Вторая жизнь

— Лучшие кокосы только в моей лавке! Свежий сбор! Недорого! Подходите, выбирайте! Мои кокосы никого не оставят равнодушными, клянусь самой Банафрит! — надрывистый голос старого торговца орехами заглушал шум пенистых волн бирюзового океана.

На утреннем рынке как всегда царило оживление. Повсюду сновали носильщики овощей, расталкивая всех плетёными корзинами, у прилавков суетились торговцы и покупатели, верещали разнопёрые птицы, орала скотина в загонах. На берегу дети строили песчаный городок, украшая его рыночными отходами, — шкурками фруктов и обрывками упаковок, — а недалеко от них рыбаки разбирали ночные сети, забитые уловом. Все островитяне до боли в глазах походили друг на друга — смуглые, коренастые, черноволосые, они полнились здоровьем и крепостью, круглые сутки проводя на воздухе в единении с природой.

— Врёшь, старик! Кокосы с нашей плантации покрупнее будут! — насмешливо бросил торговцу какой-то юнец.

Жители острова Большой Кокос владели обширной территорией, где выращивали множество культур овощей и фруктов, однако основную её часть занимали плантации кокосовых пальм, которые к нынешнему времени обрели такой размах, что превратились в своеобразную местную достопримечательность. Многие косовитяне работали и жили прямо на фермах, а хозяева полей постоянно соревновались между собой в производстве лучших орехов.

— Я куплю у тебя три кокоса, — обратилась к торговцу молодая улыбчивая девушка, — близится День Банафрит, надо начинать приготовления...

— Бери больше, красавица! Свежие! Кожура мягкая, сок сладкий, не разочаруешься!

— Главное, чтобы Банафрит не разочаровалась, — философски заметила островитянка.

Банафрит, Дитя острова, была покровительницей Большого Кокоса. Она посылала дожди на плантации, предотвращала землетрясения и успокаивала цунами, и всячески поддерживала косовитян в их тяжёлой работе, однако требовала взамен горячих молитв и обильных подношений. Несмотря на райские островные пейзажи, испокон веков жить здесь было нелегко. Ежедневно надрываясь на хозяйстве, любой честный фермер каждый год старался класть к ногам Банафрит самый дорогой подарок, боясь прогневать суровую повелительницу недостойным подношением.
По вечерам многие косовитяне, которые не оставались ночевать на плантации, обычно отдыхали в прибрежном кабачке. Здесь
травились бородатые байки о том и этом, лениво обсуждались сплетни о соседях и сиюминутно затевались споры под кружечку свежевыжатого тропического сока. А последняя новость была вот какая — несколько рыбаков всю ночь наперебой рассказывали о том, как им якобы довелось собственными глазами видеть дух Банафрит. Они описывали её как огромного роста грозную амазонку с квадратным подбородком, пухлыми губами и плоским носом, одетую в одну лишь набедренную повязку из листьев пальм.

— Я как глянул на её это самое богатство, чуть дух из меня весь не вышел! — задыхаясь от восторга, тараторил подвыпивший рыбак, — это ж сколько детей можно с такой богиней состряпать! Зверь, а не баба!

— А лицо у ней смуглое, будто деревянное, и расписано всякими узорами, — вторил его друг. — А ещё повсюду она унизана украшениями — и в бровях, и в носу, и в ушах, на шее и руках… А волосы чёрные, как чаячье крыло, и туго заплетены в длинные косы!

Через каждую кружку выпитого рассказ немного менялся и приобретал всё новые подробности, но всякий раз в руках Дитя острова непременно держала тяжёлое копьё, которым карала обленившихся островитян, а на её плече горделиво восседал павиан — священное животное джунглей. Рыбакам, конечно, почти никто не верил, но на всякий случай спорить с ними всё-таки не стали.

День Банафрит — главный праздник жителей Большого Кокоса — отмечается раз в году. В этот день запрещено работать, однако все соблюдают издавна чтимые традиции. На берегу океана, где стоит огромная каменная статуя богини, косовитяне с утра до вечера восхваляют свою покровительницу благодарственными песнями и триумфальными танцами, и каждый житель обязан принести блюдо для общего стола, обязательно приготовленное из кокоса или хотя бы с его добавлением. Часто праздник посещают стайки краснолицых павианов, которых привлекают вкусные лакомства, и никто не имеет права отгонять священных животных от своей тарелки, чтобы не разгневать Дитя острова. Ближе к вечеру разжигается грандиозный костёр. Старейшина острова говорит длинную хвалебную речь и в качестве главного жертвоприношения для Банафрит режет сотню голов крупного рогатого скота.
Это, пожалуй, самая большая жертва и самый щедрый подарок косовитян. С каждым годом выращивать стадо избегая голода становится всё труднее — после праздника обязательно находится очередное семейство, оставшееся без единого животного в хозяйстве, и тогда выжить им помогают всем миром. Однако люди искренне верят, что этот страшный дар льстит Банафрит больше всего, и до следующего судного дня она точно не покинет своих преданных косовитян.

— За два ореха я могу дать две большие рыбины! — торговался один островитянин, подняв за хвосты плотные тушки.

— Да ты спятил! Знаешь, сколько трудов нужно, чтобы вырастить такие кокосы? Беру три рыбины за два кокоса! — отвечал ему другой, любовно похлопывая волосатый бок ореха.

— А ты знаешь, что я целые сутки провел в открытом океане, чтобы выловить такие крупные рыбины? Всё честно — два за два!

Именно в этот солнечно-суетливый день на берег острова Большой Кокос ступила чужеземная нога испанского учёного. Наперевес с огромным туристическим рюкзаком, Серхио Фернандес уставшим шагом городского человека, не привыкшего к долгим путешествиям, фланировал туда-сюда вдоль рынка, рассматривая диковинные товары, и потягивал кокосовый сок прямо из плода, то и дело поправляя падающую на глаза панаму. Вот уже битый час он пытался найти для себя временное жильё на острове, не зная ни слова на местном языке. Несчастный учёный уже порядком выдохся и успел потерять новые очки, водрузив их прямо на собственный лоб, но зато подробнейшим образом исследовал побережье. Пока что радости путешествия заканчивались лишь на охлаждающем кокосовом соке.

— Ко Дню Банафрит нужно больше рыбы! Чем я по твоему буду начинять кокосовые корки? Завтра же ты починишь лодку и отправишься за уловом! — строго говорила женщина с высокими скулами своему мужу, укладывая на прилавке разноцветные горки свежих фруктов. — Заодно взял бы сына с собой. Его хлебом не корми, дай только удочку в руки!

«Мне чудится, или это испанский язык?» — Серхио уцепился за несколько единственных понятных ему слов во всеобщем гомоне рынка и пошёл на звук.

Совсем недалеко от Большого приютился остров Малый Кокос —  честно следуя названию, он был намного меньше своего старшего брата, хотя такой же идеально круглый. Малый Кокос располагался настолько близко, что некогда раньше два побережья соединял широкий деревянный мост, который много лет назад возвели первые косовитяне, и жители могли беспрепятственно ходить друг к другу в гости. Мост был этаким местным центром общественной жизни. Когда-то между островами шла бойкая торговля, прямо на мосту заключались браки, здесь же могли устраиваться танцы или даже драки. Однако сейчас мост вот уже несколько лет стоит в развалинах. Случилось это после того, как косовитяне все до единого спешно переселились с Малого на Большой Кокос, собственноручно разрушив единственный сухопутный переход.

На Малом Кокосе творилось страшное. Несмотря на все усилия косовитян, островок начал стремительно дичать — непроходимые джунгли безжалостно подступали к деревням, разрушая дома, дикие животные не страшились больше ни огня, ни оружия, и часто выходили охотиться на скот и людей, а земля будто окаменела и не питала собой больше ни одно плодородное семя. Стояли то непреодолимая засуха, то многодневные стены дождей.
Однако последней каплей к бегству стало вот что. В океане вокруг Малого Кокоса всё чаще начали замечать стаи дельфинов. Они появлялись неожиданно, с каждым днем становились смелее и подплывали уже к самому побережью, едва не садясь брюхом на мель. Никто сначала не придал этому большого значения, но слыхано ли, чтобы дельфины нападали на человека? Однажды они окружили одну из рыбацких лодок, мигом потопили её ударами своих мощных хвостов, и разорвали в клочья одного рыбака, пока второй чудом успел доплыть до берега и рассказать о случившемся. И ладно, если бы это были акулы, — печально, но такое иногда случается, — но дельфины, эти дружелюбные и умные существа… Новая угроза очень напугала косовитян и отрезала их от последнего доступного промысла рыбной ловли. Стали поговаривать, что Малый Кокос прокляла сама Банафрит.

— …так вот я и приехал, чтобы изучать остров! Говорят, это первый в мире случай, когда особи дельфинов в таком огромном количестве враждебны к человеку! Что вы говорите? Они не приближаются к Большому Кокосу? О, тогда это ещё больше интригует! — Серхио, размахивая руками, с фанатичной увлечённостью рассказывал о цели своего путешествия торговке фруктами.

— Ох, только будьте осторожней со своими исследованиями, сеньор Фернандес, — вздыхала женщина по-испански, — я знаю, о чём говорю. Только лишних проблем нам не хватало, когда на носу День Банафрит…

Сара и Альваро Санчес много лет назад приехали на Малый Кокос из Испании в поисках прекрасной островной жизни в окружении райских пейзажей, и желая посвятить себя честному труду на ферме. И всё это у них было, пока несколько лет назад не начался тот кошмар. Санчесы и их пятеро детей как никто знали о страшных бедах маленького острова, ведь они были в числе беженцев и бросили там всё своё хозяйство.
Сейчас они довольно неплохо обосновались на Большом Кокосе. Живут скромно, но и не бедствуют — Сара ухаживает за собственным садом, выращивая яблоки, груши, киви и персики на продажу, Альваро же сутками работает на кокосовой плантации, нередко пропадая там целыми неделями. Старшие их дети уже отдельно от родителей строят собственную жизнь, и дома остались только двое младших, ещё не достигших самостоятельного возраста.

Испанская престарелая чета радушно приняла Серхио, как своего земляка, выделив ему в тесном бунгало собственный, огороженный ширмой, угол. Сара по совести взяла с него плату за проживание и обещание, что учёный не подвергнет их семью опасности.

— Здоровье-то уже не то, понимаете, а работать нужно, детей кормить нужно, — объясняла женщина, показывая Серхио его плетёную раскладушку, — сейчас вот на Ваши деньги возьмём козочку, будет у нас и молоко свежее, и творог, и сыр. Нашу корову ведь придется пожертвовать на праздник… Главное, сеньор Фернандес, беду не накликайте, о большем я не прошу. Живите сколько хотите, нам только в радость вспомнить испанскую речь и в кои-то веки побеседовать с молодым человеком.

В планы Серхио определённо не входило проводить своё драгоценное время за душевными разговорами, однако он благоразумно промолчал перед доброй женщиной. Сбросив наконец свой набитый до отказа рюкзак с плеч, учёный глянул в маленькое круглое зеркало на стене. И где только сеньора Санчес увидела здесь молодого человека? Из зеркала на Серхио смотрел невысокий плотный мужчина сорока пяти лет, с загоревшим лицом под седыми висками и чёрной макушкой волос, с посеребрённой щетиной и тенями усталости под карими глазами. Он был женат на науке и от неё же имел нескольких детей в виде докторской степени, защищённой недавно диссертации и толстенной авторской книги по океанологии.

— Мама, посмотри, какое ожерелье я сплела из жемчужин! — самая младшая из пятерых детей, Паула, дёргала Сару за юбки, — я положу его к ногам Банафрит в назначенный день, чтобы она благословила нас.

— Молодец, дорогая. Может быть, Дитя острова смилуется и даст нам сил в новом году, чтобы мы могли спокойно ходить за уловом на нашем дырявом корыте...

На следующее утро первым делом Серхио вновь отправился на рынок, чтобы приобрести несколько комплектов местной одежды. Уж очень не нравилось ему, как выделялся его буднично-городской костюм среди местного колорита, привлекая лишнее внимание. Обрядившись в красные шаровары, расшитые тысячей оранжевых солнц, просторную хлопковую рубаху и кожаные сандалии, довольный учёный приступил к поиску лодочника или рыбака, который согласился бы отвезти его вместе со всем оборудованием на Малый Кокос. Проводником и переводчиком всё это время ему служил шестнадцатилетний Мигель, четвёртый по счету ребёнок четы Санчес — сплошные локти и коленки, шапка каштановых кудрей и море энтузиазма, которое он старательно выплёскивал перед новым интересным знакомым, показывая ему остров. Приезжий учёный со странными агрегатами, причудливыми щипцами и термометрами, которые он педантично разложил на своей полке в бунгало, произвёл на Мигеля неизгладимое впечатление, и ненасытный подростковый ум желал узнать как можно больше нового.

— Этот человек говорит, что и близко не подойдёт к проклятому острову, — энергично переводил мальчик, — а Вы собираетесь плыть туда совсем один? Вам не страшно? Как думаете, у Вас получится приручить дельфинов? Нет, сеньор Фернандес, того рыбака даже не стоит спрашивать, при переселении он потерял брата… А Вы будете погружаться на дно океана? Я видел у Вас на полке маску с трубкой…

Так они переходили от лодки к лодке, и везде Серхио видел одинаковые сморщенные носы, удивлённо-вскинутые брови, испуганный взгляд и враждебную складку на лбу. Один лодочник даже замахнулся на учёного веслом, полагая, видимо, что тот предлагает ему плыть на верную смерть. Словом, страх косовитян перед диким островом был настолько велик, что никакие деньги не могли их подкупить. Через несколько часов бесполезных поисков, Серхио совершенно отчаялся и купил себе и своему переводчику свежего кокосового сока для поднятия настроения.

— А вот здесь совсем скоро все соберутся на День Банафрит, — Мигель указал на внушительную статую грозной амазонки, — разведут большой костёр и станут танцевать, и петь, и есть кучу всего вкусного! Вы обязательно должны побывать на празднике, сеньор Фернандес!

Серхио скептическим взглядом окинул грубо высеченного каменного идола, который возвышался на несколько голов выше него. Никогда в жизни учёный не подумал бы, что это изображение воинственной красавицы. Догадаться о том, что это фигура женщины, можно было только по двум выступающим грудям, выгоревшим на солнцепёке, в то время как остальные признаки хоть какой-то человеческой фигуры полностью отсутствовали. Судя по всему, Банафрит вытесали из цельного валуна как сумели и так и оставили её в неестественно застывшей позе: покрытые мхом ноги плотно сжаты, одна рука приклеена к бедру, в другой — массивное заточенное копьё, вероятно, небольшой пальмовый ствол, заостренный к верху. На обрубленной квадратной голове Серхио углядел неровно вырезанные линии волос. Пожалуй, единственным, что действительно проработали в относительных подробностях, было лицо амазонки, расписанное бело-зелёными узорами. Она имела приплюснутый широкий нос и характерные для косовитян пухлые губы, а в глазах виднелись вставленные кусочки застывшей смолы, наделившие Банафрит пронзительным распахнутым взором.

— Очень… впечатляющий монумент, — собрав остатки красноречия, подытожил учёный свои наблюдения. — А что там делают эти чудесные животные? Насколько я знаю, они дикие, и не приручены человеком. Они совсем вас не опасаются?

— Это же павианы, священные животные Банафрит. Они часто приходят к её статуе за угощением, прихожане всегда здесь что-нибудь оставляют. Павианов ни в коем случае нельзя прогонять, чтобы не разгневать повелительницу! — с умным видом поведал Мигель. — Хотите, подойдём поближе? Если Вы отдадите им корки от своего кокоса, может, даже получится их погладить!

Раздобревшие на жаре толстые павианы не обратили никакого внимания на остатки ореха, которые так настойчиво подсовывал им юный гид, а только лениво зевали красными клыкастыми пастями, растянувшись у мшистого подобия ног богини. Как оказалось, этот небольшой крюк в маршруте стал лучшим решением за день — у каменного идола, окружённый павианами, усердно молился молодой рыбак. Он, как и все его предшественники, наотрез отказался плыть на проклятый остров, но предложил Серхио продать одну из своих лодок, и учёный, взявший эту вековую посудину втридорога, с облегчением поблагодарил судьбу хотя бы за этот скромный подарок.

— Ура! Значит, Ваша поездка всё-таки состоится! — Мигель, кажется, был рад этому больше самого Серхио, — а Вы не будете набирать себе команду матросов там, или рабочих каких? Если нужно, я знаю несколько ребят…

— Нет-нет, Мигель, это очень опасная экспедиция. Это только моё дело, я не могу больше никем рисковать. К тому же, для выживания в дикой местности я хорошо подготовился — у меня есть палатка, портативный душ, керосин и спички для костра, консервы…

— Но этот остров проклят, сеньор Фернандес! Даже местные не смогли там жить! — искренне изумился парень, — кто знает, с чем Вам придётся столкнуться? Или с кем?..

— А для этого случая я захватил парочку пистолетов и ружьё, — Серхио добродушно похлопал нового друга по плечу. — Мигель, если ты пытаешься напроситься со мной в экспедицию, я вынужден тебя разочаровать. Что я скажу сеньоре Санчес, если с тобой что-то случится? Она никогда в жизни не разрешит тебе поехать со мной, и правильно сделает. Это же не поездка в ботанический сад!

— Я бы смог её уговорить! Заготовил бы дров на неделю вперед, выстирал бы одежду и помог пересадить саженцы, глядишь, она бы и согласилась… — мальчик разочарованно надулся. — И всё равно, Вам бы не помешало найти себе какого-нибудь компаньона-косовитянина. Мы и места лучше знаем, и под открытым небом легче обитаем…

— О, посмотри, какая необычная змея! — перебил его Серхио и умчался к ближайшей пальме, — из её слюны делают отличное лекарство от воспаления хитрости!


*****

Со стороны океана Малый Кокос походил на запутанный клубок колючей зелёной проволоки. Хаотичные поломанные пальмы и бородатые тропические деревья росли наперекосяк, путаясь скрюченными ветвями. Кое-где на стволах поселились стайки крупных витиеватых грибов неизвестных для Серхио видов. Земли и песка не было видно вовсе — стелющийся ковром мох и беспорядочно разросшийся плющ скрывали все признаки почвы, а местами некоторые лианы доходили до самой водной кромки, которая была будто бы темнее и гуще, чем весь остальной океан. Вероятно, остров обступили острые кораллы.

Учёный встал на якорь между двух Кокосов и занялся забором образца воды и водорослей в колбы разного объёма. Он работал не спеша, но очень методично, не желая тратить времени больше, чем нужно. Местные пейзажи мало трогали его воображение, он хотел как можно скорее приступить к практической части исследования. Внезапно лодка резко качнулась. «Кажется, пожаловали первые гости…» — только и успел подумать учёный, принимаясь действовать.

— Сеньор Фернандес, Вы чего это?

— Мигель?! — Серхио замер с нацеленным на мальчика дулом ружья, — какого чёрта, прости Господи, ты здесь делаешь? Как ты тут оказался?!

— Ну я, это самое… Плыл за Вами, — пробормотал парень, плохо скрывая довольство собственной выходкой. — Сеньор Фернандес, ну не могу я остаться дома, когда Вы занимаетесь таким потрясающим делом! Вот увидите, я совсем мешаться не буду! Пока Вы там исследуете, я могу костёр разжечь, или фрукты собрать, или палатку поставить, а ещё…

— Святая дева Мария, за что мне это? Мигель, ты своим поведением заставил молиться неверующего человека! Это никуда не годится! — Серхио наконец отложил ружьё и помог мальчику забраться в лодку. — Мать-то и не знает наверно, а? Как у тебя только духу хватило уплыть в открытый океан! Уму непостижимо!

— Да ладно Вам, сеньор Фернандес! Сейчас погода ласковая. Раньше, когда на Малом Кокосе ещё жили люди, я спокойно плавал до Большого и обратно. Нам, островитянам, не положено воды бояться, — Мигель принялся отжимать за борт свою рубаху. — А Вы правда неверующий? А почему? В Банафрит, значит, тоже не верите?

— Нам, учёным, не положено верить в то, чего мы не можем доказать, — усмехнулся Серхио. — Мать, спрашиваю, знает или нет, что ты увязался за мной?

— Ну, я там… записку на столе оставил, — мальчик шмыгнул носом.

— Записку! — учёный всплеснул руками, пошатнув несколько колбочек. — Скажи-ка, есть смысл мне вместе с воспитательной беседой отправить тебя обратно домой, или через пару часов ты снова окажешься в моей лодке?

— Сеньор Фернандес, ну чего Вам стоит? Я правда очень хочу помочь Вам в исследовании! Вдруг у Вас получится излечить остров? Я хочу вернуться домой! И много других косовитян тоже хотят!

— Вот оно что… — Серхио помолчал, обдумывая слова мальчика. — Что ж, тогда бери, что ли, вон ту пробирку. Научу тебя делать забор водорослей, но только после того, как ты дашь мне слово мужчины, что всегда будешь меня слушать, и при малейшей опасности не полезешь на рожон.

— Какой же я тогда буду мужчина? — обиделся мальчик.

— Мигель! Ты понял, что я имел ввиду! — Серхио, никогда не воспитывавший детей, быстро терял терпение от этих нравоучений.

— Ладно, ладно… Даю слово. Так что делать с этой штуковиной?

Надо отдать парню должное, учился он быстро. Во всяком случае, с наполнением пробирок у него не возникло никаких трудностей, и вскоре нужное количество образцов всех возможных цветов и объёмов мерно плескалось в закупоренных склянках. Серхио снял лодку с якоря и энергично погрёб к Малому Кокосу.

— Нам надо обогнуть его немного левее, там на побережье раньше стояла наша деревня, и была небольшая пристань. Наверняка это место лучше всего сохранилось, и кораллы как раз получится обойти. — Мигель внимательно осматривал заросший остров через бинокль в поисках остатков цивилизации. — А почему Вы решили приехать именно сюда? Вас направило начальство? Или просто засиделись на своём скучном материке?

— Ты так говоришь, потому что никогда не бывал на материке. Испания, например, откуда родом я и твои родители, совсем не скучная, — улыбнулся учёный. — Никто меня никуда не направлял, я сам выбрал эту экспедицию. Главное, что благодаря ей у меня получилось уехать как можно дальше от… кхм… моих коллег. Среди них есть люди, о которых я предпочёл бы забыть.

— Дайте угадаю, это Ваша бывшая жена, да? Или бывшая девушка? Или бывшая…

— Нет. Я никогда не был женат, — от нахлынувших чувств Серхио вдруг сделался угрожающе красен. — Я уехал на острова, потому что двое бездарностей бесстыдно украли мою инновационную работу, которой я посвятил несколько лет своей жизни! Я шёл на Нобелевскую премию! Ты вот знаешь, что такое Нобелевская премия?  Если бы не эти бессовестные болваны, сейчас моё имя могло бы быть навсегда вписано в историю науки!

Мигель помотал головой — конечно, он не знал ничего про Нобелевскую премию. Он вообще мало что знал о городской жизни и даже не представлял, какая страшная конкуренция царит в мире больших карьеристов. Всю жизнь мальчика учили садоводству и огородничеству, рыбалке и различным ремёслам, для которых не нужно часами корпеть над книгами и пакостить другим людям, чтобы преуспеть. Учили быть честным человеком и всегда помогать близким по мере сил. Ни о каком злом соперничестве и большом призвании речи не шло, поэтому Мигель с трудом осознавал всю глубину переживаний учёного. И все-таки, мальчик понял, что для сеньора Фернандеса это было очень важное и грустное событие, поэтому прекратил донимать его расспросами, давая время придти в себя.
А Серхио первый раз в жизни так легко рассказал кому-то об этом происшествии, что сам удивился своей откровенности и поспешил скорее прервать неловкое молчание:

 — Короче говоря, теперь мне нужно новое грандиозное открытие. Я дал себе слово, что все исследования проведу сам, от начала до конца, без вмешательства каких-либо гнусных третьих лиц. Я открою нечто такое, что затмит все мои прошлые достижения! — учёный потряс кулаком и оглянулся на островок. — Правда, теперь я не совсем уверен, что найду это здесь… Скорей всего, на Малом Кокосе завелась какая-нибудь редкая инфекция или галлюциногенный грибок… Но попытка не пытка. Даже если ничего не выйдет, так хоть погреюсь на тропическом солнце, накупаюсь вдоволь в океане и объемся кокосами, чтоб их!

Прервав наконец свою разгорячённую тираду, учёный взглянул на Мигеля, который совсем сник под его напором и растерянно вертел в руках бинокль. Серхио опомнился. Вроде бы взрослый человек, без пяти минут Нобелевский лауреат и в целом созревшая личность, а слепо вывалил свои задетые профессиональные чувства на ни в чём не повинного подростка, сидя в допотопной лодке посреди океана где-то на краю света. Одёрнув себя, он перевёл тему:

— Ну, теперь ты расскажи что-нибудь… Как у самого-то с бывшими? — не зная, о чём говорить с юным парнем, Серхио не придумал ничего лучше, чем общаться с ним на равных, как со взрослым.

— У меня только теперешняя. Правда, она пока ещё об этом не знает… — мальчик оживился, и тут же немного смутился. — Сдружились ещё на Малом Кокосе… Её семья живет через два дома от нас, мы вместе переселялись. На празднике я вас обязательно познакомлю! Ой, сеньор Фернандес, кажется, нам надо поторопиться!

Серхио проследил взглядом за вытянутой рукой Мигеля и, мысленно с ним согласившись, ускорил махи вёслами. Вокруг лодки мелькали несколько дельфиньих спинок с острыми гладкими плавниками, окружившие добычу, словно стая пираний.

— Мигель, хватай сеть! — каркнул учёный сорвавшимся голосом, — выкинь её за борт и держи как можно крепче! Постарайся зацепить дельфина и дотащить его до берега! У меня в сумке шприц со снотворным препаратом! Давай!

На мальчика крики подействовали вдохновляюще, и он резво накинул сеть на один из плавников. И без того агрессивный дельфин, почувствовав на себе некие оковы, взбесился ещё больше. Рыбина закричала пронзительным скрипучим голосом, несколько раз выпрыгнула из воды и ударила хвостом, и, в конце концов, потянула сеть в глубину. На запястьях Мигеля проступили красные борозды от натянувшихся верёвок.

— Отбой! Отпускай её! — завопил Серхио, продолжая как можно быстрее грести к суше и отбиваясь вёслами от остальных дельфинов. — Мигель, отпусти чёртову сеть, он же тебя на дно утащит!

— Это же… такой ценный образец… из него можно… столько всего узнать… — пропыхтел парень, изо всех сил упираясь скользящими ногами в борта лодки.

Забыв обо всём, Серхио бросил вёсла и, стремительно схватив ружьё, прицелился в мечущегося дельфина. Безмятежность райских островов нарушил оглушающий хлопок, и чистый бирюзовый океан мгновенно окрасился тошнотворными разводами багровой рыбьей крови. В небо взмыли перепуганные крикливые чайки. Мигель потерял равновесие и неловко плюхнулся на дно лодки, сжимая в руках обрывки сети и не отрывая глаз от дёргающегося брюха. Дельфин мучительно издыхал прямо на его глазах, истошно крича, вспенивая плавниками волны и запутываясь в верёвочной удавке ещё больше. Вскоре всё стихло. Ружейный выстрел и железный запах крови спугнули остальных диких рыб, и в ближайшее время, кажется, больше ничего не представляло опасности.

— Ещё немного, и мы бы успели до берега, — тихо сказал ошарашенный мальчик, борясь с накатывающей тошнотой. — Ведь живым… он был гораздо полезнее…

— Ты только что дал слово, что будешь меня слушать! Но не прошло и часа, как ты подверг себя смертельной опасности! Никакие исследования не могут быть важнее человеческой жизни! — взорвался Серхио и в сердцах бросил ружьё в лодку, чудом не разбив пробирки с водорослями. — В самом деле, Мигель, дать бы тебе сейчас хорошего подзатыльника и отвезти к матери! Посмотрел бы, как отреагирует сеньора Санчес на твои выходки!

— Я только старался как лучше… Я хотел, чтобы исследования продвигались быстрее…

— Если с тобой что-то случится, все исследования вообще пойдут к чёртовой матери! — учёный выдохнул и вновь взялся за вёсла. — Вот что мне с тобой делать? Мы уже так далеко зашли, и уже начинает темнеть. При всём желании мы не успеваем вернуться домой сегодня! Тьфу! Вяжи дельфина к лодке, чтоб тебя!


*****

Когда Серхио закончил ставить палатку, небо уже окрасилось в сочные малиновые цвета, и первые звёзды начали застенчиво выглядывать среди пушистых облаков. Учёный был человеком вспыльчивым, но при том отходчивым, поэтому, активно забивая колышки, он периодически прерывался на воодушевлённую беседу с самим собой, восхищаясь необъятным полем ресурсов для своей профессиональной деятельности:

— Нет, ты только посмотри, какая здесь поразительная флора! Я точно найду что-то стоящее… Какая удивительная траектория роста ветвей, никогда о таком не слышал! А что там за странные грибы? Может, это какой-то неизвестный науке гибрид? Мне не видно отсюда! Надо будет обязательно провести тщательнейший анализ…

Мигель тем временем складывал вокруг стоянки третий по счёту костёр из тропического хвороста, на свет которого суетливо слетались мошки и ночные бабочки, и бросал настороженные взгляды на тушу дельфина, растянувшуюся возле лодки. Вся перетянутая верёвками, с заплывшими глазами и разинутой зубастой пастью, с чёрной дырой от пули прямо под спинным плавником, рыбина пугала мальчика даже сильнее, чем раньше, когда ещё была живой.
Обходя лагерь в поиске свежих дров, юный исследователь обнаружил развалины прежнего бунгало семьи Санчес, хотя с трудом узнал его спустя столько времени. Мигель осмотрел зазеленевшие комнатки, некогда такие родные и уютные, наткнулся на пару старых кроватей, и на глаза мальчика навернулись слёзы. Здесь прошло его детство, и здесь был его настоящий дом, таящий в себе ворох дорогих сердцу воспоминаний.
«Сеньор Фернандес взял с меня слово мужчины, а мужчины не плачут. Мы сделаем всё возможное, чтобы найти причину всего этого!» — Мигель решительно протёр глаза и подобрал несколько сухих палок.

Лагерь решено было разбить среди руин старой деревни. Несмотря на прискорбное зрелище сгнивших стен бунгало, с выбитыми окнами и завитыми лианами дверными проёмами, это место оставалось самым безопасным на всём проклятом острове.
В некоторых открытых комнатах обнаружились многочисленные гнёзда мелких птиц, похожих на туканов. Серхио, попутно обследуя густой мох на брёвнах, даже смог подстрелить одну и выкрасть несколько яиц. Изучая гнездо, учёный походил на ребёнка, который наконец добрался до новой, тщательно спрятанной от него игрушки.

— Какой потрясающий экземпляр! — с интересом осматривал он невзрачную птицу. — Мигель, выдерни-ка из неё несколько перьев и помести их в стерильные пакеты! Завтра посмотрим на них через микроскоп! Я расскажу тебе, что такое атомы и молекулы!

Ещё немного пошарив среди всей этой разрухи, Серхио набрёл на одичавший без присмотра фруктовый сад, полный спелых плодов, а вскоре к тому же раздобыл старый железный котелок, несколько пальмовых пеньков в качестве сидений и замшелое нечто, похожее на грубый тесак — словом, какие-никакие, а всё-таки удобства. Проверив костры вокруг палатки и расставив между ними цепочку капканов и крысоловок, Серхио наконец принялся за более приятную задачу.

— Возьми в рюкзаке консервы, Мигель, и нагрей воды для чая, а я пока займусь мясом.

Осмотревшись в сумерках, учёный приметил под раскидистыми листьями пальмы широкую каменную плиту — возможно, раньше она служила кому-то добротным столом? В любом случае, массивная поверхность как нельзя лучше подходила для разделки свежей жирной тушки. Недолго думая, Серхио мощным ударом тесака отрубил птице голову и вспорол мягкое брюшко, забрызгав тёплой кровью камень и собственные руки.

«Как пещерный человек, честное слово! — усмехнулся про себя учёный, представляя свою грозную фигуру в виде первобытного охотника с палицей наперевес, — как быстро однако человек способен вернуться к истокам!»

— Ах, что это… Неужели кто-то пришёл ко мне… — прошелестели пальмовые листья.

— Кажется, я снова могу дышать… — тихо пропели тёплые волны.

— Годы мёртвого сна подошли к концу… — прошептали им в ответ тропические цветы.

— Кто здесь? — Серхио насторожился и покрепче сжал тесак. — Мигель, ты слышал что-нибудь? Или у меня уже галлюцинации от переизбытка эмоций?

— Я тоже слышал, сеньор Фернандес, — пролепетал мальчик, не двигаясь.

— Вам не нужно меня бояться… — голос исходил будто бы отовсюду, он и был тот кроткий шелест листьев, и стройное пение волн, и нежный шёпот цветов. — Вы ведь воскресили меня, глупые смертные… Столько лет я провёл в забвении, столько мучительных лет…

— Хватит вешать нам лапшу! — угрожающе крикнул Серхио в темноту джунглей, и медленно двинулся к палатке, в которой скрывались пистолеты. — Выходи, или я начну стрелять без разбора!

Голос не стал противиться наивному требованию. В ту же минуту обнажённый силуэт высокого статного юноши, сотканный прямо из света и воздуха на глазах испанского скептика, явился среди диких руин и замер в благоговейной позе. Раскинув руки, он глубоко вдохнул полной грудью заветный солёный бриз, такой сладкий и упоительный, и только после этого благосклонно одарил туманным взглядом мужчину и мальчика, захлёбывающихся переполнявшим их недоумением.

— Какое блаженство может принести обыкновенный глоток свежего воздуха, — бархатно прошелестел юноша слабым голосом. — Я вижу, вы не узнаёте меня, о великодушные смертные. Ах, как же это возможно! Неужели вы всё позабыли?

— Если ты сейчас же не объяснишь эти фокусы, клянусь, я выстрелю тебе в голову! — Серхио нащупал наконец пистолет и направил его на незнакомца. — Твоё имя и какого чёрта ты тут делаешь?

— Моё имя… Какое же у меня было имя… — юноша глубоко задумался и сделал несколько неуверенных шагов к океану, пока тёплый ветер ласкал его лакричные волосы, позолоченные закатным солнцем. 

— Не двигаться! Стой на месте, я сказал! — про себя учёный заметил, что ему не составило бы труда победить пришельца в рукопашной схватке, ведь, в отличие от плотного испанского живота, сквозь кожу молодого человека проступали рёбра и ключицы. Это наблюдение несколько успокоило Серхио.

— Ловондиро… Кажется, меня звали Ловондиро… — нараспев произнёс юноша, смакуя каждую буковку, и улыбнулся. — Как давно я не произносил своего имени… Подумать только, я так ослаб за время сна. Столько всего ещё предстоит наверстать… — он обернулся к разрушенной деревне, обнажив глубокие жабры на широкой тёмной шее, и улыбка спала с его бледных губ.

— Не может быть! — звонкий возглас Мигеля внезапно прорезал сумерки, — я вспомнил! Сеньор Фернандес… Ловондиро, Дитя океана… Он был покровителем Малого Кокоса! Я вспомнил, как мы с друзьями оставляли конфеты на его алтаре! — и мальчик порывисто указал на окровавленную каменную плиту, где не так давно Серхио разделывал птицу.

— Ничего не понимаю… — учёный уставился на мальчика, словно решил, что тот тоже участвует в глупом розыгрыше. — Как это понимать?! Может быть, ты всё придумал, а не вспомнил, а? Если это ещё одна креативная выходка, не жди, что я засмеюсь!

— Я не знаю, я как будто… — Мигель серьёзно сосредоточился, пытаясь разобраться в ощущениях, — я словно слышу, как молится отец, как благодарит мама, и оба они произносят его имя… Такое чувство, что я сам знал Ловондиро с рождения, а потом забыл. Кажется, что и все остальные жители потеряли вместе с ним что-то очень важное… Я ничего не придумываю, честно!

— Да что ты говоришь такое… — окончательно растерялся Серхио. — Это точно влияние тех странных грибов, я уверен! Надо переместить лагерь подальше от них, и наши галлюцинации пройдут!

— Мальчик говорит правду, — вмешался юноша, и голос его был таким же трепетным, как утренняя роса. — Как можно молиться божеству, которое лишилось собственного имени и ушло в забвение на бесконечные годы? Мне несказанно повезло. Если бы не Ваше подношение, пусть и случайное… — он еле заметно кивнул в сторону мёртвой птицы, распластанной на каменной плите, — я бы спал до самого скончания времён.

И Ловондиро поведал двум путешественникам свою историю.
С самых незапамятных времён и по сию пору Банафрит была покровительницей островов Большого и Малого Кокоса и омывающих их частей океана. Разумом её всегда руководил холодный расчёт, а правление было строгим и беспристрастным. Воинственная и гордая, но при этом обладающая пленительным коварством, своим могуществом амазонка могла соперничать с любым другим божеством.
Однако всему в этом мире приходит конец, и долгий век небесных покровителей тому не исключение. Время Банафрит прошло, сила постепенно покидала её, а мысль затуплялась, и от этого методы поддержания власти становились всё более жестокими. С каждым днём Дитя острова чувствовала приближение небытия и с содроганием думала о том, что кроме скучных песен и глупых мифов от неё больше ничего не останется в этом мире. Она знала, что скоро придёт наследник, её беспощадный враг и соперник, новорожденный палач, который станет вестником её неминуемой смерти. Банафрит, скрепя сердце, терпеливо мучилась тревожным ожиданием, ибо ничего ей больше не оставалось.

Тогда и появился Дитя океана. Рождённый в ласковых волнах под приветливыми солнечными лучами, юноша вобрал в себя всю чуткость воды и ясность света, и стал полной противоположностью суровой Банафрит. Он был словно драгоценная жемчужина, явившая миру свои бесподобные перламутровые узоры.
Вначале влияние Ловондиро распространилось на Малом Кокосе — люди узнали и полюбили его. После тирании Банафрит этот чистый невинный юноша стал глотком свежего воздуха для простого народа. Ловондиро был заботливым и внимательным, старался услышать каждую молитву и одарить своим благословением всех прихожан. Он ничего не требовал взамен, ни подношений, ни громких праздников, ни хвалебных песен — ему было достаточно лишь простой искренней благодарности. Вскоре жизнь на острове значительно изменилась к лучшему, и за короткое время косовитяне выстроили грандиозный каменный алтарь, который стал хранилищем божественных сил океана.
Когда слухи о великодушном Ловондиро достигли Большого Кокоса, сила Банафрит практически иссякла, оставив по сути лишь одну её внешнюю оболочку. Она не могла спокойно наблюдать за собственным падением и в конце концов решилась на отчаянную попытку сохранить власть.

— Хоть я и божество, но создан по подобию человека. Мне не чужды возвышенные чувства и естественные желания. Ах, как я был безрассуден тогда! Мне не было и сотни лет, когда Банафрит, обладающая многовековым опытом правления, очаровала меня своей наигранной нежностью, — виновато признался юноша, испустив горький вздох. — Утратив почти всё накопленное могущество, она пустила в ход своё настойчивое обаяние и хитрость, и для неё не составило большого труда заполучить моё доверие. Я, верно, совсем потерял голову и решил, что перед вечным небытием Банафрит захотела ощутить, что такое любовь, и одарить ею кого-то в последний раз… Глупый, наивный Ловондиро, без памяти влюблённый в свою погибель!

Подобравшись вплотную к сопернику, Банафрит разрушила его алтарь, до последней капли впитала хранившуюся там чужую энергию, и с помощью неё позаботилась о том, чтобы каждый смертный, когда-либо молившийся здесь, забыл о существовании Ловондиро. Вскоре помост у каменных ног её статуи вновь стали окружать бесчисленные подношения, и Дитя острова полностью восстановила утраченное влияние. Божества не могут лишать жизни себе подобных, поэтому Банафрит поразила истощившегося юношу глубоким беспробудным сном и похоронила его в недрах джунглей на Малом Кокосе, сделав их совершенно непроходимыми. Оставив его безвольное тело в чреве острова, жестокая амазонка ликовала — власть вернулась к великой Банафрит. Впредь покровительница с ней не расстанется и проследит за тем, чтобы никто никогда не смог вспомнить о Ловондиро и вернуть его к жизни.

— Даже мои священные животные оставили верность мне в прошлом. Какое печальное зрелище… — заканчивая свою исповедь, юноша опустился на колени возле замученной туши дельфина. — Я уверен, они почувствовали, что что-то не так, и поэтому их поведение изменилось. Непонимание свело дельфинов с ума, и, нападая на людей, они пытались найти ответ… Найти меня.

Тем временем солнце уже совсем закатилось, и на небе прорезался острый серп месяца. В лунном свете Серхио не стесняясь рассматривал новоявленное божество. Выглядел юноша измождённым — помимо совершенно невозможной худобы, кожа его потрескалась от сухости, а лакричные волосы, сохранившие скромное украшение из ракушек, были ужасно спутаны. На щиколотках учёный приметил наросты, похожие на плавники. Впрочем, даже если раньше они ими являлись, судя по всему, за время сна Ловондиро плавники обглодали насекомые. Однако, несмотря на все эти детали, нельзя было отрицать рыбью грацию и плавные черты силуэта юноши — природной изящности у него не отнять даже спустя столько потерянного времени.

Ловондиро бесшумной волной склонился над дельфином, коснувшись лбом его лба и поглаживая перепончатыми пальцами холодную окровавленную спину. Краткая минута молчания не смогла даже близко выразить всю боль и скорбь души Ловондиро, однако сейчас другого способа почтить память священного животного для него не существовало. Собравшись с мыслями, Дитя океана продолжил свой рассказ.

— Банафрит не учла лишь того, что, устранив меня, пошла против самой системы мироздания, — юноша взял себя в руки и наконец отвернулся от дельфина. — Когда я погрузился в этот чудовищный сон, крошечная крупица разума сохранила сознание в моей голове, и я непрерывно думал обо всём на свете. Услышьте же меня! Её страшная тайна в том, что Банафрит мертва уже много лет, но никак не хочет признать этого. Для поддержания жизни и могущества ей требуется всё больше богатых и щедрых подношений. Сначала один вол, затем десять, дальше целая сотня, и я не удивлюсь, если вскоре она потребует человеческую жертву… Наша сила зависит от вас, о неведущие смертные. Чем больше у божества благодарных почитателей, тем легче ему накапливать мощь, впитывая энергию ваших слов и подарков. Проще говоря, нет верующих — нет и божества. Однако в ужасной истории Банафрит люди вынуждены молиться ей не от искренней любви, а из безропотного страха, который она внушила им, заставив забыть меня!

— Так вот, откуда взялась традиция о забое скота! — перебил Мигель. — Значит, сотня рогатых голов правда имеет значение для Банафрит? Она ими питается, пока косовитяне еле сводят концы с концами?!

— Не в прямом смысле питается, но в целом… довольно близкое к истине рассуждение, — Ловондиро одарил собеседников очередной печальной улыбкой. — Банафрит далеко не первое божество, уходящее в небытие. До неё были гораздо более великие, и всегда будут после. Зевс-громовержец, лучезарный Амон-Ра, одноглазый Один — все они и многие другие покинули этот мир, когда пришло их время, оставив после себя лишь выцветшие изображения в книгах и красочные легенды предков.

— Значит, и тебя… и Вас… когда-то будет ждать небытие? — Мигель завороженно слушал шершавую речь юноши, — кто же придёт после те… Вас?

— Никто этого не знает. Мой час придёт ещё очень, очень не скоро, милый мой мальчик, и думать нужно не об этом. Сейчас я вынужден просить вас о помощи, о благородные смертные…

— Божество просит о помощи? Пф, не смешите меня! — маленький упёртый скептик внутри Серхио отчаянно не желал сдаваться. — Даже если все эти сказки правдивы, куда уж нам тягаться с этой стервой Банафрит! Она нас одним мизинцем раздавит и не заметит.

— Ах, вам и не нужно будет тягаться, — мягко ответил Ловондиро. — Я лишь прошу вас уничтожить её каменную статую, которая стоит на побережье. Ведь это тоже алтарь, как и разрушенный мой, это хранилище её краденых сил, её полумёртвое сердце. К моему великому стыду, я не смогу сделать этого, сейчас я слишком слаб. Уверен, Банафрит не может уследить за всем вокруг, у неё и мысли не возникнет о том, что кто-то посмеет совершить предательство… И если случайно в суматохе праздника одна горящая ветка из костра перекинется на статую, похищенная энергия по праву вернётся ко мне, и я смогу исправить свою непростительную ошибку.

— А Малый Кокос, он… станет таким, как прежде? — неуверенно спросил Мигель. — И мы сможем вернуться домой?

— Мне понадобится время, чтобы навести здесь порядок и подчинить себе флору и фауну… Банафрит явно хватило мощи лишь на то, чтобы сокрыть мою могилу в этих джунглях, но долго контролировать их она не была способна. Потому деревня и оказалась разрушена… — юноша виновато оглядел унылые развалины. — Однако я справлюсь. Обязан справиться. С вашей помощью, о доблестные смертные, Малый Кокос возродится и станет в разы прекраснее, чем много лет назад.


*****

Не считая жужжания назойливых насекомых, ночь прошла спокойно. Назад отплыли следующим днём. Серхио еле-еле смог водрузиться в переполненную лодку, нагруженную всевозможными образцами. Помимо всех его вещей и томящихся со вчерашнего заплыва пробирок с водой, здесь оказались несколько розовых грибов в пластмассовых контейнерах, обломки кораллов, мешок диких фруктов, несколько витых раковин, а также целое множество небольших пакетиков с клочками мха, какой-то неведомой паутины, перьями птицы и обрывками листвы местных растений и лиан. А самое главное, на дне сумки с вещами таились уникальные серебристые чешуйки, колбочка с кровью, и несколько зубов обезумевшего дельфина, которые Серхио выдрал у него из пасти ночью, пока все остальные спали. «Нет, ну а что тут такого? Чего только не сделаешь ради науки! Неужели несчастное животное погибло зря?» — подумывал он, срезая чешую. Среди всего этого богатства довольный учёный выглядел как сумасшедший коллекционер, который спустя тысячу лет поисков добрался до истинных редкостей. Глаза его вновь горели больным энтузиазмом. Мигель, стараясь не повредить ценную коллекцию, приютился в самом уголке на носу лодки в неудобной позе, прижав к себе полюбившийся бинокль.

— Вы только не говорите обо мне ни с кем… В этом не будет толка, — сказал Ловондиро на прощание. — Люди не вспомнят меня от одного лишь вашего рассказа. Им нужно воочию увидеть и услышать мой голос.

— Можно подумать, кто-то вообще станет нас слушать… — буркнул Серхио в ответ.

Ловондиро остался на Малом Кокосе, чтобы похоронить дельфина. Обратно плыли по течению, и лодка шла гораздо быстрее, хотя была нагружена до отказа и значительно просела.

— Слава Банафрит, вы вернулись в целости! — воскликнула Сара Санчес, завидев сына и учёного, тащивших добычу к дому. — Мигель, я с тобой потом поговорю! Такое тебе устрою, что мало не покажется! Мал ты ещё по экспедициям шастать, лучше бы помог отцу лодку починить! Он битый час уж с ней мается!

— Зря вы, сеньора Фернандес, так шумите. У мальчика большие способности к науке! Вы бы его приобщили как-нибудь… — аккуратно встрял Серхио. — Мигель очень помог мне на острове.

— Вы бы вообще лучше помолчали, сеньор Фернандес! Тащить ребенка на проклятый остров, уму не постижимо! Обещали же, что не приведёте в дом беду!

— Так ведь ничего страшного и не случилось, — учёный примирительным жестом вручил сеньоре Санчес крупную жемчужную раковину, а Мигель поспешил сбежать во двор.

Спустя недолгое время, когда материнская тревога улеглась, а Серхио разобрал привезённые вещи, жизнь снова вернулась к привычному течению. Альваро, как глава семейства, отправился гнать свою последнюю корову к общему стаду, которое на завтрашнем празднике будет принесено в жертву Банафрит. Всю ночь скот будут подготавливать — расписывать бока бело-зелёными узорами и кормить до отвала, чтобы животные были добры и спокойны. Сара стряпала на кухне уже четвёртое по счёту блюдо из кокоса. Маленькая Паула возилась в песке у дома, а Мигеля усадили перебирать фрукты на продажу.

Один только Серхио бесцельно шатался по бунгало из комнаты в комнату, действуя всем на нервы тяжёлыми вздохами и будучи не в силах собраться с мыслями и начать работать после того, что собственными глазами увидел этой ночью. Решив, что больше так продолжаться не может, он в гордом одиночестве отправился на прогулку, чтобы привести воспалённый ум в порядок.

«И всё-таки, кто же такой этот Ловондиро на самом деле? Неужели и впрямь Дитя океана? — учёный угрюмо брёл по побережью, — не могу перестать думать о том, что это всего-навсего ловко обставленный фокус! Подумаешь, развести приезжего туриста, это же так весело! Хотя вид у парня был и правда очень нездоровый… И эти обглоданные плавники, просто жуть… Грим? А может, это какой-нибудь местный сумасшедший, которого при переселении забыли на Малом Кокосе, и теперь он воображает себя чёрт знает кем? Тьфу ты, как же это всё нелогично!»

Погружённый в себя, Серхио не сразу почувствовал, что кто-то настойчиво дёргает его за рукав.

— Сеньор Фернандес! — наконец донеслось до учёного, — пойдёмте скорее! Я Вас ищу, ищу, а Вас нигде нет!

— В чём дело, Мигель?! Будет мне покой от тебя хоть на минуту или нет? — вскрикнул Серхио, оборачиваясь. — Куда ты меня тащишь?!

— Да как же! Слышите колокол? Сейчас Старейшина сделает какое-то важное объявление, от каждого дома обязательно должен кто-то придти! — нетерпеливо объяснял мальчик, — мамка сказала, чтоб я сбегал. У неё, мол, дела ещё остались на кухне, а отец корову к стаду повёл. Пойдёмте со мной скорее, не то все пропустим!

Испустив тяжёлый вздох человека, находящегося в безвыходном положении, Серхио поддался, и Мигель привёл его прямиком к каменной статуе Банафрит. Людей было много, но никто из пёстрой толпы не шумел и не балагурил. Видимо, общий сбор стал для всех неожиданностью. В воздухе витало неприятное гнетущее ожидание.

— Сеньор Фернандес, я, это… Вам ещё днём сказать хотел, — тихо заговорил Мигель. — Спасибо, что не выдали, что это я к Вам сам приплыл. Тогда б мы мать до самого утра успокаивали!

— Пустяки… — Серхио уже успел забыть об этой мелочи.

— А Вы правда думаете, что я способный? — не унимался мальчик. — Или это Вы так, для красного словца? Вообще, я бы очень хотел стать учёным, как Вы! Глядеть в микроскопы там, умные книжки читать, проводить эксперименты и всякое такое… 

— Если очень хочешь, значит, можешь им стать, — ответил Серхио, впервые взглянув на парня с неподдельным уважением. — Только для этого надо много учиться и быть ответственным. У тебя ещё есть уйма времени для подготовки к поступлению, всё в твоих руках.

— Правда? А Вы… Вы сможете меня учить?!

Серхио уже открыл было рот, чтобы наотрез отказаться, но вдруг передумал. Ему льстила наивная мальчишеская заинтересованность наукой — приятно видеть, когда человек находится на своём месте и делает то, что ему действительно интересно. В большом городе таких людей по пальцам посчитать можно. Пусть Мигель пока не слишком образован и не всегда думает о том, что говорит, всё можно наверстать… Но в нём сидит большой потенциал великого человека, о котором он сам пока не подозревает. Направить бы его неуёмную энергию в нужное русло… Серхио никогда никому не преподавал, но надо же с чего-то начинать. Почему бы, собственно, не попробовать сейчас? Надо будет серьёзно поговорить об этом с четой Санчес.

Мигелю озвучить свои мысли учёный не успел — перед каменным идолом, наконец, появился Старейшина. Он оказался совсем не таким, каким представлял его Серхио. Молодой, коренастый мужчина лет сорока, Старейшина говорил совсем недолго, бесстрастно и без лишних жестов. Сухо объявил свои указания и спокойно удалился.
Серхио, к своему удивлению, понял каждое слово. После того, как он невзначай пожаловался Ловондиро на свой языковой барьер, мешающий ему «в полной мере постичь все тонкости местной культуры», молодой человек очень заволновался на этот счёт. Он собрал остатки своих сил и, не слушая никаких отговорок, наделил учёного знанием местного наречия. «Это самое малое, что я могу дать Вам в благодарность за мою вторую жизнь…» — лишь улыбнулся он и от слабости сразу же поспешил присесть на пальмовый пенёк. До сих пор у Серхио не было подходящей возможности проверить подлинность этого дара, и сейчас он находился в активной стадии осознания свершившегося чуда.
Реакция толпы на речь Старейшины учёному совсем не понравилась. Точнее, её отсутствие. Люди стояли молча, не шелохнувшись, и не спешили расходиться по домам. Даже вечно разговорчивый Мигель притих.

— Я всё понял! — Серхио срочно нужно было поделиться своим открытием. Тут же он подумал, что Мигелю нужно непременно доказать свои слова на практике и принялся пересказывать. — Этот ваш Старейшина сказал, что сегодня ему приснился вещий сон. В тумане грёз явилась сама Банафрит и повелела на ближайшем празднике вместе со стадом скота принести ей в жертву сердце человека…

— …и разрешил нам самим назначить избранного до завтрашнего вечера, — закончил за него Мигель и со страхом добавил, — сеньор Фернандес! Ловондиро был прав!

Серхио не верил своим ушам. «Сначала один вол, затем десять, дальше целая сотня, и я не удивлюсь, если вскоре она потребует человеческую жертву…» — он хорошо запомнил эти слова юноши, потому что вчера они показались ему невозможным преувеличением. Однако сейчас рассеялись все сомнения насчёт божественных распрей, — ведь столько совпадений сразу не бывает! — и Серхио твёрдо решил положить всему этому конец. Как бы ему не было всё равно до дел других людей, всё-таки наш учёный был ярым гуманистом. Бессмысленных убийств он не допустит. Теперь надо во что бы то ни стало разрушить злосчастного идола! Серхио вспомнил, что, кажется, перед самым отъездом на острова бросил в рюкзак небольшой динамит. Так, на всякий случай.

*****

Следующим вечером Большой Кокос взорвался буйством красок. Даже такой чёрствый к прекрасному человек, как Серхио, не мог не восхититься красотой праздничного острова. На пальмах развесили разноцветные бумажные фонарики, и каждый раз от дуновения ветра они тихо позвякивали спрятанными внутри колокольчиками. В лазоревых бурунах океана плясали ослепляющие золотые отблески грандиозного костра в два человеческих роста, заметного из любого уголка острова. Небо было ясным, звёздным и бездонным.

Выспавшийся и довольный Серхио сменил красные шаровары с солнцами на ярко-зелёные с черепахами и, не спеша собрав всё необходимое в рюкзак, вышел из бунгало.
Его уже дожидались. Сеньора Санчес светилась, пожалуй, ярче всех. В свободном белом платье, с цветком в волосах и широкополой соломенной шляпе она выглядела лет на десять моложе, и Альваро не отходил от жены ни на шаг. Он был типичным рабочим человеком и сильно наряжаться не привык, но зато держал в обеих руках широкие плетёные корзины до верха набитые едой. Маленькая Паула надела своё жемчужное ожерелье, которое собиралась подарить богине, и разрисовала лицо красками. Мигель щеголял в радужном нечто, похожем на пончо, и беспечно жевал травинку.

— Сеньор Фернандес, мы Вас заждались! — нетерпеливо воскликнула Сара, и компания выдвинулась к побережью.

Здесь царило ещё большее оживление. Под успокаивающий шум волн музыканты играли простые местные мелодии на банджо, маракасах и гитарах, и вокруг них уже образовывались первые танцующие парочки и компании. Путаясь под ногами, среди людей шныряли вездесущие павианы, выпрашивающие угощение. Повсюду звенел смех и журчали разговоры, к которым Серхио с упоением прислушивался — как-никак, всё-таки приятно знать, о чём все вокруг толкуют!
Но самое главное, прямо на песке в центре пляжа, подальше от танцующих, на цветастых скатертях громоздилось бесчисленное количество кокосовых блюд. Сладкое, солёное, острое, кислое, терпкое — здесь были угощения на любой вкус, и каждое по фирменному рецепту местной хозяйки. Косовитяне вперемешку с наглыми толстыми павианами старались попробовать каждое из них, чтобы не обидеть никого из соседей. Устоять перед таким роскошным изобилием было невозможно.

Серхио не сразу обратил внимание на виновницу торжества — злосчастную статую богини. Честно говоря, за всеобщим весельем он вообще забыл о своих планах на её счёт. Впрочем, за сутки Банафрит никак не изменилась, только её равнодушный каменный лик в оранжевых всполохах костра теперь казался ещё более воинственным. Возле амазонки раскинулся небольшой шатёр, окуренный душными благовониями, где Старейшина и двое его ближайших помощников беспрерывно проводили свои священные обряды. Где-то вдалеке мычали жертвенные коровы и быки, недовольные тем, что их давно не выпускали из тесного загона погулять.

В целом, атмосфера была очень воодушевлённая, и островитяне с нетерпением ждали главного действа, которое вскоре должен был провести Старейшина. Однако почему-то все упорно делали вид, что в представлении в этот раз ничего не изменится, и любой из жителей не рискует оказаться по ту сторону сцены. Серхио отчаянно не понимал, как приношение в жертву человека, чьего-то родственника или знакомого, может никого не беспокоить. Он ожидал взбудораженных шепотков и пугливых взглядов, возможно, даже некий стихийный бунт…

«Может быть, все уже выбрали, кого именно прирежут, и поэтому остальные могут расслабиться?…» — думал учёный.

— Альваро, скорее, надо выложить и нашу стряпню! — суетилась сеньора Санчес. — И вы тоже, дорогие мои, не стойте здесь столбом, а идите съешьте что-нибудь, а то так вам ничего не достанется! Мигель, пожалуйста, будь хорошим мальчиком, покажи здесь всё сеньору Фернандесу!

Сара очень быстро подхватила на руки Паулу и увлекла за собой мужа со всеми корзинами. Учёный припал к ближайшему блюду с аппетитными на вид ароматными рулетиками. Мигель выплюнул травинку.

— Сеньор Фернандес, Вы же помните, что мы с Вами делаем сегодня? Как думаете, Ловондиро уже здесь? — вкрадчиво спросил «хороший мальчик», будто в душе был подельником итальянской мафии.

— Забудешь тут… Хочешь один? — предложил Серхио тарелку, облизывая пальцы. — Мигель, я хочу, чтобы ты понял, что то, что мы затеяли, очень серьёзно! Это не игра, и не праздничное развлечение. Речь идёт о человеческих жизнях! Одна ошибка, и пострадают все! Поэтому я придумал вот что. У меня есть небольшой динамит… Пожалуй, от него в валуне должна пойти трещина. Взял его с собой на случай, если вдруг застряну в какой-нибудь пещере под завалом…

— Ух ты! Как здорово, сеньор Фернандес! Этак Вы одним махом её расквасите! — искренне восхитился Мигель, — так что мы делаем? Я отвлекаю Старейшину, а Вы проберётесь к Банафрит и быстренько её бабахнете?

Серхио уставился на парня, на секунду онемев, представляя такой разворот событий.

— Тихо! Хочешь, чтобы нас услышали?! — раздражённо прошипел он. — Нет никаких «мы», понял? Ты уже сплавал со мной в экспедицию, хватит с тебя! Сейчас я всё сделаю сам. Это очень опасно. Постараюсь незаметно подобраться, да, и подорвать её. Ты, Мигель, в это время ешь кокосы, танцуешь под банджо и, ради всего святого, стараешься не привлекать внимания! Не спорь! Дай мне честное слово! Уж очень неохота мне снова тебя перед матерью выгораживать.

— Но ведь Старейшина всё время молится и не отходит из своего шатра! Он отвлечётся только для того, чтобы совершить ритуал, вдруг Вы не успеете… Обязательно нужно, чтобы кто-то в этот момент перехватил его внимание!

— Оставь это взрослым, — с умным видом Серхио поправил очки и похлопал мальчика по плечу. — Встретимся после. Помнишь, ты обещал познакомить меня со своей подружкой?

Каким именно «взрослым» мальчик должен был «оставить» свои переживания было не очень понятно, поэтому учёный поспешил ретироваться в сторону статуи, чтобы не продолжать этот бессмысленный спор. Почему Мигель не может просто его послушаться, хотя бы один единственный раз? Неужели все подростки такие упрямые? «Да что он может здесь придумать, в конце концов? Динамит у меня, а всё остальное точно не будет настолько опасным. Родители, опять же, если что, рядом…» — успокаивал себя Серхио. Только что учёный лишний раз убедился в том, что собственных детей у него не будет — никогда он добровольно не подпишется на эти ежедневные переживания, ни за что. Своих забот хватает.
Вообще-то, по правде говоря, Серхио понятия не имел, как проскользнет мимо палатки Старейшины, закрепит динамит, подожжёт его, и ещё к тому же успеет отойти на безопасное расстояние… На старости лет в нём открылись подозрительные наклонности к фатализму, чему он был совсем не рад. Кризис среднего возраста, что ли?

Тем временем, на постамент перед идолом вышел Старейшина. Всё мгновенно стихло, и он приступил к громогласному поздравлению косовитян с Днём Банафрит. Облачённый в высокую ритуальную шляпу с чаячьими перьями, с расписанным красками загорелым торсом, мужчина изредка позвякивал прикреплёнными к бёдрам иссохшими косточками какого-то животного и смотрелся как американский актёр, сбежавший со съёмок очередного фильма об индейцах. Старейшина рассыпался в благодарностях и напутствиях на следующий год, и, конечно, через каждую фразу восхвалял великую покровительницу Большого Кокоса. Имя Банафрит упоминалось так часто, что Серхио, застрявший посреди толпы косовитян прямо перед самым постаментом, в какой-то момент даже перестал слушать эту нудную речь.

— …теперь я хотел бы знать, кто сегодня станет избранным? Кто первейший из всех нас преодолеет страх и преподнесёт своё сердце могучей Банафрит? Кто готов?

Его вопрос грозно повис в воздухе. Серхио затаил дыхание — в толпе никто не шевельнулся. Слышалось назойливое чавканье павианов. Молчание серьёзно затягивалось.

«Подумали, наверно, что всё это не в серьёз? Что кто-нибудь сам по себе найдётся? Трусы! Где же ваша преданность богине?» — саркастически усмехнулся про себя учёный, боясь дёрнуться, — глядишь, того и гляди сочтут желающим распрощаться с жизнью за просто так.

— Я готов отдать своё сердце! — звонкий голос прорезал вязкую тишину, и, к своему ужасу, Серхио его узнал.

По побережью прокатилась волна возбуждённого шёпота. На постамент поднялся высокий молодой человек и, склонив голову, встал перед Старейшиной на колени. В волосах его блеснуло украшение из ракушек.

— Встань, юноша, — без тени волнения ответил Старейшина. — За твою самоотверженность владычица Банафрит щедро наградит тебя в следующей жизни. Как твоё имя?

— Помилуйте, какой же он тощий! У него и сердце наверно не больше зрелой сливы. Разве такого можно приносить в жертву? Это просто какое-то неуважение к богине! — возмущённо прошептала на ухо своей подруге стоящая рядом с Серхио полногрудая косовитянка.

— Если Вас так оскорбляет его худоба, Вы могли бы предложить своё сердце. Уверен, у Вас оно, поди, с целый ананас! — теперь учёного не сковывало незнание языка, и он не смог удержаться от злобной шпильки в адрес девушки. Та не ответила, а только отвернулась с чрезвычайно недовольным видом.

— Меня зовут Ловондиро! — воскликнул обладатель «сливового» сердца, поднявшись на ноги. — Ловондиро, Дитя океана! Вспомните же меня!

Старейшина застыл в недоумении. Шёпот в толпе усилился, постепенно перерастая в бурлящий гул:

— Ловондиро? В первый раз слышу!
— Это герой какой-то сказки, да?
— Ловондиро - это название лекарства, у меня сестра такое принимает!
— Кажется, раньше о нём поговаривали…
— Я припоминаю… Когда-то ведь мы любили его!
— Дитя океана, ты нас покинул!
— Мы молились тебе, а ты нас предал!
— Да, точно, так всё и было!

Юноша со слезами на глазах смотрел на разряженную толпу враждебно настроенных косовитян и не мигая слушал их выкрики. Он был готов к любому исходу.

«Что ж, они имеют полное право ненавидеть и винить меня во всех своих тяготах. Моя судьба в их руках — пусть прямо сейчас беспощадно разорвут или великодушно утешат меня. Я действительно бросил свой народ по неведомой для них причине. Какое им дело до моих метаний между сном и явью, когда они вынуждены голодать и круглыми сутками возделывать землю?» — думал Ловондиро, переводя взгляд с одного человека на другого, а вслух сказал:

— Пусть это меня и не оправдывает, но тогда я был юн и наивен и уже сполна заплатил за свою ошибку. Я смиренно прошу у вас всех прощения, прошу довериться мне вновь! Впредь никогда больше я не допущу ничего подобного. Только дайте мне шанс!

Резко поднялся порывистый тропический ветер, терзая на пальмах звенящие фонарики. Из костра, рассыпая снопы искр, нервно вспыхивали языки дикого алого пламени. Вдалеке у горизонта зарычали гулкие раскаты грома, словно поддерживая возмущение косовитян. Сверкнула косая молния.

— Как смеешь ты срывать священный ритуал благодарения Банафрит! — зычно вмешался Старейшина, вскинув руки к небу. — Это величайшее оскорбление! Слышишь ли ты её гнев?!

Его властный голос вывел Серхио из оцепенения, и учёный, пользуясь всеобщим замешательством, выскользнул из толпы и помчался прямиком к каменной статуе. Краем глаза он успел заметить, как двое помощников Старейшины медленно начали приближаться к Ловондиро.

— У него замечательно получается «перехватывать внимание»… — бормотал запыхавшийся Серхио, притаившись среди мха в ногах амазонки и доставая динамит из рюкзака. — Вот и пусть продолжает в том же духе ещё пару минут… А то всё я один, получается, делаю… Кому из нас это, в конце концов, больше нужно…

Учёный провёл ладонью по холодному гладкому камню и довольно скоро обнаружил небольшую выбоину между стоп идола. Не долго думая, в этот зазор он и пристроил подожжённый динамит. Раздался взрыв.

*****

Серхио очнулся от того, что кто-то неприятно хлопал его по щекам. Ему показалось, что он отключился на пару дней, хотя на самом деле прошло от силы не больше получаса. Вокруг было шумно, яркие оранжевые огни резали глаза. Дышать было тяжело. Очки куда-то подевались, и учёный не мог разобрать, что происходит вдали.

— Сеньор Фернандес, наконец-то! Я уж думал, с Вами совсем всё плохо! — Мигель наконец прекратил мучить лицо учёного шлепками. — Тут такое творится!

Серхио старчески закряхтел, поднялся на локтях и осмотрелся. Он лежал на том же месте, где заложил динамит. От монолитных ног статуи криво тянулась вверх уродливая глубокая трещина, делившая амазонку ровно пополам. Кое-где от валуна отвалились значительные куски камня, — у Банафрит отсутствовала одна грудь, нос, и некогда поднятая рука, держащая пальмовое копьё, — однако в целом монумент всё ещё оставался довольно крепким. На самом верху ярко горели злые смоляные глаза. Сразу видно, работа делалась на совесть.

— Как-то динамит слишком быстро взорвался… Я только поджёг… Даже не успел отскочить подальше! — Серхио хмуро поднялся, борясь с шумом в ушах. — Чёрт бы побрал этот чёрный рынок оружия! Подсунули мне невесть что! Хорошо, что никто не пострадал. Удивительно, как ружьё ещё оказалось исправным!

— Ага, я так и понял, что всё пошло не по плану, раз Вы так долго не появляетесь, и сразу прибежал!

— Ну, это как посмотреть. Трещина и правда вышла что надо, как я и рассчитывал! Как думаешь, этого достаточно?

— А Вы посмотрите вокруг, сеньор Фернандес… — тихо ответил Мигель.

Серхио собрался с силами, прищурился и обомлел. Всё вокруг было объято огнём. Горели пальмы и цветы, музыкальные инструменты и скатерти, полыхал шатёр Старейшины, а безудержное пламя уже лизало близлежащие бунгало и прибрежный кабачок. Густой серый дым царапал горло. Над самым океаном Серхио заметил тёмное облако, мечущееся из стороны в сторону, словно преследуя кого-то.

— Это Банафрит так гневается, распалила ветром праздничный костёр, — объяснил Мигель. — Она сейчас там, внутри облака, охотится за Ловондиро, и ни на кого не обращает внимания. Он сдерживает её как может, чтобы люди успели убраться подальше. Мы должны помочь! Его сил не хватит надолго!

— Но как?! — Серхио охватил леденящий ужас перед неуправляемой стихией и от мысли, что вся эта катастрофа началась из-за его злосчастного взрыва. — Как мы разрушим статую голыми руками? Ты посмотри на неё! Тут нужны хоть какие-то подручные средства. Молот например, или кирка…

Мимо них с визгом пронеслась стайка павианов с дымящимися хвостами.

— Есть у меня одна мысль, но Вы должны мне помочь, — серьёзно сказал Мигель. — Во-первых, Вы не будете сейчас читать мне лекции об осторожности…

Брови учёного взметнулись на лоб, но он сдержал свой порыв.

— …а во-вторых, вместе с Ловондиро побежите плясать перед Банафрит, пока я не приведу подмогу. Если вас будет двое, ей сложнее будет следить за всем остальным. Она не должна меня заметить! Я управлюсь очень быстро, только помогите отвлечь её!
 
За неимением собственных идей, Серхио ничего больше не оставалось, как согласиться на предложение Мигеля. Не давая себе времени на раздумья, учёный мигом пустился на помощь Ловондиро и подоспел как раз вовремя. Во мраке облака и без очков он не сразу заметил юношу. Дитя океана, обессилено раскинув руки, лежал на песке и безучастно смотрел в звёздную синеву неба стеклянными глазами. Грудь его, рассечённая проступающими под кожей рёбрами, тяжело вздымалась при каждом хриплом вдохе. Тело покрывали ожоги, а на губах виднелась запёкшаяся бурая кровь.

— Эй, не вздумай здесь умирать! — Серхио опустился и нервно потряс его за плечи. — Ты нам сейчас так нужен!

— Он не умрёт! К великому сожалению, я не могу убить эту надоедливую беспомощную пташку! — раздался низкий женский голос откуда-то сверху, из самых недр тёмного облака, и мгновенно оглушил учёного. — В этот раз я позабочусь о том, чтобы спрятать его тело навечно! В толще океана, в древней пещере среди острых рифов и ядовитых рыб никто из смертных во веки веков и близко не сможет подобраться к его могиле!

— Почему ты не можешь признать свою старость, Банафрит?! — срывая голос, прокричал Серхио облаку, не зная, слышит ли оно его. — Ты ведь убиваешь эту землю! Ты подумала о том, что будешь делать, когда здесь не останется ни одного быка, а вслед за ними — ни одного человека?! Жестокая, тщеславная бестия! Рано или поздно ты всё равно погибнешь от собственной жадности!

Облако угрожающе раздулось и зарокотало громом.

— Кто смеет учить меня жизни?! Жалкий друг всеми забытого немощного божка! — прогремела Банафрит с недосягаемой высоты и гулко рассмеялась. — Я не могу убить его, но зато легко могу покончить со смертным чужаком, который посмел посягнуть на мой алтарь! Раздавлю, как мошку!

Серхио понял, что это конец. Ловондиро лежал без сознания, косовитяне разбежались кто куда, и от Мигеля всё ещё ничего не слышно… Никто не поможет. Впрочем, жизнь учёного была, пожалуй, не так уж плоха — он многое успел сделать, не считая пресловутой Нобелевской премии. Пожалуй, смерть от рук безумной амазонки  на тропическом острове была ещё не самым худшим вариантом… Во всяком случае, звучит очень поэтично.

Земля под Серхио затряслась. Он смиренно зажмурился и приготовился к худшему, однако ничего не произошло. Грохот тем временем усиливался, кроме того, к нему прибавилось истеричное животное мычание. Учёный понял, что облака рядом уже нет, обернулся на звук и прищурился изо всех сил.
Среди огня и дыма по побережью неслось бело-зелёное стадо. Сотня взбесившихся коров и быков, выкатив красные глаза, стремительно приближались к повреждённой каменной статуе.

«Не может быть! Как они вырвались?» — недоумевал Серхио.

Словно ответ на его вопрос, в конце стада возник Мигель, восседающий на изумрудно-узорной корове и размахивающий в воздухе горящей пальмовой ветвью, которой он с гиканьем и свистом гнал перепуганных животных в нужном направлении. Пончо на нём сбилось, оголив острое плечо, слипшиеся от пота кудри лезли в раскрасневшееся лицо, на одной ноге отсутствовала сандалия, но в остальном он, кажется, был в полном порядке. Выглядел он великолепно, и учёный от всех души восхитился его находчивостью и храбростью.
Столкновение с монументом было неизбежно, и Банафрит это поняла, но, стараниями Ловондиро и Серхио, поняла слишком поздно… Дикая скотина, погоняемая пламенем, с рёвом спотыкаясь и толкая друг друга, в два счета снесла хрупкий потрескавшийся валун своими крутыми боками. Фонтаном посыпались камни и песок, и монумент рухнул с раскатистым грохотом. Великой богини больше не было.

*****

Спустя две недели Серхио сидел во дворе нового просторного бунгало с двумя этажами, которое Ловондиро преподнёс семье Санчес, и потягивал свежий чай. Удивительное охристо-жёлтое небо отражалось в его чашке, и учёный забавлялся мыслью, что оно как будто умещается там целиком. Рядом с ним за столиком Мигель читал «умную книжку», одну из тех, что Серхио подарил ему вместе с биноклем. Мальчик был настроен решительно и всерьёз занялся подготовкой к учёбе. Вдалеке, возле заново строящегося моста до Малого Кокоса, виднелся изящный силуэт Ловондиро, круглые сутки наводящего порядок тут и там.
После падения идола Банафрит, краденая сила сама перешла к своему законному хозяину, возвратив ему здоровье и силы. Внешне юноша значительно изменился — вернулся в прежнюю физическую форму, кожа его разгладилась, щёки зарумянились, а на щиколотках отросли новые лоснящиеся плавники. Золотистые глаза вновь ясно и доверчиво глядели на мир. Он всё время улыбался и, казалось, совсем не отдыхал, работая над восстановлением Большого Кокоса и грозясь очень скоро переключиться на Малый.

Пожар удалось потушить почти сразу, — Ловондиро наслал на остров проливной дождь, — так что жилые бунгало практически не пострадали, а косовитяне отделались слезящимися глазами и небольшими травмами. Разбежавшаяся скотина вся до единой была возвращена владельцам. После этого люди сошлись на мнении, что Ловондиро сполна искупил свою вину спасением Большого Кокоса от полного уничтожения. Они окончательно вспомнили своё прошлое благополучие и осознали страшное влияние на них Банафрит. Теперь людям не нужно будет работать круглый год ради подготовки к большому празднику, и жизнь на островах обещала стать действительно райской. Вскоре должна была состояться церемония помазания нового Старейшины.

В образцах, которые Серхио привёз из экспедиции с Малого Кокоса, ничего нового и интересно найти не удалось. В зубы дельфина учёный вдел шнурки и отдал их Мигелю и маленькой Пауле. Раковины и засохшие экзотические цветы отошли к Саре, а ружьё Серхио самоотверженно вручил Альваро. Ловондиро несколько дней допытывался, почему учёный ходит без настроения, а разузнав, тотчас придумал решение — волшебным образом он вывел на Большом Кокосе новый, никому ранее неизвестный вид светящейся в темноте водоросли, испускающей какие-то невероятные сладкие пары, и между делом намекнул на это событие Серхио.

— Дорогой сеньор Фернандес, я никогда не устану повторять, что без Вас и Мигеля ничего этого не случилось бы. Вы осчастливите меня, если возьмётесь исследовать эту водоросль. Признаться честно, я и сам не до конца понял, что именно создал, поэтому вся надежда только на Ваш микроскоп, — шутливо сказал Дитя океана. — И помните, Вы всегда будете желанным гостем на моих островах!

Пробурчав что-то о «фальсификации образцов» вместе со словами благодарности, Серхио всё-таки не смог устоять перед таким соблазном. Теперь он целыми днями проводил анализы и эксперименты, а вечера коротал за семейным столом или в кабачке, как настоящий косовитянин. Его новое исследование попахивало сенсацией в мире науки — ради такого стоило рискнуть собственной шеей! Ну и пусть водоросль возникла в океане не совсем естественным путём, кого это волнует? Тем более, что в мире больших карьеристов иной раз без волшебной помощи свыше просто невозможно обойтись!