История предательства Распутиным России

Министр зла. Авторское право © 1917, Уильям Лекью, США.
Впервые опубликовано в августе 1918 года._Переиздано в сентябре 1918 года._
***
ПОСЛЕ публикации любопытной хроники «Распутин — монах-пройдоха», основанной на официальных документах, и её перевода на несколько языков я получил из тех же источников в России объёмную рукопись на очень тонкой бумаге, содержащую некоторые признания.
откровения и обвинения, выдвинутые его автором, Фёдором Раевским, который
был секретарём и телохранителем мнимого святого и, как следствие,
в течение нескольких лет был в курсе самых сокровенных тайн Распутина
и его связей с теми негодяями, которые предали Святую Русь в руки гуннов.

Эта рукопись, которую я держу в руках, пока пишу, в основном на итальянском языке, потому что
Раевский, сын польского скрипача, много лет своей юности провёл в
 Болонье, Флоренции и старинной Сиене, поэтому, когда он писал свои мемуары, он
Он использовал язык, который был ему наиболее знаком и который, возможно, легче перевести любому, кто живёт за пределами России.

 В некоторых отрывках я был вынужден изменить имена тех, кто сначала стал орудием в руках псевдосвятого, но потом, обнаружив, что он шарлатан, воспрянул духом в своём патриотизме и — как Раевский, который здесь признаётся, — терпеливо наблюдал за тем, как революционеры стали орудием в руках удивительного шарлатана и привели его к позорной смерти.

Эти поразительные откровения секретаря главы «тёмной
«Силы» в России, как их называли в Думе, безусловно, удивительны и поражают воображение. Они представляют собой позорную тайную страницу истории, которая будет представлять исключительный интерес для тех, кто придёт после нас.

 Признаюсь, что, когда я впервые прочёл сухие констатации фактов, которые я здесь попытался изложить в доступной для британских читателей форме, я был поглощён ими. Поэтому я осмеливаюсь предположить, что они будут не менее интересны и другим читателям.
********
УИЛЬЯМ ЛЕ КУЭ.ДЕВОНШИРСКИЙ КЛУБ, ЛОНДОН,_январь 1918_.
***********
1. РАСПУТИН ВСТРЕЧАЕТСЯ С ИМПЕРАТРИЦЕЙ 1 2. РАСПУТИН ПРИБЫВАЕТ В ЦАРСКОЕ СЕЛО 19 3. РАЗВИВАЕТСЯ ПОТСДАМСКИЙ ЗАГОВОР 36 4. УБИЙСТВО СТОЛЫПИНА 53
 5. ВЛАСТЬ ЗА ТРОНОМ 68 6. РАСПУТИН В БЕРЛИНЕ 85 7. Скандал и шантаж 100
 8. Распутин — настоящий царь 116 9. Трагедия мадам Свечиной 132
10. Предательская работа  11. Неудавшиеся покушения с использованием яда 163
12. Распутин и император 18013. «Духи смерти» 19714. Разоблачение Милюкова 21415. Предатели разоблачены 229.
*****
Глава I

Распутин знакомится с императрицей


Испанский писатель Ириарте написал очень верные слова:

 "_Y ahora digo yo; llene un volumen_
 _De disparates un Autor famoso,_
 _Y si no alabaren, que me emplumen._"

Для тех, кто не читает по-испански, я бы перевёл этот отрывок так:

 "Теперь я говорю тебе: пусть известный автор заполнит книгу
 болтовня, и если критики не оценят ее, можете вымазать меня дегтем и
 высыпать перья".

Я не известный автор. На самом деле, я не претендую на
изысканность литературного стиля или на изящные обороты фраз элегантной
дипломатии. Моя цель - просто зафиксировать на этих страницах правду
о распаде России и падении нашего Императорского
Трона.

Любой, кто захочет изучить обширные архивы Полицейского управления
на длинном Бибиковском бульваре в Киеве, найдёт моё _досье_, аккуратно
подшитое и составленное по форме, как и досье большинства россиян. Вы увидите, что я,
Фёдор, сын Фёдора Раевского, музыканта, временно находившегося за границей, и его жены
Варвары, родился на Виа Гальера в Болонье, Италия, 8 июля 1880 года, а 3 марта 1897 года поступил в университет на Владимирской улице.
Рискну предположить, что полиция мало что записала в мой адрес,
кроме, пожалуй, нескольких студенческих выходок в Крещатике и
записи о той памятной ночи, когда мы раскрасили синими и белыми
красками конную статую перед Купеческим клубом, и я был оштрафован
на двадцать рублей бородатым старым судьёй за участие в этой шутке.

Если бы против меня было что-то серьёзное, я сомневаюсь, что занимал бы пост доверенного секретаря «Гришки», этого святого шарлатана, чьё настоящее имя было Григорий Новых, а в мире он был известен под прозвищем «Распутин».
О моей юности мне почти нечего сказать. После окончания учёбы я получил
благодаря влиянию высокопоставленного чиновника по имени Браницкий,
друга моего отца, канцелярскую должность в бюро политической полиции
Империи, отделе Министерства внутренних дел, и в течение нескольких
В этом качестве я прожил несколько лет спокойной, ничем не примечательной жизнью. Вследствие
серьезного скандала, разразившегося в моем департаменте, — мой начальник добился осуждения некоего богатого дворянина по фамилии Тиниачев из Харькова, который был совершенно невиновен ни в каком преступлении, — меня однажды вызвали в качестве свидетеля в следственную комиссию, заседавшую в Москве.

 Именно на этом следствии в начале 1903 года я впервые встретился с генералом
Куропаткин, который в то время пользовался большим расположением Её Величества императрицы и, как впоследствии выяснилось, подстрекал царя к
начать войну с Японией, прекрасно понимая, что любые наши атаки будут обречены на провал. По настоянию генерала меня перевели в военное министерство на должность заместителя министра в его кабинете, и он отправил меня — из-за моего знания итальянского — с конфиденциальной миссией в Милан. Полагаю, я выполнил её к его полному удовлетворению, потому что ещё дважды меня отправляли в Италию с сообщениями для некоего
Барон Сверзев, богатый русский финансист, живущий в Сан-Ремо, с которым, без сомнения, Куропаткин вёл предательские дела.

Однажды, когда меня вызвали по телефону в дом Его Превосходительства,
я увидел в его большой, роскошно обставленной комнате за доверительной беседой странного на вид, неопрятного, болезненного на вид мужчину лет тридцати или около того, с широким лбом, узкими впалыми щеками и длинной неухоженной бородой, который, как только обратил на меня свои большие глубоко посаженные глаза, очаровал меня.

У него было поразительное лицо с широким выпуклым лбом, который сужался к кончику чёрной бороды. Он был одет как монах в длинную потрёпанную чёрную рясу, и я сразу понял, что он один из
эти факиры, которых мы встречаем по всей России, — одни из тех самоотречённых фальшивых
"святых" людей, которые бродят из города в город, одержимые религиозной манией, полные мнимого самоотречения, но при этом собирающие копейки на благотворительность.

 У всех религий есть свои эзотерические аспекты, и наша греческая церковь, конечно, не одинока в своих "чудачествах".

«Раевский, это старец Григорий Нових», — сказал генерал, который был в форме с Андреевским крестом на шее.

 Я несколько секунд стоял в изумлении.  Когда меня представили, неопрятный, неряшливый парень скрестил руки на груди, поклонился и
низким голосом пророкотал слово благословения.

 Я выразил радость от встречи с ним, ведь вся Россия в тот момент
говорила о скромном сибирском «святом», способном творить чудеса.
В течение последнего месяца имя «Гришки» было у всех на устах. Невежественным миллионам людей от Волги до Владивостока
рассказали, что в России появился новый святой, наделённый божественным
влиянием, человек, который вёл такую чистую и безупречную жизнь, подражая
Христу, что ему было суждено стать духовным наставником и защитником
России и затмить даже самого святого Николая.

Как человек здравомыслящий и образованный, я всегда сомневался в «святости» всех странников, которые бродят по степям, собирая милостыню.
Зная о том, в какой порочной жизни живут наши русские монастыри и
женские обители, и о том, как радушно встречают каждого шарлатана, который отращивает бороду, забывает мыться, возводит глаза к небу и молит, я, признаюсь, поначалу не слишком верил в эту новую звезду на небосклоне Святой Руси, с которой меня познакомил Его Превосходительство военный министр.

"Я говорил с вами о старце," — сказал министр
— сказал он, поворачиваясь в мягком кресле и стряхивая пепел с изысканной сигареты «Богданов». — Я освободил тебя от службы в моём департаменте, чтобы ты стал секретарём старца. Это будет завидная должность, мой дорогой Фёдор, уверяю тебя. Россия вырождается. Старец послан нам Божественным провидением, чтобы возродить и реформировать её.

«Но, ваше превосходительство, я вполне доволен своей нынешней должностью... Я...»
 «Сегодня утром я издал указ министерства», — перебил он в своей яростной, самоуверенной манере, которая много лет спустя принесла ему успех.
он помог ему пережить войну с Японией. «Всё устроено. Ты — секретарь нашего покровителя, которого Всемогущий Бог послал в Россию ради нашего спасения.»
 Я встретил пронзительный взгляд неопрятного негодяя и, к своему
удивлению, обнаружил, что околдован. Никогда прежде ни один мужчина
или женщина не оказывали на меня такого всемогущего влияния, просто
глядя на меня. То, что это было гипнотическое воздействие, не вызывало сомнений. Сам этот парень с
его землистыми щеками, чёрной бородой, глубоко посаженными глазами и широким лбом
был точной копией тех портретов, которые были написаны в эпоху чинквеченто
Итальянские художники писали портреты преступных аристократов.

В палаццо Питти и Уффици во Флоренции, в большой галерее в Сиене;
в Венеции, Риме и Милане висели десятки портретов, очень похожих на портрет Григория Новикова, человека, который, насколько мне известно, как я собираюсь здесь показать, предал Россию и уничтожил императорский дом Романовых.

В этом взгляде я разглядел в нём что-то ужасное; я прочёл в его взгляде всю его судьбу. На мгновение его взгляд поразил меня.
Раз или два в жизни — как и в случае с большинством мужчин — я встречал
Это выражение на лицах тех, с кем я сталкивался, предвещало преступление, и пророчество, увы! сбылось. Преступление было в
Григории Новихе.

Возможно, Распутин — как его называл мир и как буду называть я — знал, что в нём есть преступная жилка. Думаю, знал. По его глазам я понял, что он —
преступный чувственник с жаждой убийства в сердце.

До меня доходили слухи о его грязных и жалких низменных страстях,
хотя старец был самым популярным человеком во всей империи после Его
Величества царя.

 Быть назначенным его личным секретарём, несомненно, было большим достижением
Одним махом, ведь чувственность была для него так же естественна, как воздух, которым он дышал, он покорил высшее общество Петрограда.

 Вынужденный принять это нежелательное для меня назначение, я поклонился и выразил удовлетворение тем, что меня выбрали на такую должность.

"Вы должны быть осмотрительны, мой дорогой Фёдор," — сказал его превосходительство, бросая окурок в большую бронзовую пепельницу, стоявшую у его локтя. «Когда я отправлял тебя на секретные задания, ты был нем как рыба. Эту новую должность я даю тебе, потому что знаю, что ты настоящий патриот
Русский, и если ты что-то увидишь и узнаешь, то никогда не будешь болтать об этом в ущерб мне или нашему очень хорошему другу
Гришке. Ему, помни, всё дозволено. Ты многому научишься,
но лучше тебе держать язык за зубами. И что", - добавил он,
смотрит на меня очень серьезно, как он понизил голос, "и что, я предупреждаю
вас будет судить вас в крепости Шлиссельбург если
вы смеете раскрыть одну тайну из России спас!"

Я в ужасе стоял между этим всемогущим военным министром в его сверкающем
Ордена, правая рука и доверенное лицо императора, и неопрятный, оборванный, странствующий сборщик копеек — человек, чей взгляд завораживал меня каждый раз, когда мы встречались глазами.

 Всё это произошло так внезапно, что я растерялся. Жалованье, которое я должен был получать, как упомянул его превосходительство, было весьма щедрым, более чем в два раза превышающим то, что мне платили в военном министерстве. Это означало роскошь, о которой я и мечтать не мог; жизнь, полную удобств, достатка и влияния.

 Стоит ли удивляться, что я согласился, мало что понимая в те времена
В дни мира я был пешкой в большой игре гуннов?

 Как мне описать Распутина? Моё перо меня подводит. Он был одним из немногих великих шарлатанов с благочестивым видом и красивыми словами, очаровывавших женщин и подчинявших себе мужчин, которых мир видел на протяжении веков. Если бы он жил в XII или XIII веке нашей эры, его бы, без сомнения, канонизировали. Этот грубый, неотесанный, неграмотный сибирский крестьянин, осуждённый за конокрадство и безнравственность и отсидевший несколько лет в тюрьме
в Тобольской тюрьме, которого всего за месяц до нашей встречи вышвырнули из монастыря в Одессе и чуть не забили до смерти его же сокамерники за мошенничество, на самом деле стал самым популярным человеком в Петрограде.

Он был хорошо известен аристократкам, но до императорского двора не поднялся. Тем не менее, будучи _протеже_ Куропаткина, я, без сомнения, мог
что-то предпринять, хотя, конечно, и не знал о предательских планах.

 На следующее утро, согласно инструкциям, полученным от моего нового
Шеф, я заехал к нему в маленькую квартиру на первом этаже, которую он снимал
на Полтавской, недалеко от Николаевского вокзала. Дом,
остальные комнаты которого были пустыми, выглядел мрачно и неприветливо.
Под портиком находилась тяжёлая дверь, за которой располагались глубокие подвалы,
в которые никто никогда не спускался, кроме самого старца.

 Утром в день моего первого визита я с самого начала был в недоумении. Столовая была роскошной, как и кабинет «святого» — комната с мягким восточным ковром, большим письменным столом и
высокая фарфоровая печь шоколадного и белого цветов, а также диваны с шёлковой обивкой. Из этого кабинета вела дверь в «святая святых» — спальню мужчины.
Это была спартанская комната, если не считать большой печи,
повторившей ту, что стояла в кабинете.

Я обнаружил, что семья состояла еще из одного человека, старой сибирячки.
крестьянка лет шестидесяти по имени Анна, приехавшая из Покровского, родной деревни
"святого". Она выполняла обязанности экономки и разнорабочей.

То первое утро, проведенное с Распутиным, было полно интереса. Он был
грязный, неотесанный, неграмотный парень, который вызывал у меня отвращение. Его руки были твердыми,
Его пальцы были скрючены, а лицо явно принадлежало преступнику, и всё же
в замешательстве я вспомнил, что генерал Куропаткин объявил его посланником Всевышнего, защитником России.


Его речь была грубой и высокомерной, перемежающейся цитатами из Священного Писания. Он упомянул при мне некоторых дам из высшего общества и с широкой ухмылкой на своём благочестивом лице рассказывал скандал за скандалом, пока я не оцепенел от ужаса.

Воистину, «святой» был выдающейся личностью. С самого начала я был вынужден признать, что, что бы ни говорила российская общественность,
Для сплетен была определённая почва. Он был самой странной и притягательной личностью из всех, кого я когда-либо встречал. Даже на Столыпина он произвёл впечатление, хотя Святейший Синод объявил его мошенником.

 Моя работа заключалась в том, чтобы читать ему и отвечать на письма сотен женщин, которых привлекала его своеобразная искажённая эмоциональная религия. Многие из них хотели присоединиться к созданному им культу. В мои обязанности как секретаря также входило организовывать еженедельные встречи «сестёр-учениц», которые проводились в большой пустой комнате наверху, в
в котором висела святая икона и несколько священных картин и в котором совершались таинства его «религии»


Вскоре я обнаружил, что на эти еженедельные сеансы стекались многие из самых богатых и образованных женщин Петрограда, которые на самом деле почитали бывшего конокрада и верили, как верили крестьяне, что он может творить чудеса.

Однажды днём, когда я уже почти месяц служил у Распутина, Куропаткин привёл к монаху Бориса Штюрмера, известного придворного подхалима, с торчащими волосами и окладистой козлиной бородкой. Оба были
Они были в форме, и, когда я проводил их в кабинет Распутина, я почувствовал, что затевается какой-то тёмный заговор.

Они совещались почти час, а потом меня позвали в комнату, и мне, как правой руке монаха, объяснили суть заговора, чтобы я мог в нём участвовать.

Для меня немецкий штурмовик, который впоследствии стал премьер-министром России, не был незнакомцем. Действительно, именно он, пригласив меня сесть, объяснил, что происходит.

"Раевский, необходимо, чтобы отец встретился с Её Величеством императрицей. Он наш спаситель, и будет справедливо, если он придёт
при императорском дворе. Но его нельзя представить ни одним из обычных способов. Её Величество должна быть впечатлена, а её любопытство — раззадорено.
 Я кивнул в знак согласия, даже не подозревая о дьявольском плане, который, по наущению из Потсдама и за немецкое золото, вот-вот должен был воплотиться в жизнь. Германия уже решила завоевать Россию, и уже дальновидный кайзер понял, что может использовать несомненное влияние Распутина в нашей стране, погрязшей в религии, в своих подлых целях.


"Теперь," — продолжил Штюрмер, поглаживая бороду и глядя на меня. "У нас есть
только что стало известно, что Её Величество намерена инкогнито посетить в следующую пятницу Казанскую Богородичную обитель, чтобы помолиться о рождении наследника у Романовых. Поэтому мы решили, что наш отец отправится в Казань и предстанет перед императрицей молящимся перед святыней, прося Всевышнего исполнить заветное желание Её Величества. Он предстанет перед ней совершенно незнакомым человеком, произносящим ту же молитву, что и она в своих мыслях.

«Они не будут говорить», — добавил Куропаткин. «Наш Отец, по-видимому, не обратит на неё внимания, разве что взглянет ей в лицо, но зачем ему это?»
«Узнаете в ней императрицу?»
Я видел, с какой изобретательностью разрабатывался этот план, ведь я хорошо знал, каким удивительным и почти сверхъестественным обаянием обладал старец в отношении женщин всех сословий.

В то время я, естественно, полагал, что Штюрмер и его друг Куропаткин были убеждены, что для России будет лучше, если святой человек получит доступ к императорскому двору в качестве духовного наставника Николая II. Старец стал настолько популярной фигурой, что произвёл глубокое впечатление на жителей Москвы и Варшавы, где он побывал
совершал какие-то таинственные «чудеса», и сотни тысяч людей всех сословий, как и два министра короны, сидевшие в той комнате, действительно верили, что он наделён божественной силой.

 Когда мы шли по Невскому, люди, в основном женщины, бросались к нему и целовали его грязную руку или поднимали к губам подол его засаленного кафтана, прося отцовского благословения. Просвещённые народы Запада не могут понять невежество и суеверия нашего великого русского народа. Вы, побывавшие в нашей Святой Руси, знаете нашу
Бескрайняя страна, где поселения, как выразился один из наших писателей, подобны мушиным пятнышкам на оконном стекле, где целые деревни становятся жертвами болезней и где семьдесят девять человек из ста не умеют ни читать, ни писать. Вы также знаете, что в углу каждой комнаты висит икона, что на каждой улице вас встречает базилика с золотым или голубым куполом, что длинноволосые священники поют своим низким басом, что прохожие беспрестанно крестятся, что крестьянство раздавлено и порабощено, а средний и высший классы купаются в роскоши и
хорошие манеры ценятся выше морали. Такова Россия сегодня — Россия в эпоху моего работодателя Распутина, в эпоху падения императорской династии Романовых и ожесточённой борьбы с варварами-гуннами.

В соответствии с планом, составленным Борисом Штюрмером, на следующий день я
сопровождал старца по железной дороге до Нижнего Новгорода через
Москву, а оттуда на пароходе вниз по великой Волге — двенадцать часов
пути до того города, где делают колокола и иконы, — Казани.

Распутин надел свой самый старый и поношенный монашеский подрясник и взял с собой
посох. Поверх своего поношенного платья он надел другое, более тонкой ткани, которое
он намеревался снять перед входом в святилище, чтобы
выглядеть самым скромным в глазах проницательной Царицы. Мы
покинули Петроград ночью, чтобы наш отъезд не был известен и не вызвал комментариев, но перед отъездом я получил записку от генерала, в которой говорилось, что начальник тайной полиции в Царском Селе сообщил по телефону, что Её Величество не уедет до следующего дня.

 Таким образом, мы отправились на день раньше императрицы.

Казань — город, пропитанный духом святости, если судить по количеству
священников и монахов, которых можно встретить на его улицах. Он расположен примерно в семи верстах от реки, в живописном месте старого мира, где можно столкнуться с людьми в самых разных причудливых костюмах, особенно в Татарской слободе, где низкие дома граничат с узкими грунтовыми улочками, на которых тут и там встречаются мечети.

По прибытии мы поднялись на холм к большому Преображенскому монастырю, где Распутин, ставший святым человеком, искал гостеприимства и был
Меня сразу же очень тепло встретили, а потом я отправился в отель
 «Франция» на оживлённой Воскресенской улице, где снял номер, чтобы
дождаться приезда Александры Фёдоровны, которая путешествовала инкогнито
и о приезде которой я должен был предупредить Гришку.

 Два дня я ждал, постоянно находясь начеку и, конечно же, с интересом
следя за развитием событий. Не всегда приходится ждать в отеле в надежде на приезд императрицы.
Тем временем я подружился с портье, разумеется, не раскрывая своего бизнеса, и он пообещал сообщать мне обо всех вновь прибывших.

«Франция» — очень комфортабельный отель, построенный по французскому образцу.
Два дня, которые я провёл в Казани, были, безусловно, очень приятными.

 Вечером третьего дня мой друг, портье отеля, прислал мне сообщение в номер, и я сразу же спустился в бюро.
Он сообщил мне, что только что приехали дамы, мадам Стрепова и её горничная мадемуазель Каменская. Он описал первую из них, и я сразу же узнал в ней саму царицу, хотя, конечно, высокий бледный молодой человек понятия не имел, кто она такая. Я просто сказал ему, что я
я ожидал приезда дамы, с которой познакомился в Москве некоторое время назад.

"Мадам сняла лучший номер в отеле," — сказал портье.
"Она, очевидно, аристократка, хотя и носит фамилию Стрепофф. Я только что отправил их паспорта в полицию."

До ужина оставалось совсем немного времени, поэтому я слонялся по вестибюлю в ожидании двух путешественников, которые, как мне сказал портье, не заказали ужин в свои номера, а значит, очевидно, собирались поужинать в общем ресторане.

 Ровно в половине восьмого они спустились по широкой лестнице.
но разница в возрасте у них невелика. В одно мгновение я узнал
красивую императрицу по множеству фотографий, которые я видел. Другая, темноволосая и
тоже хорошенькая, очевидно, была фрейлиной, дамой, с которой я
впоследствии познакомился при дворе.

Пара, неприметно одетая в черное, уселась за маленький
столик вдвоем_ у окна, в то время как я последовал за ней и, выбрав столик
напротив, принялся за еду, наблюдая за происходящим.

Императрица инкогнито, казалось, пребывала в приподнятом настроении, возможно, потому, что ей удалось сбежать от императорского двора. Она по-дружески болтала со своей
Он был моим спутником и не раз бросал на меня вопросительные взгляды, словно гадая, не агент ли я охранки, вездесущей тайной полиции империи. Это чистая правда: куда бы человек ни отправился в России, за ним «следует» полиция, и Её Величество прекрасно знала, что бюро «личной полиции» в Царском Селе будет в курсе того, что она покинула дворец, и будет следить за ней, потому что как раз в то время в воздухе витал заговор против династии.

 Императрица и её закадычная подруга мадемуазель Зенеида Каменская, о которой я
Впоследствии я узнал, что она... они закончили трапезу, оставшись неузнанными ни слугами, ни кем-либо из посетителей ресторана, а затем вернулись в свои номера. После этого я взял извозчика и поехал в Преображенский монастырь, куда добрался около десяти часов. Старый монах, который открыл мне, когда я позвонил в запертую дверь, вернулся с сообщением от Распутина о том, что я должен сообщить ему цель своего визита. Я отказался это сделать и стал настаивать на встрече с ним. Такая нерешительность со стороны Распутина меня очень удивила.
Действительно, прошло почти полчаса, прежде чем
Прошло некоторое время, прежде чем старый дворник с длинной бородой неохотно провёл меня
по длинным пустым коридорам монастыря, где мои шаги по
плиточному полу вызывали эхо, и после нескольких поворотов
привёл меня в маленькую, хорошо обставленную комнату, где в
кресле перед печью сидел шарлатан, выдававший себя за Спасителя
России.

 Я сразу понял, что он сильно пьян. Когда я вошёл, он нетвёрдо поднялся и, обращаясь ко мне, заявил, что жизнь в Спасо-Преображенском монастыре очень приятна, и тут же запел непристойную песню.

Я был в ужасе. Это был тот самый человек, которого по интригам Штюрмера и его приспешников должны были представить императорскому двору! Он был настолько пьян, что не мог понять цели моего визита. Он лишь глупо рассмеялся и начал, как попугай, повторять те странные молитвы, которые он читал на еженедельных собраниях сестёр-учениц. Это были отрывки из Священного Писания, перемежавшиеся с самыми непристойными и вульгарными утверждениями, мешанина благочестия и богохульства, которую никто никогда не мог понять.

 Вскоре я осознал всю безнадёжность ситуации.  Это было первое, что я
Я знал, что «святой» был зависим от алкоголя, хотя за едой пил вино
без ограничений и всегда оставлял шампанское для своих друзей, оплачивая его из своих благотворительных пожертвований. В пьяном угаре его
дикие глаза сверкали, как угли, и, когда он посмотрел на меня, я снова
почувствовал странное оцепенение. Воистину, в этом взгляде было
что-то завораживающее, какая-то тайна, которую я так и не разгадал.

Через несколько минут вошёл священник, и я сказал ему, что отец «не очень хорошо себя чувствует» и что я вернусь пораньше.
день. Он многозначительно улыбнулся, и я ушёл.

 Не зная, в какой час императрица собирается посетить святыню
Богородицы, я вернулся в монастырь на рассвете и обнаружил, что
старец совсем поправился. Как только я сообщил ему о приезде
царицы, он засуетился и в своём самом старом, поношенном и
потрёпанном дорожном одеянии проводил меня до прекрасной церкви
Богородицкого монастыря.

Было всего семь часов утра, и мы обнаружили, что церковь с её многочисленными свечами и почитаемой святыней совершенно пуста, за исключением одного или двух человек
крестьянки, остановившиеся помолиться по пути на работу.

 Снаружи мы стояли вместе и смотрели на длинную белую дорогу, ведущую от гостиницы «Франция».

 «Александра Фёдоровна наверняка пойдёт этой дорогой, — заметил оборванный
 «святой», когда я встал рядом с ним.  «Оставайся здесь и наблюдай.  Я пойду к тому дому и поговорю с людьми. Когда подъедет карета,
поскорее дай мне знать.

Затем, оставив меня, старец направился к небольшому дому и вошёл в него, чтобы
благословить его обитателей — благословение от такого нечестивого,
немытого негодяя!

Я терпеливо ждал целый час, пока вдалеке не показалась приближающаяся карета.
Я сразу же подал знак, и отец вошёл в церковь, благоговейно преклонил колени перед
святыней и начал усердно молиться вслух своим глубоким басом.

 Я вошёл вслед за ним и, спрятавшись за одной из массивных колонн, стал наблюдать за тем, как две женщины в траурных чёрных платьях, перекрестившись на входе, подошли к святыне.

В этот момент Распутин, явно не замечавший их присутствия, громко закричал:

«О Боже! По милости Твоей ниспошли нашему Императорскому Дому Романовых сына — того, кто в своё время наденет славную царскую корону и станет Верховным защитником всей Руси от наших врагов. В этой моей молитве я смиренно повторяю слова миллионов россиян, чьё самое заветное желание — чтобы у нашего Императорского Дома родился сын. О Боже, я молю Тебя исполнить нашу просьбу!»

Из своего укрытия я увидел, как царица заметно вздрогнула. На ней была вуаль, так что я не мог разглядеть её лицо. Она остановилась, словно зачарованная
подслушав молитву, произнесённую неопрятным незнакомцем. Я заметил, что она шепнула что-то своей спутнице, которая, как и она сама, была в вуали.
Затем Её Величество упала на колени, и мадемуазель Каменская последовала её примеру.


Императрица молча склонила голову перед странной впечатляющей святыней, стоя рядом со старцем. В огромной церкви было темно, если не считать света от бесчисленных свечей, и тихо, если не считать щебетания птиц.
Однако я видел, что благочестивое наставление Распутина было воспринято Её Величеством как знамение.

Внезапно в огромной базилике, похожей на пещеру, снова отчётливо зазвучал голос мнимого святого.
Он повторил молитву ясными, страстными словами — ту самую молитву, которую императрица повторяла про себя.

 Только эти трое преклонили колени.  Целых десять минут царила тишина.
Ни одна из коленопреклонённых фигур не пошевелилась, пока Распутин медленно не перекрестился и в третий раз, ещё громче, не взмолился ко Всевышнему даровать России наследника престола.


Затем он наконец поднялся с медленным достоинством, как и подобает святому отцу, и снова перекрестился.

В этот момент императрица, поднявшая вуаль, повернула голову.
Он остановился на несколько секунд и посмотрел ей прямо в лицо
тем напряжённым, гипнотическим взглядом, который всегда так
таинственно завораживал женщин. Я увидел, что императрица снова вздрогнула, но
скрестив руки на груди, как он обычно делал,
старец вышел из церкви, не взглянув на неё ещё раз, оставив её
затаив дыхание и дрожащей.

Когда он ушёл, она в тревоге обернулась и что-то прошептала своей фрейлине.  Обе женщины встали и, следуя за монахом, уставились в одну точку
Я смотрела на его удаляющуюся фигуру, пока он шёл по длинной белой дороге.

 «Странный человек, Зенида!» — услышала я восклицание императрицы.  «Как странно, что он, не подозревая о моём присутствии, молился за меня. Без сомнения, он святой человек!
 Мы должны узнать, кто он.  Ты заметила его глаза?» Его взгляд действительно напугал меня", - признался ее спутник.

"Ах! У него лицо истинного святого - чудотворца! В этом я
уверен. Мы должны навести о нем справки, - заметила ее величество. "Я
должна увидеть его снова и поговорить с ним!"

Затем пара, сев в карету, быстро уехала.

Стоя на церковных ступенях, они обсуждали старца, в то время как я незаметно пристроился рядом, полагая, что мы одни.

Однако, когда карета тронулась, я с ужасом почувствовал, как на меня тяжело легли чьи-то руки, и грубый голос воскликнул:

"Стой! Ты арестован!"

В следующую секунду я осознал, что нахожусь в руках двух довольно хорошо
одетых мужчин, без сомнения, агентов Охранки.

"Ты слонялся здесь со злыми намерениями!" - воскликнул старший из
пары. "Мы наблюдали за тобой с тех пор, как ты вошел за этим
добрый отец. Мы видели, как вы скрылись. У вас есть какое-нибудь огнестрельное оружие?

К несчастью, у меня был револьвер, и я сразу же его достал.

"Ах!" - воскликнул каштаново-бородатый агент Тайной полиции, завладев им.
"Я так и думал!" - Воскликнул он. "Я так и думал! Вы установили личность
леди в длинной вуали и находились здесь, ожидая возможности, чтобы
выстрелить в нее!"

«Что?» — выдохнул я, поражённый серьёзным обвинением в мой адрес. «Я не революционер! Я ношу это оружие только для самозащиты.»
Бородатый мужчина тихо свистнул, и в следующее мгновение появились трое в серых плащах
Откуда ни возьмись появились полицейские в форме, и меня бесцеремонно
провели по улицам до главного полицейского управления в Гостином
Дворе, прекрасно понимая, насколько серьёзны выдвинутые против меня обвинения.

Два часа спустя меня привели в кабинет начальника полиции, отделанный тёмными панелями.
Это был лысый чиновник с дряблым лицом в тёмно-синей форме, увешанной наградами. Стоя между двумя полицейскими перед его большим столом, я отвечал на его вопросы. Мои ответы тщательно записывал клерк, сидевший за соседним столом.  В комнате
Это были также два офицера Охранного отделения, которые отправились в путь без ведома императрицы, чтобы держать Её Величество под наблюдением.

 «Зачем вы приехали на «Францию» и ждали прибытия двух дам?» — резко спросил начальник полиции в своей обычной оскорбительной манере.

 Я не знал, что сказать.  Я не мог сказать правду, чтобы не выдать заговор Бориса Штюрмера и генерала Куропаткина. Я вспомнил о своей дружбе с портье и о том, как я ждал приезда путешественников.


"Ах! Ты сомневаешься!" — сказал всемогущий чиновник со зловещей улыбкой.
Услышав его ухмылку и зная, что я думаю о политической полиции и её произвольных действиях в отношении подозреваемых, я понял, что нахожусь в очень серьёзной опасности.


"Вы знали о тайной поездке Её Величества, иначе не стали бы подглядывать в церкви с заряженным револьвером в кармане," — продолжил он.
"Ваши братья по свободе, как вы их называете, никогда не"
отсутствие знаний о движениях Их Величеств," мое, - сказал следователь.

"Я отрицаю, ваше превосходительство, что я был там с какой-то злой умысел:" я
протестовали. - То, что ты предлагаешь, ни на секунду не приходило мне в голову
.

Человек в блестящей униформе рассмеялся, сказав:

"Я уже слышал это заявление раньше. Это хитроумный заговор, без сомнения.
Но, к счастью, за вами наблюдали, и осознание того, что за вами наблюдают,
помешало вам привести свои планы в исполнение.
Ну же, признавайся!"

"Я понятия не имел, что за мной наблюдают, пока я не был арестован," я
объявили.

"Но вы не можете объяснить причину, по которой вы поехали из Петрограда в
Казань. Давайте послушаем ваше оправдание", - сказал он с возрастающим сарказмом.

"У меня нет оправдания", - был мой очень неубедительный ответ. Мне было интересно, что произошло
о старце. Было совершенно очевидно, что они ничего не знали о моей двойной поездке в монастырь, и, более того, Распутин ни в чём не был заподозрен. Поэтому я не решался рассказать правду в слабой надежде, что Куропаткин, как военный министр, узнает о моём аресте и придумает, как добиться моего освобождения. Я понял, что, по крайней мере, должен оставаться верным тем, кто меня нанял, и что, даже если я скажу правду, мне не поверят.

 «Лучше всего навести справки об этом человеке в Петрограде», — предложил полицейский, который меня арестовал.

«Я действительно не думаю, что в этом есть необходимость», — ответил начальник полиции Казани, нетерпеливо постукивая ручкой по столу. Он повернулся ко мне и сказал:

 «А теперь быстро рассказывайте, молодой человек. Зачем вы здесь?»
Что я мог ответить?

 «А! — сказал он, улыбаясь. — Я вижу, что есть и другие, кого вы отказываетесь
вовлекать в это дело. Бесполезно отправлять таких, как вы, на суд.
 «Но я требую справедливого суда!» — в отчаянии закричал я, и на лбу у меня выступил холодный пот, потому что я знал, что он может вынести мне приговор как политическому подозреваемому, отказавшемуся от дачи показаний, и что
его приказ, несомненно, будет подтвержден министром внутренних дел.

Я слишком хорошо знал суровые полномочия начальников полиции в
главных городах.

На мой вопрос лысый мужчина просто улыбнулся и ответил:

"Мой приказ заключается в том, чтобы вас доставили в Шлиссельбург. Там у вас будет
достаточно времени, чтобы раскаяться в том, что не ответили на мои вопросы".

To Schl;sselburg! Сердце моё упало. Как только я окажусь в этой ужасной
крепости, жуткие подземелья которой находятся под поверхностью
Ладожского озера, моя личность будет утрачена, и меня быстро забудут.
Из Шлюссельбурга не вернулся ни один узник!

 Поднял бы кто-нибудь из этой троицы заговорщиков, чьим орудием я был, хоть палец, чтобы спасти меня? Или они решили, что, выполнив свою задачу, я буду им полезен, если мои уста будут закрыты?

"Шлюссельбург!" — ахнул я. "Нет — нет, только не это!" — закричал я. "Я невиновен — совершенно невиновен!" «Вы не предоставите никаких доказательств», — холодно ответил начальник полиции, вставая в знак того, что допрос окончен.  «Я получил приказ немедленно отправить вас в  Шлюссельбург». Затем он повернулся к двум агентам
Охрана, добавил он, «доложит об этом вашему директору в Царском Селе. Я отправлю свой приказ в министерство для подтверждения
сегодня вечером. Увести заключённого!»
И в следующее мгновение меня затолкали в грязную камеру в подвале, где я должен был ждать отправки в самую страшную из всех тюрем империи.


Одним росчерком пера я был приговорён к пожизненному заключению!




ГЛАВА II

Распутин приезжает в Царское Село

Признаюсь, я считал своё положение абсолютно безнадёжным.

Я был политическим заключённым и поэтому прекрасно понимал, что попытка
Общаться с кем-либо за пределами тюрьмы было совершенно невозможно. Начальник
полиции Казани, искренне полагавший, что он выполняет свой долг и
раскрывает коварный заговор против жизни императрицы, из-за того,
что у меня был револьвер, приговорил меня к заключению в Шлиссельбургской
крепости. Само название этой крепости, которой боялся каждый русский,
вспоминалось мне, когда я думал о важных словах Куропаткина. Разве он
не угрожал, что, если я пророню хоть слово о тайных делах святого старца,
мне вырвут язык в этих мрачных стенах таинственной тюрьмы?

Мы, русские, с детства слышали об этой зловещей крепости,
стены которой отвесно возвышаются над чёрными водами Ладожского озера, — о месте, где глубоко под поверхностью озера находятся камеры политических заключённых, ставших жертвами тысячи и одной интриги российской бюрократии, возникшей в результате самодержавия царя.
Эти камеры могут быть затоплены по желанию губернатора или высших министров, выражающих своё дьявольское желание.

Сотни напуганных, но невинных и безымянных жертв России
Средневековое варварство, представители обоих полов — увы! что я могу сказать о своей стране, — за последние десять лет просвещения
стояли в своих узких, тускло освещённых карцерах и с ужасом наблюдали, как чёрная вода просачивается через крысиные норы в каменном полу, медленно, очень медленно, пока вода не заполнила камеру до сводчатой каменной крыши и не утопила их, как крыс в ловушке.

И всё это было сделано проклятыми немецкими кукловодами во имя
жалкой марионетки, которая была царём и от которой, по их словам,
всегда тщательно скрывали правду.

Казанская полиция обошлась со мной так бесчеловечно, как я и ожидал.
По собственному опыту службы в Департаменте политической полиции и
зная, что я сделал впоследствии, я ожидал всего этого.

Четыре дня я провёл в этой мрачной, но не слишком неудобной камере в
Казани, а на пятое утро меня заковали в наручники вместе с другим
заключённым, который, как я узнал впоследствии, убил свою жену, и
посадили на волжский пароход, который после двенадцати часов
тесного соседства высадил нас в Нижних Челнах.

Сто раз я
перебирал в уме, что лучше: остаться
Я буду молчать и не стану рассказывать о своей прошлой службе в Департаменте политической
полиции, а также не буду излагать абсолютные факты и пытаться таким образом добиться справедливости и сбежать.

Один факт был очевиден. Генерал Куропаткин и Борис Штюрмер доверяли моему молчанию, а негодяй-монах нашёл во мне болтуна, который так и не раскрыл рта. На самом деле, однако, моим тайным намерением было наблюдать за развитием событий. О последнем Распутин, конечно же, не подозревал.
Если бы я, как я уже доказал, был его добровольным помощником, то он и его друзья могли бы попытаться спасти меня.

Так я размышлял, сидя в поезде между двумя полицейскими агентами во время бесконечной поездки из Нижнего Новгорода в столицу.

По прибытии на Николаевский вокзал убийца, к которому я был прикован наручниками,
К нам с женой отнеслись без всякого внимания. Мы не ели двенадцать часов, но трое мужчин, которые за нами присматривали, хотя и плотно поели в буфете, не дали нам ни глотка воды. Человечность не входит в словарный запас российской полиции, когда речь идёт о политических подозреваемых, многие из которых совершенно невиновны и проявили себя как противники коррумпированной бюрократии.

Нам пришлось два часа ждать в Петрограде, запертыми в одном из залов ожидания.
Наконец нам дали кусок хлеба и кусок холодного мяса.
Затем нас отвезли в Шлюссельбург на автомобиле. Мы прибыли туда на рассвете и на лодке добрались до мрачной крепости из красного кирпича, возвышавшейся над озером.

Выйдя из лодки на плавучую пристань, мы прошли в сопровождении вооружённых надзирателей через железные ворота и по бесчисленным каменным коридорам, где то и дело встречались другие надзиратели — люди, которые сами были преступниками и провели всю свою жизнь в крепости. Им никогда не разрешалось сходить на берег, чтобы они не раскрыли ужасные тайны
из этой современной Бастилии. Те, кто хотел бы составить правильное мнение о нашей
империи, должны помнить, что эта ужасная тюрьма находилась в распоряжении каждого из министров и их подхалимов и что сотни совершенно невинных людей обоих полов годами отправлялись туда из-за личной неприязни или зависти, а также для достижения целей Германии в предстоящей войне.

В этих тёмных, мрачных стенах, где многие камеры были освещены лишь тусклым светом,
под озером покончили с собой сотни русских патриотов.
Их единственным преступлением было то, что они были слишком верны своему императору и
их собственная земля!

 С самого детства меня учили считать Шлюссельбург адом — местом, из которого не выбрался ни один из тех, кто стал жертвой нашей коррумпированной бюрократии. Только его превосходительство губернатор и вице-губернатор годами не покидали эту островную крепость. Всем остальным общение с внешним миром было строго запрещено. Поэтому я прекрасно понимал, что теперь, когда я ступил на эту ненавистную землю, я потерял свою личность и впереди меня ждала только смерть.

И такие дела творились во имя царя!

В то время я верил в Его Величество, чувствуя, что он не знает правды.
Сейчас я знаю, что он всё время был в курсе преступлений, совершённых от его имени.
Поэтому я не испытываю сочувствия к императорской семье и приветствую её заслуженное падение.


Меня провели в маленькую комнату, где сидел чиновник в форме, а позже, после часового ожидания, меня заставили расписаться в большом реестре заключённых в кожаном переплёте. Моё преступление, очевидно, уже было записано аккуратным официальным почерком, но мне не дали возможности его прочитать.

«Довольно!» — сказал крупный бородатый офицер, махнув рукой. «Отведите его в камеру — номер 326».
После этого трое мужчин, которые привели меня сюда, спустили меня по двум
крутым лестничным пролётам из сырого камня, истертым тысячами ног тех, кто уже спустился навстречу своей судьбе, в коридор, тускло
освещённый масляными лампами, — проход, куда никогда не проникал дневной свет.

Там нас встретил бывший заключённый с недобрым видом, который нёс ключ на цепочке.

"Три-два-шесть!" — крикнул один из моих охранников, после чего тюремщик открыл
Дверь отворилась, и меня втолкнули в узкую каменную камеру, пол которой был на дюйм покрыт илом.
Камеру слабо освещал крошечный проём, плотно забаррикадированный,
примерно в десяти футах над тем местом, где я стоял.

 Дверь за мной заперли, и я остался один. Я был в одной из тех камер, которые по желанию моих тюремщиков могли быть затоплены!

 Я задержал дыхание и огляделся. Во мне вспыхнуло яростное негодование.
Я честно выполнял свои обязанности перед моими подлыми работодателями — хотя, надо сказать, моей целью было патриотическое наблюдение, — но они всё равно позволили мне
стать жертвой тайной полиции, которая, без сомнения, получит
большую славу и, возможно, либеральную _douceur_ за то, что раскрыла
«отчаянный заговор против Её Величества императрицы!»

То, что заговор существовал, было чистой правдой, но начальник
полиции Казани о нём не подозревал.

Мне нет нужды описывать
свой приступ гнева. Шли часы.
Я сидел на каменном сиденье рядом с доской, служившей мне кроватью, и смотрел на маленькое зарешеченное окно.

_Хлоп-хлоп-хлоп_ — вот и все, что я слышал, и силы мои иссякали
В глубине души я знал, что это шум волн озера, бьющихся о стену в нескольких сантиметрах от моего окна, тёмные воды, которые со временем, без сомнения, поднимутся сквозь неровный пол и поглотят меня. Большие серые крысы бегали в поисках остатков еды, которых не было. Я был «политическим», и еды у меня точно не было в достатке.

В те ужасные, нервирующие часы, когда я не знал, когда же мой пол затопит в знак ужасной смерти, я расхаживал по камере, осыпая самыми страшными проклятиями тех, кто меня нанял, и клялся, что если они дадут
Если бы они дали мне возможность — ради их собственных целей — сбежать, я бы приложил все усилия, чтобы уничтожить их.

 Я не винил ни Охранное отделение, ни начальника полиции Казани. Они оба действовали добросовестно.
Однако я помнил, что нахожусь под опекой Куропаткина и Штюрмера, и любой из них мог легко приказать освободить меня. Именно этого я и ждал с терпением, хотя и в ужасе.

Шли дни — безнадёжные, бесконечные дни. Плеск воды
надо мной постоянно напоминал мне о судьбе многих сотен людей,
которые до меня находились в этой ужасной темнице и были
утопленники, намеренно убитые теми, в чью немилость они попали.

 Когда серая полоса света надо мной тускнела, грубый надзиратель-преступник отпирал мою дверь и приносил мне маленькую парафиновую лампу, чтобы я мог
видеть и чувствовать себя в тепле всю ночь. Когда каждую ночь приносили лампу,
я думал о Мари Виетрофф, чьё имя всё ещё было у всех на устах.
Бедная девушка, арестованная, хотя и невиновная, как и я, была заключена в камеру в Петропавловской крепости, и о её судьбе стало известно благодаря некоторым откровениям, сделанным помощником прокурора
Прокурор. Этот чиновник, орудие в руках более высокопоставленных и коррумпированных чиновников,
признал, что девушку, хотя она и была совершенно невиновна,
арестовали из вредности и отправили в крепость, где, чтобы избежать участи, более ужасной, чем смерть, она вылила на себя масло из лампы, пока лежала в постели, а затем подожгла его.

Часто, даже в этой глубокой темнице, до меня доносились женские крики.
И каждый раз я думал о девушке, ставшей жертвой мести чиновника.

 Шли дни — их было так много, что я сбился со счёта, — пока я не сдался
надежда. Негодяи, которым я служил, отвернулись от меня теперь, когда я выполнил свою задачу. Распутин очаровал императрицу своим гипнотическим взглядом, и, вероятно, было решено, что разумнее будет сразу же заткнуть мне рот. В любой момент я мог обнаружить, что между этими покрытыми зелёной слизью камнями сочится вода.

Однако однажды, около полудня, грубый и неразговорчивый крестьянин, который был моим тюремщиком, — человек, осуждённый за убийство в Москве, — отпер дверь и велел мне выйти.


 Я с удивлением последовал за ним по коридорам в ту самую маленькую комнату в
Я записал своё имя в той Книге Судеб, которую они называли тюремным реестром, и там же тот же чиновник сообщил мне, что меня хотят допросить в Министерстве внутренних дел в Петрограде.

Ещё один допрос! Моё настроение улучшилось. Если мои тюремщики хотят знать правду, то они её получат. Я раскрою заговор, поверят мне или нет.

В сопровождении двух полицейских я вышел на ослепительно яркий дневной свет.
Меня отвезли обратно в Петроград, в Министерство внутренних дел, где в отдельном кабинете, расположенном в знакомом мне крыле большого здания,
Я остался один.

 Я пробыл там всего несколько минут, с удивлением глядя в окно, как вдруг дверь открылась и передо мной предстал человек с козлиной бородой
Борис Штюрмер.

"С возвращением, мой дорогой Раевский!" — воскликнул он, подходя ко мне и тепло пожимая мне руку. "Мы только вчера узнали, где ты. Эти дураки из Казани похитили тебя, но того идиота, начальника полиции, сегодня уволили со службы за его вмешательство. Я очень надеюсь, что ты не пострадал во время этого приключения, — добавил он с беспокойством.

 «Гришка наверняка знал о моём аресте!» — сказал я. «Разве он не спрашивал?»

«Он не осмелился сделать это открыто, чтобы не быть замешанным», — ответил немец. «Мы были вынуждены ждать и действовать с должной осмотрительностью. Даже тогда мы не могли узнать, куда вас отправили, — до вчерашнего дня. Но это всё ошибка, мой дорогой Раевский, — всё ошибка, и ты должен забыть об этом. Отец с нетерпением ждёт твоего возвращения».

«Сначала мне нужно пойти домой и переодеться в чистую одежду», — заметил я.

 «Да. Но сначала прими извинения от генерала и от меня. Ты, конечно, знал, что мы тебя выручим — и выручим снова, если понадобится»
могут возникнуть и другие неблагоприятные обстоятельства. Помните, что мы можем открыть любую дверь в тюрьме или дворце в России, — и он мрачно улыбнулся, когда я уходил.

 Я вернулся в свои покои и обнаружил, что в моё отсутствие там был обыск, проведённый полицией, и что часть моей личной и семейной переписки была изъята. Это меня сильно раздосадовало, и я решил добиться от Куропаткина разрешения не принимать таких посетителей.


На моём столе лежало письмо, которое, как мне сказали, пришло для меня.
утром. Открыв его, я обнаружил, что оно пришло из главного офиса Азовско-Донского коммерческого банка на Морской, и в нём содержалось официальное уведомление о том, что на мой счёт была переведена сумма в пятьдесят тысяч рублей неким лицом, пожелавшим остаться неизвестным.

 Подарок, безусловно, был кстати и, без сомнения, являлся компенсацией за доставленные мне неудобства.

Через полчаса я был на Полтавской, где меня встретила старая Анна.
Я сразу же прошёл в святая святых монаха.

Распутин вскочил со стула и, схватив меня за руки, воскликнул:

"Ах! мой дорогой Федор! Итак, ты снова с нами! Это приносит мне облегчение
значительно".

"Да", - сказал я. "Восстал из могилы".

"Адская идиоты!" - объявил монах, его широко раскрытые глаза сверкали, как
он говорил. "Я вижу, что это не произойдет снова. Но ты же прекрасно понимаешь, Фёдор, что было бы неразумно раскрывать, что я специально ездил в Казань, чтобы помолиться в присутствии императрицы.
Я улыбнулся и сказал:

"Кто-то положил пятьдесят тысяч рублей на мой счёт в Азовско-Донском банке."

В свою очередь, негодяй улыбнулся и сказал:

"Тебе не нужно искать источник этих денег. Это не из государственного бюджета, а
 Держи язык за зубами, и, возможно, будут и другие выплаты.
Затем, повернувшись к своему столу, он показал мне кипу корреспонденции, которая осталась без внимания в моё отсутствие, и призвал меня приступить к работе, добавив:

 «Сегодня днём я должен быть у баронессы Челкуновой, а завтра здесь будет сеанс — нужно посвятить в орден пятерых неофитов».

Итак, ещё пять глупых, нервных и, конечно же, богатых женщин должны были быть посвящены в тайны мнимой религии святого. Гришке не было дела до тех, чьи карманы не были набиты деньгами, ведь он копил
огромные суммы от тех слабых, очарованных женщин, которые верили в его божественность как целителя и духовного наставника.


Вскоре я сел за стол и вернулся к своим секретарским обязанностям, а он вышел. Во многих письмах были черновики
подписок на монастырь Распутина в далёком Покровском в Сибири,
месте, которое никто никогда не посещал, но на поддержку которого он получил сотни тысяч рублей. Здесь я могу сказать, что позже, когда я посетил Покровского, я обнаружил, что чудесный монастырь, о котором он рассказывал мне такие благочестивые истории, представлял собой простой дом с дешёвой обстановкой
в котором жили его жена-крестьянка и дети, а также двенадцать его избранных сестёр-учениц, глупых женщин, которые отдали ему свои деньги и посвятили свою жизнь благочестию, как того требовала его новая «религия».
Прошло две недели. Куропаткина мы почти не видели. Наконец-то ему удалось
с помощью предателя Штёсселя и по наущению Германии развязать войну с Японией.
Улицы столицы были заполнены возбуждёнными толпами, которые требовали свергнуть микадо с трона.

 Куропаткин, по словам Распутина, заверил императора
что победа будет лёгкой и что японцы разбегутся при первом же появлении наших войск. Генерал совсем недавно вернулся с Дальнего Востока и представил царю личный доклад, в котором описывал военные приготовления Японии. Он заявил, что если Россия хочет победить, она должна нанести удар немедленно. Так была объявлена война; вы знаете, к каким катастрофическим последствиям это привело как для армии, так и для флота России.

Однако настоящий триумф Распутина случился за день до объявления войны.
Императрица, которая обыскала всю Россию вдоль и поперёк
Низкий поклон благочестивому отцу, перед которым она преклонила колени в Казани, наконец-то нашёл его, и он получил приглашение на аудиенцию во дворце в Царском Селе.

Монах, сияя от радости, показал мне письмо от графа Фредерикса, министра двора, и сказал: «Ты должен сопровождать меня, Фёдор».
Поэтому в полдень назначенного дня мы вместе выехали из Петрограда. Монах в притворном смирении облачился в своё самое старое и протёртое одеяние, хотя, надо сказать, под ним была надета шёлковая одежда тончайшего качества, какую только можно было найти в столице. На шее у него висела тонкая латунная цепочка.
На шее у него был дешёвый эмалированный крестик. Он был неопрятен, немыт, лицо у него было жёлтое и осунувшееся, но эти чудесные блестящие глаза смотрели на меня с
необычайной выразительностью. Руки у него были грязные, а длинные
заострённые ногти не чистили неделями. Таким был человек, которого
Александра Фёдоровна, очарованная его взглядом, подозвала к себе.

По прибытии на Царскосельскую станцию мы обнаружили, что нас ждёт один из императорских экипажей с лакеем и кучером в ярко-синих ливреях, а также с верховыми.

 Два камердинера, тоже в синем, подошли и, положив руки на
Священник взял его под руки и посадил в карету — такая честь всегда оказывается тем, кто является особым гостем Его Императорского Величества царя. Что касается меня, то я
забрался в карету позже, улыбаясь про себя при виде того, как
немытого монаха поднимают в карету, словно он инвалид. С нами были
офицер в форме и гражданский — агент охранки.

Как только мы уселись, императорские слуги сняли свои треуголки и положили их крест-накрест на головы в знак того, что в карете находится гость Его Величества, а также для того, чтобы подать сигнал
Проезжая мимо, мы просили прохожих снимать шляпы или отдавать честь.

 Генерал Эрхофф, главный
прокурор Святейшего Синода, уже дал Распутину указания о том, как нам следует вести себя в присутствии
Её Императорского Величества. Мы оба были у него на приёме, и Распутин прекрасно знал, что Эрхофф был одним из его злейших врагов, но теперь, в интересах царицы, притворялся его другом.

После того как мы вернулись в дом Распутина, монах, плюхнувшись в кресло и закурив сигарету, задумчиво произнёс:

«Эта марионетка Эрхофф ещё пожалеет, что год назад донёс на меня.
 Срок его полномочий подходит к концу».

 Этот притворный святой обладал почти сверхъестественной интуицией.
В повседневной жизни он рассказывал мне о том, что произойдёт в обществе и политике, и, конечно же, его предсказания сбывались. Дар предвидения
дан лишь немногим мужчинам и женщинам в мире. Это те, кто иногда, взглянув в лицо другому человеку, задерживает дыхание и молчит, потому что видит на этом лице печать смерти
до них. Этим любопытным свойством Распутин обладал в очень значительной степени
- способностью, которая озадачивала ученых на протяжении всех веков
, способностью, которая обычно работает бок о бок с самонадеянным
тщеславие и удивительное самосознание. Иногда обладатель этой
самой поразительной и таинственной интуиции также обладает скромным
и замкнутым нравом. Но это редко.

Гришка, как его называла вся Россия, был выдающейся личностью,
умным, коварным и таким же беспринципным, как и алчным. Его мужицкая кровь давала о себе знать каждый час.

Даже когда мы сидели в императорском экипаже по пути во дворец, он улыбался с самодовольным сарказмом, когда люди отдавали ему честь или снимали шляпы, приветствуя его как императорского гостя.

 Наконец мы подъехали к огромным воротам, похожим на тюремные, которые открылись, чтобы пропустить нас. Часовые отдали честь, ворота снова закрылись, и мы оказались в большом ухоженном парке Александровского дворца.

Я увидел двух гражданских, которые вместе шли по дороге, ведущей в лес. Это были агенты тайной полиции, патрулировавшие территорию.
Были приняты все меры предосторожности для охраны Их Величеств.
 Смерть девушки по фамилии Виетрофф вызвала такое возмущение в России, что атмосфера была наэлектризована до предела.

 Наша дорога пролегала через лес, мимо образцовой молочной фермы. Затем мы проехали мимо двух больших ферм и выехали на открытые луга, где сотни слуг поддерживали идеальную чистоту.

Система обороны Царского Села поразила меня своей продуманностью. Дорога, по которой мы ехали, казалась лабиринтом, потому что мы дважды
Мы свернули с дороги, которая, судя по всему, была главной, и миновали три караульных помещения — небольшие крепости на случай нападения революционеров. Наконец мы подъехали к главному входу в королевскую резиденцию, который охранял отряд свирепого вида кубанских казаков.
 При нашем приближении они вытянулись по стойке «смирно» вместе со своими офицерами. Это, несомненно, был живописный почётный караул в причудливых старомодных остроконечных головных уборах, элегантных комических оперных туниках и длинных блестящих сапогах.

 В высокой белой стене есть изящные ворота с тонкой резьбой
Кованые ворота с обычными полосатыми часовыми будками по обеим сторонам. Вокруг
бронзовые китайские статуи, каждая на своём постаменте. Над
воротами бронзовый императорский шифр, а за ними, в святая
святых, находится длинный двухэтажный дворец в Царском Селе,
куда вход запрещён всем, кроме гостей Их Величеств.

Я рассказываю об этом подробно, потому что до ареста  Романовых лишь немногие посторонние, очень немногие, за исключением
послов и других шутов в мундирах, ступали на священную землю
дворец-крепость, бомбоубежище некомпетентного слабака, коронованного как царь всея Руси.

 Когда мы прошли через последние ворота, я увидел перед собой здание, очень похожее на французский замок XVI века, — длинное низкое здание с покатыми черепичными крышами, несколькими трубами и часами — которые, кстати, остановились — высоко над входом.

С тех пор как мы въехали на территорию империи, повсюду царил образцовый порядок.
 Ни один гравийный камень не лежал не на своём месте. Целые бригады людей
были заняты тем, что мгновенно разравнивали гравийные дорожки, чтобы


Наконец, с подобающей помпой, мы подъехали к длинному портику
уютного, но не величественного дома, в котором жили Их Императорские
Величества.

Когда мы вышли из кареты, слуга взял у Распутина посох, и тут же
к нам подошёл казачий есаул, на редкость хитрый на вид парень, который спросил, не хотим ли мы умыться, выпить или поесть.

Этот парень был отвратителен даже для самого шарлатана. Тот посмотрел на него и ответил своим глубоким серьёзным голосом:

«Я здесь, чтобы увидеться с нашей императрицей. Мне не нужны твои услуги».
Услышав этот упрёк, офицер бросил на меня злобный взгляд и, увидев, что я всего лишь секретарь, не соизволил обратиться ко мне.

Через несколько секунд нас встретили «скороходы» — слуги, которые настолько умны, что их прозвали «быстроходами».
Во дворце работают сотни слуг и прихлебателей, но именно этих
выбирают для того, чтобы они проводили гостей по полукруглому
дворцу к царю или его супруге.

По длинному коридору нас провели мимо дверей нескольких комнат. У каждой стояли по два часовых: один — крупный абиссинский негр в сине-золотом мундире, которого во дворце называли «араби», а другой — флегматичный казак с примкнутым штыком.

В конце коридора нас встретил один из личных слуг императора, который смиренно поклонился Распутину и спросил:

«Могу ли я быть вам чем-то полезен, отец мой, прежде чем вы приступите к аудиенции?»
Мы оба были удивлены. Здесь, среди всей этой помпезности и церемониала, стоял обычный русский крестьянин, такой же неграмотный и неотесанный, как
Сам Распутин и личный слуга его величества.

 Он проводил нас в красивую комнату с длинным балконом, обитым бледно-серым шёлком, с толстым мягким ковром в тон. Эта комната могла бы быть будуаром самой императрицы.

"Я здесь по приказу Ее Императорского Величества", - ответил Отец, готовый
к завершению медленного и тонкого заговора, который Штюрмер разработал
с Куропаткиным. "Она желает поговорить со мной".

В следующее мгновение слуга, который, без сомнения, знал о чудотворчестве Гришки
о его притворных чудесах, бросился на колени и воззвал к нему.:

«О, Отец наш, молю Тебя, ниспошли своё благословение на меня, на мою жену и на моего больного ребёнка. Вчерашний доктор сказал, что она больна чахоткой и что дело серьёзное. Молю Тебя, исцели её».
 «Твоё имя?» — быстро спросил он, глядя прямо ему в лицо своими чудесными глазами.

  «Айвасов — Иван Айвасов».

«Откуда ты?»

 «Из Оссы, в Пермском наместничестве».

 «И ты камердинер Его Величества, да?»

 «Я один из камердинеров Его Императорского Величества. Он сказал мне, что царица приказала тебе явиться сюда и что я должен представить тебя и твою
— Секретарь, Фёдор Раевский.
Распутин остановился и принял самый благочестивый вид — тот самый, который привлекал петроградское общество и, кстати, помог ему вытащить из карманов сотни тысяч рублей, — сложил руки, пробормотал что-то и благословил царского слугу.

Через минуту Айвасов выпрямился и, указывая на дверь в противоположном конце комнаты, спросил:

«Вы оба готовы? Царица ждёт вас».
Распутин, хоть и притворялся, что ему безразличен его внешний вид,
погладил свою длинную бороду, а затем объявил о своей готовности перейти в
присутствии императрицы.

"Ты пойдешь первым, а бант", - сказал наш сопровождающий. "Ваш секретарь
оставаться в дверь с руки, скрещенные перед ним", - сказал он.

Затем костяшками пальцев он трижды постучал по двери в белых халатах,
и, повернув ручку замка, вошел, прогулки перед тем, как объявить
США.

Впереди я увидел приглушённый свет, отбрасываемый шёлком цвета нарцисса, —
красивую художественную комнату с высокими пальмами, изысканными цветами и мягкими
роскошными диванами, обитыми серой и золотой парчой. Там сидели двое
дамы, одна из которых была в шёлковом платье бутылочного цвета, которое, без сомнения, было последним творением на Рю де ля Пэ — императрицы, — а другую, одетую в элегантное чёрное платье, я впоследствии узнал как её закадычную подругу, сопровождавшую её в Казань, мадемуазель Зенеиду Каменскую.

 Иван Айвасов низко поклонился и произнёс заученную фразу для представления. Он был одним из тех невежественных людей, которыми беспринципные бюрократы окружили царя. Он был честным, добродушным парнем с Урала, которого выбрали для
выдавать себя за дворцового чиновника и действовать так же, как действовал я, — как орудие в чужих руках; крестьянин, выбранный потому, что он, естественно, в меньшей степени подвержен революционному и прогрессивному влиянию.

Айвасов, как я впоследствии узнал, был одним из многих крестьян, находившихся в непосредственном контакте с императором и императрицей. Другими слугами были немцы.

Когда мы поклонились двум дамам, они поднялись, улыбаясь, а отец, воздев руки, благословил их своим благочестивым, слегка хрипловатым, но очень впечатляющим голосом. Затем, после того как
Императрица приветствовала его, и он устремил на неё свой магнетический, гипнотический взгляд.
Притворившись, что никогда раньше её не видел, он воскликнул:

"О милостивая госпожа, я пришёл сюда по твоему зову, хотя я всего лишь бедный и неграмотный странник, не знакомый с дворцами. Моё место в домах бедняков, где я наставляю, даю советы и помогаю им. Такова воля Божья."

«Мы уже слышали о тебе, отец», — ответила императрица, очарованная необычайной силой его взгляда. «Нам хорошо известны твои великие благотворительные дела, как и всем остальным».
по всей длине и ширине нашей империи. Многие говорят, что вы были посланы нам как спаситель России.
"Да, это так, по милости Всемогущего Бога," — сказал мнимый святой, низко поклонившись в ответ на слова императрицы, в то время как мадемуазель Каменская обменялась вопрошающими взглядами со мной.

Это была действительно странная сцена: грязный, неопрятный монах в выцветшей, рваной рясе, засаленной на воротнике и рукавах, с чёрной спутанной бородой, свисающей на грудь, и растрёпанными волосами, стоял прямо и довольно высокомерно, изображая из себя посланника небес в роскошных личных покоях самой императрицы.

«Вполне справедливо, что вы, как наш духовный наставник, должны поддерживать прямую связь с императором и со мной», — сказала она, не упомянув, однако, о встрече в Казани, на которую я, конечно, рассчитывал.  «От нашего друга Штюрмера я многое узнала о ваших добрых делах, отец, и хочу поддержать их финансово, если мне будет позволено, как я поддерживала дела отца Гапона».

«Воистину благодарю тебя, о госпожа», — ответил он, снова низко поклонившись.  «Мой монастырь в Покровском остро нуждается в средствах».
 «Тогда я прикажу, чтобы тебе немедленно выплатили пожертвование», — сказала она
— сказала она тихим голосом с ярко выраженным немецким акцентом, который всегда напоминал тем, с кем она общалась, что она не настоящая русская. — Столыпин тоже рассказывал мне о чуде, которое вы сотворили в Варшаве.

Я знал об этом чуде, возмутительном обмане, который был совершён на собрании невежественных крестьян с помощью ловкого фокуса, в котором участвовали друг Распутина, химик Бадмаев, и ещё кое-кто. Штюрмер от души смеялся над этим в доме Распутина накануне вечером.

«Бог дал мне силы, — просто и с большим смирением ответил монах. — Я Его слуга, посланный Им в Россию в качестве её проводника и избавителя. Таким я и предстаю перед тобой».
 Он стоял с благочестивым выражением на своём жёлтом, сморщенном лице и, несомненно, представлял собой весьма благочестивую и живописную фигуру, держась как самый смиренный аскет Средневековья. Святой Франциск Ассизский не мог бы быть скромнее.

 То, что на Её Величество произвёл большое впечатление хитрый шарлатан, было совершенно очевидно. В этой странной мешанине цитат из Священного Писания, которая
Он, как часто делал, заявил ей, что по велению Божьему намерен
направлять Россию к её грядущему прогрессу и процветанию, чтобы она
стала всемогущей державой Европы.

"Хорошо, о госпожа, что ты послала за мной," — добавил он. "Я твой самый преданный слуга. Я полностью в твоих руках."

И снова скрестив испачканные руки на груди, он возвёл глаза к небу и повторил своё благословение на том же бессвязном жаргоне, который использовал на еженедельных сеансах с сёстрами-ученицами.

 «О Отец, я искренне благодарю тебя», — наконец ответила Её Величество.  «
Император, к сожалению, уехал в Москву, но когда он вернётся, вы должны снова приехать к нам, потому что я знаю, что он тепло вас встретит. Мы оба
стремимся к национальному благополучию, и если вы проявите добрую волю, мы не будем бояться неудачи.
 «Увы! ходят слухи о заговорах против династии», — сказал Распутин.
"Но, о Госпожа, я умоляю тебя прислушаться к этим моим словам и оставаться спокойной и
в безопасности, ибо, хотя попытки могут быть предприняты, возможно, отчаянные,
желательно, чтобы ни одна из них не увенчалась успехом. Бог в Своей милости является Защитником Дома
Романовых, у которых, несомненно, скоро родится сын ".

Александра Федоровна затаила дыхание, услышав эти слова. Эту сцену
до храм Казанской иконы Божией Матери был, несомненно, все еще живы в ее
ум.

"Ты абсолютно уверен в этом?" - спросила она его, затаив дыхание.
в напряжении.

"Истина уже открылась мне. Поэтому я знаю", - был его
ответ. "Я знаю ... и я здесь говорю тебе, о Госпожа. У императорского дома
будет сын и наследник».

Это пророчество, которое впоследствии сбылось, заставило императрицу
относиться к распутнику-«святому» как к «святому» человеку. В тот знаменательный час
В Царском Селе был брошен жребий. Императрица безвозвратно попала под чары удивительного негодяя, и прозвучал погребальный звон по правлению Романовых.

Когда мы вышли из покоев императрицы, крестьянин Иван, который нас представил, передал нас главному камердинеру царя, пожилому седобородому мужчине в императорской ливрее. Мы поняли, что его зовут Чернов и что он был камердинером у старого императора Александра III.

 Старец вышел из дворца чрезвычайно довольный, и действительно, когда час спустя мы остались наедине в поезде, возвращавшемся в
Петроград, — он злобно ухмыльнулся, глядя на меня, и многозначительно произнёс:

"Александра Фёдоровна не забыла нашу встречу в Казани, хотя и не упоминала о ней.
Скоро, хоть она и императрица, она будет сидеть у моих ног и выполнять мои приказы!"

И он усмехнулся про себя, как обычно делал, когда был чем-то очень доволен.

Воистину, эта встреча с царским камердинером Черновым была столь же судьбоносной для России, как и встреча с самой императрицей, страдающей неврозом и увлекающейся спиритизмом.





Глава III
РАЗВИТИЕ ПОТСДАМСКОГО ЗАГОВОРА

Примерно через неделю после первой аудиенции Распутина у императрицы Александры
Епископ Феофан, духовник императорской семьи, навестил его в Полтавской губернии.


Епископ, крупный, упитанный мужчина, долго беседовал со старцем в моём присутствии.

"Её Величество была очень впечатлена тобой, мой дорогой Гришка," — сказал известный священнослужитель человеку, который, притворившись, что отказался от своих распутных привычек, разделил волосы посередине и стал паломником.
 «Она каждый день говорила о тебе, и тебе предстоит предстать перед царём.
 Поэтому я здесь, чтобы дать тебе несколько советов».

 «Святой» мужчина довольно ухмыльнулся, зная, насколько полным было
об успехе планов Штюрмера. В тот момент Феофан не знал о тщательно продуманном заговоре с целью склонить императрицу на сторону
старца, который, по мнению низших сословий по всей России, а также
зажиточных людей, вёл святую, аскетическую жизнь, подражая Христу.


Действительно, Гришка хорошо вжился в роль и внешне выглядел святым и благочестивым. Даже епископ был введён в заблуждение.
Точно так же петроградское общество было озадачено и воодушевлено появлением «Божественного покровителя» России.

О его учении мне нет нужды здесь писать. Мрачные намёки на его поразительную аморальность уже просочились в мир благодаря болтливым женщинам, которые были членами культа. Моя цель — разоблачить самый тонкий и хитроумный заговор, который когда-либо знал мир, — тевтонский заговор против нашей Российской империи.

 «Религия» Распутина не была чем-то новым, как принято считать. Это была просто вариация, придуманная его мистически настроенным разумом на основе
той, что была разработана Маркионом в первые дни христианской эры. Он
Он выдвинул теорию о том, что единственным способом возвышения духа является умерщвление и уничтожение плоти.

 Епископ Феофан, или Феофан, был мнимым аскетом, как и  Распутин. Епископ Казанский Алексий после визита Распутина в Казань
познакомил его с ректором Духовной академии, и уже тогда мнимый святой
создал кружок учеников-подвижников, в который входили Феофан
Затворник и ещё один старец по имени Мития Блаженный (имя, образованное от Дмитрия),
приехавший из Черногории. Но Распутин, хотя и был лидером, полностью подчинил себе Феофана.

Епископ со всей серьёзностью рассказал старцу о том интересе, который он вызвал у императрицы в сознании царя.

"Он такой же страстный спиритуалист, как и императрица," — сказал духовник.
"При дворе все слышали о ваших чудесных способностях. Я могу обещать вам большой успех, если вы будете следовать моим указаниям.
Вы должны создать при дворе кружок учеников. Женщина, скорее всего, чтобы помочь
вы мадам Вырубовой, которая, с Мадемуазель Каменский, является Ее Величества
максимальный наперсницей".

"Очень хорошо, я с ней встречусь. Ты это устроишь".

"Завтра понедельник, и будут обычные канцелярские прием в
Графиня Игнатьева это. Я вижу, что она там, чтобы встретиться с вами".

"Превосходно, мой дорогой Теофан!" - сказал "святой". "В этом деле мы будем
помогать друг другу. Я создам круг верующих при дворе, и
Александра Федоровна будет стоять во главе их.

Дело в том, что Феофан знал, что Распутин обладает удивительной гипнотической силой, и, будучи в курсе популярности гипнотизёров при дворе, видел в старце способного помощника, с помощью которого можно было бы получить власть в ближайшем окружении.
окружение Их Величеств. Таким образом, сам того не осознавая, он
способствовал осуществлению планов Куропаткина и Штюрмера, которые получали
деньги из Берлина.

 Одной из главных учениц Распутина была мадам Головин, старшая сестра морганатической жены великого князя Павла, графини
Гогенфельзен, женщина, ставшая его самой ярой последовательницей и которая никогда не пропускала знаменитые сеансы, проводившиеся еженедельно в той большой комнате наверху, вместе со своими двумя дочерьми.


На следующий вечер я отправился с Распутиным в большой дом
Вдовствующая графиня Игнатьева должна была присутствовать на обычном понедельничном собрании прелатов и аскетов, поскольку её салон был местом встречи всевозможных религиозных чудаков, богословов и людей, интересующихся благочестивыми трудами.
 Неожиданное появление там Распутина произвело фурор.

 За пределами своего круга «последователей» он был недоступен.
Инструкции, данные мне Борисом Штюрмером, были абсолютными и чёткими. Причина, по которой я всегда был на правой стороне от шарлатана, заключалась в том, что он с трудом умел писать и поэтому не мог составлять никаких заметок. Его
Его письма были результатом мучительных усилий неграмотного мужика, каким он, по сути, и был.

И всё же он уже стал самым известным человеком в российской столице!

Ссора нашей империи с Японией так и не была окончательно улажена. Страна
находилась в состоянии серьёзного волнения. В то время как революционный дух, вспыхнувший после смерти девушки Виетрофф,
бушевал повсюду, династии угрожала опасность со всех сторон. Однако недремлющее око охранки следило за каждым, и аресты невиновных продолжались.

 В ту ночь салон графини Игнатьевой стал причиной многих событий
о падении Романовых. В большой роскошной гостиной под огромными хрустальными люстрами собралась любопытная разношёрстная компания благочестивых и порочных жителей столицы. Там был митрополит в мантии и с большим распятием,
государственные министры в мундирах с орденами, действительные тайные советники и их жёны, десятки подчинённых в пёстрой мишуре, прелаты с крестами на шеях и женщины всех сословий, от высшей аристократии до раскрашенных сестёр высшего полусвета.

Собрание было характерно для Петрограда тех времен, когда Россия находилась в упадке.
Когда Германия готовилась к войне. Война с Японией
уже была спланирована Куропаткиным как подготовка к
предательству и крушению нашей империи.

Конфликт с Микадо меня не волнует. Я берусь за перо, чтобы
раскрыть то, что я знаю об удивительных сюжетах, задуманных в
Потсдам и Петроград, чтобы бесстрашно разоблачить тех, кто был предателем своей страны и кому был обязан _d;b;cle_ 1917 года.

В этом большом, хорошо освещенном зале, переполненном религиозными деятелями всех мастей, старая вдовствующая графиня Игнатьефф, одетая в строгий черный шелк, вышла вперед, чтобы поприветствовать популярного старца как новую звезду на религиозном небосклоне России.
За ним по пятам следовал Штюрмер, который давал советы и строил планы, а помогал ему малоизвестный государственный служащий по имени Протопопов, который впоследствии стал
Министр внутренних дел и шпион Германии — «святой» никогда не считал себя ничтожеством. Это был один из секретов его поразительной карьеры.
 Хотя у него не было образования и он едва мог написать своё имя,
он обладал самым острым умом среди всех юристов и банкиров Петрограда.
Во всех смыслах он был ненормальным, таким же ненормальным, как Жанна д’Арк, святой Антоний, святой Франциск или дюжина других причисленных к лику блаженных.

Старая графиня, страдающая ревматизмом, пожав нам руки, представила нас дюжине других людей, находившихся рядом с ней. Внезапно она сказала:

"Ах! Это моя дорогая подруга, придворная дама Анна Вырубова. Позвольте мне
представить вас, отец.

Старец тут же благочестиво скрестил руки на груди и склонился
перед симпатичной женщиной лет сорока с холеным лицом, которая элегантно
одетая женщина, которая встретила его с шутливой улыбкой. Я много слышал о скандальном прошлом этой женщины и, естественно, относился к ней с большим любопытством. Она была женщиной судьбы. Петроград не так давно был взбудоражен скандалом, связанным с её браком с молодым морским офицером, который отправился на Балтику и неожиданно вернулся в комнату своей жены во дворце в Царском Селе, но был не допущен туда самой императрицей.
Впоследствии муж умер при загадочных обстоятельствах, которые полиция замяла, а мадам осталась вдовой.
фрейлина Её Величества и её неразлучная подруга Зенеида Каменская.

 Наблюдая за встречей монаха с этой авантюристкой, я увидел, что он сразу же очаровал её так же сильно, как загипнотизировал её императорскую госпожу. Она стояла перед ним, медленно обмахиваясь маленьким чёрным веером, потому что в комнате было невыносимо жарко, и начала болтать, уверяя его, что давно хотела с ним встретиться.

Стоя рядом с Распутиным, я услышал, как он сказал в той скромной манере, которая всегда привлекала светских дам:

«И, о госпожа, я часто слышал о тебе. Я с искренним удовольствием
взираю на твоё лицо и говорю с тобой. Такова воля Божья — возблагодарим же Его за эту нашу встречу».
 Меня ужаснуло это богохульство. Я знал о некоторых тайных заговорах, которые
тогда плелись, и наблюдал за красивой фрейлиной, с которой монах
пересекал зал, смущённо кивая епископам, прелатам и всевозможным
набожным мерзавцам с их жертвами-женщинами. Я затаил дыхание от
удивления.

 Следуя за ними, я увидел Штюрмера, предателя с козлиной
бородой, который стоял и болтал
симпатичной молодой девушке в бирюзово-голубом. Потом я подслушал, как мадам
Вырубова сказала Старцу:

"Я пришла сюда сегодня вечером, отец, специально, чтобы познакомиться с тобой. Ее Величество передала
мне послание. Она в отчаянии. Ей нужна ваша помощь, молитвы и
совет.

"Ах! моя дорогая леди, Я сожалею, я полностью жив высоких наград, которые
наш Tsaritza сделал, чтобы я командовал на меня в суд. Но моя сфера-с
бедные. Моя жизнь с ними - ради их блага и руководства".

"Я несу вам послание", - сказала хорошо сохранившаяся женщина, о которой тысячи
В Петрограде ходили злые слухи. «Завтра императрица ждёт вас неофициально. Она не примет отказа».
 «Отказ — как я могу отказать своей императрице? — ответил он. — Я могу попросить её извинить меня. Завтра мне нужно будет присутствовать на собрании в самом бедном квартале города среди тех, кто ждёт меня. А вечером я отправляюсь в паломничество». Её Величество не откажет беднякам в моей помощи.
Пожалуйста, передайте ей это. Моя сфера деятельности, как и было задумано Богом, — это народные массы, а не императорский дворец.
Это всё, что я услышал. Штюрмер отвёл меня в сторону, чтобы прошептать что-то, и, пока он
Сделав это, я увидел, что старца тут же окружили женщины, для которых он всегда был центром притяжения. Он смиренно сложил руки на груди.

 Его отказ явиться ко двору соответствовал его необычайной интуиции и проницательности, хотя его встреча с женщиной по фамилии Вырубова стала ещё одной вехой в истории предательства России.

 Шли дни. Мир, конечно, пребывал в неведении, но мы в «Полтавской», монах и я, знали о том, что адмирал Рождественский отправил свой бестолковый флот в кругосветное плавание.
как ему было приказано стрелять по всему, что он увидит в Северном море, и
как, выйдя в море, он открыл огонь по нескольким вашим британским траулерам на
Доггер-банке, за что наше правительство с готовностью выплатило шестьдесят пять
тысяч фунтов в качестве компенсации.

Но давайте оставим первую военную главу в истории России. Распутин имел к ней
лишь косвенное отношение. Человеком, который, желая того или нет, исполнил волю
потсдамского кайзера, была императрица Александра. И, сделав это, она, с её-то любопытным характером, внезапно стала серьёзной. Она
Она стала вести себя странно и выбросила свои чудесные парижские платья, в которых, кстати, затмевала «Лиану», темноволосую диву парижских кафешантанов, к которой Николай II. проявлял такой отеческий интерес.


Я не раз присутствовал при том, как Штюрмер и Распутин, посмеиваясь над несомненным успехом своего заговора, обсуждали ситуацию.

С тех пор как Её Величество познакомилась с этим мошенником-монахом в Царском Селе, она ни разу не появлялась на публике.
В некоторых случаях, когда по обычаю и календарю требовалось провести придворное представление или церемонию, она
Мать императора, известная своим обаянием и честностью, принимала гостей.
Неявка Александры Фёдоровны была объяснена.
На самом деле императрица, убеждённая в существовании спиритических сил, внезапно впала в религиозную манию, центром которой стала удивительная личность монаха-юродивого.


 Трижды её величество отправляла ему приказы через свою прогерманскую марионетку
Фредерикс трижды отказывался подчиниться по предложению Штюрмера.
 Этот неграмотный сибирский монах, бывший конокрад и бабник,
фактически проигнорировал императорский приказ! Он объявил себя
спаситель России, и он выше Романовых.

"Государыня в ярости!" — заявил однажды епископ Феофан, сидя с этим негодяем в его берлоге с тяжёлым крестом, усыпанным драгоценными камнями, на груди и в одежде из богатейших тканей. "Иногда она в гневе, иногда в отчаянии. Анна Вырубова вне себя. Почему ты не приходишь на аудиенцию?"

«Она пообещала, что я увижу Николаса», — был ответ. «После того как я поговорю с ним, я увижусь с ней. Женщине полезно подождать».
 «Я согласен, но твой отказ может зайти слишком далеко», — сказал епископ.

"Никто не скажет правды о ней", - сказал Распутин. "Я слышал, с одной стороны,
что она считает себя слишком толстой и принимает "Entfettungscur"
вопреки совету придворного врача. Другие говорят, что у нее экзема
и она не смеет показать своего лица, в то время как другие говорят, что она сумасшедшая. Что такое
правда?

"Приходите и убедитесь сами".

«Я так понимаю, она фанатично предана своему делу?»
 «Именно. Она живёт только ради того, чтобы развлекать монахов и паломников. Тебе повезло, мой дорогой Гришка. Мадам Вырубова, очевидно, была очарована»
вы у графини Игнатьевой. Она выполнит вашу просьбу. Только я умоляю вас
явиться ко двору.

Шарлатан, однако, упорно отвергал советы епископа. Вместо этого он
той ночью покинул Петроград один и уехал к своей жене и
сестрам-ученицам в Покровское, в Сибирь.

Более двух месяцев он отсутствовал в Петрограде. Однажды мне передали по телефону отчаянное сообщение от мадам Вырубовой, которая спрашивала о местонахождении старца.

"Отец уехал в свой монастырь в Покровском, мадам," — ответил я.

"Что! — ахнула она. — Уехал в Сибирь! Ведь её величество каждый день ждёт
он здесь, во Дворце. Когда он вернется?

"К сожалению, мадам, я не могу сказать", - был мой ответ. "Он мне ничего не сказал".
"Он мне ничего не сказал".

"Не могли бы вы, пожалуйста, передать конфиденциальное сообщение Борису Штюрмеру от меня?"
попросила она. И когда я ответил утвердительно, она продолжила:

«Пожалуйста, немедленно отправляйтесь к нему и попросите его непременно прийти во дворец сегодня вечером. Мне очень нужно с ним встретиться по очень важному делу. За поездом, который прибывает в семь тридцать, приедет карета».
Я пообещал исполнить желание фаворитки царицы
Я переоделась фрейлиной и через полчаса навестила Штюрмера в его прекрасном доме на Кирочной улице, где и передала ему записку.

 В течение следующих нескольких недель я каждое утро заходила на Полтавскую улицу за письмами монаха, которые я вскрывала и читала на досуге.

 Его переписка была поистине удивительной.  Письма в основном приходили от состоятельных женщин-поклонниц, и послания обычно были написаны благочестивым языком. Некоторые из них содержали признания самого личного характера и просьбы о совете и благословении у отца.
 По поводу последних он дал мне строгие указания
тщательно сохраняйте. Любое письмо, в котором автор осуждал себя или признавался в грехах, после надлежащего ответа тщательно убиралось в сторону. В то время мне и в голову не приходило, что самозванец
когда-нибудь позволит им увидеть свет, и только несколько лет спустя
я узнала, что он использовал их, чтобы вымогать крупные суммы у женщин,
которые предпочитали платить за шантаж, лишь бы их секреты не стали
известны возлюбленным или мужьям.

В то время как Распутин, сбросив с себя покров благочестия,
вёл распутную жизнь в далёком Покровском и отказывался подчиняться
неоднократным приглашениям императрицы, пушки Петропавловской
крепости однажды грянули залпом, возвестив миру, что молитва,
произнесённая старцем перед Казанской иконой Божией Матери, была услышана.

У Романовых родился наследник!

Однако радости в обществе было мало, поскольку Россия в тот момент была погружена в скорбь из-за катастрофических последствий своего нападения на Японию. Тем не менее это событие как никогда сильно повлияло на невротика
Императрица считала, что Гришка обладал каким-то таинственным и божественным влиянием.  Её Величество полностью верила в его святость, и её вера в силу его молитв была непоколебима.  Бог внял его молитве и послал Романовым наследника благодаря его чистоте и совершенному благочестию.  Она уже задавалась вопросом, не связана ли каким-то таинственным образом жизнь ребёнка с жизнью святого отца, которого  Всевышний послал, чтобы защитить её сына.

Из-за этого императрица отправила Распутину в Покровское несколько
телеграммы, которые в конце концов преподобный передал мне, чтобы я их зарегистрировал и убрал
вместе с компрометирующими письмами его глупых и очарованных поклонников
. Женщины России, от императрицы до простолюдинок
суеверные крестьянки были теперь у ног шарлатана.

Одна телеграмма от Александры Федоровны гласила следующее:

 "Отец и Защитник нашего Дома, почему ты отказываешься прийти и
 утешить нас? Бог даровал Романовым наследника, и мы
 нуждаемся в вашем совете и молитвах. Умоляю вас, вернитесь, чтобы
 поддержать нас своим присутствием. Когда мы встретимся, наш разговор продолжится
 осталось незаконченным. Признаюсь, тогда я сомневалась, но теперь верю. Поспеши и приезжай к нам. От твоей
сестры — АЛЕКСАНДРЫ.
 Старец не обратил внимания на это обращение. Он предпочитал общество своих сестёр-послушниц в Покровском обществу царицы. Кроме того, разве это не было частью его хитроумного плана — подчинить себе императрицу, доведя её до отчаяния? Он ещё не встречался с Николаем II.,
и он намеревался в решающий момент также оказать на него своё удивительное и таинственное влияние. Поэтому императрица снова отправила ему послание — письмо, написанное её собственной рукой и доставленное одним из императорских курьеров.

 «Почему ты всё ещё колеблешься? — спросила она. — Я передала тебе через Анну  [мадам Вырубову], что очень хочу снова тебя увидеть. О ваших добрых делах сегодня говорят все. При дворе только и делают, что
говорят о вас и вашей прекрасной, вдохновляющей религии, о которой я хотел бы узнать больше из ваших собственных уст.
 С твоей стороны слишком жестоко разлучать себя с Петроградом, когда все так жаждут твоего присутствия. Что я могу сделать, чтобы убедить тебя приехать? Попроси меня о чём угодно, и твоё желание будет исполнено. Ответь. — АЛЕКСАНДРА.
 Он снова пренебрежительно отнесся к её приглашению, и через десять дней она отправила ему ещё одну телеграмму:

 «Если ты по-прежнему отказываешься приехать, я отправлю к тебе Анну, чтобы она попыталась убедить тебя пересмотреть своё решение. Николас очень хочет с тобой поговорить. Отец, я снова умоляю тебя приехать к нам. — А.»

Распутин, который произвёл такое благоприятное впечатление на фрейлину Вырубову, конечно же, не собирался позволять ей отправиться в Покровское и увидеть убогий дом, который в России считали чудесным «монастырём» и на который так охотно подписывалось петроградское общество. Поэтому он отправил Её Величеству послание — первый ответ, который она получила, — о том, что он выезжает в Петроград, как только появится возможность исполнить свой божественный «призыв».
Тем временем Борис Штюрмер, с которым я почти не виделся, представил меня
ежедневно — Столыпину, другу главного ученика Распутина в
Петрограде, госпоже Головин, и господину Раеву, который впоследствии
благодаря влиянию Распутина получил назначение на должность обер-прокурора
Святейшего Синода. В роскошном доме Штюрмера в отсутствие старца
постоянно собирались Раев, генерал Курлов, начальник политического
Полиция и чиновник с насупленными бровями по фамилии Кшесинский, который был директором секретного государственного департамента, известного как «Чёрный кабинет», — комплекса комнат в центральном почтовом бюро в Петрограде, где
Переписка ежедневно проверялась в интересах коррумпированных
министров и их карьеристов-подчинённых. Кроме того, на этих
ужинах, за которыми следовали тайные совещания, присутствовал некий
щеголеватый, хорошо обеспеченный офицер по фамилии Миссоедефф, полковник, расквартированный в
Вирбалене на границе с Восточной Пруссией, который получал от кайзера
любезные приглашения на охоту и общение. Этот человек впоследствии стал немецким шпионом, как я расскажу позже.

Курлов, глава политической полиции, до моего назначения на пост
секретарь Старца был моим начальником, и поэтому я хорошо знал
колеса внутри колес его отдела. Естественно, он был
заодно с директором Черного кабинета, деяния которого
сами по себе потребовали бы целого тома, и для меня было очевидно, что
шел еще какой-то большой и глубоко продуманный заговор, главным режиссером которого должен был стать Распутин
.

Однажды на Невском я встретил Митю Блаженного, старца, который бежал
Распутин был так популярен в обществе. Я видел, что он был безнадёжно пьян и что за ним следовала толпа насмехающихся юнцов. Я сделал
Однако я не знал, что Штюрмер и его друзья устроили это позорное представление, чтобы дискредитировать и уничтожить соперника Грички. Пять минут спустя я встретил епископа Феофана, который шёл вместе с прокурором Священного Синода, который, как и я, стал свидетелем этого унизительного зрелища. С этого момента Мития Блаженный больше не обладал властью, и его больше не приглашали в салоны этих мистических представителей аристократии. Он был предан забвению в один миг.

 Распутин наконец вернулся, вынужденный сделать это из-за решительной позиции
императрица, которая, без сомнения, страдала серьезной религиозной манией
, а также острой формой невротического заболевания сердца. Монах
совершенно неожиданно прибыл на Полтавскую и позвонил мне по телефону
как-то поздно вечером.

Я обнаружил, что епископ Феофан был с ним. Он знал о его приезде и
приехал из Петергофа, чтобы встретить его и уговорить поехать на следующий день и повидать
императрицу.

«Если ты этого хочешь, я сделаю», — с некоторым нежеланием ответил «святой»,
ибо он слишком хорошо знал, что уже обладает безграничным влиянием на
Царица. Человек с самым дурным послужным списком, само прозвище которого, «Распутин», означало по-русски «распутный»,
считался императрицей обладателем божественной силы, спасителем
России и защитником императорской семьи и её наследника.

"Я слышал, что Алексий, епископ Казанский, стал твоим врагом и написал в Святейший Синод о твоём сомнительном монастыре в
— Покровский, — заметил Феофан. — Это очень прискорбно.
 — Ба! мой дорогой друг. Я ничего не боюсь, — заявил человек, чьё тщеславие было
так все нипочем. "Скоро вы увидите, что Николай сам сделаю
торгов. Я буду играть мелодию, и он будет танцевать. Все назначения будут,
в скором времени, в моих руках, и я назначу одного из наших друзей на должность
Прокурора Священного Синода ".

В тот момент я был склонен посмеяться над таким напыщенным заявлением.
Я и представить себе не мог, что всего через двенадцать месяцев его пророчество сбудется и что бывший конокрад, чьим секретарём я стал, будет фактически править Россией через вялого слабака, восседавшего на троне в качестве царя Николая II.

Неделю спустя я сопровождал старца на его первую аудиенцию у Его Величества Императора во дворце Петергофа, этой чудесной императорской резиденции, где из пасти льва в подражание Версалю взмывает ввысь мощная струя воды высотой в семьдесят футов, и где на различных должностях было занято около шестисот слуг. Мы миновали Марлинский пруд, куда карпов
призывали звоном колокола, и Марлинский каскад, где вода
стекает по двадцати позолоченным мраморным ступеням. Воистину, красоты Петергофа
Это стало откровением для старца и для меня. Накануне он
был на аудиенции у императрицы в Царском Селе, но я не присутствовал,
поэтому остался в неведении относительно того, что произошло. Я знаю
только, что он вернулся домой и выпил целую бутылку шампанского в
полное своё удовольствие — не то чтобы вино имело для него значение,
ведь его крестьянскому вкусу больше нравилась огненная водка.

При въезде в Петергоф нас встретил камердинер Чернов, который очень тепло поприветствовал Распутина, сказав ему несколько многозначительных слов, и добавил:

"Его Величество ожидает вас в своём личном кабинете. Проходите."

Другой камердинер взял наши шляпы и пальто, а затем Чернофф повёл нас вверх по широкой мраморной лестнице и дальше, через дюжину обшитых панелями комнат с историческими портретами, очень похожими на те, что я когда-то видел в Фонтенбло.
Наконец он привёл нас в голубую гостиную — большую старомодную квартиру XVIII века, украшенную несколькими великолепными картинами Зальцмана.

Ваша британская публика никогда по-настоящему не осознавала великолепие
Петергофского дворца или тот факт, что на императорской службе в
различных резиденциях состояло не менее четырёх тысяч слуг, большинство из которых
Все они были бесполезны и носили униформу. «Арабы», специально привезённые из
Абиссинии, в фантастически расшитых сине-золотых мундирах с широким алым поясом и чем-то вроде тюрбанов на головах, были просто хорошо оплачиваемыми марионетками, которые придавали помпезности роскошным залам, двери которых они охраняли.

Когда мы проходили через парадные залы по пути в личный кабинет царя,
сотни слуг и чиновников кланялись нам, но Распутин оставался
совершенно невозмутимым. Он обладал поразительной интуицией
и знал, что его мистические практики и притворное благочестие
и, по всей видимости, игнорируя императорскую чету, обеспечил себе успех.

 Наконец мы подошли к двери в покои самодержца, которую бесцеремонно распахнул Чернов.
Мы столкнулись с Его Величеством, который был одет в грубый твидовый охотничий костюм и совсем не походил на императора. Я ожидал увидеть его в военной форме, как на тысяче с лишним портретов, на которых он изображён.
Вместо этого я увидел самого обычного вида бородатого мужчину с глубоко посаженными глазами, бледным лицом и довольно редкими волосами. Он был коренастым, чуть ниже среднего роста.
и человек, которого, встретив на Невском, вы могли бы принять за еврейского портного или мелкого торговца. Но сама комната была
красивой, как и все покои в Петергофе, полукруглой формы, с большим эркером, выходящим на чудесные фонтаны,
все они били струями, а за ними простиралась зелень.

Царь поклонился, когда старец, перекрестившись, благословил его. Владелец двадцати дворцов и семисот миллионов акров земли смиренно опустил глаза в пол, когда притворный святой произнёс эти слова
слова, состоящие из непонятного жаргона, который, по мнению половины России, был вдохновлен божественной волей.

Когда Распутин говорил, Его Величество казался смиренным и задумчивым. На его лице были написаны страх и изнеможение. Его голос звучал глухо, когда он отвечал, а взгляд был полон ожидания. При каждом жесте старца он вздрагивал.

Стоит ли удивляться, если вспомнить, сколько было заговоров против династии?
В тот момент, когда он покинул Царское Село, где тысяча человек рыла глубокие траншеи вокруг
во дворец, потому что охранка пронюхала об отчаянном плане проложить туннель под императорской резиденцией и взорвать её вместе с императорской семьёй.

Его Величество обращался к старцу на «ты».

«Я знаю, отец, что ты наш проводник и спаситель», — сказал самодержец, когда мы вместе сидели у окна. Распутин объяснил, что всегда берёт меня с собой, чтобы я мог мысленно записывать разговоры и решения.

 «Фёдор немой, — добавил он. — И он часть меня».
 Затем Его Величество упомянул о «чудесах», которые творил Распутин
в Варшаве, Киеве и других местах — всего лишь фокусы, от которых крестьяне лишались дара речи.

"Феофан рассказал нам о них. Ты исцелил больных и хромых," — сказал Его Величество. "Воистину, в России ты значишь больше, чем я сам."

— Простите, ваше величество, — смиренно ответил самозванец, — я всего лишь посланник Бога, а вы — царь. Не мне вершить правосудие, я лишь непрестанно молюсь за империю и за благополучие её императорского дома. Феофан, надеюсь, сказал тебе, что я не ищу наживы, не
Я не ищу ни продвижения по службе, ни милости, ни почестей. Я всего лишь смиренный старец — паломник, который надеется однажды увидеть гору Афон, чтобы удалиться туда для молитвы.
 «Феофан много мне рассказывал, — сказал император. Он рассказывал мне, как на спиритических сеансах ты можешь воздействовать на наших усопших и как недавно в доме нашего дорогого Штюрмера ты установил связь с духом моего дорогого отца Александра. Воистину, твоя сила велика, и мы нуждаемся в тебе. Почему ты отказался прийти к нам, хотя императрица отправила тебе столько повелений?

«Потому что, как я уже ответил Её Величеству, я не придворный. Моя работа
проходит в домах бедняков, а не во дворцах».

«Ах, нет, — добродушно рассмеялся самодержец. Ты действительно послан к нам, чтобы спасти Россию. Твоё место здесь, в нашем доме».

Я глубоко вздохнул, услышав, как царь произнёс эти слова, потому что они ясно показывали, насколько сильно и непобедимо самозванец завладел императорской семьёй и двором, притворяясь безразличным.


Старец перекрестился и снова поклонился. Я был поражён, увидев
вопиющее невежество и поразительное суеверие, проявленные российским императором, которого вся Европа считала прогрессивным и здравомыслящим монархом.
 То, что он увлекался спиритизмом, как и его жена-немка, было совершенно очевидно. Любой фальшивый медиум или шарлатан мог легко обмануть его. Дюжина мужчин и женщин, которые своими причудами и мнимыми способностями
выставили парапсихологию на посмешище, проводили сеансы перед
императором и рассказывали ему то, за что его коварное окружение уже заплатило им, чтобы они «раскрыли» эту тайну.

В ночь объявления войны Японии Куропаткин привёз в Петергоф французского медиума Жюля Верье, который получил солидный гонорар за то, что якобы вступил в контакт с духом Петра Великого.
Тот заявил, что Россия, объявив войну, исполнила его желание. И
Николай был вне себя от радости и воодушевления, узнав, что его исторический предок одобряет его действия.

При императорском дворе было полно мошенников, предателей и подхалимов. Во всех них Николас был абсолютно уверен, в то время как его жена была одержима
о некоторых знаниях, которые иногда помогали ей делать выводы.


Мужчина заурядной внешности в твидовом костюме, который был полной противоположностью представлениям об императоре, стал более откровенным, и было видно, что Гришка произвел на него такое же впечатление, как и на императрицу, потому что на протяжении всего аудиенца монах в полной мере использовал свою необъяснимую гипнотическую силу.

"Наш добрый Феофан и Элидор дают нам советы, но,
Отец, мы полностью доверяем тебе. Я прошу тебя дать императрице ещё один шанс завтра, потому что она каждый день тоскует по
совет от тебя. Я назначу аудиенцию. Итак, как наш друг, пожалуйста,
приди на встречу. Но прежде чем мы расстанемся, я хочу удовлетворить твою любую
просьбу, которую ты можешь пожелать - любое назначение или продвижение любого
друга. Скажи, и твое желание будет немедленно исполнено.

Монах задумался. Это действительно был момент его первого триумфа.

«У меня есть молодой и чрезвычайно способный друг по фамилии Протопопов, служащий в Министерстве внутренних дел, — ответил он. — Он верный сын России и благочестивый верующий. Нельзя ли его продвинуть по службе?»
 «Так и будет. Я запомню его имя», — и, повернувшись к столу, он
он нацарапал это на промокашке коротким карандашом, повторяя
слова:

"Протопопов — в Министерстве внутренних дел."

Так человек, который был самым дерзким шпионом, которого Германия
задействовала в России, встал на путь продвижения по службе.
Впоследствии, в 1915 году, он стал министром в своём ведомстве и
предал свою страну за немецкое золото.

Воистину, Потсдамский заговор стремительно набирал обороты, и я намерен раскрыть его удивительные последствия.





Глава IV

Убийство Столыпина


Через две недели после аудиенции у царя монах-самозванец обнаружил
Он поселился в роскошных апартаментах во дворце в Царском Селе, а одна квартира была отведена мне как его секретарю.

Влияние Распутина на императорскую чету с каждым днем становилось все более заметным.
Я был свидетелем очень любопытной и хитрой игры.
Часто проводились спиритические сеансы, на которых присутствовали император и императрица.
В Петрограде монах также продолжал еженедельно принимать своих
«учениц», главными из которых были мадам Головин и княгиня
Палей. Императрица всё больше попадала под дурное влияние
Старец, ибо она была убеждена, что его молитва была услышана и на свет появился наследник.


Одному человеку — хоть он и был из партии германофилов — вторжение Распутина в придворные круги доставляло большое беспокойство.  Это был граф Фредерикс.


Однажды мадам Вырубова рассказала мне, что граф в тот день в её присутствии спросил у императора:

«Кто этот новый старец, о котором все говорят?»
«О! всего лишь простой крестьянин, чьи молитвы доходят до небес», — таков был ответ Его
Величества. «Он наделён высочайшей верой».

Затем граф предупредил царя о неудовольствии, которое вызывало повсюду присутствие Распутина
при Дворе, добавив:

"Ходят слухи, что он просто пьяный распутник. Наведите справки
сами о его делах в Петрограде.

"Что ж, мой дорогой граф, - беспечно рассмеялся император, - лучше один
Старец, чем десять истеричек".

Мне показалось, что это доказывает, что присутствие Распутина часто спасало императора от истерических вспышек его жены.


Действительно, только накануне монах распространил в Петрограде историю, объясняющую истерическое состояние императрицы. Он пустил слух, что Её
Его Величество, вопреки советам придворных врачей, следовал системе немецкого _Entfettungscur_, или лечения от ожирения, результатом которого стал полный распад нервной системы.

 Таким образом, постепенно, хитроумный монах втерся в доверие к
Императорская семья, как и много лет назад, когда он был простым извозчиком, в свои досвятые дни он умудрился втереться в доверие к Алексию, епископу Казанскому, который был очень впечатлён им и впоследствии продвигал его как святого человека, но в итоге сам оказался в опале
Он был отстранён, а его преемник назначен собственноручно Распутиным. Монах был безжалостным, властным, с подозрением относившимся ко всем, кто оказывал ему услугу,
и в то же время готовым лизать сапоги германскому военному министру.

 «Тёмные силы» теперь усердно трудились. Я почти не наслаждался тишиной в своих комнатах в Петрограде. Мой «святой» хозяин был очень деятельным.
Он проводил совещания, часто ежечасно, с государственными министрами, советниками и «последователями» своего тайного культа.

Очень скоро я заметил, что его ближайшим другом был Столыпин, красивый мужчина
мужчина с бородой и закрученными усами, председатель Совета министров.


В то время Столыпин и император были неразлучны. Его Величество ежедневно принимал его, а иногда через мадемуазель Зенеиду
Каменскую, главную наперсницу императрицы, он получал аудиенцию у Её
Величества.

 Я часто встречался со Столыпиным. Его превосходительство был грубоватым, но элегантным чиновником,
сменившим на посту графа Витте, утончённого человека, принадлежавшего к очень древнему боярскому роду. Он был прекрасным оратором и благодаря своим мягким, располагающим манерам мог, когда хотел, использовать личное обаяние, которое всегда
Это произвело большое впечатление на его слушателей. Величайшим достоинством его превосходительства в глазах императора было то, что он никогда не утомлял его, и это было ему на руку; он всегда быстро заканчивал свои дела. Всё, что он должен был доложить императору, делалось быстро, без лишних комментариев, и по окончании совещания они вместе курили, почти как равные.

 Прошу читателя простить меня за то, что я на мгновение отвлекаюсь. После Столыпина
на посту премьер-министра у нас был государственный деятель с благими намерениями — Коковцов, который
старался следовать тому же курсу, что и его предшественник. Он был талантливым и
красноречивый человек, с которым я часто встречался и который поначалу произвел впечатление на царя
его четкие отчеты. Но император и премьер-министр не имел никакого личного
влечение к друг другу, так как они должны быть, если империя находится в
прогресс. Николай не дал ему уверенности.

Возможно, мне будет позволено раскрыть здесь историческую сцену в истории
Империи, когда я присутствовал с моим господином Распутиным в личном кабинете царя
. Это был очень любопытный случай, который многое рассказал об отношении Николая к народу.

Коковцов, который позволил Акимову присутствовать — последний, как мне кажется, в предвкушении триумфа, — зачитал императору свой новый проект по расширению государственной монополии на продажу водки. Это
значительно увеличило бы государственную казну, но неизбежно привело бы к разорению народа.

 В комнате сидел Распутин в своём чёрном халате с большим крестом, украшенным драгоценными камнями, на цепочке. Я стоял рядом с ним.

Император с сигаретой во рту сидел в большом кресле за своим столом и чертил круги и квадраты на листе бумаги. Это была его привычка, когда
рассеянный. Время от времени он почесывал затылок. Он был внимателен к докладу
, продолжая рисовать круги, но ничего не комментируя, за исключением того, что его
губы растянулись в слабой улыбке.

Внезапно он повернулся к Распутину и спросил: "Ну, отец, что ты
понимаешь во всем этом?"

Коковцов перестал читать свой проект и замер в изумлении. Ни один пункт проекта не подвергся критике, не было высказано ни одного замечания,
поэтому его превосходительство, естественно, полагал, что его усилия
находят одобрение. Распутин молчал.

 Внезапно царь с усталым вздохом поднялся со стула и
медленно выбрал новую сигарету из большой золотой коробки, стоявшей на его
письменном столе. Затем пожал руку Коковцову в знак того, что
аудиенция окончена, и сказал:

"Действительно, мой дорогой Превосходительство, я не согласен с вашим проектом на всех. Это
это все полная чушь, и только приведет империю в дальнейшем
трудности. Несомненно, Россия имеет достаточный алкоголь!"

Я наблюдал за этой сценой широко открытыми глазами.

Бедный Коковцов, столь благонамеренный, поклонился в знак согласия и съежился перед
царём всея Руси. Удар был совершенно неожиданным. Когда я уходил
Когда император встретился с Распутиным, тот сказал:

 «Ну что ж, мой дорогой Фёдор. День Коковцова закончился. Можно быть благодарным за это, потому что это уменьшит трения между императором и императрицей».
Три дня спустя его величество отправил в отставку своего премьер-министра, но присвоил ему титул графа. У него не было сына, поэтому это звание было пустым.

После этого отступления, за которое, надеюсь, меня простят, я вернусь к Столыпину. Тайна его убийства всегда тщательно скрывалась тайной полицией, но я намерен приоткрыть завесу тайны и
рискуя предоставить некоторые компрометирующие доказательства, я раскрываю весь этот удивительный и подлый заговор.

О нём знают немногие.  Распутин знал о нём, я знаю о нём, императрица знает о нём,
и одна женщина, живущая в уединении в Лондоне, знает о нём.  Но для мира правда, которую я здесь пишу,
станет, осмелюсь предположить, большим сюрпризом.

Клич «Земля и воля» звучал по всей империи.
 Пётр Аркадьевич Столыпин, сын генерал-адъютанта Александра II, был на пике популярности. Он стал _верменщиком_.
Это традиционное прозвище фаворита императора, и именно в этом качестве он был широко известен в Европе. В юности он поступил на государственную службу, а позже стал губернатором Самарской губернии, где привлёк внимание графа Витте
тем, как решительно подавил несколько серьёзных беспорядков.
Со временем его вызвали в Петроград, где он был представлен императору, а позже на него легла ответственность за дела графа Витте.

Несмотря на то, что он пользовался большим расположением императора, он был достаточно умён, чтобы ухаживать за
Я пользовался благосклонностью Распутина, прекрасно понимая, каким огромным влиянием он обладал на императорскую чету. По этой причине я часто беседовал с ним как при дворе, так и в «Полтавской». Он был человеком сложной натуры. Ловелас самого элегантного типа, утонченный и решительный, но в глубине его натуры таились тиранические черты и жестокость.

В Самаре он отличился различными проявлениями несправедливости по отношению к населению.
Сотни невинных людей были отправлены в тюрьму по доносам _агентов-провокаторов_ тайной полиции.
тюрьма или Сибирь в административном порядке. Сначала было
соперничество между ним и генералом Trepoff в милости у царя, но
Трепов умер, оставив Столыпина хозяином положения.

Хотя Распутин вел себя с ним любезно и часто обедал за его столом
втайне он был его врагом. Монах так искусно спланировал и осуществил свой заговор, что до последнего не верил, что святой человек, который так горячо молился о его успехе в управлении Россией, был его самым преданным другом.

 Много преступлений было совершено в России под покровом ночи
Крылья, но, пожалуй, ни одно из них не было столь изобретательным, как то, о котором идёт речь.

 Впервые я узнал о тайном заговоре весной 1911 года, когда однажды ночью в дом Распутина на Полтавской пришёл высокий светловолосый мужчина по имени Хардт, которого я знал как частого гостя монаха. Он был купцом из Петрограда и человеком со средствами,
но, как я впоследствии выяснил, был агентом Потсдама, специально
отправленным в Россию в качестве тайного доверенного лица царицы. Он всегда был у неё на побегушках и был тем инструментом, с помощью которого она обменивалась конфиденциальной информацией.
переписка с кайзером и другими лицами в Германии.

 В тот вечер, когда Хардт позвал с полдюжины сестёр-учениц, они пили чай со святым и сплетничали, потому что каждый
четверг он устраивал неформальные приёмы и с ужасным богохульством
благословлял светских дам, которые приходили на его проклятые сборища.
В тот вечер там собрались дамы из самых привилегированных кругов
Петрограда.

По прибытии Хардта приём был прерван после того, как он шепнул
несколько слов старцу, который извинился и сказал, что ему нужно вернуться
во дворец.

Действительно, он подошёл к телефону в дальнем конце комнаты и поговорил с наперсницей царицы, мадемуазель Каменской.

Однако никто не знал, что тот частный телефон, которым шарлатан так впечатлял своих посетителей, был ненастоящим, а его провода тянулись не дальше конца сада.

Гришка иногда, оставшись один, репетировал эти разговоры, пока ему не удавалось выдать идеальную серию ответов, которые могли бы показаться слушателю самым задушевным разговором об императоре или императрице.

Из разговора по игрушечному телефону собрание пришло к выводу, что его
присутствие во дворце требуется немедленно, поэтому они встали и
ушли, оставив загадочного Хардта наедине с нами.

 Вместо того чтобы отправиться в Царское Село, мы пошли в маленькую берлогу святого,
где открыли бутылку шампанского и выпили её втроём.

— Ну что, мой друг Хардт? — спросил монах, небрежно откидываясь на спинку кресла и расстегивая длинный чёрный сюртук для удобства. — Что случилось? Ты можешь, как ты знаешь, говорить при нашем верном Фёдоре, — добавил он.

"Снаружи меня ждет молодая женщина, которую я хочу вам показать", - ответил
немецкий агент.

"Желает ли она войти в наш круг?" - осведомился монах, добавив со своей обычной
скупостью: "У нее есть деньги?"

"Нет, ни то, ни другое", - был ответ Хардта. "Она не хочет становиться одной из
ваших учеников; в самом деле, чем меньше вы говорите по этому вопросу, тем лучше!"

"Тогда зачем мне проблемы, чтобы увидеть ее?"

- Я расскажу тебе все после того, как ты с ней поболтаешь. Можно, Федор пригласит
ее войти? Она сидит на дрожках снаружи.

"Как хочешь", - проворчал Распутин. "Но к чему вся эта таинственность? У меня есть многое
делать. Я должен быть у графини Игнатьевой - и уже опаздываю.

"Прошу вас, отец, наберитесь терпения", - учтиво попросил немец. "Я
действую по инструкциям ... из номера Семьдесят".

«Из номера семьдесят!» — эхом повторил монах, мгновенно поняв, что Хардт, агент немецкой секретной службы,
затеял какой-то хорошо продуманный и хитроумный план. «Очень хорошо, — сказал он. — Я полагаюсь на вас.
Надеюсь, вы не задержите меня дольше, чем это необходимо. Фёдор, — добавил он, повернувшись ко мне с тем высокомерным видом, который его низкий мужицкий ум иногда принимал за превосходство, — иди и найди этого загадочного молодого человека.

Несколько минут спустя я привел к святой темноволосую,
чрезвычайно красивую молодую женщину лет тридцати, которая говорила с
значительной изысканностью и чье появление меня сильно озадачило.

Постмодернизм ввел ее к святому человеку, говоря:

"Это Мадемуазель Вера Бальц, Ставрополя, его друг
Превосходительство Петр Столыпин".

"Ах! — Добро пожаловать, моя дорогая мадемуазель, — приветливо воскликнул монах. — Так вы подруга Его Превосходительства — когда он был самарским губернатором, я полагаю?
— Да. Я пришла сюда, потому что мне нужна ваша помощь. Месье Хардт
Он знает все обстоятельства и объяснит.
Святой повернулся к светловолосому мужчине, сидевшему напротив него. Мадемуазель
Бальц заняла кресло рядом со столом Распутина. Это был письменный стол, но негодяй никогда не писал. Иногда он притворялся, что пишет, но на самом деле это была долгая и мучительная процедура. Он предпочитал нацарапывать свои инициалы на любом напечатанном письме, которое
Я подготовился.

"Вкратце, отец, объяснение таково," — деловито сказал Хардт.
"Мадемуазель обманула его превосходительство, который, пока
Губернатор часто ездил в Ставрополь, где останавливался в гостинице под другим именем. Мадемуазель не знала, кто он такой, до прошлого года, когда увидела его фотографию в газетах в качестве премьер-министра. Она не знала, что он женат, хотя у меня есть письмо, в котором он делает ей предложение.
 И он достал из кармана записку с названием самарской гостиницы «Центральная», которую Распутин прочитал.

"Ну?" - спросил старец, пуская облако сигаретного дыма из его
бородатые губы.

"Мадемуазель желает встретиться с Его Превосходительством".

"А! Понятно", - воскликнул монах, чьи мысли сразу обратились к шантажу,
курс, которого он сам активно придерживался. "Мадемуазель желает
денег, а?"

"Нет, отец", - твердо ответила молодая женщина. "Не деньги - только справедливость!
Петр Столыпин ввел меня в заблуждение, как вы видите из его письма. Я всего лишь одна из его многочисленных жертв, и я хочу его разоблачить.
"Хм!" — хмыкнул Распутин, который, убедившись, что денег не предвидится, не особо заинтересовался этим делом. Он никогда ничего не делал без вознаграждения. Те, кто мог ему заплатить
Он хорошо устроился благодаря своему влиянию при дворе, высоким должностям и большим жалованьям. Насколько мне известно, по меньшей мере в двадцати случаях он уже получал крупные проценты от жалованья, в том числе от жалованья двух епископов и трёх заместителей министра, которых он вытащил из ниоткуда и назначил на должности.

 Благодаря своему влиянию на Николая этот негодяй управлял Россией с безжалостной безрассудной жестокостью, не имеющей аналогов в истории.

«Мадемуазель уже была на аудиенции у Её Величества, которая отправила её сюда, чтобы она взяла у вас интервью», — объяснил Хардт. «Я передаю её дело в
в руках нашего друга Альтшиллера».
Последний был известным адвокатом, который, кстати, впоследствии оказался австрийским шпионом.

"Чего вы от меня хотите, моя дорогая юная леди?" — спросил Распутин отеческим тоном, который он так часто использовал по отношению к представительницам прекрасного пола, которые вились вокруг него, как мотыльки, и постоянно преклоняли перед ним колени, прося благословения.

«Вы, отец, всемогущи в России», — ответила Вера Бальц. «Её
величество сказала мне, что вы поможете мне... уничтожить Столыпина», — сказала она с яростью в чёрных глазах.

Распутин обменялся взглядами с секретным агентом из Потсдама, который, как я знал,
делал так много грязной работы от имени императрицы.

"Я здесь, чтобы повиноваться желанию ее Величества", - был тихий ответ монаха
. "Я молюсь, чтобы не было совершено несправедливости", - добавил богохульник,
набожно перекрестившись.

- Несправедливость! - сердито воскликнула девушка. «Он обманул меня и бросил на произвол судьбы, когда получил повышение и переехал в Петроград.
Он стал царским фаворитом из-за жестокого и бесчеловечного обращения с нашими бедными самарцами и пробрался на эту должность по трупам
те пристрелят по его приказу. Несправедливость! Есть
конечно, никакой несправедливости в том, чтобы перетащить ужасающая правда о нем в
свет дня".

"Вовсе нет! Я вполне согласен", - сказал Распутин, вставая и пожимая ей руку.
"Вы можете сказать мне, что вы есть в моей помощи, но в
обстановке строжайшей секретности, конечно. Ни одна душа не должна об этом знать, помни! — добавил он, глядя на неё своим странным гипнотическим взглядом, от которого она заметно вздрогнула.


"Я буду молчать," — пообещала она.


"Если правда о том, что ты видел либо Её Величество, либо меня, выйдет наружу,
тогда я немедленно стану вашим врагом, а не другом", - заявил монах
.

"Только месье Хардт знает", - сказала девушка. "Это он отвез меня в
Петергоф".

"Вы можете положиться на молчание обоих моих друзей", - заверил ее Распутин.
и мгновение спустя я проводил ее вниз по лестнице и вывел на улицу.

Когда я вернулся туда, где Распутин всё ещё сидел со своим гостем, последний, как я обнаружил, объяснял, как он, преодолев значительные трудности, разыскал женщину по фамилии Бальц по приказу императрицы и привёл её во дворец, предварительно, однако, подстрекнув её к мести
Премьер-министр.

"Я вообще ничего не могу понять," — добавил Хардт.

"А я могу. Разве вы не видите, что Столыпин настроен крайне антинемецки и открыто
не одобряет германофильскую партию при дворе?"

"Но, насколько я понимаю, он ежедневно встречается с императором. И императрица
часто принимает его."

"Потому что она пытается выяснить истинные масштабы Его
«Её превосходительство осведомлена о своих отношениях с нашими друзьями в Берлине», —
ответил монах. «Аликс притворяется, что очень любезна с ним, но на самом деле она настроена враждебно, скорее из страха, чем по какой-то другой причине. Сегодня он
является фаворитом при дворе, завтра----"

И Grichka сделал широкий размах с его грязные узловатые руки без
завершая свое предложение.

"Ее Величество говорила с вами о своих опасениях, что Столыпин
что-то обнаружил?" - нетерпеливо спросил Хардт.

Монах многозначительно ухмыльнулся.

"Ее величество принимает меры предосторожности", - уклончиво ответил он. «Возможно, Столыпин выяснил причину, по которой вы месяц назад ездили в Берлин.
Я подозреваю, что за вами следила охранка».

«Вы правда так думаете?» — быстро спросил немец, насторожившись. «Почему вы так думаете?»

«Из того, что мне шепнули неделю назад».
«Тогда Столыпин может знать, что Александра Фёдоровна стоит за
предательскими действиями полковника Миссоедова на границе — так?»

Распутин, не сводя глаз с посетителя, медленно кивнул в знак
согласия.

«Это означает крах — возможно, для меня это будет тюремное заключение!» — выдохнул Хардт, его лицо побледнело от волнения.

"Я мог бы сказать то же самое", - заметил святой, поглаживая свою длинную,
нестриженую бороду. "Но я этого не делаю. Мы оба достаточно сильны, чтобы противостоять всем
атакам. Любые подозрения против Мясоедова должны быть сняты. Я посмотрю
что император назначит его завтра. Единственное, что нам мешает, — это Пётр
Столыпин."

"Тот, кого, как я понимаю, нужно устранить?"

"Да — любой ценой. Вот почему императрица нашла эту женщину
Бальц, которая, если я правильно оцениваю её пол, является настоящей подстрекательницей."

"Она определённо злобно мстительна."

«Одно можно сказать наверняка: наш друг Столыпин и не подозревает, что сидит на краю вулкана, — заметил монах. — Он живёт очень счастливо со своей женой и детьми на той прекрасной вилле на островах
Аптекари ничего не подозревают о надвигающейся буре. Я обещал его жене, что завтра вечером пойду с ней в салон.
 — И ты пойдёшь?
 — Конечно. Не должно быть никаких подозрений. Разве мы все не его лучшие друзья? — спросил монах, злобно ухмыляясь.

«Я возвращаюсь в Берлин через Стокгольм в четверг», — сказал Хардт.
Он объяснял свои частые поездки в Германию и
Скандинавию тем, что покупал в этих странах кожу. «Вам есть что
сообщить?»

«Да. Кое-что есть», — ответил Старец, который приказал мне
написать под его диктовку следующее:

 «МЕМОРАНДУМ.

 «От Григория к номеру семьдесят.

 Выполнил ваши указания относительно дела Каховского.
 При его аресте полиция изъяла некоторую важную переписку, и в течение двух дней ситуация выглядела крайне бесперспективной. Я заплатил Т. двадцать тысяч рублей, чтобы он помалкивал, и убедил императора освободить Каховского и вернуть ему документы. Я предлагаю
вызвать его из России и отправить в Лондон, где, будучи неизвестным, он мог бы оказаться вам чрезвычайно полезным.

 «Мадам Злобина находится в отеле «Адлон» в вашем городе. Она
 Она поссорилась с генералом, и за ней нужно установить строгое наблюдение.
Слышали, что она высказывала весьма решительные взгляды в адрес Её
 Величества. Возможно, она поддерживает связь с Дж. Если это так, то это в интересах антигерманской кампании Столыпина!

 «Хардт устно объяснит позицию последнего и раскроет личность женщины по фамилии Бальц. Тем временем его превосходительство
не подозревает, что нам известно о его враждебных намерениях по отношению к нам.


«Пожалуйста, окажите мне любезность и передайте Его Величеству Императору, что я
 постоянные усилия в служении Александра Федоровна, еще
 хотя вопросы ежедневно усложняется. Анна [Мадам
 Вырубова], кроме того, это более трудно угодить.

 "И Штюрмер, и Протопопов находятся под моей защитой, и я
 уже ухитрился продвинуть их. Популярность Коковцова растет
 и в ближайшем будущем он станет силой, с которой придется считаться.
 Со своей стороны, настоятельно рекомендую Миассоедеффу проявлять максимальную осторожность. Ходят слухи, но я постарался их пресечь
 Он добился этого, заручившись поддержкой императора, который вчера наградил его.

 «Императорская чета вскоре посетит датский и шведский  дворы и, возможно, отправится в круиз по норвежским водам, хотя пока об этом не сообщалось.

 «Я всё ещё работаю над проектом, который вы предложили, когда мы встретились в Гельсингфорсе два месяца назад, по поводу сокращения и ослабления армии. Я уже начал действовать через дам, чьи мужья служат в военном министерстве. Это будет означать
 Вы потратите значительную сумму, но я знаю, что это будет сущие пустяки, если ваша цель будет достигнута.

 "Я должен подтвердить получение ста тысяч рублей на счёт в Азовском банке из неизвестного источника. Пожалуйста, помните, что
С. в Париже и Дж. в Риме предъявляют мне большие требования и что в следующем месяце я должен получить аналогичную сумму.

 "Хардт сказал мне, что дела в Карлтоне идут хорошо
 На Хауз-Террас, а также в Париже. Я рад это слышать. Давайте встретимся в отеле «Феникс» в Або, где я
 неизвестный, и которого вы можете достичь без предварительного уведомления. В настоящее время я
 не осмеливаюсь покинуть Россию, поскольку Ее Величество и слышать об этом не желает.

 "Было бы неплохо произвести следующий платеж через
 Aktiebank в Або. Они бы ничего не заподозрили.

 "Не преминьте внушить и Сухомлинову, и Мясоедову
 необходимость предельной осторожности. До нашей встречи".

Когда я напечатал это под его диктовку, я протянул ему лист, и он с трудом поставил свою неграмотную подпись.

Затем я положил листы в конверт и отдал их Хардту, чтобы он передал их
тайно в штаб-квартиру немецкой секретной службы на
Кёниггретцерштрассе в Берлине.

"И, друг Хардт," — сказал Распутин, когда посланник кайзера аккуратно положил письмо в свой бумажник, — "пожалуйста, передайте номеру семьдесят то, что
я сказал о деньгах. Всё это дорого стоит. Скажите ему, что иногда
когда на меня предъявляют чрезмерные требования — а, как вы знаете, это происходит часто, — мне приходится использовать собственные средства, чтобы их удовлетворить. Смит в Лондоне
получает неограниченные средства через Deutsche Bank, я знаю, поэтому, пожалуйста, передайте нашему другу от меня, что я ожидаю такого же отношения в будущем.

Старец был одним из самых дальновидных и беспринципных негодяев.
У него были счета на разные имена в полудюжине банков в Петрограде и
Москве, на которые он постоянно переводил деньги, полученные в результате его широкомасштабной шпионской деятельности и шантажа глупых женщин, попавших под его дьявольское обаяние.

Когда Хардт ушёл, святой открыл ещё одну бутылку шампанского и
выпил всё из бокала, а затем выпил полбутылки бренди. Я был занят
письмами, накопившимися за три дня, и не заметил этого, пока час
спустя не обнаружил его мёртвым сном спящим на полу
Обеденный зал — довольно впечатляющее зрелище, если представить его миллионам наших патриотически настроенных русских, которые верили в царя как в своего «отца» и в божественность «святого человека», который управлял делами империи.

 Святой вызывал у меня всё большее отвращение, но, признаюсь, я был очарован широкомасштабными и отчаянными заговорами, которые он либо сам организовывал, либо в которых он играл ключевую роль.

В заговоре против Столыпина, о котором никто и не подозревал, он был самым активным участником. Столыпин, честный и преданный России человек, который,
Вступая в должность премьер-министра, он был полон решимости сделать всё возможное для империи. Он был нежелательным государственным деятелем. Он был слишком честен и, следовательно, опасен для придворной камарильи, созданной и оплачиваемой Потсдамом.

 Шли дни, и монах всё чаще называл его бельмом на глазу императрицы.

"От этого парня нужно избавиться!" — не раз говорил он мне. «Он многое подозревает и слишком много знает. Он опасен для нас, Фёдор, — очень опасен!»
 Однажды ночью, когда мы были вместе в его комнате в Царском Селе, после того как он
Он обедал _en famille_ с императорской семьёй и заметил:

"Дела идут хорошо. Сегодня я видел адвоката Альтшиллера. Всё готово для переворота против Столыпина, который до сих пор не знает, что Вера
Бальц в Петрограде."

Я знал Альтшиллера, который часто заходил в «Полтавскую». Он был близким другом месье Раева, которого Распутин, став чуть позже всемогущим, фактически назначил прокурором Святейшего Синода, положив указ о назначении на подпись императору!

Однако рассмотрение дела было отложено. Хардт был одним из тех, кто часто
Его не было на месте — без сомнения, в Германии, — и дела продвигались не так быстро, как хотелось бы императрице. Весь план состоял в том, чтобы держать премьер-министра в неведении до тех пор, пока скелет из его прошлого не будет извлечён из шкафа.

 Как сообщил Распутин, император и императрица посетили Данию и
Они плыли из Норвегии на борту «Стандарта» и уже вернулись в Петергоф, когда однажды Распутин принял своего друга Бориса Штюрмера, чиновника, который в то время усиленно боролся за продвижение по службе. В обители монаха Штюрмер, болтая о Столыпине и мстительной женщине, которая пришла к
Петроград, чтобы уничтожить его - ибо он был одним из платных слуг Потсдама,
и, следовательно, знал большинство секретов - сказал:

"Ты, отец, когда-нибудь встречал еврея по фамилии Багров?"

- Насколько мне известно, никогда. Почему?

«Потому что я знаю от своего друга Веникова, одного из заместителей директора Департамента полиции, что этот человек, уволенный _агент-провокатор_, возмущённый тем, как с ним обошёлся Столыпин, объединил усилия с какой-то загадочной молодой женщиной по имени Бальц. Ходят слухи, что они вместе разрабатывают план убийства премьер-министра!»

Странные глаза Распутина встретились с моими. Мы оба знали больше, чем это.
борющийся с подхалимом.

"Багров?" святой повторил. "Кто он?"

"О! Человек, который был помощником Азефа в некоторых позорных делах в
Варшаве - _агент-провокатор_, который впоследствии некоторое время жил в
Париже и на Ривьере. Он приписывает своё падение Столыпину и поэтому очень злится на него. Я слышал, что он влюбился в женщину по фамилии Бальц, которая родом из Самары.
"Ну и что?" — спросил святой.

"Ну и что? — ничего," — рассмеялся мужчина с козлиной бородой. "Я просто говорю тебе
вот что я знаю. Есть заговор — вот и всё! И, насколько я могу судить,
чем скорее Столыпин покинет двор, тем легче будет для Её
Величества и для нас — а? Пока Столыпин ежедневно бывает у
императора, нам ежечасно угрожает опасность.
«В этом я, безусловно, согласен, — заявил Распутин. — Мы должны быть
бдительными — очень бдительными».

Мы все были начеку. В ту же ночь Распутин сообщил
императрице о тайном заговоре черноволосой Веры и её любовника
Багрова.

На следующий день двор отправился в Крым, и Распутин поехал с ними
Императорская семья. Столыпин, не знавший о том, что происходит, был в составе свиты.
Я остался в Петрограде, чтобы присоединиться к ним через три дня.

 По прибытии в Киев, где император собирался провести смотр войск,
в тот же вечер в театре состоялся торжественный спектакль. Напротив
В императорской ложе сидел Столыпин с двумя другими высокопоставленными придворными.
Во время антракта в ложу ворвался мужчина и на глазах у императора и императрицы выстрелил из револьвера в премьер-министра.

 Возникла ужасная суматоха.  Её Величество упала в обморок и была
Мадемуазель Каменская вытащила его из ящика, а царь быстро вскочил на ноги и спокойно наблюдал за происходящим.

 «Я погиб!» — выдохнул патриотично настроенный и честный Столыпин, когда присутствующие схватили убийцу, которым оказался не кто иной, как бывший _агент-провокатор_
Багров.

Шесть часов спустя премьер-министр испустил последний вздох, став жертвой
императрицы и её потсдамской камарильи, а Вера Бальц бежала в Швейцарию.

 Распутин впоследствии рассказал мне, что он убеждал двор немедленно покинуть Киев, добавив:

"Для Аликс и Николая было бы гораздо лучше притвориться, что они в ужасе от трагедии
чем выразить соболезнования».
Так закончилась ещё одна глава подпольной истории России.




ГЛАВА V

Власть за троном


Убийство Столыпина, о котором не подозревали европейские канцелярии, было, как я уже объяснял, делом рук «Скрытой руки» Германии.
Столыпин подозревал об истинном положении дел при российском дворе.
Поэтому успех Германии в грядущей войне зависел от того, удастся ли ему
заткнуться. Так Потсдам, используя эротичного монаха Распутина в качестве своей марионетки,
совершил переворот, который, увы! имел печальные последствия для Святой Руси.

Столыпин был лишь одним из многих людей обоих полов, которые из-за того, что слишком много знали о тайной пропаганде Германии в России, стали жертвами постоянных заговоров, в результате которых они попадали либо в сети коррумпированной полиции, либо в могилу.

Как слуга главы «тёмных сил» России — так впоследствии были названы Распутин и Протопопов в Думе, — я был вынужден всегда находиться рядом со святым.
Поэтому я видел и слышал много поразительного.

 Однажды ночью, через несколько месяцев после убийства Столыпина, мы
Меня пригласил на ужин великий польский землевладелец Иван Волховский, у которого была прекрасная вилла под Петроградом. Там я познакомился с умным русским офицером средних лет. За бокалом шампанского он заявил мне, что в Европе нарастает напряжённость из-за Балканского вопроса, но Франция и Россия едины в своём противостоянии любому нападению, которое Германия может тайно организовать.

 «Значит, вы думаете, что война действительно приближается?» — удивлённо спросил я его.

«Думай!» — повторил он. «Ты же космополит, в конце концов! Разве ты не знаешь? Ты что, совсем слепой?»

"Ну, я политически слеп", - ответил я, подмигнув. "Я вижу, что со всех сторон
люди быстро богатеют и получают скобяные изделия - как я
называю жестяные украшения от Соверена - в награду за то, что закрывают свои
глаза на истинные факты".

"Ах! Я вижу, что вы вполне проснулись, мой дорогой Раевский, - сказал
офицер, которого звали полковник Дубасов. «Наши друзья здесь, в Петрограде,
продолжат спать, ведь у них есть все стимулы благодаря мощной прогерманской пропаганде и щедрому распределению немецкого золота. Сегодня наши враги в Берлине протягивают руки и
Они цепляются за Париж, Нью-Йорк, Рим и Лондон так же, как и здесь, в Петрограде. Война должна начаться — можете на это положиться. Английский лорд Робертс предсказал её. Он знает!
 — Значит, вы считаете, что Германия активно занимается вооружением в рамках подготовки к войне?
 — Безусловно, — ответил полковник. — Всего месяц назад я был в
Лондоне, а потом в Париже. В Лондоне власти не так крепко спят, как мы в России.
Внезапно, пока он говорил, я заметил, что Распутин, который
шёпотом разговаривал с епископом Феофаном, тоже присутствовавшим на
вечере, очень внимательно его слушал.

Два часа спустя, когда я вернулся домой вместе с Распутиным, он приказал мне сесть и написать записку, которую этот негодяй продиктовал следующим образом:

 «Пожалуйста, выслушайте меня. Полковник Преображенского полка Павел Дубасов сегодня вечером в моём присутствии выразил
неверие Государю и стал серьёзной угрозой для государства. Его следует устранить».

В ответ на эту ложь монах нацарапал свои инициалы, и на следующее утро письмо было отправлено начальнику тайной полиции.
В течение двенадцати часов несчастный полковник, осмелившийся высказать своё мнение о
Деятельность Германии уже была сосредоточена в Петропавловской крепости, где, как я полагаю, он оставался до революции 1917 года.


Однако в тот момент немецкая пропаганда в России оказалась в крайне критическом положении. После убийства Столыпина возникла новая проблема. Все коллеги покойного премьер-министра считали себя
достойными стать его преемниками, и, поскольку у каждого из них был
свой круг друзей, каждый, естественно, тянул за все возможные
политические ниточки. Интриги плелись на каждом шагу, и, хотя все понимали
Личная опасность грозила любому, кого назначали на место покойного, но амбиции были очевидны повсюду.


Императрица, которая уже вернулась из своего судьбоносного путешествия в Крым, ежедневно советовалась с монахом.
Они намеревались добиться назначения какого-нибудь бездарного министра, который за хорошую плату немецким золотом будет бездействовать и держать язык за зубами в отношении готовящегося мирового заговора.
Находясь в Царском Селе и руководя
Из переписки Стареца я знаю, насколько глубокой была интрига, чтобы не допустить
и дискредитировать министра финансов Владимира Николаевича Коковцова,
который, как известно, был единственным сильным человеком, способным стать преемником Столыпина.

 Вся машина прогерманской пропаганды была запущена из Берлина, чтобы не допустить, чтобы мантия Столыпина перешла к Коковцову. И всё же
однажды днём, когда я сидел и писал под диктовку Распутина в его элегантной
гостиной во дворце в Царском Селе, в комнату ворвалась одетая для ежедневной
прогулки императрица и сердито заявила:

"Никки только что назначил этого отвратительного стяжателя Коковцова! Я пыталась
я делал все, что мог, чтобы предотвратить это, отец. Но я потерпел неудачу!"

Распутин улыбнулся ее словам и с тем зловещим спокойствием, которое
характеризовало его в моменты огорчения, ответил:

"Умоляю, не расстраивайся, о госпожа! Коковцов, несомненно, недолго пробудет
на своем посту, когда против него поднимется рука Григория".

"Он не должен оставаться долго. Он может узнать слишком много, как это случилось с другими.
В Берлине его назначение вызовет сильнейший резонанс, — сказала она.


 «Я попрошу Всевышнего о заступничестве, ибо я вижу, о госпожа, что ты
Ты нервничаешь и напряжён. Успокойся, прошу тебя. Всё будет хорошо, — и «целитель» благочестиво перекрестился.

 Воистину, положение нашей дорогой страны было плачевным. Возникла мода на аскетизм, как и другие модные течения в других европейских странах.

Будучи главой этого кружка последователей-аскетов, монах с
попустительства травника Бадмаева изобрёл способ умерщвлять плоть,
чтобы она онемела, как от кокаина. К нему стекались сотни слабоумных
женщин. Некоторые из них были жёнами и
дочери богатых промышленников, но большинство из них принадлежали к высшей аристократии. Все они считали моего работодателя Спасителем России, посланником небес, призванным реформировать и избавить «святую» землю от тягот смуты и запустения.

Мы, русские, всегда были идеалистами.  Это наше проклятие. Наша религия, к сожалению, превратилась в навязчивую идею, ведь любой пьяный негодяй может стать «святым человеком», просто заявив об этом, а затем «пожирая»  своих соседей. Распутин был тому примером.

  В конце концов, это было вполне естественно, учитывая, сколько у него было поклонниц.
стоя на коленях, он должен был привлекать внимание сплетников. Многое из того, что они говорили, было правдой, потому что я знаю это лично.

Но в тот день в Царском Селе я заметил, что императрица взволнована назначением Коковцова, и начал подозревать, что камарилья
прибегнет к радикальным мерам, чтобы его сместить. Действительно, когда императрица вышла из комнаты, Распутин тоже задумался и, поглаживая свою неопрятную бороду, стал расхаживать по комнате, приговаривая:

"Ах, Фёдор! Мы должны раздавить этого мерзавца. Я должен посмотреть, что мы можем сделать."

Шли недели. Обычные встречи монаха с «сестрами-ученицами» проходили в доме на Полтавской, и часто в присутствии незнакомца или послушницы, которую собирались принять в секту.
Он притворялся, что разговаривает с Александрой Фёдоровной по своему игрушечному телефону.

 Каждое действие монаха было поступком высокомерного и похотливого мошенника. Однако его ум был чрезвычайно проницательным, и ему не
хватало утончённости муджиков в сочетании с поразительным даром предвидения. Всё это, вкупе с его обходительными манерами и склонностью к позёрству,
Глубочайшее благочестие и удивительное обаяние, которое он производил на женщин всех возрастов и сословий, теперь привели его к тому, что он стал теневым правителем.

Он уже управлял Россией. Царь и царица были его марионетками, так ловко он разыгрывал свои карты.
Однако, как он часто говорил мне в последующие недели:

"Коковцов против меня. Мы враги. Он должен уйти."

Я знал, что если у премьер-министра есть враг в лице Гришки, то государственный деятель обречён.


Заговор, который Распутин организовал против нового премьер-министра, был чрезвычайно хитрым и изощрённым.

Пока он шёл, я часто встречался с Владимиром Николаевичем, который, естественно, был вынужден заискивать перед отцом и, следовательно, иногда навещал его, хотя, без сомнения, и не хотел этого. Он был высоким, довольно узколицым, бородатым мужчиной с глубоко посаженными глазами и скрытным нравом, тонким по темпераменту и остро чувствующим как свои интересы, так и интересы империи.

 Единственным его грехом в глазах Александры Фёдоровны было то, что он ненавидел
Германия.

"Однажды он потерял деньги в немецком финансовом концерне," — заявил Распутин
Однажды он со смехом сказал мне:  «Вот почему он терпеть не может немцев».
 Премьер-министр, выходец из среднего класса, был денди, который никогда не смотрел собеседнику в глаза и постоянно следил за своей одеждой, словно ожидая, что на ней окажутся пылинки.  Он всегда был безупречно одет, а его новообретённые манеры были настолько безупречны, что я часто задавался вопросом, не носит ли он в кармане книгу по этикету.

По моему мнению, он был слишком опрятным, слишком ухоженным, слишком вежливым, слишком кланяющимся и слишком озабоченным тем, чтобы не забыть, что он должен сказать.
в нужный момент. Одним словом, он был элегантным человеком, который внезапно вошёл в придворное окружение, где ему не было места.

Царь не питал к нему тёплых чувств и назначил его только потому, что считал, что тот будет беспокоить его меньше, чем другие, чьи имена и способности были на слуху.

Бедный Коковцов! Он был в полном неведении относительно хитроумного заговора, который
Распутин, по предложению императрицы, выступал против его патриотической деятельности.
Германия намеревалась в ближайшем будущем править Россией, и горе было тому государственному деятелю, который не оставался бы в стороне и не
подкармливаемый с ложечки тевтонской пропагандой или кладущий в карман немецкие марки
, которые так заманчиво предлагались ему. Таким образом, обеспечивалось продвижение по службе, вознаграждение,
ордена и благосклонность царя. Быть русским было, увы! ко двору
бедствие и позор.

Месье Коковцов был типично хорошим русским. У него не было боевого духа, но по сути он был миролюбивым человеком, испытывавшим отвращение к кровопролитию и жестоким поступкам. Из-за своего спокойного нрава он избегал любых спорных вопросов. Он был готов сделать всё возможное, чтобы принести пользу нашей стране. Он умело провёл предвыборную кампанию и заручился поддержкой всех
Он брал с собой губернаторов каждой провинции. Император доверял ему; императрица его ненавидела.

 Кроме того, Коковцов был трудягой. Он не верил в это любимое русскими выражение «_нечево_», которое на самом деле означает «ничего», но эквивалентно «не беспокойся» или «не волнуйся». В России, к сожалению, всегда есть «_зарфра_,» то есть завтра. По этой причине его не любили и люди.

Не прошло и нескольких месяцев после его назначения, как однажды ночью в
Полтавскую гостиницу к Распутину пришёл генерал Рогожин, директор
о «Чёрном кабинете», _cabinet noir_, существование которого держалось в строжайшем секрете до тех пор, пока революция не позволила общественности заглянуть за кулисы российской жизни.

Даже с трибуны Думы заявлялось, что «Чёрный кабинет» — это выдумка. Однако мне довелось узнать, что он существовал, потому что позже в тот же вечер я сопровождал Распутина и директора на Главпочтамт
Кабинет, где в трёх комнатах на втором этаже здания располагался
таинственный отдел, где вскрывали и читали корреспонденцию.
Здесь находилось самое секретное учреждение императорской полиции.
Более ста лет этот таинственный отдел занимался тем, что
проверял письма всех категорий людей, чьи мысли или поступки
могли представлять интерес для царя, его министра внутренних дел или
охранки. Действительно, из разговора генерала с монахом —
сначала я поклялся никогда не разглашать то, что видел или слышал, —
я узнал, что даже переписка царя, его родственников или друзей не
была застрахована от проверки.

Тогда я сразу понял, почему царица и Распутин
Общаясь со своими друзьями в Германии, они отправляли письма вручную.

 В ту ночь я с интересом наблюдал за тем, как письма для секретной проверки забирали из лифта, который курсировал между сортировочными комнатами наверху и распределительной комнатой внизу.
Корзину снимали с лифта во время его медленного спуска и заменяли другой корзиной с уже проверенными письмами так быстро, что человек, отвечавший за лифт внизу, ничего не замечал.

 Мы видели, как вскрывали письма с помощью пара, сначала
Они делали гипсовый слепок с любой печати, а также отрезали кончик конверта с помощью небольшой гильотины. Письма ловко вскрывали, фотографировали, возвращали в соответствующие конверты, запечатывали заново и ставили новые печати, а в других случаях запечатывали кончики отрезанных конвертов с помощью бумажной массы, подходящей по цвету к конверту, и помещали под пресс в горячем прессе, фактически переделывая бумагу!

Стражем этой тайной комнаты был неграмотный, глухой и немой крестьянин.

 «Каждого чиновника, впервые попавшего сюда, — сказал Рогожин, —
вынужден был дать торжественную клятву никогда не разглашать его существование ни одной живой душе — ни жене, ни отцу, ни сестре, ни брату, ни самому дорогому другу.
Всё было замечательно, я и не мечтал о такой шпионской системе.

Когда мы вошли в хорошо обставленную личную комнату директора и дверь закрылась, Рогожин достал из ящика стола письмо и протянул его монаху со словами:

«Вот письмо, о котором я говорил; если я задержу его, это может вызвать подозрения. »
Распутин, который с трудом умел читать, взглянул на письмо и
затем, протягивая его мне с тем надменным видом, который он принял, полагая, что
он сможет скрыть свое невежество, сказал:

"Федор, прочти мне это".

Оно было на серой бумаге и гласило следующее:

 "ПОСОЛЬСТВО РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ,
 "УНТЕР-ДЕН-ЛИНДЕН, 7.
 "8 июня.
 "_секретарь._

 «ВАШЕ ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО, — в соответствии с вашими указаниями я имею честь сообщить следующее: по прибытии сюда я предъявил верительные грамоты Его Превосходительства нашего посла, и в результате
 Мне было разрешено провести конфиденциальное расследование среди сотрудников посольства и в других кругах, в котором мне активно и с отличными результатами помогал П. Островский, агент Охранки в Берлине, которого я рекомендую к повышению.

 «Я сделал несколько интересных открытий. Во-первых, человек по имени Хардт, который часто бывает в Петрограде, является тайным курьером императрицы между Потсдамом и Царским Селом.
 Во-вторых, была выплачена сумма в сто тысяч марок
 11 марта прошлого года Дрезденский банк перевёл деньги на счёт некоего Бориса
 Штюрмера, у которого есть счёт в Риге в Disconto Gesellschaft.
 В-третьих, 2 апреля император Вильгельм тайно принял в Берлинском дворце господина Протопопова, чему нет никакого объяснения. В-четвёртых, я узнал из достоверного источника, что если бы господина Хардта арестовали во время одной из его поездок в Швецию или
 В Германии была обнаружена весьма интересная частная переписка. В-пятых, нет никаких сомнений в том, что монах
 Распутин получает деньги из этого города, как и я.
 в моем распоряжении имеется выданная им расписка на двести тысяч
 рублей, выплаченных ему Deutsche Bank, и это я привожу
 со мной по моему возвращению.

 "Кроме того, у меня есть документальные свидетельства широко распространенной немецкой интриги
 в России, факты, которые, я уверен, поразят
 ваше превосходительство. Когда я вернусь, я передам в ваши руки
 оружие, с помощью которого можно победить врага. Я не решаюсь отправлять какие-либо документы по почте на случай, если они не дойдут, и я
 решение это письмо Мадемуазель Полин, как ваш
 Превосходительство предложил.

 "Мне нужно сделать еще несколько запросов от имени вашего превосходительства
 , но я в любом случае намерен покинуть Берлин
 двадцать второго. Имею честь оставаться, ваше превосходительство
 покорный слуга Иван БОТКИН.

Монах выслушал Он внимательно посмотрел на меня своими большими странными глазами, в которых читалось лукавство и хитрость. Он погладил инкрустированный драгоценными камнями крест, висевший у него на шее, — это была его привычка.

"Ах! Значит, Боткин уезжает из Берлина двадцать второго. Хорошо, что мы это знаем, мой дорогой Рогожин, — а?"
"Да, — рассмеялся генерал-предатель. — Он не должен добраться до России."

"Конечно, нет", - согласился монах. "Мы должны завладеть этим.
документальное подтверждение, которое он будет иметь при себе. Кто он?"

"Боткин - конфиденциальный агент Коковцова", - последовал ответ
Директора. "Насколько я знаю, он был помощником начальника полиции Нижнего
до назначения министра, а теперь находится на личной службе у Его Превосходительства.
"Что ж, прекрасно, что благодаря вашей проницательности, мой дорогой генерал, мы были предупреждены. В противном случае это могло бы легко привести к серьёзному конфузу, не так ли?"

"Именно."

"А кто такая эта мадемуазель Полин?" - спросил Распутин, его умный
преступный мозг уже работал над тем, чтобы опровергнуть раскрытие истины.

- Полин Лаур, маленькая французская танцовщица с Виллы Роде.

- Лаур! - воскликнул Распутин. - Я, конечно, ее знаю, артистка мюзик-холла.
Недавно ее взяла на воспитание старая графиня Броневская. Она была у меня дома
всего две недели назад и хотела стать "сестрой"!

- Как шпион Коковцова, да?

- Без сомнения, - вмешался я. - Насколько я слышал, его превосходительство гей.
собака.

— Верно, мой дорогой Фёдор, — заметил монах, нервно теребя крест, а затем взял сигарету, которую протянул ему генерал. — Но если бы наш друг Рогожин не был начеку и не вскрыл письма изящной танцовщицы, мы бы угодили в ловушку — и не только мы, но и
и императрицу тоже! Владимир представил бы документы императору, и это привело бы к ужасной семейной сцене. Этот парень
 Боткин никогда не должен попасть в Россию! — серьёзно добавил он.


 — Согласен, — ответил генерал. — Давайте немедленно навестим Гучкова, — добавил он.
Генерал Гутчков был евреем и начальником грозной политической полиции, с которой Рогожин, конечно же, работал рука об руку.

 Было уже почти одиннадцать часов вечера, но мы все трое поехали к
дому генерала Гутчкова на Спасской. Его не было дома, как сообщил нам его слуга.

"Я должен немедленно увидеть его", - надменно сказал монах. "Где он?"

"Он вышел на обед, Святой Отец, и он, наверное, сейчас на
Крестовский или на современные."

"Иди и найди его", - сказал монах. "Это вызывает крайнее
актуальность, и мы будем ждать его здесь."

По приказу Григория Распутина, который был всемогущим в столице,
слуга генерала проводил нас в уютную маленькую гостиную,
поставил перед нами коробку с сигаретами и несколько бутылок ликёра, а затем сам уехал на дрожках, чтобы найти своего хозяина, который был хорошо известен в Петрограде как _bon viveur_.

В течение получаса Распутин, сильно обеспокоенный тайными расспросами
Премьер-министра о действиях прогерманской камарильи, беседовал с
генерал, неоднократно выражавший опасения по поводу опасной ситуации.

"Разоблачения кажутся неизбежными", - с тревогой воскликнул он. "Этот Боткин
никогда не должен прибыть в Россию - ты понимаешь это, Рогожин!"

"Я вполне согласен", - сказал директор Черного кабинета. «Но за этим должен проследить Гучков. Я выполнил свою часть работы».
 «Ты отлично справился, мой дорогой друг, просто отлично», — заявил он.
монах. «Лучше и быть не могло. Я упомяну о ваших великих заслугах перед императрицей. Да, мы должны положиться на Гучкова».
 Через полчаса слуга вернулся со своим хозяином, главой политической полиции, невысоким толстым мужчиной в генеральской форме с орденами, который, войдя в комнату, явно был не прочь хорошо поужинать. Действительно, его вытащили из полуночной
кутежной в сомнительном ресторане.

При виде Распутина, с которым нужно было считаться и которого добивались даже самые влиятельные люди страны, он взял себя в руки
и опустился в кресло, чтобы послушать.

 Монах был достаточно умён, чтобы не посвящать директора полиции в подробности
заговора, чтобы не будоражить излишнее любопытство Коковцова. Он просто сказал ему,
что некий секретный агент по фамилии Боткин 22-го числа выезжает из Берлина в
Петроград.

"Этот человек опасен, — добавил он, — чрезвычайно опасен."

«Почему?» — спросил Гучков, несколько удивлённый нашим полуночным визитом.

 «Потому что... ну, потому что я случайно узнал, что он владеет некоторыми фактами, касающимися очень высокопоставленных лиц. Он шантажист, и
ездил в Берлин, чтобы попытаться продать Максимилиану Хардену некоторые документы, которые, если их опубликовать, выставили бы одного из членов нашей императорской семьи в весьма невыгодном свете, — сказал Распутин. — Мой друг Рогожин подтвердит мои слова.
Начальник полиции после нескольких минут молчания спросил:

"Он продал эти документы?"

«Думаю, нет, — ответил Распутин. — Если у него их нет, то они будут у него по возвращении. Мы должны заполучить их любой ценой».

 «Вы хотите заткнуть ему рот, не так ли?»

 «Да. Его нужно подавить любой ценой, — заявил монах. Это
желание императора, - добавил он, бойкая ложь всегда была готова у него на языке
. "Далее, я не считаю необходимым добавить, что если это дело будет проводиться в
тайны и скандала в Императорском Доме избежать Его Величество
конечно, вижу, что вы достойно вознаграждены. Я тебе это обещаю".

Генерал Гучков снова замолчал. Он прекрасно знал, что если царь приказал заставить замолчать этого человека, Боткина, значит, нужно замять какое-то очень неприятное дело.

"В Берлине есть ваш агент по имени Островский, не так ли?" — спросил монах.

"Да."

«Тогда его тоже нужно немедленно перевести на другую должность. Перевести его в
Константинополь или, ещё лучше, в Иокогаму. Он не должен оставаться в
Берлине ещё двадцать четыре часа, и ему ни в коем случае нельзя позволить вернуться в Россию», — решительно сказал Распутин.


«Я вас не совсем понимаю, святой отец», — ответил изумлённый генерал.
«Островский очень надёжен, и ему доверяют самые деликатные дела. Он всегда доставлял мне величайшее удовольствие.»
 «Я сожалею, что он находится под вашей защитой, но это ничего не меняет»
 Он и Боткин действовали заодно, и поэтому Островский знает об этом скандале, связанном с одним из членов императорской семьи, больше, чем ему следует знать.  Повысьте его в должности и увеличьте жалованье до  Йокогамы и отправьте его туда через Марсель с какой-нибудь конфиденциальной миссией.  Но ни в коем случае он не должен возвращаться в Россию до того, как отправится в  Японию, — вы понимаете?  Он, без сомнения, захочет ехать через Сибирь, но это должно быть запрещено. Если вы запишете его назначение, я завтра утром получу подпись императора.
— Если вы запишете его назначение, я завтра утром получу подпись императора.

«Вы хотите, чтобы я сейчас же написал приказ, не так ли?» — спросил Гучков, всё ещё пребывая в недоумении, но желая учуять запах скандала, о котором было известно Боткину.

 «Да, сейчас же», — ответил монах, указывая на письменный стол, после чего директор департамента полиции сел и написал приказ о переводе агента Островского в Японию. Распутин, сделав вид, что прочитал его, передал мне, чтобы я положил его в карман.

«А что теперь насчёт этого Боткина?» — спросил Гучков. «Как ты хочешь, чтобы я с ним поступил?»
— спросил он монаха.
«Так, как я скажу завтра», — ответил монах. «Я должен
время разработать какой-нибудь план - план, который будет секретным и не вызовет ни у кого подозрений
- Добавил он мрачно, со зловещей улыбкой.

Рано утром следующего дня я сопровождал его в Петергоф, где Императорский
Суд случайно оказался там. Анна Вырубова была далеко в Москве, но без задержки
он искал императрицы и оставался в ее будуар в течение целого часа, не
сомневаюсь, объясняя открытие запросы Коковцова в Берлине.

Я встретил самого премьер-министра в длинном коридоре, охраняемом «арабами»
 слугами, который вёл в личный кабинет императора. С ним был
Генерал Гучков, которого, очевидно, тоже вызвали на аудиенцию,
обсуждал с Коковцовым некоторые вопросы, касающиеся управления полицией.
Коковцов не подозревал ни о том, что узнал Распутин, ни о том, что Гучков
обещал действовать по его указанию против его доверенного агента Ивана Боткина.

 Они прогуливались по коридору, устланному мягким ковром, и любезно беседовали,
поскольку, очевидно, собирались вместе посовещаться с Его Величеством. Воистину,
дворцовый мир — это странная жизнь, полная интриг и двуличия,
лишённая морали, но честная в своих целях.
патриотизм. В нашей Святой Руси многие хорошие люди были отправлены на каторгу в сибирские лагеря за свою любовь к родной земле.

 Когда монах вернулся ко мне, он попросил у меня назначение от Островского, написанное прошлой ночью, которое я носил в кармане. Он сразу же отнёс его царю. В тот момент Его Величество был занят беседой с премьер-министром.
Гучков уже виделся с императором и, уладив свои дела, был отпущен.


Через пять минут Распутин вернулся с нацарапанным императором ответом.
подпись ещё не высохла, и в моём присутствии он передал её директору Департамента полиции.
Островского перевели в Японию, где он был бы в безопасности, даже если бы узнал что-то от Боткина.
Но какую судьбу Распутин уготовил последнему? Я знал, что ради Александры Фёдоровны и всей камарильи Боткин должен молчать.
Так было решено. Мне не терпелось узнать, что сказала императрица, когда монах открыл ей правду и указал на её опасность.

 Несомненно, её величество позаботится о том, чтобы это дело было замято. Я
Она прекрасно понимала, что, как только Коковцов получит доказательства,
в дело будут вовлечены слишком многие люди, и, возможно, дело дойдет до публичного суда. И она, и Распутин, без сомнения, понимали, что было бы неразумно
допускать ареста сотрудника Охранки, каким был Боткин, из-за страха перед скандалом, который вызовут публичные разоблачения. Столица
кишела немцами вроде Штюрмера и Фредерикса, предателями вроде
Протопопов и Сухомлинов, такие же люди, как Азеф, Герасимов и Курц, — в один прекрасный день стали закадычными друзьями министров и влиятельных дворян.
Следующим в крепость Петра и Павла был брошен Рогозин, подхалим
Раев, которого Распутин сделал прокурором Святейшего Синода, и
пьяница «святой» Митя Блаженный, которого в конце концов уволили, — спиритуалисты, шарлатаны и чудаки. На таком прекрасном обществе зиждился трон
Романовых! Стоит ли удивляться, что он уже шатался, готовясь к падению?

Я уехал из Петергофа с Распутиным около трёх часов дня и по возвращении на Полтавскую говорил по телефону с доктором Бадмаевым, опытным травником, который готовил
те самые секретные препараты, которыми мадам Вырубова регулярно пичкала маленького царевича, поддерживая его в постоянном болезненном состоянии и в такой форме, что он ставил в тупик самых известных врачей Европы.

Бадмаев, невысокий мужчина с хорьковыми глазами и татарскими чертами лица, пришёл и пообедал с нами, после чего Распутин подписал чек на двадцать восемь тысяч рублей — сумму, на которую «доктор» имел право по договору. Я прекрасно знал, что эта сумма была платой за его активное содействие в поставках определённых лекарств, которые монах, в свою очередь,
заявил, что сам владеет формулой. Лекарства, которые, по его словам, были секретом тибетских жрецов, он давал в небольших количествах своим ученицам. Они вызывали нечувствительность к физической боли. Лекарства были настолько вредными и опасными, что монах всегда предостерегал меня от них и сам никогда их не принимал.

После ужина, за которым они оба выпили много шампанского, монах и его друг отправились в театр варьете для низших слоёв общества.
Я же остался один до полуночи.

В результате я навестил нескольких друзей на Ивановской и вернулся в "
Распутин" примерно в четверть первого. Двадцать минут спустя он
вернулся в состоянии безнадежного опьянения; поэтому я не разговаривал
с ним до следующего утра.

Жизнерадостность этого парня была такова, что он встал еще до шести часов. В
семь он вышел и вернулся около девяти, когда позвал меня в свою берлогу.

«Фёдор, — сказал он, — я хочу, чтобы ты сегодня же отправился в Вильно и остановился в тамошнем отеле «Палас». Оставайся там, пока тебя не навестит наш друг по имени Хеккель».

"Кто такой Хекель?" - Спросил я, удивленный тем, что меня отправили в такое долгое
путешествие таким внезапным образом.

"Друг Хардта и я. Не проявляйте любопытства - только повинуйтесь. Когда
Позвонит Хеккель, пожалуйста, передайте ему это письмо", - и он протянул мне довольно
толстое письмо в фирменном конверте Имперского министерства иностранных дел
. "Геккель скажет вам, что он от "Отца
Грегори. Он высокий, светловолосый и довольно худощавый — немец, как вы могли догадаться по его имени. Ваш поезд отправляется сегодня в 14:40. Будьте осторожны с этим письмом и с тем, кому вы его тайно передадите. Хеккель, после
Найдя вас в отеле, он достанет английскую пятифунтовую банкноту и покажет её вам. Это будет его паспорт. Если он этого не сделает, не давайте ему письмо.
 В тот же день я отправился в Вильно на Варшавском экспрессе и после долгого путешествия среди бесконечных сосен и серебристых берёз наконец прибыл в указанный отель, где меня ждал мой гость. Он приехал на следующий день.
Светловолосый, стройный мужчина, в точности такой, каким его описывал Распутин. Очевидно, это был _агент-провокатор_ из Берлина. После того как официант проводил его в мою спальню, он тепло поприветствовал меня и спросил, не нужно ли мне что-нибудь
чтобы вручить ему.

 На это я уклончиво ответил, притворившись, что не понимаю, что он имеет в виду, на что он сказал по-немецки:

"Ах! Я забыл. Вы хотите сначала удостовериться, что я тот, за кого себя выдаю," — и со смехом достал из бумажника английскую пятифунтовую банкноту и показал мне.

В итоге я передал ему письмо из министерства, которое он положил в карман, не вскрывая. Затем он ушёл, а я той же ночью вернулся в Петроград.

Три дня спустя я узнал правду.

Иван Боткин, доверенный секретный агент премьер-министра Коковцова,
который 22-го числа выехал из Берлина в Петроград, был найден мёртвым в одном из спальных вагонов по прибытии поезда на пограничную станцию Вирбален. Его карманы и чемодан были вывернуты наизнанку, и было начато расследование. Хотя врачи разошлись во мнениях относительно точной причины смерти, было очевидно, что одно из блюд, которые он съел в вагоне-ресторане за час до этого, было отравлено.

Кроме того, с тех пор я установил ужасающий факт: таинственное письмо из министерства, которое я передал Хеккелю в Вильно, содержало
тайный яд! Что он был использован, чтобы удалить плохой Botkine, Распутин
потом мне признался. Таковы были методы камарильи
кто правит Россией!




ГЛАВА VI

РАСПУТИН В БЕРЛИНЕ


Действительно, Россия является страной, крови и слез под последней из
Романовых. Ее кредо и девизом было "эшафот и в Сибирь!"

Ни один человек не был в безопасности при режиме, которым управляли негодяи, и хуже всех был «Гришка», мой начальник.

 В распоряжение Министерства внутренних дел был передан неограниченный секретный фонд для нужд тайной полиции, и когда я говорю, что
Распутин контролировал это министерство так же, как и самого императора.
Нетрудно понять, что все лояльные россияне были «подозреваемыми», а доносы сыпались со всех сторон. Охранка вербовала своих агентов отовсюду.
Поэтому никто не мог быть уверен, что незнакомец, доносивший на Распутина и его друзей, не был _агентом-провокатором_.

За каждым мало-мальски значимым российским подданным и за каждым иностранным путешественником велась слежка.
Не из-за их нелояльности, а потому что Распутин и его клика, включая императрицу, боялись, что он узнает, как они
ежедневно предавали Россию и её царя.

 По приказу Распутина я много раз бывал в центральном бюро тайной полиции в поисках карточки какого-нибудь человека, вызвавшего недовольство монаха. В этих карточках и в соответствующих папках я обнаружил, что упомянутые лица обозначены не своими именами, а кодовыми, которые при необходимости можно было передать по телеграфу из одного города в другой. Таким образом, депутат Чхеидзе (с тех пор ставший
знаменитым) был зарегистрирован под именем «гостиная» (gostini), Ленин
(также с тех пор ставший знаменитым) — как «символ», Милюков — как «трава», а
предатель Сухомлинов был «глицерином».
Это были поистине ужасные дни в Святой Руси — дни, когда невинных
отправляли на смерть, а Распутин, религиозный мошенник, смеялся
и пил шампанское со своими высокопоставленными поклонниками,
которые даже в XX веке считали его божеством!

Я помню, как 16 мая 1914 года, когда на политическом горизонте не было ни облачка и никто не думал о войне, я сидел в галерее для посетителей в Думе.
Распутин отправил меня туда, чтобы я послушал дебаты и доложил ему.

 Лидер лейбористов Керенский, который впоследствии стал министром юстиции в
Временное правительство встало и с трибуны объявило о бесчестье полиции. Он не стал ходить вокруг да около. Он сказал:

"Самые отъявленные тюремщики времён Александра III. умели уважать в своих политических противниках человека, который думал иначе, и, когда они запирали его в крепости Шлюссельбург, они иногда приходили поболтать с ним. И некоторые из этих мучеников, этих людей,
борющихся за свободу, смогли вернуться к нам, овеянные славой
после двадцати лет каторжного труда. Но теперь сыновья этих
знаменитые тюремщики без колебаний хватают семнадцати- или восемнадцатилетних юношей и заставляют их медленно, но верно умирать от ударов дубинкой, от ударов палкой или от ожогов раскалённым железом.
 Разве мы не возвращаемся к тем временам, когда политических заключённых замуровывали заживо? И вы воображаете, господа, что можете претендовать на цивилизаторскую миссию европейской нации для этой страны!

Он говорил о человеке, которого я хорошо знал, об одном из самых зловещих людей во всей России, о человеке, который, как и Распутин и Штюрмер, принимал немецкое золото.
Этого человека звали Эвно Азеф, и, к сожалению, французское правительство наградило его орденом Почётного легиона.

 До переезда в Париж Азеф был близким другом Распутина и
Штюрмера. Он был преступником самого отъявленного толка, экспертом в криминале, хотя и был признанным агентом российской политической полиции. И всё же он был настолько умен как _агент-провокатор_, что ему действительно удалось
избраться директором Петроградской террористической организации и членом Центрального комитета Социалистической партии!

Однажды вечером в моём присутствии он, будучи навеселе, хвастался перед весёлым монахом
тем, что он сделал как революционер. Он организовал убийства
министра внутренних дел Плеве и великого князя Сергея.
 Именно он подготовил покушения на адмирала Дубасова, генерал-губернатора Гершельмана и на Николая II. Последнее
было совершено с ведома и согласия Распутина! Возможно, Александра Фёдоровна знала об этом. Кто знает? То, что она не была так предана «Никки», как притворялась, хорошо известно всем, кто бывал при императорском дворе в
время. К счастью, заговор провалился из-за обстоятельств, которые
Азеф не мог контролировать.

 Этот негодяй также участвовал в составлении планов военных мятежей в Москве, Выборге и Кронштадте, при этом он заранее знал о подготовке убийства генерала Сахарова и губернатора Богдановича в Уфе, а также о ряде других успешных террористических преступлений.

Я расскажу об одном из его преступлений, совершённых в сговоре с Распутиным, потому что
эта тайна долгое время не давала покоя лондонской полиции.

Утром 11 января 1909 года в лондонских газетах появилось сообщение о странном открытии.  За четыре дня до этого на вокзал Виктория прибыла молодая француженка, темноволосая и очень привлекательная.
Она взяла такси и поехала в небольшой, но весьма респектабельный частный отель неподалёку.  Там она назвалась мадемуазель Томас и сказала, что работает гувернанткой. На следующее утро за ней зашёл высокий худощавый молодой иностранец, и они вместе вышли из дома.
Она вернулась очень поздно, видимо, уставшая после долгой поездки на машине. На следующий день
она весь день не выходила из своей комнаты. На третий день к ней пришёл пожилой мужчина, и она вышла с ним, отсутствуя около двух часов.
Вернувшись, она сразу пошла в свою комнату, и больше о ней ничего не было слышно до следующего дня, когда в полдень горничная не смогла разбудить её стуком в дверь.
Была вызвана полиция, дверь взломали, и мадемуазель Томас была найдена мёртвой.
Она лежала на полу полностью одетая.

Согласно медицинским показаниям, представленным на дознании, хорошенькая французская гувернантка
была мертва уже целых восемнадцать часов. На ней или в её маленьком чемодане
Установить её личность не удалось. Эксперт-медик высказал мнение, что она приняла яд. Однако установить, какой именно яд был использован, не удалось. По всей видимости, это было самоубийство, поскольку на её одежде были намеренно стёрты ярлыки прачечной и названия производителей.

 Однако одна вещь была крайне загадочной. На мраморной столешнице умывальника в спальне полиция обнаружила нацарапанные слова, которые они не смогли расшифровать. Были приглашены эксперты, и они обнаружили, что надпись сделана на русском языке и состоит из следующих слов: «The
святой Старец - это...

Это ничего не дало лондонской полиции, которая, конечно, ничего не знала
кроме того, что "старец" в России - это "святой".

Поэтому эксперты Скотланд-Ярда были, после долгих пациента
расследование, вынуждено уволить его как одну из неразгаданных Лондон
загадки.

А теперь правду.

Однажды ночью, за год до этого, когда мы с Распутиным вернулись из
Царского Села, нас ждал щеголеватый мужчина с сотней псевдонимов и таким же количеством масок, пресловутый Азеф. Он тепло поприветствовал нас обоих, и, будучи близким другом Распутина, монах взял его с собой
в его уютной каморке, где они оставались запертыми более часа.
вдвоем.

Я был одним из немногих, кто знал тайну преступлений Азефа. Действительно, когда я
вошел в комнату, пока пара разговаривала, я услышал, как он спросил со смехом
:

"Что, если мы дадим ему попробовать галстук Столыпина, а?"

"Конечно, так было бы лучше всего, мой дорогой Эвно", - согласился монах. "Это в том случае, если
вы считаете, что обвинение может быть обоснованным".

"Поверьте мне", - засмеялся великий агент-провокатор. - Донос,
обнаружение бумаг... Кстати, у вас в сейфе хранятся документы Бухмана,
и их можно было бы использовать — арест, суд и удавка! Это было бы довольно просто, и он бы заткнулся.
"Он становится опасным," — прорычал Распутин. "То, что ты говоришь, — чистая правда."

Затем, повернувшись ко мне, он сказал:

«Фёдор, принеси те бумаги, которые Мануйлов принёс мне неделю назад, — те, что послужили основанием для ареста профессора Бухмана в Варшаве».
Я повиновался, прекрасно зная, что папка с компрометирующей перепиской с анархистской группой в Цюрихе была подделана секретарём «Штюрмера»
Мануйловым и что её нашли среди вещей профессора.

«Галстук Столыпина» — так Азеф игриво намекал на всегда готовые к использованию виселицы, на которые он, сговариваясь с Распутиным, Мануиловым, Герасимовым и другими, постоянно отправлял невинных людей.
 Воистину, Россия была странной страной ещё до начала войны.

Непосредственной целью деятельности Азефа в сочетании с деятельностью Распутина было
по указанию Германии расширение террористической деятельности и, таким образом,
создание проблем и волнений в империи.  С каждым новым успехом он получал от Берлина всё больше денег и в то же время укреплял свои привилегии
положение в рядах террористов, в то время как его ценность возросла в
глазах как министра внутренних дел, так и императора.
Революционная карьера негодяя и его полицейская карьера были неразделимы.
Сегодня он был террористом, завтра - полицейским чиновником, но, как и
Распутин, всегда был секретным агентом Германии!

Каким бы ужасным это ни казалось, Охрана, при попустительстве
Вильгельмштрассе, и с ведома императрицы — в этом нет никаких сомнений, поскольку существуют документальные подтверждения, — стала причиной
Самые высокопоставленные лица в России были убиты или повешены, чтобы доказать тем счастливчикам, которые выжили, насколько необходима была организация для их собственного выживания!

 Об интригах Гришки и Азефа можно было бы написать сотню драм.
 Некоторые из них были удивительными, но все они были позорными. Жизнь самого честного и благородного мужчины или женщины не была в безопасности, если на них указывала эта пара негодяев. Покушение на адмирала Дубасова, в котором участвовал граф
Коновницын встретил свою смерть; покушение на генерала Гершельмана, генерал-губернатора Москвы; убийство генерала Слепцова в Твери
вместе с полудюжиной других подобных убийств — всё это было делом рук
Азефа. Почему? Потому что и Азеф, и генерал Герасимов, глава тайной
полиции, были в руках Германии. Вильгельмштрассе хорошо платила, но
угрожала разоблачением, если тот или иной человек не будет устранён.
Поэтому Азеф, как один из главарей террористов, получал приказы через
Распутина и, подчиняясь, получал свои кровавые деньги.

Многие подлые преступления, которые Азеф, опираясь на преподобного, совершил на
Заказов в Германии никогда не будет известно. Сотни невинных людей были
арестован, и, когда полиция провела обыск в их домах самых компрометирующих
документы были найдены скрытыми--документы, в которых когда производится у них
никогда прежде не видел. Сотни мужчин и женщин были поспешно отправлены в Сибирь, а
сотни других были отправлены гнить в тюрьмы и крепости, в то время как на
десятках были надеты "галстуки Столыпина".

"Ах! "мой дорогой Григорий, - сказал Азеф, закурив новую папиросу,
"не будет никакой безопасности, пока рот этого человека не будет закрыт. Я вижу, что
вы согласны со мной".

"Вполне", - ответил монах, который, как я видел, был довольно взволнован из-за
кое-что, что сообщил ему полицейский шпион.

"Хорошо! Тогда я пойду дальше. Сегодня я предложил Совету
Делегаты трудящимся, что мы должны взорвать Центральное бюро
Охрана с Guerassimof в центре. Убийство Guerassimof
обратился к ним. Они ненавидят его, как вы знаете. Действительно, эти люди
с чувством юмора. Они думают, что я их друг, но каждый день полиция
регулярно, но незаметно арестовывает одного или двух членов организации, и они исчезают, никто не знает куда. У меня есть подозрения насчёт Менчикова из Охранного отделения
Москва. На днях я встретил его у княгини Каменской, и то, что он мне сказал, заставило меня задуматься. Он выдаёт себя за твоего друга, но я убеждён, что он твой враг.
 Бородатое лицо Распутина расплылось в той странной, язвительной улыбке, и он ответил:


"Я знаю Менчикова. Он безобиден. Единственный, кого мы можем опасаться, — это Бурцев.
Он слишком много знает об организации полиции и о деятельности наших провокаторов.
"Я согласен. Но он живёт в Париже, и поэтому охранка не может до него добраться. Если бы он только вернулся в Россию, то долго бы не гулял на свободе. Я вас уверяю."

«Он в Париже. Не могли бы мы отправить ему сообщение о том, что его дочь
Вера, которая в прошлом году вышла замуж за молодого Чернова, внезапно заболела,
и таким образом вызвать его в Вильно? Как только он окажется на территории России, его можно будет арестовать».
Азеф улыбнулся. «Наш друг Бутсеф слишком хорошо знает наши методы, чтобы попасться в такую ловушку. Он бы сразу понял, что за этим стою я».
Нет, нужно найти какой-то другой способ. Тем временем мы должны разобраться с
тем, о ком идёт речь. Мы договорились, что его нужно устранить любой ценой, верно?
"Именно. А потом мы должны устранить Бурефа."

Париж, Лозанна, Женева, Цюрих и Ницца кишели русскими секретными агентами, которые по приказу Азефа и Распутина неусыпно следили за всеми. Директорами внешней службы нашей политической полиции были Ратчковский в Париже и Ратаев в Лондоне.
Последний выдавал себя за русского журналиста и обычно проводил послеобеденное время за чашкой кофе в космополитичном кафе «Рояль» на Риджент-стрит.


Всё это я знал, и даже больше. Я знал, что Иван Мануйлов, который теперь был секретарём Штюрмера, начал свою прибыльную карьеру в качестве агента и
Он был правой рукой Ратковского в Париже. Но он плел интриги против своего начальника, и тогда его перевели в Рим. Об этом человеке и его подлых поступках я расскажу позже. Достаточно сказать, что император так сильно верил в него, что однажды подарил ему золотой портсигар с его инициалами, выложенными бриллиантами, «в знак своего уважения»!

Внимательно выслушав разговор двух негодяев, я наконец пришёл к выводу, что они замышляют что-то против какого-то таинственного человека по имени Кривошеин.


После того как парочка выпила бутылку шампанского, Азеф встал и, пошатываясь, направился к двери.
Грязная лапа его друга сказала:

"Я надеюсь, что к нашей встрече всё будет готово. Я бы пока не стал упоминать об этом при императрице."
"Конечно, не станешь," — заметил Распутин со своей хитрой ухмылкой.
"Она только забеспокоится, а она сейчас очень переживает из-за цесаревича. У него снова случился приступ."

Монах не упомянул о том, что причиной приступа стал один из секретных препаратов Бадмаева, который Анна Вырубова растворила в его молоке!


После ухода Азефа Распутин плюхнулся в кресло и, закурив сигарету, сказал мне:

"Ah, F;odor! Что за человек! Нет ничего, чего бы он не смог выполнить".

"Он очень смелый", - заметил я.

"Нет, это не смелость - это глубокая хитрость. За его спиной полиция.;
У меня Александра Федоровна - так что мы всегда побеждаем. Но, — добавил он с рычанием, — у нас есть враги, и с ними нужно разобраться — разобраться радикально. Я слышал, что в Петрограде снова разгораются скандалы из-за меня. Вы слышали об этом? — спросил он.

 «Сплетни ходят повсюду, и распространяются самые невероятные истории», — сказал я.

 «Ба! Пусть дураки говорят что хотят о Григории Распутине, — рассмеялся он.
«Это только делает его ещё популярнее. Однако пришло время совершить ещё несколько чудес для бедных, — задумчиво добавил он. — Давай устроим что-нибудь, Фёдор. Не забывай об этом».
 Чудеса были устроены две недели спустя. С помощью
хитроумного немецкого фокусника по имени Брокгауз из Риги, который вместе с другими помогал мнимому святому обманывать доверчивых крестьян, он притворился, что «исцеляет» ребёнка от хромоты, в то время как женщина-помощница Брокгауза, выдававшая себя за слепую крестьянку, обрела зрение.

Чудеса происходили в Лигово, деревне под Петроградом, и молва о том, что святой отец снова сжалился над людьми, распространялась со скоростью лесного пожара. Сотни мужчин и женщин теперь толпились вокруг него, чтобы поцеловать край его рваной рясы, и, когда он проходил по улицам, все крестились. Так Распутин сохранял благосклонность народа и самой императрицы.

 Однажды ночью он получил зашифрованную телеграмму, которую дал мне расшифровать.
Оно было отправлено из Парижа и гласило:

 «Встречаемся на Савиньиплац, 17, Шарлоттенбург. Не
 не удалось. Пожалуйста, сообщите А. [Александре Фёдоровне] и получите
инструкции. — ЭВНО.
 Распутин сразу же активизировался. Он отправился в Петергоф, где в тот момент находился двор, и выполнил желание Азефа. Он провёл пару часов с императрицей и госпожой Вырубовой, после чего вернулся ко мне, и мы отправились вечерним поездом обратно в столицу.

Той ночью он вызвал Штюрмера, с которым был его подхалим и бывший полицейский Мануйлов, и они посовещались.
На следующий день мы оба уехали из Петрограда в Берлин.

Нам не составило труда найти дом на Савиньиплац. Это был
довольно большой дом на углу Кантштрассе, и пожилая женщина,
которая открыла нам дверь, сразу же провела нас в уютную гостиную,
где нас встретила довольно высокая, темноволосая и утончённая
молодая леди, которая поприветствовала нас по-русски. Распутин
сказал мне, что её зовут мадемуазель Паула Керейха.

«Вы, должно быть, очень устали после долгого путешествия, отец», — сказала она, склонив голову и перекрестившись, пока монах бормотал над ней благословение.

«Нет, путешествовать между Петроградом и Берлином очень легко», — любезно ответил он, а затем представил меня.

Я видел, что она почему-то была недовольна моим присутствием. Она вопросительно взглянула на Распутина.

«О нет», — рассмеялся монах. «Я прекрасно понимаю, мадемуазель, вам не нужно бояться».
Затем, понизив голос до шёпота, он сказал: «Я прекрасно понимаю, что, живя здесь в качестве тайного агента охранки, вы должны соблюдать все меры предосторожности. »

Паула Керейха, которая, как я впоследствии выяснил, была второсортной эстрадной актрисой, иногда соглашавшейся на роли, чтобы отвлечь внимание от себя
Она улыбнулась и призналась, что ей приходится быть очень осторожной.


"Я боюсь не немцев," — сказала она. "Они хорошо меня знают на
Вильгельмштрассе, и мне никогда не мешают. Более того, они помогают мне, когда это необходимо. Нет. Это террористы причинили бы мне вред, если бы могли.
Здесь есть опасная группировка — как вы знаете.
 «Я хорошо знаю, — сказал монах, — что только на прошлой неделе Чаплин и Вилиев получили по заслугам благодаря вашим доносам. Они приехали в Россию из Берлина и были арестованы сразу же, как только пересекли границу».

«Нет, — возразила она. — Азеф был здесь. Это он подложил бумаги в их багаж, а затем телеграфировал в полицию в Вирбаллене. Насколько я могла судить, ни один из этих мужчин не представлял опасности, но наш друг Эвно считал иначе; поэтому он решил, что лучше убрать их с дороги».

Я видел, что молодая женщина испытывала некоторые угрызения совести из-за грязной работы, за которую она получала деньги от Министерства внутренних дел в Петрограде. И, конечно, её профессия была крайне опасной.

Судя по всему, никто не хотел, чтобы о приезде Распутина в Берлин стало известно
известно, потому что полная пожилая русская женщина показала нам наши комнаты, и
Я слышал, как красивая Паула осторожно разговаривала по телефону
.

"И ты позвонишь сегодня в половине десятого вечера, да?" Я услышал, как она спросила, и
вскоре она повесила трубку.

Мы поужинали вместе, и монах был очень любезен со своей таинственной хозяйкой.
Почти ровно в половине десятого дверь гостиной открылась, и вошёл довольно неопрятно одетый мужчина, в котором я сразу узнал графа фон Веделя, его неразлучного спутника
кайзера и номинального главы немецкой секретной службы. С ним был не кто иной, как министр иностранных дел Германии Кидерлен-Вехтер.
 Наши гости были двумя людьми, стоявшими за троном имперской Германии.
 Рядом с ними стоял человек с калейдоскопическим макияжем, великий Азеф.

 Эта встреча была поистине драматичной. Распутин, получавший взятки со всех сторон: от российских чиновников, желавших продвижения по службе, и от немцев, желавших предать Россию в руки Вильгельмштрассе, — сидел в тот вечер в элегантной маленькой комнате и слушал разговор.
вся хитрость и коварство русского мужика. Он почти ничего не говорил,
а сидел, положив руки на колени, и его глубоко посаженные огненные глаза
скользили по сторонам, а большой крест, украшенный драгоценными камнями,
сверкал в электрическом свете элегантной, со вкусом обставленной маленькой
комнаты хорошенькой Паулы.

 Фон Ведель, несмотря на свой неопрятный вид, был главным рассказчиком.
Кидерлен-Вехтер, который так ловко управлял немецкой дипломатией на Ближнем Востоке, был отозван в Берлин и поставлен во главе двойственной политики Германии в отношении держав.
 Он, казалось, многое узнал о двуличности кайзера.

  «Я могу сказать вам откровенно, отец, что император Вильгельм недоволен, — упрекающим тоном сказал фон  Ведель Распутину.  — Только благодаря тузу все наши договоренности с вашей императрицей и с вами как с нашим агентом были отменены на Даунинг-стрит.  И это произошло из-за действий нашего друга, месье Азефа. Но мы ещё не в безопасности. Я говорю тебе это совершенно откровенно.
Хоть ты и хороший слуга, твоя привычка принимать наркотики опасна. Ты слишком много хвастаешься! Если ты хочешь добиться успеха, тебе
должен проявить крайнее смирение в сочетании с бедностью. Будь
вторым святым Франциском Ассизским, - с юмором добавил граф. "Ты можешь играть
любую роль. Подражай настоящему святому".

"Конечно, это не по моей вине, что какой-то секрет просочился наружу", - запротестовал монах.
"Но это так", - сурово заявил граф. - "Не по моей вине просочился какой-то секрет".

"Но это так". «Я здесь сегодня по приказу императора, чтобы передать вам его слова.
Хотя он и ценит все ваши усилия, он не одобряет ваше пьянство и хвастливый язык».
 «Я не хвастаюсь!» — заявил монах.  «Вы привели меня сюда, чтобы
Берлин, чтобы сделать мне выговор? Если так, я немедленно вернусь.
И он высокомерно поднялся со стула, благочестиво скрестив руки на груди, как делал, когда был особенно зол.

Фон Ведель понял, что зашёл слишком далеко.

"Дело не в выговоре, а в предосторожности," — быстро сказал он.
«К счастью, правда была скрыта, хотя некий агент с Даунинг -стрит — человек, известный под прозвищем "Мак" — почти докопался до всех фактов. К счастью для всех нас, он этого не сделал. Но его подозрения, как и подозрения Кривошина, усилились».

«Разве нельзя подавить этого человека Мака — англичанина, как я полагаю? — спросил Распутин. — Если он в России, я могу раздавить его, как муху на оконном стекле».
«Ах! но его нет в России, — ответил граф. — Он очень неуловимый человек и каждый раз нас обманывает». "Мак-шпион", как его называют в Уайтхолле,
первый секретный агент в Европе - следующий, конечно, после
нашего дорогого Штайнхауэра ".

"Я не согласен", - прервал министр иностранных дел. "Человек, Мак
чудесно. Недавно он был в Константинополе и Бухаресте, и он
узнал секреты нашего посольства и дипломатической миссии, которые, как я полагал, были
 Он даже раздобыл наш дипломатический телеграфный код через неделю после того, как его изменили. Нет, английский Мак — самый проницательный секретный агент в
 Европе, можете не сомневаться!

 Паула Керейха сидела и слушала разговор, но не делала никаких
замечаний. Я заметил, что Азефу было очень неловко в её присутствии, и
вскоре он отправил её из комнаты, чтобы она позвонила по телефону. Как только она вышла, он воскликнул низким голосом:

«Жаль, что мы заговорили об этом при Пауле! Она слишком много знает. Однажды, когда ей это будет удобно, она может рассказать что-нибудь неприятное о нас».

«Но вы же договорились встретиться здесь, у неё дома!» — возразил Кидерлен-Вехтер.


 «Конечно, потому что это самое безопасное место для встречи, но я не знал, что мы будем свободно обсуждать дела в её присутствии».
 «Значит, вы не доверяете этой женщине?» — заметил Распутин.  «Вы похожи на меня, я никогда не доверяю женщинам», — и он ухмыльнулся. "Не прервать ли нам наш
разговор, когда она вернется?"

Азеф на несколько мгновений задумался.

"Нет", - сказал он. "Она знает большинство подробностей этого дела. Нет никаких
причин, по которым она не должна знать остального. Кроме того, я могу потребовать от нее
помощи мне."

В ходе последовавшей дискуссии я узнал, что Распутин и Азеф
решили, с попустительства и по наущению Министерства иностранных дел
Германии, убить некоего известного британского члена парламента,
который был в России и через британского секретного агента Мака
узнал о предательстве России в пользу Вильгельмштрассе. Считалось, что этот англичанин, которого Распутин прозвал «Кривошейным», чтобы не раскрывать его личность в переписке, представит британскому правительству определённые факты, чтобы
в ущерб планам прогерманской партии в России.

 Я так и не смог выяснить, кто был тот несчастный депутат, которого Азеф и Распутин выбрали своей жертвой. Несомненно,
Паула знала, кто такой «Кривошей». И было очевидно, что и фон
Ведель, и министр иностранных дел Германии были в курсе заговора.

Судя по всему, императрицу проинформировали об опасности и о том, какие шаги предпринимают заговорщики. Действительно, Распутин заявил:

"Александра Фёдоровна очень беспокоится о будущем. Она была
ожесточённая ссора с Николаем из-за его отказа уволить
Шегловитова."

"Он должен быть уволен," — заявил фон Ведель. "На этом настаивает император Вильгельм. С каждым часом, проведённым на посту, он становится всё опаснее."

"Я уже провоцирую разногласия в Думе," — ответил монах.
«Если он не падёт из-за них, то уйдёт сам, потому что он не марионетка, загипнотизированная желаниями Царского Села, как многие из наших министров. Царь, который в наши дни так быстро обижается, предпочитает подхалимов министрам, чья личность слишком заметна. Кроме того, у нас есть
Женщина [императрица] всегда на нашей стороне. Нет, час Шегловитова настал.
Встреча длилась почти три часа, пока наконец Азеф и два
немецких чиновника не ушли, а Распутин не отправился в свою комнату, где выпил полбутылки бренди. Тем временем я сидел и болтал с мадемуазель Паулой, пока не пришло время ложиться спать.


На следующий день, получив сообщение по телефону, я отправился с Распутиным
В Париже мы остановились в Гранд-отеле, и на следующий день после нашего приезда нас навестил Азеф.
Если бы он был одет иначе, я бы точно не узнал его на улице.  Эти два негодяя
Они удалились в комнату Распутина, где пробыли полчаса, а затем мы все трое вышли на залитый солнцем бульвар.

"Ему пора уходить," — заметил печально известный шпион монаху, который, кстати, был одет в обычный твидовый костюм и мягкую фетровую шляпу.
"Давайте посидим здесь — в «Гран-кафе»."

В итоге мы сели за один из маленьких столиков на
_террасе_ и заказали «боксы».

Вскоре, пока мы наблюдали за потоком прохожих, Азеф поднял
газету, которую якобы читал, чтобы скрыть лицо, и прошептал:

«Вот он! Это наш друг Кривошеин!»
Я посмотрел и увидел хорошо одетого, спокойного на вид английского джентльмена, который шёл вместе с женой, явно отправившейся за покупками. Он и не подозревал, что за ним наблюдают два самых злобных человека в Европе.

"Он уезжает сегодня вечером, когда вернётся в Лондон," — заметил Азеф, когда через пять минут мы встали и вернулись в отель.

В тот же день Распутин, который заявил, что у него сильно болит голова,
послал меня в английскую аптеку на авеню де л’Опера за бутылкой аспирина.
 Я был довольно удивлён, ведь он никогда не принимал лекарства.
Когда я дала ему маленькую бутылочку, он вытащил ватную пробку и достал оттуда
обложку, которую положил на свой туалетный столик, а затем
вернул пробку на место.

Около шести часов нам доложили о приходе дамы, и когда её провели в нашу
гостиную, я, к своему удивлению, увидела, что это Паула Керейха.

Распутин был на прогулке с Азефом, поэтому Паула заявила, что подождёт их возвращения.

«Я остановилась в отеле «Шатем» и завтра должна уехать в Лондон, — сказала она мне. — Кривошеин уехал из «Шатема» со своей женой, и я должна последовать за ним».

"Отец и Азеф поехали в Чатам", - сказал я. "Они".
очевидно, надеются найти вас там".

"Ах! Тогда я вернусь и посмотрю, там ли они, - сказала она и,
поднявшись, ушла.

Больше я ее не видел. На следующий день она отправилась в Лондон, следуя указаниям Азефа.
Как французская гувернантка, она сняла номер в тихом отеле рядом с вокзалом Виктория — тот самый номер, в котором её впоследствии нашли мёртвой.


В то время я ничего не знал об этой трагедии, но позже узнал о ней из уст самого Распутина, когда он был в одном из своих пьяных хвастливых настроений.
как он подложил в пузырёк с аспирином один из секретных ядов Бадмаева, сделанный так, чтобы он был неотличим от других таблеток. Вместе с Азефом он специально отправился в отель «Шатем», чтобы
достать из её сумочки пузырёк с аспирином, который она накануне купила в той же аптеке на авеню Опера, и заменить его на пузырёк с роковой дозой.

Последнее она проглотила по незнанию из-за головной боли. Смерть наступила через несколько секунд, а вскрытие ничего не выявило.

«Ах! мой дорогой Фёдор, эта девушка слишком много знала! Кроме того, мы выяснили, что, хотя наш друг Азеф и отправил её помочь двум нашим друзьям внезапно положить конец карьере 'Кривошеина'с, на самом деле она предупредила его, и он сбежал в Америку, чтобы избежать встречи с нами!»




ГЛАВА VII

СКАНДАЛ И ШАНТАЖ


По мере того как росла власть монаха Распутина, улучшалось и моё положение в обществе.
Я стал доверенным секретарём «святого» и, следовательно, тем, к кому он прислушивался.
Я подружился с половиной петроградского дворянства.

Благочестивый обманщик заявил истинно верующим: «Если вы не послушаетесь меня, то
Бог покинет вас».

Он вёл свободную и открытую жизнь, полную бесстыдного разврата,
массового шантажа и политических интриг, и удивительно, как его власть стала такой безграничной. Тем, кто не верил в его учение или в его божественность, он просто злобно улыбался и говорил: «Если вы не выполните мою волю, вас накажут мои друзья».
Такого предупреждения было достаточно. Все знали, что в 1912 году власть Распутина была больше, чем власть самого царя Николая. День
День за днём в дом на Гороховой, куда мы теперь переехали, приходили амбициозные люди, все они добивались министерских и церковных должностей, которые он для них получал по установленным им самим ценам.
Самые высокопоставленные люди в стране преклонялись перед этим негодяем, а любого, кто осмеливался унизить его или попытаться помешать его коварным планам, тут же увольняли. Через мадам Вырубову, которая получала свою долю от
расхищений и действовала от имени императрицы, Распутин правил как царь, а император лишь подписывал документы, которые ему приносили.

Таким образом, Россия была вынуждена наблюдать за регулярным чередованием чиновников, которых назначал «божий человек» в соответствии с полученными ценностями. Даже
Горемыкин был вынужден склониться перед мистическим шарлатаном. Распутин в течение пяти лет назначал и увольнял всех епископов, и горе было тому, кто пытался вмешаться в его власть.

Архиепископ Феофан, терзаемый угрызениями совести за то, что протянул руку помощи
негодяю, попытался свергнуть его, публично осудив его злодеяния, в то время как епископ Гермоген, знавший о прошлом монаха,
попытался раскрыть его. В одно мгновение на них обрушилась месть Распутина.
Феофана отправили в Тадрис, а Гермогена заточили в монастыре.
Полиция преследовала Элидора, и он был вынужден искать убежища за границей;
а человек по имени Гриневич, который тоже давно знал Распутина,
Однажды вечером монах пригласил Покровского на ужин, а на следующее утро Покровский был найден мёртвым в своей постели.
Другой человек был арестован полицией по ложному обвинению в заговоре и отправлен в тюрьму на десять лет, хотя был совершенно невиновен.

 Дерзкая наглость Распутина не знала границ.  Теперь, когда он стал
Обладая властью, стоящей за троном, он заставлял всех преклоняться перед ним, как образованных людей, так и крестьян.  Входя в дом, будь то княжеский или крестьянский, он неизменно целовал молодых и красивых женщин, а к тем, кто был старше, поворачивался спиной и отказывался даже разговаривать с ними.

  Наш новый дом был больше и роскошнее старого. Но в кабинете у него также был фальшивый телефон, который «святые» притворялись, что это частная линия, ведущая во дворец в Царском Селе!  Дом был полностью обставлен за счёт императрицы ценными предметами
Восточные ковры, изысканная мебель, шелковые портьеры, красивые картины, портреты их величеств с автографами и, конечно же, иконы всех видов и размеров, чтобы впечатлить благочестивых людей.


Пример наглости этого мошенника произошел на Пасху в 1912 году.
Мы завтракали с сестрой мадам Вырубовой в ее доме недалеко от Невского проспекта. С нами были Борис Штюрмер и два младших придворных чина,
и мы ждали прихода любимой фрейлины царицы.


Наконец она приехала из Царского Села с подарком для Гришки,
который весело вручила ему со словами:

"Императрица сделала это для тебя своими руками. Она потратила часть
прошлой ночи на то, чтобы закончить его для тебя, чтобы ты получил его в качестве
Пасхального подарка".

"Святой" перерезал шнурок и достал синий шелковый сюртук из тех, что он сам
имел обыкновение носить в русском стиле поверх свободных брюк
и высоких лакированных сапог.

- Аликс хочет, чтобы вы надели его сегодня, - продолжала мадам Вырубова, - после того, как вы
примете Святое Причастие.

Распутин с разочарованным видом бросил его вместе с бумагой на пол,
и сказал:

"А теперь давайте позавтракаем", и быстро начал есть пальцами,
как он всегда делал, чтобы продемонстрировать своё презрение к более утончённым манерам окружающих.


Через несколько недель после этого инцидента произошло дело Ганскау, которое было крайне постыдным и которое очень тщательно замалчивалось.
Хотя в Петрограде ходило много слухов на этот счёт, я впервые могу изложить все поразительные факты.

Распутину, уставшему от своих похотливых утех, также наскучили те, кто обращался к нему за помощью в денежных вопросах.
соображение. Поэтому он окружил себя троицей опытных
мошенников. Они состояли из некоего предприимчивого принца по имени
Горянов, человек по имени Стрипчеф, который был его компаньоном в его
первые дни конокрадства в его родном Покровске, и печально известная женщина
по фамилии Саблер. Эти драгоценные личности составляли своего рода телохранителей, и
они сначала беседовали с любым просителем, устанавливали сумму подарка
предлагали "святому человеку" воспользоваться своим влиянием и выполняли
"сделку".

Если богатый человек желал получить правительственное назначение; если заместитель министра
Если кто-то хотел получить портфолио; если жена хотела, чтобы её муж продвинулся по службе или получил должность при дворе; если отец хотел найти выгодную работу для своего расточительного сына; или если богатый человек, за которым следила полиция из-за совершённого им преступления, хотел выйти сухим из воды, то они обращались к элегантному князю Горианову в его дом на Захарьевской. Этот человек, которого европейская полиция
знает как мошенника с континента, быстро оценит
средства заявителя и выжмет из него все до последнего рубля, прежде чем передать дело ведущему чернокнижников.

Однажды, когда я сидела наедине за обедом с Распутиным, позвонил принц и
усаживаясь за стол, бесцеремонно заявил:

"Я очень хорошо провернул дело этим утром, моя дорогая
Грегори. Вы, наверное, слышали о Ганскове из Твери.

"Великий банкир, да?"

"Тот самый. Он один из богатейших людей в России. Ему что-то нужно, и он может себе это позволить, хотя в последнее время он стал очень скупым.
"Что ему нужно?" — прорычал монах.

Негодяй, носивший титул принца, скорчил гримасу и сказал:

"Он хочет внести предложение. Он отказывается говорить мне, в чём оно заключается."
есть - за исключением того, что это очень срочно и не терпит отлагательств. Я сказал ему, что ему
придется заплатить пять тысяч рублей, если он пожелает пройти
собеседование - и он заплатил. Вот деньги! И он вытащил из своего
кармана пачку банкнот.

"Но, мой дорогой Питер, - воскликнул благочестивый мошенник, - у меня нет времени на
торговлю с этими людьми. Я не могу его видеть".

«Послушай моего совета, Грегори, и выслушай, что он скажет», — ответил авантюрист, который всю жизнь полагался на свой ум в Лондоне, Париже и Риме — и неплохо жил. «Если я не ошибаюсь, он расскажет тебе о
странная вещь, и если вы изложите это письменно - письменно,
помните, - это письмо будет стоить очень большую сумму денег в ближайшем будущем
. Как я уже сказал, ему что-то срочно нужно, и его нужно заставить
заплатить.

"Очень хорошо", - неохотно ответил Распутин. "Я увижусь с ним - в четыре
часа пополудни. Фёдор, — добавил он, поворачиваясь ко мне, — запиши, что я вижу этого банкира.
Ровно в четыре часа подъехала красивая машина, из неё вышел дородный, разодетый в пух и прах,
полностью бородатый мужчина, которого проводили в комнату, где я ждал его вместе с князем.

«Ах!» — воскликнул последний, тепло приветствуя его. «Вы получили моё сообщение по телефону. С большим трудом я уговорил святого отца встретиться с вами. Он должен был приехать в Царское Село, но только что позвонил императрице и сказал, что задерживается. И эта задержка нужна для того, чтобы вы могли его выслушать».

«Я уверен, что вы очень мне благодарны, князь», — заявил банкир, который выглядел очень бледным и взволнованным. О его богатстве ходили легенды в России и даже в банковских кругах Парижа и Лондона. Его брат был одним из секретарей российского посольства в Париже.

После того как банкир снял своё лёгкое пальто, я с подобающей торжественностью провёл его к монаху.

 Когда Ганскау поклонился таинственному влиятельному человеку, стоявшему за императорским троном, я заметил быстрый, пытливый взгляд Распутина, устремлённый на него.  Затем я повернулся, закрыл дверь и оставил их наедине.
Я вернулся туда, где меня ждал князь. Горианов был умным и беспринципным негодяем с изысканными манерами и весьма убедительной речью. Именно по этой причине его нанял святой отец.

 Он откинулся на спинку мягкого кресла и лениво курил в ожидании
При появлении своей жертвы он весело рассмеялся и прошептал мне, что богач из Твери, «если с ним правильно обращаться», окажется золотой жилой.

"Послушай, Фёдор, убеди отца получить от банкира что-нибудь компрометирующее в письменном виде. Я знаю, что он в затруднительном положении и, чтобы спасти себя, готов на любую глупость."

"Мужчины, которые загнали в угол редко паузу, чтобы думать," заметил я.

"Если полиция на них, как я знаю, они в этом деле, то нет
предоставляется времени для размышлений".

По поведению принца я понял, что он был уверен в том, что добьется больших успехов
прибыль. Великий Ганскау, русский Ротшильд, нуждался в помощи Григория, и Григорий был готов помочь ему — за определённую цену. Пока мы разговаривали
мадам Вырубова позвонила и спросила, уехал ли Распутин в
Царское Село.

Я ответил отрицательно, и она сказала: «Скажи ему, чтобы не приходил сегодня вечером. Император поссорился с Аликс, и для него будет лучше, если он не будет присутствовать. Мальчику [имеется в виду маленький царевич] ночью станет плохо, и тогда он сможет прийти завтра и вылечить его.
Я понял. Женщина Вырубова, которой так доверяла царица, была права.
чтобы ввести бедному мальчику-инвалиду ещё одну дозу этого губительного лекарства — лекарства, которое вызывало частичный паралич в сочетании с симптомами, ставившими в тупик каждого врача, который его осматривал.

 Лишь спустя почти полчаса Распутин открыл дверь своей комнаты, благочестиво перекрестился, положил руки на грудь и отпустил просителя.

"Твоё желание будет исполнено," — сказал он на прощание. «Но вы должны
указать причину, по которой вам нужна моя помощь. Я всегда настаиваю на этом в любом случае».

«Но... ну, признаваться нехорошо», — заявил отчаявшийся мужчина, остановившись на пороге комнаты.


 «Наверное, нет. Но ты же признаёшься мне, и, конечно же, ты можешь доверить мне, слуге Небес, свою тайну? Если нет, пожалуйста, не полагайся на
 Григория Распутина», — добавил он с гордостью.

 На секунду жертва растерялась. Затем он сказал низким, твёрдым голосом: «Я сделаю так, как ты хочешь, прекрасно понимая, что ты сохранишь правду в тайне».
Распутин, всё ещё скрестив руки на груди, чопорно поклонился, и банкир, заметив нас в конце коридора, направился к нам.

Как только он вышел из дома, Распутин позвал нас и, плюхнувшись в кресло,
пришёл в неописуемый восторг.

"Ну, Пётр, ты и впрямь очень умный! — заявил он. "Где ты находишь таких людей, я не знаю. Ты сказал, что провернул хорошее дельце, но я тебе не поверил. Однако теперь я вижу, что миллионы рублей банкира полностью в нашем распоряжении. Мы должны быть дипломатичны.
Вот и все!

"Зачем ему нужно ваше влияние?" - спросил принц.

"Чтобы выпутаться из очень опасного положения. В любой момент
его могут арестовать за убийство!"

«За убийство!» — эхом повторил Горианов. «Виновен ли он в убийстве?»
 «Да. Он исповедался мне как духовнику. Теперь он пообещал изложить своё признание на бумаге».

 В одно мгновение я понял, что задумал Распутин. С помощью письменного признания он сможет через своего друга-князя вымогать деньги без ограничений.

- Чего он боится? - нетерпеливо спросил принц.

"Об аресте за убийство молодой француженки Элизы Аллейн, которая
пела в the Bouffes в Москве", - ответил Распутин. "Он только что
Он рассказал мне, как три месяца назад совершил преступление, чтобы избавиться от неё, и сбежал в Брюссель, полагая, что полиция никогда не сможет доказать его вину. Однако три дня назад, вернувшись в Тверь, он узнал, что полиция ведёт активное расследование, обнаружив в одном из чемоданов погибшей девушки, оставленных в камере хранения на вокзале в Варшаве, его письма. Действительно, к нему
заходил начальник полиции Твери, который подробно его допросил.
"Ах! Значит, его могут арестовать в любой момент — да?"

"Это то, чего он ожидает", - сказал монах. "Он пошел в свою гостиницу
написать признание и вернется сюда через час с банковским чеком
на сто тысяч рублей".

"Разве я не говорил, что у меня было хорошее дело, Грегори?" - спросил
его друг.

"Да, и позже это окажется еще более выгодным делом - вот увидишь".

По приказу Распутина я отправился к Малиновскому, помощнику начальника
полиции, который по просьбе монаха позвонил в Тверь, чтобы узнать, какие
подозрения есть в отношении банкира Ганскау. Когда Малиновский
Вернувшись туда, где я сидел, он сказал мне, что ответ начальника полиции Твери был таков: нет никаких сомнений в том, что Ганский виновен в жестоком убийстве, совершённом при самых загадочных обстоятельствах. Жена банкира, с которой он жил в очень неприязненных отношениях, нашла письмо от девушки Элизы и из мести передала его полиции. Это привело их к ящику в Варшаве,
в котором лежали другие письма, в одном из которых ей запрещалось приезжать в Россию,
а в случае неповиновения ей угрожали расправой.

Я сразу же вернулся в Гороховую, где монах и князь сидели
с бутылкой шампанского между ними, и передал им записку.

 Через четверть часа банкир вернулся в возбуждённом состоянии, и его провели
к Распутину, который принял его наедине. Они пробыли вместе около десяти минут, а затем жертва ушла.

Тут же к нам подошёл монах, размахивая в одной руке признанием Ганского в
вине, а в другой — чеком на сто тысяч рублей, выписанным на Азовско-Донской
банк.

"Полагаю, нам лучше сделать вид, что мы что-то делаем, — а, Пётр?" — спросил монах со зловещей ухмылкой.

«Конечно», — последовал ответ.

 Затем я сел и под диктовку «святого человека» написал министру внутренних дел следующее:

 «Николаю Ганскому, банкиру из Твери, предъявлено обвинение в убийстве.  Я хочу видеть все документы, касающиеся этого преступления. Необходимо отдать приказ
 не арестовывать убийцу в течение одного месяца, и чтобы
 меня должным образом уведомили, прежде чем будут предприняты какие-либо действия ".

На этом монах нацарапал свою неграмотную подпись.

С этого момента несчастный банкир безвозвратно оказался в руках Распутина
и я видел многое из того, что он с ним делал. Делая вид, что уходит
Он обсудил всё со своим другом князем Гориановым и отказался снова встречаться с виновным. Тем временем князь, которого я сопровождал в качестве секретаря монаха, через три недели после первой сделки отправился в Тверь, и мы тайно встретились с жертвой. Горианов сказал ему, что, хотя монаху удалось предотвратить его арест, полиция не удовлетворена и на неё оказывает давление один из его высокопоставленных врагов.

 Это, конечно, сильно встревожило его.

 «К сожалению, всё из-за твоей жены!» — заметил принц. «Это
Жаль, что вы с ней не помирились. Это она отнесла одно из писем девушки в полицию.
Банкир вздрогнул, как от удара током.

"Моя жена!" — ахнул он. "Это её рук дело?"

"Совершенно верно," — хладнокровно ответил князь. "Фёдор это знает. Он узнал об этом от самого начальника полиции этого города.
Я подтвердил слова своего спутника, а банкир, на бледном лице которого были написаны ужас и отчаяние, стоял и смотрел на меня, как человек, увидевший перед собой смерть.

"Моя жена ушла от меня две недели назад!" — пролепетал он. "Вот почему. Она
Я ожидал, что меня арестуют. Что я могу сделать? Как вы можете мне помочь? Кто этот враг в высоких кругах, который так настаивает на моём аресте?
 «Только святой отец знает, а я нет, — очень серьёзно ответил принц. —
 Это кто-то при дворе — кто-то, кто является его другом и в разговоре упомянул об этом». Я сожалею об этом, но я
могу также сообщить вам, что ваш арест неизбежен ".

"Но что я могу сделать, чтобы избежать скандала?" - в отчаянии воскликнул убийца.

"Ну ... единственный способ - это умилостивить своего неизвестного врага", - вкрадчиво ответил
принц.

«Я дал отцу сто тысяч рублей», — заметил он.

 «Верно; и...»Отец использовал своё влияние, чтобы расследование было прекращено. Он не знал, что у вас есть такой заклятый и безжалостный враг в высших кругах двора.
— Я тоже не знал. Интересно, кто бы это мог быть — разве что Боядко, с которым у меня когда-то были финансовые разногласия, из-за которых мы поссорились.
На самом деле неизвестный враг существовал только в богатом воображении Распутина.

 «Что ж, как я уже сказал, отец может найти способ умилостивить его — если плата будет щедрой», — сказал Горианофф.  «Я предлагаю вам вернуться
Он с готовностью последовал совету авантюриста. Во время поездки банкир
нервничал, опасаясь, что в любой момент полиция может схватить его. На каждой станции при виде серой униформы он задерживал дыхание. Таким образом, воздействие на его нервы было частью игры князя, поскольку он прекрасно знал, что чем больше Ганскоу будет бояться, тем больше денег он будет готов заплатить.


Вернувшись в Петроград, он умолял Распутина принять его, и монах согласился.
после двух отказов под предлогом, что он слишком занят, наконец согласился.


 Результатом этой встречи стало то, что Николай Ганский выложил ещё сто тысяч рублей на подкуп врага, которого не существовало!


 После ухода банкира Распутин, с удовлетворением держа в своей грязной лапе чек на эту сумму, продиктовал мне ещё одно письмо, адресованное министру внутренних дел, в котором говорилось:

 «Его Величество Император, будучи полностью осведомлённым об обвинении в убийстве, выдвинутом против Николая Ганского из Твери, приказывает, чтобы...»
 Монах должным образом подписал документ, и через час я передал его в министерство.

Такие приказы Распутин часто отдавал от имени Его Величества, который, даже если и знал о них, никогда их не оспаривал.

Однако на этом дело не закончилось, и двенадцать месяцев спустя Ганскау, который вышел сухим из воды, поселился на авеню
В Париже, где он вел весьма разгульный образ жизни, Вильерса неожиданно навестил князь Горианов, который сделал вид, что он
разорвал дружбу с Распутиным, намекнув, что, поскольку у монаха есть письменное признание в его преступлении, возможно, стоит заполучить его и уничтожить.

 Ганскоу сразу же поддержал это предложение и поблагодарил князя за его любезное вмешательство.

 Затем князь сделал замечание, которое само по себе показало, насколько искушенным шантажистом он был.

«Видите ли, поскольку девушка по имени Элиза была гражданкой Франции, если французская полиция когда-нибудь докопается до истины, вам придётся очень плохо», — заявил он.

 Лицо банкира побледнело как полотно.

"Я никогда не думал об этом!" - выдохнул он. "Да, я должен сделать признание в
все опасности", - крикнул он.

"Я готов помогать вам", - сказал негодяй хладнокровно. "Конечно
получить это от такого человека, как Распутин представляет много трудностей. Он
с ним не расстаюсь добровольно".

"Тогда как мы должны сделать это?"

«Должно быть, его украли».
Банкир несколько мгновений молчал.

"Видите ли, — продолжил принц, — никогда не знаешь, в чьи руки может попасть та коллекция признаний, которую отец выбил из виновных."

«И вы думаете, что сможете достать его для меня?» — спросил банкир.

 «Я по-прежнему дружу со многими из друзей Распутина.  Это всего лишь вопрос оплаты — ещё сто тысяч рублей, и, конечно же, оно того стоит».

Банкир, понимая, что ему грозит большая опасность, если Распутин или его посетитель обратятся против него, в конце концов согласился.
Перед тем как Горианов ушёл, у него в кармане был чек на указанную сумму, выписанный на Cr;dit Lyonnais.
 Сначала убийца поставил условие, что признание будет передано ему до выплаты, но князь указал на то, что признание может быть передано и после выплаты.
Выяснилось, что деньги нужны для подкупа и их нужно будет заплатить до того, как из сейфа Распутина будет извлечено признание.


Излишне говорить, что банкир так и не получил обратно своё письменное признание в преступлении.
Его мучила совесть, он ежечасно боялся ареста и смертной казни, и год спустя он застрелился в отеле в Плимуте.

Ещё одним примером жадности и беспринципности монаха стало дело Виоля.


Месье Феликс Виоль, француз, ставший натурализованным гражданином России,
и который занимался оптовой торговлей мехами на Невском проспекте в
Петрограде, имел очень хорошенькую молодую жену. Однажды на одном из еженедельных собраний сестёр-последовательниц мадам
Вырубова привела эту молодую женщину, которая выразила желание присоединиться к культу Распутина. На этом собрании присутствовало около тридцати других женщин,
в основном молодых и привлекательных, и почти все они принадлежали к высшему обществу
Петроград. Самой младшей из присутствующих было около семнадцати, она была дочерью некой графини, одной из самых преданных поклонниц Распутина.

После того как мадам Виоль посвятили в тайны эротической секты, вся компания села пить чай. Одна из дам сделала фотографию, на которой мадам Виоль сидела рядом с «святым отцом».
С того дня Распутин стал проявлять большой интерес к жене меховщика. Он познакомил её с Анной Вырубовой, которая представила её императрице. Таким образом, из жены торговца Ольга Виоль в течение двух недель превратилась в члена порочного придворного кружка, который вращался вокруг Александры Фёдоровны и быстро плел заговор с целью предать Россию в руки немцев.

Мадам Виоль ничего не рассказывала мужу о своём продвижении по социальной лестнице.
Меховщик вёл крупный бизнес и был состоятельным человеком, которому нравилось, когда его жена хорошо одета. Поэтому она могла выглядеть элегантно при дворе.
Она объясняла свои отлучки тем, что часто навещала замужнюю сестру, жившую примерно в двадцати милях от Петрограда.

Под злым гипнотическим влиянием Распутина умная маленькая женщина, которая часто бывала у нас дома и с которой я иногда встречался во дворце, быстро превратилась из верной жены торговца в легкомысленную
любящая удовольствия и интриганка, возможно, даже более порочная, чем остальные.
На самом деле именно это и привлекло к ней внимание императрицы.
Вскоре она стала завсегдатаем личных покоев и подружилась как со Штюрмером, так и с Фредерикой.

Это продолжалось несколько месяцев, и даже при императорском дворе, где никто не был брезглив, на поведение маленькой мадам Виоль, которая появилась из ниоткуда и чьё прошлое было совершенно неясным, за исключением того, что знали Распутин, мадам Вырубова, её сестра и я, смотрели с некоторым недоумением.

Виоль, который был безмерно предан своей очаровательной жене, однажды пережил
внезапное потрясение. Каким-то образом копия фотографии сестёр-
послушниц затерялась на почте. Фотограф завладел ею и быстро
сделал несколько открыток с изображением, которые быстро появились
на рынке, к большому огорчению Распутина. Кто-то, узнав на
фотографии мадам Виоль, анонимно отправил одну из открыток её
мужу. В результате произошла ужасная семейная сцена.

 Мадам Ольга пришла к Распутину в сильном расстройстве и в моём присутствии упала перед ним на колени и со слезами на глазах стала целовать его немытые руки
и умоляла его дать ей совет.

"Ваш драгоценный муж выставил себя дураком," — мрачно заметил монах. "Пусть он остерегается, как бы Григорий Распутин не поднял на него руку. Возвращайтесь домой и передайте ему это от меня."
Это был весь совет, который он мог ей дать. Он был в ярости из-за того, что женщина, у которой он взял фотографию, оказалась настолько беспечной, что позволила копии попасть в чужие руки. Он всегда был неуловим и ненавидел, когда его фотографировали, так как боялся, что это может стать уликой против него.

 Красивая женщина, всё ещё взволнованная, вышла из дома и села на поезд до
Царское Село, где она встретилась с Её Величеством, которая, в свою очередь, убедила её бросить мужа.


Тем временем последний разъезжал по Петрограду в ярости, узнав, что его жена была одной из последовательниц монаха. Но он был не первым разъярённым мужем, у которого были причины ненавидеть гипнотизёра-крестьянина. Мужчина по фамилии Стриаптчеф и женщина по фамилии Сэйблер, которые составляли
Телохранитель Распутина, которому помогал князь Горианов, быстро узнал о гневе скорняка и сообщил об этом монаху. Поэтому я нисколько не удивился, когда поздно вечером в дверь позвонили.
я оказалась лицом к лицу с обманутым мужем.

"Я хочу видеть отца," — довольно холодно сказал он.

"К сожалению, его нет," — быстро ответила я.

"Вы лжёте!" — закричал он. "Он дома. За этим домом следят с шести часов, когда он вернулся. Я увижу его, и ты не посмеешь меня остановить.
Затем, прежде чем я успел что-то понять, он схватил меня за горло, швырнул обратно в прихожую и, прежде чем я успел его остановить, направился прямиком в комнату Распутина.

Я бросился за ним, слыша, как монах зовёт на помощь, и на
Войдя, он увидел «святого» лежащим на полу, а разъярённый  Вилль хлестал его коротким кнутом, который был у него с собой.  Сцена была драматической.  Негодяй визжал от боли и, пытаясь увернуться от ударов, сумел подняться, но в этот момент меховщик нанёс ему ещё один сильный удар, от которого любимец императрицы с воем отлетел в другой конец комнаты.

"Ах ты, собака мнимого монаха!" - закричал меховщик. "Возьми это! - и это! - _ и
это!_"

Он был так вне себя от гнева, что, я думаю, избил бы меня.
Распутин был бы забит до смерти, если бы не вмешался Стряпчий, и вместе нам удалось оттащить разъярённого мужика и выдворить его из дома.

 Как только «святой» пришёл в себя после _драки_, он разразился потоком ужасных ругательств, проклиная хорошенькую женщину, из-за которой произошло нападение.

 «Её вышвырнут вон. Я позабочусь о том, чтобы она больше не ходила во дворец, — заявил он.  — Если женщина не может управлять своим мужем, значит, она опасна.  А Ольга Виоль показала себя опасной.  Я позабочусь о том, чтобы Аликс уволила её завтра.  И всё из-за этого
трижды проклятое рисование. Подумать только, что я — Спаситель России,
посланный к этим людям Всевышним, — должен быть выпорот, как собака!
Он расхаживал взад-вперёд, кипя от ярости.

"Торговец кожей поплатится! — кричал он. — Я заставлю его дорого заплатить за это!"

Затем, повернувшись ко мне, он приказал немедленно отправиться к Мануилову, секретарю «Штюрмера», и добавил: «Приведи его ко мне. Скажи ему, что это дело чрезвычайной важности».
Мне с большим трудом удалось найти человека, которого он назвал и который был одной из «тёмных сил» России. Его не было дома, но, подкупив
от привратника я узнал, что его можно найти в очень сомнительном
игорном доме неподалеку. Там я нашел его и отвез в
Гороховую.

"Послушай," - сказал монах, как я открыла его. "Есть скорняка в
Невского по имени Эмманюэль Виолле. И он, и его жена - опасные революционеры
и должны быть немедленно арестованы. Вы понимаете... а?

Мануйлов, подручный и Штюрмера, и Распутина, которому хорошо платили за любую грязную работу, не совсем понял.

"Ты осуждаешь его, да?" — спросил он. "Конечно, на то есть причины."

«Конечно, есть причины, глупец, иначе я бы не привёл тебя сюда в этот час, чтобы рассказать о заговоре против трона. Я выдвигаю обвинение, а ты должен предоставить доказательства. Теперь ты понимаешь?» — спросил «святой».

 «А, понятно! Ты хочешь, чтобы в дом скорняка подбросили документы,
которые изобличат и его, и его жену?»

 «Именно». И немедленно. Они оба должны быть арестованы до полудня завтрашнего дня, —
сказал Распутин. — Я предоставлю все детали вам, прекрасно зная, что они будут в надёжных руках, мой дорогой Мануйлов, — мрачно рассмеялся Распутин.
«Важно одно. Ни один из них не должен сбежать. Такова воля императрицы. Обоих нужно отправить в Шлюссельбург. Передайте  его превосходительству от меня. Мы не хотим ни суда, ни скандала. Эта парочка опасна — опасна для нас. Теперь вы понимаете?»

Мануйлов, который много раз подделывал компрометирующие документы и у которого была дюжина подчинённых, помогавших ему в этих гнусных делах, прекрасно всё понимал. Ему платили за то, чтобы он действовал по указанию двух своих начальников, и в тот момент десятки невинных людей гнили в тюрьме, потому что они
пал жертвой недовольства Распутина.

 Так случилось, что к полудню следующего дня и Виолле, и его хорошенькая жена, которая всего за день до этого была близкой подругой царицы, отправились в Шлюссельбург как опасные для государства персоны.

Поистине, у монаха не было ни угрызений совести, ни честности, ни раскаяния, ни
жалости; к женщине, которая была его любимой, он отвернулся и отправил в
ту мрачную островную крепость, где в одной из тех ужасных темниц
ниже уровня озера ее смерть наступила восемь месяцев спустя.




ГЛАВА VIII

РАСПУТИН - НАСТОЯЩИЙ ЦАРЬ


Трагикомедия Царского Села разыгрывалась с нарастающей силой как раз перед войной. Берлин через Распутина протрубил сигнал, под который танцевал императорский двор, — танец смерти!

 Однажды вечером, после того как Распутин поужинал с мадам Вырубовой и мной, вошел генерал Сухомлинов, военный министр, в форме Гродненского гусарского полка.

Этот человек, который, как я пишу, находится в каторжной тюрьме как предатель, всего за неделю до этого уверял императора, что армия готова «до последней пуговицы» к возможной войне, а войска преданы ему.  Мне довелось
Вы не представляете, сколько тысяч рублей перешло на его банковский счёт из Дойче Банка в Берлине в качестве платы за эту ложь!

 Бедный слабый Николай! На следующий день Протопопов, хитрый интриган и шпион Германии, которому были известны все секреты союзников,
пошёл к императору и повторил то, что Распутин сказал Его Величеству,
а именно, что Бог на стороне России и что Святой Дух одобряет праведное дело, совершаемое под руководством Штюрмера и
Сухомлинов. Воистину, члены Камарильи поддерживали друг друга, и я,
зритель стоял пораженный. Все четверо были наполовину сошел с ума от дикой
мечты о процветании, которое повлечет за собой война для них, для взятки
обещал Берлине были тяжелые, и Хардт и другие тайные посланники были
постоянно проходящий между двумя столицами подшипник конфиденциальной заказов
от Вильгельмштрассе, в которой военный министр по гарантии
Царь был одним из них.

Но Сухомлинов, чья жена считалась самой _шикарной_ и экстравагантной женщиной во всём Петрограде, в ту ночь расхаживал по комнате в ярости.

"Грегори!" - закричал он. "Произошел неприятный инцидент. Твой враг
Воронцов-Дачков сегодня днем работал против тебя".

"Будь он проклят! Как?" - прорычал монах, поскольку генерал-лейтенант Кавказа
был личным другом Александра III.

"Я был на аудиенции у Николая после завтрака, и граф был там.
После того как он представил свой доклад, он перешёл на «ты» и сказал: «Теперь я должен поговорить с тобой. Знаешь ли ты, что со своими дружками Распутиными ты идёшь навстречу своей гибели, что ты проигрываешь в карты свой трон и жизнь своего ребёнка?»

— Что? — ахнул монах, вскакивая. — Он так и сказал?
 — Так и сказал.
 — Тогда граф будет опозорен! — заявил Распутин. — Он давно
был моим врагом, но я больше не буду это терпеть.
 — Ну, когда граф заговорил, Николай забился в угол дивана и
зарыдал. — О! почему Бог доверил мне эту тяжёлую задачу!»
«Дурак!» — рассмеялся Распутин. «Завтра он увидит, как я играю с
цесревичем в парке, и Николай будет с нами».

И Распутин действительно осуществил свой план, и граф увидел их
вместе.

Монах не закрывал глаза на то, что его окружают враги,
все они завидовали его власти и стремились его свергнуть.  С помощью взяток,
шантажа и бессовестного использования тайной полиции, которой
 Протопопов руководил как министр внутренних дел, клика набирала силу,
и горе было тому, кто осмеливался предостеречь императора.

Господин Гучков осудил перед Думой скандал, связанный с присутствием при дворе сексуально извращённого крестьянина, и предсказал прямую угрозу катастрофы.
Коковцов преданно предупреждал своего господина о последствиях для
страна, которую создавали низкие интриги его придворных. Затем, когда Горемыкин убедил царя распустить Думу, генерал Поливанов набрался смелости и подписал обращение к Его Величеству, в котором призывал его не делать этого, поскольку такая мера была бы крайне опасной. Родзянко тоже, невзирая на последствия, отвёз в Царское Село полный отчёт об обвинениях, выдвинутых в Думе, и призвал Его Величество положить конец возмутительным скандалам.


Монах всё это заметил и уже вычеркнул всех своих врагов из списка тех, кого нужно уничтожить. Он хорошо знал, с каким отвращением царь относился ко всем, кто
говорил то, что было нежелательно слышать. Слабый и нерешительный, Его Величество терпеть не мог, когда ему говорили правду, и по этой причине его постоянно держали в неведении. Даже его верные министры знали, что, если они будут откровенны, их уволят. Действительно, из-за хитрых интриг Распутина
Коковцов, Сазонов, Кривошеин и Поливанов поплатились за свою искренность потерей должностей и недовольством царя.
Императорский мастер. И снова монах придумал, как уволить
 месье Трепофа, ведь это я написал приказ, который Николай
подписал, увольняя его! И, вдобавок, Родзянко, которого император
прозвал "архидьяконом" из-за его глубокого, впечатляющего голоса, потерял
симпатии своего государя, потому что тот предсказал недоброе.

И вот теперь появился еще один враг в лице графа Воронцова
Дачкоф.

«Граф за это заплатит, и дорого!» — повторял Распутин, нахмурив брови и поглаживая свою неопрятную бороду.

 «По крайней мере, его можно уволить, как ты отправил в опалу князя Орлова, доверенное лицо императора», — заметила Анна Вырубова, которая была
красиво одетый, с несколькими прекрасными бриллиантами.

Распутин злобно рассмеялся.

"И Витте тоже", - сказал он. Затем, со своим безграничным эгоизмом, он встал и
добавил: "Да, Анна, я царь, хотя титул носит Николай!"

Только накануне вечером царь в сопровождении Сухомлинова и
Распутин обедал в офицерской столовой гвардии, и все трое, включая Его Величество, были в приподнятом настроении, а позже безнадежно напились.

"Правда!" — воскликнул военный министр, который так вводил в заблуждение Россию и
Царь поверил, что всё готово к военным действиям против Германии.
"Ты сегодня самый влиятельный человек в стране, Григорий. Вот почему ты должен подавить не только Воронцова-Дашкова, но и Яковлева — он его друг, не забывай."
"Ах, Яковлев! Я совсем забыл, генерал! Как глупо с моей стороны!" — воскликнул монах. «Ему была предоставлена концессия на строительство казино в Отчакове, но оно должно принадлежать нам. Это будет второе Монте-Карло и источник богатства для нас».
 «Я полностью с вами согласен, мой дорогой Грегори. И только от вас зависит, будем ли мы...»
«Станешь ты на место Яковлева или нет!» — воскликнула женщина, которая была злым гением царицы.

 Дело в том, что богатый финансист Иван Яковлев, у которого были офисы в
В Петрограде и в Лондоне за некоторые личные услуги, оказанные царю, — как говорят, за то, что он откупился от нежелательной связи с женщиной, — ему была дарована концессия на открытие публичных игорных домов в Очакове, на Чёрном море, недалеко от Одессы. Пожилой финансист недавно женился на молодой и довольно хорошенькой девушке и, будучи другом графа Воронцова-Дашкова, находился в самом счастливом положении.
зная, что его ждёт огромное состояние.

"Я слышал, что сейчас Якулов в Лондоне, он формирует синдикат, чтобы получить концессию," — заметил генерал.

Распутин злобно улыбнулся и после паузы сказал:

"Тот, кто вложит деньги в это предприятие, больше никогда их не увидит.
Я об этом позабочусь."

«Хорошо!» — рассмеялся его превосходительство министр, стряхивая пыль с рукава мундира. «Мы должны добиться этой уступки для себя. Но разве мы не должны знать, что происходит в Лондоне — а? Может, попросим  Протопопова дать указания своим агентам в Англии?»

«Нет. Что-то может просочиться. Я не доверяю лондонской охранке, —
 ответила осторожная Вырубова. — Ты забыла дело Медоуза,
как они предали меня и чуть не устроили скандал из-за своей
неумелости? Нет, если мы хотим следить за Яковлевым, давайте сделаем это сами. Почему бы тебе не поехать, Фёдор?» — предложила она, внезапно повернувшись ко мне.

«Я? В Лондон!» — воскликнул я, ничуть не возражая против поездки, ведь я уже трижды бывал в Англии.

"Да, — сказал Распутин. — Ты поедешь. Отправляйся завтра. Пошли телеграмму мадам
Юге. Она поможет тебе, потому что её не подозревают и все считают её француженкой. Кроме того, она хорошенькая и, следовательно, полезная.
"Ты имеешь в виду, как приманка?" — воскликнул я.

"А для чего ещё нужна женщина?" — рассмеялся негодяй, чья беспринципность в отношении прекрасного пола была общеизвестна. Он
встал и, выдвинув ящик, достал книгу, в которой были записаны
многие адреса тех, кто получал от него деньги и, следовательно, был в его
рабстве.

Я быстро пролистал страницы и нашёл адрес вместе с записями о некоторых платежах. Я увидел, что мадам жила в квартире в Харрингтоне
Сады, Южный Кенсингтон.

Там я получил указание отправиться на следующий день сквозным экспрессом в Остенде, найти эту даму, а затем следить за передвижениями русского, который был занят формированием синдиката для нового Монте-Карло.

"Если мы хотим нанести ему удар, нам нужно знать как можно больше о его делах.
Кроме того, когда мы нанесём удар, мы не должны совершить ошибку — верно, генерал? — рассмеялся монах, после чего открыл бутылку шампанского, из которой мы все выпили.


Через неделю я был в Лондоне и однажды днём зашёл к мадам Юге, которая меня ждала. Это была жизнерадостная темноволосая молодая женщина
Француженка, которая была одной из сестёр-учениц Отца в Петрограде и которую он отправил в Лондон с какой-то секретной миссией, цель которой была мне не совсем ясна. Она уже несколько лет жила в Лондоне и была хорошо известна в определённых кругах. Сидя в её уютной, хорошо обставленной гостиной с шёлковыми
занавесками и яркими ситцевыми обоями в английском стиле, я
рассказал ей в точности то, что мне велели передать Распутин и Анна.

"Отец желает, чтобы ты не теряла времени и поскорее познакомилась с
финансист Яковлефф, - сказал я. - У него контора на Олд-Брод-стрит, и он
живет на Фицджонс-авеню, Хэмпстед, когда бывает в Лондоне.

"Он и сейчас там", - сказала она. "Я кое-что видела о нем в газетах".
три дня назад - что-то о концессии на игорное казино".

"О!" - воскликнула я. «Значит, об этом пишут в газетах, да?»
Она достала газету, и я увидел, что там было объявление о том, что в Отчакове строится «заведение», которое должно составить серьёзную конкуренцию Монте-Карло, и что автором этой идеи был господин Яковлев из Петрограда.

К счастью, Якулев не знал меня в лицо, поэтому, пока мадам Юге пыталась завязать с ним знакомство, я целыми днями наблюдал за ним, когда он приходил в свою контору в Сити, и отмечал его постоянные и напряжённые перемещения туда-сюда.
Конечно, его план привлекал к нему многих влиятельных и богатых людей, которых манила перспектива огромных прибылей.

Он был невысокого роста, коренастый, с внешностью еврея, без сомнения, беспринципный, иначе он не опустился бы до такой грязной работы, как та, что он выполнял для
Николас; тем не менее он, похоже, пользовался большой популярностью в финансовых кругах.
Он оставил жену в Петрограде, поэтому, как я понял, жизнь, которую он вёл, была довольно весёлой.
Каждый день он обедал в лучших ресторанах со своими деловыми партнёрами и обсуждал с ними грандиозный план «Отчаков», а каждый вечер водил одну из своих подруг на ужин, в театр, а потом в «Савой», «Ритц» или «Карлтон».

Через десять дней после моего приезда в Лондон я узнал, что однажды вечером его гостьей на ужине в «Ритце» была энергичная молодая француженка Жюли Юге!

На следующий день она позвонила мне по телефону в Харрингтон-Гарденс и сказала:

"Прошлой ночью я многое выяснила. Синдикат уже сформирован.
Подписано сто тысяч фунтов стерлингов, и на следующей неделе Яковлев
уезжает в Париж, а оттуда обратно в Петроград".

В течение получаса я телеграфировал Новости в окно 296, пост
До востребования, Петроград, который использовался Распутин.

В ответ я получил от монаха сообщение, в котором говорилось:

"Узнайте имена подписчиков."
После некоторых затруднений мне удалось это сделать, и вот что я узнал
имена некоторых из самых блистательных аферистов в город, ни одна из них
чрезмерно щепетильны, спору нет. Распутину я телеграфировал, что список у меня, и
попросил инструкций, на что получил ответ:

 "Отлично! Возвращайся без промедления.--ГРЕГОРИ."

На обратном пути, в течение тех многих часов, что я провел в "Северном экспрессе" между
В Остенде и Петрограде я пересмотрел всё дело и увидел, как зловеще работает мозг монаха. Я прекрасно знал, что графу Воронцову-Дашкову грозит опасность. Монах никогда не позволял никому открыто выражать свою враждебность
не нанеся ответного удара тихо и терпеливо, но сокрушительно.

 Я гадал, что задумали военный министр и министр внутренних дел. Несомненно, императрице сообщили о том, что граф сказал императору, и она тут же вступила в сговор со святым отцом, чтобы
предать его забвению в обществе — или чему-то похуже!

 Я прекрасно знал, что алчность Распутина не знает границ. Он
намеревался получить для себя самую прибыльную концессию на азартные игры,
потому что русские — прирождённые игроки, особенно представители высших сословий, и
создание казино на Чёрном море с французскими отелями и
Рестораны, красивые виллы и оперный театр, имитирующий Монте-
Карло, летом привлекали бы тысячи богатых русских, которые зимой отправлялись на Ривьеру играть в азартные игры.

 Распутин ни за что не упустил бы такой шанс. В этом я был совершенно уверен.

В тот вечер, когда я вернулся в Петроград, монах оставил мне записку с просьбой отправиться в Царское Село.
Поэтому я взял свой зелёный пропуск, который позволял мне проходить мимо многочисленных охранников в святая святых — императорских покоях, где, как я знал, я найду настоящего правителя России.

Он проводил вечер с императрицей, её дочерью Ольгой и Анной.
Когда я послал ему записку, он присоединился ко мне в маленькой прихожей и, закрыв дверь, начал расспрашивать меня.

"Когда Якубович вернётся из Парижа?" — спросил он, когда я зачитал ему список тех авантюрных лондонских финансистов, которые вложили свои деньги в план Отчакова.

"Он уезжает в следующий четверг," — сказал я. «Мадам уехала в Париж под предлогом
покупок, но на самом деле для того, чтобы следить. «Аксанда, почтовое отделение, авеню де л’Опера», — там её найдёте. Она договорилась со мной об этом перед нашим расставанием».

«Значит, этот денежный мешок действительно создал в Лондоне влиятельный синдикат для эксплуатации нашей страны, да?» — мрачно спросил монах. «Я говорил об этом с императрицей, и она заявила, что само по себе предоставление Николаем концессии за такую услугу возмутительно».
 Возмутительно! Конечно, Александра Фёдоровна знала, что из-за её собственных действий её имя проклинают по всей России.
Хелидор и «Благословенная Мития» оба пытались раскрыть то, что им было известно. У Хелидора и Митии было много влиятельных друзей, поэтому они подверглись серьёзному
Полиция оставила его в покое; но других, кто только открывал рот и критиковал, отправляли в тюрьму без суда и следствия, а тех, кто приобрёл ненужные знания и мог передать их в Англию или Америку, отправляли в эти ужасные темницы Шлюссельбурга — даже хуже, чем в Бастилию, и ни один из них не вернулся с того берега живым.

В тот момент Распутин был занят двумя делами: во-первых, ожесточённым противостоянием с Воронцовым-Дашковым, а во-вторых, своей алчностью в отношении концессии на азартные игры в том милом городке к востоку от Одессы.

Влияние монаха было настолько велико, что, узнав в тот момент, что король эллинов предоставил другому британскому синдикату концессию на открытие публичных игорных заведений на Корфу, Распутин уже был у Штюрмера, председателя Совета, и придумал, как оказать дипломатическое давление через князя Демидова, российского посла в Афинах, чтобы тот убедил короля отменить концессию, противоречащую общественной морали! Эту точку зрения Распутин придумал, чтобы заручиться поддержкой
Вильгельмштрассе, потому что неподалёку у кайзера был летний дворец
и со своим напускным благочестием он отвергал любой Храм Фортуны.
В результате казино на Корфу было закрыто.

 Таким образом, план Отчакова был единственным в Европе.
Монах заявил, что Сан-Себастьян может сравниться только с Остенде, а Отчаков должен был стать главным соперником Монте-Карло с более разнообразными и дополнительными развлечениями.

В этой комнате, пока он меня выслушивал, к нам присоединился Протопопов, который докладывал императору.
Он выслушал то, что я хотел сказать.

"Я сегодня просматривал _досье_ Яковлева, как вы и просили," заметил
— сказал министр монаху. — Он кажется очень честным и порядочным человеком для финансиста. Нет никаких подозрений в нелояльности или ещё в чём-то.
 — Тогда они должны быть сделаны, — заявил Распутин. — Я намерен сохранить эту концессию. Он бы никогда её не получил, если бы не Дачков. Но последний уже впал в немилость. Император пообещал мне, что уволит его завтра. Его Величество предпочитает жизнерадостных людей, а не пессимистов, — рассмеялся он.


Действительно, на следующий день граф, один из самых верных и преданных
Слуга Романовых, который рисковал всем, пытаясь открыть глаза императору, был фактически уволен. Такова была власть
Распутина.

Но заговор против Яковлева с целью лишить его концессии на
Отчаков был гораздо более изощрённым и коварным. Финансист вернулся в
Петроград, воодушевлённый успехом, которого он добился у своих богатых друзей в Лондоне. Уже ходили слухи о том, что будет построено великолепное казино, которое затмит Монте-Карло, и он дал интервью по этому поводу газете «Новое время».

Однажды днём, когда я сидел в красивой комнате, предназначенной для Распутина в Царском Селе, и писал под его диктовку, внезапно вошёл император, только что вернувшийся с одной из своих частых уединённых прогулок по парку.

Его Величество устало опустился в кресло и начал обсуждать дипломатический вопрос, касающийся Австрии, и спрашивать совета у отца, поскольку теперь он почти никогда не действовал по собственной инициативе.

Распутин на несколько мгновений задумался, глядя в окно, а затем, высказав своё мнение о том, как следует поступить, добавил:

"Есть еще одно дело, которое должно привлечь твое внимание - дело, которое
очень тщательно скрывается от тебя".

"И, пожалуйста, что это, отец?" - спросил император.

"Речь идет о тайных и предательских сделках, которые некто Яковлев ведет
с британскими агентами с целью предать Россию в руки
Англичан", - заявил зловещий монах.

"Я что-то не улавливаю".

"Этому человеку Яковлеву ты передал концессию на благоустройство в
Отчакове. Под предлогом получения финансовой помощи он побывал в
Лондон, и там, по словам моих друзей, побывал в
консультации с некоторых английских агентов, чьи намерения его получить
наши военные и военно-морские секреты".

"Тогда вы отвергаете Yakowleff как предатель ... а?" рявкнул император.

- Конечно, верю. Если ты сомневаешься во мне, прикажи Протопопову вызвать полицию.
обыщи его дом в Вознесенском. Что-нибудь наверняка найдется
там", - сказал он с коварной хитростью, хорошо зная, что
_агенты-провокаторы_ Протопопова уже предприняли шаги для обеспечения
гибели финансиста.

"У меня здесь есть имена двух англичанок , которые работают в британской секретной службе
Служил и недавно был в Петрограде с Яковлевым». И он
протянул листок бумаги, на котором нацарапал два имени своей
безграмотной каллиграфией. «Женщины вернулись в Лондон, но он
был с ними две недели назад».
 «Вы во всём этом совершенно уверены?» — с сомнением спросил Николас. «Я всегда считал Яковлева своим другом. Действительно, он уже доказал свою преданность мне.
"И взамен ты дал ему ценную уступку в отношении Очакова,"
проворчал монах.

"Если ты уверяешь меня, отец, что сказанное тобой — правда, а не"
«Это всего лишь слухи. Я позвоню Протопопову, и он проведёт полное расследование».
 «Жаль, что план Отчакова попал в руки твоего врага», — заявил монах, и на этом разговор закончился.

 В Петрограде поздно вечером, после обычного вечернего собрания сестёр-послушниц, когда все женщины ушли и я снова остался наедине с монахом, пришёл Протопопов и радостно сказал:

«Ваши слова, сказанные Николаю, принесли свои плоды в отношении Якубова. Император
говорил со мной по телефону, и, следуя его указаниям, я приказал
во время полицейского обыска в ящике его письменного стола были обнаружены зашифрованные документы.
"И вы его арестовали?"

"Нет. Похоже, он каким-то образом узнал о том, что происходит, потому что вчера он уехал из Петрограда в Гельсингфорс и сбежал!"

"Сбежал!" — в ужасе вскрикнул Распутин, вскакивая на ноги.

"Да. Кажется, он вернулся в Лондон.
Монах нахмурил брови и стал поглаживать свою неопрятную бороду. Он
вынашивал какой-то дьявольский план.

"Фёдор," — сказал он наконец, поворачиваясь ко мне, "запиши, что я скажу."

Я подошёл к столу, и, когда я был готов, он продиктовал следующее:

 «Вследствие его предательских действий в отношении эмиссаров иностранной державы я, Николай, отказываюсь удовлетворить прошение Ивана Яковлева о выдаче ему концессии на проведение работ в Отчакове и настоящим безоговорочно предоставляю привилегию Александру Клуеву, проживающему по адресу: Петроград, Курляндская, 48. Далее я приказываю арестовать Ивана
 «Яковов и конфискация всего его имущества».
Александр Клуев! Этот парень был бывшим агентом тайной полиции, человеком
готов был сделать для Распутина любую грязную работу, даже убийство, если ему за это заплатят —
низкопробный преступник худшего из возможных типов! Так что концессия должна была достаться ему, и он, конечно же, со временем, в обмен на
плату, передал бы её монаху, который разделил бы огромную прибыль со своими друзьями.

"Николай подпишет это завтра," — уверенно заметил Распутин.
«Как только он это сделает, я прослежу, чтобы копии были отправлены каждому из подписавшихся в Лондоне, и они, без сомнения, подадут на Якулева в суд за мошенничество. В любом случае он разорен и изгнан, так что ему больше нечего терять».
лонг стоит на нашем пути".

"Отлично!" - сказал Протопопов. "Клюев знает?"

"Конечно, нет. Я заплачу ему кое-что за использование его имени, прежде чем
он точно узнает, что произошло", - был лукавый ответ
"блаженный Григорий", как многие называли его.

Два дня спустя я, как обычно, отправился во дворец со своим господином, и он взял меня с собой в покои императора на случай, если нужно будет что-то записать. Первым делом монах рассказал о побеге Яковлева.

"Предатель вернулся к своим английским хозяевам!" — сказал старец.
"Я написал здесь приказ о его аресте и конфискации его имущества"
.

И он положил перед императором документ, который я написал. К
Однако тревогу Распутина, Его Величество не были склонны добавлять его
подпись. Мне показалось, что Николас, одетый в старый серый твидовый костюм,
казался очень сомневающимся относительно всей сделки.

"Кто этот человек, Александр Клюев?" он потребовал ответа. "Я должен узнать о нем еще кое-что".
"Он человек значительного состояния, честный и преданный

тебе", - заверил его Распутин. - "Я должен знать о нем больше".
"Он человек значительного состояния, честный и преданный тебе". "Разве ты не можешь довериться тем , кого я
Рекомендую? Если нет, то я больше ничего не скажу.
"Конечно, отец; но уступка была сделана, в то время как этот приказ
создаёт впечатление, что на неё только подали заявку."

"Конечно, неразумно, чтобы стало известно, что ты оказал милость
предателю?" — был остроумный ответ монаха.

Николай всё ещё колебался, и Распутин пришёл в ярость, заявив, что
у него нет времени на пустые разговоры.

Перестав использовать привычную форму обращения к
императору, он выпрямился и сказал:

"Ты знаешь послание, которое твой покойный отец передал тебе на спиритическом сеансе в прошлый раз
ночь! Если ты откажешься подписать этот указ, я покину Россию
сегодня же и оставлю тебя, императрицу и мальчика на произвол судьбы. Помни, я
посланник Бога и твой божественный проводник!
Царь стоял в ужасе, опасаясь, что настоящий правитель России снова покинет Петроград и откажется возвращаться. Дальнейший отказ от подписания был бесполезен, поэтому он с досадой прикусил губу и поставил свою подпись под документом, который не только лишал несчастного Яковлева его привилегий, но и объявлял его предателем и мошенником.

В результате Распутин не только завладел концессией на Отчаков, но и через месяц продал её за огромную сумму синдикату банкиров в Вене, который владеет ею до сих пор. Монах, заплатив бывшему полицейскому агенту, разделил добычу с Протопоповым, Штюрмером и Сухомлиновым и, кроме того, купил очень ценное бриллиантовое ожерелье для Анны Вырубовой.

Что касается бедного Яковлева, то, как и планировал Распутин, он был привлечён к ответственности в Лондоне за мошенничество и приговорён в Олд-Бейли к тюремному заключению.

В течение нескольких месяцев, в первой половине 1914 года, я заметил, что
расставание между Распутиным и его хорошо оплачиваемым другом-химиком
Бадмаевым становилось всё более близким. Бадмаев знал формулу ядовитого
отвара, который Анна Вырубова время от времени тайно добавляла в пищу
цесаревича, вызывая у бедного мальчика те загадочные болезни, которые
приводили в замешательство врачей Европы.

Я был уверен, что готовится какой-то новый дьявольский заговор, но не мог понять, в чём его истинная цель.
Однако это действительно оказался заговор, который, без сомнения, был вдохновлён и подсказан
Потсдам — город с дьявольским характером.

Именно в тот роковой день «германизация» России стала полной.
Благодаря предательским заверениям военного министра Сухомлинова Россия, увы! внезапно оказалась втянутой в военные действия.
Петроград, конечно, был вне себя от волнения. Наши верные русские, которые
верили официальным заявлениям и своему царю, были готовы броситься на
тевтонцев, даже не подозревая, что ещё до первого выстрела Германия
завладела всеми почестями в этой игре и сковала русского медведя по
рукам и ногам.

В четыре часа дня Распутин позвонил мне и, протянув конверт, в котором, как мне показалось, лежал какой-то небольшой предмет — впоследствии я узнал, что это была женская серебряная пудреница, — сказал:

"Фёдор, я хочу, чтобы ты пошёл в кассу финского вокзала к отправлению поезда в Гельсингфорс в пять тридцать. Там ты встретишь светловолосого молодого человека, который знает тебя в лицо. Он произнесёт слово «Анак», и когда он это сделает, передай ему это тайно. Он всё поймёт.
 Я выполнил этот приказ. Я не был на многолюдной станции уже пять
Не прошло и нескольких минут, как молодой человек с небольшой сумкой в руках протолкался сквозь возбуждённую толпу и произнёс шёпотом: «Анак».
Я поздоровался с ним и незаметно передал ему маленький свёрток, за что он поблагодарил меня и исчез на платформе.

Моё любопытство разгорелось, и я дождался, пока поезд не тронется с места.
Тогда я увидел, как таинственный молодой человек вернулся с платформы,
вышел со станции, вскочил в дрожках и уехал.

 Когда я вернулся и рассказал о своей встрече с молодым человеком, Распутин
Казалось, он был очень доволен и даже позвонил Штюрмеру, который в тот момент находился во дворце, приглашённый на военный совет, который проводил император, снова посоветовавшийся с духом своего покойного отца во время очередного сеанса прошлой ночью.

 Оказалось, что за неделю до этого князь Голицын устроил ужин, на который были приглашены великие князья Николай Николаевич, Константин
Были приглашены Константин Константинович и Михаил Александрович, а также генералы
Арапов, Данилов, Брусилов и Ренненкампф. Сначала
Было предложено отменить помолвку из-за критического положения дел,
но по предложению великого князя Николая от неё не отказались,
поскольку, как он отметил, она должна была собрать вместе верных
военачальников накануне великих событий, а после ужина можно
было бы конфиденциально обменяться мнениями на благо нации.

Ранее в тот же день Распутин дал мне записку, которую я должен был передать великому князю Михаилу.
Я не смог его найти, но мне сказали, что он будет обедать у князя Голицына.
 Поэтому около половины седьмого я отправился туда
Я направлялся в дом принца, когда, к своему удивлению, войдя в большой зал, увидел того самого светловолосого молодого человека, которому я час назад тайно передал конверт. Он был одним из слуг принца, но не заметил меня!

 Меня охватило внезапное подозрение. Я попросил о встрече с принцем и, когда меня проводили в его комнату, передал записку для великого герцога.

Затем, убедившись, что дверь закрыта, я попросил разрешения сказать
что-то по секрету и рассказал ему о таинственном конверте, который я передал его слуге.

Он выслушал меня, пожал мне руку в знак того, что не выдаст моего доверия, поблагодарил меня и отпустил.

 На следующий день принц тайно вызвал меня к себе и сказал, что у молодого человека была найдена женская серебряная пудреница, наполненная чем-то, что выглядело и пахло как туалетная пудра. При осмотре выяснилось, что это был очень тонкий и опасный яд, явно приготовленный тем дьявольским отравителем, Бадмаевым.

 Хозяин заставил молодого человека проглотить немного яда, и тот умер
в великой агонии. Таким образом, было доказано, что Распутин и клика в ту самую ночь, когда началась война, сговорились одним махом устранить наших самых знаменитых русских генералов и оставить нашу страну практически без опытных военачальников на милость гуннов!

Подлый заговор, без сомнения, увенчался бы успехом, а смерти были бы списаны на отравление бледной поганкой, как это часто бывает, если бы я, к счастью, не узнал молодого лакея, когда он проходил через холл дома князя Голицына.


 Таким образом, мы видим, что Распутин и его друзья ни перед чем не останавливались
в своих безумных попытках достичь собственных грязных целей и обеспечить победу Германии.





Глава IX

ТРАГЕДИЯ МАДАМ СВЕТЧИНОЙ


«СЕСТРА! Ты, избравшая стать невестой Небесной, послушай меня и повтори за мной эти слова! — воскликнул монах Распутин,
держа над коленопреклонённой графиней большой украшенный драгоценными камнями крест, который подарила ему императрица и в который были вделаны одни из лучших драгоценностей Романовых.

 «Я сделаю это, о отец», — ответила Паула Якимович, красивая молодая женщина, чей муж был губернатором Якутска, расположенного далеко в Сибири, и которая
умоляла его оставить её в Петрограде.

"Тогда повтори эти слова," — сказал бородатый святой, устремив на неё свой странный, гипнотический взгляд. "Ты — мой святой Отец..."
"Ты — мой святой Отец..." — послушно воскликнула жена губернатора.

"Тебе я поклоняюсь и признаю, что ты послан Всемогущим
«Боже, спаси нашу святую Русь».
Она повторила эти слова в тишине послеобеденного собрания сестёр-послушниц в доме старца, на котором присутствовали госпожа Вырубова и её сестра госпожа Сухомлинова, а также госпожа Катаева, жена
генерал-губернатор Финляндии; хорошенькая маленькая мадам Макотен, в чей салон стекались все; и старая графиня Шападье, как всегда, увешанная бриллиантами.

«Настоящим я клянусь в своей вере в то, что Бог послал в нашу Россию своего божественного спасителя в человеческом обличье Григория Распутина, и что грех, который я совершаю в своей вере, — это грех, который легче всего простить, и что мои грехи будут отпущены молитвой и постом, даже если я буду принята в секту праведных и святых».
Эти богохульные слова молодая женщина повторила вслед за немытой
святой, который стоял на чем-то вроде возвышения в большом зале на втором этаже, по-прежнему держал перед собой украшенный драгоценными камнями крест, висевший у него на шее.

"Спасение в раскаянии," — продолжал монах, потому что именно это и придумал хитрый негодяй. "Раскаяние может наступить только после того, как мы согрешили. Поэтому давайте грешить, сестры мои, чтобы обрести спасение! «Согрешив со мной, — добавил он, достигнув апогея своего влияния, — вы тем более обретете спасение, что я исполнен Святого Духа!»

«Слава Богу! Слава Богу!» — сорвалось с губ тридцати или около того одурманенных и истеричных женщин, которые, сидя на партах, как школьники, собрались, чтобы присутствовать при посвящении графини Якимович в тайный и постыдный культ богохульного шарлатана.


Это было 7 сентября 1914 года.

Россия воевала с Германией уже месяц, и пресса союзников была полна радостного оптимизма по поводу того, что один из ваших лондонских журналистов назвал «русским катком». Мы в святой Руси
Они верили в «Божьи мельницы», и вся нация была уверена, что сможет противостоять вторжению тевтонцев.

Неофит, поддавшись необычному гипнозу «святого», почувствовала, как грязные пальцы коснулись её лба.
На странном жаргоне, состоящем из религиозных фраз и откровенного богохульства, он произнёс что-то вроде благословения,
настоятельно призвав её хранить секреты секты «от твоих собственных
матери и отца, сестры, брата, мужа и ребёнка». Затем он добавил:
«Во мне, Григории Распутине, вы видите Того, Кого Небеса послали в качестве Целителя
и Избавитель России от рук угнетателя. Мне
Император, но земной царь, передал свои имперские полномочия. Я есмь
спаситель России. Верь в меня и в мое учение, вы будете
есть жизнь, здоровье и благополучие-в жизнь за гробом.
Ослушаться, и ты будешь навечно проклят, вместе со всеми твоими
семья. Я, Григорий Распутин, посланный тебе в качестве спасителя, — добавил он, — возьми к себе в ученицы сестру мою Паулину Владимировну!
«Не дай бог!» — раздался женский голос из толпы собравшихся. «Давайте покончим с этим богохульством!»

Эффект был почти электрическим. Распутин вздрогнул и окинул взглядом ряды
элегантно одетых женщин, своих учениц и нескольких симпатичных молодых людей
женщин, которых он пригласил присутствовать.

"Да", - продолжала молодая и симпатичная женщина, сидевшая в конце небольшой аудитории.
"Я повторяю эти слова!". "Я повторяю эти слова!"

Я был поражён смелостью молодой дамы и увидел, что она смуглая, очень красивая и утончённая. Распутин познакомился с ней за неделю до этого в салоне старой графини Лазаревой, и она выразила желание узнать больше о тайном культе, о котором ходило столько любопытных слухов
В петроградском обществе было принято, чтобы мадам Тверецкая, жена бывшего главнокомандующего на Кавказе, приводила её с собой в этот день.


 Следует сказать, что ни одна дама не допускалась на эти еженедельные встречи сестёр-послушниц без предварительного одобрения
старца. Она должна была быть привлекательной и обладать либо богатством, либо влиянием, но предпочтительнее богатством. И было совершенно очевидно, что ни одну женщину не приглашали, если только Распутин не собирался посвятить её в тайны своей «религии».

И всё же это был открытый вызов! Эта дама, которую звали мадам Анастасия
Свечина, была женой полковника Свечина, служившего в штабе генерал-квартирмейстера в Вильно и уже находившегося на фронте. Прежде
Распутин разрешил привезти её в свой дом. Мне выпало наводить о ней справки, и я выяснил, что она из хорошей семьи, что у её мужа есть средства и что, помимо дома в Вильно, у них есть комфортабельная квартира в Кирочной улице в Петрограде. Она вписалась в эту довольно весёлую и энергичную компанию
центром которого до войны была безрассудная мадам Сухомлинова
, а недавно она стала довольно заметной фигурой в петроградском обществе
.

Распутин, взбешенный ее вмешательством, взревел:

"Замолчи, женщина! Немедленно выйди из комнаты!"

Но мадам Светчин, вскочив на ноги, закричала: "Это чудовищно!
Позор! Богохульство! То, что Пуричкевич сказал в Думе, правда.
что вы - злая сила в России! Хоть я и женщина, я не потерплю
вашего притворного благочестия и постыдной распущенности!

- Ах! Я вижу, мадам, что вы враг, не так ли? - медленно проговорил он.,
намеренно. «И позвольте мне сказать вам, что, если у Григория Распутина появляется враг,
он не успокоится, пока этот враг не будет устранён с его пути. Если вы бросаете мне вызов,
вы бросаете вызов своему Богу!»

 «Я бросаю вам вызов! — пронзительно закричала женщина, устраивая драматическую сцену.
— Но я боюсь своего Бога и только Его одного».

 «О! «Молчите, умоляю!» — воскликнула графиня Лазарева по-французски, заламывая руки.
Она представила её, и все были в ужасе от того, что святого отца так открыто осуждают перед его «сёстрами».
«Что говорит эта женщина?» — крикнул мне монах, потому что он
не знал французского и заподозрил, что в этих словах содержится еще одно оскорбление.
пока я не перевел их ему.

"Я отказываюсь молчать!" - заявила молодая жена полковника. "Я буду
описывать всем, кого я встречаю, что произошло здесь сегодня - издевательство
над всем этим. Это позор, что любая женщина в здравом уме, утонченная и
образованная, должна пасть жертвой обаяния такого грубияна!"

Это было встречено бурными возгласами удивления и возмущения.
 «Сестры» были настолько разгневаны таким открытым оскорблением, что я был вынужден по приказу Распутина вывести ее.

В зале молодая дама, которая, безусловно, была очень красива, снова стала совершенно
спокойной и, повернувшись ко мне, сказала:

"Месье Раевский, я пришла сюда специально для того, чтобы разоблачить этого адского шарлатана, который является вашим работодателем. У меня есть друзья, и влиятельные. Я высказала своё мнение бесстрашно и открыто. Несомненно, я нажила себе врага в лице Гришки, но мне на это наплевать, лишь бы я его разоблачила.
Бедная девушка и не подозревала, насколько Распутин коварен и беспринципен, когда произносила эти слова. Я не стал
Я не ответил, потому что боялся, что она ещё пожалеет о том, что устроила эту сцену в святая святых монаха.


Поздно вечером, вернувшись домой, я обнаружил, что «святой» сидит с министром Маклаковым, человеком, которого газета «Утро России»
описала как «влюблённую пантеру». Оба были сильно пьяны, и когда я вошёл, Распутин хриплым голосом воскликнул:

"Ах! мой дорогой Фёдор, я как раз описывал сегодняшнюю сцену с этой женщиной, Анастасией Свечиной, — той ещё штучкой! Но хорошенькая женщина,
Фёдор — очень красивая женщина, не так ли? Жаль, — вздохнул он, — очень жаль!
 — Почему? — спросил усатый министр, который только что вернулся с официального приёма и был одет в гусарский мундир с золотой тесьмой и множеством наград. — Разве тебе не лучше избавиться от неё, друг мой? Такие женщины обычно опасны.

"Я знаю, что она опасна", - прорычал святой отец, делая большой глоток
шампанского. "Вот почему я намерен, чтобы она дорого заплатила за свое
неповиновение".

"Она стоит беспокоиться?" Я задал вопрос. "У вас так много дел
присутствовать сейчас".

«Григорий Распутин всегда в первую очередь заботится о своих врагах, Фёдор», — хрипло ответил он.


 Глаза «Влюблённой Пантеры» блеснули сквозь стёкла пенсне без оправы.
 Он хорошо знал, какую жестокую месть готовил старец любому, кто осмеливался усомниться в его божественности.

Маклаков в то время был любимым министром царя, и после заседания Кабинета министров император обычно просил его и Сухомлинова остаться, так как оба были признаны «действительно весёлыми парнями».
Затем Их Величества присоединялись к детям и нескольким
наперсники, в том числе отец и Анна, конечно, и они имели бы
маленькое удовольствие. Maklakoff славился своей силой мимикрии. Он мог
имитировать лай собак и часто объявлял о своем присутствии императорской семье
лаем в коридорах Царского Села, в то время как его
самой известной имитацией была пантера. И это в кабинете министров
Министра в дни войны!

«О, Николай Алексеевич, давайте посмотрим на вас как на пантеру!» — часто говорил император.


Тогда государственный министр сворачивался калачиком под диваном и рычал
как пантера. Затем, медленно выползая на четвереньках, он внезапно
подпрыгивал и приземлялся в кресло или на диван, к большому
удовольствию императорской семьи, а великие княжны и
цесаревич сходили с ума от восторга.

Когда, кстати, Маклаков был уволен в 1915 году в результате антинемецких беспорядков в Москве, газета «Утро России» была оштрафована на три тысячи рублей за публикацию статьи под заголовком «Прыжок влюблённой пантеры».
Маклаков был закадычным другом Распутина, беспутного и злобного человека.
Распутин знал, что у монаха на сердце, и не раз в моём присутствии упоминал
имена некоторых симпатичных женщин из разных слоёв общества, которых
можно было бы пригласить стать ученицами садистского Антихриста.

 Не прошло и недели с тех пор, как мадам Свечина устроила сцену, а Распутин уже начал
мстить ей изощрённым и коварным способом. Он слышал от нескольких
человек, что мадам Анастасия собирается
Петроград открыто осуждал его за то, что она поддерживала связь с господином Милюковым из партии кадетов, а также с графом Бобринским.
В то время Распутин посвящал свои дни реорганизации своих
«учеников». Его предательское вмешательство в политику уже принесло свои плоды в пользу Германии.


События, происходившие в тот момент, безжалостно обнажили недостатки нашей российской администрации, которая по своим традициям и настроениям была немецкой. Действительно, в тот момент, когда враг
у ворот сноси;л польские крепости, как муравейники,
повсюду кипели интриги за место и честь, а Маклаков играл в «пантеру», чтобы развлечь дам в Царском Селе!

Однажды Распутин вызвал к себе одного из полудюжины своих подхалимов из тайной полиции, которых министр Протопопов предоставил в его распоряжение для личной охраны, но на самом деле для того, чтобы они шпионили за ним и были его _агентами-провокаторами_.

 Этому парню по фамилии Депп он дал указание принести ему _досье_ на полковника Свечина и его жену. На следующий день они приехали, и Депп полчаса читал ему различные полицейские отчёты из Вильно и Петрограда.

Монах, откинувшись в кресле, поглаживал свою неопрятную бороду, его
Он уставился в окно, размышляя над своим дьявольским планом.

Час спустя, после того как он отправил Деппа наводить справки в
Петрограде о поведении молодой жены полковника, он сказал мне:

"Фёдор, я должен сегодня вечером встретиться с Сухомлиновым. Позвони ему в министерство. Если его там не будет, ты найдёшь его во дворце. Если так,
скажите ему, чтобы он немедленно позвонил сюда, когда вернётся в Петроград.
Я узнал, что военный министр находится в Царском Селе, и поговорил с ним там.
Я передал ему послание Распутина и получил ответ, что он будет у нас в десять часов вечера.

По приказу Распутина мне нужно было встретиться с Протопоповым, чтобы
отдать письмо и получить ответ. Поэтому я не присутствовал при
прибытии Его Превосходительства генерала. О чём они договорились, я понятия не имею,
потому что, когда я вернулся на Гороховую, генерал как раз садился в
свою большую машину с яркими фарами.

«Спокойной ночи, Фёдор!» — весело крикнул он мне, потому что был добродушным человеком.
В следующее мгновение мощная машина тронулась с места.

 В течение следующих двух недель события развивались стремительно. Я отправился с Распутиным в Генеральный штаб армии на польском фронте, в
Путешествие, в которое интригана отправили те, чьим рупором он был, должно было привести к обсуждению мира, необходимого для империи, заявил он.

 По правде говоря, я знал, что за три дня до этого из Берлина через Швецию прибыл тайный посланник Хардт с депешей, в которой содержались подробные инструкции для старца.

Великий князь Николай Николаевич принял нас вечером в день нашего прибытия в штаб.
И, конечно же, монах был полон одной из тех фантастических историй, которые так хорошо удаются многим, будь то
невежественный и доверчивый, или те, для которых личное достоинство было в
притворяюсь, что верю ему.

Великий князь принял старца вежливо, но чопорно, ибо он хорошо
знал, какой властью тот обладал в Империи, и что его воля была законом.

"Ах, ваше высочество!" - воскликнул монах, "война - это действительно бедствие. Увы! это
Россия оскорбила Бога, вступив в нее. Но ты, в своей мудрости,
должен положить этому конец. Святая Дева явилась мне во сне и
сказала, что мы должны заключить мир. Я пришел сообщить тебе о ее воле".

"Когда ты видел Пресвятую Деву?" - спросил великий князь.

"Три дня назад".

"Вот это странно", - ответил он. "Я тоже видел ее, но это было всего два дня назад"
и она сказала мне: "Грегори приезжает повидаться с тобой. Он посоветует
мир. Не слушайте его, но исключите его как негодяя, каким он и является. Если он
продолжит беспокоить и интриговать, выпорите его ".

Монах пришел в ярость.

«И далее, — продолжал Николай Николаевич, — если ты останешься здесь, ты, адский шарлатан и шантажист, вот что я сделаю. Так что можешь вернуться к Александре Фёдоровне и передать ей мои слова. Мои солдаты сражаются за Россию и будут продолжать это делать, сколько бы их ни было
Какие бы видения у тебя ни были — и сколько бы немецкого золота ты ни заграбастал своими грязными лапами. Убирайся!
Распутин на мгновение потерял дар речи. Затем, выругавшись, он развернулся и ушёл.


Три дня спустя мы вернулись в Петроград, но монах, который ничего не забывал, сразу же начал строить планы по отстранению великого князя от власти.

Однажды утром среди корреспонденции монаха я нашёл письмо для
Распутина, которое было доставлено из Военного министерства с пометкой
«Строго конфиденциально». Открыв его, я прочёл следующее, подписанное инициалами Сухомлинова:

 «Что касается дальнейших подозрений в отношении полковника
 Свечина, то проведённые расследования полностью подтверждают вашу точку зрения. Политическая полиция, проводившая обыски в его доме в Петрограде и в его квартире в Вильно, не нашла ничего существенного. Однако в Вильно было обнаружено, что непосредственно перед войной он установил дружеские отношения с Эльзой Иsembourg, которая была агентом Германии и подругой Миассоедеффа». По моему указанию мы разрешили полковнику уйти, и он вернулся
 в Вильно, чтобы встретиться с женщиной, которая по нашему приказу написала ему. Она, действуя по нашему указанию, предложила ему деньги за то, чтобы он выдал некоторые планы обороны Гродно. Во время встречи присутствовали агенты тайной полиции. Сначала он решительно отказался, но на следующий день снова встретился с ней и поддался искушению, так что в данный момент он готовит информацию, которую она ищет.

Я зачитал это монаху, который тут же довольно потёр руки.


"Ах! всё идёт хорошо, мой дорогой Фёдор!" — воскликнул он. "Эта женщина будет
— Простите, что она меня выдала, уверяю вас.
Я мог понять мотив заговора, но пока не представлял, насколько он глубок.

Только через неделю военный министр однажды ночью пришёл к монаху, и в моём присутствии они обсудили дело Свечина.

"Вы поступили правильно, генерал," — заявил Распутин со зловещей улыбкой. "Что на самом деле произошло в Вильно?"

«Что ж, эта женщина, Изембург, хоть и была немецкой шпионкой, теперь на нашей стороне и работает в контрразведке», — таков был его ответ. «С самого начала она уверяла меня, что полковник чрезвычайно честен и патриотичен.
Хотя до войны она несколько раз пыталась заставить его дать
ее военной информации, но он всегда отказывался и стремился избежать
ее."

"Ну, эту трудность, конечно, можно преодолеть?" - спросил монах.

Генерал Сухомлинов, сам предатель, слегка рассмеялся и ответил:

"Конечно. Были и другие средства. Три дня назад Элиза передала мне машинописный документ, раскрывающий секреты обороны Гродно.
По её словам, документ ей дал полковник Свечин в обмен на обещание выплатить десять тысяч рублей, когда она сможет получить
«Деньги из тайного источника в Петрограде».
«Тогда он предатель!» — взволнованно воскликнул монах.

Генерал подмигнул и ответил: «Элиза Иsembourg утверждает, что это так и что он дал ей документ».

«Он, конечно, всё отрицает?»

«Он пока ничего не знает», — сказал его превосходительство. «Я отдал приказ о его аресте сегодня и распорядился, чтобы военный трибунал состоялся здесь, в Петрограде».
Злой монах радостно рассмеялся.

"А! Понятно, — заметил он. — И, вероятно, полковник ещё не видел этот машинописный документ?»

«Вероятно, — ответил военный министр с загадочной улыбкой. —
Такие случаи уже были. Я назначил военный трибунал на следующий четверг, и, уверяю вас, полковнику будет трудно доказать свою невиновность!»
Из этого разговора я понял, что Распутин задумал дьявольский план
против совершенно невиновного человека в отместку за оскорбления его жены.

На следующий день нас вызвали во дворец, потому что императрица очень беспокоилась о здоровье царевича и умоляла святого отца помолиться за него.
Она и не подозревала, что постоянные приступы были вызваны
тонкий яд, тайно введенный ее самой доверенной фавориткой,
Мадам Вырубовой. Несколько дней мы оставались во дворце, пока
Распутин совершил одно из своих "чудес", а именно, вернул
мальчика в его нормальное состояние.

Что, если бы императрица знала, что "чудеса", в которые она так
горячо верила, были просто совершены введением определенных
противоядий к уже введенному яду!

Во время моего визита во дворец я стал свидетелем странных событий на спиритическом сеансе, на который был приглашён Боссан, печально известный французский медиум.
как было приказано. Присутствовали император, императрица и их приближённые, в том числе Распутин и я.
Когда круг был сформирован и сеанс начался, царь спросил у духа своего покойного отца, как ему следует действовать в войне против Германии.

 Ответ, конечно же, был подстроен императрицейНапутствие матери и её друзей было примерно таким:

 «Ты поступил хорошо, сын мой, и ты достоин трона Романовых.  Продолжай защищать нашу любимую землю.  Доверяй советам тех, кто рядом с тобой, твоей жены, твоих министров, особенно Штюрмера, Протопопова и Сухомлинова, а также советам, которые тебе постоянно даёт святой отец.  Все они посланы тебе как добрые и верные наставники. Моё благословение с тобой, о сын мой!»
Таково было «послание», которое так ловко передал доверчивому монарху
предатели и интриганы окружали его. И увы! он верил искренне и безоговорочно, не подозревая о том, что несколько тысяч рублей перекочевали в карман медиума в качестве платы за его попустительство.

Вернувшись в Петроград поздно вечером в четверг, я обнаружил среди корреспонденции монаха письмо от мадам Свечиной, длинное, полное сожалений письмо, в котором она выражала глубочайшее раскаяние за слова, сказанные ею на собрании сестёр-учениц, и просила прощения.
 Далее она сообщала о своём намерении навестить отца «по серьёзному и безотлагательному делу».

Я сказал ему об этом, на что он проворчал:

"Ах! женщина приходит в себя. Да. Если она придёт, я её увижу.
Она хорошенькая, Фёдор, — хорошенькая, — да, очень хорошенькая."

Я глубоко вздохнул. Несчастная женщина, без сомнения, знала о серьёзном обвинении, выдвинутом против её мужа, но и представить себе не могла, что причиной этого ложного обвинения был Распутин.

Как раз перед тем, как я поднялся в свою комнату, чтобы лечь спать, — было около часа ночи, — зазвонил телефон, и я взял трубку.

 Я обнаружил, что на другом конце провода был один из чиновников военного министерства.

«Его превосходительство министр просит передать срочное сообщение
отцу», — сказал голос.

 «Хорошо», — ответил я, назвавшись.

 «Тогда, пожалуйста, послушайте. В сообщении, которое он написал, говорится: «Полковник
Иван Свечин предстал перед военным трибуналом, заседание которого завершилось полчаса назад. Он был осужден по обвинению в сотрудничестве с врагом и
раскрытии военных секретов Германии и приговорен к казни за
государственную измену. Казнь должна состояться в Петропавловском соборе.
Крепость на рассвете в субботу".

С тяжелым сердцем я положил телефонную трубку. Еще один
Невинный человек должен был погибнуть из-за непомерного тщеславия Распутина и его дурного влияния.

 Когда я вошёл и рассказал об этом монаху, который уже лежал в постели в полупьяном состоянии, он просто перевернулся и продолжил храпеть.

В пятницу вечером, когда мы, как обычно, возвращались из Царского Села в одном из императорских автомобилей, мне сказали, что какая-то дама хочет увидеться со старцем, но не называет своего имени. Она настаивала на том, что должна его увидеть, и прождала уже почти три часа.

 Когда я вошёл в приёмную — небольшую комнату в конце коридора, — она была там.
в коридоре я обнаружил, что это жена приговоренного. Она была одета
в мертвенно-черное, ее красивое лицо было заплакано и смертельно бледно.

"Ах! Месье Раевский! - закричала она, бросаясь ко мне. - Вы знаете
меня - мадам Светчин, да?

- Да, мадам, - сказал я. - Я помню вас.

«Ты ведь позволишь мне увидеться с ним, не так ли?» — воскликнула она в сильном волнении, нервно сжимая мою руку. «Надеюсь, он меня простил; конечно же, он…»
 «Я отдал ему твоё письмо», — сказал я.

  «Да — и что он сказал?» — выдохнула она с нетерпением.

«Ну, по правде говоря, он ничего не сказал», — ответил я и добавил: «Он был
я был слишком занят другими делами».

«Ах! Я должна его увидеть! — воскликнула обезумевшая женщина. Я была неправа, говоря то, что сказала. Отец — великая сила в России. Я должна молить его о пощаде».

Я пообещал отвести её к нему и оставил её, чтобы сообщить Распутину о прибытии его ожидаемой гостьи.

Со злобным блеском в этих ужасных глазах он потёр руки.


"Хорошо, Фёдор!" — сказал он, шагая по комнате. "Я увижу эту женщину.
О да, если она хочет меня видеть, я не откажу ей в этом удовольствии," — добавил он с едким сарказмом. Воистину, в этот час он был странен и ужасен
о его триумфе.

 Несколько мгновений спустя я ввёл в его покои бледную, измождённую женщину в чёрном.

"Святой отец!" — в отчаянии воскликнула она. "Прости меня — скажи, что ты прощаешь необдуманные слова слабой и недостойной женщины."
"Прости — за что?" — спросил он, выпрямляясь и поглаживая инкрустированный драгоценными камнями крест. «Я не понимаю, почему мне оказана такая честь, мадам».

«Ах! Конечно, вы не знаете. Простите, я забыла объяснить. Мой
муж...» — и она расплакалась. «Мой дорогой муж...»

«Ну что же ваш муж?» — спросил Распутин. «Он на фронте. Он
был ранен — или...»

«Нет, нет, только не это!» — воскликнула она. «Они выдвинули против него ложное обвинение. Какая-то женщина по фамилии Изенбург, с которой он был знаком в Вильно до войны, обвинила его в предательских связях с врагом. Она передала военному министерству какие-то документы, содержащие планы обороны Гродно, которые, по её словам, он ей продал! Но это ложь — сплошная ложь». Я знаю это!

"На самом деле, это довольно романтическая история, мадам", - сказал Распутин совершенно невозмутимо.
"Почему эта женщина выдвигает такие обвинения?" "Откуда я могу знать?" - спросил он. - "Я знаю, что это за история." - сказал Распутин.

"Почему я могу сказать?" Ах! но вы не знаете самого худшего! - продолжала она. - В
Военный трибунал действительно принял во внимание показания этой женщины — показания, которые были ложью — все до единого! Мой муж предан мне, и я люблю его — ах, как сильно! Он — всё для меня. И...
"Но эта женщина — Иsembourg, как вы, кажется, сказали, — она его подруга, не так ли?" — перебил его монах, скрестив руки на груди в той благочестивой позе, которую он всегда принимал, когда слушал.

«Она говорит, что была его подругой до войны — до того, как мы поженились.
 Возможно, так и было, — ответила жена осуждённого. — Но она, несомненно, _агент-провокатор_ полиции, созданная для того, чтобы заманивать мужчин и приводить их к гибели».

«Об этом я ничего не знаю», — холодно ответил Распутин.

 «Но ты поможешь мне, святой отец! Сделай это ради невинного человека — ради... ради его нерождённого ребёнка! Ах! Ты ведь проявишь милосердие, не так ли?» — умоляла она.

«Я вас не понимаю», — ответил монах, притворяясь, что ничего не знает.

 В отчаянии несчастная жена упала на колени перед негодяем и закричала:

"Мой муж! Ещё есть время спасти его! Его... его должны расстрелять... завтра... как только рассветет! Ты... и только ты... можешь убедить
«Прикажите императору пересмотреть приговор или провести новое судебное разбирательство. Вы сможете — вы всемогущи и божественны!»
 «Простите, мадам, но это не ваша истинная оценка Григория Распутина, — сказал он с едким сарказмом. — Ещё совсем недавно я был шарлатаном и мошенником! Нет, ваше мнение не могло измениться за столь короткое время».

"Но вы - если вы посланы Богом в Россию - никогда не допустите, чтобы невинный
мужчина был убит таким образом - осужден по слову
известной женщины".

- Уверяю вас, это дело меня не касается, - засмеялся он. - Если ваш
муж был приговорен к смертной казни, у него должен был быть справедливый и беспристрастный суд.
суд над его братьями-офицерами. Я не военный и ничего не смыслю
в таких делах. Если его признают предателем, - добавил нечестивый.
шпион Германии, - тогда приговор справедлив".

"Но он не предатель. Он такой же патриот, как и вы сами, отец! Он
всегда был таким", - воскликнула отчаявшаяся женщина.

 «У меня нет возможности это узнать», — ответил он жёстким тоном, глядя на неё своими странными широко раскрытыми глазами и пытаясь взять себя в руки.
наложи на нее заклинание, перед которым мало кто из женщин мог устоять. "Тем не менее, я прощу
вас, и, более того, я воспользуюсь своим влиянием, чтобы спасти жизнь вашего мужа
, если вы согласитесь войти в круг наших святых учеников".

Отчаявшаяся молодая женщина на несколько секунд затаила дыхание, дико уставившись на него
она все еще стояла на коленях, сжимая "святого"
грязными руками.

«Нет, — ответила она. — Этого я никогда не сделаю».
Распутин понял, что его план провалился. По крайней мере, была одна женщина, над которой он был бессилен, которая считала его мошенником. В одно мгновение он впал в ярость.

«Довольно!» — крикнул он, сбрасывая её с себя.  «Ты отказываешься принять мои условия — значит, твой муж умрёт!»
 Несчастная женщина, бледная как смерть, попыталась что-то сказать.  Её
губы шевелились, но не издавали ни звука.  В следующее мгновение, сделав над собой невероятное усилие, она с трудом поднялась на ноги. Затем, мгновение спустя, сжимая руки и с отчаянием в прекрасных глазах, она повернулась и, шатаясь, вышла.


Четыре часа спустя полковник Свечин смело встретил обстрел во дворе крепости.  Раздалась команда, и в следующую секунду
доблестный солдат упал лицом вниз — мёртвый.




 ГЛАВА X

ПРЕДАТЕЛЬСКАЯ РАБОТА


Правдивая история о трагической смерти русского государственного служащего Ивана
Нагловского и о загадочном взрыве, уничтожившем крупный оружейный завод в Охте и унёсшем жизни более четырёхсот пятидесяти человек, а также ранивших семьсот, так и не была рассказана.

В России ходили зловещие слухи, но здесь я впервые могу раскрыть удивительную правду.

Я сопровождал Распутина в Верхотурский монастырь в Перми;
дом на Гороховой был закрыт, деревянные ставни заперты,
и императрица чувствовала себя опустошенной без своего "святого Отца". Штюрмер,
Премьер-министр, был с императором, ежедневно замышляя и добиваясь
предательства нашей нации немцам и "Сатане в шелковой шляпе" - как одному
один из великих князей дал министру внутренних дел прозвище
Протопопов - отправился с миссией в Лондон, якобы в интересах России
, но на самом деле как шпион Германии. Последнее, конечно, в то время было неизвестно, поскольку британское правительство отправило его в турне по
В munition и других центрах ему показали, что они готовят, и устроили ему торжественную встречу в Лондоне как представителю их союзника. Теперь мы знаем, что по возвращении в Петроград он сразу же стал ярым противником британцев и подробно рассказал обо всём, что знал, на Вильгельмштрассе!

 Целью паломничества монаха в Пермь было создание в этом городе отделения его секты. Он покинул Петроград в одежде паломника, с власяницей и посохом, и в таком виде предстал перед всеми.
Однако мир не знал, что комнаты, отведённые ему в
Монастырь, основанный бесчестным епископом, которого он сам назначил, был воплощением роскоши, и каждую ночь там устраивались пьяные оргии.

 Через три недели после нашего приезда императорский курьер доставил ему письмо из Петергофа. Была ночь, и монах находился в состоянии сильного опьянения вместе со своими товарищами, тремя такими же мнимоблагочестивыми негодяями, как он сам.

Когда я протянул ему письмо, он взглянул на императорский шифр на конверте и, ухмыльнувшись, воскликнул:


"Это от императрицы. Прочти, что пишет эта женщина."

Я замялся, предполагая, что будет лучше, если я прочту ему это письмо наедине.


 «Ба! — рассмеялся он.  В этом нет ничего личного.  Прочти, Фёдор».
 Итак, получив приказ, я подчинился.  Письмо было написано по-русски, но с ошибками в грамматике и орфографии, поскольку императрица так и не научилась правильно писать по-русски. Вот слова, которые я читаю, чтобы доставить удовольствие
развратному квартету:

 «СВЯТОЙ ОТЧЕ, — почему ты не пишешь? Почему ты так долго молчишь,
когда моё бедное сердце ежечасно жаждет новостей о тебе и твоих утешительных слов?

» «Я, увы! слаб, но я люблю тебя, потому что ты для меня — всё.
О! если бы я только мог взять твою милую руку и положить голову тебе на плечо! Ах! смогу ли я когда-нибудь забыть то чувство совершенного покоя и блаженной отрешённости, которое я испытываю, когда ты рядом со мной.

» Теперь, когда ты ушла, жизнь — лишь серое море отчаяния.
 Вчера вечером был суд, но я не присутствовал. Вместо этого мы с Анной
 [мадам Вырубова] вместе читали ваши милые письма и целовали вашу фотографию.

 «Как я уже часто говорил вам, дорогой отец, я хочу быть хорошим
 дочь Христа. Но о! это так трудно. Помоги мне, дорогой
 отец. Молись за меня. Молись всегда за Алексия [цесаревича].
 Вернись к нам скорее. Никки [царь] говорит, что мы не можем жить без тебя, ведь впереди нас ждёт столько опасностей. Что касается меня, я жажду твоего возвращения — жажду, всегда жажду!
 Без наших еженедельных встреч всё погружается во мрак...
Здесь я прервался. То, что последовало за этим, я понял, не стоит читать вслух этой троице, которая в любой момент может стать врагами старца.

"Да", - сказал он, удовлетворенно улыбаясь. "Эта женщина, очевидно, скучает по мне.
Отказ от нее на некоторое время ставит женщину в надлежащее положение, - добавил он.
добавил с пьяным смехом. - Что еще она говорит?

"Только то, что они должны отправиться в Ялту, но что ее Величество ждет вашего возвращения".
"Тогда пусть она подождет." - ответил я.

"Тогда пусть она подождет. Мне здесь очень комфортно. Пермь — приятная перемена.
"

Я прекрасно знал, что он получает огромное удовольствие и уже собрал вокруг себя целый круг истеричных женщин, которые верили в его божественность и соблюдали обряды его позорной "религии."

Последние слова этого удивительного письма, которое само по себе показывало, на каких условиях Александра Фёдоровна была с осуждённым конокрадом из Покровского, были следующими:

 «Здесь, о дорогой отец, мы имеем только вечные тяготы войны!
 Германия побеждает — и она обязательно победит. Она должна победить. Ты в этом убедишься! Но мы все должны сохранять бодрость духа перед нашей русской публикой. Я верю только в тебя. Пусть Бог вернёт тебя к нам как можно скорее. Алексис каждый день спрашивает о тебе. Мы должны были поехать в Ялту, но не сдвинемся с места, пока не встретимся здесь. Я обнимаю тебя
 Я люблю тебя, и Никки с Анной тоже. Твоя преданная дочь, Аликс.
Неопрятная компания, восприняв слова императрицы как шутку,
наполнила бокалы шампанским и снова принялась пить, а Распутин начал
развлекать своих «святых» товарищей рассказами об интимной жизни
прогерманской императрицы.

Воистину, этот мерзкий негодяй вёл весёлую, разгульную жизнь в Верхотурском монастыре, и многие женщины поддавались его странному, жуткому очарованию.

 «Верь в меня, и ты получишь Божье благословение», — твердил он.
богохульное заявление, обращённое к каждой женщине, чья внешность была хоть сколько-нибудь сносной.
"Усомнишься во мне, и будешь проклята."
Миллионы россиян в провинциях считали его святым,
посланным Богом царю. Разве «святой» не ел за императорским столом
и не подстрекал Его Величество к борьбе с немцами? Никто и не подозревал, что неопрятный чудотворец, который так восхищался женщинами, был тайным посланником Потсдамского убийцы.

Двое из его собутыльников в Перми носили такие имена
Ручин и Епанчин, здоровяки, чья порочная жизнь была почти так же известна, как и жизнь Распутина. Ручин был фокусником до того, как стал вести «святую» жизнь, и благодаря своим познаниям в магии и иллюзиях он часто помогал старцу совершать те «чудеса», которые так поражали мужиков, наблюдавших за ними с открытыми ртами.

Всякий раз, когда становилось немного скучно или Распутин чувствовал, что в его божественности сомневаются, он спокойно объявлял:

"Мне было видение. Прошлой ночью мне явилась Пресвятая Богородица и
заявил, что я должен снова совершить чудо, чтобы мир узнал
что Бог через меня защищает нашу дорогую нацию Россию ".

Мгновенно новость распространилась бы из уст в уста - имя Распутина
запрещено упоминать в газетах - что Старец
собирается совершить чудо, и тысячи людей собрались бы на каком-нибудь открытом месте.
место, где будет исполнен один из фокусов Рушина.

К тому времени Распутин настолько глубоко развратил Русскую церковь в её центрах власти и управления, что половина высшего духовенства
высокопоставленные лица были его творением, его соратник-вор в Покровском был
назначен епископом.

Вполне естественно, что Распутин нажил много врагов. Его непомерное тщеславие,
его безжалостность в обращении со всеми, кто стоял у него на пути, и
разоблачение использования им _агентов-провокаторов_ для обеспечения обвинительного приговора
и заключение в тюрьму любого, кто вызывал его недовольство, вызывало против него
лютую ненависть в определенных кругах как в Петрограде, так и в Москве. Многие из тех, кто поклялся отомстить, были обманутыми мужьями и отцами.
Я считал своим долгом попытаться успокоить некоторых из них, даже если
Я рисковал собой как секретарь этого негодяя.

 Именно в Перми Распутин узнал, что человек по имени Иван
Нагловский был в Покровском и активно расспрашивал о его прошлом, а также беседовал с его сёстрами-послушницами, которые там жили. Далее, было
сообщено, что он общался с монахом Хелидором, человеком
по имени Голенковский, чья молодая жена была "ученицей" в Петрограде, и
с Мари Новицки, которая громко проповедовала против эротической доктрины
новой "религии".

Было ясно, что Иван Нагловский был тайным врагом.

Действуя по указанию монаха, я вернулся в Петроград и в штаб-квартире тайной полиции подал заявление о том, что за Нагловским нужно установить слежку.  Через три дня мне сообщили, что была создана небольшая лига патриотически настроенных мужчин и женщин во главе с Нагловским, которые полны решимости разоблачить и вывести на чистую воду предателя, моего работодателя.

  Я был вынужден вернуться в Пермь и сообщить Распутину о результатах своего расследования. Прежде чем сделать это, я по телеграфу отправился в Петергоф по указанию Распутина.
Мадам Вырубова допустила меня к императрице.

Красавица отдыхала в роскошном неглиже перед тем, как переодеться к ужину, но быстро оживилась и заинтересовалась, когда я объяснил, что пришёл от монаха и возвращаюсь в Пермь в полночь.


"Когда закончится паломничество святого отца?" — спросила она со вздохом.

"Он уехал несколько недель назад и никогда не отвечает на мои письма."

"Его время, без сомнения, полностью занято постоянной преданностью", - заметила
Анна Вырубова в оправдание.

"Отец очень занят, ваше величество", - сказала я.

"Передай ему от меня, что я каждый день с нетерпением жду его возвращения", - сказала она. "Но
подождите. Я напишу ему, и вы передадите письмо", после чего
Я поклонился.

"Отец очень обеспокоен", - заметил я.

"О чем?" - спросила ее Величество.

"У него есть враги. Некоторые мужчины и женщины объединились с
целью причинить ему вред.

"Вред!" - эхом повторила она. «Что может случиться с ним, если он послан нам Богом и неуязвим для любого вреда, который может постичь нас, простых людей?
Я не понимаю».
Её слов было достаточно, чтобы показать, насколько безоговорочно российская императрица верила в мнимую божественность
богохульный бывший заключённый.

"Всё, что я знаю, Ваше Величество, это то, что святой отец чрезмерно встревожен."
"Ах! конечно же, у него не может быть никаких опасений?" — сказала она. "Передайте ему от меня, что как у Христа были враги, так, конечно же, есть и у него. Но его враги не могут причинить ему вреда».
Затем, поднявшись и подойдя к красивому бюро из палисандра, она добавила: «Я напишу ему. Только вчера я отправила ему с гонцом ещё одно письмо — восемь писем, и ни строчки в ответ!»
 Минут десять, пока императрица писала, я болтала с  мадам Вырубовой и рассказывала ей новости о монахе.

"Скажите ему, чтобы возвращался как можно быстрее", - сказала женщина тихим,
доверительным голосом. "Если против него действительно готовится заговор, он в
большей безопасности в Петрограде, чем в Перми. Кроме того, находясь на месте, он сможет
сразиться со своими врагами быстрой и безжалостной рукой".

Когда ее Величество писала, зазвонил телефон. В следующее мгновение стало ясно,
что она разговаривает с императором, который находился в штабе
армии в Польше.

Выслушав его, она сказала:

"Со мной здесь секретарь святого отца. Отец всё ещё в
Пермь. Я срочно пишу ему с просьбой вернуться к нам. Я хочу, чтобы вы
также послали к нему посыльного, чтобы убедить его вернуться в Петроград.
Ты будешь здесь в следующую пятницу, и это не мудрено провести еще один
сеанс на следующий день, да?"

Затем она прислушалась.

"Ах!" - воскликнула она. - Я рад, что ты согласна со мной, Никки. Да, давайте попробуем
и вернём отца не позднее субботы. До свидания.
Повесив трубку, она спокойно дописала письмо и запечатала его
знаменитой большой печатью из чёрного воска.

"Помни, — сказала она, отдавая мне письмо, — отец должен быть здесь в следующую
В субботу состоится спиритический сеанс, на котором будет присутствовать император. Он снова хочет посоветоваться с духом своего отца Александра. Умоляю отца вернуться
незамедлительно.
Я пообещал выполнить её просьбу и, удалившись, сразу же покинул дворец, а в полночь уже был на пути в далёкий город на Каме.

Вечером следующего дня я подъехал к монастырю и застал Распутина за ужином с бывшим фокусником Рушиным. Когда я вошёл в уютную маленькую комнату, где они сидели, Распутин снял свой длинный халат и остался в рубашке с закатанными рукавами, как крестьянин, которым он и был.
был. Я вручил ему письмо от императрицы немецкого происхождения, после чего он
сказал:

"О! прочти мне его, Федор. Почерк женщины-это всегда загадка для
меня".

Я знал, как он был неграмотный и причину его оправдания.

Я разорвал конверт и быстро просмотрел исписанные строки.

"Нет, - ответил я, - не сейчас, Григорий, позже".

"Но я настаиваю!" - яростно воскликнул Старец.

"И я отказываюсь!" - был мой решительный ответ. "У меня есть причины".

Эти последние три слова не ускользнули от него, потому что Гришка был никем иным, как
не верхом проницательности. Не авантюристом и не заскочившим в Европу
мог сравниться с ним в уклончивости.

"Что ж, Фёдор, если у тебя есть причины, то я знаю, что они веские," — сказал он. Затем, повернувшись к "святому" фокуснику, он ухмыльнулся и сказал: "Фёдор — превосходный секретарь. Такой осмотрительный — даже слишком, как мне часто кажется."

"В нынешнем международном кризисе нельзя быть слишком осмотрительным," — заметил я. «Враги повсюду. Никогда не стоит терять бдительность. В России полно немецких шпионов».
«Совершенно верно, Фёдор, совершенно верно! — воскликнул Распутин, улыбаясь про себя. — Ты не согласен, друг Ручин?»

«Совершенно верно», — ответил его сообщник, который, хотя ему и платили за помощь в сотворении «чудес» перед крестьянами, и представить себе не мог, что старец, так щедро раздававший ему деньги, был главным агентом Германии в России.

 Действительно, единственный сын Рушина был убит во время наступления на Варшаву, поэтому он ненавидел гуннов, и я уверен, что, если бы он знал
Распутин был личным агентом кайзера, и дела шли бы совсем по-другому.
По всей вероятности, вражеские заговоры, которым так ловко потворствовала Александра Фёдоровна, были бы раскрыты в первые же дни
война.

 Русский народ и по сей день чтит своего царя. Они знают, что он был слаб, но желал добра, что в душе он был русским и стремился остановить тевтонскую волну, которая хлынула через его границу. Но из-за «
Немка, «Александра Фёдоровна, ни у кого из всех наших русских миллионов нет для неё другого слова, кроме проклятия, и, как проклята Россией, как и всё её племя, она войдёт в историю для ненависти поколений тех, кто будет жить между Балтикой и Тихим океаном».

 Распутин возмутился, когда я скомкал письмо этой женщины.
Я сунул письмо в карман, не читая его вслух, но я хорошо знал, как с ним обращаться, поэтому начал рассказывать всё, что узнал от тайной полиции о деятельности Ивана Нагловского.

Оба мужчины слушали с напряжённым вниманием.

"Значит, этот парень действительно замышляет зло?" — спросил монах, откладывая куриную кость, потому что он всегда ел руками.

"Боюсь, что так," — ответил я. «Но её величество недоумевает, почему вы беспокоитесь. Она говорит, что вы, будучи посланником России, неуязвимы для телесных повреждений».
 «Ах! но вспомните, как тот молодой человек выстрелил в вас и задел двух
«Ты показываешь пальцем на Минск», — с усмешкой заметил фокусник.

 «Да, именно так. Мне не нравится этот Нагловский и его друзья. Я поговорю с Курлоффом».

Курлов был ещё одним вероломным бюрократом, ставленником Распутина, который работал в Министерстве внутренних дел Протопопова и позже собрал банды «Чёрной сотни» — наёмных убийц, которых он одел в полицейскую форму и обучил стрельбе из пулемёта. Эти ренегаты сыграли зловещую роль в первой революции.

 Затем я передал монаху срочное послание от императрицы.

«Хорошо, — ответил он, — я вернусь к субботе. Не потому, что я подчиняюсь этой женщине, а потому, что я должен увидеться с Курловым и предпринять активные шаги против этого Ивана Нагловского и его проклятых дружков».
Полчаса спустя, оставшись один в маленькой пустой комнате, отведенной мне, я достал письмо императрицы к старцу и перечитал его. Оно было таким:

 «СВЯТЕЙШИЙ ОТЧЕ, — с глубочайшей тревогой я узнал от вашего доверенного
 Фёдора о заговоре против вас. Я не верю, что вам может быть причинен вред. Вы посланы Богом, чтобы вести Россию к светлому будущему»
 Будущее цивилизации, которое принесёт с собой Германия, не может быть
погублено простыми смертными. Но если кто-то осмелится оспорить ваше
божественное право, тогда вместе с нашим дорогим Штюрмером
незамедлительно примите решительные меры, чтобы сокрушить их.

 «Мы не можем позволить злым языкам говорить о нас; мы также не можем допустить вульгарного скандала, который некоторые пытаются устроить.
 Если ты, о Отец, испытываешь опасения, то действуй смело, зная, что твоя преданная дочь всегда рядом с тобой и всегда готова передать тебе свою власть как императрицы.
 уважаемые руками. Поэтому ударить врагов быстро и без
 страх. Губы готовы произнести скандал, должно быть, любой ценой,
 притихли.

 "Наш друг Протопопов вернулся из Англии и рассказал мне
 что Ллойд Джордж и его друзья прилагают все усилия, чтобы
 выиграть войну. Эти британцы храбры, но, о! если бы они знали все
 что знаем мы... А? Они в невежестве и останутся таковыми до тех пор, пока
 Германия завоёвывает Россию и несёт людям блага цивилизации.

 «Никки возвращается. В субботу состоится сеанс. Ты должен
 вернись вовремя. Он посылает к тебе гонца, чтобы призвать тебя
 вернись к нам, чтобы утешить нас в эти долгие темные дни. Анна и
 все девочки целуют твою дорогую ручку.-- Твоя преданная дочь, АЛИКС."

На следующий день ко мне привели светловолосого мужчину средних лет, довольно хорошо одетого, который назвался Николаем Чевичем из Охты, пригорода Петрограда.
Монах, исполнявший обязанности привратника, привёл его ко мне и объяснил, что у него есть личное дело к Распутину.

 Я оставил его и, поднявшись в комнату монаха, увидел, что тот очень хочет встретиться со своим гостем.

«Я немедленно увижусь с ним, Фёдор. У меня с ним есть одно секретное дело.
Вот ключ от маленькой запертой шкатулки в твоей комнате. Открой её, достань десять тысячерублёвых купюр и принеси их мне после того, как приведёшь Чевича».
Так я и сделал. Допустив посетителя к Распутину, я открыл
маленькую железную шкатулку, которую старец всегда брал с собой в предполагаемые
«паломничества», и достал деньги, оставив в ней около
двенадцати тысяч рублей.

Десять тысяч я отнёс Распутину, но, открывая дверь, услышал, как светловолосый мужчина сказал:

"Все подготовлено. Проволока протянута через реку. Мы протестировали ее пять
дней назад, и она работает превосходно".

"Хорошо! А, вот и мой секретарь Федор!" - воскликнул монах. "У него есть для вас
десять тысяч рублей, и еще десять тысяч будут в
тот день, когда ваш план созреет".

Мне стало интересно, какой план имел в виду Старец. Но, будучи вынужденным уйти в отставку, я так и остался в неведении. Человек по фамилии Чевич пробыл у монаха больше часа, а затем вернулся в столицу.

 Позже я рассказал о визите незнакомца, на что Распутин мрачно рассмеялся и сказал:

"Ты услышишь кое-какие новости через день или два, мой дорогой Федор. Петроград будет
потрясен".

"Каким образом?"

"Неважно", - ответил он. "Подожди!"

Мы вернулись в Петроград в следующую пятницу утром, но, хотя императрица отправила гонца в Гороховую, чтобы тот уговорил монаха немедленно приехать в Петергоф, так как она хотела с ним посоветоваться, он проигнорировал её приказ и даже не соизволил ответить. Действительно, Распутин обращался с бедной полубезумной императрицей с такой малостью, что я часто приходил в ужас.

«Эта женщина — идиотка!» — часто раздражённо восклицал он, когда она
была необычайно настойчива в своих требованиях.

 Однако на следующий вечер мы отправились во дворец, куда был вызван другой французский медиум, человек по имени Фурнье, которому, разумеется, заплатили несколько тысяч рублей за то, чтобы он передал «послание с того света» в соответствии с требованиями мошенников из Потсдама.

Я не присутствовал на сеансе, но позже той же ночью, когда Распутин сидел со мной наедине за бутылкой шампанского, которую ему принёс «арап», он рассказал, что «послание» от покойного отца царя было точным и по существу.

«Николас, я обращаюсь к тебе, — сказал дух. — Хоть ты и храбр, и твои войска храбры, но твои враги всё равно окружат тебя. Потеря за потерей. Великое наступление скоро обернётся отступлением, и орды Вильгельма ринутся вперёд, и Польша станет немецкой. Но не бойся». Доверься доброму совету твоей жены Александры Фёдоровны и твоего отца Распутина, которого послали тебе Небеса. Не верь злым словам о нём, и пусть его враги исчезнут с его пути. Таково моё послание тебе, о сын мой!

Распутин повторил эти слова с напускной торжественностью и мрачно рассмеялся.

Жаль, что Николай, царь всея Руси, верил в эти платные послания, которые передавали ему медиумы, способные вызвать дух его покойного отца.

"Бедный идиот!" — заметил Распутин, сначала оглянувшись, чтобы убедиться, что дверь закрыта. "Должно быть, ему нужно чем-то занять свой недалёкий ум. Вот почему императрица устраивает заседания. Но, Фёдор, — добавил он, — я должен увидеться с этим моим врагом, Иваном Нагловским. С ним нельзя не считаться.
и, судя по тому, что вы мне рассказали, у него есть несколько важных друзей.
Мы обсудим этот вопрос завтра.
Затем он отпустил меня, махнув грязной рукой, и я отправился спать в комнату в дальнем конце длинного коридора, устланного мягким ковром.

На следующий день в полдень мы узнали о страшной катастрофе. Ровно в половине двенадцатого
Петроград содрогнулся до основания от ужасающего взрыва, за которым последовали ещё полдюжины, разнёсших вдребезги окна и посрывавших вывески и дымовые трубы во всех частях города.
Сначала все в ужасе замерли, когда один взрыв следовал за другим. Затем выяснилось, что на Охтинском пороховом заводе, расположенном на другом берегу Невы, напротив Смольного монастыря, внезапно произошёл взрыв, в результате которого сотни рабочих погибли и получили увечья, а весь недавно построенный завод был разрушен до такой степени, что его невозможно было восстановить.

 Я как раз входил в комнату Распутина во дворце, когда лакей сообщил мне эту новость.

Когда мгновение спустя я сообщил об этом старцу, он злобно улыбнулся и заметил:

"А! Значит, Николаю Чевичу причитаются ещё десять тысяч рублей.
Если он позвонит, когда мы вернёмся в Петроград сегодня днём, ты должен заплатить ему, Фёдор. Он хорошо выполнил свою работу. Россия ещё какое-то время будет испытывать нехватку боеприпасов.
По возвращении в Петроград мы обнаружили, что город находится в состоянии сильнейшего возбуждения. Из-за череды взрывов люди начали подозревать, что катастрофа произошла не в результате несчастного случая, как с любовью заявляли власти, а по злому умыслу врага. Распутин услышал об этом слухе и благочестиво выразил сочувствие бедным жертвам.

 Но не прошло и часа, как мы вернулись в Гороховую, как этот человек, Чевич
Он позвонил, и по приказу монаха я передал ему остаток его «кровавых денег».

 В тот же вечер прибыл Хардт, тайный посланник из Берлина,
который добирался через Або в Финляндии.

"У меня очень срочное послание для отца," — сказал он, когда его провели ко мне, и протянул мне письмо на плотной, но тонкой бумаге,
чтобы его было легче спрятать при транспортировке.

Я сразу же отвел его к монаху, который мыл руки в своей спальне.


"Ах, дорогой друг Хардт!" — воскликнул старец, тепло приветствуя его. "И ты прямо из Берлина! Ну, как дела?"

«Превосходно», — таков был ответ посланника из Секретного отдела на Кёниггретцерштрассе. «Германия рассчитывает на вашу помощь, и мы знаем, что вы её оказываете. Граф фон Веделл прислал вам письмо, которое я передал вашему другу Фёдору».
«Прочти его, Фёдор», — сказал монах. «В этом нет никаких секретов, которые можно было бы скрыть от нашего дорогого друга Хардта».
Он говорил правду. Хардт был доверенным посланником, который
передавал сообщения между императором Вильгельмом и Александрой Фёдоровной, и в последнее время он постоянно ездил в Германию и обратно, несмотря на то, что Россия была
в состоянии войны со своим соседом.

 По просьбе Распутина я вскрыл письмо, но обнаружил, что оно написано шифром.


Поэтому я сел за маленький столик и сразу же приступил к расшифровке.
Это был немецкий шпионский шифр, который по всему миру использовали немецкие секретные агенты — самый простой и в то же время самый удивительный и сложный код, который когда-либо знал мир.

Ключи к коду содержались в двенадцати предложениях, которые нужно было запомнить. Таким образом, не нужно было носить с собой кодовую книгу. Шифрованное сообщение в
В предисловии получателю сообщался номер используемых предложений — весьма изобретательный способ переписки.

 Просмотрев бумагу, я обнаружил, что ключ находится в восьмом предложении.
Это была пословица, что-то вроде «Слабое сердце никогда не завоюет прекрасную даму». Я записал её, а затем сразу же начал расшифровывать загадочное послание из Берлина.

 И я прочитал следующее:

 «МЕМОРАНДУМ № 43 286.

 От № 70 к Святейшему Отцу.

 Если взрыв Охтинского порохового завода пройдёт успешно,
 постарайтесь уговорить вашего друга К. [Чевича] выполнить аналогичную работу на новом заводе по производству взрывчатых веществ в Олонце, где работает наш друг, младший инспектор по имени  Леменев. Передайте это К., и пусть они свяжутся друг с другом.

  «Мы одобряем предложение К. уничтожить линкор  _Челябинский_, и предлагаем сделать это за ту же цену, что и за Охту.

 «По имеющейся у нас информации, вам угрожает опасность со стороны человека по имени Нагловский, который проявляет слишком большой интерес к
 в последнее время. Следует принять меры против него. — С уважением, В."
Я знал, что инициалы означают «фон Веделл», одного из директоров на
Кёниггретцерштрассе.

Распутин выслушал меня и, взяв шифрованное сообщение, поднёс к нему спичку, после чего Хардт, выпив стакан водки, покинул нас.

Но монах, получив это послание, тут же загорелся злой
мыслью и с помощью хитроумной уловки пригласил Ивана Нагловского на
ужин на следующий день. Тот согласился, надеясь, конечно, узнать больше о
монах, даже не подозревавший, что Распутин знает о его враждебных намерениях.
 На ужин были приглашены премьер-министр Борис Штюрмер и его подхалим по имени Сикстель. Штюрмер был в форме, а Сикстель — в штатском. Нагловский, как я выяснил, был молодым человеком, который, когда я его представил, выглядел очень польщённым тем, что за столом Распутина оказался премьер-министр России, в то время как монах изо всех сил старался втереться в доверие к своему врагу. Нагловский и его друзья готовили заговор с целью либо разоблачить монаха, либо убить его, поэтому глава
Заговорщик поздравлял себя с тем, что о заговоре никто не подозревает.

 Ужин проходил довольно весело, пока вдруг Штюрмер, обращаясь к своему соседу, не сказал:

"Святому отцу доложили, что ты и твои друзья составили заговор против него. Это правда?"
Нагловский вздрогнул и побледнел. На мгновение он потерял бдительность.

— Ах! — продолжил Штюрмер своим низким, густым голосом, когда Распутин поднялся, чтобы подойти к буфету. — Я вижу, что это правда. Ну и что ты от этого получишь?
Вы пытаетесь принизить усилия нашего дорогого Отца по спасению России? Подумайте. Вы патриоты? Нет. Что ж, — продолжил он, — Отец пригласил вас сюда сегодня вечером, чтобы договориться с вами.
За список твоих друзей - секретный список, который впоследствии будет
уничтожен - Старец заплатит тебе двадцать тысяч рублей, и,
кроме того, я дам тебе дипломатическое назначение в одно из посольств
за границей - везде, где вы пожелаете".

- Как! - воскликнул молодой человек. "Вы просите меня предать моих друзей, который
кощунственно подлец!" - и он указал пальцем на Григория Распутина, который двигался
в сторону. "Никогда! Я отказываюсь! И, кроме того, я говорю вам, —
крикнул он, вставая, — я намерен разоблачить этого притворного святого и его фокусы;
 этого преступного чудотворца, который, согласно только что полученной мной секретной информации, был настоящим виновником ужасной катастрофы в
 Охте. Вот что разоблачат мои друзья, когда я открою им правду.
"

Пока Иван Нагловский произносил своё язвительное осуждение, Распутин подкрался к нему сзади и, выхватив револьвер, внезапно закричал:

"Довольно! Ты не выйдешь из этого дома живым. Григорий Распутин знает, как
сокруши своих врагов, не бойся. Все твои друзья разделят твою судьбу.
Возьми это!
И он выстрелил, попав несчастному в спину, в жизненно важный орган.

Два часа спустя тело Ивана Нагловского было обнаружено на пустыре в Кушелевке, на другом конце города. Хотя
Директор Тайной полиции догадался, что произошло, он притворился, что это
было полной и непостижимой тайной - и тайной это всегда оставалось
до настоящего разоблачения.




ГЛАВА XI

ЗАГОВОРЫ С ЯДОМ, КОТОРЫЕ ПРОВАЛИЛИСЬ


К весне 1916 года Распутин, несмотря на то, что постоянно выставлял себя богохульным мерзавцем, стал величайшей силой в России.

 Его имя шептали благоговеющие люди. Вся Россия, от императрицы до самого неграмотного мужика, считала его божеством и
проглатывала любую ложь, которую он мог произнести.

Еженедельные собрания «сестёр-учениц» становились всё более популярными в петроградском обществе, и у новой «религии» появлялось всё больше последователей.
Однажды вечером старая
баронесса Гербель провела собрание с целью вербовки новых членов в своём большом доме на Потёмкинской.
Желтозубая, громогласная пожилая дама настойчиво просила Распутина провести одно из его собраний у нее дома, и он с неохотой согласился. Баронесса, близкая подруга старой графини Игнатьевой, не раз беседовала со мной и пыталась заручиться моей поддержкой. Наконец монах сказал мне:

«Что ж, Фёдор, если старая карга так настойчива, то, полагаю, мне лучше провести вечер у неё дома и познакомиться с её подругами».
Так всё и было устроено, и «святой» даже не подозревал, чем закончится это судьбоносное свидание.

Похоже, что баронесса Гербель устроила это, потому что хотела
познакомить Распутина с некой мадам Ячевской — женой очень богатого офицера,
которая считала, что благодаря влиянию Распутина она сможет
добиться положения при дворе.

Ольга Ячевски оказалась хорошенькой светловолосой женщиной с девичьей фигурой и милым выражением лица. С момента их знакомства неопрятный монах, перекрестившись и произнеся благословение, стал проявлять к ней большой интерес. В результате она стала «кандидатом», и её посвящение в тайны культа состоялось
Встреча была назначена на следующую среду.

 Когда собрание закончилось, около дюжины невротичных женщин, все из высшего общества столицы, по очереди наклонились и поцеловали немытую руку «спасителя России», как они обычно делали. Когда они ушли, монах сел и выпил полбутылки бренди, которую ему подала уродливая старая хозяйка.

На следующий вечер я случайно оказался в театре, когда Распутин, который был один, вышел прогуляться до дома профессионального шантажиста по имени Иван Щёселев, который жил на Рожском проспекте. Внезапно на него напали
трое казаков — впоследствии выяснилось, что это были люди, нанятые мужем мадам Ячевской, — затащили «святого» в узкий переулок, заткнули ему рот, сняли с него шёлковую рубаху, вышитую собственноручно царицей, широкие бархатные шаровары и красивые сапоги из лакированной кожи.

Затем они взяли кнут и как следует отдубасили негодяя, после чего связали его верёвкой и заперли в соседней конюшне, где он был только в нижнем белье!

Его одежду они сложили в картонную коробку и отправили
Ячевский запечатал письмо и отправил его со специальным курьером в Царское Село, где оно было передано лично в руки императрицы.

Александра Фёдоровна, вскрыв письмо и обнаружив оскорбление в адрес её «святого отца», пришла в ярость. Тем временем Распутина разоблачили, и он сидел дома, кипя от возмущения. Его,
«спасителя России», избили и унизили!

 В два часа ночи он поехал на машине во дворец, и я сопровождал его. Он встретился с Её Величеством, которая была одета в
Она облачилась в роскошный халат из бледно-голубого шёлка, и они с мужем решили провести жёсткий допрос по этому делу.

"Это чудовищно, что у тебя, наш дорогой отец, есть такие враги! Мы их уничтожим!" — сердито заявила она. "Я поговорю об этом с Никки утром. То, что мне прислали твою одежду, — это личное оскорбление для меня. Это отвратительно! Эти люди поплатятся!"

Той ночью мы остались во дворце, а на следующее утро Протопопова вызвали из Петрограда и сообщили ему о случившемся от имени императрицы.
 Позже министр пришёл в комнату, где я писал под руководством монаха.
Он зачитал текст под диктовку и пообещал, что вся машина Секретной
Полиции будет задействована для поиска виновных в этом
беспределе.

Распутин знал, что многие мужья его поклонниц были в ярости из-за него.
Поэтому в тот момент он не мог указать на кого-то конкретного, кто
задумал это дело, и, вероятно, полиции не удалось бы получить какую-либо информацию, если бы капитан Ячевский сам не похвастался в офицерском клубе тем, как он раздел и выпорол «святого» царицы.

В Петрограде даже у стен были уши, поэтому уже через три часа
«Святой» знал, кто был зачинщиком беспорядков, и назвал императрице его имя.

 «Мы покажем ему, что бывает за подобные выходки, — сказала она.  — Иначе это может повториться.  Я предоставляю тебе, дорогой отец, право принять любые меры, которые ты сочтешь нужными.  В любом случае ты будешь обладать всей полнотой власти как над  Никки, так и надо мной».

Почти неделю Распутин не мог решить, как ему отомстить несчастному Ячевскому, жена которого к тому времени стала одной из самых преданных «сестёр» монаха.
Два или три раза он заходил к военному министру и болтал с ним
предатель, генерал Сухомлинов.

 Однажды он сказал мне после собрания «учеников» в нашем доме на Гороховой:

"Этот капитан заплатит — и заплатит дорого — за своё оскорбление! Подумай — только подумай, Фёдор, — отправить мою одежду её величеству! Что она должна была подумать! Мне кажется, она сомневается, смогу ли я позаботиться о себе сам. И разве я не вдохновлён, не божественен — послан как спаситель России,
невосприимчивый к нападкам человечества!»

 Его тонкий мужицкий ум ясно видел, какое плохое впечатление он должен был произвести на женщину, которая была полностью в его власти
гипнотический взгляд. Если его можно было победить как шарлатана, то такие действия
его врагов, естественно, должны были вызвать у нее сомнения. Следовательно, он был
интриган, чтобы продемонстрировать свою силу.

Наихудшей чертой положения было то, что из Офицерского клуба
инцидент просочился по всему Петрограду, пока не стал обычным делом
разговоры в кафе. История о Гришке, сидящем на куче навоза, была у всех на устах.
Один известный член Думы заметил:

"Жаль, что его не похоронили там, чтобы он больше никогда не увидел дневного света!"

Ячевский, конечно же, не знал о том, что было известно монаху.
Он работал в Военном министерстве, возглавлял один из многочисленных департаментов.
Он был верным патриотом России, который, как и миллионы наших соотечественников, верил, что
Сухомлинов «выиграл войну». Он не знал о непреодолимой силе, которой мог обладать грязный «святой».

Однажды, к радости капитана Ячевского, его повысили в звании
и назначили военным комендантом города Калуга, расположенного к югу от Москвы,
с разрешением перевезти туда свою жену. Естественно, он был
Он был рад получить столь влиятельную должность. Несмотря на то, что у него было много денег, он не слишком продвинулся в своей официальной карьере, и эта милость, оказанная ему царём, назначившим его на должность, очень его обрадовала.

 Его жена, конечно, думала иначе. Она была бы оторвана от своих друзей-геев, «сестёр» по «религии» монаха.
Кроме того, она понимала, что, вступив в культ Распутина, у неё появится шанс на личную дружбу с императрицей.


 Так или иначе, неделю спустя Ольга Ячевская, попрощавшись с монахом,
была вынуждена уехать с мужем в важный город Калугу,
и в течение двух недель я ничего о ней не слышал.

 Однако однажды утром монах принял некоего генерала Николая
Ганецкого из Императорского Генерального штаба, и тот без долгих предисловий сказал:


"Ваше предупреждение относительно Ячевского оказалось верным. Он
поддерживал связь с немецким агентом в Риге по имени Клёсс."

«Ах! Я был в этом совершенно уверен, генерал, — заметил «святой» со зловещей ухмылкой. — Я обнаружил это совершенно случайно. Ну и что же вы сделали?»

«Он и его жена находятся под предварительным арестом в ожидании императорского указа. Изъятые нами бумаги являются неопровержимым доказательством. Среди них был вражеский шпионский шифр. Всё дело предельно ясно, и защищаться не от чего».

 «Значит, будет военный трибунал?»

 «Конечно. Я распорядился, чтобы он состоялся семнадцатого числа в Москве».

"Они оба умные агенты Германии", - заметил монах. "Будьте осторожны,
чтобы они не ускользнули у вас из рук".

"Не бойтесь этого, отец", - ответил генерал. "Владение немецким
кодексом само по себе достаточно, чтобы обеспечить им осуждение и вынесение приговора".

Последнее действительно было произнесено десять дней спустя. Маленькая светловолосая женщина, которая была так предана Распутину и тщетно умоляла его спасти её, была приговорена к пожизненному заключению в Якутске, в Восточной Сибири, в то время как её муж, осуждённый за измену, был на следующий день расстрелян на плацу за Кремлём в Москве.

 Воистину, Григорий Распутин безжалостно расправлялся с любым врагом, который вставал у него на пути.

Примерно через неделю после того, как я узнал о казни губернатора
Калуги, я снова оказался в Царском Селе со своим злодеем
хозяин был занят писанием в роскошной маленькой комнатке, отведённой ему.

 Мадам Вырубова была с нами и обсуждала состояние здоровья наследника престола, когда после её ухода совершенно неожиданно вошёл сам император.

— Григорий, — сказал он, стоя у окна в довольно выцветшем тёмно-синем саржевом костюме, который он иногда надевал, когда работал в своём кабинете, — мне сегодня сообщили, что Святейший Синод снова агитирует против тебя. Из того, что час назад сказал Штюрмер, следует, что
Церковь стала ревновать вас к вашей дружбе с моей женой и со мной. Я
действительно не могу этого понять. Почему так происходит? Как наш божественный проводник в войне с нашими беспощадными врагами, мы надеемся, что вы приведёте нас к победе. Александра Фёдоровна сегодня рассказывала мне странные истории о тонких интригах и о том, как Церковь объединяется, чтобы подорвать вашу популярность среди народа и ваше положение при нашем дворе.

«В твоей власти судить меня по моим делам», — таков был суровый ответ монаха. Он благочестиво перекрестился и повторил благословение.
дыхание. "Грегори - всего лишь слуга Всемогущего Бога, посланный к тебе
чтобы направлять тебя и твой народ против тех, кто стремится уничтожить
и расчленить Империю. Могу ли я узнать имена тех из Церкви,
кто стремится к моему падению? Конечно, это справедливо только для меня, если ты
предоставишь их мне? Лично я не питаю никакой надежды ".

"Нет надежды!" - воскликнул царь, вздрагивая. «Что вы имеете в виду, отец? Объясните».
 «У России нет надежды на победу, ведь она со всех сторон окружена теми, кто замышляет тебе зло. Церковь постоянно строит козни против тебя. Как старец, я знаю!»

«А прокуратор?»

 «Он твой друг».

 «А епископ Феофан? Ведь он не предатель?»

 «Нет. Я знаю его много лет. Доверяй Феофану, но покончи с церковной камарильей, которая настроена против тебя».

 «Как я могу?» Я их не знаю?" - был ответ императора.

"Я говорю тебе прямо, что, если позволить делу продолжаться, Церковь,
подкупленная немецким золотом, каким бы оно ни было, ухитрится нанести поражение нашему оружию. Следовательно,
тебе надлежит действовать - и действовать немедленно!

Царь, засунув руки в карманы куртки, стоял молча.

"Поскольку по божественной благодати я обладаю силой исцеления, твоя Церковь
завидует мне", - продолжал Распутин. "Священный Синод добивается моего
свержения! Я всегда действовал на благо человечества. Но
Русская Церковь стремится изгнать меня. Поэтому я должен склониться перед
неизбежным - и я уйду!"

"О, нет, Григорий! Мы не можем пощадить вас, наш дорогой Отец", - заявил
Император. "Мы больше не потерпим этого церковного вмешательства.
Вы должны помочь мне. Я даю вам карт-бланш на увольнение тех из Церкви
, кто нелоялен и является вашими и моими врагами, и замените их
те, кто являются нашими друзьями и на кого я могу положиться".

"В чистоте Церкви ты найдешь много сюрпризов",
ответил монах, воодушевленный успехом своих умных рассуждений.

"Без сомнения. Я знаю, что императрица и я окружены врагами.
Заговоры повсюду. Разве Протопопов не постоянен в своих заявлениях
что Церковь против меня? Я знаю это - увы! слишком хорошо. И я полностью полагаюсь на ваше
исправление ситуации, дорогой отец.
Исправление ситуации! В течение двенадцати часов Распутин, который продиктовал мне более пятидесяти
Он писал письма и от имени императора уволил большинство высших церковных сановников в разных частях России. Новый прокурор Святейшего Синода был назначен им всего за несколько недель до этого.

Епископ Феофан, начинавший жизнь садовником, осуждённый Тобольским судом как преступник и чья сестра была «ученицей» в Покровском, провёл с «святым» долгую беседу, которая затянулась до глубокой ночи. Воистину, это была самая драгоценная пара нечестивых негодяев во всей Европе, оба состояли в ближайшем окружении Их
Их Величества притворялись, что ведут «святую» жизнь, хотя каждый вечер были в стельку пьяны.


Тем не менее в течение сорока восьми часов после разговора Распутина с царём Русская православная церковь была очищена от всех своих верных приверженцев, а на их места — даже в епископствах Казани, Твери и Одессы — были назначены такие же пьяницы и негодяи, как и сам Распутин.

Стоит ли тогда удивляться тому, что Святая Русь пала?

 Действительно, нового епископа Казанского через три дня после назначения нашли пьяным в стельку на одной из главных улиц города.
Он приехал в город и, поскольку был одет в обычную одежду, был арестован полицией, которая его не узнала, так что драгоценный прелат провёл ночь в камере! Такова была наша дорогая Россия в разгар её доблестной борьбы с гуннами!

 Мой распутный хозяин, обладавший сверхчеловеческой хитростью, держал империю в кулаке. Он мог возвысить или погубить самого могущественного государственного деятеля за один день. В том маленьком несгораемом сейфе,
который он спрятал под полом винного погреба в
Гороховой, — в том сейфе, где хранилось столько любовных писем
от женщин с неврозами, которых монах впоследствии собирался шантажировать, — было
также много документальных свидетельств гнусных замыслов «святого»,
переписка, которая впоследствии попала в руки революционной
партии, обнародовавшей лишь часть её после трагической кончины Распутина.

 Одержимый непомерной жадностью, монах был помешан на накоплении богатств,
однако то, что на самом деле стало с его деньгами, всегда оставалось для меня загадкой. Хотя сегодня на его банковском счёте было около миллиона рублей,
на следующий день в его сберегательной книжке появились загадочные платежи.
Это истощало его средства, и зачастую у него оставалась всего тысяча рублей.

 Я так и не смог выяснить, на что уходили все деньги, которые он получал за подкуп, за назначение на должности и за то, что он предлагал молодым людям из хороших семей получить синекуры.

 Лично я считаю, что он платил определённым людям, чьи жёны были «ученицами», за молчание. Но его власть была такова, что я никогда не мог понять, зачем ему это делать. Однако разум муджика всегда работает загадочным образом.

 Истинные факты, касающиеся отчаянного заговора против генералов
Brusiloff и Korniloff никогда не говорили, хотя несколько французских
сами авторы пытались выявить их, и революционеров
попытались углубиться в тайны. Как секретарь Старца,
Я могу раскрыть реальную и самую удивительную правду.

Мои читатели, вероятно, помнят, что генерал Брусилов в начале
В июне 1916 года он уверенно управлял четырьмя своими армиями и приложил нечеловеческие усилия, чтобы разгромить Центральные державы между Припетом и румынской границей. Он был бесстрашным и блестящим тактиком, и в течение двух
За несколько месяцев ему удалось взять в плен 7757 офицеров и 350 845 солдат с 805 орудиями — и это несмотря на все препятствия, которые чинил ему военный министр, работавший с Распутиным как с другом Германии.

 Брусилов действовал блестяще.  Ни один русский генерал не затмил его в этой войне.  Он творил чудеса стратегии, и Берлин, естественно, всерьёз встревожился. Все их переговоры со Штюрмером,
Протопоповым, Распутиным и другими членами «Чёрной силы», по-видимому, ни к чему не привели. Они поставили на кон миллионы рублей, но без особого успеха
результат. Наши войска наступали, и объединённые силы Германии и Австрии ежедневно попадали в болота или были вынуждены отступать.

Даже Распутин осознавал серьёзность положения и не раз упоминал об этом.

Однажды рано утром, ещё до того, как я встал, прибыл Хардт, тайный посланник из
Берлина.

Поприветствовав меня, он сообщил, что у него есть срочная секретная депеша для отца, которую он должен передать только в его собственные руки. Поэтому я сразу же проводил измученного дорогой посланника в спальню Распутина, где он
достал из-за пояса, который был надет прямо на тело, смятое письмо.

"Прочти мне это, Фёдор," — сказал «святой», садясь в постели и протирая глаза после пьяного сна.

Открыв его, я обнаружил, что он написан шифром, известным как «Предложение номер семь».
По правде говоря, эти слова составляли древнюю русскую пословицу, которая в переводе на английский означала: «Дела — мужчинам, слова — женщинам».
Взяв карандаш, я сел и примерно через десять минут, в течение которых монах болтал с Хардтом, мне удалось расшифровать послание, которое выглядело следующим образом:

 «Т. Ф. 6823–88.

» «Меморандум от № 70. Секретно и конфиденциально._

» В дополнение к меморандуму F. G. 2734–22 считаю необходимым и крайне срочным прекратить наступление на Припять. Вы помните, что в своём ответе вы пообещали, что наступление будет свёрнуто в течение четырнадцати дней. Но этого не произошло, и некий
 персонаж [кайзер] крайне недоволен.

 «Наступление не должно продолжаться, и мы посылаем вам ещё один секретный
 прилагаются. Не теряйте времени, выполняйте их.


 «Мы надеемся, что вы не упустили из виду инструкции, содержащиеся в F.
G. 2734–22, особенно в части, касающейся уничтожения
военных заводов в Вологде и Бологом. Жаль, что вы
позволили К. [Карцову, который взорвал пороховой завод в Выборге, где погибло четыреста человек] быть расстрелянным. Он был чрезвычайно полезен. Женщина по фамилии Раевски, которая была его помощницей, не была в него влюблена, как вы сообщили. Она бы ему помогала
 далее, если ей будет предоставлена свобода. Мы удивляемся, что вы не были более
 правильно проинформированы. Платеж в размере 500 000 рублей будет произведен на
 ваш банк 18-го числа от Мельниццки и компании из Нижнего
 Новгород. С."

К письму прилагался лист бледно-желтой бумаги, на котором было напечатано по-русски
Следующее:

 "_секретные инструкции._--(1) Вы должны удвоить обещанную
выплату Николасу Медеру и Ирен Фейшер за подрыв
сооружений в Вологде и Бологом при условии, что
 Дело должно быть завершено в течение четырнадцати дней с момента получения этого письма. Если нет, договоритесь со своим другом П. [Протопоповым], чтобы их обоих арестовали с компрометирующими документами. Они могут стать опасными для нас, если их не подставить.

 "(2) Поскольку вам не удалось осуществить планы против генералов
 Брусилова и Корнилова, вы должны применить другие меры против обоих генералов и таким образом обеспечить затишье на границе. Мы отмечаем, что попытка, предпринятая телохранителем Брусилоффа Иваном Совичем, к сожалению, не увенчалась успехом.

 «Тот, кто передаст вам это письмо, вручит вам небольшой пакет. В нём два тюбика с белым порошком. Петру Чернину, который сменил  Совича на посту слуги генерала, можно доверять. Вы тайно отправите ему тюбик с номером 1 в штаб генерала  с приказом смешать содержимое с сахарной пудрой, которую генерал обычно добавляет в компот. Малейшее количество порошка приведёт к смерти
от причины, которую врачи не смогут установить.

 (3) Молодая танцовщица из «Буфф» по имени Нада Цурикова, живущая в Гарновской, попросит у вас трубку с номером 2.
 Она близкая подруга генерала Корнилова и по нашему приказу собирается присоединиться к нему в штабе. Она уже получила инструкции по использованию трубки. Эти две смерти будут совершенно разными, поэтому врачи ничего не заподозрят.

 «Во что бы то ни стало наступление должно быть прекращено. С уважением.
 С.»

После того как я прочёл инструкции, Хардт достал коробку шведских безопасных спичек.
Он высыпал их на стол, и среди них мы увидели две крошечные стеклянные ампулы, герметично запечатанные.
В одной из них был белый порошок, похожий на мел, и она была пронумерована «1», а другая была наполовину заполнена бледно-зелёным порошком и имела маркировку «2».
Он протянул их монаху со словами:

"Я воспользуюсь вашим телефоном, если можно? Мне нужно спросить у молодой женщины по имени Нада
Цурикову нужно зайти к вам.
Получив разрешение, Хардт прошёл в кабинет и вскоре уже беседовал с популярным молодым танцором из Буфф.

«Ты заедешь сюда в полдень, хорошо?» — спросил он, и она ответила утвердительно.

Ровно в двенадцать мне сообщили, что некая юная леди, отказавшаяся назвать своё имя, желает срочно встретиться со старцем.
Я отправился в приёмную, где ежедневно сидело множество представительниц прекрасного пола, с нетерпением ожидающих приёма у отца.
Я увидел высокую, стройную, темноволосую и чрезвычайно красивую девушку, которая, спросив, не Фёдор ли я Раевский, сказала, что её зовут Цурикова и что её послали к отцу.

Не теряя времени, я представил её «святому» человеку, который стоял, скрестив руки на груди, в своей самой благочестивой позе.

 «Дочь моя, я полагаю, что ты была послана мне нашим общим другом», — сказал он.  «Ты чего-то желаешь?  Вот это», — и он достал небольшую продолговатую картонную коробочку, в каких ювелиры хранят мужские заколки для галстука. Открыв
, он показал ей крошечный тюбик, завернутый в розовую вату. "Это
маленький подарок для кого-то, да?" спросил он со зловещим смехом.

- Возможно, - ответила девушка, как она взяла его и осторожно положил его в
черную шелковую сумочку, которого она носила.

"Вы уже получили инструкции по другому каналу?"
спросил Распутин.

"Я получила, о отец", - был ее ответ.

"Тогда будьте предельно осторожны с этим. Пусть ни крупица этого не коснется тебя", - сказал он
. "Мне приказано сказать тебе это".

Она пообещала проявлять величайшую осторожность.

«И когда ты выполнишь свою миссию, приходи ко мне снова», — сказал он,
устремив на неё свой зловещий, гипнотический взгляд, под холодным
пристальным взором которого, как я заметил, она задрожала. «Помни об этом!
Выполняй то, что от тебя требуется, бесстрашно, но с полной осмотрительностью, и
Сразу же по возвращении в Петроград позвоните сюда и доложите мне.
Девушка пообещала и, поцеловав протянутую ей грязную лапу монаха, ушла.


"Хорошенькая — очень хорошенькая, Фёдор," — заметил монах, как только она ушла.
"Она может оказаться мне очень полезной в ближайшем будущем."
Затем, после паузы, он добавил: «Позвоните его превосходительству военному министру
и спросите, где сейчас находится Брусилов».
Я так и сделал и после недолгого ожидания заговорил с генералом
Сухомлиновым, который сообщил мне, что русский командующий в тот день находился в
штабе в Минске.

Когда я рассказал монаху, он сказал: "Ты должен немедленно отправиться туда, Федор, и
отнести маленькую трубку казаку Петру Чернину, который сейчас находится в
Личный слуга Брусилова.

- Я! - выдохнул я, пораженный предположением, что меня выбрали для того, чтобы
нести смерть нашему доблестному командиру.

- Да. И скажите на милость, почему бы и нет? Кто-то, кому я могу доверять, должен выступить в роли посланника.
И я доверяю тебе больше, чем кому-либо другому, Фёдор.
На мгновение я заколебался.

Затем я поблагодарил его за доверие, но он сразу заметил, что я пытаюсь скрыть своё нежелание.

«Наверняка, Фёдор, ты не колеблешься, стоит ли тебе оказать эту услугу Отечеству? Подумай обо всех жертвах, которые мы приносим, чтобы принести в Россию блага немецкой цивилизации», — добавил набожный негодяй.

 «Я поеду — конечно, поеду», — сказал я.  «Но я не могу уехать сегодня.  Мне нужно получить бумаги из министерства, прежде чем я смогу путешествуйте".

"Его превосходительство генерал прикажет доставить их вам", - сказал он
. "Я займусь этим немедленно".

И пять минут спустя он отправился на поиски министра.

Я был в ужасе от своего положения, вынужденный передать средство для
смерти в руки немецкого шпиона Чернина, который был приставлен в качестве
слуги русского командующего. Я понял, что должен уехать из Петрограда в Минск той же ночью.
Поэтому я начал готовиться к своему авантюрному путешествию.
Действительно, незадолго до полуночи я вышел с Гороховой с коробкой шведских спичек во внутреннем кармане.

Путешествие из Петрограда на юг, в Полоцк, где мне нужно было сделать пересадку, оказалось бесконечным и заняло почти два дня, настолько была загружена железная дорога военными эшелонами и поездами скорой помощи. Наконец, добравшись до места, я сел в поезд с подкреплением, направлявшимся в Минск, где и вышел, чтобы узнать, что штаб генерала Брусилова находится в деревне Городок, примерно в пяти милях от Минска, в направлении Вильно. Вечер был очень холодным, и пока я ехал, меня охватило невыразимое отвращение к Распутину и этой позорной камарилье
которые медленно, но верно вели страну к гибели.

 Если бы я отказался выполнять эту дьявольскую миссию, монах тут же заподозрил бы меня в двуличии, и рано или поздно меня бы постигла безвременная кончина, как, увы! постигла многих других. Он настолько подчинил меня своей воле, что я был вынужден действовать
так, как он диктовал, чтобы спасти свою жизнь, ведь, как я уже
объяснял, «святой» человек очень дёшево ценил жизни тех, кто ему
не угодил.

В штаб-квартире, которая оказалась настоящим военным ульем
после этого я представился сержанту братом Чернина и попросил разрешения
увидеться с ним. Было почти темно, когда я стоял рядом с мужчиной, который
грубо потребовал, чтобы я пришел по делу.

"Боюсь, вы не сможете его увидеть", - ответил он. "Император".
"Император только что прибыл с визитом в штаб, и он с генералом, и
ваш брат сопровождает их".

Чернин, немецкий шпион, на самом деле находился при дворе императора
и, следовательно, мог слышать разговор между Его Величеством и
командующим армией!

"Но я проделал такой долгий путь из Петрограда", - заныл я. "У меня есть сообщение
для моего брата от его жены, которая, боюсь, умирает".

Это тронуло честного сержанта, который, подозвав одного из своих людей, велел ему
немедленно отправиться к Чернину и сказать, что его разыскивают.

"Только на несколько минут", - сказал я. «Я не буду отвлекать его от службы больше чем на две-три минуты — только для того, чтобы передать ему сообщение».
Я ждал один в маленькой, пустой хижине почти полчаса, пока мужчина не вернулся со слугой Брусилова.

"Ах, дорогой брат Пётр!" — воскликнул я, бросаясь вперёд и обнимая его, прежде чем он успел что-то сказать.
он не смог скрыть удивления. «Так я наконец-то нашёл тебя — наконец-то!»
 Как я и ожидал, человек, который его сопровождал, не желая присутствовать при встрече, развернулся и оставил нас одних.


 Как только он ушёл, я сунул ему в руку коробок спичек и прошептал:


 «Возьми это. Это тебе от наших друзей из Берлина. Внутри находится
тюбик с белым порошком, который вы смешаете с сахарной пудрой, которую
генерал Брусилов ест с фруктами. Это очень опасно, так что будьте
очень осторожны. Смерть наступит быстро, но врачи смогут
никогда не узнаем причину. Это уже было эффективно использовано нашими
друзьями среди союзников.

"Я понимаю", - последовал мрачный ответ шпиона. - Скажи нашим друзьям, что я добавлю это в сахар сегодня вечером.
и его величество, и генерал
получат по кусочку. Как удачно, а? - он ухмыльнулся.

Я затаила дыхание. Она никогда не приходило в голову, что Николай был обедать
с генералом.

- Нет, - сказал я. "Сохранить ее до завтра, так что вообще его в покое.
Она предназначена для него. Таковы инструкции.

"Я не буду", - был его ответ, когда он положил коробочку в карман. "Если кто-то
Раз у одного есть, то и у другого будет. Наступление немцев станет ещё легче, если они лишатся обоих. Я...
Снаружи послышались шаги, и через мгновение появился сержант;
поэтому нам пришлось расстаться, обменявшись прощальными словами, как добрые братья.

Я быстро поехал обратно в Минск и через два часа уже был в санитарном поезде, направлявшемся в Петроград, и всё больше удивлялся тому, что происходило на
Городок.

Петер Чернинь, немецкий шпион, без сомнения, подмешал содержимое этой крошечной трубочки в сахарную пудру, которую подали генералу и его императорскому гостю.

Стоя в одиночестве в конце длинной кареты скорой помощи, я высунулся из окна, вдыхая свежий воздух открытой равнины. Мы ехали вдоль озера, вода в котором подходила почти к самым рельсам. Это был мой шанс.

 Я достал из кармана жестяной спичечный коробок и швырнул его как можно дальше в воду.

Затем я вернулся на своё место с лёгким сердцем, ведь я наконец-то спас жизнь нашему дорогому генералу, а также жизнь его величества, ведь, по правде говоря, то, что я дал Петру Чернину, было всего лишь маленьким тюбиком французского мела, сделанным так, чтобы он был похож на тот, что так тайно привезли из Берлина.

На следующий день, докладывая об этом Распутину, он радостно потирал руки. Я, конечно, не сказал ему об опасности, грозившей императору.

 Однако на следующий день он пришёл ко мне в состоянии крайнего возмущения.

 «Этот дурак Чернин совершил ту же ошибку, что и Сович!» — кричал он.
 «Брусилов всё ещё жив и продолжает наступление. Разве он не обещал воспользоваться трубкой?
"Конечно, обещал," — заверил я монаха. "Он был очень доволен тем, что сможет таким образом помочь Отечеству."

"В любом случае он потерпел неудачу! — сказал «святой» человек. "И не только это, но и..."
Заговор против Корнилова тоже провалился. Что мне ответить Берлину?
Что они скажут?"

"Значит, нас подвела эта девчонка, Нада Цурикова?" — с жаром спросил я.

"Да," — ответил он жёстким, низким голосом. "У этой дурочки, видимо, не хватило смелости. Она струсила в последний момент — или..."

"Или что?"

«Или кто-то знал правду и угрожал разоблачением».
«Почему?»
«Потому что вчера утром её нашли мёртвой в Гранд-отеле в
Двинске. Она разбила тюбик и выпила часть его содержимого с чаем.
Жаль, Фёдор, она могла бы быть очень полезной». Затем он
добавил: «Ба!  С женщинами всегда так: в последний момент их покидает храбрость!» Нет. Нам нужны мужчины - такие, как ты, Федор, - которые
нужны. Провал в Минске, однако, очень странный. Мы должны расследовать
действия Чернина и полностью отчитаться перед Кенигграцерштрассе.
В противном случае меня снова обвинят. Конечно, я сделал все возможное-и так же
вы!"




ГЛАВА XII

РАСПУТИН И КАЙЗЕР


Тайный визит Распутина в Берлин и его вторая аудиенция у кайзера в то время категорически отрицались, но я сопровождал «святого»
Во время его авантюрного путешествия я имел возможность узнать все подробности.

 Он, одетый как голландский пастор и называвший себя пастором ван Меувеном, и
я, называвший себя Костером, прибыли в небольшой тихий отель под названием
«Вестфалишер-Хоф» на Нойстадише-штрассе, к северу от
Линдена. Мы ехали через Гельсингфорс, Стокгольм и Гамбург.
Распутин вез письма от царицы кайзеру и кайзерше, в которых она
заявляла о своих неизменных добрых намерениях и усилиях, направленных на
завоевание Германии.

 Не прошло и часа, как мы оказались в довольно унылом отеле, когда к нам подошёл официант
В нашу приватную гостиную, где я стоял один, вошёл высокий смуглый мужчина средних лет. Он щёлкнул каблуками и элегантно поклонился мне.


Улыбаясь и не произнося ни слова, мой гость протянул мне половину обычной визитной карточки, которую он грубо разорвал после того, как я нацарапал свою подпись на обратной стороне.  Из портсигара я достал вторую половину карточки и, сложив их вместе, убедился, что они подходят друг к другу. Отрывок, который барон фон Хаузен — так, как я узнал, его звали, — передал мне, был доставлен в Берлин Хардтом месяц назад
прежде всего для того, чтобы мы могли доверять любому человеку, который к нам обратится и предъявит его как удостоверение личности с Кёниггретцерштрассе.

 Мой посетитель был приятным мужчиной с проницательным взглядом, хорошо одетым, с красивым бриллиантом в чёрном галстуке. Когда я пригласил его сесть, он взглянул на дверь, чтобы убедиться, что она закрыта, а затем воскликнул:

"Ну, Герр костер, я верю, что отец и сам был
комфортное путешествие".

- Совершенно верно, - ответил я. "Но, конечно, это очень кольцевой маршрут."

- Я ожидал вас еще два дня назад, - сказал барон, который в этот момент поднялся со своего места.
запись Распутина и поздоровался с ним.

Появление монаха в Берлине очень отличается от рис.
он представлен в Петрограде. Его волосы и борода были подстрижены, он был
вымыт и в своем священническом облачении выглядел типичным голландским пастором.

Я представил пару, после чего барон сказал:

"Его Величество император желает, чтобы вы прибыли в Потсдам в четыре часа дня.
завтра днем. Вы должны встретиться с канцлером.
На это монах согласился, сказав на своём ломаном немецком:

"Я уже не в первый раз на приёме у Его Величества. Я приведу Фёдора."

"Как вы пожелаете. Но у меня вопрос-если Его Величество позволит ему присутствовать
в аудитории".

"В таком случае, барон, передайте его величеству, что я не приду", - прямо сказал
"святой". "Его Величество царь разрешает присутствие моего секретаря"
"так почему же ваш император должен возражать?" Передайте ему это
сообщение, — сказал он и добавил: — У меня мало времени в Берлине,
и я почти сразу возвращаюсь в Петроград.
Барон фон Хаузен возразил, но Распутин настоял на том, чтобы его сообщение было передано кайзеру.

Затем, когда наш гость ушёл, монах налил себе полный стакан
Он налил себе бренди и со смехом сказал:

"С этими немцами нужно обращаться достойно, Фёдор. Я хочу, чтобы ты записывал всё, что он говорит, и переводил для меня самое важное на русский. Интересно, зачем Бетман-Гольвег хочет присутствовать?"

"Без сомнения, чтобы давать советы кайзеру."

"По поводу чего? Я буду иметь дело с самим Его Величеством, и ни с кем другим," — отрезал он.

Пока мы обсуждали ситуацию, пришёл ещё один посетитель, немец, тоже в костюме пастора, назвавшийся Швассом.
Через мгновение Распутин, узнав его, запер дверь и, быстро повернувшись, спросил по-русски:

"Ну, как идут дела? Вас никто не подозревает?"

"Ни в малейшей степени", - был ответ человека, который был агентом
русской тайной полиции, а теперь стал шпионом, живущим в Берлине под видом
священнослужителя.

- У вас, кажется, есть для меня письмо, отец, от министра
Протопопова, не так ли? - спросил он.

Я открыл небольшой атташе-кейс и среди прочих писем, которые мы привезли из России, нашёл одно в простом конверте, адресованное пастору Вильгельму Швассу.


Шпион вскрыл его, внимательно прочитал три раза, а затем
Он положил его в огонь и смотрел, пока оно не сгорело. Что это были за указания, мы не знали. Они явно были нежелательными, потому что лицо мужчины помрачнело, и, не сказав больше ни слова, он развернулся и ушёл.

 После ужина, который мы провели в гостиной, мы отправились на прогулку в Линден. Распутин рвался пойти на то или иное представление,
но я отговорил его от этого, поскольку он был в церковном облачении.

"Если ты пойдёшь, то можешь вызвать любопытство какого-нибудь глупого полицейского, и о нас могут начать расспрашивать. Нет, пока мы в Берлине,
«Вам нужно вести себя очень тихо, — настаивал я. — Помните, что барон и некоторые его друзья следят за нами».
 Так мы и слонялись по кафе «Бауэр», где провели час, наблюдая за весёлой толпой, среди которой было несколько выздоравливающих офицеров и те, кто приехал в столицу в отпуск из Фландрии. Жизнь в Берлине, казалось, шла своим чередом.
Война никак не повлияла на дух веселья в его «ночной жизни».
В тот день была совершена успешная атака на британцев, и «победа» над ненавистными англичанами была у всех на устах.

Ещё час мы бродили по улицам, отмечая всеобщее веселье и уверенность в победе.


"Воистину," — заявил Распутин, — "эти немцы распространяют слухи о своих бедах в пропагандистских целях. Ах, они действительно великий народ с великим лидером!"
Я был с ним не согласен, потому что никогда не питал особой любви к немцам. В глубине души
Распутин, как я знал, тоже не питал к ним особой любви. Он восхищался ими и помогал им, потому что был прирождённым авантюристом, а как орудие кайзера получал хорошее вознаграждение за свои услуги. В то же время он
ему удалось поставить себя в положение самодержца по отношению к самому царю.


После дорогого ужина в небольшом заведении рядом с Розенталь-Тор, где
две полураздетые девушки танцевали, пока посетители ели, мы вернулись
на Нойштадише-штрассе.

 Когда мы вошли в отель, портье передал мне записку с просьбой позвонить господину Вегиннеру по адресу Потсдам, № 2862.

Я сделал это из нашей гостиной, спросив, не у герра Вехингера ли я могу найти герра Вехингера.

"Да," — ответил голос. "Вы герр Костер?"
Я ответил утвердительно, узнав голос барона фон Хаузена, который сказал:

«Пожалуйста, передайте своему другу, что я договорился о вашем визите и что вам будут рады. Будьте у французского посольства в три часа, когда подъедет жёлтый автомобиль. Сядьте в него, и вас отвезут сюда. Я буду ждать вас». И он пожелал мне спокойной ночи.

 Я знал, что провод, по которому я разговаривал, был одним из частных проводов, ведущих в Новый дворец в Потсдаме.

Распутин снова одержал победу. Когда я сказал ему об этом, он грубо рассмеялся и заметил:


"Люди слишком склонны считать этого кайзера хозяином мира. Он
Он никогда не сможет подчинить себе Грегори. Николас пытался, но потерпел неудачу. Пусть
Уильям попробует, и он обнаружит, что по крайней мере один человек ему ровня — и даже больше!
На следующий день в три часа мы оба стояли на обочине на
Паризер-плац, напротив закрытого французского посольства, когда внезапно с
Зоммерштрассе к нам подъехала большая жёлтая машина и остановилась. Водитель, которому, очевидно, передали наши описания, вышел из машины, отдал честь и открыл нам дверь. Через минуту мы уже ехали из Берлина по Потсдамской дороге. В тот день в газетах писали, что император
в Брюсселе, но такие вводящие в заблуждение заявления допустимы на войне.

 Спустившись с холма к Хафелю и проехав по Глиникскому
мосту, мы помчались через милый городок Потсдам и наконец
оказались в большом парке Сан-Суси, проехали мимо фонтанов прямо
по усаженной деревьями Хауптвег и остановились перед парадным
входом во дворец, которым пользовалась императорская семья.

Барон, в парадной форме и с улыбкой на лице, встретил нас, как и обещал.


"У меня возникли трудности с императором," — прошептал он мне. "Но, как и отец, Его Величество уступил."

Распутин услышал его слова, и я увидел на его бородатых губах зловещую улыбку.

 Нас провели через комнаты с расписными потолками, через «Оболочку»
Салон, стены которого были инкрустированы ракушками, а фризы — минералами и драгоценными камнями, через Мраморный зал, а затем по бесконечному коридору, устланному толстым ковром, который напомнил мне один из коридоров в Петергофе, ведущий в личные покои императрицы, пока барон не отдал честь часовому, не прошёл мимо него и чуть дальше не постучал в полированную дверь из красного дерева, ведущую в личный кабинет кайзера.

Мгновение спустя нас провели в довольно маленькую комнату, обставленную простой мебелью и очень похожую на кабинет. В кресле у камина сидел седобородый канцлер и курил сигару, а спиной к камину стоял император Вильгельм, серый и измождённый, одетый в унылый твидовый костюм.

«Ах, Григорий!» — воскликнул Его Величество, не обративший внимания на мою ничтожную персону. «Я не забыл нашу последнюю встречу. Что ж, ты молодец — отличная работа на благо нашего Отечества!» — и он представил монаха императорскому канцлеру, который, как мне показалось, несколько сухо поздоровался с шарлатаном.
презрительно.

 Теперь Распутин, одетый в непривычную для него одежду и без золотой цепочки и украшенного драгоценными камнями креста, который он так часто поглаживал, когда давал аудиенции тем, кто хотел погреться в лучах его улыбки, — что, конечно же, всегда означало большую денежную выгоду или продвижение по службе, — поначалу казался смущённым.

"Я выполнил поручение моей императорской сестры," — таков был его ответ. «У меня есть для тебя письма от неё, а также письма для твоей жены», — и он достал из кармана своего сутаны четыре довольно помятых письма.

Император поспешно просмотрел два письма, которые Александра Фёдоровна адресовала ему.
Я заметил, как на его серых подвижных чертах мелькнула довольная улыбка.


Затем, положив письма на свой заваленный бумагами письменный стол, он предложил нам сесть, и мы расположились у камина, чтобы поговорить.


Воистину, этот предательский совет вошёл в историю и стоил жизни многим невинным женщинам и детям, не участвовавшим в боевых действиях.

Кайзер начал подшучивать над Распутиным из-за его маскировки, говоря со смехом:


"Действительно, отец мой, вы можете пройти незамеченным где угодно! Барон был
Вы говорите мне, что в данный момент являетесь достопочтенным пастором ван Мёвеном из Утрехта. Моя полиция не знает, что вы русский и враг. Но вы умны, и ваши заслуги передо мной заслуживают гораздо большей награды, чем та, которую вы пока получили. А теперь скажите мне, — добавил он, — как поживает Штюрмер? Иногда я задаюсь вопросом, действует ли он честно или нет. Только на днях он телеграфировал на Даунинг-стрит, что вы
Русские никогда не согласятся на сепаратный мир, чтобы изолировать Британию. Это очень досадно.
"Ты заблуждаешься, как и весь мир," — многозначительно ответил монах.
улыбка. «Эта телеграмма была отправлена в Лондон только после многочисленных совещаний, в которых Александра Фёдоровна принимала участие вместе с Николаем, Штюрмером, Фредериксом и Протопоповым. Британская пресса начала сомневаться в нашей решимости выиграть войну, поэтому заверения Штюрмера в том, что он сможет обмануть мир, были крайне необходимы».

«Это избавляет нас от многих тревог», — заметил Бетман-Гольвег, посасывая кончик сигары. «Мы уже начали опасаться, что Штюрмер может склониться на сторону Англии».
Распутин отрицательно покачал головой.

"Штюрмер всегда был верным другом Отечества" — медленно произнёс он.
его взгляд был устремлён на императора.

"В России должен быть голод, — нетерпеливо заявил кайзер. — Ваш друг Протопопов ещё не создал его, как обещал при нашей встрече.
 Голод быстро поставит Россию на колени, как в конечном счёте он поставит на колени Британию. Наши подводные лодки творят чудеса. К счастью, мы предупредили британцев, поэтому не нарушаем никаких соглашений."

«Скоро наши друзья в Лондоне, которые поклялись никогда не убирать меч в ножны, пока мы не будем стёрты с лица земли, начнут визжать от восторга», —
заметил имперский канцлер со смехом. «И особенно если мы сможем
осуществите план профессора Хохайзеля и вызовите эпидемию. Это должно быть
сначала опробовано в России, а затем в Англии ", - продолжил Бетман-Хольвег.
"Бактерии сибирской язвы, сапа и бубонной чумы должны быть посеяны в
различных частях России, Грегори. Прежде чем ты покинешь Берлин, тебе будет
объяснен план".

«План, с помощью которого мы пытались распространить холеру, отправляя заражённые фрукты в различные благотворительные учреждения, провалился, потому что доставка фруктов задержалась и они прибыли в пункт назначения в непригодном для употребления виде», — ответил Распутин. «Никто не стал их есть, и все
наши планы были нарушены».
«Раздача подарков благотворительным учреждениям должна быть возобновлена», — заявил канцлер, и император с ним согласился.
«Завтра вам сообщат о наших пожеланиях в этом направлении», — продолжил канцлер.

«Да, — воскликнул император, — это военное наступление должно быть прекращено, и немедленно, если мы хотим успешно вторгнуться в Англию». Как только Россия заключит мир, наши руки будут свободны, и мы сможем нанести сокрушительный удар по Джону Буллю.
 Но не раньше.
"Как только мы приведём Россию в чувство, мы начнём действовать."
«Хвост британского льва», — сказал канцлер. «Все наши планы готовы. Как только на русском фронте воцарится тишина, мы сможем в течение
сорока восьми часов, если захотим, ввести шесть армейских корпусов в Восточную Англию между Тайном и Блэкуотером», — добавил он с гордостью.

 «Однажды Гинденбург поведёт их на Лондон, не бойтесь», — заявил император с полной уверенностью.

Я сидел молча, слушая этот странный разговор о том, что должно было случиться с Англией, когда Россия будет повержена.

 «Обвинения против Сухомлинова никогда не должны были быть выдвинуты», — сказал
Император продолжил, обращаясь к монаху:  «Из вашего доклада  Штейнхауэру я понял, что вы договаривались с царём о том, чтобы он замял расследование?»
 «Император отдал соответствующий приказ по совету императрицы, но обвинения были настолько серьёзными, что Штюрмер убедил его отменить приказ, чтобы общественность не заподозрила его в намерении замять скандал».

Обвинения, выдвинутые против военного министра, действительно были ошеломляющими.
 Высокопоставленный чиновник министерства по фамилии Карцов предал своего начальника.
после чего полковник Туген Барановский, бывший начальник мобилизационного
отдела Генерального штаба России, заявил, что
мобилизационные планы, составленные генералом, полны преднамеренных ошибок,
а винтовок, пулемётов, полевых и тяжёлых орудий не хватает.
Генерал Петровский, впоследствии начальник Департамента
фортификации, выдвинул обвинения в том, что генерал за всё время
своего пребывания на посту министра лишь дважды посетил артиллерийское управление, в то время как полковник Балвинкин, один из руководителей
Артиллерийское управление утверждало, что Сухомлинов настаивал на том, чтобы важные контракты на поставку пулемётов заключались с заводом «Рикертс» по цене две тысячи рублей за штуку, в то время как Тульский завод мог производить отличные пулемёты по цене девятьсот рублей.

 Об этом громко шептались по всей России.

"Было бы лучше, если бы этот Карцов исчез," — заявил кайзер. «Его рот должен быть закрыт, так как он может стать нежелательным свидетелем.
 Передайте Протопопову от меня, что было бы разумно отправить его куда-нибудь
неизвестное место назначения, и я ожидаю, что вскоре получу известие о его
пропаже».
«Я выполню твой приказ, — серьёзно сказал Распутин. Я согласен с тобой,
что Карцов очень опасен. Кроме того, он друг моего злейшего врага,
Пуришкевича, члена Думы, который агитирует против событий на фронте».

Распутин, кстати, не преминул передать Протопопову послание кайзера.
Через три дня после нашего возвращения в Петроград
Карцова выманили оттуда с помощью поддельной телеграммы, а через неделю его
Его тело было найдено в лесу недалеко от Кисловодска на Северном Кавказе, в то время как два других свидетеля против военного министра были арестованы и позже умерли в островной крепости Шлюссельбург.

 Кайзер был необычайно приветлив с монахом, гораздо более приветлив, чем при их встрече в Силезии. Канцлер, казалось, наблюдал за «святым», ловя каждый его жест и каждое замечание.

Кайзер полностью разделял взгляды своего канцлера и настаивал на том, чтобы в России была объявлена эпидемия.

«Холера или чума за месяц могли бы сделать для наших целей в России больше, чем мы можем сделать с помощью военной силы за целый год», — заявил он, закуривая сигарету и небрежно бросая спичку в огонь.  «Каковы взгляды Александры Фёдоровны?»
 «Такие же, как и твои», — ответил монах.  «К сожалению, все наши усилия
потерпели неудачу. Человек по имени Цуриков каким-то образом узнал о том, что
было задумано. Её Величество узнала об этом, и через два дня я приказал его убрать.
Его встретила некая танцовщица, и он поужинал с ней
У Пивато, на Морской. Через час после того, как они расстались, Цуриков умер
при загадочных обстоятельствах.

- Танцовщица была вашей подругой, да? Возможно, сестрой-ученицей?
- заметил император с многозначительной усмешкой.

- Ты верно угадал, - ответил монах. - Но после этого мы не стали
осмеливаться распространять инфекцию дальше.

«Это должно быть сделано. У меня есть кое-какие идеи. Барон объяснит их вам завтра, и я рассчитываю, что вы их воплотите, — сказал великий военный министр. — В России должны быть бунт и эпидемии, в Англии — вторжение, а во Франции... что ж, мы знаем, как завоевать и Францию, и Италию».
— добавил он с загадочной улыбкой.

 Он говорил как человек, который верит, что в его руках судьбы Европы.


— Средняя Европа завоюет мир, в этом я не сомневаюсь. Все в
руках Божьих, — согласился «святой» на ломаном немецком, перекрестившись с притворным благочестием, которое, казалось, позабавило и императора, и его канцлера.

"Выслушайте завтра план Хохейзеля, который я одобрил", - сказал
Император, передавая своему посетителю еще одну сигарету из тяжелой золотой
коробки. - Профессор зайдет к вам с бароном и все объяснит. Действуйте
Смелее, дорогой друг Грегори, ведь за тобой стоят все ресурсы Пруссии и моя добрая воля.
Монах, который накануне заявил, что подчинит кайзера своему влиянию, настолько попал под чары странного гипноза германского императора, что сидел, готовый выполнить любое его поручение.

«Письма, которые вы принесли мне из Царского Села, удовлетворительны, насколько это возможно, но многое ещё предстоит сделать», — сказал кайзер.
 «Передайте императрице, что я отвечу ей с курьером, но она должна
продолжайте в том же духе, и я буду оказывать вам обоим полную и безоговорочную поддержку. Судебное преследование Сухомлинова должно быть немедленно прекращено, а враждебные высказывания в Думе, время от времени направленные против нас, должны быть признаны уголовным преступлением, наказуемым высылкой. Карцов должен уйти, а Пуришкевич, который так часто выступает в Думе против вас и других, должен быть немедленно отстранён. Возможно, его ждёт внезапный конец! — предположил император. «По крайней мере, мы можем на это надеяться».
На следующий день в полдень барон привёл к нам невысокого, коренастого, седовласого
мужчина в золотых очках, знаменитый немецкий бактериолог, профессор
Хохайзель из больницы Фридрихсхайн.

 Дверь была заперта, и мы все четверо сели, пока учёный с низким голосом
рассказывал о своём плане по уничтожению некоторых густонаселённых районов
России путём распространения недавно открытого и крайне заразного заболевания.

"Заболевание было обнаружено год назад Герхольдом в Альт-Моабите и
тесно связано с бубонной чумой. Она более заразна, чем сибирская язва или оспа, и неизбежно приводит к летальному исходу», — сказал профессор.
Он сел во главе небольшого стола. «Как ни странно, у младенцев до шести лет, похоже, есть иммунитет. Итак, моё предложение, с которым согласились и император, и канцлер, заключается в том, что культуры, которые я подготовил и большое количество которых уже находится в Стокгольме и готово к использованию, должны быть внедрены в партию мясного экстракта и консервированной говядины, прибывшую из Южной Америки и хранящуюся в одной дружественной нам стокгольмской фирме.
 «Как вы предлагаете заразить её?» — спросил монах, узнав о дьявольском плане
взывая одновременно к его хитрости и беспринципности.

"Проколов банки и внеся культуру с помощью
шприца для подкожных инъекций, а затем закрыв отверстие каплей припоя.
Бутылки будут обработаны следующим образом: в пробках будут проделаны отверстия иглой, а затем отверстия будут закрыты расплавленной смолой."

"Могу сказать, — добавил барон, — что груз был куплен нашими друзьями, господами..." Джуэл и Эренсвард ждут указаний, прежде чем отправить его обратно.  Когда мясо будет готово, тебе,  отец, предстоит проследить за тем, чтобы его распределили по двум городам, в которых мы хотим
для экспериментов, а именно, в Нижнем Новгороде и Вологде".

"Это обреченные города, да?" Заметил я.

"Мы хотим, чтобы они были такими", - сказал профессор. "Когда однажды заболевание
выпущена она распространилась повсюду, и никакие меры предосторожности могут быть приняты
ведь до сих пор, известно лишь полдюжины из нас в
Берлин, и мы не знаем, как успешно с ним бороться».
Распутин помолчал.

"Это, безусловно, будет гораздо опаснее, чем холера или
чума, — я имею в виду, опасно для нас самих," — заметил он.

"Конечно, нельзя допустить, чтобы эпидемия вспыхнула в Петрограде или
ни в одном из армейских центров — по крайней мере, в настоящее время. Сначала мы должны оценить эффект в Вологде и Нижнем Новгороде.
"Ну, — сказал монах, — что вы хотите, чтобы я сделал?"

"Вы возвращаетесь через Стокгольм, — ответил барон. "Его Величество
хочет, чтобы профессор сопровождал вас, а на складе фирмы, которую я назвал, вы увидите консервы и бутылки. Профессор покажет вам, что банки были перекрашены и на них стоит маркировка известной фирмы, так что они не вызовут никаких подозрений. Только
Краска гораздо ярче, чем обычно. Причина в том, что их может легко распознать любой, кто посвящён в тайну, и они не могут быть открыты ни в одном другом месте, кроме двух городов, которые я назвал.
"Когда ты уезжаешь?" — спросил демон с низким голосом в человеческом обличье.


"В следующую пятницу. Мне ещё нужно кое с кем встретиться."

«Тогда я буду готов отправиться с вами, отец», — заявил профессор.
После того как они выпили бренди с содовой, совещание закончилось.

 Меня поразила дьявольская изобретательность всего этого плана.  Посев
Попытка распространить возбудителей холеры через заражённые фрукты, к счастью, провалилась, но теперь
Германия намеревалась нанести удар по гражданскому населению России в масштабах, которые я даже не мог себе представить.

На следующий день человек, назвавшийся Эмилем Дёлленом, принёс Распутину письмо, которое я вскрыл.

Я обнаружил, что это было зашифрованное сообщение, полученное на большом
Немецкая радиостанция в Науэне, отправленная из Петрограда,
якобы на военный корабль «Петропавловск» в Балтийском море, как и договаривался Распутин перед отъездом из России.


Когда я расшифровал сообщение, то обнаружил, что оно от министра Протопопова.
содержащее некоторые дополнительные указания, а также послание от
царицы, из-за которого монаху пришлось во второй раз встретиться с
кайзером.

 В ответ — пока тайный посланник Дёллен отлучился на час — я сел
и написал под диктовку монаха длинное донесение, в котором он вкратце
упомянул о предполагаемом распространении болезни и заявил о своём
намерении остаться в Стокгольме на несколько дней.

 «Всё хорошо, — продиктовал он. — Император Вильгельм шлёт вам свой наилучший привет и благодарит за ваше послание от 3-го числа.
» Было сочтено необходимым отозвать войска, которые находились в
готовности в Гамбурге и Бремене для вторжения в Британию.
После тщательного рассмотрения немецкий генеральный штаб
пришёл к выводу, что вторжение до того, как Россия будет
разгромлена, может обернуться катастрофой, поэтому они
сосредоточились на подводных и воздушных атаках на Британию,
чтобы сокрушить её. Из разговора с кайзером я узнал, что
Лондон будет уничтожен серией налётов сверхсамолётов,
запускающих недавно разработанные
 Бомбы со взрывчаткой и отравляющим газом, обладающие ужасающей разрушительной силой.
Призовите С. [Штюрмера] немедленно заявить, что он ничего не знает о контрактах Риккерта.
Приказано прекратить преследование генерала С.
Поговорите с императором и убедите его.
Да пребудет с вами благословение.
«ГРЕГОРИ».

Затем я зашифровал его с помощью специального кода, который использовали только Распутин и Протопопов.
Когда Дёллен позвонил, сообщение было готово к передаче с «Науэна» на русский линкор, на котором я находился
Он адресовал его так, чтобы его «услышала» радиостанция в Петрограде.

 «Святой отец» в Берлине вёл тихую и спокойную жизнь.
 Он действительно купил готовый костюм и, надев его, дважды выходил из дома и не возвращался до рассвета, а потом возвращался в полупьяном состоянии. Во второй раз барон позвонил ему и сделал замечание, указав на то, что он сильно рискует.

 «Мы следили за вами, чтобы избежать нежелательных вопросов со стороны полиции.
 Но если вы продолжите, мы не будем нести за вас дальнейшую ответственность», —
сказал он. "Вы видите, вы не представляете, как голландцы, не будучи в состоянии сказать ни слова
языка!"

После этого Распутин стал более сдержанным, но я, тем не менее, был рад
когда однажды вечером мы встретили профессора Хохейзеля на вокзале и отправились в
Гамбург, должным образом прибыв в Стокгольм два дня спустя, где мы, не теряя времени,
посетили помещения Юэля и Эренсварда.

Действительно, господин Юэль, глава компании Hun, которая вела крупный экспортный бизнес между Швецией и Германией, навестил нас в Гранд-отеле
через час после нашего приезда, и мы все вместе отправились в узкий
На улице Фьелльгатан, недалеко от станции Сальтшёбанан, мы нашли огромный склад, доверху набитый консервными банками с солониной и ящиками с бутылками говяжьего экстракта, которые прибыли из Америки и предназначались для Германии, но были задержаны и перенаправлены в Россию после обработки болезнетворными микробами.

Нам показали стопки консервных банок с говядиной весом в один, два и шесть фунтов.
На всех банках была хорошо известная этикетка, но все они были окрашены в особый синий цвет для идентификации. В магазине нас встретили
Четыре немецких лаборанта толстого профессора были готовы приступить к работе с банками.


"Я покажу вам, что мы будем делать," — сказал Хохайзель. "Обращаться с банками довольно просто."

Он провёл нас в небольшую комнату на верхнем этаже, которая, как я сразу понял, была оборудована как лаборатория. Там стояли микроскопы, инкубаторы, штативы для пробирок и другой инструментарий, необходимый бактериологу.


Один из его помощников принёс четыре небольшие банки с говядиной и пару бутылок с говяжьим экстрактом.
 Он поставил их на стол и сказал:
Пока мы стояли вокруг, он взял небольшое шило и проткнул жесть с большого конца, рядом с краем. Затем он взял из одного из инкубаторов пробирку, наполненную мутно-коричневым жидким желатином. Затем он набрал в шприц для подкожных инъекций, на котором была очень длинная игла, содержимое пробирки и ввёл вирус в мясо.

После этого он закрыл прокол маленьким паяльником.

«Этого заражённого олова достаточно, чтобы вызвать эпидемию, которая может привести к тысячам смертей», — гордо заявил профессор Хан.

Затем его помощник взял бутылку говяжьего экстракта, который в России популярен среди всех слоёв населения при приготовлении щей, и, наполнив шприц, проткнул пробку иглой, после чего на место прокола нанёс каплю расплавленной смолы.

"Вы видите, как это просто!" засмеялся профессор, обращаясь к
"святому". "Все, что теперь остается фирме в Петрограде, - это купить партию
и организовать ее продажу оптовым торговцам в Вологде
и Нижнем. Мы ожидаем, что вы это организуете ".

"Я, конечно, сделаю это", - быстро ответил Распутин. "Действительно, идея самая
гениальная болезнь, которая до сих пор неизвестна!»
Мы пробыли в Стокгольме ещё четыре дня. Профессор и его ассистенты, как мы знали, усердно работали, готовя смерть для жителей этих двух русских городов.

 Однажды днём, после того как он пообедал с нами в отеле, он сказал:

«Если наш эксперимент окажется успешным, мы собираемся повторить его от Южной Америки до Англии. Поэтому крайне важно, чтобы новости об эпидемии не дошли до союзников. Вы укажете на это министру Протопопову. Когда разразится чума, цензура
должен быть самым строгим.
Распутин кивнул. Он прекрасно понимал. Он ненавидел британцев так же сильно, как и царица.

Через неделю мы вернулись в Царское Село, и монах, который притворился, что был в паломничестве у Тверской иконы Божией Матери, подробно рассказал императрице о своём путешествии в Потсдам. Он также рассказал ей о дьявольском
заговоре с целью уничтожить население Вологды и Нижнего Новгорода в качестве эксперимента,
чтобы посмотреть, как «наука» гуннов может помочь выиграть войну.

 Протопопов приходил в дом Распутина ещё с полдюжины раз в течение следующих
Через три дня было решено, что фирма импортеров «Иллин и Струков» из Петрограда займется доставкой мясных консервов.
Оба партнера в фирме получали деньги от Министерства внутренних дел, поэтому было несложно договориться о том, чтобы весь груз был отправлен в Вологду и Нижний Новгород, чтобы восполнить растущий дефицит мяса.

Я пытался противостоять этому хитроумному плану, но, увы! не смог. Были приняты все меры предосторожности на случай возможной неудачи. Груз прибыл и был немедленно отправлен по железной дороге в пункт назначения. За него была произведена оплата
по обычным каналам, и никто ничего не заподозрил. В те дни 1916 года в России действительно радовались еде.

 В суматохе последующих событий я на несколько недель забыл об этом деле. Однако однажды вечером Распутин, вернувшись из Петергофа, где в тот момент находился двор, принял Протопопова, и они вместе выпили.

 Внезапно его превосходительство со смехом воскликнул:

«Ваша миссия в Берлине принесла свои плоды, мой дорогой Григорий!  За последние четыре дня я получил ужасные новости из Вологды, и что ещё хуже
из Нижнего Новгорода. Жители охвачены загадочной и смертельно опасной болезнью. Вчера из Петрограда выехала медицинская комиссия для её изучения.
"Пусть изучают!" — рассмеялся Распутин. "Они не найдут способа лечения."

"Оба города стремительно вымирают. Умерло более тридцати тысяч человек, и смертность растёт с каждым днём."

«Как я и ожидал», — заметил монах.  «Профессор знает, что делает.  Позже мы отправим инфекцию в Англию и преподнесём сюрприз нашим друзьям из «Джона Булля».»

"Но положение ужасно серьезное", - сказал его превосходительство.

"Без сомнения. Берлин следит за результатом. Однажды они могут посчитать разумным
заразить нашу армию. Но это должно быть оставлено на их усмотрение".

Поистине, результат этого дьявольского заговора был самым ужасным. В последующие три месяца — хотя союзникам не просочилось ни слова, настолько тщательно Протопопов и камарилья скрывали все факты — более половины населения двух городов умерло от болезни, которая и по сей день остаётся полной загадкой, а её возбудители известны только немецким бактериологам.




 Глава XIII

"АРОМАТ СМЕРТИ"


 "Я очень опечален известием о катастрофе под Обуховом.
 Несчастный случай с полковником Зиновьевым в высшей степени прискорбен. Пожалуйста, возложите от меня
 венок на его могилу. Молись всегда за нас.
 "АЛИКС".

Это был текст телеграммы, адресованной Распутину от императрицы,
которую я вскрыл, когда она попала мне в руки. Оно было отправлено из
Бахчисарая, восточного города в Крыму, куда Александра
Фёдоровна отправилась, чтобы посетить военные госпитали, поскольку это было необходимо
чтобы она предстала перед Россией в образе сочувствующей раненым.

 Катастрофа, о которой она говорила, произошла на большом сталелитейном заводе в Обухове.
Преступление было совершено двумя немецкими секретными агентами по
фамилии Лачкариофф и Филимонов, которые навещали Распутина и
получили от него немецкие деньги. Погибло почти пятьсот человек,
поскольку литейный цех находился в непосредственной близости от
завода по производству взрывчатых веществ, где взорвался директор
полковник Зиновьев.

 Была поздняя ночь, и монах, находившийся в состоянии
В полуопьянении, услышав о желании Её Величества, он заметил:

"Ах! Умная женщина, Фёдор, — очень умная. Она никогда не упускает возможности проявить свою симпатию к народу. О! да — закажи завтра венок у Соловьёва на Невском — красивый, большой." Затем, смеясь, он добавил:
"Народ, увидев его, никогда не заподозрит, что Александра
Феодора узнала о надвигающейся катастрофе восемь дней назад. Но, — добавил он вдруг, после паузы, — не пора ли, Фёдор, чтобы я увидел ещё одно видение?
Я рассмеялся. Я знал, что за неделю, прошедшую с нашего возвращения,
После тайного визита в Потсдам он постоянно проводил встречи со своими сёстрами-ученицами, и многие из них принимали новую религию.

 И Лашкарёв, и Филимонов, виновники ужасной катастрофы в
Обухов получил паспорта от Протопопова и уже был на пути в Швецию, но катастрофа стала сигналом к началу ужасного периода волнений по всей России.
В последующие две недели слухи, намеренно распространяемые немецкими агентами и тайной полицией под руководством Протопопова, приобрели самые тревожные масштабы.

Всё это было порождением злого умысла Распутина. Пока император и
императрица находились на юге, он с попустительства «№ 70, Берлин»
решил подорвать моральный дух всей нации, распространяя ложные слухи и устраивая одну катастрофу за другой.

В «святом» кабинете в Гороховой была инсценирована страшная железнодорожная «авария», произошедшая под Смоленском, в результате которой переполненный военный поезд столкнулся с поездом скорой помощи, а в обломки врезался второй военный поезд. В итоге все три поезда загорелись и сгорели.
Точное число погибших никогда не будет известно.

 Ещё одним возмутительным событием стало разрушение большого железнодорожного моста через реку Тверцу недалеко от Кавы, что привело к блокировке линии Петроград — Москва.
Несколько дней спустя поезд, перевозивший взрывчатку, изготовленную в Англии, взорвался, проезжая станцию Одозерская, полностью разрушив линию между Архангельском и Петроградом и убив около трёхсот человек.

Каждое из этих злодеяний совершалось в моём присутствии, и я был вынужден
помогать в подсчёте денег, которые впоследствии были переданы монахом
их преступники как расплата за их вероломство.

"Мы должны вызвать беспорядки", - заявил однажды вечером Распутин Его превосходительству.
министр Протопопов, когда драгоценная пара сидела вместе. "Мы должны
подготовить Россию к катастрофе".

Поэтому они организовали серию самых тревожных ложных
слухов, которые были распространены по всей длине и ширине Империи.

Действительно, на следующий день я услышал в банке, где у меня были дела, что
вся Москва охвачена великой революцией, что московская полиция
бастует, а войска отказались стрелять по
Население. Все были потрясены этой новостью. Но правда заключалась в том, что телеграфные и телефонные линии между Москвой и Петроградом были намеренно перерезаны в трёх местах агентами Протопопова, и пока в Петрограде ходили тревожные слухи, в Москве распространялись похожие слухи о том, что в столице вспыхнула революция.

Распутин и его друзья за несколько дней создали настоящий вихрь ложных слухов, надеясь таким образом разрушить или подавить все проявления патриотических чувств и подготовить Россию к сепаратному миру.

Тем временем он, как и было приказано кайзером, принял меры, чтобы не допустить возобновления наступления в Польше. И всё же он сделал это так ловко, что генерал Брусилов, находившийся на юго-западном фронте, фактически дал интервью британскому журналисту, заявив, что война уже выиграна, «хотя оценить, насколько, можно было только предположительно».
Не пройдёт много времени, прежде чем враг убедится, что дело, ради которого он залил Европу кровью, безвозвратно проиграно.
Холодный белый свет последующих событий действительно обнажил чёрные сердца
о Распутине и его друзьях, потому что, пока всё это происходило, Штюрмер,
хотя и был так активен в предательстве своей страны, смело выступил с речью,
в которой выразил сожаление по поводу того, что кто-то поверил зловещим слухам,
которые распустили его сообщники, и, чтобы спасти своё лицо, призвал рабочий класс сохранять терпение и энергично продолжать войну.

Я хорошо помню тот день, когда он произнёс эту речь, — день, когда лейбористская группа Центрального военно-промышленного комитета опубликовала свою декларацию.
Состоялось воссоединение сестёр-учениц, на котором трое
В культ принимали новых членов — всех светских женщин моложе тридцати лет и всех симпатичных. Их звали баронесса Теренина, чей муж был губернатором Ярославля; графиня Чидловская, одна из признанных светских красавиц Петрограда, у которой в последнее время был «роман» с итальянским тенором по имени Баккелли; и Анна, хорошенькая юная дочь женщины по имени Фриде, которая тоже была «ученицей».

Присутствовало много людей, и Распутин проявил больше, чем обычно, притворного благочестия. В своей бессвязной речи, которую он называл проповедью, — этой смеси
Цитаты из «Житий святых» вперемешку с ужасными непристойностями — он имел в виду ужасные слухи.

"Боюсь, мои дорогие сестры, что это, увы! чистая правда," — заявил он.
«Будучи в положении человека, много знающего, я прошу вас всех непрестанно молиться, и пусть эти трое, которые сегодня присоединятся к нашему святому кругу, возьмут на себя обязанность привлекать новых верующих и тем самым обеспечат себе благословение того, кто стоит здесь перед вами, — спасителя России».
Затем он сделал паузу, и все преклонившие колени женщины перекрестились, благочестиво пробормотав, как того требовала вера:

«Да будет воля Божья! Да будет воля Божья! Воистину, наш отец Григорий свят! Воистину, жертва, которую приносит каждый из нас и все мы вместе, приносится Богу!»

Три новообращённых послушницы, одетые в очень лёгкие чёрные платья по моде, которую им навязал монах, преклонили колени перед отцом и поцеловали его руки, в то время как с его губ срывались ужасные богохульства, которые, как ни удивительно, загипнотизированные невротичные светские дамы считали правдой.


После этого Распутин угостил их всех чаем с пирожными, а три неофитки прислуживали ему лично. Затем, через полчаса после ухода последней,
ушел ... за три осталась с ним для дальнейшего
частные уроки и беседы, как обычно-премьер-министр
Штюрмер был объявлен.

"Я произнес речь, которую вы предложили", - объявил он монаху, когда тот
опустился в кресло. "Фу! как пахнет духами, мой дорогой Грегори!" он
рассмеялся. "Твои сестры-ученицы оставили это позади себя. «Открой окно, Фёдор, — воскликнул он, поворачиваясь ко мне. — Давай подышим свежим воздухом».
 Затем монах объяснил, что, хотя Штюрмер и сделал это публичное заявление, он сказал женщинам, что ситуация серьёзная, что
зная, что они, в свою очередь, расскажут об этом своим мужьям, и слухи быстро распространятся.

 «Я получил ещё одну обнадеживающую телеграмму с Даунинг-стрит, —
с ухмылкой заметил Штюрмер.  — Я не осмеливаюсь её публиковать, иначе это расстроит наших друзей в Берлине».

«Как я уже говорил вам, кайзер запрещает публиковать какие-либо из наших заверений, полученных от Франции или Англии, особенно от англичан, которых он так сильно ненавидит.  Какова, интересно, будет судьба англичан, когда он сможет отправить армию вторжения через Северное море?»

"Если он когда-нибудь сможет. Я сомневаюсь в этом", - заметил предательский премьер-министр
России.

"Он определенно намерен это сделать", - сказал Распутин. "И когда он это сделает, я
должен пожалеть, что нахожусь в Британии. Они будут обращаться с гражданскими хуже,
чем с бельгийцами ".

"Да, он намеревался быть в Париже два года назад", - ответил козлинобородый
дебоши в военной форме.

"Пришло время мне увидеть другое видение", - сказал монах спустя некоторое время. "Я увижу".
"Скорее всего, я увижу одно сегодня ночью - о нашем поражении".

"Сделай это", - настаивал Штюрмер. "У тебя довольно долго не было видений. IT
Это производит впечатление на все классы, и мы можем извлечь из этого большую пользу в отношениях с Николаем. Он верит в твои видения так же безоговорочно, как в
духовный голос умершего Александра.
На следующий день весь Петроград был потрясён.

Гришке снова явилась Пресвятая Дева, как много лет назад явилась крестьянской девочке в Лурде.

В полдень к нему явился прокурор Святейшего Синода, чтобы лично расспросить его и выяснить, что он видел. Распутин, скрестив руки на груди, возвёл свои тёмные глаза к небу и сказал:

«Это правда, что прошлой ночью, сразу после полуночи, когда я молился в своей комнате, мне явилась Богоматерь в облаке сияющего света. Она была
одета в ярко-синее, а в руках держала букет лилий.
 Позади неё я увидел картину великого сражения, в котором участвовали наши солдаты
Они беспорядочно отступали, сотнями падая под пулемётным огнём противника, и что ещё хуже — и что ещё хуже! — И шарлатан закрыл лицо руками, словно пытаясь отгородиться от ужасающих воспоминаний.

 — Что ещё? — спросил глава Русской церкви.  — Скажи мне, отче.

«Это слишком ужасно — публика не должна знать...» — выдохнул он, словно от страха. «Я видел, как нашего императора убили на поле боя; ему в голову попал осколок снаряда из одного из немецких дальнобойных орудий, и половина его лица была снесена. Фу!» — и он содрогнулся. «Зрелище было ужасное. У меня кровь застыла в жилах. Николай, наш император, мёртв!» Я видел
Брусилова, тоже лежащего застреленным, с дюжиной других генералов. Затем сцена
изменилась, и я увидел похороны императора со всей пышностью и его вдовы
Александра Федоровна идет за гробом.

- А потом?

«Затем Богоматерь разомкнула уста, и я услышал её голос», — продолжил «святой» лжец. «Она говорила со мной медленно и торжественно, говоря: «О Григорий, то, чему ты стал свидетелем, должно произойти в течение сорока дней, начиная с сегодняшнего! Эти сцены будут разворачиваться на русской земле — и не только. Народ Петрограда, Москвы и Варшавы будет предан мечу врагом, на стороне которого правда и справедливость. Россия отпала от Бога и теперь проклята. — Я вскрикнул, услышав эти роковые слова. Но она повторила их, добавив: — Ты, о Григорий, ещё можешь спасти Россию, если
ты возвысишь свой голос в предостережении. Мир должен быть заключён. Пусть те, кто в союзе с Россией, продолжают сражаться, если хотят, но пусть Россия останется в стороне ради своего невинного народа и своего великого императорского дома. Немедленно предупредите Его Величество, предупредите его министров, чтобы они отмежевались от тех стран, которые стремятся извлечь выгоду из союза с Россией. Заставьте их заключить мир с императором Вильгельмом. Если это
не будет сделано в течение сорока дней, то на эту землю обрушится гнев Божий. Ты послан Богом как Его апостол, поэтому будь внимателен и
Мгновенное действие! И через секунду она исчезла, и вокруг не осталось ничего, кроме темноты.
Я видел, как сильно наш гость был впечатлён.

"Император наверняка должен знать," — сказал он, поражённый.

"Да, но мы не должны слишком сильно тревожить общественность," — ответил Распутин.

"Это уже у всех на устах," — воскликнул тот. «Ходят самые невероятные слухи о явлении вам Пресвятой Девы.
Мы непременно должны заключить мир с Германией. Так говорят все, кроме членов Думы и сторонников войны».

Таким образом, он притворился, что ему было видение, в тот час, когда, по правде говоря, он храпел пьяным сном.
Половина России встревожилась, в том числе император и императрица, которые поспешили вернуться в
Царское Село, где Распутин с большим воодушевлением повторил то, что он сказал прокурору Святейшего Синода.

Как раз в этот момент Распутин занимался возмутительным шантажом, который, я думаю, следует записать на его счёт.

Вкратце факты таковы. Немецкий агент Лачкарёв, который вместе со своим сообщником взорвал Обуховский сталелитейный завод и теперь находился в безопасности в
В Петрограде Швеция познакомилась с некой
мадам Духовской, молодой женой председателя Верховного
трибунала в Харькове. Она была легкомысленной женщиной, и монах
затеял интрижку со старой графиней Игнатьевой, чтобы склонить её к
присоединению к культу, но она всегда отказывалась. Лахкариофф был красивым, хорошо одетым мужчиной,
который выдавал себя за рижского коммерческого магната, и она,
похоже, поддалась его обаянию. Во всяком случае, долгое время они были неразлучны.

 Однажды немецкий агент, который был чрезвычайно хитрым человеком, пришёл к
Распутин сказал ему, что он убедил юную харковскую барышню раскрыть ему некоторые секреты, касающиеся деятельности Сухомлинова и поставок пулемётов для армии. Эти факты были переданы в строжайшей тайне одному из врагов военного министра председателю харковского трибунала.

 Распутин торжествующе улыбнулся, услышав точные подробности, которые раскрыла мадам Духовская.

«Садись вон туда, друг мой, напиши это и подпиши», — сказал монах, указывая на стол у окна.

«Надеюсь, вы не накажете её за неосмотрительность», — заметил мужчина, который в тот момент планировал череду ужасных катастроф.

 «Ни в коем случае, — заверил его Распутин.  Ваш друг — мой друг.  Но когда такие заявления делаются, я предпочитаю, чтобы они были зафиксированы. Если
Сухомлинов предстанет перед судом — в чём я очень сомневаюсь, — то
этот меморандум может пригодиться, чтобы доказать, какие глупые и беспочвенные слухи ходили в обществе. »

Вследствие этого заверения Лачкариофф записал то, что ему рассказала жена судьи, и этот документ «святой» сохранил.
Ему было всё равно — до тех пор, пока не произошла Обуховская катастрофа и её автор не покинул Россию. Затем он написал мадам Духовской и попросил её
зайти к нему по срочному делу, касающемуся её мужа.

 Удивлённая и, возможно, немного встревоженная, она пришла в назначенный день, и я проводил её в комнату монаха.

 Он встал и, грубо обратившись к ней, сказал:

«Значит, ты подчинилась мне, женщина! И для тебя же будет лучше, что ты это сделала. До сих пор ты относилась ко мне с презрением и отказывалась от всех приглашений навестить меня. Почему?»

"Потому что я неверующая", - был ее открытый, прямолинейный ответ.

"Тогда ты поверишь мне прежде, чем я закончу", - заявил он со злой усмешкой.
поглаживая свою клочковатую бороду и устремляя на нее взгляд.

- Ты оскорбляешь меня! - гневно воскликнула она. - Почему ты так со мной разговариваешь?
это?

«Потому что вы были сообщницей Феликса Лачкарева — предателя и шпиона, — заявил он своим низким жёстким голосом. — О! вы не можете этого отрицать. Ваш муж не знает, что вы были близкой подругой человека, который бежал из России после того, как устроил эту ужасную катастрофу в Обухове. Разве не так?»

Красивая темноволосая женщина, которую так подло предал шпион, побледнела и в полном смятении села.  Она и
представить себе не могла, что красивый, вежливый мужчина, с которым
она однажды познакомилась в гостиной отеля «Европа», был немецким
агентом, что он совершал бесчинства по приказу врага и что он дружил с
монахом.

  «Ваш муж не знает об этом шпионе?» Отвечайте мне? - грубо потребовал Распутин.


"Я ничего не говорила своему мужу", - был ее неуверенный ответ.

"Это неудивительно, мадам", - засмеялся "святой", откидываясь на спинку кресла.
кресло, на котором он сидел, "особенно после того, как вы рассказали
этому шпиону определенные секреты нашего правительства, которые вы получили, изучая
досье, которые проходили через руки вашего мужа
".

- Что вы имеете в виду? - вскричала она, вскакивая от негодования.

- О нет, - сказал он. - бесполезно притворяться невежественным, мадам. Прочтите
это!

И он протянул ей копию того, что написал немецкий агент, со словами: «У меня есть оригинал, который я передаю властям, чтобы они могли принять меры против вас как предательницы и против вашего мужа за халатность! »

Несчастная женщина, прочитав заявление, побледнела до
губок, полностью осознав всю серьёзность своего проступка, ведь теперь стало известно, что её поклонник был немецким шпионом.

 «Но ты же не сделаешь этого?» — выдохнула она.  «Подумай, отец, что это будет значить для меня и моего мужа!  Подумай!» — хрипло воскликнула она.

"Вы раскрыли содержание определенных строго конфиденциальных документов
немцам", - сказал монах. "Вы этого не отрицаете. Вы, мадам
Духовский, вы предатель России, и доказательством вашего предательства является
содержалось в том признании немецкого шпиона, которому вы помогали и которого вы...
«Я просмотрела досье на столе моего мужа, потому что месье
Лашкарёв попросил меня об этом, — заявила она. «Он сказал мне, что он друг
Сухомлинова и что он делает всё возможное, чтобы помочь ему снять с себя обвинения. Я поверила ему, увы!»-- Я был настолько глуп, что поверил, что он говорил правду. И теперь
он предал меня!

"Я полагаю, ты была без ума от этого человека", - презрительно рассмеялся монах.
"Если ты был так слаб, то должен понести наказание".

"И это ... что?" - спросила она, задыхаясь и бледная как смерть.

"Разоблачение", - ответил шарлатан, который был главой предательской
камарильи вокруг трона. "Наша родная земля находится в серьезной опасности в-день,
поэтому те, кто пытается предать ее следует в качестве примеров
к другим".

«Но вы же не... вы же не расскажете никому о моей неосмотрительности!» — взмолилась она.


 «Это, безусловно, входит в мои намерения», — последовал его жёсткий ответ.  «Это заявление было сделано мне вашим возлюбленным, и будет справедливо, если мы проведём расследование, чтобы узнать, насколько серьёзный вред вы причинили».

Обезумевшая, отчаявшаяся женщина, заливаясь слезами, бросилась к ногам «чудотворца», умоляя о пощаде.

 «Подумайте! — кричала она.  Подумайте, что это будет значить для меня и моего мужа.  Его, вероятно, арестуют, и он лишится своего поста, а я... я лучше умру, чем столкнусь с таким позором».
 «Ах!  моя дорогая мадам», — насмешливо сказал Распутин. «Жизнь очень сладка, знаешь ли».
«Но ты не должен этого делать!» — громко вскрикнула она. «Пообещай мне, отец, что ты этого не сделаешь! Пообещай мне — сделай!»

Распутин грубо отдёрнул руку, которую она схватила, когда он
Она умоляла его проявить милосердие.

"В вашем случае могут быть какие-то смягчающие обстоятельства, но я в этом сомневаюсь," — сказал он.

"Они есть!" — заявила она. "Я полюбила этого человека. Я была слепа, безумна,
влюблена — но теперь я его ненавижу! Если бы я только могла убить человека, который навлек на нашу страну такое бедствие!" Если бы я мог убить его!
собственной рукой!

Распутин глубоко вздохнул. Пожелание она высказала внезапно вызвали
в его изобретательный мозг средства выполнения острый и горький
месть.

"Возможно, однажды, в скором времени, вам может быть предоставлена возможность", - сказал он в
изменившимся голосом. «Если так, я снова позову тебя сюда и объясню, что я имею в виду».
«Ах! Значит, я могу надеяться на твою жалость и снисходительность, да?» — воскликнула она
быстро, но всё ещё с глубоким волнением.

Однако Распутин не спешил с ответом, потому что вёл очень сложную и запутанную игру.

Когда заблудшая женщина ушла, монах наполнил свой бокал бренди,
тем самым отборным старым коньяком, который ему регулярно присылала императрица, и,
повернувшись ко мне, сказал:

"Фёдор, я так понимаю, этот Духовский богат. Протопопов навёл справки и выяснил, что он владеет большим поместьем недалеко
Ряжск, и что у дяди совсем недавно он унаследовал почти
млн. рублей. Он сохраняет только в своем офисе, потому что он не считает это
в отечественной удалиться, пока война продолжается. Что он подумает
о предательстве своей жены, когда узнает об этом?

"Но вы не сообщите ему", - воскликнул я.

"Нет, если мадам благоразумна. Она богата сама по себе", - ответил
монах. «Если женщины ошибаются, они должны быть готовы заплатить за это», — продолжил он жёстким тоном. «Феликс Лашкариофф, очевидно, очень ловко её обманул. Но он один из самых опытных агентов, которых у нас есть».
Кениггретцерштрассе обладает и, по сути, является дамским угодником ".

После паузы Распутин, закурив сигарету, слегка рассмеялся про себя,
и сказал:

"Отчет, представленный мне вчера, показывает, что мадам была одной из
Плечковых из Люблина, и ее баланс в Азовском банке очень
значительный. Цена моего молчания - деньги, которые у нее там есть. И
Я добьюсь этого, Фёдор, вот увидишь, — уверенно добавил он.

 Он так безжалостно обращался с несчастной женщиной, что, угрожая ей, заставил её
Министр Протопопов за неделю растратил все деньги, которые у неё были.

 Я был там в тот вечер, когда она пришла к нему с предложением.
Переговоры вёл человек по имени Зуев, один из нескольких профессиональных шантажистов, которых Распутин время от времени нанимал под видом «юристов».
Она была вне себя от ужаса и отчаяния и принесла с собой чековую книжку.

Беседа была поразительно драматичной. Она каялась, была покорна и полна ненависти к шпиону, под чьё влияние попала;
монах, холодный, жестокий и неумолимый.

"Да," — сказал он наконец, когда она предложила ему денежное вознаграждение в обмен на его молчание. "Но я не довольствуюсь несколькими жалкими рублями. Я собираю средства для своего нового монастыря в Керчи, и то, что вы дадите, искупит перед Богом ваше преступление."

Не прошло и десяти минут, как она выписала чек на всё своё состояние.
Под диктовку монаха я написал заявление о том, что его обвинения ложны.
Он подписал документ и передал его ей вместе с оригиналом заявления Лашкариова.

Даже тогда хитрость Распутина не знала границ.

 Польза, которую Лахкариофф приносил Германии в России, подошла к концу. Он был в
Гётеборге, и, поскольку он был близким другом одного английского журналиста,
существовали опасения, что он даст интервью и раскроет часть правды о подпольной деятельности Германии в
Петрограде.

«Губы этого человека должны быть сомкнуты», — написал Штейнхауэр Распутину всего за неделю до этого. «Можете ли вы предложить какой-нибудь способ? Пока он жив, он будет представлять угрозу для всех нас. Филимонов в безопасности в лечебнице в Копенгагене, хотя я
я считаю, что он в полном здравии. Только лучше не рисковать.
"

Вот и средство, готовое прийти на помощь, чтобы заткнуть рот Феликсу Лашкареву,
ведь женщина, которую он предал, была невероятно мстительна.

«На днях ты сказала, что готова нанести удар тому врагу России, который так жестоко тебя обманул, — сказал ей Распутин глубоким, проникновенным голосом, когда она вошла в его комнату. — Разве такой поступок не был бы глубоко патриотичным? Почему бы тебе в искупление своего греха не отправиться в Гётеборг и не отомстить за сотни бедных людей, ставших его жертвами в Обухове?
»Я могу дать тебе в руки средство, — добавил он, глядя ей прямо в глаза.


 — Какое средство? — спросила она.

 Он подошёл к письменному столу и, открыв ящик ключом на цепочке, достал крошечный флакончик с очень дорогими парижскими духами — бледно-зелёной жидкостью — и протянул его ей.

«Похоже на духи, — заметил он с ухмылкой, — но в них есть кое-что ещё — так чтоЭто вещество настолько сильнодействующее, что одна капля, добавленная в еду или питьё, приведёт к смерти в течение часа, а симптомы будут в точности такими же, как при болезни сердца. Именно так всегда объявляют о смертях, вызванных этим веществом. Так что риска нет. Встретьтесь с ним, будьте дружелюбны, поужинайте с ним в память о старых временах в Петрограде, и перед тем, как вы его покинете, он будет обречён, — добавил Распутин тихим шёпотом. "Он, безусловно, заслуживает этого"
"После того, как обманул тебя, как он это сделал!"

"Безусловно, заслуживает", - яростно заявила она, не в силах не заметить, как он обманул тебя."
предал ее. "И я сделаю это!" - добавила она, беря бутылочку.
"Россия будет отомщена".

"Превосходно, моя дорогая сестра. Ты действительно будешь вознаграждена", - заявила
Распутин, крестясь. "Когда вернешься в Петроград, верни мне
этот драгоценный маленький флакончик духов, который я называю "Духи смерти".
"Смерть".

То, что женщина не забыла о своём обещании, было очевидно, потому что
через две недели мы получили секретное донесение, которое Хардт привёз нам
из Берлина. В нём говорилось, что агент Лачкарёв внезапно скончался от
болезни сердца после ужина с русской подругой в Гранд-отеле в
Стокгольм.

 Воистину, Германия железной хваткой держала Россию и её правительство.
Смерть неминуемо настигала тех, кого боялся Берлин или кто каким-либо образом был неприятен немецкой военной партии.

 Десять дней спустя в доме оставили небольшую посылку, адресованную монаху.
 Открыв её, я обнаружил маленький парижский флакончик с духами.

Однажды утром, неделю спустя, я отправился с Распутиным в Министерство внутренних дел, где нас проводили в маленькую элегантную приёмную «Сатаны в шёлковой шляпе» Протопопова, который сердечно нас поприветствовал. Но как только
Когда дверь закрылась и он пригласил нас сесть, он встал, повернул ключ и, повернувшись к нам, серьёзно сказал:

"Грегори, я боюсь, что вот-вот произойдёт что-то серьёзное. Вчера поздно вечером меня
срочно посетил заместитель директора Тайной полиции
Москвы, который поспешил сообщить мне, что произошла тайная
встреча Милюкова с великими князьями Сергеем и Дмитрием в этом городе
и было решено, что при возобновлении работы Думы Милюков
поднимется и публично разоблачит нас ".

"Что?" - взвизгнул монах, вздрагивая. «Это и есть то, что задумано?» — спросил он, затаив дыхание.

«Да. Он, очевидно, знает, кто стоит за нападением на Обухова, и о нашей связи с ними. Считается, что у него действительно есть документальные
подтверждения того, что мы перевели деньги через Волжско-Камский банк в Туле».

 «Но это нужно предотвратить любой ценой, — заявил Распутин. Мы
не можем позволить ему разоблачить нас. Не то чтобы ему кто-то поверил. Но в данный момент это не в наших интересах». Общественное мнение сильно возмущено.
 Я согласен. Конечно, ему никто не поверит. Но он опасен, и если он обвинит нас в Думе, это будет как гром среди ясного неба. Я призвал
Анна Вырубова была здесь сегодня рано утром, и она отправилась во дворец, — сказал Протопопов.

Распутин молчал, поглаживая рукой свою клочковатую бороду — привычка, которую он приобретал, когда разрабатывал какой-нибудь план, более дьявольский, чем все остальные.

"Милюкова, без сомнения, поддержит Пуришкевич, — продолжил его высокопревосходительство министр. "Оба одинаково опасны."

«Святой» крякнул и нахмурил брови, потому что понял, что оказался в очень опасном положении. Через три дня Дума вновь откроется, и Милюков, вероятно, представит определённые документальные доказательства того, что
предательство Штюрмер, Фредерикс, Soukhomlinoff, Анна Вырубова, и
дюжина других, которые образовали камарилью, которая работает для России
падение.

"Необходимо помешать открытию Думы", - заявил наконец Распутин.
"Император должен отменить приказ и еще раз отложить его".

"Думе запрещено собираться более пяти месяцев. Это может,
Я согласен, подождём ещё немного. Его Величество должен найти какой-нибудь предлог, или...
"Я знаю, что у тебя на уме, друг," — перебил его монах.
"Да, я буду и дальше убеждать Николаса запретить это и тем самым дать нам время
подавить наших врагов."

«Необходимо немедленно принять меры», — сказал министр. «Я получил телефонное сообщение от тайной полиции в Москве о том, что Милюков выехал в Петроград в девять часов утра. Великие князья отправились на юг».

Два часа спустя, когда мы вернулись в Гороховую, из Царского Села примчался императорский курьер.
Он передал монаху запечатанную записку, вложенную в два конверта.


Я вскрыл их и, подписав внешний конверт в качестве подтверждения получения, отдал его курьеру, который тут же уехал. Затем я прочитал послание Распутину, которое было следующим:

 «СВЯТЕЙШИЙ ОТЧЕ, — Анна только что рассказала мне о намерениях Милюкова в Думе. Император должен отложить повторное заседание Думы. Я телеграфировал ему, убеждая его сделать это. Если нет, давайте последуем совету Нойо и заплатим агентам Дж. и Б. десять тысяч рублей, чтобы они убрали его. Я бы с радостью заплатил сто тысяч рублей, чтобы навсегда заткнуть ему рот». Это необходимо сделать. Предложите это П. [Протопопову]. Конечно, можно использовать те же средства, что и с Т. и Л., и тогда всё закончится вполне естественно и мирно! Вы
 могла бы предоставить средства, как и раньше. Но я прошу вас не медлить. Всё зависит от смещения Милюкова. Если он расскажет Думе о том, что ему известно, то всё будет потеряно. Целую ваши дорогие руки. Вместе с Ольгой прошу вашего благословения. Ваша послушная дочь,
 "А."

Таким образом, стало очевидно, что императрица знала о том, что Распутин с радостью называл «духами смерти».
Ах, как же часто, интересно, этот мнимый «святой» использовал их, чтобы заглушить правду и избавиться от своих врагов
Оба пола сошли с его пути? Такое письмо, как то, что я здесь привёл, кажется совершенно невероятным в нашем двадцатом веке, но те, кто знал Россию непосредственно перед падением Романовых, не удивятся.

Мы немедленно отправились в Царское Село, и Распутин долго беседовал с глазу на глаз с императрицей и Анной.
В результате Александра Фёдоровна отправила срочное зашифрованное сообщение царю, который всё ещё находился в Ставке Юго-Западного фронта.


Мы оставались во дворце весь день. В шесть часов Анна Вырубова
вошла в комнату, где я сидел и писал письма, и спросила о монахе.

"Он был здесь четверть часа назад," — ответил я.

"Тогда немедленно найди его и передай ему это. Это очень срочно," — сказала верховная жрица культа "сестёр-учениц", протягивая мне запечатанный конверт.

Десять минут спустя я увидел, как Распутин в одиночестве прогуливается по террасе,
нетерпеливый и задумчивый, и вскрыл конверт. Внутри было послание,
написанное личным шифром Их Величеств, которое было расшифровано
собственной рукой императрицы и гласило:

 «Передайте нашему дорогому отцу [Распутину], что отсрочка заседания Думы,  боюсь, произведёт неблагоприятное впечатление, и я считаю это невозможным. Протопопов просил у меня полномочий арестовать
 Милюкова по какому-то формальному обвинению, но я не считаю такой
курс хорошей политикой. Я согласен, что сегодняшняя ситуация
серьёзная, и согласен также с тем, что в последний момент нужно
принять какие-то меры, чтобы помешать ему выступить.
 «НИККИ».
Монах тут же подлетел к императрице, рядом с которой стоял Штюрмер
принят в аудитории. И снова ситуация была горячо обсуждена. В тот
вечер, когда мы вернулись в Петроград, хотя была уже почти полночь,
Протопопова вызвали по телефону, и когда пара встретилась, я узнал
о том, что было устроено во Дворце.

Желание императрицы должно было быть выполнено. Патриот Милюков должен был быть
"удален".




ГЛАВА XIV

Разоблачение Милюкова

Положение дел в России с каждым днём становилось всё более отчаянным. Повсюду царили напряжённость, беспокойство и подозрительность, в то время как обманутый народ хранил молчание, ожидая скорого наступления.

Министр Протопопов в роскошной парадной форме, с грудью, увешанной орденами, — человек, которого Великобритания считала своим самым верным союзником, — только что посетил британское посольство и по пути домой заехал к Распутину.

"Всё так, как мы слышали из Москвы," — с тревогой сказал он монаху.
"Милюков намерен осудить тебя на открытии Думы. Он поддерживал связь как с французским, так и с британским посольствами, и, насколько мне известно, оба посольства полностью с ним согласны.
 «Тогда я должен спастись сам», — заявил Распутин, поглаживая свою спутанную бороду
задумчиво.

"Британцы и не подозревают, что я помогаю вам в ваших махинациях с Александрой Фёдоровной. Вот почему они так дружелюбны со мной в посольстве.
Действительно, только вчера французский посол передал мне последний отчёт о производстве боеприпасов во Франции и подробности об их дальнобойном орудии. Я их скопировал, и Хардт уехал с ними в Берлин."

«Воистину, мы ловко одурачили союзников», — рассмеялся Чёрный монах.
 «Но если меня разоблачат, то и тебя тоже, как моего сообщника, а также Штюрмера, Фредерикса и других наших друзей».

«Вот почему императрица призывает вас прибегнуть к „аромату“», — сказал богато украшенный предатель.


 «Да, но как?» — спросил Распутин.  «Времени нет».
 «Времени достаточно».
 «Что вы предлагаете?» — спросил монах.

«Вы знаете маленькую Ксению, которая в прошлом году вышла замуж за статского советника Калачёва? Она ведь одна из ваших "сестёр", не так ли?»
 «Святая» кивнула.

"Что ж, согласно секретному донесению, она воспылала
неистовой ненавистью к Милюкову, который когда-то был другом её мужа и до сих пор восхищается ею. Милюков иногда навещает её, и однажды
совсем недавно в её салоне он осудил вас. Она ходит и заявляет, что он ваш злейший враг. Если это так, то не могла бы она пригласить его на чай — а потом?..
"Отличная идея!" — воскликнул Распутин. "Ксения Калачёва предупреждала меня насчёт Милюкова некоторое время назад, я помню. Я увижусь с ней и поговорю на эту тему.
Затем, повернувшись ко мне, он попросил узнать по телефону, дома ли мадам Калачева.

 Через пять минут я сообщил монаху, что дама дома и готова поговорить с ним, если он пожелает.

Распутин сразу же подошел к аппарату и, весело поздоровавшись с ней,
спросил, не может ли она зайти к нему "по очень срочному
делу", на что она сразу же согласилась.

"Мне лучше не встречаться с ней, поэтому я сойду", - сказал его превосходительство. "Будьте
осторожны с ней. Помню, ее разум был отравлен
против вас Miliukoff. Эти члены Думы часто бывают очень умными и хитрыми.
"Предоставьте дело мне, — сказал «святой» с ухмылкой.
— Я скоро выясню её истинные намерения и буду действовать соответственно. Для начала мы должны
Уберите Милюкова, а затем и Пуришкевича, который нам такой же враг».
Примерно через двадцать минут я ввёл в комнату монаха симпатичную, хорошо одетую женщину лет двадцати восьми, которая часто посещала наши встречи и была одной из самых известных светских дам в Петрограде.

Я уже собирался развернуться и уйти, когда Распутин сказал:

"Ты можешь остаться, Фёдор. Вопрос, который я должен обсудить с нашей сестрой, касается вас так же, как и меня.
Затем, когда жена статского советника села, Распутин осторожно затронул тему Милюкова.

"Мне нашептали, что он мой злейший враг, и что он
собирается выступить против меня в Думе", - сказал он. "Я верю, что ваш муж
и он дружелюбны. Вы случайно не знаете, есть ли хоть доля правды в этом
слухе?

"Да, отец, знаю", - последовал мгновенный ответ мадам. - Я предупреждал тебя о нем
три недели назад, но ты не внял. Я также сказал об этом Анне Вырубовой, но она ответила, что вы, будучи божественным существом, прекрасно сможете позаботиться о себе сами.
"Так и есть. Но человеческий язык противоречит святому закону Божьему, когда он лжёт обо мне," — сказал он, ловко подчеркнув этот факт
что если Милюкова подавят, это будет не преступлением, а исполнением долга.

"Мне, в моем собственном доме, он заявил о своем намерении доносить на вас, а также на нашу дорогую Анну и императрицу."
Монах молчал. Пока она сидела, он стоял перед ней, скрестив руки на груди, и смотрел прямо на нее. Внезапно, устремив на нее свой удивительный взгляд, он спросил низким, твердым голосом:

"Ксения, неужели ты позволишь этому человеку порочить имя того, кого Бог
послал тебе?"

"Я не понимаю!" - воскликнула она, удивленная его отношением. "Как я могу
предотвратить это?"

«Это в твоих руках, — заявил мнимый святой. — Ты его друг — и мой тоже. Он бывает у тебя дома — что может быть проще, чем...»

 «Чем что?»

 «Чем пригласить его завтра на чай — чтобы поговорить обо мне. Он ведь знает, что ты «ученик», верно?»

"Да, он каким-то образом узнал об этом, но мой муж находится в неведении, и он
пообещал не открывать ему правду".

"Если он знает о нашей дружбе, он может рассказать вашему мужу. Он
беспринципен и, вероятно, так и поступит. Вот почему я предлагаю тебе
пригласить его на чай ".

С этими словами он подошёл к письменному столу и, открыв ящик ключом на цепочке, достал крошечный флакон изысканных парижских духов.


"Что это у тебя там?" — с любопытством спросила она, заметив маленький флакон. "Духи?"
"Да, — сказал он с загадочной усмешкой. "Это, моя дорогая сестра,
Духи Смерти."

— «Духи смерти»? — переспросила она. — Я не понимаю!
— Тогда я тебе расскажу, Ксения, — ответил он, снова устремив на неё свой гипнотический взгляд. — Я сам не пользуюсь духами, но другие иногда пользуются ими, чтобы
В редких случаях используйте это. Оно не вызывает подозрений, и его можно оставить на туалетном столике дамы. Капля, нанесённая на носовой платок, источает тончайший аромат, похожий на запах жасмина, но одна капля в чашке чая означает смерть. В течение двух часов обречённый человек не чувствует никаких изменений. Но внезапно он или она теряет сознание и умирает от сердечного приступа.

— А, понятно! — выдохнула она, вскакивая со стула, и её лицо стало пепельно-серым. — Я... я понимаю, что ты задумал, отец! Я... я...
И она снова опустилась на стул, задыхаясь от ужаса и не в силах закончить фразу.

«Нет!» — внезапно вскрикнула она. «Нет, я не могла быть отравительницей — убийцей!
_Только не это!_»
 «Не ради того, кого Бог послал как спасителя нашей дорогой России?» —
 укоризненно спросил он тихим, напряжённым голосом. «Этот человек Милюков — враг Божий — и наш». В твоей руке средство, с помощью которого ты сможешь устранить его
тайно, без малейших подозрений.

И коварный, вкрадчивый преступник медленно взял её безвольную руку и
вложил маленький пузырёк в её мягкую ладонь.

"Одна капля на лимоне, который он положит в чай, и"
достаточно, - прошептал он. - Только сам будь с этим предельно осторожен, а
потом верни бутылку мне. Лучше всего, чтобы она хранилась у меня.

- Нет! Я не могу!" - воскликнула несчастная женщина, над которой Распутин теперь уже однажды
снова наложил свои необъяснимые чары.

"Но ты должна, Ксения! Я, ваш святой Отец, приказываю вам оказать эту помощь
вашей земле. Никто никогда не узнает. Фёдор, который знает все мои сокровенные тайны, будет хранить молчание. Мир не может ничего заподозрить, потому что ни один токсиколог никогда не обнаруживал эти духи, и
они способны понять, что смерть наступила не в результате болезни сердца ".

"Но я должна была бы стать убийцей!" - ахнула несчастная женщина под этим
роковым рабством.

"Нет. Вы будете выполнять свои обязанности--грех, возложенные на вас в порядке, что,
совершая его, вы должны очистить себя за святую жизнь в будущем",
он сказал, обращаясь к одному из принципов, его эротический "религия".

Она начала колебаться, и я сразу понял, что Распутин победил — как он всегда побеждал женщин — и что патриот Милюков приговорен к смерти.

 «Иди! — скомандовал он наконец.  — Иди и исполни мою волю.  Вернись завтра
Проведите со мной эту ночь и расскажите мне о вашем... _успехе_!
Затем он поклонился неохотно, но очарованно покидающей его молодой женщине, которая в своей серебряной сумочке на цепочке носила маленький флакон духов.

Той ночью Распутин, выпив полбутылки бренди, отправился в постель, заявив, что женщины созданы лишь для того, чтобы служить мужчинам.
Затем я сел и, взяв лист обычной писчей бумаги, напечатал на нём предупреждение для человека, которого по предложению императрицы должны были безжалостно «устранить». Я напечатал следующие слова:

 «Завтра Ксения Калачёва пригласит вас на чай. Не
 примите. Существует заговор с целью вашей смерти. Это предупреждение от... Друга.
Я написал адрес господина Милюкова на конверте, а затем, тихо подойдя к двери, выскользнул и опустил его в почтовый ящик на углу Казанской.

О том, что я спас жизнь депутату, я узнал на следующий день, когда мадам
Калачёва поспешно отправила Распутину записку, в которой объясняла, что, хотя она и пригласила его к себе домой, он довольно резко отказался от приглашения.


Тогда монах позвонил ей и попросил прийти, и она снова села в
в своей комнате она объяснила, что отправила Милюкову записку, в которой настоятельно просила его встретиться с ней.
она хотела сделать некоторые откровения относительно
монаха, которые могли бы пригодиться ему при выступлении в Думе.
Ответ, который она дала, был, безусловно, выдержан в самых возмущенных выражениях.

"Как ты думаешь, Федор, он может что-то подозревать?" спросил он, поворачиваясь ко мне.

"Как он может?" - Спросил я. «Возможно, зная, что мадам является „ученицей“, он
сомневается в подлинности обещанных ею откровений».

«Возможно, так и есть, — сказала Ксения. Но что я могу сделать, если он меня подозревает? Ничего, насколько я понимаю».

Пара сидела и с тревогой обсуждала ситуацию следующие полчаса,
пока наконец жена статского советника, вернув монаху флакончик с духами, не встала и не ушла.

 Я был втайне очень рад, что смог спасти жизнь депутату.
Однако Распутин продолжал обсуждать со мной другие планы, повторяя:

"Этот парень должен умереть. Александра Фёдоровна так пожелала. Пока он жив,
он будет представлять постоянную угрозу. Он должен умереть! Он _умрёт_!
Наш национальный гимн «Боже, царя храни» («Боже, царя храни»)
В тот момент на улицах звучали песни, потому что только что стало известно о победе в Польше.

Уже был заложен краеугольный камень революции, и М.
Милюков из чисто патриотических побуждений помог его укрепить.
Сенаторская ревизия, назначенная для расследования деятельности генерала
Из-за предательства Сухомлинова и активности Милюкова ранней весной в доме любвеобильного старика был проведён обыск.
В результате он оказался в заключении в Петропавловской крепости.
 Когда генерала арестовали, его жена —
У авантюристки по фамилии Гаскевич, которая начинала как машинистка в адвокатской конторе и была на много лет младше своего начальника, случился ужасный приступ истерии, потому что в её жизни произошёл совершенно неожиданный поворот.
 С тех пор эта женщина была замешана в интригах и предательстве. После того как она переписала несколько секретных документов для одного человека в Киеве, она шантажировала его,
получила крупную сумму денег, а затем вышла замуж за Буловича,
зажиточного землевладельца.  Таким образом, войдя в высшее общество Киева, она познакомилась с генералом Сухомлиновым,
Генерал-губернатор, который потворствовал ей в получении развода от Буловича, так что впоследствии она вышла замуж за лысого старика Дона Жуана
через несколько месяцев после его назначения военным министром.

Мадам и Распутин всегда были заодно. С того момента, как генерала арестовали, она с необычайной энергией и ловкостью работала над тем, чтобы вернуть утраченное состояние мужа, и тем самым положила начало первой революции. Она заручилась поддержкой
Распутина, Анны Вырубовой и императрицы, которые все были тяжело больны
Она опасалась того, что может открыться на суде над генералом. Она даже бросилась в ноги Александре Фёдоровне, умоляя её
вступиться за неё перед императором, чтобы спасти её оклеветанного и пострадавшего мужа. И наконец ей это удалось.

Расследование было приостановлено, газеты молчали о скандале, и вдруг стало известно, что «ввиду психического состояния генерала» было принято решение по рекомендации совета известных медицинских специалистов освободить его!

 Эта поразительная новость передавалась из уст в уста, и Милюков,
Патриотически настроенный подстрекатель повсюду заявлял, что это дело рук Распутина.
 Эта новость произвела самое зловещее впечатление на людей, особенно на тех, кто был связан с армией. Человек, который был главной причиной неудач России, должен был избежать наказания! Именно этот бессмысленный и глупый поступок царя подорвал доверие народа к императору и дал врагам Распутина — и в особенности Милюкову — повод для его резкого осуждения.


За день до открытия Думы Распутин
получил ещё одно письмо от императрицы, зашифрованное следующим образом:

 "Дорогой отец, — Никки по-прежнему отказывается отложить заседание Думы, хотя я сделала всё возможное, чтобы убедить его в этом. Приезжай к нам немедленно и попытайся склонить его на нашу сторону. Нельзя терять ни минуты. Я только что узнала, что Милюков всё ещё активен, так что можешь сделать вывод, что всё, что ты мне говорил, не сработало.

 "P. [Протопопов] час назад сообщил мне, что Скоропадский [ немецкий агент, живущий в Петрограде под видом ювелира на Невском проспекте]
предал нас всех и подбросил несколько компрометирующих документов
 в руках Милюкова, который, в свою очередь, показал их  Пуришкевичу. Завтра они будут представлены в Думе.
 Полиция выследила Скоропадского в Риге, но арестовать его не удалось, и он, увы! сбежал в Швецию.

 "Святой отец, не медли ни минуты, приди к своей дочери, чтобы утешить её в этот самый чёрный для неё час! Милюкова нужно
 остановить, пока он не выдал вас. Я не могу понять, как
 ваша договоренность с мадам Калачевой сорвалась. Духи никогда
 не подводили. Аликс постоянно спрашивает о вас, а Ольга
 Целую вашу милую ручку. Прежде чем прийти ко мне, разыщите императора, иначе он может заподозрить нас в сговоре. Я поссорилась с ним, потому что своим упрямством он погубит нас всех. Как бы я хотела, чтобы Милюков был повержен! Не медлите.
 Идите! Ваша преданная дочь,
 «А.»

Я знал, что императрица, родившаяся в Германии, сидит во дворце одна
и с замиранием сердца ждёт, какие разоблачения последуют. Она не
была слепа к растущей непопулярности и недоброжелательным высказываниям
открыто говорила о ней. Кто-то только что пустил слух, что во дворце есть секретная беспроводная станция, с помощью которой она может напрямую связываться с
Потсдамом. В это действительно поверили так много людей, что после отречения царя каждый уголок Царского Села был обыскан, но безуспешно. Штюрмер, Фредерикс, Протопопов, торговец ядами
Бадмаев, Анна Вырубова и ещё полдюжины человек, составлявших тёмные и зловещие силы, стремительно ввергавшие Россию в пучину гибели, в тот день были так же встревожены и напуганы, как и сама императрица. Они прекрасно знали, что
если Милюков, вооружённый этими компрометирующими документами, о сути которых они не знали, скажет правду в Законодательном собрании, то их накроет волна возмущения, которой они никогда не смогут противостоять.

 Распутин, которого вызвали, сразу же отправился во дворец, и я сопровождал его. Он прошёл прямо в личные покои императора, а я ждал в соседней комнате.

 Я слышал, как они повысили голоса. Рука императора поднялась в знак протеста, а рука монаха — в знак гневной угрозы.

 «Если ты не отложишь Думу, то опасность падёт на тебя
«Твоя собственная голова!» — услышал я крик Распутина. «Зачем позволять этим революционным депутатам критиковать твою политику и подрывать твою популярность среди народа? Это безумие! Такая политика самоубийственна, и если ты будешь упорствовать, я уйду и вернусь домой, прекрасно понимая, что завтра наступит день гибели России».

"Народ требует возобновления работы Думы", - слабо ответил
Император. "Я не могу сделать ничего другого, кроме как подчиниться".

"У меня было видение", - заявил монах. "Прошлой ночью мне открылось
ужасный результат твоего безумия. Я видел тебя, жертву твоего
гнев народа, свергнутый с престола, униженный и заключённый в тюрьму».
Но даже эта ложь не смогла заставить царя изменить своё решение, и это естественно, ведь он боялся тёмной тучи, которая, как он считал, сгущалась из-за длительного перерыва в работе Думы.
Поэтому он побоялся последовать совету монаха.

Я снова услышал, как оба мужчины горячо спорят.

«Я император! — наконец сердито воскликнул царь высоким, пронзительным голосом. — И я отказываюсь подчиняться!»
В следующую секунду раздался громкий звон бьющегося стекла, и я услышал, как Распутин закричал:

«Ты отказываешься слушать добрый совет! Как я разбил эту чашу, так и народ, говорю тебе, восстанет и свергнет Дом Романовых!»
С этими словами он повернулся и через мгновение вернулся ко мне. Его лицо пылало от гнева, а узловатые пальцы были сжаты в кулак.

Он отправился прямиком к императрице и рассказал ей о том, что ему не удалось переубедить
Николая.

«Но ведь этого Милюкова нужно как-то остановить!» — воскликнула несчастная женщина, которая видела, как рушатся все её тщательно продуманные планы, а её саму клеймят как предательницу. «Отец, ты должен продолжать работать»
ещё одно чудо. Должно быть, он внезапно заболел — с ним должен был случиться несчастный случай или... или что-то ещё!
Распутин с сомнением покачал головой, заявив, что нет времени
организовывать вторую попытку.

"Ты сказал об этом Протопопову?" — спросила она. "Он мог бы предложить какой-нибудь способ, раз уж эта женщина, Калачёва, нас подвела. Если нет — он заговорит — и мы пропали! Подумай, отец, что всё это значит!
В обществе уже начались волнения из-за слухов, которые мы, к сожалению, распространили о надвигающейся катастрофе, и если за ними последуют подобные обвинения
Если это подтверждается документами, то революция неизбежна!»
Я видел, что царица, когда все попытки заставить Милюкова замолчать провалились, была в ужасе от того, что её истинная предательская сущность может раскрыться.

Мы вернулись в Петроград, где зашли в дом Протопопова, где всё ещё готовилось очередное покушение на Милюкова.

По телефону был вызван бывший агент тайной полиции по имени Стефанович, который
проделал большую работу в качестве _агента-провокатора_ для Камарильи.
Ему сразу же предложили деньги за убийство депутата.

В него должны были выстрелить и убить его возле Таврического дворца, незадолго до двух часов, когда он будет входить в Думу. Вероятно, он будет идти в палату из своего дома вместе со своим закадычным другом М.
Пуришкевичем.

"Ты наверняка знаешь кого-нибудь, кому можно доверить это дело, Иван," — сказал министр внутренних дел. "Если его арестуют, ему предоставят все возможности для побега. Естественно, он не явился бы на суд. Я бы об этом позаботился. Так что вы можете передать ему мои личные заверения.
"Я бы посоветовал женщину," — сказал мужчина по имени Стефанович. "Я знаю одну, которая
без колебаний поступила бы так, как мы хотим. Ее зовут Мария Гроздофф,
Польская еврейка. Я могу ей доверять. Она делала нечто подобное для нас
раньше."

"А цена?"

"Цена будет приемлемой", - ответил провокатор с
деловым видом.

"Тогда мы поручаем это дело тебе, Иван", - сказал его превосходительство. «Ты получишь десять тысяч рублей, если Милюков умрёт».
И мужчина отправился на поиски женщины, которая за деньги без колебаний совершила бы убийство.

Та ночь оказалась бессонной для всех нас. Я попытался предупредить Милюкова
Я снова отправил ему анонимное письмо, которое тайно опустил в почтовый ящик после того, как монах ушёл на покой. Но я очень боялся, что письмо не дойдёт до него вовремя. Вероятно, оно будет доставлено только с полуденной почтой, а если так, то он увидит его только после открытия Думы!

 Следующее утро прошло в тревоге. Протопопов сообщил нам по телефону, что Стефанович виделся с женщиной по фамилии Гродзофф и что всё улажено.


Я рано пришёл в Думу и сел в толпе на общественной галерее, в то время как Распутин оставался дома, а императрица — во дворце с Анной
Она сидела рядом с телефоном, договорившись о том, чтобы ей каждые четверть часа докладывали о ходе заседания.


 Господин Михаил Родзянко, председатель, важно занял своё место ровно в два часа.
Зал был переполнен. Дипломатические ложи были забиты до отказа.
Присутствовали послы Великобритании, Франции, Италии и Соединённых Штатов, а также министры большинства нейтральных стран.

Была произнесена обычная молитва, но ни г-на Милюкова, ни г-на
 Пуришкевича на их местах не было!

Была ли попытка успешной? Я затаил дыхание и задумался. Я прислушивался, не раздастся ли выстрел, но ничего не слышал.

 Внезапно моё сердце ёкнуло. Приятной наружности седовласый мужчина в очках в золотой оправе, с большой пачкой бумаг в руках, вошёл через чёрный ход и направился к своему месту. Это был господин Милюков! Он получил моё анонимное письмо и вошёл через чёрный ход в сопровождении своего бородатого и лысого друга. И снова я смог предупредить его об опасности.

 Правительство теперь пляшет на вулкане.

Заседание началось, председатель Родзянко выступил с речью, в которой
резко раскритиковал политику правительства Штюрмера, и все
поняли серьёзность ситуации, когда председатель Думы выступил против премьер-министра.

"Правительство должно учиться у нас тому, что нужно стране," —
гневно сказал Родзянко. "Правительство не должно идти путём, отличным от пути народа. С уверенностью нации она должна возглавить социальные силы в их движении к победе над врагом по пути, который
Это согласуется с чаяниями народа. Другого пути нет.
Затем президент заявил, что, хотя между союзниками нет разногласий,
враг может пойти на любую уловку, чтобы разрушить их союз. «Россия не
предаст своих друзей, — заявил он, — и я говорю, что она с презрением
отвергает любые предложения о сепаратном мире».

Выступление было встречено бурными аплодисментами, в то время как
Штюрмер, присутствовавший на собрании, встал и ушёл после его окончания.

Затем, когда аплодисменты и одобрительные возгласы послов союзников стихли,
Павел Милюков, блестящий лидер конституционных демократов,
серьёзно поднялся и начал говорить.

Эта речь, которую камарилья тщетно пыталась
подавить, стала исторической и в основном послужила причиной свержения Штюрмера. Смело и неустанно он демонстрировал своим слушателям благосклонность, с которой тевтонцы относились к Штюрмеру, и ужас, который его деятельность вызывала в лагере союзников. Он зачитывал отрывки из немецких и австрийских
В своих газетах он подчёркивал тот факт, что Центральные державы считали
Штюрмера членом «тех кругов, которые без особого энтузиазма относятся к войне против
Германии»; что назначение Штюрмера в Министерство иностранных дел было воспринято в тевтонских странах как начало новой эры в российской политике, в то время как отставка Сазонова произвела в странах Антанты эффект, «подобный тому, который произвёл бы погром».

Однако самым сенсационным стало то, что он рассказал о связи Штюрмера с шантажом в его частной жизни
секретарь Манасевич-Мануйлов, который за несколько недель до этого был
арестован по обвинению во взяточничестве. Секретарь сообщил директорам
Петроградского банка, что Министерство внутренних дел возбудило против них дело по обвинению в торговле с врагом, и предложил за крупное вознаграждение замять это дело «с помощью влиятельных друзей».

У представителей банка были особые причины для того, чтобы поквитаться с «тёмными силами», и особенно с Протопоповым, поскольку бывший министр внутренних дел А. Н. Хвостов был братом президента банка.
Своим увольнением Хвостов был обязан заговору с целью убийства Распутина, который расследовал Мануйлов. Поэтому директора банка приняли предложение этого человека и передали ему крупную сумму денег в помеченных банкнотах.

 Позже Мануйлов был арестован военными властями с поличным. Однако вскоре его освободили, и имя Мануйлова было у всех на устах. Милюков в своей речи сказал по поводу освобождения Мануйлова:


"Почему был арестован этот господин? Это давно известно, и я
не будет ничего нового, если я скажу вам то, что вы уже знаете, а именно:
что он был арестован за вымогательство взятки, и что он был освобожден
потому что - это тоже не секрет - он сказал следователям, что
он делился взятками с председателем Совета министров".

Так Борис Штюрмер был объявлен предателем и шантажистом!

Но худшее было впереди. М. Милюков яростно осуждал императрицу
за то, что она поддержала план, разработанный в Германии, о скорейшем и
раздельном заключении мира, независимо от обстоятельств, условий или национальных
честь. Он процитировал отрывки из немецких газет, в которых свободно обсуждалась "_die
Friedens-partei der jungen Tzarin_" (Партия мира молодой
Царицы). Он был очень откровенен, говоря о "тёмных силах", которые окружали трон и в последнее время приобрели такое огромное влияние, и открыто заявил, что "этот человек, монах
Григорий Распутин, бывший конокрад и любимец святой Александры
Федоровны, джентльмены, не более чем эротический шарлатан, который
заручился поддержкой кайзера!
Эффект был ошеломляющим. Палата представителей сидела как громом поражённая.

«Да, джентльмены, — продолжил он, ударив по стопке бумаг, лежавшей перед ним на столе, — у меня есть документальные доказательства предательских действий этой камарильи, которая пытается привести Россию к гибели. Эти документы будут представлены вам в надлежащее время. Говорят, что премьер-министр уже покинул палату, чтобы лично доложить Его Величеству о речи президента». Я верю только в то, что
слова, которые я только что произнёс, дойдут и до ушей императора
и что он удосужится изучить неопровержимые доказательства
Дьявольская работа Распутина во дворце и в министерствах, а также коварные махинации «тёмных сил» среди нас.
Разоблачения Мануйлова были достаточно драматичными, но это откровенное
разоблачение Распутина, возможно, ещё более горькое из-за моих предупреждений о двух попытках его убийства, заставило Палату представителей ахнуть.

Само имя Распутина произносилось шёпотом, а его культ упоминался вскользь как нечто таинственное, связанное с оккультизмом. Но в той речи, которую я слушал, Милюков ударил
Он говорил прямо и называл вещи своими именами. Одна из его фраз звучала так: «Россия никогда не победит, пока этому осуждённому преступнику и соблазнителю женщин позволено оказывать своё удивительное влияние на правителей империи. Уберите его!» — продолжал он. «Пусть он будет в безопасности в стенах Петропавловской крепости вместе со своими «сестрами» и всеми своими братьями-предателями, и тогда больше не будет никаких разговоров о сепаратном мире. Избавьтесь от его пагубного влияния!» — кричал прекрасный оратор, и его голос разносился по залу. «Я говорю, удалите его из императорского окружения, иначе Россия обречена!»

Я покинул Думу по длинной каменной лестнице с чувством, что наконец-то
власть, стоящая за Троном, нет, сам Трон был сломлен.

Я поспешил в дом Распутина и с притворным сожалением рассказал обо всем, что
произошло.

Услышав это, он бросился к телефону, заявив хриплым голосом: "Распутин
Цензор должен запретить публикацию каждого его слова. Я потребую этого от Николая!
И через несколько минут он уже разговаривал с императором, настаивая на том, чтобы был немедленно отдан приказ цензору. Это предложение было немедленно выполнено.

Тем временем в будуаре императрицы разворачивалась драматическая сцена.
Этот день стал началом конца карьеры святого отца, а также Александры Фёдоровны, императрицы России.




 ГЛАВА XV

ПРЕДАТЕЛЬ ОБНАРУЖЕН


Услышав о том, что произошло в Думе, императрица впала в истерику. Николай присутствовал при том, как придворный врач вводил
укрепляющие средства. Затем, не говоря ни слова, он повернулся и, оставив жену на
попечение изменницы Анны Вырубовой, отправился в Генеральную
Штаб-квартира.

Когда Распутину сообщили по телефону об отъезде императора, он пришёл в ярость.

 «Он боится встретиться со Штюрмером! — воскликнул он.  — Он бросает его на произвол судьбы».
 И он так и поступил, ведь на следующий день судьба России оказалась под угрозой, а Чёрный монах в лихорадочной спешке метался от министра к министру, надеясь и строя планы, как снова склонить общественное мнение в свою пользу.
Шарлатан, который мог творить чудеса и был ниспосланным небесами спасителем России, оказался обычным самозванцем.
Положение Штюрмера также стало отчаянным из-за согласованных атак Думы.
состоялось заседание Кабинета министров, на котором присутствовал монах. St;rmer, with
Поддержал Протопопова, предложившего распустить Думу. Некоторые члены
выступает против предложения, после чего Штюрмер решил привести его на свой
собственной инициативе.

В комнате Распутина и в моем присутствии он составил соответствующий документ
но для придания ему юридической силы требовалось согласие царя, а Николай
был далеко. Это был «Штюрмер» или Дума.

 Александра Фёдоровна и Распутин сотрудничали со «Штюрмером», чтобы
распустить народных представителей и снова помешать им собраться.

Как ясно сказал мне Распутин той ночью:

"Федор, это великий кризис. Дума и Штюрмер несовместимы.
Победа последнего будет означать революцию. Триумф Думы
укажет на победу демократии в битве. Для достижения своей цели
Штюрмеру нужна аудиенция у царя, и он должен ее получить.
Александра Фёдоровна, похоже, нас подводит, потому что Николай спрятался, надеясь, что буря утихнет.
Штюрмер изо всех сил старался добиться аудиенции у императора, но тот был неуловим, и несколько дней никто не знал, где он. Аудиенция состоялась бы
Это означало роспуск Думы, и Николай боялся, что это приведёт к революции.


Как известно из записи, опубликованной американским журналистом, в Думе внезапно появились военный и морской министры, генерал Шуваев и адмирал Григорович. Они объявили, что хотят сделать заявление. Представители народа затаили дыхание в ожидании. Военный министр поднялся на трибуну и отдал дань уважения усилиям народа в деле национальной обороны, попросив Думу и страну в будущем сотрудничать в работе по оснащению армии.
Морской министр повторил требование генерала Шуваева о
сотрудничестве между правительством и Думой. Последняя, возможно,
никогда не была свидетелем такой сцены, которая последовала за выступлениями двух министров
. Раздались бурные овации, после которых Милюков встал и сказал:

"Военный и морской министры заявили, что они на стороне
Думы и народа. Мы, со своей стороны, заявили, что Дума на стороне
армии и народа».
Это решило судьбу Бориса Штюрмера. Народ одержал свою первую победу над «тёмными силами», и Штюрмер, изгнанный, пришёл один
Он рассказал нам о том, что произошло ночью, и, расхаживая по комнате, рвал на себе бороду и проклинал и императора, и императрицу.

Затем, повернувшись к Распутину, он с усмешкой воскликнул:

"А ты, святой отец и наш божественный наставник, оказался бессилен спасти нас! Где твоя чудотворная сила? Только в твоём воображении, я начинаю так думать."

Эти слова привели к серьёзной ссоре и взаимным обвинениям, поскольку императрица, чтобы спасти себя, отказалась от услуг Штюрмера, так что Протопопов мгновенно стал фаворитом при дворе и, по сути, диктатором.


Прошли две недели, полные напряжённых сцен соперничества между
демократия и заговорщики, во главе которых стояли Распутин и императрица. Протопопов бросил вызов новому премьер-министру Александру Трепову, закоренелому бюрократу, а также Думе, и тогда наступил кризис.

 Каждый день мы регулярно ездили в Царское Село, где быстро созревал очередной заговор. В то время как общественность ежедневно ожидала падения Протопопова как естественного результата доносов и унижений со стороны «Штюрмера», однажды она была потрясена новостью о том, что премьер-министр в отставке собирается стать послом в нейтральной стране.

Куда бы я ни пошёл, я слышал самое зловещее недовольство. Люди
знали, что это значит, а именно то, что германофил Штюрмер должен был
вести переговоры о преждевременном мире, и это всего через три недели после его свержения!
Вся империя гудела от этой новости, но Распутин оставался спокойным и молчаливым,
веря, что его хитроумный план увенчается успехом.

Конечно, так бы и было, если бы Дума не продолжала свои согласованные нападки на «тёмные силы», требуя ответственного министерства. Даже половина крайне правых, самая яростная монархическая фракция в Думе,
присоединился к оппозиции, и когда об этом сообщили императрице, она снова впала в истерику.

 Я хорошо помню тот день. Хардт примчался из Берлина и
привёз монаху депешу, которая после расшифровки выглядела следующим образом:

 "МЕМОРАНДУМ № 70. А.43,286.
 "8 ноября 1916 года.

 «Позиция Думы вызывает серьёзную тревогу за вашу личную безопасность. Поскольку вам не удалось подавить Милюкова,
постарайтесь немедленно устранить его главного сторонника Пуришкевича.
 Сообщите А. [Анне Вырубовой], что Корнилов раскрыл П. её двуличность в деле Зарудного, и у П. есть компрометирующие её документы. Их нужно во что бы то ни стало заполучить. [Г. Зарудный, занимавшийся политическими делами, после революции был назначен министром юстиции в кабинете Керенского.] П. намерен использовать их в Думе.
 Поэтому предлагается снова дать женщине X. [Ксении Калачёвой]
 духи и проинструктировать её. Если
 нет, наймите девушку Ольгу Бауэр. Она выдавала себя за служанку в деле княгини Чекамаревой, и ей это удалось. Почему бы не воспользоваться её услугами снова?

 «Сообщите Её Величеству, что Штюрмер должен вернуться к власти в самое ближайшее время. Но это невозможно, пока Милюков и Пуришкевич пользуются поддержкой народа. Нельзя терять ни секунды, нужно подавить их. Мы с удовлетворением узнали о высылке
 женщины Марии Устряловой и мужчины Павла Крижицкого.
 Оба слишком много знали и, хотя и служили нам верой и правдой, не были
 больше не требуется. [Когда сфера применения немецких секретных агентов заканчивается, они, как правило, умирают безвременной смертью.]

 "Также передайте Её Величеству, что ей и её дочерям следует проявлять больше интереса к раненым, чтобы вернуть расположение общественности. Вы тоже должны совершить ещё одно чудо.

 «Мы с сожалением узнаём, что, хотя обвинения, выдвинутые Милюковым, были замяты цензурой, машинописные копии его речи широко распространяются повсюду. Если вы не будете действовать решительно, это нарушит все наши планы. В тот момент, когда
 Ситуация критическая, и всё зависит от ваших решительных действий. — С приветом,
«С.» [Штейнхауэр].

 В тот же вечер бородатый негодяй передал царице и
элегантной _морфинистке_ Анне Вырубовой содержание секретной депеши.

Императрица и фрейлина в роскошных вечерних платьях вошли в прекрасные покои, отведённые монаху во дворце.
Когда они сели, я зачитал им послание.

"Да," — заявила Её Величество, когда я закончил. "Я полностью согласна с тем, что
Девушка Ольга Бауэр должна получить инструкции. Прикажите Протопопову выяснить, как ей лучше всего сблизиться с Пуришкевичем. Нужно сделать так, чтобы этот негодяй не втянул нашу дорогую Анну в дело Зарудни.
 «Да, — с тревогой сказала мадам Вырубова, — это погубит не только меня, но и императрицу».

«Я выполню твоё поручение», — ответил Распутин, стоя с заведёнными за спину руками. На его шее сверкал большой крест.


 «Девушке Бауэр, выдававшей себя за служанку, удалось втереться в доверие к
она была с князем Чекмаревым и подарила духи своей любовнице
с успехом, - заметила Анна. - И не было ни малейшего подозрения.
Xenie Kalatcheff искусству, поэтому я не могу поддержать ее
снова занято".

"Верно, Ольга - девушка очень смелая, и ее возлюбленный долгое время находился на
немецкой службе", - заметил Распутин. «Я увижусь с ней завтра». Затем, повернувшись ко мне, он сказал:
«Фёдор, напиши ей и попроси зайти ко мне завтра вечером в восемь. Отправь письмо с нарочным».
Я так и сделал, и на следующий вечер девушка по фамилии Бауэр пришла. Она была стройной, очень
хорошенькая и одетая как девушка из народа, никто бы не заподозрил ее в том, что она совершила несколько тайных убийств по указанию Распутина.
........
...........

"Ольга", - сказал он, когда она была показана в свою комнату, "на самом деле вы находитесь
красивее растет с каждым днем! Я завидую Иван Иванович, потому что он хороший
вкус".

- Вы льстите мне, отец, - сказала девушка, краснея.

«Я говорю правду», — заявил монах, теребя кончик бороды и не сводя с неё своих странных глаз. «Но, — продолжил он, — я позвал тебя сюда, потому что хочу, чтобы ты снова помогла нам — с благовониями».

Она мгновенно посерьёзнела.

"Кто такой несносный?" — быстро спросила она жёстким голосом.

"Пуришкевич," — ответил монах. "У этого человека где-то в доме есть компрометирующие бумаги на мадам Вырубову. Но они вас не касаются. Когда депутат будет мёртв, я немедленно прикажу полиции обыскать дом, и найденные бумаги будут переданы мне. Вы должны повторить роль, которую играли в доме князя Чекмарева.
С этими словами он встал и достал из ящика небольшую бутылочку с кусочком ваты, сказав:

«Эта шерсть пропитана духами и высушена, так что её легче носить с собой, и она вызывает меньше подозрений, чем духи в жидком виде. Просто смочите шерсть водой и отожмите, и духи будут у вас под рукой».
Девушка взяла маленький флакон с широким горлышком и поднесла его к свету.

 «К заместителю будет сложно подобраться», — сказала она. "Он не
быстро-живой человек, как некоторые, с кем я имел дело."

"Он не сможет устоять перед милой мордашкой как у тебя", - сказал Распутин
уверенно.

"Что ж, - сказала она наконец, - я попытаюсь, отец. Дай мне свое благословение".

И она опустилась на колени, а похотливый негодяй положил свои грязные руки ей на голову и, возведя глаза к небу, сделал вид, что благословляет её.

Потом, перед тем как уйти, она сказала нам, что знает, что у депутата есть молодой слуга по фамилии Проценко, и что её цель — сначала привлечь его внимание и сблизиться с ним, чтобы получить возможность посещать помещения для прислуги в доме Пуришкевича.

"Отлично — если ты не думаешь, что сможешь устроиться туда служанкой."

«Это было бы непросто, ведь я знаю, что все слуги работают там уже много лет и что вакансий нет».

«Что ж, Ольга, поступай, как знаешь, — сказал монах. — Только уберите его, а потом сразу же позвоните мне, чтобы полиция могла немедленно начать поиски».

О девушке по фамилии Бауэр мы не слышали две недели. Раз за разом я чувствовал
потребность предупредить обречённого человека, но боялся, что Распутин заподозрит меня в предательстве, ведь другие заговоры провалились. Однажды ночью, когда я был во дворце, слуга сообщил мне, что кто-то хочет со мной поговорить
Я разговаривал с монахом по городскому телефону, поэтому подошёл к аппарату.


Я услышал голос Ольги Бауэр, которая, узнав меня, сказала:

"Передайте отцу, что его желание было исполнено полчаса назад. Вы
понимаете, о чём я, не так ли?"
"Да," — ответил я. "Я знаю — я сразу же ему передам." И я повесил трубку.

Вернувшись в роскошную комнату Распутина, я повторил ему сообщение, после чего он вскочил с радостным нетерпением и позвонил Протопопову в его петроградский дом.
Он велел ему немедленно организовать полицейский обыск в доме Пуришкевича, как уже было решено.

После этого у меня были дела с управляющим императорским двором
в противоположном крыле дворца, и только через полчаса я вернулся в комнату «святого».

Я увидел, что Распутин, вне себя от ярости, в бешенстве расхаживает взад-вперёд по комнате.

"Я сообщил императрице и Анне хорошие новости, а теперь выясняется, что это неправда!" — воскликнул он. «Полиция пришла с обыском, но их встретил сам Пуришкевич. Подумайте только!»
«Значит, этот парень жив!» — выдохнул я от удивления.

«Нет. Он всё ещё жив. Его камердинер Проценко умер час назад. Этот дурак
Какая же эта девушка глупая!»
Как только он произнёс эти слова, дверь открылась и вошла императрица,
бледная и отчаявшаяся.

"Отец," — сказала она, — это очень серьёзная неприятность для всех нас. Как мы могли не знать, что девушка Бауэр намеренно подменила камердинера на его хозяина? Визит полиции вызовет подозрения у нашего врага, и он может связать преступление с женщиной, с которой знаком его камердинер.
 Что тогда?
"Я никогда об этом не думал!" — ответил монах, остановившись перед ней. "В таком случае она может нас выдать! Воистину, ты говоришь мудрые слова!"

"Да. В девушке я вижу возможного врага - и в этом кризисе мы
не должны рисковать".

"Я согласен. Я приму меры. Если она предала нас, тогда ее будут судить
за убийство принцессы Чекмаревой. Какие бы обвинения она
ни выдвинула против меня, им не будет позволено раскрыться на суде ".

«Или заставь Никки подписать приказ о её ссылке в Сибирь в качестве наказания», — предложила коварная императрица.

 «Ах! Моя дочь, ты всегда мудра. Отличный план! Сначала я наведу справки, а потом попрошу императора поставить подпись».

Хотя в последние дни  ноября ситуация стала крайне серьёзной, Распутин, одержимый жаждой мести и раздосадованный тем, что не может завладеть компрометирующими письмами верховной жрицы его позорного культа, мадам Вырубовой, был занят тем, что наводил справки.
Среди тех, кого он расспрашивал, был Иван Иванович, переплётчик из Петрограда, любовник Ольги, который относился к монаху с большим недоверием, о чём Распутин не знал.

Молодой человек, в силу характера заданных ему вопросов
Монах догадался, что у него на уме, и в тот же день сказал Ольге, что Распутин не поверил её рассказу о том, как камердинер выпил стакан куммеля, который был налит для его хозяина, и что он, полный досады, замышляет месть.

 Об этом мы узнали позже. Но в ту же ночь, когда Иван  Иванович открыл ей правду, Ольга пришла к Распутину, и я впустил её.

«Я хочу увидеться с отцом», — сказала она глубоким, серьёзным голосом.

 «Я пойду и узнаю, примет ли он тебя», — ответил я и оставил её в прихожей.

Распутин приказал впустить её, и, как только она переступила порог, выхватила револьвер и бросилась к нему.
Пуля пролетела мимо, и она выстрелила ещё раз, тоже безрезультатно, прежде чем я успел подбежать и схватить её.
Она боролась со мной с силой, порождённой безумием.

«Что это значит, женщина?» — спросил монах, стоя со скрещенными на груди руками.
Я держал её за запястья, а оружие упало на полированный пол во время нашей дикой схватки.

 «Это значит, что я намерена избавить мир от подлого негодяя и
«Предательница женщин!» — сказала она. «Я была в твоих сетях и делала за тебя грязную работу, а теперь, когда я потерпела неудачу, ты собираешься выдать меня и тем самым заткнуть мне рот. Но он никогда не заткнётся. Доказательства, которые есть у Пуришкевича, исчерпывающие. Я их видела. Проценко застал меня за тем, как я
подделывал бумаги его хозяина, поэтому я сначала заверил его, что делаю это из любопытства, а потом дал ему немного духов.
Мы оба были потрясены, узнав правду.

"Ты удивляешься!" — воскликнула она, всё ещё находясь в моих объятиях. "Но ты можешь удивиться ещё больше"
Ты удивишься, когда узнаешь, что я стал другом и сторонником
заместителя и что мы с Иваном объединились, чтобы ускорить твой конец — конец Чёрного монаха из Петрограда!
— Молчать, женщина! — прогремел Распутин, бросив на неё злобный взгляд.
— Держи её, Фёдор. Я запру дверь!

Затем, взяв револьвер, он направился к двери, запер её и взял ключ. Подойдя к телефону, он вскоре заговорил с
 Протопоповым, которому приказал отправить полицейских, чтобы они доставили девушку
 Бауэр в Петропавловскую крепость.

"И я также приказываю вам арестовать любовника девушки, Ивана Ивановича, как
опасного политика. Вы знаете его адрес", - сказал он министру.

"Теперь вы можете освободить ее!" - добавил он, поворачиваясь ко мне. "И пишите под мою
диктовку".

Девушка стояла, потрясенная, услышав приказ Распутина министру
Внутренних дел.

"Нет, нет!" - закричала она. "Прости меня! прости меня, отец! Я... я была
безумна..._мад!_ Иван убедил меня сделать это - убить тебя!"

"Пиши, как я тебе говорю, Федор", - приказал Распутин.

Затем, когда я сел за стол, он продиктовал следующие строки:

 «По нашему приказу женщина Ольга Александровна Бауэр, уроженка Орла, должна быть без суда и следствия выслана в Якутск, в Восточную Сибирь, и там приговорена к пожизненной каторге. Кроме того, Иван Иванович должен быть пожизненно заключён в Шлиссельбургской крепости.
Дано в нашем Царскосельском дворце, 1 декабря 1916 года».

"Император подпишет это завтра", - добавил он.

Несчастная девушка, громко крича, бросилась к ногам монаха
, умоляя о прощении.

"Нет, моя красавица!" - ответил он. "Ты бы разомкнула губы, если бы я дал тебе
шанс. Но он у тебя не будет. Ты мой враг, а враги Григория Распутина никогда не одерживают верх надолго, потому что он об этом позаботится!
 У неё случилась истерика, но она быстро пришла в себя и обнаружила, что находится в руках шести полицейских в серых мундирах, которые грубо вытолкали её в коридор, пока она визжала и проклинала богохульного мерзавца, который был настоящим правителем Империи.

Через час после того, как девушку по фамилии Бауэр увели, тайный посланник из
Берлина принёс нам ещё одну зашифрованную депешу, которая, когда я её расшифровал,
прочитала:

 «МЕМОРАНДУМ № 70. 68 428. Г.

 «Император Вильгельм дал указание, что
 Германия направит России предложение о мире 12 декабря.
 Сообщите об этом Её Величеству и попросите её использовать всё своё влияние на императора и всех министров, чтобы добиться согласия.

 «Нашему другу П. [Протопопову] следует продолжать свою разрушительную деятельность. Он должен ещё сильнее заткнуть рот прессе,
прекратить поставки продовольствия и продолжать провокационную работу во всех сферах.
 Только причиняя невыносимые страдания, вы можете добиться
 о восстании за мир. Код изменён на №
 5. — Приветствую,
"С."

 12 декабря Германия действительно предложила мир, и Россия была на грани гибели. Предложение, организованное "чёрными силами", дало Думе возможность выразить накопившиеся чувства. И Милюков, и его друг, который так чудом избежал «аромата», публично заявили, что «камарилья» выступает за принятие предложения.

 Я сам могу поручиться за правдивость этих слов, поскольку Александра Фёдоровна
с тех пор как её святейшество получил секретное донесение, он не жалел сил, чтобы убедить императора и кабинет министров принять оливковую ветвь.

 Николай отказался.  Что бы о нём ни говорили, я лично знаю, что он неоднократно доказывал свою верность союзникам, отвергая злые советы Штюрмера и других.

Однако нацию нужно было успокоить, поэтому царь вызвал к себе недавно назначенного министра иностранных дел Петровского, который был лучшим представителем бюрократии.
 В результате через три дня после того, как было сделано предложение Тевтонского ордена, он объявил об отказе России
о "преждевременном мире". Сразу после заявления министра иностранных дел
Дума приняла резолюцию, которая содержала следующее
заявление:

 "Заслушав заявление министра иностранных дел,
 Дума единогласно одобряет категорический отказ союзных государств
 Правительствам вступать при нынешних условиях в какие бы то ни было мирные
 переговоры".

Действительно, общественное мнение накалялось больше, чем когда-либо.

И всё же «Сатана в шёлковой шляпе», заседавший в Министерстве внутренних дел, плел свои коварные интриги, чтобы создать величайшую
возможные страдания и волнения, как и приказал его хозяин в Берлине.
 И в этом ему помогал немытый «святой», который за несколько дней до этого в сговоре со своим другом, бывшим фокусником, в одном из бедных кварталов Петрограда проделал трюк, который все сочли «чудом».

Один из планов Протопопова, который он успешно осуществил, заключался в том, чтобы посеять недовольство в массах, распространяя таинственные листовки, призывающие к восстанию из-за вопроса о мире.  Таким образом он пытался
нарушить органичную жизнь страны и армии.  Вместе с Распутиным он
Он замышлял поднять шум, который оправдал бы правительство в глазах общественности, чтобы начать сепаратные мирные переговоры и бросить союзников за борт.

 Однако, к несчастью для него, земства и города оставались патриотичными. Поэтому он запретил их собрания, чтобы вызвать демонстрации и беспорядки.

 Император оставался глух ко всем мольбам и предостережениям тех, кто видел, что происходит.

Однажды днём, когда я был с Распутиным в его покоях во дворце, вошла императрица, раскрасневшаяся и взволнованная.

"Отец! Я пережила такой удар. Как ты думаешь, что произошло?" — спросила она
— ахнула она. «Николас [великий герцог] только что имел наглость зачитать
перед Никки и мной возмутительное заявление. Я выхватила его у него из рук и порвала! О! это бесчестье, что со мной так обращаются!»

 «Что случилось?» — спросил монах своим медленным, размеренным тоном. «Не
волнуйся, сестра моя». И он перекрестился.

 «Он заявил, что вы, наш дорогой отец, стали правителем России; что Протопопов был назначен вами и что вокруг вас
собралась клика вражеских шпионов и шарлатанов, и он фактически призвал
Никки, чтобы защитить Ольгу и себя от тебя! Когда он закончил свое
заявление, Николас, опасаясь, что зашел слишком далеко, сказал: "Теперь позови
своих казаков и прикажи убить меня и похоронить в твоем саду". Никки просто
улыбнулась ".

"Я надеюсь, он не услышит ничего против тебя", - с тревогой сказал Распутин.

"Ничего. Никки заверил его, что я не имею никакого отношения к политике, и отверг обвинения, заявив, что совершенно в них не верит.
"Превосходно!" — воскликнул монах, но после этого, сидя в комнате,
он долго молчал и размышлял.

Наконец он воскликнул, обращаясь ко мне:

"Милюкова нужно убрать. Пока он жив, мы все в опасности. Мы должны попробовать другой способ."
Дело дошло до самого отчаянного кризиса, потому что на следующий день
Владимир Пуришкевич, который так яростно выступал против правительства, несмотря на свои монархические взгляды, пришёл к царю, чтобы предупредить его о злых силах, которые его окружают. Но Его Величество не обратил на это внимания.
 Поэтому два дня спустя он выступил с трибуны Думы с ужасными обвинениями в адрес «камарильи».

Тем временем Распутин активизировался и с помощью «Штюрмера» вышел на человека по имени Дубровин, лидера «Чёрной сотни» и близкого соратника «тёмных сил».
Этот человек, в свою очередь, убедил члена организации по имени Прохожий принять деньги в обмен на убийство Милюкова с помощью бомбы.

Всё было готово к ночи 20 декабря, и Распутин сидел с императрицей, с нетерпением ожидая известий о том, что дело сделано.

Однако вместо этого из своего дома в Петрограде позвонил Протопопов
Надо сказать, что Прохожий, поразмыслив, не решился причинить вред Милюкову и, более того, раскрыл молодому князю Феликсу Юсупову и ещё нескольким заговорщикам весь план!

 Услышав это, императрица упала в обморок. Она поняла, что теперь всё потеряно.
Действительно, на следующий день Милюков выступил в Думе со второй,
более мощной атакой на камарилью, назвав Протопопова одним из
самых злостных нарушителей. Он снова держал в руках свой
знаменитый пакет документов, свидетельствующих о предательстве
«тёмных сил», и в
В своей великолепной речи он бросил вызов правительству и призвал народ
судить обо всём самостоятельно, в свете тех документов, которые
прольют свет на события. В этом последнем доносе на Распутина и его друзей
прозвучал сигнал, который разнёсся по всей Европе.

 Царь снова уехал на фронт, а императрица, нервная и дрожащая, не отходила от Распутина и Анны. Драгоценное трио, которое разрушило Россию, теперь было серьёзно обеспокоено отвратительным состоянием общественного мнения. На горизонте сгустились тучи, но Распутин со своим
Смелость и презрение к людям убедили императрицу в том, что причин для беспокойства нет и что всё будет хорошо.

 Сеансы сестёр-учениц в Петрограде были приостановлены, поскольку монах оставался во дворце и почти не покидал его. Протопопов
ежедневно приходил на консультации к императрице, её набожному фавориту и вероломному прогермански настроенному Фредерику, поскольку против тех, кто был так враждебен правительству, готовился ещё один заговор, который должны были осуществить беспринципные _агенты-провокаторы_, с помощью
с целью подбросить компрометирующую переписку, касающуюся широкомасштабного заговора (которого не существовало) с целью свержения монархии и уничтожения Дома Романовых. Эта идея, зародившаяся в плодовитом уме Распутина, была подхвачена с лихорадочной поспешностью, поскольку каждый член «тёмных сил» решил, что «нужно что-то делать» и что ситуация стала крайне опасной для них всех.

В те снежные декабрьские дни люди наконец осозналиОни знали, что их обманывают и что рождённая в Германии императрица вместе со своими подхалимами и «святым» негодяем стремится к сепаратному миру. Повсюду в Петрограде проходили тайные собрания, полиция производила аресты без разбора, а Шлиссельбург уже был переполнен людьми, которых указал Распутин, ведь одно его враждебное слово означало тюремное заключение или смерть. Он действительно был царём всея Руси.

Таково было напряжённое положение дел в Царском Селе в последние дни декабря.

 * * * * *

Затем последовал последний драматический поворот событий.

 Я не знаю его точных подробностей. Я привожу — как и на протяжении всего этого повествования — только то, что я _знаю_ как чистую правду.

 29 декабря в одиннадцать часов я вышел из дворца, чтобы передать сообщение Протопопову и поговорить с много путешествовавшим Хардтом, который ехал в Петроград из Стокгольма с обычной двухнедельной депешей из Берлина. Я вернулся во дворец около восьми часов вечера, когда
мне передали сообщение через одного из слуг в шёлковых чулках, чей
По долгу службы я должен был сообщить «его святейшеству», что монах внезапно уехал в Петроград по срочному делу и вернется завтра.


Естественно, я принял это сообщение, поужинал, почитал газету и после беседы с мадам Вырубовой, которая жила в соседних апартаментах, лег спать.


На следующий день я вернулся в Гороховую, но монах так и не вернулся.
Графиня Игнатьева заходила к нему, но мне пришлось сказать, что я не знаю, где он.
 Я сказал ей, что он, возможно, отправился в очередное паломничество.

Поздно вечером я вернулся во дворец, где застал мадам Вырубову в большом волнении.


"Это странно, Фёдор!" — воскликнула она. "Он никогда не уезжает из Петрограда,
не предупредив меня заранее."

Я успокоил её, предположив, что, поскольку дела обстоят так серьёзно,
он, вероятно, находится со Штюрмером и Протопоповым, планируя дальнейшие
маневры.

Однако на следующий вечер при дворе, как и среди русского народа, пробежал холодок от объявления в биржевых газетах, состоявшего из шести слов:


"_Григорий Распутин прекратил своё существование._"

Я с ужасом прочёл заявление. Я увидел Анну Вырубову, которая была вне себя от горя и тревоги, и на мгновение заговорил с рассеянной
императрицей. Затем я поспешно отправился в столицу.

По прибытии в Министерство внутренних дел я узнал, что полицейский, дежуривший ночью на набережной Мойки, услышал выстрелы и крики, доносившиеся из дома, принадлежащего молодому князю Феликсу Юсупову, который женился на кузине царя и был хорошо известен в Лондоне, где он проводил каждое «время года». В доме находились великий князь Дмитрий Павлович,
экс-министр внутренних дел Квостов, депутат Пуришкевич и другие.
 Когда полицейский подошёл спросить, что случилось, ему не дали никаких объяснений.

 Чуть позже к двери подъехали две машины. В одну из них погрузили большой свёрток. Это было тело Распутина. Рядом с этим свёртком сел мужчина и приказал шофёру ехать на остров в устье Невы. В саду остались следы крови.
На льду замёрзшей Невы, где остановилась машина, тоже были следы крови.
Рядом с этими следами была свежая лунка, а рядом с ней —
лежала пара окровавленных резиновых сапог.

 Александра Фёдоровна, обезумевшая от горя и растерянности, сообщила об этом императору по телеграфу, и к тому времени, как он вернулся, тело монаха уже достали из реки. Я присутствовал на мессе, которую служил Петроградский митрополит Питирим, злейший враг Распутина.
После мессы я отправился с телом, которое везли в Царское Село.
Там, на похоронах, Протопопов был одним из главных плакальщиков.
Вместе с генералом Воейковым, Фредериком и самим императором он нёс серебряный гроб с останками одного из самых жестоких
негодяи в христианском мире, в то время как царица Анна и весь двор
следовали за ними в глубоком трауре.

 Такой скандал вызвал у народа бурю негодования, но он освободил
меня от ненавистного договора, и я навсегда порвал с очаровательной мадам Вырубовой и её порочным окружением.

 * * * * *

Возможно, в завершение этого тома странных и удивительных воспоминаний,
которые я написал с единственной целью — раскрыть правду  Европе,
я не смогу сделать ничего лучше, чем кратко описать жизненный путь Распутина
Это сделал Александр Яблоновский, один из наших самых талантливых русских критиков. Он
заявил, что роль Чёрного монаха в истории сама по себе была целой эпохой.

 Практически вся историческая роль Распутина заключалась в том, что он объединил всю Россию общей ненавистью к тёмным, безответственным силам.

Государственная дума, Государственный совет, объединённое дворянство, общественные организации, пресса — все они были проникнуты одним и тем же убеждением, а именно тем, что пора убрать с политической арены России правительственных авантюристов.
Более того, Распутин стал даже предметом беспокойства для Европы. Иностранная пресса печатала статьи о нем. Иностранных послов длинные сообщения в код, чтобы их правительства в связи с ним. Но, конечно, в Европу он был скорее печальный анекдот, чем исторический факт.В России, с другой стороны, он был не только факт, он был от целой эпохи.
Россия пережила из-за него неизмеримое унижение. Но это унижение сплотило Империю в единое целое, создав граждан из человеческой плоти.

Русские всю свою жизнь боролись с безответственной бюрократией.
Её литература, пресса, наука, партии — всё, по мере своих возможностей,
вырывало корни этого гнилого растения. Но насколько значительными были результаты их полувекового труда?
А потом появился сибирский мужик и против своей воли перерезал артерии тёмной силе, втоптал её в грязь, плюнув в сам принцип, саму идею самодержавной бюрократии.
Распутин был убит с целью очистить Россию от тёмных сил.
Но, увы! его пагубное влияние продолжало приносить плоды в Германии
Он пользовался благосклонностью даже после революции и свержения Романовых.
Во всей истории не было более зловещей и поразительной фигуры, и память о нём в России ненавидят больше, чем память о любом другом человеке.
Григорий Недотрога, эротический негодяй и убийца, держал судьбу Российской империи в своих руках.

ОТПЕЧАТАНО КОМПАНИЕЙ CASSELL & COMPANY, LIMITED, LA BELLE SAUVAGE, ЛОНДОН, E.C.4

450.818.