Кольцо Саладина, ч. 4 Последнее воскресенье, 63

Почему-то я решил, что ехать придётся долго, часа три - наверное, из-за незнакомого слова «Клязьма».
Но дорога оказалась короткой, практически молниеносной. Может, потому, что картины в вагонном окне почему-то показались какими-то знакомыми. А может, ещё и потому, что я был всё время занят - сосредоточенно думал и записывал. Мне было о чём подумать.
Я сообразил сначала набросать вопросы. Хотя какое там «сообразил», это я у пани подсмотрел. И как же мне хотелось, чтобы рядом сейчас была она. Она бы оценила подход. И всё бы мы сделали быстрее.
С другой стороны, я был горд, что что-то сумел систематизировать один, без неё, сам - и теперь мне есть, чем похвастаться. То есть, я приеду сейчас не просто, как побитая собака, вилять хвостом и просить прощения, а появлюсь, как исследователь важного вопроса – с уже готовыми результатами.
Результаты свои я записал, и были они следующими:

1. Портал открывается там, где есть «дырки».
2. Дырки образуются в намоленных местах.
3. Намоленные места – там, где есть или были какие-то интенсивные ритуалы.

Тут всё было логично и подкреплено жизнью. Первый раз я провалился возле бывшего дольмена. Дольмен – старинный артефакт, у меня на родине только глухой не слышал связанные с ними истории.
Второй раз я провалился в Трубниковском, вблизи церковной территории, а может, прямо и на ней самой.
В третий раз – в Метрополе, тоже вблизи церковной территории да ещё и вблизи древней архитектуры. Стена эта китайская, или как там её. Тоже, на минуточку, артефакт.

Следующий пункт был уже не таким утверждённым. Как инициируется провал? Всё-таки куча москвичей и гостей столицы ходят туда-сюда по тем же дорогам и никуда не проваливаются.
Дануца объяснила, что сильные всплески чувств – наши с пани или порознь, или вместе – как-то там взрывают перегородку. Какую-то. На этом месте размышлений мне очень хотелось чего-нибудь самому взорвать, или что-нибудь сломать, или хотя бы выматериться, но я понимал, что вот теперь, после всего, что случилось, это уже неактуально и делу решительно не поможет.
Потому что это тоже всё подтвердилось. В дольмен я попал после скандала с пани. В Трубниковском я на женский день провалился тоже после скандала с пани. И сама она попалась, когда вспыхнула ревностью.
Хотя с пани была несостыковка. Не так уж она и скандалила. Просто вспылила, повернулась и ушла. Ничего такого ужасного. Тем не менее, она провалилась, причём так, что её зонтик попал в зону провала и трансформировался до неузнаваемости. И вот это было самым тревожным. Потому что она, получается, почти всё время в опасности. Всё время на грани. Чтобы не было беды, ей надо быть спокойной и уравновешенной. Тогда всё будет хорошо. Срочно, срочно я должен был всё это объяснить…

Отдельно у меня были записаны вопросы, которые я пока не решил.
1. Почему никто не провалился после ссоры с туфлями?
2. Почему я попал в квартиру Белки, если ни на кого не злился и ни с кем не ссорился. Всё было мирно и хорошо. Но мне открылся портал в 1940 год. Значит, есть ещё какие-то причины, кроме скандалов? И мы их не знаем. А это значит, не можем ими управлять. Значит, кто-то управляет нами… Значит, кто-то решает за нас?
И ещё было странное: зачем нам вернули зонтик?
Выходило, что за нами поминутно следят? Вот прямо реально следят какие-то силы? И решают, что делать с нами и что не делать?
Вот тут уже можно было себе позволить крушить мебель и материться, но… я вообще уже боялся выпускать наружу какие-то чувства. Получается, что нельзя. Только что это за жизнь, что нельзя даже пнуть стену? Поэтому я старался об этом втором вопросе не думать, тем более, это были только предположения. А вот почему туфли прошли без эксцессов – вот это можно было бы раскрутить.
И именно вместе с ней. Именно вместе. Я был уверен, что она прекрасно помнит эту нашу первую размолвку. И скорее всего – лучше, чем я.
У меня был ещё вопрос: есть ли ещё такие пары или просто люди, которые могут угодить в другой мир? Другими словами, насколько мы уникальны.

Ещё я не знал, что делать. Дануца сказала просто: не ссорьтесь. Делайте вместе какое-то дело. Тогда ваша сила будет созидать, а не разрушать.
Логично. И вообще-то правильно. Но, несмотря ни на что, в душе у меня то и дело поднимался глухой протест. Потому что всё время приходилось признавать какие-то, мать их, высшие силы, которые творили с нами, что хотели. Встреча с Дануцей заставила меня заподозрить – да что заподозрить – убедиться – что порталы открывают не только одуревшие от любви идиоты случайным пинком. Порталы вполне себе целенаправленно открывают… ну так скажем - специалисты. Я был уверен, что Дануца всё знала и понимала: слишком уж спокойна она была и невозмутима. И это её: «Вы видите папку на подоконнике? Не видите? А она там лежит».
Мысль о специалистах тоже меня далеко не радовала. Я с детства терпеть не мог никакой заспинной мышиной возни. А тут, понимаешь, будь любезен, живи по чьим-то чужим правилам и чувствуй себя под микроскопом.

Короче, минусов было больше, чем плюсов. Вот это я особенно хотел обсудить с пани. Она могла бы меня как-то утешить, уговорить, угомонить. Я очень надеялся. Мне казалось, один я ни до чего нормального не додумаюсь. Более того, как только я упирался в мысль, что нас караулят и ведут, мне до смерти хотелось размозжить что-нибудь поблизости. Например, этот вагон пригородной электрички. Который, кстати, был уже битком набит, и из обрывков разговоров я понял, что все едут на Клязьминское водохранилище. На пляж. Вот значит, где обретается моя пани. В зоне отдыха. Ну и отлично. Сядем с ней где-нибудь на песочек в тенёчек и всё обсудим. Заодно посмотрю, что тут в Москве за пляжи такие…

Погода была, кстати, прекрасная, именно пляжная, на небе ни облачка, и первое, что я сделал, вывалившись со всей кучей народа на перрон – глубоко вдохнул лёгкий, солнечный, сосновый воздух, пахнущий рекой. Река перерезала посёлок на две части, и была где-то совсем рядом. Тут всё было рядом, оставалось мне до долгожданной встречи совсем чуть-чуть - и лёгкое счастливое волнение подхватило моё сердце. Мне показалось, в таком прекрасном месте не может быть ничего плохого, всё будет хорошо.

Бумажку с адресом я держал перед собой и топал уверенно уютными, тенистыми улицами, обросшими березками и рябинками. Поднимая голову и озираясь, я видел то справа, то слева живописные старые деревянные дачи под высокими соснами во дворах. И сразу вспоминал Таткины торопливые рассказы, что здесь когда-то где-то жил Шолохов и писал «Тихий Дон», а где-то рядом ещё жили Ильф и Петров, а где-то Гайдар… Я, конечно, не обратил на это внимания. Там в Москве, у меня сердце разрывалось, и, конечно, до Шолохова мне было мало дела. А вот, пани наверняка всё здесь знает, и может, расскажет мне, и мы погуляем,  поразглядываем эти памятные строения, резные, остроконечные, несущие значительную печать времени. Здешние улочки, плотно утоптанные пешеходные дорожки под берёзами и рябинами напоминали тропинки на окраинах моего города. Прошлым летом мы бежали по ним вдвоём босиком и орали во весь голос «Велкам ту зе хоутел Кэллифорния!..» Интересно – вспоминает ли она об этом, идя по этим тропинкам? Надо будет ей напомнить. Но это потом, сначала главное… А вообще надо сначала дом найти. И вот он, наконец, – последний поворот, где мне предстояло свернуть, а потом всё время идти прямо и прямо до длинного штакетника.

Я вышел на перекрёсток, машинально оглянулся – и замер.
Навстречу мне с соседней улицы шла парочка. Сначала мне показалось, что это галлюцинация, потому что я узнал пани. Я даже не поверил глазам, подумал, что просто девушка очень похожа, но сердце так и рванулось ей навстречу – и в следующую секунду я понял, что не ошибся. Это была она - в своих джинсиках и футболке с газетным текстом. Но с ней рядом шёл… Юра.
Чувство было пронзительным, словно удар в солнечное сплетение. Я резко отшагнул с перекрёстка в тень берёз и рябин, встал спиной к дороге, даже облокотился на чей-то чужой забор, давая им пройти мимо. Прямо вжался в этот забор, желая исчезнуть совсем, но можно было не волноваться, они даже не смотрели по сторонам, спокойно прошли мимо, не обратив на меня внимания. До меня донеслись обрывки слов – да, это был её голос, я узнал мелодичные, журчащие интонации – они о чём-то говорили, спокойно и неторопливо.

Я дождался, когда они повернут - да, туда же, в ту сторону, что была обозначена на плане и отодвинулся от забора. Оказывается, я вцепился в него, до боли сжав в кулаках перекладины. С силой я смял бумажку с планом и положил в карман. Словно задушил. Всё, не нужна она мне больше, можно разворачиваться и уходить. Женщина выбирает сама, не нужно ей мешать, - закрутились в моей голове слова Дануцы. И вот она выбрала, да?
Получается, выбрала. И всё ясно теперь…

Только зачем я пошёл за ними вслед? Зачем? Пережить сполна всю бездонность этой горючей боли? Или наглядеться в последний раз? Я не знал. Просто медленно шёл за ними, не выпуская из вида. Сощурившись, ловил её знакомые движения, её лёгкий шаг. Мне показалось, она была очень худенькой, совсем тростиночка, и у меня сжалось сердце. Она не знает, что ей грозит… А может ей ничего и не грозит? Может, ей грозило только со мной?

Они внезапно остановились и сошли с дороги в тень деревьев. Он что-то дал ей в руки, и она взяла. Я только сейчас обратил внимание, что она была с пустыми руками, а он что-то нёс. Он наклонил это что-то к её подставленным рукам. Я понял: это был бидон с чем-то – с молоком или квасом. А может быть просто с водой. Родниковой. Она рассказывала, что любит так пить – из крышки от бидона. Она пила, и, когда отрывалась, что-то говорил, а он стоял рядом с видом хозяина, с видом завоевателя. Волк, хищник… Во значит, как. Они вдвоём ходили куда-то. Вместе. Мне надо уходить. Они уже делают всё вместе. Как семейная пара. Надо поворачиваться и уходить.

Но я всё шёл и шёл. Наверное, я всё-таки ждал, что они разойдутся в разные стороны. Волк пойдёт своей дорогой, а моя красная шапочка – к себе домой.
Они вместе подошли к широким воротам – я понял, что это та самая дача, которую описывала Татка. И это тот самый дом, он угадывался за забором сквозь зелень яблонь – высокий, остроконечный, обшитый золотистым тёсом. На фронтоне было маленькое резное окошко с белыми занавесочками. Наверное, там она живет…
Он предупредительно открыл перед ней калитку. Сейчас она перешагнёт порог и скроется во дворе. А он пойдёт своей дорогой. Восвояси. Куда-нибудь на автобусную остановку. На электричку. В космический корабль. Подальше от этой дачи, подальше от Земли, к чёрту на кулички! И я тогда брошу себя к этому забору и разнесу его к чёрту…
Прежде чем шагнуть за калитку, она оглянулась. Я даже прятаться не стал – так далеко я стоял. Просто прислонился спиной к дереву. Она исчезла во дворе, и следом за ней вошёл он. Калитка закрылась.
Всё кончено. Можно возвращаться обратно.
И я зашагал обратно. Я совершенно спокойно шёл и шёл, спокойно так, словно мне всё было по фигу. Только в глазах стояло какое-то марево.
А уже перед самой станцией меня вдруг осенило. Я вдруг догадался, почему дорога казалась знакомой, когда я смотрел в окно электрички. Я просто уже ездил по этой ветке.
Когда искал Волка.
Мне захотелось проверить догадку, я подошёл к бабулькам на автобусной остановке и спросил далеко ли отсюда до Королёва.
- Да минут десять на автобусе, - охотно ответили бабульки и последний кубик встал в картинку.
Прекрасно. Они тут рядом. Десять минут, отлично.
Больше мне заботиться было не о чем. Мой несостоявшийся пляж, прощай.

Пока я ехал обратно в Москву я просто совсем ни о чём не думал. Возможно, я просто не жил.

Я приехал во Дворец, зашёл в кабинет и, не здороваясь, сел напротив Вероники, положив ноги на соседний стул. Мне очень хотелось положить их на стол, а самому закурить, но я знал, что за этот номер мне влетит так, что мало не покажется.
- Я готов, - сказал я, со всей внимательностью разглядывая потолок. – Когда летим?
- Только что звонила Марина, - тоже не здороваясь и ничему не удивляясь, проговорила Вероника, и голос у неё был какой-то странный.
Я посмотрел на неё: она держала в руках какие-то бумаги.
- Представь себе, в отделе культуры перепутали распоряжения. – Оказывается, в Чехословакию летят певцы. А танцоры – в Польшу. Можешь себе представить? Три недели в Кракове – культурной столице Европы. Планируется богатая культурная программа. Тебе везёт.
- Везёт? Почему? – спросил я без всякого интереса.
- Как «почему»? – с удивлением спросила Вероника. – Ты же всегда хотел побывать в Польше. Тебе что – всё равно?
Я снял ноги со стула и сел нормально.
- Да, - сказал я, спокойно глядя в пустоту. – Мне всё равно. Мне по фигу. Хоть в Новую Зеландию.