Д. О. Глава 19. Костя

Костя стоял у массивной деревянной двери монастыря. Если отойти от неё шагов на десять назад, уже виднелись купола храма. На улице был вечер, за стенами из осыпающегося красного кирпича стояла тишина. Костя стучал в ворота рукой, потом нашёл камень и начал стучать им. Бесполезно. Идти было некуда, и он решил переночевать прямо у ворот.
Прохлада быстро перерастала в ужасный холод, и, когда уже начинало светать, Костя, будто обезумевший, принялся бегать по кругу. В этот момент двери монастыря открылись, и молодой монах посмотрел на него с опаской, словно на безумца. Костя спохватился, осознав, насколько глупо он сейчас выглядит в его глазах, и подошёл ближе к двери.

- Здравствуйте.
Молодой монах поклонился.
- Добрый день.
- Я ищу своего отца, Ивана Андреевича. По моим данным, он уже несколько лет находится при вашем монастыре.

Костя сделал шаг вперёд, но монах остановил его жестом.
- У нас территория закрыта, и посторонним вход воспрещён. Подождите пару минут, я всё разузнаю.

Тяжёлые двери снова захлопнулись, но вскоре тот же молодой парень с жидкой бородкой появился снова.
- Извините, а вы кем ему приходитесь и по какому вопросу?
- Я его сын. Пришёл просто увидеться.
- Хорошо, ждите, я всё разузнаю.

Он исчез - и на этот раз надолго, не меньше чем на час. Костю брала злость от такого ожидания. Он уже готов был наплевать на правила и лезть на пролом, перелезть через забор, но в последний момент взял себя в руки. Понял, что перед отцом, да и перед другими людьми за стеной, выставит себя в худшем свете.
Под сырым забором, среди тянувшихся вверх сосен, на песчаной почве росли грибы.


---

Из вырванных листов старой тетради

МУХОМОР КРАСНЫЙ

Весы показывали 9 грамм. Шляпки мухомора были перетёрты в порошок - они высохли до такой степени, что просто рассыпались в руках. В этом году я собирал их сам, в сосновом лесу, и скажу честно: в этом деле нужны знания и опыт. Собирать стоит только шляпки среднего размера - крупные при сушке начинают гнить или покрываться плесенью, а малые попросту не имеют эффекта.
Теперь о ядовитости. С детства каждому внушали: мухомор - ядовитый гриб, в пищу его употреблять нельзя. Это чистая правда, но ядовит он лишь до тех пор, пока в нём есть влага. Чем хуже высушен мухомор, тем выше вероятность отравиться.
Три грамма я съел - на зубах хрустел песок, есть это было невозможно. Видимо, я слишком плохо промыл грибы перед сушкой. Остальные шесть граммов я заварил в чайнике. Жидкость получилась светло-коричневого цвета, похожая на крепко заваренный зелёный чай.
Я выпил одну чашку. Начало тошнить от насыщенного грибного запаха, больше в меня не влезло. Первые два часа я не чувствовал абсолютно ничего, лишь немного подташнивало. Потом пришла лёгкая эйфория, но я не обратил на неё внимания - был уверен, что эффекта никакого не будет. Состояние можно было сравнить с тем, будто у тебя просто хорошее настроение, не более.
Я посмотрел в окно: стояла поздняя, тяжёлая осень. Мне показалось, что листья, лежавшие на земле, плывут на меня волнами. Вдруг я ощутил сильный прилив энергии. Он был настолько мощным, что я начал паниковать - сердце колотилось быстро и сильно. Прошло примерно четыре часа после употребления. Я сел есть, и после приёма пищи уровень тошноты немного снизился, но всё же сохранялся.
Я слышал голоса в голове. Состояние напоминало смесь алкогольного опьянения и воздействия марихуаны. Было очень сложно сконцентрироваться на чём-либо. Казалось, что сознание существует отдельно от тела. Элементарные вещи открывались мне заново, будто я видел мир впервые. Я понимал, что нахожусь в состоянии неадеквата, хотелось, чтобы отпустило, но держало до позднего вечера - до тех пор, пока я не лёг спать.
Никаких побочных эффектов не последовало. Под мухоморами я всю ночь видел яркие, насыщенные сны.
Наконец двери открылись. Молодой монах стоял рядом со старым монахом Иосифом. У Кости что-то вздрогнуло внутри - он на мгновение подумал, что это его отец. Лицо того он уже не помнил: прошло слишком много лет.
Иосиф посмотрел Косте прямо в глаза. Некоторое время они неловко молчали, пока старый монах не протянул руку:

- Меня зовут Иосиф. Я знал твоего отца.

Костя пожал его руку. Они вошли за ворота. Молодой монах сказал Иосифу:

- Помните, это под вашу ответственность.

- Не волнуйся, ступай, - ответил тот.

Иосиф внимательно изучал взглядом Костю.

- Неужели и ты к нам пожаловал?

- Где мой отец?

- Он отправился к Богу. Пойдём.

Они шли по слабо истоптанной тропе по территории монастыря, огромной и тихой.

- Как давно он умер? - спросил Костя.

- Ты не успел буквально неделю. Ну, знаешь... на всё воля Божья. Каждому из нас уже предначертано. И если уж так случилось - не стоит винить себя.

- Я тут за последний месяц, выходит, сиротой остался.

- Некоторые дети вообще никогда не знали своих родителей. Так что твоя судьба была ещё относительно снисходительной.

- Насколько близко вы знали моего отца?

- Мы работали вместе. Писали иконы. У нас здесь говорят: о мёртвых либо хорошо, либо никак. Но я и плохого ничего о твоём отце не смог бы вспомнить, даже если бы захотел. Мы с ним находили общий язык слишком легко.

- Он был иконописцем?
- Именно. А чего ты так удивляешься?
- Не знаю… Просто у меня о нём вообще никакой информации толком не было. С детства мне твердили, что он сошёл с ума и находится в психбольнице. Видите ли, мать не хотела, чтобы я с ним виделся. Да и он сам как-то не особо выходил на контакт.
- Посмотри вокруг. Это святые места. Уж поверь мне на слово: если душа человеческая сюда войдёт, то обретёт такое спокойствие, что потом ей будет очень сложно отсюда уйти.

Они приближались по нетоптанной тропе к кладбищу. На свежей могиле стоял деревянный православный крест.

- Вот он, твой отец. Здесь его тело покоится.

Костя дотронулся до креста. Креста, который несёт на себе каждый из живущих и дышащих на этой земле, который есть память и данность человеку о том, что жизнь - это начало смерти. Он посмотрел в даль, на ворота, через которые вошёл. Что ждёт его дальше? Тюрьма. Слова Иосифа забурлили у него в голове. Душа начинала обретать спокойствие прямо здесь, ведь за стенами он чувствовал лишь испуг, огромный испуг за свою жизнь, как только покинет это место.

- И много икон вы с ним написали?
- Достаточно. Каждая работа занимает разные отрезки времени. Это тяжёлый труд, требующий концентрации и терпения.
- И что с ними теперь?
- С кем?
- С иконами. Где они? Я бы хотел на них взглянуть.
- Вся работа монахов идёт на благо монастыря. Некоторые иконы стоят в нашем храме, а некоторые увезли. Куда - мне неизвестно. Может быть, в такие же храмы, а может - в частные коллекции. Если это приносит прибыль для общего дела, то мы нынче никаким заработком не брезгуем. Так что? Хочешь взглянуть на наш храм?
- Да, хочу.

Костя ещё раз посмотрел на деревянный крест, будто прощаясь с ним. Они шли молча. По дороге им поклонились два встречных монаха. Иосиф решил разрядить тишину:

- Так, а ты чем занимаешься?
- Да сейчас ничем, в принципе. Можно сказать, в поисках себя.
- Именно поэтому ты решил найти своего отца? Чтобы понять, кто ты есть?
- Я как-то уж, знаете ли, запутался… Во всём.
- Ты пришёл в правильное место. Ты запутался в том, чего нет — в фальшивой информации. Жизнь намного проще.
- Проще чем что?
- Проще, чем фальшь.
- Я, знаете ли, далёк от веры и религии.
- Но ты уже почему-то попал сюда. Веру объяснять я тебе не буду: ты либо понимаешь это, либо нет. Да и знаешь, сколько лет я уже в этих стенах нахожусь? Каждый тут во что-то своё верит. Человек - существо эгоистическое, и пока он не примет простую истину, что он и действительность не борются друг с другом, а составляют одно целое, - ему будет тяжело.
Они зашли в храм. В голову ударил запах ладана.
В храме стоял батюшка. Иосиф представил ему Костю и объяснил, что он сын Ивана Андреевича. Батюшка спросил, хочет ли тот остаться у них. Костя неуверенно пожал плечами.

- Ну ладно, сын мой, - сказал батюшка. - В любом случае добро пожаловать, мы рады видеть тебя здесь. Иосиф, как закончите, покажи ему комнату Ивана Андреевича. Может быть, Костя найдёт для себя там что-то интересное. Мы ничего не трогали после того, как Иван Андреевич покинул нас.

Иосиф кивнул.

В храме стояла тишина. Каждый шорох взлетал под купол, где растворялся, будто весенний дым. На потолке храма простиралась огромная фреска - грандиозное произведение искусства.
Иосиф показал две иконы, написанные его отцом. Первая - икона Спасителя человечества Иисуса Христа, вторая - икона апостола Петра. Потом он предложил пройтись в мастерскую. После смерти Ивана Андреевича Иосиф ещё ни разу там не был.
В мастерской было грязно, везде валялись древесные опилки.
Костя сказал, что хотел бы побывать в комнате отца. Они отправились в сырые, холодные пещеры. Иосиф отвёл Костю в комнату Ивана Андреевича и оставил его там наедине:

- После смерти твоего отца здесь ничего не тронуто. Посиди, подумай. Возможно, захочешь остаться и освоить его ремесло - я бы с удовольствием взял тебя в ученики. Если хочешь, можешь жить здесь, но это не обязательно: жильё у монахов нынче комфортное и не под землёй. В пещерах остался только я. В любом случае, независимо от твоего решения, я буду ждать тебя в мастерской. Мне нужно там убраться и наладить работу.

Горела свеча. Костя изучал сырую отцовскую комнату, понимая, что уже никуда отсюда не уйдёт и это его последнее пристанище. Он впервые за долгое время почувствовал радость - радость от того, что нашёл свой путь.

Косте казалось, что он исчерпал все силы своего физического тела, и значение теперь имеет только дух. Он сел на кровать и ещё раз обвёл взглядом пустую комнату. Жизнь — это нечто большее, чем обслуживание потребностей своего физического тела; она гигантская и необъятная, разносторонняя, загадочная и тёмная, будто далёкий космос.
Душа Кости заиграла, словно ребёнок, которого выпустили на улицу из тесной пыльной квартиры, где он может познавать окружающий мир.
Он взял свечу и направился к Иосифу в мастерскую. Тот заметал пол самодельной метлой, сделанной из сухих веток.
- Я остаюсь и хочу, чтобы вы меня обучали, - сказал Костя.

Иосиф улыбнулся.

- Этот путь был для тебя очевиден, я увидел это сразу по твоим глазам. Ты - копия своего отца и стремишься к тем знаниям, к тому спокойствию души, к которому стремился он. Чтобы понять наш мир, нужно отречься от него.

- Я бы хотел жить в его комнате.

- Ты уверен? Это не самое комфортное пристанище. В пещерах на данный момент живу только я. Там нет ни воды, ни электричества. Ты всё ещё молод, и, как ни крути, блага цивилизации могут тебе понадобиться.

- Нет, я уже принял решение. Благами цивилизации я пользовался раньше, но никакого счастья в них не нашёл.

Иосиф понимающе кивнул.

- Ты устал и можешь идти отдыхать. Я принесу тебе твою одежду, а завтра представлю тебя и познакомлю со всеми остальными.

Костя развернулся и ушёл. Он зажёг свечу и вошёл в пещеры.

Спал он плохо и рывками: новое место оказалось неприветливым и тревожным. В глубине пещер Косте показалось, что он слышит пение птиц - странное ощущение. Да и вообще монастырь щедро дарил странные переживания: чувство дежавю сопровождало каждый шаг. Но это было лишь начало пути.
На рассвете, когда солнце ещё не взошло, Иосиф постучал в дверь и принёс чёрную рясу, в которую Костя должен был облачиться по правилам монастыря. Затем они пошли на утреннюю молитву, а после - в столовую. Завтрак по меркам мирской жизни показался Косте скудным и паршивым.
Все принимали его тепло и с любопытством, особенно когда узнавали, что он сын Ивана Андреевича. Эта весть будто вызывала у собеседников дополнительное уважение. Один из молодых монахов тайком передал Косте бутылку красного вина, чтобы помянуть отца. На территории монастыря алкоголь был строго запрещён, но, как заметил монах, правила нужны затем, чтобы их нарушать. Костя спрятал бутылку под рясу, а потом перепрятал в своей комнате.

Шло время. Иосиф объяснял Косте азы иконописания. Но молитвы ему не нравились - он совершенно не понимал этой процедуры и постоянно чувствовал себя в храме лишним.
Во время службы Костя рассматривал роскошную фреску на потолке, погружаясь в свои мысли:
«Вот бы научиться так рисовать… Можно оставить память о себе на тысячелетия. Как же меня так помотало? Чёрная ряса и храм. Недавно я был наркоторговцем, а теперь - святоша. Из крайности в крайность. Разве так живут люди? Я думал, счастье в стабильности - в том, чтобы шаг за шагом идти к цели и в итоге покорить вершину».
Он вспомнил мешок денег, который выбросил в мусор, и эта мысль согрела его душу. С каждым днём его переполняло ощущение, что он поступает правильно и всё идёт так, как должно быть.
Время шло. Костя привыкал к новому месту, и его в принципе всё устраивало. Каждый день он проводил в мастерской. Иосиф затеял там ремонт, начавшийся с простой уборки, но так как работа в мастерской была остановлена, требовалось обновить всё для дальнейшего использования. Иосиф надеялся, что Костя освоит ремесло отца и мастерская останется ему будто бы по наследству.
Однажды солнечным, пахнущим свежестью днём, когда Костя продолжал стучать молотком, прибивая к стене новые полки, Иосиф принёс икону - последнюю работу Ивана Андреевича. Божья Мать на ней смотрела грустным, усталым взглядом.

- Это последняя работа твоего отца, - сказал он. - Да, может быть, не лучшая из того, что он делал, но всё же логичнее, если она будет принадлежать тебе. Он здесь - в каждом мазке. Я присутствовал при её создании. Раз уж так получилось, что ты его не знал, то, думаю, сможешь понять его без слов - через творчество. Поставь её у себя в комнате.

Костя кивнул. Он был слишком увлечён ремонтом, чтобы придать словам Иосифа должное значение, хотя следовало бы вникнуть глубже. Ответ лежал на поверхности: он искал не своего отца, а себя самого.
После ужина Костя зашёл в мастерскую, забрал икону и поставил её в углу своей комнаты. Повесить её было некуда, и стоящая на полу икона резала глаз. Нужно было найти для неё достойное место - иначе это было бы прямым неуважением к её создателю.
Вдохновлённый ремонтом мастерской, Костя решил заняться и своей комнатой. Перебирая книги, он наткнулся на рукопись отца - ту самую «библию для машин». Он начал читать, но сначала не понял ничего: абстрактный текст показался бессмыслицей, и он отложил его в сторону. Взяв в мастерской ручную дрель, Костя просверлил отверстие в стене и повесил икону.
Со временем до него стало доходить, в чём заключался масштаб замысла. Его отец не терял времени зря - его работа могла спасти человечество, если бы её удалось объяснить людям. Конечно, нашлись бы те, кто посмеялся бы над этим. Но большинство и не пыталось бы понять. Ведь это то самое стадо, что ещё каких-то пятьсот лет назад сжигало людей на кострах за утверждение, будто Земля вращается вокруг Солнца.
Костя вымыл комнату, и она преобразилась по-своему. Он задумался над тем, чтобы заменить матрас. В целом обстановка его устраивала, хотя она была аскетичной. Но, как ни странно, чем меньше у человека есть, тем меньше он рискует потерять. А чем меньше он теряет, тем меньше вероятность, что это пошатнёт его внутреннее равновесие и сделает нечестным.
К таким выводам Костя пришёл сам. Они не были почерпнуты из книг или фильмов, не были подсказаны философами или людьми вокруг. Эти мысли рождались внутри него непроизвольно - через собственный опыт и ошибки. Для него они были настолько очевидны и истинны, что отрицать их казалось невозможным.
Погода на улице становилась с каждым днём всё паршивее. Дело шло к зиме, и это порождало печаль и нежелание делать что-либо. Костя перечитывал «Библию для машин», и в голове рождались всё новые и новые мысли. Он не переставал о ней думать.
Спустя пару дней Костю охватила ужасная апатия. Разговоры с людьми казались ему бессмысленными, каждый день он ощущал тревогу, которая, будто электрический ток, разрывала его внутренности.
Он закрылся в комнате. Иосифу сказал, что заболел и не хочет никого видеть. Костя начал раскаиваться в делах, которые совершил.

Он ходил по комнате и разговаривал сам с собой:

- О, Господи, глупость… Зачем человечеству давать второй шанс или отсрочку, если оно уже находится на пике своего развития и достигло финала человеческого интеллекта? Главная проблема современного социума сейчас - это захват единицами людей всего мирового капитала и осознанная подмена понятий ими же ради защиты собственных интересов.
Коррупция неискоренима. Это естественный для человека процесс. Выживает сильнейший. Именно так работает эволюция. И если слабые и неактивные, ни к чему не стремящиеся, вечно жалующиеся на жизнь самцы будут в приоритете у самок, то следующее поколение ждёт деградация, потому что их потенциал к выживанию окажется снижен на генетическом уровне.
Глупость! Зачем спасать человечество? Оно ведь ничтожно. Любое проявление человеческой индивидуальности - это всего лишь способ привлечь сексуального партнёра. Личность сегодня нужна лишь для того, чтобы показать противоположному полу нестандартность своих генов.
Мы ничтожны. Весь смысл человеческого бытия, всё наше Эго, вся культура вращается исключительно вокруг размножения. Чтобы это понять, достаточно перестать лицемерить и честно ответить на вопросы самому себе.
Почему ты сегодня модно оделся? Почему потратил лучшие годы своей жизни на обучение, чтобы получить высокооплачиваемую работу? Почему научился играть на гитаре или писать музыку? Неужели для самого себя?..
Если представить конечный результат - утопию, наш общий дом, - то его строительство уже сейчас кажется бессмысленным. Никто не станет возводить дом на кривом фундаменте: каждый кирпич, каждая точка зрения человека, живущего в нашем обществе, рухнут при первой же возможности. Зачем начинать дело, которое изначально обречено на провал? Бессмыслица… Все эти старания пусты. Мы достигли пика своего интеллекта, и единственное, что мы можем сделать для будущего, - породить новое, более совершенное сознание и позволить ему развиваться самостоятельно. Так работает эволюция, так работает природа, и если есть Бог, я уверен, в этом и есть его замысел.

Костя взял бутылку спрятанного вина и стакан, поставил их на стол. Он хотел заглушить поток мыслей, но понимание, что человеческая жизнь - всего лишь игра, сделало попытку бесполезной. Правда, словно яд, прожигала мозг. Он опустил голову на стол и заплакал. Внезапно, смахнув руку, он задел бутылку: она упала на пол и разбилась, красные брызги расплескались по ногам, холодно держа кожу в напряжении.
Немного придя в себя, Костя начал убирать осколки, но порезал палец. Дева Мария на стене, с её безразличным, почти депрессивным взглядом, наблюдала за этим маленьким хаосом. Бессмыслица, абсурд, глупость - он достиг своей внутренней грани.

Он открыл отцовскую "Библию для машин" и добавил всего одну строку:

"И не истенно ничего, дозволено всё."

Закрыв книгу, он поставил её на стол так, чтобы она была на виду. Потом взял верёвку, закинул её на брусок под потолком, подставил недавно вытертый стул и сунул голову в петлю.

Он обращался ко всему человечеству:

- Моя жизнь достигла своего финала. Любите этот мир так же сильно, как я ненавижу его. Если ничто не истинно, то после смерти останется лишь то, во что человек верил всю жизнь. Я буду ждать каждого из вас в тишине персиковых садов - с вашей историей.