Горсть маслин - испр

                Памяти В.

      Попал мне под руку рассказ двадцатилетней давности. Сюжет взят из моей же семейной жизни. Раньше он был выложен на Прозе.ру, потом я его снёс. А сейчас прочитал с удовольствием, кое-что подправил и решил снова выложить на страничку. Приятного чтения, уважаемые посетители!

   ГОРСТЬ МАСЛИН

      В гастрономе, напротив входной двери, за стеклом витрины между банками с икрой и ломтиками красной рыбы в белом эмалированном корытце были горкой насыпаны крупные, блестящие маслины. Алексей Петрович потоптался возле витрины, сглотнул слюну и отошёл. Не про его честь вся эта красота. Было время – мог себе позволить... А сейчас и на лекарства денег едва хватает, да ещё Ольке надо помогать – каково ей одной двух сыновей воспитывать? Старший в следующем году школу заканчивает, голова за него уже сейчас болит…
      Алексей Петрович прошёлся по торговому залу, купил батон хлеба, пачку «Геркулеса», полкило творога, а в рыбном отделе две небольшие тушки минтая – будет у Маруськи сегодня праздник! С чувством выполненного долга пошёл к выходу. У той витрины невольно остановился, ещё раз осмотрел чёрные маслянистые ягоды и строго спросил у продавщицы: «Маслины с косточками?» Получив утвердительный ответ, попросил завесить ему маслин – рублей на двадцать. Всего-то и вышло с горсть.
      По дороге домой Алексей Петрович обдумывал, какими словами объяснить незапланированную покупку жене. Его Анна Степановна – хозяйка строгая, у нее каждый рубль на учёте. Чёрт попутал, говорят в подобных случаях. Словно кто его под локоть подтолкнул.
      Дома, выкладывая на кухонный стол покупки, Алексей Петрович осторожно достал из сумки прозрачный пакетик с чёрными ягодами.
      – Вот, решил кутнуть. Давно маслин не покупали. Ты раньше, Аня, помню, их любила…
      Анна Степановна покачала головой, но вслух сказала:
      – Когда это было! Я уже и забыла. А ты молодец, помнишь ещё, не забыл.
      – Я много чего ещё помню. Голова, тьфу-тьфу, пока ещё работает, – откликнулся Алексей Петрович.
      
      В обед супруга расщедрилась – достала из шкафчика две посеребрённые чарки и выставила на стол початую бутылку перцовой настойки, что осталась с прошлого Петькиного приезда. Хороший у них сын, уважительный. К отцу с матерью без подарка никогда не приезжает. Жаль только – занятый очень, потому редкий гость.
      Алексей Петрович наполнил свою чарку до самого края и супруге тоже плеснул на донышко.
      – Ну, давай, мать, за всё хорошее! Твоей гипертонии капля перцовки, думаю, не повредит.
      Проглотив жгучую жидкость, Алексей Петрович взял с тарелки пару чёрных ягод и отправил их в рот. Задумчиво разжевал ягоды, а косточки аккуратно выплюнул себе в ладонь.
      – Нравится? – с чувством спросила Анна Степановна.
      – Жизнь такая, что и умирать не хочется! – кивнул головой Алексей Петрович. – Ты, мать, давай ешь сама, ты такие маслины любишь, а я их вкус не очень-то понимаю.
      – А помнишь, Лёша, как ты мне когда-то рассказывал про философа, который любил маслины? Что там за история такая была, я уже позабыла?
      – Это про Платона рассказывали, что он больше всего на свете любил маслины. Для греков маслины – что для нас картошка, еда повседневная, самая простая. Другой философ, Диоген, ну, тот, что жил в бочке, спросил раз Платона, чем его угощал Дионисий, сиракузский тиран, когда Платон у него гостил. А тот ответил – мол, угощал моими любимыми маслинами. Угощать-то угощал, а потом, рассердился за что-то на Платона и приказал продать его в рабство. Вот Диоген и подковырнул Платона – как мол, ты такой умный, а так оплошал? Был свободным человеком, а стал бесправным рабом ѕ так сказать, одушевлённым орудием.
      – Как же так? – нахмурила брови Анна Степановна. – Разве ж так можно было поступать с гостем?
      – Хорошо, хоть не казнил, и за то ему спасибо, а то ведь сначала Дионисий хотел Платона казнить, да придворные отговорили. Мол, такой своей жестокостью он вызовет к себе презрение всей Греции. Да ты, мать, не особенно переживай за Платона. Его очень скоро выкупил из рабства один корабельщик из Кирены – это была такая греческая колония на африканском побережье. Тот киренец, забыл уж, как его звали, заплатил за Платона 30 мин – за такие деньги тогда вполне можно было купить четырёх рабов. А когда друзья Платона хотели этому киренцу деньги вернуть, тот благородно отказался, зато и вошёл в историю вместе с Платоном. А Платон на собранные друзьями деньги купил себе возле Афин земельный участок, где организовал свою знаменитую академию. А когда Дионисий Старший умер, Платон снова поехал на Сицилию – учить уму-разуму сына Дионисия. Того тоже звали Дионисием, и он тоже был тираном, ещё более распущенным и жестоким, чем его отец.
      – Ну и как? – поинтересовалась Анна Степановна. – Научил он его уму-разуму?
      – Представь себе, нет! – со вздохом ответил Алексей Петрович. – С Сицилией Платону как-то просто фатально не везло. Из-за Старшего Дионисия в рабство попал, а от Дионисия Младшего едва ноги унёс.
      – Как ты, Лёша, всё это помнишь? Я просто удивляюсь, – покачала головой Анна.
      – Я ещё много чего помню, даже такого, что и вовсе не нужно, – усмехнулся в ответ Алексей Петрович. – А ты ешь ягоды, ешь! Смотри, какие крупные и сочные. Таким, наверное, и Платон был бы рад.
      – Дался тебе этот Платон, – укоризненно сказала супруга. – У тебя, конечно, других забот мало. В ванной кран подтекает, уже второй месяц, а ты только обещаешь починить. Всё Платонами голова занята!
      – Нет, Аня. Я совсем о другом думаю. Целая жизнь, можно сказать, прожита. А для чего, зачем? В чём смысл? Сократ сказал, что непонятая жизнь вообще не стоит того, чтобы её прожить.
      Алексей Петрович тяжело вздохнул, а Анна Степановна нахмурилась.
      – По-моему, тебе надо поменьше читать на ночь, а то добром это не кончится. Вот уже и мысли разные в голову лезут.
      – А когда мне раньше и читать-то было? – снова вздохнул Алексей Петрович. – В школе я борьбой увлекался, даже на городских соревнованиях выступал. Потом армия, институт, работа, семья – не до чтения было. Кстати, у меня в 10-м классе прозвище было «Платон». Забавно, да?
      – Наверное, потому, что ты тогда очень умным был, – с легкой иронией высказала предположение Анна Степановна.
      – Да уж, какой там ум! – хмыкнул Алексей Петрович. – Я в школе борьбой увлекался, ни на что другое времени почти не оставалось. А Платон тоже до встречи с Сократом занимался борьбой, даже готовился стать профессиональным борцом. А когда встретил Сократа, тогда уж увлекся философией. А я вот, к сожалению, Сократа не встретил. Потому и прожил целую жизнь, ни разу ни о чём не задумавшись…
      – Господи, ну что ты маешься! – в сердцах воскликнула Анна Степановна. – Сам не знаешь, чего хочешь. Всё у тебя есть. Детей вырастил, выучил, на ноги поставил. Домик в деревне есть, лодка есть, будь она неладна. Что тебе ещё надо? Живи да радуйся! Если так, как ты, обо всем задумываться, то, может, вообще жить не захочется. Я вон лекарства горстями пью, а и то не ною.
      Алексей Петрович махнул рукой и встал из-за стола. Анну всё равно ни в чём не убедишь. У неё на каждое слово всегда два своих найдется.
      
      После обеда Алексей Петрович отварил минтай, накормил Маруську. Та рыбу съела в один миг, а после целую минуту терлась о ногу хозяина.
      «Вот Маруська – кошка, а доброе отношение к себе понимает. И мне настроение сразу подняла, – растроганно подумал Алексей Петрович. – Люди-то не всегда бывают благодарными, точнее, очень даже редко. Вообще, народ очень сильно испортился. Всё этот ящик проклятый, сломать бы его к чёрту! Сплошь секс, мордобой да дурацкая реклама. Где был? Пиво пил! Раньше жили по-другому. Бедновато, конечно, зато честнее. И работали не только ради денег. Его цех сколько раз завоевывал красное знамя! Все гордились этим, победу в соревновании всегда отмечали, как праздник».
      В ужин Анна Степановна поставила на стол блюдце с маслинами, что остались от обеда. Алексей Петрович как взглянул на них, так сразу вспомнил:
      – У нас перцовки ещё немного осталось. Надо допить, а то стоит без дела.
      – Ничего, пусть постоит, – возразила супруга, – никуда не денется. Твой Платон, наверное, по нескольку раз в день к рюмке не прикладывался.
      – А древние греки вообще водку не употребляли, – хмыкнул Алексей Петрович.
      – И правильно делали, – похвалила древних греков Анна Степановна.
      – Вино, правда, пили, – уточнил Алексей Петрович. – И ещё как! Не рюмками, а из больших чаш вроде пиал. Греки вообще без вина жизни себе не представляли. «Каждый в меру свою напивайся…» – это у греков такое правило было, а мера эта, надо думать, была у них не слабая. Кто из гостей уже не мог своими ногами идти, того рабы на носилках относили домой. Как Анакреона. Знаешь, был такой поэт? Сочинял стихи про вино, про любовь и прочее. К тому же у греков принято было пить вино и закусывать, лёжа на ложах вроде кушеток.
      – Зачем же лёжа? – с недоумением спросила Анна. – У них что, стульев не было?
      – Дело не в стульях, – пояснил Алексей Петрович. – Стулья-то у них как раз были. Просто тогда считалось, что есть и пить, лёжа, полезнее для здоровья. Пища лучше усваивается. И упасть, если кто перепьёт, не страшно.
      Анна покачала головой:
      – Выдумщиками большими были твои греки. Лёжа, есть и неудобно, и неопрятно. Я удивляюсь, как это некоторые наши дамочки по утрам кофе пьют прямо в постели. И не боятся ведь на простыню пролить! Наверное, самим стирать не приходится.
      – Греки не просто ели и пили вино, а ещё вели при этом разговоры о самых разных предметах. Теперь как живут? Включил ящик, выключил, пиво вылакал, банку выбросил – день прошёл, и голова ни о чём не болит. А древние греки ѕ те жили совсем по-другому, они пытались понять, как наш мир устроен. Например, Зенон Элейский, был такой философ, доказал, что время и пространство вовсе не такие, какими мы их себе представляем, а если бы были такими, то быстроногий Ахиллес никогда бы не смог догнать черепаху. Этот парадокс так и называется ѕ «Ахиллес и черепаха». Движенья нет, сказал мудрец брадатый… Это Пушкин именно про Зенона сочинил.
      – У твоих греков, наверное, времени свободного было много. Всю работу за них, наверное, делали рабы, вот они и могли позволить себе бездельничать да выдумывать загадки, – с неодобрением сказала Анна Степановна.
      – Да нет, Аня! Просто древние греки были умнее нас, они умели строить жизнь гармонично. А наша жизнь неправильно организована. Возьми Петьку. Когда ему ни позвонишь, хоть в 10 вечера, он всё на работе. Не остается времени ни на что – ни с друзьями пообщаться, ни в театр сходить. Ему ещё и пятидесяти нет, а весь седой уже. К нам приедет раз в месяц, сядет в кресло, глаза рукой прикроет и сразу задремлет. Может так вот три часа подряд проспать. Разве так можно жить?
      – Надьке его всё денег мало, вот он и выкладывается так, – проворчала Анна Степановна. – Тоже мне – деловая колбаса!
      – Колбаса-то колбаса, да только и сам он своей головой должен думать. А Ольке с её пацанами каково приходится? У нас по ящику много говорят о социальной защите, о поддержке семьи, – продолжил развивать свою мысль Алексей Петрович. – А на деле власти только и думают о том, как бы нас всех облапошить. А Платон – тот мечтал о государстве, в котором законы основаны на справедливости. В таком государстве все граждане заняты делом, а женщины занимаются домашним хозяйством и воспитанием детей.
      – Ну, конечно, – протянула Анна Степановна. – Тебя послушать, так бабы только для того и созданы, чтобы сидеть на кухне, подавать мужикам на стол и мыть грязную посуду. А мужики, конечно, могут развлекаться, как хотят.
      – А что? Платон всё правильно придумал. Женщины заняты делами по дому и с детьми, им некогда отвлекаться на разные глупости, поэтому они и не изменяют своим мужьям, – добавил Алексей Петрович в шутку. – И в семье поэтому царят мир и согласие
      На шутку Анна Степановна отозвалась с непонятным раздражением.
      – Ты думаешь, раз про Платона мне рассказываешь, так очень умный? Всё знаешь?
      Алексея Петровича неожиданно больно кольнула насмешка. Он даже отвернулся, чтобы не показать вида.
      Ночью у него закололо в правом боку, и он долго не мог заснуть, всё ворочался в постели, пытаясь улечься поудобнее. Мозг его буравила та непонятная фраза Анны, о том, что он чего-то не знает. Всколыхнулись старые, давно забытые подозрения. Думал, что всё давно улеглось, травой поросло. Ан, нет, оказывается.
      
      Утром за завтраком, ковыряя ложкой в тарелке с неизменной овсянкой, Алексей Петрович, между прочим, заметил:
      – Встретил я недавно на улице Валентина. Совсем стариком выглядит. Ходит, скособочившись, ногами шаркает. А раньше, помнишь, каким орлом был! Как на гитаре играл! – я до сих пор так не умею. Хотя, может, ещё успею научиться. К примеру, Сократ, когда уже был стариком, брал уроки музыки, учился игре на кифаре.
      – Твой Валентин ходоком хорошим был и пил, наверное, сверх меры, вот и состарился рано, – отозвалась Анна Степановна. – Ты раньше тоже был любителем. Или забыл уже, как вы с ним ночами здесь бражничили, песни пьяные пели, детям спать мешали?
      – Может, и было такое пару раз, что сейчас об этом вспоминать? – примирительно сказал Алексей Петрович.
      Но Анна уже завелась, и просто так промолчать было ей, конечно, выше сил.
      – А в карты ты сколько раз проигрывался, забыл уже? Я не знала, чем детей накормить, кольца в ломбард туда-сюда таскала. Прожил всю жизнь в свое удовольствие! Ни о чём душа не болела. А сейчас меня своим Сократом замучил.
      – У Сократа, кстати, тоже была жена, Ксантиппой звали, – язвительно усмехнулся Алексей Петрович. – Среди жителей Афин была известна своим исключительно сварливым нравом, вечно Сократа бездельем попрекала. Так вот и вошла в историю как образец сварливой жены.
      – Ты к чему это? – вспыхнула Анна.
      – Ни к чему. Просто констатирую факт. Хорошая ты женщина, Анюта. Добрая. Хозяйственная. Только язык у тебя иной раз бывает поганый.
      Лицо супруги пошло красными пятнами. Сжав губы добела, она встала из-за стола и, ничего не ответив, вышла из кухни.
      
      Так вот и пошла, как королева, со сжатым в ниточку ртом, даже не допив свой утренний чай из десяти трав. Обиделась, наверное, за Ксантиппу. А что обижаться? Что он такого сказал? Картами, его, видишь ли, попрекнула. Да, иногда и проигрывал, на то они и карты. А после выигрышей всегда ей подарок покупал. Этого она почему-то не помнит, только плохое. Он уже тридцать лет карты в руки не берет, забыл давно, как они и выглядят. Теперь будет молчать целый день, а то и два. Что это за манера такая – с мужем в молчанку играть! Ещё когда он был молодым парнем, мать наказывала ему выбирать в жены девушку веселую и приветливую. Такую тогда и выбрал, да только с годами характер у Анны малость подпортился. Уже и не вспомнить, когда она смеялась последний раз, зато обидчивой стала не в меру. Жизнь, конечно, была у неё не простая, сплошь в заботах и хлопотах, а сейчас ещё и гипертония к ней привязалась, эта чёртова болячка кого хочешь отучит улыбаться. Может, и он в чём-то виноват…
      «Выпить что ли от расстройства рюмку перцовки?» – подумал, было, Алексей Петрович, но мысль о водке с утра показалась ему противной. Да и вообще — в последние годы его не особо тянуло на выпивку. На женщин перестал внимание обращать – и к выпивке тоже интерес потерял. Всему, знать, свое время.
      Да, было время, жизнь бурлила, била ключом. Когда были молодыми – ничего не боялись, умели работать, умели отдыхать. И гулянки, было дело, устраивали по три дня подряд. И влюблялись, и чушь прекрасную плели. Бывало, разумеется, всякое: и ссоры, и обиды. Несколько раз дело чуть до развода не дошло. Но как-то обошлось.
      Потом жизнь, конечно, устаканилась, а сейчас, «на заслуженном отдыхе», стала простой, даже слишком простой. Как у Маруськи: поел, поспал, день прошёл – и слава богу! Да только человек не кошка. Человеку жизнь без волнений, без радостей и стрессов – и не жизнь вовсе, а одно сплошное прозябание! Вот он обидел Анюту на ровном месте – а всё оттого, что жизнь у них стала слишком гладкая, не хватает в ней малость перчинки.
      Наверное, всё-таки зря он Анюту сравнил с Ксантиппой. В воспитательных целях, может, и правильно, а вообще-то зря. В их возрасте следует бережнее относиться друг к другу. Ну и что из того, если она иногда и поворчит немного? Все женщины любят поворчать. И никакая она, конечно, не Ксантиппа. Потому что сам он не Сократ.
      А она сейчас сидит, небось, в уголке, вытирает слёзки платочком. И некому её, бедняжку, утешить. Кроме него самого, разумеется. И незачем ему по-пустому свой характер показывать. А уж если показывать, то совсем иначе. Например, пойти к Анюте, повилять немного хвостиком... С него не убудет. Не такой уж это непосильный труд...

      Анна Степановна стояла в комнате у окна, рассеянно смотрела на двор, на чёрные деревья, уже сбросившие осеннюю листву, на мокрые скамейки на детской площадке… Услышав шаги, обернулась, вопросительно посмотрела на супруга.
      Алексей Петрович потоптался у входа в комнату.
      – Я, Аня, собираюсь сходить в магазин. У Маруськи сухой корм уже на исходе. Тебе ничего не надо купить?
      – Купи немного маслин, философ. Таких, как вчера, – ответила Анна Степановна и чуть заметно улыбнулась.

оригинальный текст — 2004 г.
исправлен — 2025 г.