Я КИНО

Это был поздний вечер.
Они ехали по проспекту  Татищева, в троллейбусе, Сим и Кино.
— То есть человек добровольно принимает муку? На себя.
Обратился он к нему.
— Да. А ты вспомни, как лежал в психиатричке, как жил в гараже, как до этого, где работал тебя, обманывали с деньгами, а ты все равно работал.
— Не напоминай, я сам прекрасно помню. Так вышло.
— Человек берет на себя многие обязательства, которые невыполнимы.
Окунается в грязь осознанно, самостоятельно идет на риск,  идет на войну, в полном уме перерезает себе вены.
Поэтому кажется, что он всесильный, но это не так, на самом деле.
У него есть друзья, и есть враги.
— Ага, ты еще скажешь, «Возлюби врага своего»?
— Почему нет, друга полюбить всякий сможет, а вот врага. Попробуй.
— Ну и попробую!!
— А ты попробуй.
— Ну и.. да пошел ты..
Кино соскочил с сиденья, в проходе сидела билетерша, молодая девушка, которая что-то считала на калькуляторе, наверно выручку за сегодняшний день.
— Улица Краузе, дом 81, скоро будет?
Обратился он к ней. Девушка в форме, дежурно улыбнулась:
— На  следующей остановке.
— А можно спросить?..
— Можно, — на лице девушки, явно читался интерес к диалогу, или к дальнейшему знакомству.
Обычная девушка, чуть полноватая в фигуре, но вполне себе симпатичная, которая наверняка не ищет принцев, на белом коне. Любит шоколад и сладости, смотреть турецкие сериалы, где все про любовь и отношения, а в конце…
— Тут, один товарищ, — Кино мотнул головой в сторону Сима, где он его оставил с рюкзаком на двойных сиденьях. — Утверждает, что надо полюбить врага. И причем обязательно.
— Меня Машей, зовут. Можете полюбить, без обязательств.
— Только зачем вы оборачиваетесь назад? Там никого нет!
Кино сам теперь обернулся, чтобы посмотреть; в салоне троллейбуса сидело несколько азеров на одиночных сиденьях, безразлично уставившись в темные окна, уставших после работы, парочка пенсов, и одна старушка с коляской. Больше никого нет.
На двойном сиденье, прислоненный к спинке, лежал аккуратно рюкзак. Без никого.
Троллейбус остановился, двери открылись.
Из динамиков раздался мелодичный женский голос:
— Уважаемые пассажиры, остановка «улица Краузе, дом 81».
Он бросился к нему, к тому сиденью, где остался одиночный рюкзак с вещами.
— Сим, ты где?
Кино стал трясти соседних пассажиров.
— Где он?!! Куда вы его дели??!! Симпатяга, ты где?!!
— Успокойся, не было никого здесь,
Ответил ему гортанно седой азербайджанец.
— Двери закрываются, — произнес голос из динамиков.
— Эй, да подождите!! Я еще не вышел!
Снова принимаясь ощупывать пустые сиденья.
Девушка билетерша смотрела на него с огорчением, с непонятной обидой.
— Да фак ю!!
Он подхватил рюкзак на себя, выскочил из выхода троллейбуса, на тротуар.
— ФАК!!!
Выкрикнул Кино в постылое одиношное небо, когда оказался наружи.
Тотчас полил дождь со снегом.
Впереди ждал адрес, с жильем: улица Краузе, дом 81, квартира 87.
— Шах и мат, тебе малахольный Кино. Шах и мат, а молчание было бы лучше, ведь молчание золото.
— Хана теперь тебе, — проговорил он про себя, в том числе про себя тоже.
— да ладно, обойдемся без посторонних! Обиделся он что ли?
— Но с другой стороны, наверно не хотел мне мешать, ведь как объяснить людям, что мы будем проживать вместе.
— Если мы еще раз встретимся, то мне придется рассказать одну старинную притчу, а может и две, — пообещал Кино вечернему небу, сумрачным облакам, а главным образом, обращаясь к метущимся теням  на  изнанке Города.
Но дела и неотложные проблемы, сами собой не разрешаются, Кино вздохнул, сплюнул на мерзлый грязный асфальт, который стал вместе с дождем вперемешку со снежной кашей. Его промокшие сапоги захлюпали дальше по этой пакостной массе.
*
Параноидальные видения, вместе с  шизофренией усугубляют анамнез.
Пациента, под номером 0903, ни под каким предлогом, не выпускать за стены лечебницы.
— Никогда не разговаривайте с незнакомцами. Ни в коем случае.
Они могут быть опасны, для общества.
— Да-с, с ним тоже, ведь он сам приспешник сатаны.. самого, Самого….
Потому подчеркнуто три раза с низу, написанные слова, Григорьева.
Главврача психиатрической больницы, в своем дневнике, который превратившись в прах, вещал правду…. или нет, точнее, не совсем так.
Когда в стране, вроде Швейцарии, все тихо-мирно, люди, вроде Навального, со временем обращаются в серьезных деловитых адвокатов, они приходят на заседания суда с кожаной папочкой за 3000 евро, выступают в пиджаках и галстуках от Гуччи, улыбаются на камеру белоснежными зубами…
Но когда этого нет, а это на самом деле происходит дурное со страной, то они, почему-то  становятся революционерами.
Кино по духу происходил из такой породы революционеров, бунтарем против всех, начитавшись романа «овод», но его отталкивала сама идея братоубийственного кровопролития, после пребывания в психиатрички и в гараже, он начинал видеть мир, как новорожденный ребенок, в ином цвете, не в радужном, или в изумрудном, просто в другом.
Можно сказать, изнанку, оборотную сторону, всего происходящего с ним, с остальными людьми тоже.
Иногда мир казался кроваво-красный, иногда как черно-белый киноэкран, это выглядело как перепутье, там многие пути, где-то застрявшие в реальности, но не познающие ее в полной мере.
Город теней, грани полуреальностей, да неважно в каком именно городе находишься, без разницы, все наши города такие, которые смотрятся как крысиные норы, и населяют их именно крысиные существа, только почему-то обладающие  пока человеческим обличьем.
Фасадная сторона города, а что на изнанке? Дыры, провалины, заброшки, дороги.
Парадная сторона общества, богема, элита, русичи, атланты, а что там, с другой стороны?
мигранты, гопота, зеки, алкашня, инвалиды, пенсионеры, безработные, бомжи.
Нарядная сторона жизни: детсад, школа, первый класс, армия, свадьба,
А что на деле, если посмотреть с изнанки: издевательства нянечек, одноклассников, дедовщина, измены, развод, алименты.
Наверно теперь не приходиться сравниваться такими объемами, наглядно понятно.
Изнанка города, жизни, или общества, она всегда победит, в преимущественном соотношении сил.
Но Города, они такие, со многими тайнами, канувшими в безвестность.
Он прошептал свое желание:
— Я хочу раствориться в других людях, в сотнях, в тысячах, в миллионах, чтобы не ощущать боли, взваленной на плечи.
Вдруг он почувствовал, как в ногу впилось  что-то острое, вроде жало пчелы, растеклось по венам, потом отпустило. Сверху раздался голос, вроде парня:
— А ты такой герой, понес, что ли свою ношу? А, понятно никто, кроме нас?
Кино остановился, прислушиваясь, но ничего дальше не происходило, под бетонным козырьком балкона, огромного, девятиэтажного, протяженного по всей улице Краузе, дома под номером 81.
Он зашел в проходную арку, в ней стояли четверо подростков «нефоров» с разноцветными волосами, у одного, или у одной девчонки короткая прическа, окрашенная чем-то в светло-зеленый, у другой малиновый колер на длинных, почти до джинс, волосах.
В носиках висят кольца, пирсинг, так это вроде называется, подумал.
Еще бабушка, Анна Петровна говаривала, еще в детстве:
— Не надевай на себя рубашку, задом наперед. Нельзя!
— Почему нельзя? Да что такого случиться, баушка?!
Развеселый от игр, да и от всего, ребячился от души.
— Вот смотри,
Он надел футболочку на себя, повернутой наружу изнаночной стороной.
— Вот, ничего же не случилось.
— Ну-ка переодень, немедля.
Он нехотя переодел футболку.
— Да почему, ба?
— Потому что ты превратишься в изнаночного человека. Он придет к тебе ночью, он будет очень плохой и очень злой.
— А вот и надену, а вот и надену, я его не боюсь, я его не боюсь.!
— Ба, а что если..
— Внучек, там я оладушек поставила в духовку. Скоро они будут готовы. Пойдем смородиновый чай пить.
— Ура!.
— С вареньем, с рафинадом, со сметаной..
— Урааа!!
Ребятенок, тут же позабывший о странном вопросе, побежал на кухню, топоча маленькими ножками, пить чай из большой фарфоровой кружки, где на ободке кружатся счастливые медвежата  вместе с суетливой, но в тоже время такой уютной бабушкой, заедая его испеченными оладушками.
Кино припомнился тот эпизод из его жизни.
Конечно, он тогда был маленьким, многое не понимал, а что сейчас, ведь почему нельзя, одеть на себя футболку изнаночной стороной, наверное, дело не в том, что окружающие люди не поймут, посмотрят косо, просто бабушка знала, что нельзя так делать, и всё. Запрет, из бытовой магии.
Его мозг пронзила догадка: а что если…
А что если религии и магия, составляет одно как бы целое одной и той же медали.
Религия это парадная сторона, ведь не просто так сделано: рождество, крещение, разные там байрамы, отмечаются на государственном уровне, поэтому объявлены выходными днями.
Работают официально на своей работе, сотни тысяч людей  в церквях, в мечетях, попы, священники, муллы, муэдзины, и бог знает кто еще.
Которые не производят абсолютно ничего существенного, что можно потрогать руками, они не строят дома, не пекут хлеб, не режут металл.
Они только говорят громкие слова, ходят в рясах с серебряным крестом, бьют поклоны, молятся в храмах и в монастырях, махают кадилом, читают намаз и асанну.
Ну  а ведунство, колдовство, ведьмачество, оккультизм, каббала, вуду, кельты, друиды, атланты, шумеры, толтеки, белая или черная магия, тот же экзорцизм, оборотная сторона, так сказать, изнанка, вот этого всего.
А что если, его снова кольнуло, догадкой.
А что если  Сим, этот исчезнувший так внезапно Симпатяга, это мой брат близнец, или же это как бы я, но не совсем я, только воскреснув с изнаночной стороны. Где есть могила, кладбище, место под захоронение, оно там с венками и с цветами.
— Эх, говорила ведь бабушка, не надевать так футболку, — пробормотал Кино.
Ему захотелось удариться головой об стену, той мрачной арки, расписанной граффити, и емкими словами о жизни, от такой правды, расколоть череп на многие части, чтобы больше ни о чем не думать, не знать, не вызывать на свет своего  давно мертвого двойника, которого он похоронил еще в детстве, и уже почти забыл про него, за давностью лет.
Окунувшись во взрослую  подростковую жизнь, где нет уже места детским гаданиям, страшилкам про чертей, вампиров, мертвяков, вызыванием домового, и призрака Белой Дамы.
Он прислонился  плечом к стене, ощупывая ладонями слои штукатурки.
Кусочки краски, мела, гипса, бетона, вонзались ему в кожу.
Кино не ощущал боли, что есть боль, по сравнению с этим, она ничто, он хотел войти в нее полностью, самому стать этой стеной навечно и навсегда, найти вход, получить ключи от послезавтра. Но почему-то не получалось, тогда он откинувшись головой, несколько раз до хруста костей приложился лбом, припечатался лицом, потекла кровь, на безразличной стене украшенной членами и чертями с рожками, поверх них,  с багровыми разводами остались кровавые отпечатки его головы.
Да, теперь  головой Кино владел не он сам, а можно сказать, не побоявшись, нечто другое. В таком сочетании, когда тело не обладает умом, а ум иногда подводит, это дорога к полному безумию, которая, как всегда, заканчивается  смертью.
 Кровь брызнула, из-под черной шапочки натянутой на голову, ложась вольной краской, вроде как на выброшенный ненужный холст,  она кидается дикой кошкой на изображение шутовской рожице, намалеванной маркером, какой-то детской рукой, от этого она приобретает, довольно зловещий вид, как у маньяка.
— Эй, мужик, ты чего творишь?!
Не смог войти в стену, наверно, всё же, испугался небытия, вечной темноты, быть пожизненно запертым в бетонной кладке.
Стать мертвым, или живым где-то там, на постоянной основе.
Да и зачем это нужно.
Поэтому Кино остановился, перевести дух, смахнуть с лица  потеки крови, послать, куда подальше посторонних свидетелей, чтобы потом исчезнуть, где-то, наверно в прошедшем времени, это тоже его желание, когда погибают все герои, сражающиеся с духом отца шекспировского Гамлета, когда на сцене останется только один артист, ставший легендой, а внизу, где-то на зрительских рядах, рукоплещет публика, только незначительная публика.
— Ты как, там, живой? Тебе бы в больничку надо.
Еще раз переспросил разукрашенный тенями парнишка, косящий под гота, из той компании, неформальной молодежи.
— Ага. А лучше в рехаб. Мне бы не помешало.
Кино сплюнул на землю розоватую слюну, вместе с выпавшим зубом.
Еще одна часть тела, или души, ушла из него, отзываясь отголоском чего-то еще.
— Лиса, а это по твоей части приходиться.
Девчонка с изумрудными волосами, наверно покрашенными аптечной «зеленкой», осторожно приблизилась к нему.
— Вы не пугайтесь, я Алиса. Это Макс, Эльза и Шурик.
Он наш корд.
— Кино.  Че вы тут делаете с кордом?
— Мы волонтеры из «Лизы Алерт», — отозвалось зеленоволосое малолетнее чудо, по имени Алиса, или же Лиса.
— Ищем девочку, Свету, она, как десять часов назад потерялась. Не пришла из школы домой. Ходим теперь, клеим везде листовки, расспрашиваем людей.
— Вот  смотрите, — она протянула ему бумажный лист,  с фотографией и текстом, мутно распечатанный на черно-белом принтере.
Кино посмотрел, вгляделся внимательней: за сегодняшний день, он видел сотни таких маленьких девочек, но эта почему-то запомнилась.
Ее уводил в сторону лесного таксопарка, какой-то мужчина, придерживая ее за детский рюкзачок.
Да, рюкзачок, присутствовал на фото тоже, только в жизни он был аляповато- желтым выделявшимся пятном, на всем остальном сером фоне жизни, словно распушившийся подсолнух, или одуванчиком, по имени Светлана.
— Ей всего десять лет.
«Было», хотелось добавить ему, но не смог, поэтому спросил:
— А тебе сколько?
— Мне семнадцать пока, а что?
— Нет, ничего, а где тут квартиры под восьмидесятыми номерами?
— Тут рядом, пойдем, покажу. На, возьми салфетку, кровь сотри.
Они пошли, Алиса по взрослому показывала дорогу между машин, Кино вытирал салфеткой лицо.
Потом она начала спрашивать:
— А ты наркоман? На чем сидишь: герыч, меф, синтетика?
— Хуже. Человек, который ищет отца. Приехал в чужой город, никому неизвестный.
И моя мечта, стать легендой.
— Да ладно?!
— А то, я же не мечтаю стать квадробером, или тиктокером, с лямом подписоты, всего-то,  легендой. Ты слышала о Джонни Кеше?
— Нет, а что?
— Так вот, был такой парень Джонни, нищеброд, если по-нашему. Поэтому он выбрал себе кличку «кеш», то есть деньги, бабло, наличные деньги.
Играл, играл себе на гитаре, пока не превратился в легенду, к тому же пока не заработал много-много денег, благодаря своему прозвищу.
— Не, ты точно обдолбанный наркоша. Вот твой подъезд. Пока.
Нам надо искать девочку.
— Ну пока.
Хотя ему захотелось воскликнуть ей вслед, остановить на бегу, эту зеленоволосую фею, раскрашенную под цвет ее зеленых глаз, возникшую точно из сказки:
— Я не обдолбыш, я просто Кино. Я видел эту девочку.
Это бездна,  с болью, в которую хочется упасть, но нет желания, окунуться в нее.
*
Он просто хочет осторепться.
— А вы откуда приехали?
Спросила его арендаторша, точнее хозяйка квартира, когда они подымались по лестнице на четвертый этаж, она приехала вместе вроде дочкой на машине к подъезду.
— Из Вышегорска.
— А это где?
— Вы  смотрели «Елки», ну вот, где-то там, рядом, и мы.
— А почему с лицом, что-то не так? Наркоман?
— Поскользнулся в темноте, упал.
— Можно посмотреть ваш паспорт?
Спросила она, когда они все втроем, остановились перед дверью квартиры.
Из рюкзака он достал паспорт, протянул ей.
— Вот пажалста: гражданство, прописка, все дела, как положено.
— И зачем приехал?
Спросила женщина, придирчиво рассматривая странички паспорта.
Потом фотографируя его на телефон.
— По делам, — коротко ответил он, беря назад паспорт, взамен протягивая две купюры по пять тысяч рублей.
— Вот плата вперед за месяц.
— Будете смотреть квартиру? — протягивая ему ключи, попутно объясняя на пальцах, его незамысловатый кивок головой она приняла за утверждение:
— Это от домофона, этот от входной двери, этот от вашей комнаты.
— А интернет есть?
— Интернета нету. Нам он не нужен.
И заодно отдавая командирские приказы:
— Газом пользоваться аккуратно, в комнате не курить, ****ей не водить, по домофону не отвечать, светом (электричеством) пользоваться экономно, никаких плиток и батарей не включать. А то счетчик мотает.
— Да понял я.
Проговорил Кино, заходя в комнату, торопясь избавиться от назойливых людишек, надеясь, наконец, избавиться от слишком тяжелой ноши, в виде рюкзака, которого он привалил где-то в прихожей, возле обувных полок, потом принять ванну, покушать какую-нибудь еду, что-то, по человечески.
Комната как комната, в «двушке»: обязательный телевизор, стоящий на тумбочке, линолеум на полу в клеточку, раскладной диван, без ничего, (без постельного белья, без одеял, без подушек) сиротливый неостекленный балкон, с одиноко там стоящим офисным креслом, заваленный банками, склянками, всяким мусором.
Кухня с газовой плитой и общей стиралкой, в которой он постирал свой свитер, после этого он стал, мягко говоря, неудобоносимым.
Деревянное окно с форточкой, она открывалась с скрипом и лязгом,, чтобы глотнуть свежего воздуха и чуть покурить, хотя бы половину сигареты.
Кино замучался  с курением; на балконе нельзя,  нельзя на этажах в подъезде, нельзя возле подъезда. Такие общие правила.
Пришлось уходить подальше от подъезда, где росли деревья.
Одно дерево он полюбил, за его корявость, и молчаливость, когда он курил, а оно согласно кивало ветвями уже без листьев, вслед дыму, или мыслям.
Ванная  комната, с навесной полкой, и с чугунной ванной, чугунные с поржавевшей краской трубы, наверху прикручен смеситель для холодной и горячей воды.
Уборная: сам унитаз, стоявший много лет, старого типа, когда гавно не смывается сразу вниз, а скапливается в какой-то ложбине, потом смывается под напором воды, которая потом орет на весь подъезд, особенно по ночам; у-ууу, уууу.
Да и днем тоже бывало, сантехника чудила, издавая грозный рык, похожий на медвежий, предсмертный крик.
Вторая комната без всякой звукоизоляцией, если не считать фанерную дверь,  была отведена под музыкальную студию, в ней преподавались частные уроки по музыке.
Днем, вместе с какой-то учительницей, молодой женщиной в очках, сюда на квартиру приходили дети, они колотили в дверь, звонили по домофону, потом гудели на трубках, грохотали барабанами, стучали по пианино.
Конечно, они тоже ходили в туалет, в ванную.
Иной раз не смывая гавно за собой. В прихожей тоже было грязно, после их ног.
Другой раз, Кино решил постирать вручную вещи, в ванной.
Музыкантша ворвалась к нему, когда он стоял полуголый,  намыливая труселя, открывая дверь, секунду постояла, ее вытаращенные побелевшие глаза остолбенели, потом с силой она захлопнула дверь.
И че это было?!
Кино хмыкнул, хули сделаешь, тут все такие, чокнутые, от природы.
Что эта преподавательница, что эти воспитанники, которые не могут смыть за собой гавно. Ночью комната промерзала, почти до нуля, когда дыхание вырывалось облачками пара. Радиаторы, старые пластинчатые покрашенные алюминиевой краской, были чуть теплее парного молока.
Старые окна, с облупившейся краской, которая когда-то была белой, а теперь, напоминающее прогорклое сливочное масло, сделаны из дерева.
Они расположены во всю торцевую длину, находились в щелях, и в трещинах, поэтому свободно пропускали морозных воздух, внутрь комнаты.
*
«И лампа не горит, и врут календари,  и если ты захочешь мне сказать, то говори….»
Вечно что-то такое, неизбывное, сплиновское, наверное.
Наверно мозгу нравилось испытывать удовольствия, от разных веществ.
Кино тогда решил пойти на крайние меры.
«и черный кабинет, и ждет в стволе патрон….»
Ведь в его голове поселись нечто другое, внутри ее образовалось вроде железного гвоздика, по которому непрерывно кто-то стучит махоньким таким молоточком.
Он пока маленький, но вскоре вырастет, станет большим, потом будет стучать как отбойным перфоратором по бетону, теперь отчетливо понимал Кино.
Место ушедшего Симпатяги ведь должен кто-то занять, вот что мне за это будет, спрашивал он кого-то еще.
— Что мне за это будет?!!! Ответьте, плиз??!!
Дзын-дзын, дзын-дзын, пока молчаливо раздается, в такт песни:
«Так тихо, что я слышу, как в глубине, идет, вагон метро…»
Он вышел из дома, хлопнув дверью подъезда на ходу набирая номер телефона, из скомканной листовки.
Гудки, женский голос, сведенный со многими абонентами, вроде голосовой конференции.
— Лиза Алерт по Екатеринбургу, слушаю вас.
— Здрасте, можете дать номер Алисы? Она работает у вас волонтером.
— Алиса, Алиса, а это та девушка с зелеными волосами?
— Да, та самая.
— Молодой человек, простите, но у нас так не принято, давать номера незнакомым людям.
— Это очень важно, для всех.
— Не знаю, она сейчас на поиске, ладно, попробую вас соединить, через коммутатор, если же конечно она возьмет трубку. Ждите.
Снова длинные гудки, потом узнаваемый голосок девчонки, доносящийся через десятки чужих незнакомых голосов.
— да, я слушаю, говорите.
— Это Кино.
— Кино??!
— Ну тот из арки, легенда, помнишь?
— А-а, и что? Мне некогда общаться.
— Я знаю, где ее найти, эту девочку.
— Она жива? Ее можно спасти?
— Да, пока да, но это не по телефону.
— Ты счас где?
— На улице Краузе, дом 81, вышел на улицу, вот иду в магазин, за хлебом.
— Оставайся там, пожалуйста, мы счас будем, возле тебя.
«И где-то хлопнет дверь, и дрогнут провода…
И как хрупка жизнь, на самом деле.
*
Я кто?
Да никто.
А звать тебя звать как?
Да никак.
Тогда почему ты впрягся за обыкновенную потеряшку раз тебя звать никто и никак?!!
Не знаю. Наверное так нужно. Эта девочка с желтым портфелем похожим на солнышко так хочет жить. Она нарисует кисточкой на мольберте город которого нет, дома, улицы, приют с попугаями, с зеленой травой, конечно для себя и для всех нас.
Смотри сам в себе, это только твои проблемы. Напоследок, тот кто, который исполняет только одно желание, вот подсказка, она где: ВИЗ, или Шарташ. Игра в рулетку, чет или нечет.
Ему видимо интересно поиграть, во что-то такое.
Внутренний голос исчез вроде маленьким раскатистым эхом, а молоточек остался, который настойчиво принялся стучать внутри головы, вроде дятла на дереве тук-тку, тку-тку.
Девочка-солнце счастье рисует людям и конечно себе.
Которая учится в школе, а потом после уроков ходит в классы, при художественной мастерской, раньше он назывался «дом пионеров», а сейчас ДДЮТ.
Светлана Егорова, в тот день, после уроков побежала  на занятия, где там, в огромной зале, где разложены холсты и мольберты, где важно прохаживаться один дядя: он сгорблен от старости, седая бородка, и огромный нос на котором сидят роговые очки.
Он очень страшный на вид, но такой добрый внутри, и очень хорошо учит, как писать акварелью.
Думала Света, про своего учителя.
Еще его зовут Роберт, какое странное имя.
А отчество еще страннее «Ахмадеевич».
В тот день она опаздывала на занятия ДДЮТ из-за всего:
Подружка Катька виновата, они перессорились в раздевалке, у кого сережки в ухе лучше, Денис драчун, который сразу чуть что сразу портфелем дерется.
Поэтому она бежала и бежала, поскальзывалась по жидкому снегу, по дорожкам, через лесной парк, пока не ткнулась в ноги большому человеку. Слишком большому, так она подумала, когда он потащил ее вопреки воли туда, крепко придерживая за желтый рюкзачок. Сначала он обращался с ней по-доброму, говорил, что отвезет в ее школу, предлагал шоколадки.
Уже потом она поняла, что большой человек связывает ее скотчем, чтобы она не кричала, не дергалась.
*
Событие, это уже неизбежно.
Кино тоже собирался перейти дорогу, где находятся круглосуточные продуктовые магазины, чтобы затариться водкой и чем еще, чтобы забыть происходящее, как страшный сон. Так легче и  не так безобразно, помнить, что было раньше.
Можно было пойти через светофор, там пешеходная дорожка, только он решил срезать путь наперек через тропинку, но глаза забрызгало водой от проехавшей мимо него на бешеной скорости автомашины.
— Вот сука!— громко выругался вслед тачке, на которой сзади на бампере вспыхнула надпись, тут же с насмешливым ответом;
«А мне просто похуй!»
Куртку и штаны намочило изрядно, как и проливной снег с дождем.
Он принялся отряхиваться, но что-то его отвлекло.
Кино повернул голову навстречу приближающему шуму.
Шум оказался темным внедорожником, который с дизельным ревом остановился возле него совсем близко, слепя светом фар, тоже обдав брызгами.
Позади джипа, моргнув стоп сигналами, остановилась потрепанная десятка.
Кино снова выругался,
Да куда это годится, второй раз за одну  минуту прием душа из грязи, хотя на этот раз грязь стала пожиже и почище.
И выругался он  потише, так как из десятки, в тот момент, вывалилась группа ребят, выглядевших постарше обычных малолеток:
Двое парней, трое девчонок, облаченные в спец жилетки ярко-красного цвета, поверх одежд, которые подходили к нему. Задняя дверь тойоты негостеприимно открылась.
Мужской голос наверно с переднего сиденья нетерпеливо произнес:
— Давай залазь и рассказывай! Все что знаешь. Некогда тут стоять.
Кино примостился на сиденье, оглянулся, привыкая к обстановке, к открытой двери подошли остальные волонтеры.
Мужчина  за водительским креслом обернулся к нему: он средних лет, с резкими чертами лица, которое очень смуглое, на голове военный берет, поэтому человек чем-то походил на испанского «че гевару».
— Макс, ну нельзя же сразу на человека накидываться!
Возмутилась уже знакомая ему Алиса, она находилась возле окна, через одного парня, который протянул ему руку для пожатия.
— Олег, — коротко представился парень
— Ребят, познакомьтесь, это Кино, наш помощник.
— А это Макс, главный координатор по городу.
Макс нехотя протянул ему жесткую ладонь, поэтому рукопожатие вышло довольно крепким. Кино даже немного поморщился от болезненного ощущения в пальцах.
Тут с переднего пассажирского сиденья обернулась девушка, точнее молодая женщина, в бейсболке, с короткой стрижкой до плеч, брюнетка., наверно с худощавой фигорой.
— Позвольте представиться: Яна Витальевна.
— Кино.
— Я зам этого балбеса.
Она шутливо щелкнула пальчиками по ухо Макса.
Он сразу завелся:
— Так, поисковики, собрались, работаем. Алиса доставай карту города, ты рассказывай где, как, и почему. Только покороче, где нам искать Свету?!
Кино мог бы рассказать им о Денвере, хотя никто об этом не спрашивал, где как всегда гужбанил писатель Керуак, или о городке Чикаго, о штате Мичеган с Дейтройтом, или о реке Миссисипи, но все это была бы ложь от начала и до конца, ведь там никогда не бывал.
Тем днем, когда его выгнали с вокзала,  Кино принялся ездить на трамваях от нечего делать по всему городу, они ему нравились: вроде как поезда, а вроде и нет.
Пересадка сюда, пересадка туда.
Незавидная участь дальних пассажиров.
Хотя ему было все равно, надо убить время до вечера.
Как стать легендой. Рецепт.
Родись молодым, и умри тоже молодым, вот и весь секрет.
Пы.сы.
Только надо сделать так, чтобы тебя запомнили.
Пы.сы.сы.
А как это сделать,
Макс поднял термос, открыл крышку, отпил пару глотков, это был наверное кофе.
— Пусть идет на хер, — проговорил он
— Я всегда могу пойти. А вот ты, ты, и ты
Кино ткнул пальцем  в одного, в жилетке, который стоял, стоял возле открытой двери
— Как звать?
— Денис.
— Ладно, хорошо, что ты будешь делать?
— Поиск: гаражи, заброшки.
Макс нажал кнопку на плейере:
Мальчик хочет в Тамбов.
Таки-то, чи-то, та-ко то-то там.
— Тебя головой в детстве стукали? Например, об стену или об асфальт
— Меня постоянно. Что-то еще? Есть какие-то еще вопросы?
— Психи, я вам реально хочу помочь, как найти девочку.
Но вы мне не даете, отвлекая на разные мелочи.
—  Тебе по морде дать? Для просветления мозгов.
— Ты знаешь, мне по херу. Дашь, не дашь, нет никакой разницы
Мир воспримет как одну боль, из миллиарда болей.
Наверно кто-то с верху прикоснется….
— Так, все, завязывай с этим бредом, выходи из машины.
Спаситель херов.
Кино выбрался из машины, в его голове зрел отчаянный план.
— Парни, а так же девчонки:  делимся на две группы, одна едет на ВИЗ, другая ****ует на Шарташ, осматриваем гаражи, заброшки по совету Дениса.
Сами понимаете, особенно заброшки. Девочка где-то там
Шанс есть, но очень маленький.
— ищи, проверяй, — проговорил Макс с усмешкой, как бы уверенно, снова переключая плейлист с джойстика магнитолы «сони».
— В Багдаде, все спокойно, в Багдаде все спокойно, и только не доволен судьбою падишах…
— Ладно, иди, забирай всех моих, если они согласны, ведь так Яна Витальевна.
— Пускай так будет,  не так ли братья?!
— Девочка может находиться где угодно. Но мы теперь все бросим, по прихоти этого неудачника, и пойдем туда.
Кино огляделся, волонтеры смотрели на него с каким-то немым вопросом.
Наверно, оценивая кто главный теперь из них, в поисковой стае.
— Все притоны обыскал,
К наркоманам забегал
Но нигде Будур не встречал..
Он развернул карту города, светя выданным фонарем:
— Так значит, Шарташ, водоем, лесопосадки, сады, гаражи….
Так он не мог ее далеко утащить, там остаются по любому следы по свежему снегу.
Думай, думай, черт возьми!. Как она, как он, тогда.
Да помоги мне, …. !!!
*
Я тебе помогу, но помни, у нас уговор.
Возник знакомый голос в голове.
Иди, возьми, что хочешь.
Он, торопясь, проник в сознание, того большого человека: это было так мерзко и гадко.
Кино стошнило чем-то неприятным, на выпавший снег, зато он узнал это место.
Место последнего злодеяния.
***
Потерянную девочку Свету, они нашли живой в одном из гаражей Шарташа.
Гаражный кооператив рассчитан на свыше десять тысяч мест.
Он вместе с группой волонтеров плутал больше часа, по запутанной территории, пока не наткнулся на то самое место, показанное из видения.
Железный гараж, ржавые листы металла.
Кино сам сломал навесной замок на дужках ворот, подобранной по пути железкой.
— Ты чего?! ты же сядешь за грабеж! Это частная собственность!
Завопил Макс, он тоже подъехал на джипе, к месту поиска.
Попытался оттолкнуть Кино от дверей гаража.
Но тот, сверкнув глазами, лишь коротко произнес:
— Сьеби нахер!
Замок с громким лязгом отскочил в сторону, сломанная дужка замка, вылетела из проушин дверей.
Кино с некоторым усилием развел скрипящие двери в стороны.
Проезд для тачки был расчищен от снега, наверно еще загодя с утра.
— Свет! Дайте света!!
Заорал он.
Кто-то из поисковиков включил вроде переносного прожектора.
— Дай сюда! — хватая за ручку источник света.
Поэтому сразу обнаруживая в пустом пространстве, в углу, какое-то лежащее тельце, выглядевшее безжизненным комочком.
— Потерпи малыш, потерпи.
Она была связана полосками скотча.
Курточка в красную полоску, и желтый рюкзачок под цвет яркого солнышка, валялся где-то рядом, Кино увидел его, когда обвел лучом неказистую убогую обстановку, доморощенного маньяка.
— Нож! Дайте нож!. Да блять не резать ее, надо сначала освободить от пут!
Кто-то протянул ему канцелярский нож, несколькими осторожными резами он избавил ножки и ручки от неволи. Отбросил ненужный нож, взвалил невесомое тельце на грудь, оно не сопротивлялось, лишь сильно задрожало, на руках.
— Парни, я не врач, че делать-то теперь?!
Волонтеры, ввалившиеся внутрь промерзлого гаража, стояли в замешательстве.
Наверно им доставались только найденные трупы, а не живые потеряшки.
Потом Алиса, наконец, додумалась по мобильнику позвонить по «112».
Минут через пять помощь прибыла.
Скорая, еще какая-то скорая, реаномобиль, современного образца.
Два экипажа полиции, для полного комплекта.
Они освещали фарами, крутящимися мигалками все вокруг.
— Так парни, вы все большие молодцы
К ним подошел седоватый мужчина в медицинской форме.
— Еще бы часик, был бы каюк. Мда-с, вовремя успели.
Врач показал рукой на отсек, передвижной реанимации, куда осторожно укладывали найденную девочку. Ее укрыли серебристыми покрывалами, вкололи успокоительное, нужные лекарства. Теперь она была под капельницами, с кислородной маской на заострившимся личике.
Ей было не просто, чтобы снова вернуться  в обычную реальность, где дяди, которое делают уколы, они добрые, как сама жизнь.
Кино подошел ближе, без слов ударил Макса в челюсть.
Он покачнулся, упал на землю со снегом, упавший берет откатился, зачем добивать, так сойдет.
Подумал Кино, повернулся спиной, пошел прочь.
Неподалеку находилась Яна Витальевна, которая безучастно наблюдала всю эту сцену.
Иногда ему становиться жалко, что убил надоедливую муху, но иногда приходиться, наверно так надо. Волонтеры стали расходиться по машинам.
— Тебя подвезти?— крикнула Лиса из «десятки».
— Тебе семнадцать лет всего и ты за рулем.
— Пешком трудно идти, и хулиганов я очень боюсь. Но раз ты приглашаешь, почему бы и нет.
— Не жду гостей, нынче.
— Да ладно, садись, мужик. Она так прикалывается.
— Угу, ведь она еще малолетка. Не хватало  еще срок отхватить.
— Не ссы маруся, я оборусся. Оо-е.
Кино пришлось сесть в набитую десятку.
— Тебя куда проводить, дядя?
— Где подобрали, там меня оставьте. Я выйду.
Они поехали, играла негромко музыка, Кино задремал от навалившейся усталости за день на заднем сиденье. Потом его разбудили.
— Тебе выходить, легенда.
— Ладно, спс парни, как говорится, что подвезли.
— Э-э, погодь малехо Кино, решай: так  кто главный «корд» теперь у нас?
— Я не знаю, вы там сами давайте, обсудите, между собой. Пусть будет Ден.
Нормальный он корд, будет. Все, давайте парни. Там уже без меня разберетесь.
— Пока Лиса.
Она ему показала зеленым пальчиком «фак» в зеркальце водителя, он улыбнулся.
Дети, что с них взять.
Кино вылез из десятки, на улице Краузе, на прощание хлопнул дверью, размышляя о том, что произошло. Да ничего особенного, по сути.
Спасли девочку, ударил в челюсть, такая обычная жизнь, на белом свете.
Но именно патология религий сделала человека самым безбожным, отъявленным существом на планете, который сейчас так мелочен и ничтожен.
Возможно это единобожие, начало апокалипсиса, или его отголоски, он не знал, когда только остается запереться на замок в своей комнате, затем начинать страдать в одиночестве, от полного безумия, которое никуда не делось, а наоборот, почему-то приумножилось.