам жениться до окончания обучения, сколько бы обучение  ни длилось. Венчание Мирры и Евгения происходило в храме Введенского монастыря г. Тихвина, спустя 11 месяцев, после рождения Михаила. Почему  в Тихвине, когда рядом с домом, где они жили Владимирский собор. Потому,  что в  Петербурге  законы  не позволяли перерегистрировать  незаконнорожденного  сына Михаила сыном  Жибера, а в  Тихвине, благодаря связям Лохвицких , это сделать стало возможным. Так, в документах об обучении в гимназии сын Мирры числится Михаилом Евгеньевичем Жибером, т.е. его отец Евгений Жибер. 
    Большинство  биографов Мирры Лохвицкой  уверяют, что неизвестное лицо в поэме «У МОРЯ»- будущий  муж Мирры, Евгении Жибер.  То, что отцом  Михаила был именно Николай Гондатти, подтверждается множеством фактов. 
    Так, в поэме «У МОРЯ» и в последующих стихах Мирра скрывает имя к кому она бегала на свиданье и пишет о том, что эти свиданья принесут ей в жизни не радость, а любовь  в одиночестве на всю жизнь. Будь тем незнакомцем Жибер ничего бы подобного он Мирре не сказал и ничего бы подобного она не писала. Не писала бы она и строк:

                Промчится жизнь… Лишь мелкие ненастья,
                Лишь проблеск радости мне принесет с собой…
                Отдам ли я отрады миг живой
                За эти годы полусчастья?..
   
                Мирра Лохвицкая. « У МОРЯ». 1 августа 1889 г.

     Поэму эту Мирра писала, когда уже всё отдала за миг живой отрады.
     Еще доказательство.  В поэме «У  МОРЯ»  Мирра пишет, что на встречу с незнакомцем 1 августа она бежала изнемогая от любви к нему. А  встретившись с Немировичем -Данченко, когда они заговорили  о её предстоящем замужестве с  Евгением  Жибером:
 
    «- Вы любите?
    - Нет. Впрочем не знаю. Он хороший. Разумеется люблю. Это у нас у девушек, порог, который надо перешагнуть – иначе  не войти в жизнь». (Немирович- Данченко. Воспоминания). Проще, Мира говорит, что не любит, но надеется, что полюбит, как все. Тем более,  он хороший!    Сравните этот ответ Мирры  с записью в её  дневнике от 1 августа 1889 г., в поэме «У МОРЯ», когда Мирра бежит на встречу с Гондатти. Там нет размышления   хороший он или плохой, там одно клокотанье внутри: 
 
                Я вижу – поздно, нет спасенья!.   
                Скорей!  Туда…к блаженству упоенья!
                Он там…он ждет меня… иду!

    В 1891г. в журнале «Художник» печатается стихотворение Мирры «ПЕРВАЯ ГРОЗА» со строчками:

                За миг блаженства – век страданья!..
                …
                Теснится грудь… и плачу я…
                Ужели первою грозою
                Вся жизнь изломана моя?!

    Ни как не вяжутся эти  слова, написанные Миррой в год рождения сына Михаила  с будущим  мужем Евгением Жибером. До 1890 г. на Евгения Жибера Мирра вообще внимания не обращала. Она мечтала стать женой более состоявшегося  и образованного мужчины, таких как Немирович-Данченко, Гондатти.
    Еще доказательство. Летом 1890 г. Мирра, понимая что женой Гондатти ей не быть, собирается выйти замуж за барона Л., не за Жибера, о котором она даже не думает.
    Перепрыгнем  через 23 года и рассмотрим имеющиеся фотографии: Михаила Евгеньевича  Жибера в возрасте 23-х лет,    Николая Львовича  Гондатти и его второго внебрачного сына,  Серафима Баринова, а так же   отца Евгения Жибера, Эрнеста Ивановича Жибера.  Более всего сын Мирры, Михаил в возрасте 23-х лет похож на Н. Гондатти и его второго внебрачного сына Серафима!  Менее всего он похож на Жибера и его отца.
    О том, что в поэме «неизвестный» не Жибер, говорит еще и то, что поэме «У МОРЯ» Мирра между 3 и 4 свиданьями не видит возлюбленного  50 дней. Евгений Жибер живёт рядом и в Петербурге, и в Ораниенбауме и  нет  никаких препятствий для их встреч в любой день.  Гондатти же живет в Москве, преподает, участвует в различных собраниях и потому каждая поездка в Петербург, а заодно и в Ораниенбаум, к Мирре  для него проблема.
    Нельзя не заметить и тот  факт, что  сыновья Жибера, Евгений и Владимир  избежали  мясорубки Первой Мировой войны, а  Михаил (фактически не сына Жибера) и Измаил (фактически не сына Жибера ) не избежали. Случайность?
    Как ни пытается Мирра забыть Гондатти, ничего из этого не получается.
     Свидетельство тому её стихотворение 1898 г. «Триолет»:
               
                В моем аккорде три струны,
                Но всех больней звучит вторая,
                Тоской нездешней стороны.
                В моем аккорде три струны.
                В них ; детства розовые сны,
                В них ; вздох потерянного рая.
                В моем аккорде три струны,
                Но всех больней звучит вторая.

    Мы знаем, что первая струна – струна «детства розовые сны»   Мирры, В.И. Немирович-Данченко,  старше её на 11 лет, вторая – потерянный рай, Н. Л. Гондатти, старше её на  9 лет, третья -   Е.Э. Жибер, старше её на 3 года. «Но всех больней звучит вторая», потому что память  и мечты о все побеждающей, безрассудной любви не истираются с годами.
    Слова «всех больней звучит вторая»  говорят, в первую очередь о том, что звучание всех струн было болезненно для Мирры, а  вторая,  болезненней всех.  Вторая струна – это и есть самая натянутая струна, которая громче всех звучит.   Понять это не трудно, так как после него осталась не только память о любви и встречах, но и незаконнорожденный сын, Михаил, которым иногда муж попрекал Мирру. 
    И, конечно, письмо Гондатти, хранящееся в архиве Мирры, вместе со всем сказанным, тоже говорит о многом.    
    Бальмонт никогда струной Мирры не был. Если у неё и была с ним интрижка, так это только от скуки. А ссылки авторов статей  на их стихи говорят как раз об обратном. Ни одна русская замужняя здравомыслящая  женщина,  живущий в семье с мужем и детьми  не станет кричать на всю деревню  несколько лет подряд,  что её  любовник,  муж, живущий в семье с другой женщиной.
    
    Надеюсь, что более  не осталось сомнения,  что в поэме «У МОРЯ» Мирра скрывает имя Николая Гондатти. 

    Что известно о муже Мирры, Евгении Жибере.
    В семье  Лохвицких было много сестер.  Молодёжь окрестных дач  приглашается к ним на различные мероприятия, о  чем мы узнаём из  воспоминаний  Александр Бенуа. Конечно, ходил туда  и сосед, Евгений Жибер.  Скорее всего, он был тайно влюблен в Мирру и  хотел бы, чтоб она стала его женой, но понимал, что высказывать такое свое желание бессмысленно, по крайней  мере до окончания Университета.  К тому же голова и сердце Мирры были заполнены Гондатти.
    Важно, что когда Мирра поняла, что Гондатти не будет её мужем, между ней  и Евгением установились более чем дружеские отношения, о чём догадывалась и родня с обеих сторон.  К лету 1891 г.  стало очевидно, что Мирра беременна.  Беременность Мирры была на лицо, и Евгению пришлось отчитываться перед своими родителями. Родители Евгения, учитывая, что  Мирра подходит Евгению по возрасту, красивая, развитая, музыкальная, дворянка, пишет стихи  и уж, наверняка, всегда будет угождать мужу, помня чем ему обязана, дали согласие на брак, при  условии, что свадьба  состоится  после окончания  Евгением Университета. Ребёнка можно постараться усыновить в будущем, используя связи и Лохвицких с церковью в Тихвине.   Усыновленные дети в обеспеченных семьях в то время не были редкостью. Тем более для общества есть объяснение – ждали окончания обучения Евгения.
Е.Жибер был французским подданным, католиком, никаких непреодолимых препятствий к браку Мирры с ним в то время в России уже не было. «Священный Синод… дозволил… желавшим перейти на русскую службу «жениться на русских девках и вдовах» при условии дачи предварительного письменного обязательства («сказки») о том, что они не будут склонять своих жен к перемене веры, и что дети, рожденные в таком браке, будут крещены в православные» (И.В. Абакумов. Проблемы и коллизии брачного права Российской империи (конец XIX – начало XX века).
    Как вспоминают сверстники Мирры, её муж, Евгений был далек от поэзии, но нашлись «друзья», познакомившие  его со стихотворениями, в которых она откровенно пишет как безрассудно отдалась страсти к незнакомцу.  Не прошли незамеченными Евгением и стихи Мирры, и поэма «У МОРЯ», адресованные явно не ему, в которых она писала, что миг блаженства дороже жизни.  Представляю как непросто быть мужем самой знаменитой в стране поэтессы, героине постоянных «романтических новостей», особенно воспитанному интеллигенту,  далекому  от литературы  и литературного мира. При этом, очевидно и то, что Евгений любил Мирру, старался не вмешиваться в её литературные дела, внутри не лишенный ревности, которая иногда прорывалась наружу.
  - Бьёт - значит любит,- говорили Донские казаки, когда муж наказывал жену за измену. Знала это Мирра, или нет, но в стихотворении «РЕВНИВЫХ МУК РАСТРАВЛЕННУЮ РАНУ…» она пишет мужу:

                Как ты смешон с твоим надменным взором,
                Когда огонь твою сжигает грудь!
                Я жду, мой друг, начни без промедлений,
                На мне тоску и боль свою сорви;
                За бешенством напрасных оскорблений
                Предвижу я экстаз твоей любви.

    Всё более я прихожу к убеждению, что любовь Мирра понимала как экстаз.  Все её стихи построены на этом. Замуж она вышла без экстаза, и потому считала, что без любви. Но, воспринимая мужа как спутника до конца жизни,  постоянно старалась разогреть его до  экстаза любыми доступными средствами. Любовь в разлуке она не воспринимала, поэтому и говорит сразу после замужества, 27 июня 1893 г.  в  программном стихотворении «ОКОВАННЫЕ КРЫЛЬЯ»:

                Была пора, когда могла
                Когда могучих два крыла
                Меня с земли приподымали.

    Знаем мы только о высказывании Мирры, что задаст она шороху,  когда освободится от родительской опеки. А вот о том, как она парила над землей до замужества, ничего нам не известно, и что предметом её экстазной  любви был Николай  Гондатти, догадаться не просто. Не очень, видно, «парила» над землёй, коль Евгений, видный жених, женился на Мирре.
 
               Но вот я встретила тебя…

                Мирра Лохвицкая. ОКОВАННЫЕ КРЫЛЬЯ.

    (Хорошенькое дело, встретила, если знать, что не один год они рядышком жили не даче и Евгений проводил время в девичьем цветнике Лохвицких, а возможно и волочился за  Миррой, на что она никакого внимания не обращала).

             Любви неодолима сила! —

 (Любви к Евгению?  Это как понимать? Экстаз перешел на Евгения? Тогда почему Мирра говорит о Евгении - полюблю потом, как все девушки?)

           И крылья я свои сложила,
           Чтоб жить, страдая и любя…

(т.е. Мирра заранее определила свою судьбу в замужестве – «жить, страдая и любя…»  Страдая, по мужу?)

                Но жизнь мою связав с твоею,
                Я не могу роптать, о, нет!
                Пока мне счастья блещет свет —
                О небесах я не жалею.

                Когда же страсть в твоей груди
                Сменится холодом бессилья, —

    (Другими словами: «ты тогда будешь мне не нужен?»)

                Тогда, молю, освободи
                Мои окованные крылья!

    Евгению приходилось по работе  часто надолго уезжать  из дома. 
 её душа начинала оглядываться по сторонам.   
   
    Любил Евгений жену, потому и старался забыть о её увлечении до их замужества, увековеченном её стихами,  а возможно,  и его первым сыном. Любил,  потому и дал согласие на поэтическую переписку Мирры и Бальмонта, и вызванную этими стихами  волны унизительных для  себя сплетен. Любил, потому и  простил ей женскую  месть себе со всеми последствиями  за то, что  был вынужден надолго отлучаться от семьи, чтобы семья жила в достатке.  Любил, и потому  употребил все силы и возможности вылечить Мирру, облегчить её невыносимые боли, получил разрешение Императора на захоронение жены  на Никольском кладбище и выстроил ей достойный памятник- надгробие, был  единственным, кто на похоронах Мирры откровенно страдал, опубликовал все неопубликованные самой Миррой её произведения.
    А  Мирра пишет, что его дразнила: " Предвижу я экстаз твоей любви".
    Очевидно и то, что  Мирре был нужен муж советчик, слушатель её стихов, создающий позитив в её жизни, а этого она от Евгения не получала.  На фото  Евгения с Миррой я вижу молодого мужчину,  как будто ошибшеося дверью и потому попавшему  в чужой для него мир.  «Что поделать, коль  выпала такая судьба»,- читаю я на его лице. Конечно, мои  оценки  людей по их фото, где я пытаюсь разглядеть выражение глаз,  рук,  спины, субъективны.  Но Евгения я вижу таким.   
    Евгений Мирру любил, ревновал и потому срываясь  не раз  обижал  за тот самый  «миг, украденный у счастья», у его счастья.   Именно тогда, в 1895 г.,  понимая, что за всё надо платить, Мирра пишет свое чрезвычайно сильное стихотворение «УМЕЙ СТРАДАТЬ»:

               «Когда в тебе клеймят и женщину, и мать –
                За миг, один лишь миг, украденный у счастья
                Безмолвствуя, храни покой бесстрастья,-
                Умей молчать!»   
   
    Не буду здесь останавливаться на  этом стихотворении, т.к. в 2020 году я опубликовал  небольшую статью "О стихотворении Мирры Лохвицкой "Умей страдать". Те, кто пишут, что это стихотворение Мирра написала, как  последствие романа с Бальмонтом,  заблуждаются уже потому , что   стихотворение было  написано до  знакомства  Мирры  с Бальмонтом. Остановлюсь на одном слове из этого стиха «клеймят», ибо так сильно переживать Мирра могла только публичные обвинения мужа. А это в свою очередь подтверждает, что Евгений был дурак, не понимающий, что клеймил он себя, и что любая женщина такого не простила бы мужу до конца своих дней. Это еще раз подтверждает, что Мирра выходя замуж за Евгения не любила его. Как тут не вспомнить совеет тетушки младшей сестре Мирры, Тэффи, когда той настала пора выходить замуж:
    - Он, в общем, кажется дурак. Если при этом с деньгами, так чего же тебе ещё? (Тэффи. Рассказ «Оборотень»). Очень возможно, что тетушка этими же словами убеждала и Мирру выйти замуж за Евгения Жибера.
    Конечно, до венчания,  несмотря на любовь, задумывался Евгений ,  стоит ли вообще жениться на Мирре? Отказаться - скандал! Но всё можно пережить.  Это его настроение чувствует и Мирра. Не случайно, уже 13 февраля 1892 г. , еще до официального замужества, Мирра  заканчивает стихотворение «СОН ВЕСТАКИ» словами:

                И священный огонь угасал.

    И тогда Мирра включает весь свой поэтический и не поэтический дар, чтобы разогреть чувство любви у Евгения.    Стараясь убедить Евгения, что  она любит  своего будущего мужа, пребывая  его  незаконной женой ,  Мирра 11 января 1892 г. пишет  стихотворение «МЕСЯЦ  СЕРЕБРЯНЫЙ СМОТРИТСЯ В ВОЛНЫ МОРСКИЕ…». В журнальной публикации название было «ПУТЬ К СЧАСТЬЮ» с посвящением «Е.Ж.» ( ведь он пока не муж)

                Светлый далеко раскинулся путь перед нами,-
                К счастью ведет он, к блаженному счастью земному.

    Затем Мирра перепевами перечисляет ночь, звёзды, челн, берег, т.е. слова ничего ни в её, ни в их жизни не значащие, а так как стихотворение получается ни о чем, заканчивает его экстазной, гипнозной для будущего мужа строкой, нередко повторяемой и в других завлекающих Евгения стихотворениях:

              Если с тобою и гибель была бы блаженством!

                11 января 1892 г , т. е. за 9 мес. до свадьбы.

    Я все более убеждаюсь, что Мирра была уверена, не в большом уме Евгения и пользовалась этим в своих интересах. Подтверждают это и неестественно звучащие восхваления Миррой Жибера. В 1896 г. вышел её первый сборник стихов. На всю Россию, для истории, а главное для  мужа, Мирра пишет  посвящение к этому сборнику:

                « Мужу моему Евгению Эрнестовичу Жибер :
                Думы и грёзы мои, и мечтанья заветные эти
                Я посвящаю тебе.
                Всё , что мне в жизни ты дал
                Счастье, и радость, и свет
                Воплотила я в красках и звуках,
                Жар вдохновенья излив в сладостных песнях любви».

    Как после такого  посвящения можно в чем- то укорять свою законную половину?  И на литературных  вечерах, где всегда царила атмосфера легких альянсов, а уж никак не супружеской верности,  Мирра, наперекор традиции,  не стесняясь  читала  стихи, посвященные мужу и добавляла, что  её муж, лучше всех присутствующих.
     Вот что фиксирует  о Мирре Ф.Ф. Фидлер в книге «Из мира литераторов»:

    "31 октября 1898 г. Собрание поэтов на квартире Случевского.
    «… Два своих неврастенических стихотворения читала также Мирра Александровна Лохвицкая…. она исключительно, и притом сладострастно, воспевает супружеские достоинства своего мужа…»

                И если я не шлю тебе проклятья,-
                Как велика, пойми, моя любовь!

    Проклятье за то, что мне скучно и "угас румянец щек моих".
    Лень преждевременно старит, а не муж, уверен я.
    "- Миррочка, дорогая, опять лежите?  - вспоминается вопрос И. Бунина при визите к ней домой.
     - Опять.
      
    20 ноября 1892 г.,  сразу после свадьбы , которая была  28 августа 1892 г.,   Мирра пишет прекрасное стихотворение «ПЕСНЬ ТОРЖЕСТВУЮЩЕЙ ЛЮБВИ»:

                Мы вместе наконец!..  Мы счастливы, как боги!..
                ...
                Меня укроешь ты под ветром и дождем…
                Уснешь ли вечным сном, - я жизнь мою с мольбою
                Тебе отдам!
                …
                Ты на руках своих возьмешь с любовью нежной
                Чрез волны бурные меня перенести,-
                Меня спасти!

                И даже смерть меня не разлучит с тобою…

               
    Никогда не забуду , как это чудесное стихотворение читала моя подруга, Танюша, вся переполненная видением, как  муж, который сидел тут же, рядом, носит её на руках!

    Совершенно  ошарашивающее стихотворение «ПОКИНУТАЯ»  в 1894 г. в г. Ярославле  пишет  Мирра, чуть больше чем через  год после замужества.  Ситуацию, описанную в этом стихотворении возникла не без участия  самой  Мирры, что  подтверждает  стихотворением  «УМЕЙ СТРАДАТЬ», написанное в 1895 г. 
    Стихотворение «ПОКИНУТАЯ» начинается со слов «опять одна», то есть  главная цель замужества Мирры -  постоянный «экстаз любви мужа» не достигнута. Замужество, вместо ожидаемого совместного экстаза, привело к полному одиночеству. Ожидания   молодости: «Ох и развернусь уж я потом…я за все эти годы возьму своё» провалились.  Провалились и надежды на непрерывное счастье с мужем, звучавшее в первые дни замужества «Мы вместе наконец!.. Мы счастливы как боги!» Стихи точно отразили  жизненную позицию Мирры. Мирру волнует одно – получать радость от жизни.   
    Вот откуда полное невнимание Мирры к гражданской поэзии. Вот откуда  шедевры любовной лирики Мирры Лохвицкой.
    Сегодня  мы знаем, что Гондатти покинул Москву в 1893 г.. Мирра с семьей тогда жила в Москве. Нет сомнения, что до отъезда у них была встреча. Возможно, что какие-то слухи об этой встрече  дошли до Евгения, и тогда, потеряв разум от ревности, он помои и на Мирру выплеснул  за пределы семьи.   Демонстрируя Мирре и окружающим изменение отношения к ней, демонстративно уезжает из дома, не говоря   жене ни слова, неизвестно куда и насколько.  Не только жене, но и сыну, хотя, допускаю, что в глубине души Евгений Михаила  как своего сына и не воспринимает. Но мальчик то при чем? Мальчик считает его отцом. Моя оценка Евгению - глуп и бессердечен.
    Мирра в стихотворении пытается кого-то  убедить , что она любит  Евгения:  носит в медальоне прядь его волос. Убедить Евгения? Не будет Евгений бегать по книжным лавкам, чтобы купить очередной сборник её стихов со стихотворением «ПОКИНУТАЯ», неизвестно кем и когда изданный. Тогда кого убеждать?
    Много вопросов в этом стихотворении  к  слову «опять», возглавляющему стихотворение.  Опять - значит не в первый раз.  Всегда так? А если не всегда так, то зачем писать  «опять»?  Мирра на гране… , её жалко. Евгений, выросший в очень интеллигентной семье, а ведет себя как  дурак, к тому же жестокий.  Надумал уйти – уйди, но не наслаждайся издевательством над женщиной.
    Но и Евгений, поиграв  в палача, не мог через какое-то время не  страдать от всего случившегося -  ведь он любил Мирру, и только потому, отбросив все сомнения, женился.

                Давно угас румянец щёк моих,               
                И взор померк... Я жду!.. Я умираю!..
                И если я не шлю тебе проклятья, —
                Как велика, пойми, моя любовь!..
                О, неужели ты не возвратишься?

    Умерла Мирра в 36 лет от заболевания щитовидной железы, рецидивы которого инициируют нервные стрессы. Евгений умер  в 48 лет от сердечного приступа. Не прошло все это бесследно и для него.
    Евгений работал в  «Акционерном обществе для морского, речного, сухопутного страхования «Русский Ллойд», одним из директоров которого был  его дядя, миллионер, Е.И. Жибер. Все служащие Общества нанимались по контрактам,  в которых фиксировались обязанности, регион деятельности,  сроки.  До истечения указанных  сроков  поменять регион было не возможно. Единственно, что мог сделать Евгений, чтобы жена не скучала -  брать с собой  семью. Так и началась их совместная  семейная жизнь. Но Мирре было скучно  не в Петербурге или Москве – нет простора для её поэтического дарования  и   она настояла на  постоянном  проживании для себя и детей  в Москве, что    Евгений и обеспечил. Он же и стал виновником, что редко бывал дома. Женская логика.
   Что означает многократно повторенный Мирой вопрос к мужу в стихотворении «ПОКИНУТАЯ» – неужели ты не возвратишься?
   И  разве жена, у которой муж уехал в командировку зарабатывать на её содержание и развлечения,  покинутая?
   Доходчиво об этом пелось в комедийном  музыкальном фильме «Ангел в тюбетейке» (1968):
       «О, где же , ты, мой Одиссей??? Куда сбежал ты от жены и от детей?
   А Одиссей в ответ:
        " Шла бы , ты, домой, Пенелопа...»

    Как -то театрально  звучит в   стихотворении  доказательство Мирры   любви к мужу:
                И медальон на цепи золотой
                По прежнему ношу я неизменно...
                Ты хочешь знать чьё там изображенье
                И прядь волос? Так знай - они твои               
                О неужели ты не возвратишься?
               
                Мирра Лохвицкая «ПОКИНУТАЯ»

    Муж никогда не держал в руках медальон жены или  сомневался, что в медальоне его волосы? А если муж ушел из дома, решив, что навсегда, то неужели Мирра думала, что медальон его вернет? Не только театрально, но и наивно.
 Мирра пишет  стихотворение «ПОКИНУТАЯ», когда у них с  Евгением  родился и их сын.  Евгения она полюбила, как все, скучает, если  он надолго уезжает по делам, и должно быть, не   раз говорила ему об этом. Но он ничего не мог сделать – контракт подписан.
    В стихотворении «ПОКИНУТАЯ» уход Евгения от жены воспринимается как расплата Мирре за какие-то интрижки.  Слышится это в девять раз повторенной поэтессой  строке:
              «О, неужели ты не возвратишься?»

    Видно знала, что муж может не возвратиться. А это могло случиться  только если бы он мог ушел  к другой женщине.
    Да и слова Мирры:

                Но день и ночь, во сне, в мечтах, всечасно
                Под ветра шум и легкий треск камина –
                Всегда, всегда я мыслю о тебе …
                О, неужели ты не возвратишься?

                Мирра Лохвицкая.  ПОКИНУТАЯ.

скорее звучат как приказ, нежели как желание переубедить.  Особенно если вспомнить, что незадолго до этого в стихотворении «УМЕЙ СТРАДАТЬ» Мирра признается, что был у неё «миг, украденный у счастья».
    Ревнивого  Евгения  не радовали  успехи и популярность Мирры. Потому и на литературные сборища он Мирру не сопровождал. Работал  он в страховой компании, разъезжая по городам и  запугивая пароходные компании  всякими возможными несчастьями. Запугивал видно успешно, потому как  семья жила в достатке.

    Популярность Мирры с начала 90-х годов 19 века постоянно возрастала на фоне популярности философской мысли того времени, что двигатель мира - любовь.  Однако, чья и к кому любовь управляет миром, философы  договорится  не могли. Поэзия Мирры, воспевающая любовь  между мужчиной и женщиной, и к природе, и к ангелам устраивала всех. К тому же Мирра писала на грамотном, близком русским интеллигентам,  музыкально звучащем  языке, иногда  взбадривая стихи  нарождающимся символизмом.  Не было другой поэтессы, гордящейся своим женским началом и не стремящейся доказать, что она равна мужчинам. Феминизм был ей чужд. Феминизм был нужен там, где женщину ценили ниже мужчины. Мирра так никогда не считала и потому стихотворение, написанное в конце жизни, в 1904 г.  мужу уже не с позиции повелительницы, как это было ранее:
    «если хочешь быть любимым нежно мной, не страшись отдаться сладким снам…», а с позиции, идти на любые уступки, ради сохранения надежной опоры  до конца своих дней:
               
                «Я хочу быть любимой тобой
                Не для знойного сладкого сна…
                Я хочу быть любимой тобой…
                И навеки я буду твоей,
                Буду кроткой, покорной рабой,
                Без упреков, без слез, без затей.
                Я хочу быть любимой тобой».

                Мирра Лохвицкая. Я ХОЧУ БЫТЬ ЛЮБИМОЙ ТОБОЙ.1904 г. 

    «НЕТ БЕЗ ТЕБЯ МНЕ В ЖИЗНИ СЧАСТЬЯ» пишет она в  стихотворение мужу в 1904г.  Устала Мирра от «Ну и развернусь же я потом. Каждою порою жить буду вовсю». И не приходит вдохновение, чувствовать в себе  любовь, как фейерверк:
 
                Устало дремлет вдохновенье.
                Тяжел и скучен путь земной
                Где моё           забвенье,
                Где жизнь, - когда ты не со мной?

    Эти  слова уже  не для мужа, это – реквием своему цветению.
    Знакомый семьи Лохвицких, молодой поэт и литературный критик Апполон Апполонович Коринфский в начале 90-х кодов видел и писал совсем о другой Мирре. Та Мирра – звезда принимала от мужчин их поклонения и затем отталкивала их, разжигая из страсти стихами. Попался на эту «наживку»   и Коринфский.
    А. Коринфский р.1868 г., дворянин, с 1891 в Петербурге, 1994 в Москве издает первый сборник стихов «Песни сердца».
    Коринфский был красивый мужчина, с копной мелко вьющихся волос на голове, работал редактором журнала «Север». Мирру с ним  познакомила,  очевидно, её мать, и у них создались  дружеские отношения с начала 90-х годов, хотя  Коринфский и чувствовал влюбленность в молодую, красивую, талантливую  поэтессу. К Коринфскому, как и вообще к мужчинам, кроме единственного, поработившего её душу на всю жизнь Н. Гондатти, Мирра была равнодушна, хотя и делилась с ним о своими невзгодами. В молодости бабники Коринфский, Бальмонт, Бунин дружили. Все они были влюблены в замужнюю поэтессу Мирру Лохвицкую, не боявшуюся писать о женских любовных страстях, и не отвечая им  на эти страсти:
 
                Песни её переполнены страстью безумной               
                …
                Только поёт их, сгорая в тоске многодумной
                Чуждая страсти земной, недоступно-холодная Веста!
                (Коринфский. «Из песен о Сафо»)

     Возможно, что Коринфский  знал  от Бальмонта правду об их «любовной переписке» и был в обиде на Мирру, что для «переписки» она выбрала менее популярного в то время поэта Бальмонта. Так или иначе дружба их увяла.   
 В первом своем сборнике стихов «Песни сердца», выпущенном в 1894 г есть целый цикл  «Из песен о Сафо», фактически посвященный Мирре Лохвицкой. Коринфский называл Мирру Сафо. В архиве Лохвицкой хранятся письма переписки Лохвицкая- Коринфский из которой очевидно, что они поддерживали дружеские отношения. Немирович – Данченко в воспоминаниях о Мирре упоминает Коринфского (считавшего себя Апполоном) подчеркивая, что Мирра видела в нем только коллегу по перу:
« В очень шумном и глупом литературном кружке, где какой-то лохмач, вообразивший себя Аполлоном, читал бездарные стихи. Ему из вежливости аплодировали. Он вдруг обратился к Мирре:

                «Я бог поэзии, я чудо из чудес…
                Когда бы я нуждался в смертной музе,
                Тебя бы я увлек в прохладный лес…

     Я не помню, что было дальше. Мирра фыркнула, другие засмеялись, поэт обиделся и скис». (Немирович – Данченко.  «Погасшая звезда» из сборника воспоминаний «На кладбищах»)

     В 1894 г в Москве выходит сборник стихов Апполона Апполоновича Коринфского «Песни сердца», в котором целый раздел « ИЗ «ПЕСЕН О САФО" Фрески посвящен Мирре Лохвицкой, хотя её имя ни разу не появляется. Наверное, автор не указывал имени, чтобы уберечь Мирру от всплесков ревности  мужа.  Но, это только усиливало его ревность, ибо вся читающая Россия знала , что Мирра – «русская Сафо».   

               Она являлась мне порой в лазурных снах           стр.219
                Вакханкой молодой с глубокими очами,
                С венцом на голове, с гирляндой роз в руках –
                Залитая весны горящими лучами.
                Смотря в мое лицо, сказала мне она:
                «Иди вослед за мной! Забудь свои тревоги!
                Развей свою печаль! Пусть только страсть одна
                Мерцает на твоей скитальческой дороге!..
                На жертвенник любви с тобой мы принесем
                Киприде-матери блаженство наслаждений –
                Два сердца, полные негаснущих огней,
                Две лиры, полные волшебных песнопений».
                Лились ее слова, как тихой арфы звон,
                Безумье страстное в очах ее горело;              стр. 220
                Свободно облекал пурпуровый хитон
                Вакханки молодой божественное тело.
                Манил к себе меня ее мятежный взгляд,
                Она меня звала… Но – полон мук былого –
                Стоял я перед ней, тревогою объят,
                Не смея вымолвить ни слова.
               Когда же наяву ее я увидал,
                Она была не та… Бесстрастно равнодушной
                Казалася она… Кудрей мятежный вал
                Рвался из-под фаты ее полувоздушной.
                Дышали холодом небесные черты,
                Но сердце жгли они сильней огня земного
                В загадочных очах богини красоты
                Так много искрилось страдания больного.
                Стоял я перед ней и был готов упасть
                К ногам волшебницы, отдать ей нераздельно
                И силы юные, и жизни знойной страсть,
                И душу, по свету бродившую бесцельно…
                О, как бы я желал в забвении немом
                Глядеть в ее глаза, всю жизнь, не отрываясь,
                Сжигать ее уста любви живым огнем –
                Любовью, как щитом, от мира закрываясь!
                Она была теперь без тирса и венца;
                Но что мог значить я с своею страстью жалкой
                Пред этой, песнями сжигающей сердца,
                Золотокудрою весталкой.

     То, что Мирра была « бесстрастно равнодушной» с Коринфским подтверждает и Немирович-Данченко в Воспоминании «Погасшая  звезда».
    Образ Мирры нарисованный Коринфским: во сне -  «безумье страстное в очах ее горело», в поэзии -  «песнями сжигающей уста», а наяву – «бесстрастно равнодушной…любовью, как щитом от мира закрываясь» роднится с собирательным образом поэтессы, после прочтения всего её наследия: однажды вспыхнув – она сгорела и жила только воспоминанием силы того взрыва. Как пишет Коринфский:             

                «Как вы хотите,- у ней                стр. 30       
                Что-то вакхически страстное,
                Что-то безумно прекрасное
                В блеске очей.
                Как вы хотите, - душа
                Скрыта в ней трепетно- страстная,
                Гордая, смелая, властная…
                Как хороша!..»
               
     Стихотворение Коринфского «Лесная фея» имеет посвящение –   Конст. Конст. Случевскому, некоронованному «королю»  русской поэзии 90-х годов 19-го века.   Вокруг  Случевского сформировался небольшой   кружок поэтов, связанных с юмористическим  листком  «Словцо» и стихотворным альманахом  «Денница».  Лето Случевский обычно проводил на даче в Усть-Нарве, куда приглашались поэты, где  они читали свои стихи, пели, отдыхали, ловили рыбу, гуляли по лесопарку. Бывали  там и молодые поэты А. Коринфский, М. Лохвицкая, К. Льдов и др. Имея хороший голос, внешность и необходимые музыкальные способности, во время обучения  в институте Мирра готовилась стать оперной певицей. Вот и выделялась она голосом  в хоре молодых девушек (русалок) в парке на даче Случевского,  о чем пишет Коринфский в стихотворении «ЛЕСНАЯ ФЕЯ», с посвящением К.К. Случевскому:

                ЛЕСНАЯ ФЕЯ                стр. 203               
                (Конст. Конст. Случевскому)

                Снилось мне, что весеннюю ночью бродил
                Я в трущобе лесной…
                Светлокудрых русалок ночной хоровод…
                Чей-то голос живой в хороводе ночном               
                - чем жизнь дорога 
                Пел о знойных мечтах, о блаженстве земном…
                Жду тебя, милый мой! Сердце рвется в груди
                От желаний моих! О, приди- же, приди!
                Позабудешь в объятьях моих о борьбе;
                Все, чем жизнь дорога, я напомню тебе…
                Если горе томит – зацелую печаль,
                Заласкаю на смерть – Будет жизни не жаль!      
                …
                Никогда не знавал я лобзаний таких:
                Лед – пред ними огонь поцелуев моих!
                Ах, зачем коротка так весенняя ночь…               
   
                18 марта 1893 г. С. Петербург.

     Снилось мне…все это - пишет Коринфский.  И в другом стихотворении, посвященном Сафо он пишет, что снится одно, а наяву:
      
                Недоступно -холодная Веста…

                В сердце нежданно запала
                Искра живого тепла:
                Всё пережить бы сначала
                И - догореть бы дотла!..
                10 октября 1894
               
     Вот и в стихотворении  «ЖИЗНЬ ЗА МГНОВЕНЬЕ», посвященном Владим. Алекс. Тихонову, помещенному, думаю не случайно,  в разделе «Сафо», Коринфский, завороженный строками поэмы Лохвицкой «У МОРЯ»,  вкладывает слова в уста героини:

                … Не хочу, ничего не хочу,-              стр. 225
                Без тебя мне и жизни не надо!
                А за счастье назваться твоей
                И страдать, и терзаться я рада!

     С любовью, вернее со страстью,  похоже, в те года свихнулись и стали воспевать не как источник бессмертия, а как магнит смерти.  Вот и Коринфский в сборнике стихов «ЧЕРНАЯ РОЗА» 1896 г помещает стихотворение по-моему психически заболевшего поэта:
      
                Если отрава- любовь,
                Если в блаженстве страстей – опьянение яда,-
                Пусть, всё равно, - ничего мне не надо,
                Как отравить жгучим ядом до капли всю кровь
                Сердце! Ты – ты разом, всю полную жизнь отрави!..
                Миг упоенья один!..
                Яду мне, яду – скорей!
                ...
                В сердце отраву свою, прямо в сердце, мне лей!..

                А.  Коринфский «Если отрава – любовь…»  1896 г.   

     Стихотворение «ПОКИНУТАЯ» можно понять и как уход Евгения от   жены и сына к другой женщине в расплату Мирре за какие-то романы. Да и слова Мирры в стихотворении «ПОКИНУТАЯ» звучат как нравоучение:

                Но день и ночь, во сне, в мечтах, всечасно
                Под ветра шум и легкий треск камина –
                Всегда, всегда я мыслю о тебе …
                О, неужели ты не возвратишься?

                Мирра Лохвицкая.  ПОКИНУТАЯ.

     Незадолго до этого стихотворения Мирра пишет стихотворение «УМЕЙ СТРАДАТЬ», в котором признается, что был у неё  «миг, украденный у счастья».
     В стихах Мирра  превозносит мужа, рисуя образ воображаемого  супруга.

     Сегодня  мы знаем, что Гондатти покинул Москву в 1893г. Мирра с семьей тогда жила в Москве. Нет сомнения, что до отъезда у них была встреча. Возможно, что какие-то сплетни  об этой встрече  дошли до Евгения, а может опубликованный стихи Коринфского в которых тот возносил до небес желанную, ясно одно Евгений от ревности потерял всякий разум, который все же у него был.
     Мирра успокаивала Евгения реверансами а его адрес.  Складывается впечатление, что подобные реверансы, скорее несли  примирительный  характер, нежели исходили  из сердца Мирры,  и лишь подтверждали её страх остаться разведенной, да еще и с детьми.

     В 1897 г. Мирра пишет стихотворение « ЕСЛИ  ХОЧЕШЬ БЫТЬ ЛЮБИМЫМ МНОЙ». Прошло 4 года от написания стихотворения «Покинутая». За это время поменялись местами Мирра и Евгений. Уж не требует ли Мирра «освободить окованные крылья» из стихотворения «ОКОВАННЫЕ КРЫЛЬЯ»?

                ЕСЛИ  ХОЧЕШЬ БЫТЬ ЛЮБИМЫМ МНОЙ.  1897 г.

                Если хочешь быть любимым нежно мной,
                Ты меня сомненьями не мучь…

                Если хочешь силу знать любви моей,
                Разгони тревог ревнивых рой!

                Если кубок жаждешь ты испить до дна,
                Не страшись отдаться сладким снам.

     Но ничего в семейных отношениях не изменяется. Жизнь как-бы замерла в ожидании бури в самой Мирре. В эти дни, в 1898г. Мирра пишет стихотворение      «В НАШИ ДНИ»:

                Жизнь ползет в тумане сером
                Безответна и глуха.
                ...
                И царит над нами скука,
                Мать порока и греха.

     На скуку Мирра возлагает вину за всё, что может вызывать наше недоумение  в её жизни. В январе -феврале 1898 г. Мирра пишет письмо поэту А.А. Коринфскому:    «Скучно  что-то и тяжело. Выдался такой промежуток, что я совсем одна и одинока. Пустота вокруг, пустота в уме и в сердце».
     Не меняется  настроение и с приходом мая. 7 мая 1898 г. письмо Коринфскому:
     «Ужасное настроение не покидает меня и теперь… Лето я проведу в Ораниенбаумской колонии, а затем переберусь в Петербург, куда перешел служить мой муж".   
     В ноябре 1898 г. в письме ему же:
     «Мой муж, как всегда, блистает своим отсутствием. Вернётся только через два месяца. Не забывайте меня.  Я одна и очень скучаю».

     Следует  заметить, что слова проклятия в стихах нередко произносили  и Мирра, и её младшая сестра Тэффи, из чего я делаю вывод, что относиться к этому надо, как временному всплеску женских негативных эмоций. Сама Мирра в стихотворении «ОДЕРЖИМАЯ» признается:

                Сегодня я под властью «чёрной птицы,
                Она гнездо в груди моей свила …
                …
                В моей душе – лишь вопли и проклятья,
                Затем, что я во власти Духа Зла!

     « А завтра?»,- хочется спросить мне Мирру. Мирра мне отвечает:
               
                Сегодня отдых сердцу дам.
                Пойду молиться в Божий храм…

                Мирра Лохвицкая. «СМЕЙСЯ!»


     Летом 1898 г. Бунин навестил Мирру, живущую  на даче Шашкина  по Ярославской дороге на станции Пушкино, о чем Мирра Лохвицкая пишет стихотворение «ВО РЖИ (ВО СНЕ И НАЯВУ)

                Мы шли во ржи.
                И шли мы об руку, – но тень была меж нами.
                И близки были мы, и страшно далеки…
                Короток путь земной, но друг мой, друг любимый,
                Его мы не пройдем вдвоем, рука с рукой…
                К чему ж вся эта ложь любви, поработимой,
                Сказать хотела я…
                ...

                И снилось мне в ту ночь: мы снова бродим в поле,
                И льется речь твоя, звучат мольбы и пени,
                И вот мы на цветах таинственной межи
                Ты голову склонил мне на колени,
                И в золоте кудрей, как в гроздьях спелой ржи
                Запутались мои трепещущие руки…
   
     Как это этому стихотворению откликается  стихотворение И.Бунина "В ПОЗДНИЙ ЧАС МЫ БЫЛИ С НЕЮ В ПОЛЕ...", опубликованное в 1901.г.:

                В поздний час мы были с нею в поле
                ... 
                Утомясь, она просила нежно:
                "Убаюкай, дай мне отдохнуть,
                Не целуй так крепко и мятежно,
                Положи мне голову на грудь" 

     В 1898 г лебедь еще только "пробуждается", освобождает от цепей крылья. Но процесс пошел. В конце 1898 г. семья Евгения Жибера  переезжает в Петербург.
     Процесс не только пошел, но побежал. В конце мая  1899 г. на праздновании 100летнего юбилея А.С. Пушкину в Святых Горах  И. Бунина словно магнитом притягивает к Мирре Лохвицкой. Конечно, Мирра элегантна и красива в горностаевой накидке – крылья лебедь распустил.
     Известно, что мужчины более помнят платоническую любовь. Вот и  Бунин  в  воспоминаниях, опубликованных уже после Второй мировой войны,  назвал встречу с Миррой  «одним из самых приятных литературных воспоминаний», отмечая, что «в ней было прелестно всё: звук голоса, живость речи, блеск глаз».
     Мирра чувствует, что переборщила с декларацией о полной свободе от обязанности жены быть верной и потому виновником всего  случившегося с ней  в стихотворениях, написанных в 1898 -1900 назначает мужа. Так появляется стихотворение «НЕ МУЧЬ МЕНЯ»:

                Не мучь меня, когда молчат надежды
                И для борьбы нет сил в моей груди,
                И я твержу, смежив в томленье вежды:
                Приди, приди, приди!

                Когда я жду в безрадостном раздумье,
                Кляну тебя ; и призываю вновь.
                Не мучь меня, когда я вся ; безумье,
                Когда я вся ; любовь.

     Мирре 30 лет. Сильное, откровенное стихотворение, хотя возможно скорее декларативное, нежели  жизненное. Стихотворение звучит так, как будто Евгений сознательно издевается над женой, у которой в голове одна любовь. Последнюю  строку, мне кажется, написать  правильнее было бы так:

               Когда ни о чем, кроме  любови я думать не в состоянии. 

    1 июня 1898 г. Мирра пишет Коринфскому из Ораниенбаума:    
    «Почему бы Вам не навестить меня?.. Взамен московской серой тоски здесь мучает тоска голубая».
    В конце мая  1899 г. на праздновании 100летнего юбилея А.С. Пушкину в Святых Горах  И. Бунина словно магнитом притягивает к Мирре Лохвицкой. Конечно, Мирра элегантна и красива в горностаевой накидке – крылья лебедь распустил. 
    У Мирры нет больше сил  сдерживать себя, хотя она и осознает, что единственный выход для из скуки – порок и грех.
    В 1899г. Мирру не узнать. Из стихотворения «ПРОБУЖДЁННЫЙ ЛЕБЕДЬ» мы узнаем, что:
         
                Уныл и сер лежал мой путь земной
                Я изнывала одиноко.
                ...
                Страдала я, кода ты был далёко.
                ...
                Чтоб не томиться одиноко
                В иную жизнь, к иному торжеству
                Расправил крылья лебедь пробужденный.
                ...
                Я не ропщу, что нет тебя со мной,
                Не плачу я, что ты далёко. 


    Бальмонта среди поэтов на юбилее не было. Но, видно, после «пробуждения», расставшись друзьями, с Буниным,  Мирра  в Петербурге уступает  Бальмонту, стратегу  в осаде женщин, живущему в 200 м от неё. Интрижка заканчивается торжеством природы - в 1900 г Мирра  рожает сына, Измаила.
    Мне трудно даже представить моральное состояние матери, вынашивающей и родившей в такой ситуации ребенка. След об этом времени Мирра оставляет нам в стихотворении  «Я НЕ СОВСЕМ ОДНА И ОДИНОКА…», 1900 г.
    Муж, по закону отец ребенка, самое малое, что от него можно было ожидать, перестает замечать Мирру, а спустя время, любя и видя её безысходность,  вновь всё прощает. Отец ребенка, Бальмонт  – дым.
    В эти дни появляется на свет стихотворение Мирры  «Я НЕ СОВСЕМ ОДНА И ОДИНОКА…»:
               
                Я не совсем одна и одинока, ;
                Мне счастие любви твоей дано.
                Свой пышный цвет взлелеяло зерно,
                На дне души сокрытое глубоко

                Но горько мне, что царственного дня
                Узрев со мной небесное блистанье,
                В часы скорбей, в минуты испытанья,
                О, как далек ты будешь от меня!

                Обоих нас манила цель благая,
                Но предо мной путь женщины ; рабы.
                И я пойду одна, изнемогая
                Под тяжестью незыблемой судьбы.

     Мирра ни в чем не обвиняет Бальмонта. Но, ей, одной, женщине- рабыне  выращивать их зерно. Отец - дым, даже дымок,  в минуты испытания – никто. О какой "благой" цели говорит в стихотворении Мирра, мужчине  понять трудно. Но,   Мирра видно знает, раз говорит.
     С другой стороны,  что она еще может сказать в стихе? Конечно, у неё не путь женщины - рабыни. Рабыню  не спрашивали, когда забрасывали зерно.  А жена рабовладельца старалась сжить её со света.
     Стихотворение это еще одно подтверждение того, что отцом сына Мирры, Измаила, рожденного в 1900 г был не её муж Евгений, а совершенно посторонний и для неё мужчина – Бальмонт, далекий и от Мирры и от сына.
     Отголоски  мыслей о Бальмонте и сыне Измаиле слышны в её стихотворении  «ПЛАЧ АГАРИ», посвященному сыну Измаилу:
               
                «Мы одни в пустыни жизни.
                Бедный сын мой Измаил».

     Мы одни - ты и я. За судьбы своих остальных детей Мирра  спокойна? Жибер, его близкие родственники, создают у неё эту уверенность. А Измаил, случись что с ней, останется незащищенным. В  семье он  чужой, навязанный законом, при живом  отце – поэте, эгоисте. Жизнь подтвердила мыли Мирры. Отец Измаила, Бальмонт  стал последним виновником смерти своего сына, выставив  его, инвалида войны,  в Париже на улицу.
     Имя Бальмонта Мирра нигде даже не вспоминает,  потому что  ничего хорошего об отце своего ребенка  сказать не может, а плохое - не хочет. Бальмонт в её душе  - коллега по поэзии, сосед по домам. В 1900 -1901 годах в Петербурге Мирра жила в доме на Стремянной ул. Д 4 , а Бальмонт рядом, за углом , на Дмитровском  переулке д.11, пока ему  в 1901 г не запретили на 3 года жить в столице.               
    Любящий муж, Евгений прощает Мирре и эту измену, согласившись с доводами Мирры, что в первую очередь виноват он сам, невниманием к её мольбам не оставлять её надолго одну.
    Вот только после этого Мирра понимает, как глубока любовь Евгения. С этих дней стихи Мирры о Евгении звучат уже совсем иначе. Стихотворный любовный фейерверк сгорает. Затухает в стихах Мирры и  поэтический дар светлой любви, а счастье другой любви, семейной любви  в душе Мирры еще выстроиться не готово.  Первой  это замечает сама Мирра и записывает в стихотворении «ТЫ ИЗМЕНИЛ МНЕ МОЙ СВЕТЛЫЙ ГЕНИЙ» 1900 -1902: 

                Ты изменил мне, мой светлый гений,
                В полете ярком …
                Унес с собою блаженный мир…
                Нет больше звуков, нет больше песен…
                Хочу я грезить о счастье новом,
                Но кто-то в венце терновом…
                Мне веет в душу могильным сном.
 
      Вот когда Мирра задумалась о смерти, а вовсе  не в том вызывающем улыбку стихотворении – «Я хочу умереть молодой», которому посвящена у меня глава 9 второй части,  «О Мирре Лохвицкой. Бабушка, ты хотела умереть молодой?»,   опубликованная в  феврале  2025г.

     В 1901 г.  Мирра пишет признание мужу «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ ЯРЧЕ ЗАКАТНОГО НЕБА ОГНЕЙ», заканчивающееся словами:

                Ты – кого я люблю и кому повинуюсь, любя.
                Ты – любовью возвысивший сердце мое до себя!

     В 1902-1904 годах  одно за другим появляются стихотворения Мирры, обращенные к мужу  с благодарной любовью: «В РАЗЛУКЕ», «ЛЮБЛЮ ТЕБЯ СО ВСЕМ МУЧЕНИЕМ…»,  «НЕТ БЕЗ ТЕБЯ МНЕ В ЖИЗНИ СЧАСТЬЯ», «СВЕТ ВЕЧЕРНИЙ».
     Строки  стихотворения «СВЕТ ВЕЧЕРНИЙ» говорят, что муж Мирры, молодой еще мужчина, в 1903 г ему только 38 лет,  видно серьезно болен, коль Мирра называет его «светило гаснущего дня» и молится: «подожди, догори со мной»

                Ты – мой свет прекрасный,
                Тихое светило
                Гаснущего дня…
                И творю молитву:
                «Подожди, могучий,
                О мой свет прекрасный,
                Догори со мной.
 
     Умер Евгений в 1914 г.

     Последняя  встреча Мирры с Гондатти состоялась в 1904 г. К этому моменту Мирра убедилась, что единственная опора её жизни, Евгений – все, остальные, клявшиеся в любви, оказались  попутчиками. Но,   слишком глубокие раны в сердце оставляли  эти попутчики. А самая  глубокая   рана, кровоточащая каждый раз как  она видела  сына, Михаила, была - Гондатти. Потому, когда появилась возможность встретиться с ним, отказаться от встречи она не смогла себя заставить, хотя и была в это время больной и понимала, что плохо выглядит.
     Мирра понимала, что Фактически она первой вышла замуж, не пожелав ждать его и возможной будущей его  славы. Вот и захотелось ей пощекотать свое самолюбие, тем, что чиновник высшей иерархии был когда-то её пажом. Встреча их  была игрой в молодость.   
     В 1904 г. петербугские газеты сообщили о приёмах при Дворе приамурского  генерал-губернатора  Николая Гондатти. Встретился он и со своей прежней любовью,  Марией Александровной  Жибер.  Его приезд вновь разбудил уснувшие переживания, о чем мы узнаем из серии её стихотворений, этому посвященных: «ПОДЗЕМНАЯ СВАДЬБА», «ЗАБЫТОЕ ЗАКЛЯТИЕ», «В СТРАНЕ ИНОЙ» и  «ВЕЛИКОЕ ПРОКЛЯТИЕ», хотя уже не таких безумных, как в молодости.  Если в те года она безропотно подчинялась «злым чарам», теперь она сама их носительница.
   
                Кто – то спит…
                Ради шутки иль от скуки –
                Наклонилась я над ним.
                …
                Я к устам прижму печать,-
                Будет гнев в тебе молчать.
                Будешь -  кроткий и ручной –
                Всюду следовать за мной.

                Мы летим…
                В дикой буре наслажденья
                Очищается душа.
                …
                Я скитаюсь полусонной,
                Истомленной и больной
                Но мой зверь неугомонный
                Всюду следует за мной.

                Мирра Лохвицкая «ЗАБЫТОЕ ЗАКЛЯТИЕ». 1904 г.

     Наверное было у Мирры основание называть итальянца Гондатти медведем. 
Сжигающий огонь молодости  сменила философия  жизненного опыта:

                Когда-то ты меня  любил, -
                Давно, в стране иной.
                Ты полон был могучих сил,
                Ты был любимым мной.
                …
                Расстались мы – не по твоей,
                Не по мой вине …

  А по чьей? Именно по твоей вине, дорогая бабушка.
                …
                Мой друг, склонимся пред Судьбой,
                Так было суждено.

                Мирра Лохвицкая. «В СТРАНЕ ИНОЙ».

        Никто меня не убедит, что Мирра писала это стихотворение бабнику Бальмонту. «Ты полон был могучих сил» - конечно, это Гондатти.
       Для  читателя,  не знакомого  с мифами античности ,  с Божественной  комедией» Данте Алигьери,   стихотворение «ПОДЗЕМНАЯ СВАДЬБА», какая-то тарабарщина.   Стихотворение это  написано в ожидании много  лет желанной встречи  с Гондатти:
   
                …Венчал нас Вельзевул!
                И мерный  голос внятно возвестил
                О том – о чем мечтать  мы не дерзали .
                …
                О,  что нам в том, что нас венчает ад?
                Крепка любовь – вне мира вне измены.
                …
                О, наконец, друг другу мы вольны
                Открыть желаний наших бесконечность!
                Забыты жизни призрачные сны.
                Забыта скорбь земли. – Пред нами вечность.

                Мирра Лохвицкая. ПООДЗЕМННАЯ СВАДЬБА.1904-1905 гг.

     Конечно, встреча замужней женщины, с детьми, с женатым мужчиной, с детьми, – иначе как подземной свадьбой, венчанием Вельзевулом  Мирра назвать не могла. Но минуты свершения неумирающих  желаний   всю остальную жизнь делают  призрачными снами. Пред нами – вечность. Я не уверен, что и Гондатти чувствовал тоже, что и Мирра. Но, в  поэзии  можно всё. Грустно  для Мирры закончилась их последняя встреча, перечеркнув все то, что она носила  в себе.  Под впечатлением этой  утраты, в минуты   развенчания образа мужского совершенства, который она сама себе создавала все эти года, больная Мирра, только- что  перенёсшая в пятый раз роды,  в ночь на Новый 1905 год, год её смерти, пишет одно из самых злых стихотворений «ВЕЛИАКОЕ ПРОКЛЯТИЕ»:

                «Налагаю на тебя проклятье по вине твоей.
            И будет оно с тобою во все дни жизни твоей
                и до скончания века»

                …Забывший о Боге
                Смутивший мой путь голубой,
                Меня оскорбивший безвинно…


    Стихотворение это бесспорно посвящено Гондатти, который в это временя  был  допущен до самого императора, Николая Второго, получив звание шталмейстера Двора, об успехах  которого сообщали  все газеты, что ещё более озлобляло женщину , пишущую о себе:

                Увяло лицо. Я - старуха.             
               
                Мирра Лохвицкая. ВЕЛИКОЕ ПРОКЛЯТИЕ.               

    Рай для неё «потерянный». И виноват в этом, конечно, Гондатти, который «смутил путь голубой» Мирры. А разве есть женщина, которая может рассуждать иначе? 
    Мирра называет  проклятие великим.  В  Библии проклятие упоминается  39 раз, а великое только один: «великое проклятие произнесено было на тех, которые не пришли пред Господа в Массифу, и сказано было, что те преданы будут смерти», т.е. великое проклятие – предание смерти. Но все рано или поздно смертны, а это означает, что человек умрет не своей смертью, а будет казнен Богом.
     Оба понимали, что за прошедшие года стали чужими.  Все, позитивное, что  Мирра ждала от жизни, встреча с Гондатти перечеркнула. В большинстве  её произведений этого времени любовь из всепобеждающей превратилась в роковое  несчастье. Понятно, что популярность такой поэзии  Мирры стала быстро падать.   В 1905 г Мирра ушла из жизни, растворилась.
     Сегодня мы помним Мирру, как поэтессу громко и радостно поющую о любви. Многие критики пишут про поэзию Мирры  - однобока. На это я говорю им:  «Нарисуйте  так, как она, один бок жизни и вам будет обеспечено место в памяти потомков».
     Судьбоносная ночь, описанная в поэме «У МОРРЯ», рушит всё, ничего не создавая.  Гондатти  заявил, что для него самое важное в жизни стать путешественником, а вовсе не мужем Мирры, вместе с тем, он будет рад продолжать встречи.
     У Мирры разрушена возможность блистать баронессой. Более того, наверняка, все соседи знали, что к  Мирре сватается барон Л., который  « не просит  ничего. И всё даёт…», знали и завидовали Мирре. (поэма  У МОРЯ).
     Воли, заглушить любовь к Гондатти,  у Мирры не хватило. О  браке с опытным мужчиной,  бароном Л. пришлось забыть. Гондатти  разъезжал по заграницам, все окружающие сулили ему блестящее будущее и желающих заполучить его в  зятья,  надо думать, было предостаточно. Возможно, что  он, еще объясняясь Мирре в любви, обещал   молоденькой Маргарите жениться на ней, когда вернется знаменитым путешественником из дальних стран. Потому и ждала невеста Маргарита Стравинская 4 года. Дождалась и вышла замуж в 23 года, т.е. в том же критическом возрасте, что и Мирра за Жибера.
     Николай Гондатти вернулся из заграничных поездок зимой, в начале 1891 г. Объявился он и в Москве,  и в Петербурге.  Нет ни малейшего сомнения, что в это время он встречался с Миррой.  Мирра, конечно, знала, кто отец её ребёнка. Возможно она сообщила и Гондатти, что у него появится сын, но никакого ответного действия это сообщение со  стороны Гондатти не вызвало, как если только уехать подальше, на Восток. 
    
     Мать Мирры с радость дала  благословление дочери выйти замуж за Жибера,  зная что отец Евгения  служит при Дворе, архитектором, дядя купец первой гильдии, то есть люди ответственные и обязательства, что  Евгений женится на Мирре, когда закончит обучение, не нарушат и через год- полтора.   Стороны договорились. Вскоре Мирра переехала жить в квартиру родителей Евгения  на Троицкой улице 26 (сегодня ул. Рубинштейна), в доходный Дом генерал-майора, военного инженера В.Н. Лермантова, позже Дом Тишиной,  в котором и  жила семья  архитектора  Э. И. Жибера,  и его сын Евгений.
     Там Мирра  и родила Михаила. Регистрировали Михаила  во Владимирском соборе, ближайшей церкви  к  дому, в котором жили  Жиберы.
 
     Не удивительно, что Мирра  от душевного одиночества  увлеклась,  модной  во все времена для скучающих дам  чертовщиной. Не удивился   бы я, если бы где-то прочитал, что Мирра запила  от тоски. Удивительно другое - по воспоминаниям Бунина, в Мирре он всегда видел  радость жизни. Она как-то чувствовала, что Бунину она может доверять вл всемм?   

    В 1897 г. Мирра получает  письмо от Гондатти, отправленное с Ново-Мариинского поста на  Чукотке  от 6 августа 1896 г.,  в котором тот пишет:   «...Друзья советуют мне взять в жены одну- двух чукоток, говоря, что тогда я  буду настоящий начальник …».  «Двух чукоток»! Такова  цена его словам не забывать Мирру.  И тогда в Мирре рождается решение написать поэму «НА ПУТИ К ВОСТОКУ», чтобы Гондатти  постоянно помнил, кого он потерял и, к тому же, что он не достоен её.   
    Бесспорно мнение  Т.Л. Александровой,   что  в поэме «НА ПУТИ К ВОСТОКУ» в образе Балькис Мирра рисует себя. А вот, то, что в обрезе Гиацинт нарисован Бальмонт, Александрова заблуждается, уже потому,  что поэма писалась, когда Лохвицкой еще не за что было злиться на Бальмонта. Бальмонт был для неё никто.
    Гиацинт – копия Гондатти и никаких несовпадений нет,  с той лишь разницей, что один родом  итальянец , а второй – грек. 
    Уезжая на Восток Гондатти уверял Мирру, что будет в сердце хранить её образ. Через два года он уже берёт   в жены «одну – двух чукоток», пасущих оленей.   Вот и Гиацинт на короткое время разлученный с Балькис,  намеревается   жениться на гречанке Комос, отец которой пасет овец.
    И  Мирра, и Балькис  прозревают, что предмет своей  влюбленности они создали сами,  превратив  эгоистов   в свою вторую половину, посланную им Богом. А  Гондатти  и Гиацинт,  поддерживая  в женщинах  самообман,  извлекали из них для себя блага. В поэме   при первой встрече  Гиацинт, спасенный после кораблекрушения, обращается к Балькис:

                О, если бы я мог обнять тебя!
                О, за твоё единое объятье
                Пошел бы я на муки  и на смерть!
                …
                Обнять тебя – и после умереть…

     Может быть что-то подобное Мирра слышала и от Гондатти. Но, после  их недолгого расставания при первой возможности вернуться домой:
 
                БАЛЬКИС
                Ты меня здесь бросишь умирать?
                ГИАЦИНТ
                Прощай, Балькис, нет времени мне больше.

     -Нет сейчас времени заниматься ещё и тобой,- или что-то похожее слышала    Мирра от Гондатти, когда тот готовился  в свои путешествия, оставляя в неопределенности её с их  ожидаемым  ребенком.
    
     В итоге, Мирра выходит замуж за Евгения Жибера. Мирра старается убедить  себя, что  любит мужа, но это уже не рай. Не забыть Мирре дьявольских  слов  Гондатти, записанных в поэме-дневнике «У МОРЯ»:

                «Я не люблю тебя…И знай, что нет любви-
                Есть только страсть и наслажденье…».

     Наслаждение – вот цель встреч Гондатти с Миррой. Ребенок – его не касается. Таков  Гондатти. Совершенно аналогичная ситуация с ним повторилась  спустя 10 лет, в Томске, где  он занимал пост губернатора и, будучи уже  женатым, на стороне стал отцом второго  незаконнорожденного  сына.
     Мирра, догадывалась, что Жибер не уверен, что он отец её первого сына, но верила, что победит любовь к ней  Евгения и их воля иметь всеми воспеваемую семью. 

     Многие  литераторы, утверждающие, что Бальмонт влюбил в себя Мирру до безмия, пишут, что эти три указанных выше стиха относятся к Бальмонту, ссылаясь на стихотворное письмо Бальмонта Брюсову,  обнаруженное Т.Л. Александровой  от мая 1904 г :
               
                Тринадцатого  мая
                Я сделал, что хотел.
                И замер, обнимая,
                Еще одно из тел…

     Мужчины частенько хвастаясь тем, что года их не берут, рассказывают друг другу о своих последних романах. Вот и Бальмонт хвастается перед своим другом, Брюсовым, что «сделал, что хотел». Кто была та очередная любительница поэтов, значения не имеет. Но то, что это сообщение  не имеет никакого отношения к Мирре, говорит  дата письма - 13 мая 1904 г. С Миррой в 1900 г. у них родился сын  Измаил, а в 1904 г никаких отношений просто не было.
     Борис Зайцев вспоминает о Бальмонте 1900 г.:   
     "Жил он тогда с женою, Екатериной Алексеевной, женщиной изящной, прохладной и благородной, высоко культурной и не без властности. Бывало,  возвращался домой не без нагрузки и на заре. Но был еще сравнительно молод, по натуре очень здоров, крепок".
      Стихотворная переписка с Миррой умирала, т. к. более никого не волновала, а поклонниц у Бальмонта  и без Мирры было целое общество со своим уставом. Мирра с первых дней знакомства относилась к Бальмонту как покровительница, как к ребенку, которому надо помочь войти в литературный круг. Желание помочь у женщин довольно часто перерастает в чувство ответственности, в чувство любви к ребенку. Таким и был всегда для Мирры Бальмонт, пока он не стал отцом её ребенка. В    1900 г. Бальмонт уже был постоянным героем в сплетнях «любителей литературы»  и без стихотворной  переписки с Лохвицкой.
     Если   7 февраля 1899 г. Бальмонт  по пьяне «откровенничает с Фидлером», «что уже  несколько лет живет с Лохвицкой» (надо поддерживать сплетни, разогревать интерес читателей), то уже  1 апреля 1899 г, т. е.  спустя всего 2 мес. – Бальмонт говорит Фидлеру, что «стихотворение «Как жадно…» к Лохвицкой не имеет никакого отношения. ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ  ФАНТАЗИЯ». Хочу добавить -  не просто фантазия, а рожденная  Бальмонтом  очередная сплетня, мечты, слетающие  «под мухой» с языка.   
     На вечере 3 апреля 1899 г. , когда поэты  соревновались  на тему «у женских ножек», имея ввиду Лохвицкую и Щепкину-Куперник. Коринфский написал:

                Нет в мыслях ничего: совсем затих мой стих
                Ни рифм, ни музыки...Печален мой удел -
                Когда у этих ног, у милых ног твоих
                Чудак, что только пропотел!

     Как вяжется этот стих со всем, что сказано выше о Лохвицкой и Коринфским.
               
     Бальмонт написал:

                У ног твоих я понял в первый раз,
                Что красота объятий и лобзаний
                Не в ласках губ, не в жадном блеске глаз,
                А в блеске незабвенных трепетаний,—
                …
                Дрожит любовь — ко тьме — у ног твоих,
                Ко тьме — и мгле, — нежней чем ласки света.

    Опять же, какой бы любящий мужчина стал в кругу пересмешников, в глаза своей любви бросать стихи, компроментирующие её, как жену другого? Какая бы женщина простила  это любовнику, если это не было заранее ему предписано раздувать  сплетни?
    В 1905г., Бальмонт  пишет другу Брюсову о Мирре: «Лохвицкая – красивый романс».  Иными словами, не реальная жизнь, а желаемая, красивая выдумка.
Он же  в Воспоминаниях, изданных в 1929 г. под названием   «На Заре» пишет о Мирре Лохвицкой:
«Первые стихи моего "Северного неба" обусловили мое знакомство и
длившуюся много лет поэтическую дружбу с Миррой Лохвицкой. Светлые следы моего чувства к ней и ее чувства ко мне ярко отобразились и в моем творчестве, и в творчестве ее.
     Первые мои шаги в области словесного созидания завершились моей любовью к Екатерине Алексеевне Андреевой-Бальмонт, с которой осенью 1896 года я уехал во Францию, в Испанию, в Голландию, в Англию, в Италию, где, предавшись изучению искусства и целого ряда наук, я закрепил на всю жизнь то, что было начато в тихой деревеньке пятилетним ребенком».
     Что заставило Бальмонта в 1929 г. прятать, что  "светлые следы моего чувства к ней и её чувства ко мне" завершились рождением сына? Общественное осуждение за то, что отец толкнул сына на самоубийство! 
     Все с осуждением пишут, что Бальмонт не приехал  ни на похороны Мирры, ни навестил её могилы позже. А что он мог сказать над лежащей в гробу, или позже в могиле Мирре? Врать у гроба грешно.  Потому никто его и не видел его у могилы Мирры. Приходил  он почтить память Мирры  или нет, не известно, скорее всего не приходил. 
     Мирра и Бальмонт долгое время играли в любовь, а затем, привыкнув накачивать  в себе это чувство, по инерции продолжали эту привычку, то, уступая  действительности, то ненавидя друг друга. Ничего схожего с легендой о Тристане и Изольде нет. Любила Мирра всю жизнь вовсе не баламута Бальмонта, а  действительно достойного любви яркую личность своего  времени, Николая Львовича Гондатти.   
     А сплетен о знаменитой, красивой, молодой поэтессе и без того было достаточно.  Конечно, это игра не могла не стать известной мужу Мирры, Евгению Жиберу, потому, я уверен,  во избежании неприятностей, с ним предварительно всё согласовали. Игра началась. Успех превзошел ожидания.  Выдумка  сработала, интерес читателей к их поэтической переписке поднял тираж  изданий с их стихами. Интрига затянулась на несколько лет, и  все пошло, как писал Грибоедов «вкривь и вкось».  Чтобы написать поэтическое любовное послание,  которому читатель  должен поверить и восхититься, Мирре  требовалось  войти в образ своей героини и видеть в Бальмонте то, чего в нем никогда не было. А когда это затянулось на года, Мирра незаметно для себя втянулась и поверила в созданного в себе Бальмонта. Тем более виделись они редко, в основном в присутствии знакомых, что еще более усиливало веру Мирры в собственные ей  выдумки. Так игра незаметно переросла в любовную интрижку. Но, как   только случай позволил им быть какое-то время вместе,  они не могли не стать врагами. Для Мирры всё это стоило слишком дорого, еще и потому что для мужа никуда не ушли воспоминания о Гондатти.
     У Бальмонта проблем не  было, ибо он по своей природе был бабником, на что его жена вообще не обращала внимания, а ему сплетни лишь добавляли  известность.
     В контексте с другими стихотворениями Лохвицкой конца 1904 -начала 1905 гг нет сомнения, что стихотворение «ВЕЛИКОЕ ПРОКЛЧТИЕ»  относится к Гондатти.  Об этом же  говорят  и слова этого стихотворения «Смутивший мой путь голубой».  Голубым путь Мирры перестал быть 1 апреля,  при  встрече с Гондатти (поэма "У МОРЯ").  Конечно, Мирра могла бы заодно с проклятием Гондатти вспомянуть и Бальмонта, но проклинать сразу двух - многовато, да и слишком разные места они занимали в её душе. Гондатти – занял весь объем, отведенный для желанного.  Место Бальмонту  в уголке, от скуки.

     Конечно Мирре был нужен муж советчик, слушатель её стихов, создающий позитив в её жизни. Евгения на фото я вижу как будто заблудившегося из другого мира:  « - Я здесь, только отстаньте все от меняя. Вы всегда для меня чужие».
     Оценка по фото по выражению глаз,  рукам, спине – это моя, субъективная.   Но  я вижу Евгения таким, и потому меня бы не удивило, если бы где-нибудь вычитал, что жизнелюбивая Мирра, которая собиралась всем задать шороху, выйдя замуж,  запила. 

     Когда мы читаем стихотворение мы живем жизнью его героев.   Мирра, переживая, в кровь искусала себе губы.    «О, неужели ты не возвратишься?»  Не попрощался, одурев от ревности. А ты, бабушка, сбежала вниз поцеловать его перед отъездом? В стихотворении у тебя даже мысли такой нет. И зачем, бабушка, ты  оставила мне такое стихотворение?  Чтобы я переживал за тебя и пил  сердечные  лекарства? 
     В семью Евгений возвратился, но, не сомневаюсь, еще с одним рубцом на сердце. Умер Евгений в 1914 г от сердечного приступа.  И Мирру  не обошли стороной стрессы.   В 1905 г  её не стало. Разве для этого они  поженились?
     Меня удивляет, что так часто вспоминают стихотворение Мирры «Я хочу умереть молодой». Мало ли какие глупости мы говорим в молодости, не думая. Об этом стихотворении я опубликовал небольшую статью «О Мирре Лохвицкой. Бабушка, ты хотела умереть молодой?». Неправда. Ты хотела, чтобы влюбленные приходили к твоей могиле мириться! Прекрасно! Это твое желание сбывается. 
 
        В 1898 г. Мирра в стихотворении «В МОЕЕМ НЕЗНАНЬЕ – ТАК МНОГО ВЕРЫ» признается :
               
                …   сердцу страшен покой бесстрастья,
                Как мертвый холод немых могил.               

Хотя Мирра тут же поясняет, что за страсти нужны сердцу:
               
                В моем безумье – так много счастья,
                Восторгов жадных, могучих сил…
                …
                Мое безумье – любовь моя.

      Надеюсь, что эта  статья поможет любителям поэзии  понять, какие чувства  владели поэтессой  Миррой  Лохвицкой, когда она писала свои стихи. Поэты и писатели уверены, что писать о счастливой любви банально, скучно. А вот, когда мавр душит от ревности белую Дездемону – бодрит. Совсем иначе пишет о любви Мирра. Она любуется каждым днем любви и страдает, кода день прошел без любви. И не просто любуется, а в поющих стихах. В этом нет ей равной. 
      Не раз я встречал  мужчин,  у которых стихи Мирры Лохвицкой вызывали пик личностных волнений и невольные  слезы. Вот и вчера, на кладбище у могилы Мирры к нам подошел пожилой незнакомец, который, когда узнал о том, что я потомок Мирры, рассказал мне, что иногда приходит к этой  могиле, как в храм любви, и вспоминает  куски своей жизни. Рассказал, как  он своей возлюбленной, профессору русского языка,  посылал  свои чувства в другую страну, за тысячи километров, читая избранные им  стихи Мирры Лохвицкой.  Признался он мне, что стихи Мирры невольно вызывают у него слезы, а вечером позвонил мне по телефону и читал  стихи Мирры. Читал, волнующе, чувствуя каждую строчку. И я волновался  вместе с ним.
      «Имя автора мне ни о чем не говорило,- пишет мне о Мирре из Москвы другой мужчина, человек  немолодой, -  я мог уйти из жизни, не узнав этих стихов и не познакомившись с непревзойденной поэтессой… При всей моей любви к Анне Ахматовой и Марине Цветаевой, я не найду в их стихах такой музыки, которая звучит в стихах Мирры».
     Лучше чем написал почитатель стихов Мирры Лохвицкой, мне кажется, не сказать: 
     А ведь  я мог уйти из жизни, не узнав  стихов… непревзойденной поэтессы»         
               
                Ты нужна …Не для пошлых и низких страстей
                Ты копила на сердце богатства свои,-
                Ты нужна для страдающих братьев – людей,
                Для великого, общего дела любви…

            (С.Я.Надсон. Стихотворения.  1900 г. Стихотворение «Нет,
              я лгать не хочу…» 1884 г. )


   Вся информация, размещенная на данном сайте , охраняется в соответствии с законодательством РФ об авторском праве и международными соглашениями.   
   Никакая часть данной статьи  не подлежит использованию кем-либо в какой бы то ни было форме, в том числе  воспроизведению, распространению включая Интернет, переработке для публичного использования  без письменного предварительного разрешения владельца авторских прав.
   По вопросу организации доступа обращайтесь по адресу Lexskow9d@mail.ru   


© Copyright: Николай Тимофеев-Пландовский,
Свидетельство о публикации №225081601672