Часть 3. В тени листьев одинокого древа

ГЛАВА 1

(225 год после «Побега»)

Он больше года ждал, когда наступит этот день, терпеливо считая рассветы, как будто дожидаясь обещанной награды. День, когда его служба в монастыре Последнего пути подойдёт к концу. Впрочем, никто не мешал эльфу уйти и раньше, остальные монахи, привыкшие подмечать даже малейшие перемены настроения, давно поняли, что мастеру-травнику жизнь внутри стен обители стала в тягость. Просто никто из них не знал, какими правилами и обязанностями был связан Илу’ридан, и что в его решении остаться привязанность к воспитаннице играла наименее важную роль. По крайней мере, он упрямо убеждал себя в этом, ведь стоило эльфу взглянуть на ребёнка и перед глазами вставала та душераздирающая картина. Отчасти потому травник не стал участвовать в уборке отведенной покойному комнаты, хотя потом ему в красках рассказали с какой заботой Вэйдэ уносила две привезённые саворином книги.

Но умерший больше года назад Рашми Вендрош будто и не покидал стены монастыря. Присутствие мертвеца приобрело разные формы: одни монахи то и дело вспоминали о нём, насколько спокойным и удивительно приятным собеседником был учёный при жизни, другие его именем успешно возвращали в реальность регулярно замыкающуюся в себе девочку, отчего старый настоятель стал её частым спутником. Образ саворина не оставлял и самого эльфа. Он не подозревал, что начал задаваться теми же вопросами, что и учёный, каждый раз подбираясь ближе к мысли, что приезд странного гостя конкретно в этот монастырь всё меньше походил на случайность.

Весь пролетевший год, словно заразившись от мертвеца какой-то болезнью, Илу’ридан постоянно что-то исследовал, хотя изолированная от цивилизации обитель никак не могла предоставить ослеплённому любопытством эльфу нужные условия. В конце концов, пусть он и служил травником, это не означало, что только растения находились в круге его интересов. Через третьи руки монах передал в рощи Ферры, поражённые органы и кровь Рашми, оставив себе лишь несколько образцов. Но ни сам травник, ни его собратья по культу не нашли в них ничего странного или загадочного, что могло поставить окончательный вердикт под сомнение: саворин умер от длительного отравления Воплощением.

А вот извлечённый из тела кристалл Илу’ридан решил оставить при себе. У него имелись веские аргументы так поступить. Вопреки предпринятым мерам, за последнее десятилетие участились кражи осколков у курьеров, как будто кто-то со стороны догадывался, где сокрыт источник кристаллизованной магии и по кому нужно бить. Только догадывался, ловил себя на предположении эльф, иначе бы открытый конфликт с драконами давно разгорелся. Но потенциальные распри интересовали его меньше всего, Илу’ридан опасался по чужой или собственной глупости потерять такой поразительный образец. Он убеждал себя, что им двигала осторожность, хотя в действительности травник просто хотел знать о кристалле больше.

И всё же, порой эльф замечал, что его интерес сильно выходил за рамки здорового любопытства, а потому заставлял себя сделать перерыв, отвлечься, заняться требующим внимания садом, успокоить начинающих волноваться монахов, погрузиться в свои особые обязанности... чтобы снова вернуться в небольшую каморку при хладной, где весь пролетевший год находился небольшой круглый камень неравномерно сине-красного цвета с ребристой поверхностью. Под мелодичный звон раз в три дня Илу’ридан тратил несколько часов на замеры излучения и массы, дотошно записывая результаты, иногда оставляя рядом с кристаллом в крошечном помещении растения или насекомых, будто стремился расширить исследования. Первое время он параллельно изучал извлечённые из саворинов осколки, но быстро пришёл к выводу, что их фоновое излучение слишком мало, словно экспансивный рост истратил всю заложенную энергию, и так же быстро остроухий потерял к ним интерес.

Пока мысли Илу’ридана не занимал кристалл, эльф пытался разыскать егеря, который сопровождал Рашми в путешествии к монастырю Последнего пути. Вот только изолированная обитель сильно мешала даже этим его изысканиям, отчего мирные стены раз за разом раздражали монаха. Тогда-то он и начал считать дни: сперва от замера к замеру, затем от письма к письму, а после — сколько осталось времени до призыва, невольно предвкушая отъезд. Но даже узнав имя, Илу’ридан так и не приблизился к разгадке, скорее лишь глубже окунулся в мутную воду из сомнений, недомолвок и откровенного нежелания отвечать на вопросы одного конкретного эльфа. По крайней мере у него создавалось такое впечатление. Варда’лин по прозвищу Белый волк был известной личностью как в хорошем, так и плохом смысле, и к тому же стоял у истоков формирования егерей Сабестии. Наверно потому в первое время травник слабо верил, что такая знаменитость могла сопровождать простого, ничем не отличившегося саворина. Вот только связаться с ним для остроухого оказалось непосильной задачей: этот мастер-егерь нигде не задерживался надолго, ни перед кем не отчитывался, полностью оправдывая своё прозвище, а если и получал письма монаха, то не отвечал на них.

В таких хлопотах он провёл год с небольшим, и, когда до призыва оставалось чуть больше месяца, эльф будто бы проснулся от тихого шепота остальных обитателей монастыря. Они обсуждали подарки, и тогда травник с долей стыда вспомнил, что так ожидаемый им день важен ещё кое-чем. У эльфов не имелось традиции праздновать каждый прожитый цикл, из низких рас её чтили только люди, но даже так, не предавая предстоящему событию особого значения, Илу’ридан не желал выглядеть чёрствым в глазах ребенка, и остаток времени потратил не на попытки докопаться до истины, а на изготовление подарка к дню рождения Вэйдэ. Он даже не подозревал, что именно это уберегло его от безумия.

День отбытия показался эльфу слишком ясным, солнечным и тёплым — хорошая погода совершенно не передавала трагичности расставания, но даже природа будто бы желала им благополучного пути. К подножию каменной лестницы спустились все монахи и даже недавно прибывший травник, такой же аюрнай как и он сам, разве что моложе, который явно не понимал важности момента, а потому держался от остальных в стороне. Все подарки были вручены ещё накануне вечером, просто каждый из провожающих считал необходимым лично попрощаться с бывшим коллегой и девочкой, высказав воспитаннице пару напутствующих советов. Илу’ридан понимал, в этот день слова оставались последним, что они могли ей дать, неизменно заканчивая фразой: «Да не встретимся мы никогда...». В глазах нового травника она звучала грубо, почти как проклятие, сказанное с искренней улыбкой. Для остальных же, в том числе и для Вэйдэ, это было просто пожелание долгой жизни, замысловатое и понятное только им.

Последним к девочке подошёл настоятель Тенвиар. Старик сперва обнял воспитанницу и затем, не отпуская, несколько долгих минут тихо нашёптывал ей что-то на ухо, будто между ними имелись какие-то особые тайны. Но Илу’ридан был давно знаком с монахом и временами не по своей воле становился слушателем его пьяных откровений. До появления ребенка этот побитый жизнью человек регулярно напивался раз в год в один и тот же день, будто поминал кого-то близкого, изливая душу первому, кто подвернётся под руку. Эльфу же, только приступившему к службе аюрнай, просто не повезло стать слушателем охмелевшего настоятеля, ведь всё происходило во внутреннем дворе у конкретной клумбы. Так он узнал, что у каждого монаха имелась невесёлая история за плечами. В действительности мало кто приходил служить в монастырь Последнего пути только из альтруистических взглядов, кому-то было выгодно скрываться в удалённой обители от собственных проблем, а кого-то к её вратам приводили обстоятельства. Порой настолько разные, что остроухий позволил себе искренне удивиться, когда его служба только началась. Тот же Дайари Тенвиар являлся осуждённым преступником, что плохо вязалось с добродушным лицом человека и тёплым взглядом. Он не скрывал этого факта, только подробности ревностно держал при себе, даже когда алкоголь развязывал ему язык.

«Знаешь, — отбросив этикет и будто запивая нормы приличия вином, однажды признался монах, — не ко всем идущим по пути мести трибуции были также благосклонны, как ко мне, — он сделал еще глоток и рассмеялся. — Вынесенный приговор даже немного льстит: безвылазно сидеть в этих скучных стенах всю жизнь и быть похороненным рядом с саворинами. Чем не повод возгордиться?».

Когда же в монастыре появилась крошечная Вэйдэ и малышку чудом удалось вы;ходить, настоятель Тенвиар напился при нём в последний раз. К тому времени остроухий уже привык слушать старика, который только от вина непременно становился болтлив, но благодаря именно их странным разговорам Илу’ридан осознал: люди более эмоциональные, чем эльфы, более импульсивные и скорбь у них порой более глубокая, просто короче. Это привнесло в картину мира остроухого новые краски, на фоне которых его собственные переживания стали казаться блёклыми.

«Имя? — переспросил настоятель в ту, последнюю встречу. — Так звали мою покойную дочку, — и эльф, хмыкнув, закатил глаза. Он уже тогда понял, что старик привяжется к ребёнку, но следующих слов никак не ожидал. — А… не осуждай меня. Я бы и фамилию ей свою подарил, вот только… — монах икнул и недовольно продолжил. — Четыре закона, представляешь? Целых четыре, мать его, закона запрещают мне это сделать...».

Поэтому Илу’ридан лучше остальных понимал, почему старый монах прощался с Вэйдэ так долго, затягивая отбытие. Нежелание отпускать девочку читалось в каждом его движении, но в конце концов он нашёл в себе силы отступить на шаг.

— Да не встретимся мы никогда, милая, — настоятель, не стесняясь, смахнул сентиментальные слёзы.

— Сделаю всё возможное, чтобы не вернуться, — пообещала провожающим саворина и молча забралась в почтовый экипаж вслед за эльфом.

Им предстояло долгое путешествие на восток, подальше от береговой линии вглубь материка, к городу в о;круге Фара;йд с коротким названием Вибэ. Илу’ридан бывал там несколько раз проездом, навещая наставника, который занял пост заместителя ректора при Скользящей академии. Два десятилетия назад дорога оттуда к монастырю заняла у него неделю, оставив после себя не совсем приятные воспоминания: чем дальше эльф удалялся от разветвлённого подобно паутине главного тракта, что соединял все округа; материка, тем сильнее становилась тряска, а постоялые дворы — всё реже. В такие моменты он невольно задумывался о мелочах. Несмотря на пролетевшие после «Побега» века, низких рас под небом Делиш Ден по-прежнему оставалось слишком мало, чтобы находящиеся на одном континенте города и небольшие поселения располагались хотя бы в дне пути друг от друга.

Дорога в обратном направлении той, что осталась в его воспоминаниях, на самом деле сильно раздражала отсутствием комфорта. На очередном ухабе он терпеливо напоминал себе: часть путешествия с почтовым экипажем — вынужденная мера, с которой лучше просто смириться. Их с настоятелем ещё в монастыре одолевали сомнения, что за девочкой кто-то приедет в такую глушь только ради призыва, а быстрый, пусть и с нюансами, транспорт определённо был лучше пустого ожидания. Впрочем, раздражение коснулось и сидящей рядом девочки. После того, как экипаж в очередной раз тряхнуло, она с резким хлопком закрыла книгу, уставившись в одну точку перед собой, будто из последних сил сдерживала ругательства.

— Дай угадаю, — усмехнулся остроухий, — у тебя жжёт глаза и разболелась голова?

— Могли бы и остановить меня, раз знали, что такое произойдёт, — проворчала Вэйдэ, одарив собеседника тяжёлым взглядом.

Эльф едва не вздрогнул, воспоминания о дне смерти странного саворина упрямо не желали его отпускать, и он поспешил посмотреть на книгу с потрёпанной обложкой без названия, которую девочка не спешила прятать.

— Есть в жизни моменты, когда личный опыт важнее наставлений, — высокопарно начал он, не желая признаваться, что легкомысленно забыл предупредить маленькую спутницу о трудностях путешествия. — Теперь ты знаешь, что на малых трактах лучше не читать.

— Вы говорите о дороге, по которой мы сейчас едем? — уточнила Вэйдэ, глаза её заблестели, хотя Илу’ридан совершенно не понимал, что такого любопытного она могла увидеть в его словах.

— Да, — кивнул эльф, — малый тракт от Ро;звана к нашему монастырю.

— Тогда почему о нём никто не заботится? — проворчала девочка, сложив руки на груди. — Эту колымагу нещадно трясёт, а передние колёса не переставая скрипят… Здесь не то что почитать, поспать не получится!

Брови остроухого поползли вверх от удивления. Ему еще ни разу не доводилось видеть, чтобы маленькая саворина была чем-то недовольна. А то, как Вэйдэ говорила и вовсе сбивало с толку. Откуда она нахваталась в обители таких слов? Но вслух сказал другое.

— Ночью поспишь, — пообещал эльф. — Лошадям тоже нужен отдых.

— Неужели мы до самой академии так будем ехать? — стеснения не давали саворине успокоиться.

— Нет, только до Розвана, — с предвкушением произнёс Илу’ридан. — Потерпи два дня, там пересядем в пассажирский экипаж и продолжим путь в комфорте.

Короткое оправдание, но в какой-то момент ему начало казаться, что он успокаивал не ребёнка, а будто убеждал сам себя: всё в одночасье изменится, стоит прибыть в знаменитый своей керамикой городок.

— Вы сказали, что это малый тракт. Значит, есть и большой? — чуть спокойнее продолжила Вэйдэ, разбавляемая скрипом и грохотом тишина давила на неё и просто молчать было невыносимо.

— Более того, есть еще и главный, — эльф потянулся насколько хватало пространства. Он ненадолго задумался. В глазах сопровождающего любопытство ребёнка коснулось того, что в жизни ей определённо пригодится. — Эти термины относятся к разделу географии.

— Которую наставник обходил стороной, — в голосе девочки снова слышалось недовольство.

— Не вини мастера Вендроша за то, что его широкие познания не включали какую-то конкретную область, — усмехнулся эльф.

Одним только обращением остроухий показал собеседнице своё уважение эрудированности покойного саворина, вот только тонкий смысл слов ускользнул от ребёнка. Она ещё успеет повзрослеть, подумал Илу’ридан, ещё научится подмечать детали.

— Может тогда вы восполните этот пробел, мастер Верода?

Теперь в голосе Вэйдэ так явно слышалась надежда, что эльф бросил на спутницу мимолётный взгляд и был буквально очарован её заинтересованным видом и сверкающими любопытством глазами. Щёки неожиданно обдало жаром, и он поспешил отвернуться. К счастью, девочка не приняла жест на свой счёт, в монастыре Последнего пути все привыкли к эксцентричности травника.

— Что ж, — задумчиво протянул остроухий, — по крайней мере, рассказ о дорогах будет тебе полезен…

Он даже не заметил, как угодил в ту же ловушку, что и Рашми при жизни: будто подсознательно чувствуя не угасающий интерес, Илу’ридан без умолку говорил несколько часов подряд, пока экипаж не сделал остановку в первый раз. У него отчего-то язык не поворачивался назвать себя по-настоящему сведущим, хотя ещё до службы в монастыре эльф исколесил весь Римуш, выполняя для культа разной важности поручения и разбавляя чувством ответственности собственную тоску. Без малого десять лет путешествий, наблюдений и налаживания связей. Поэтому ему было что рассказать. Подобно Рашми, Илу’ридан тоже начал издалека, часто ссылаясь на слова покойного учёного, сказанные во время уроков. Его совершенно не смущало, что таким образом он деталями выдавал своё присутствие в моменты, когда, казалось, саворины находились в одиночестве. Где-то в глубине души он надеялся, что собеседница заскучает, если затянуть рассказ, не подозревая, что совершает ошибку.

Всё началось с тех самых культов личности, появление которых многое подтолкнуло к переменам. Удивительным образом наиболее яркие изменения отразились только на одном континенте, Римуш. На остальных же землях, где авторитет единого общества был уже подорван, процесс по тем или иным причинам протекал плавно и мало заметно.

«Перед жителями Сабертии в то время особенно остро встал вопрос выживания. Не думаю, что у них находилось время на самокопания, — пояснял эльф. — У жителей Товару;на были слишком свежи воспоминания о судьбе Иллакеш. Они старались вести тихую и неприметную жизнь, чтобы не привлекать внимание драконов. А населения Ферры и Освы, — он, сам того не замечая, по привычке провёл границу между эльфами и остальными видами, что проживали в великом портовом городе, — перемены почти не коснулись. Но вернёмся к Римуш...».

Илу’ридан особенно любил эту часть истории. В определенный момент, когда заблуждения, обиды и грызня вот-вот готовы были перерасти в нечто более серьёзное, нашлись те, кто стал для сомневающихся примером. Смельчаками, которые собрали единомышленников и отправились в поисках подходящих мест.

«Не всеми ими двигали только благие намерения, — в своей особой, чуть насмешливой манере протянул эльф, — но уверен: никто из них не оказался готов к навалившимся трудностям, ведь в то время магия оставалась единственным, что упрощало жизнь низких рас, но и у неё имелся предел — далеко не всем она давалась, а полезных животных, тех же лошадей, ещё не было. Впрочем, крупных хищников, как потенциальной опасности тоже ещё не существовало. Всё это появилось потом, благодаря аномалиям воплощения...».

Он много рассказывал о том, что мало упоминалось в книгах. Когда одних, подобно взбунтовавшимся детям, вело стремление к независимости, других направляла жажда наживы. Ещё при титанидах была проведена разведка полезных ископаемых, и нашлись те, кто целенаправленно занимал определенные территории, чтобы в будущем получить выгоду. Стоило ли винить их за дальновидность? Эльф затруднялся ответить, но не мог не признать: современные промышленные округа; выросли из чьей-то жадности.

Тем не менее, именно благодаря культам личности некогда единое общество окончательно раскололось. Оно так или иначе распалось, просто плохо объяснимое социальное явление лишь ускорило процесс. Будто круги на воде, во всех направлениях от великого города Кардия начали появляться поселения. Сперва маленькие, в несколько домов, но спустя всего-то одно поколение по человеческим меркам каждое из них окрепло, стало расти вширь, ощетинилось стенами.

«Это особо примечательный момент, — увлеченный собственным рассказом, отметил эльф, — то было трудное время, переполненное неожиданными препятствиями. Низким расам приходилось привыкать жить по-другому, без технологий и подсказок бежавших покровителей, и заново учиться тому, что благодаря тем же титанидам оказалось забыто. Но ни одно из новообразованных поселений не исчезло с политической карты Римуш. Каждое из них за пролетевшие века стало большим оживлённым городом своей автономной территории, иначе говоря — сердцем округа, и заняло определённую нишу в промышленной цепочке, торгуя с остальными сырьём, готовой продукцией или знаниями, — он ненадолго замолчал, прежде чем продолжил. — Впрочем, с распространением аномалий воплощения, появилась ещё одна крайне востребованная область — наёмничество. К слову, оба наших возницы в прошлом опытные воины...».

Сам же рассказ о дорогах занял у него до смешного мало времени. Главный тракт превращал Римуш в подобие кривого лоскутного одеяла, соединяя все округа материка непосредственно с Кардией, отчего великий портовый город будто бы находился в центре разветвленной паутины. Большие тракты создавали на карте схожую картину, только в границах округов, связывая крошечные поселения с большим городом и между собой. А вот малые тракты больше напоминали выбившиеся из общей картины белые нитки.

«Если говорить проще, то их можно назвать частными дорогами. Могут вливаться как в большие, так и в главный тракты, но неопределенный статус выводит их за рамки территориальной ответственности. Поэтому о таких дорогах почти не заботятся, если это напрямую не влияет на статус места, к которому она ведёт».

Когда же девочка разочарованно вздохнула, будто бы с упрёком проворчав: «Только и всего? Ну как же так?», он почувствовал себя неудобно. В тот момент Илу’ридану было отчего-то стыдно рассказывать Вэйдэ о проблемах оставшейся далеко позади обители. Финансирование монастырей Последнего пути всегда было слишком мало, чтобы постоянно заботиться о ведущих к ним дорогах. Этому ребёнку не стоило знать такие нелицеприятные детали о бывшем доме. И, к счастью для эльфа, экипаж начал сбавлять скорость, а через маленькое окошко возница сообщил о привале.

ГЛАВА 2

Их разговоры по мелочам сильно скрасили ухабистую дорогу до Розвана. Но, стоило покинуть почтовый экипаж и оказаться на оживленной улице, как эльф сразу же испытал, казалось бы, давно забытое неприятное чувство. Стены невысоких домов будто давили и нависали над ним, а любопытные взгляды, подобно паутине, липли к одежде и рваным шлейфом тянулись следом. Как-никак мешковатый наряд был слишком знаком жителям небольшого городка, кто-то из монахов регулярно посещал его, договариваясь о поставках и решая финансовые вопросы. Потому появление на улице их маленькой компании вызывало обременительный интерес к остроухому и его спутнице. Всё это так сильно раздражало Илу’ридана, что хотелось выругаться вслух, и только присутствие Вэйдэ давало ему силы сдерживаться.

Но куда больше навязчивого внимания эльфа раздражала череда неудач, что, подобно брошенному в спину проклятию, настигла их компанию уже в Розване. Прибудь они хотя бы на час раньше и без проблем продолжили свой путь в тот же день, вместо этого Илу’ридан, тихо закипая, с каменным лицом выслушивал оправдания работника объединённой транспортной гильдии. Он уже собирался сообщить девочке о том, что до прибытия следующего экипажа им придётся прожить несколько дней в ремесленном городке, как вдруг снова заметил в глазах маленькой саворины знакомый блеск любопытства. Весь путь до здания с половиной колеса вместо вывески девочка ни к чему не проявляла интереса, но, пока эльф уточнял детали, она внимательно рассматривала непримечательный, выцветший рекламный плакат гильдии. За пролетевший после смерти Рашми год он неоднократно слышал от монахов, что, лишившись наставника, ребёнок растерял свою страсть к знаниям, и также неоднократно выслушивал, как она в очередной раз огорошила кого-то странным вопросом. Сам Илу’ридан, увлеченный в то время исследованиями, свидетелем подобному не был, вот только плохо объяснимый детский интерес к куску бумаги на стене внезапно всколыхнул воспоминания о тихих перешёптываниях в монастырской трапезной.

— Почему здесь написано «объединённая»? – спросила Вэйдэ, когда спутник подошёл к ней ближе.

— Если говорить проще, то всё это результаты мерзкой политики, — он старался говорить спокойно, чтобы не выплёскивать на ребёнка раздражение. Правда, получалось из рук вон скверно и плохое настроение легко читалось по резким словам.

— А если говорить сложнее? – уточнила девочка. В её голосе угадывалось озорство, будто она задавала вопросы, преследуя свои цели.

— Вэйдэ, — тяжело вздохнул эльф, — тебе действительно нужно это знать?

— Почему бы и нет? – пожала плечами саворина. – Нам всё равно заняться нечем.

— А…— понимающе протянул Илу’ридан. — Так ты всё слышала.

— Вас было сложно не услышать, мастер Верода, — парировала девочка и лукаво хихикнула.

Под детское веселье ему на мгновение показалось, что он раздвоился: мрачная тень, которую откровенно злила фальшивая улыбка на лице работника гильдии, снова стояла где-то у стойки, а привычно взвешенный травник всё также находился в компании монастырской воспитанницы. К удивлению эльфа, такое разделение его вполне устраивало.

— Хорошо, я дам тебе ответы, — и затем жестом указал на выход, — но сперва найдём место для ночлега…

К разочарованию остроухого, постоялый двор тоже встретил их неприятными хлопотами. Единственный в городе, его обеденный зал уже в разгар дня напоминал растревоженный улей, отчего пройти к подозрительно тощему трактирщику с сумкой на плече оказалось тем ещё испытанием. Битые десять минут он пытался договориться с хозяином и словно упирался в высокую стену, но даже тогда его разум оставался поразительно чистым. Раздражение эльфа как будто действительно осталось в транспортной гильдии, вот только в глаза то и дело бросались неприятные мелочи, слышались перешёптывания, прилетали косые взгляды. В кокой-то момент Илу’ридан просто осознал: их с маленькой савориной оценивают по одежде и делают ошибочные выводы. Низкими расами действительно двигают предрассудки, вспомнил эльф любимое оправдание старого настоятеля после очередного вежливого отказа. И затем, с холодной головой и без зазрений совести, подозвал Вэйдэ поучаствовать в разговоре. Напоминающие чешую отметины на лице девочки сразу сделали трактирщика более сговорчивым, вежливая маска человека треснула, обнажая суеверный страх перед драконами. Илу’ридан даже насладился коротким моментом, как маленькой победой, наградой в которой стала узкая комната без излишеств, почти каморка, где едва помещалась одна единственная кровать. Двуспальная кровать, что красноречиво говорило остроухому, кого же именно они потеснили. Это сильно омрачало его триумф, но даже так, переступая через брезгливость, было лучше, чем ночевать под открытым небом.

— Так почему же на том плакате было написано «объединённая»? – уже вечером напомнила эльфу об обещании девочка.

Они находились в обеденном зале, и, пусть людей в позднее время было меньше, там по-прежнему стоял гвалт. Илу’ридан за годы, проведённые в удалённой обители, откровенно отвык от шумных попоек и накинул на их стол подобие купола тишины, чтобы, не отвлекаясь, написать пару писем: настоятелю Тенвиару и перебравшемуся на Римуш наставнику. В свою очередь Вэйдэ без особого энтузиазма ковыряла ложкой ужин и в ожидании наблюдала за толпой. Еда казалась ей пресной, в монастыре определенно готовили лучше, а веселящиеся в магической тишине люди – крайне унылым зрелищем. Но, как только спутник отложил перо, она не стала терять возможность развеять скуку.

— По ряду факторов, — помедлив, сухо ответил эльф. Он в несколько раз сложил исписанные листы и спрятал во внутреннем кармане мантии. – В книгах тебя будут убеждать, что корни такого явления, как объединённые гильдии уходят как раз в период позднего расселения, но всё несколько глубже.

— В упомянутой вами политике? – предположила Вэйдэ, отодвигая от себя тарелку.

— Нет, она тоже лишь следствие, — прежде чем продолжить, Илу’ридан на пару мгновений замолчал, гадая, с какой стороны подойти к ответу. – Мастер Вендрош рассказывал тебе о первом контакте?

— Только в общих чертах, — неохотно призналась девочка.

— Тогда тебе стоит знать: прибывшие вместе с титанидами низкие расы преимущественно являлись учёными, меньшая часть – прибывшими для защиты военными. Среди них не было ни политиков, ни общественных деятелей, ни полностью творческих личностей.

— Какое это имеет отношение к моему вопросу? – нахмурилась Вэйдэ, речь собеседника мало походила на ответ издалека.

— В действительности самое прямое, — эльф откинулся на спинку массивного стула, его взгляд устремился на веселящихся людей. – Исторические книги беспощадны к деталям. Тебе никто прямо не скажет, что участвовавшие в экспедиции конкретные представители низких рас были одарены доверием, потому несли в своих умах идеологию титанидов об едином обществе и навязываемых им ценностях.

— Звучит так, будто вы сами всё видели, мастер Верода.

В голосе Вэйдэ чувствовалась осторожность. При жизни наставник так вдохновенно рассказывал ей об исторических событиях, что порой увлекался странными примерами и выводами, словно являлся свидетелем всему сказанному. Иногда её это пугало, и вот сейчас девочка ощущала эхо прежнего страха.

— К сожалению для тебя, я родился спустя сорок два года после «Побега», — усмехнулся Илу’ридан, но почти сразу снова стал серьёзным. – У эльфов память лучше, чем у людей, потому я уверен в словах своих учителей. Просто запомни: ранний период расселения был пропитан идеей сохранить единство хоть в какой-то форме, не смотря на разочарование в титанидах. Последним эхом этого стремления стало появление триединого совета.

— Но затем появились культы личности, — подхватила девочка, опасаясь, что собеседник подобно Рашми свернёт в дебри пояснений.

— Верно, — вздохнул эльф. — Последующий раскол повлёк не только второй период расселения, но и породил множество обид друг на друга, которые в свою очередь сильно повлияли на дальнейшие отношения между соседями.

— Это как? – удивлённо захлопала глазами Вэйдэ, наклонив голову набок.

От короткого вопроса Илу’ридан растерялся. Как может саворина не понять чего-то настолько очевидного? Он уже было открыл рот, собираясь едко прокомментировать оплошность собеседницы, как вдруг вспомнил кое-что из уроков далёкого прошлого. При всех достоинствах духовного тандема, у загадочной связи имелись малозаметные для окружающих недостатки. Язык драконов буквально отражал мировоззрение высокой расы, и то, чему не нашлось места среди слов скользящего диалекта, оставалось для рептилий не понятным. А значит, и саворинам тоже. Видимо, обида на себе подобных до сих пор не укладывалась в их головах, поймал себя на мысли эльф. С горечью остроухий осознал и другое: за пролетевшие годы монахи заботливо делились с ней жизненным опытом, рассказали о ярких чувствах, о разносторонней любви и дружбе, но в остальном жизнь в монастыре не подготовила девочку к иным трудностям – в обители даже ссор по мелочам не случалось.

— Порой косого взгляда или неосторожного жеста хватает, чтобы вызвать неприязнь, — хмыкнул Илу’ридан, он не горел желанием ещё сильнее затягивать разговор. – Но это сейчас, а тогда низких рас было так мало, что споры разгорались лишь за конкретных обладателей знаний, и, когда возникли культы личности, отказ влиться в ту или иную группу воспринималось как оскорбление лидера. Что, в свою очередь, приводило к долгоиграющим последствиям в разных областях, преимущественно в торговле. Я хочу сказать, что по примеру Кардии, в округах появлялись всевозможные гильдии, которые могли бы сотрудничать между собой, но все они подчинялись местным законам, а потому с обидчиками или не имели дел вовсе, или демонстративно задирали цены.

— И никто не возмутился? – осторожно уточнила Вэйдэ.

— Конечно, многие возмутились, но кого волнуют чужие проблемы? – пожал плечами остроухий.

— А как же триединый совет? Наставник как раз говорил, что он решал чужие проблемы.

Эльф ответил не сразу, несколько вдохов пристально глядя на девочку. Илу’ридан слишком поздно понял, что сболтнул лишнего, но, к счастью, тонкий смысл снова ускользнул от ребёнка.

– Ты меня подловила, — нехотя признался он. — В те времена триединый совет только набирал силу, мало кто воспринимал всерьёз его попытки разрешить глупые обиды. Но всё сильно изменилось после того, как на Римуш начали возникать аномалии воплощения, — стоило ему упомянуть загадочное явление, как глаза ребёнка заблестели от любопытства, и интерес Вэйдэ подпортил ему настроение. – Первый прорыв случился на крайнем севере материка, и пострадавший округ попросил Кардию, где и обосновался совет, о помощи.

— Не соседей? – перебила эльфа девочка, и он в ответ лишь молча покачал головой. – Это результат упомянутых вами обид?

— Нет, и сейчас причина может показаться до смешного простой – у соседей имелись ресурсы и знания, а вот военного потенциала не было. Напомню: до того инцидента на Римуш не существовало опасных хищников, важность военных профессий сильно обесценилась на всех континентах, кроме Сабертии. Потому удалённый округ оказался не готов к нападению тварей воплощения и едва мог обороняться.

— Как же тогда с аномалией справились?

— Всё просто, — развел руками эльф, — великий портовый город отправил на север своих солдат. Такой большой город мог похвастаться хоть каким-то потенциалом.

— Но лошадей тогда ещё не существовало?

— Верно. Относительно быстро добраться до округа им помогла магия, но именно этот отряд на собственной шкуре испытал порожденные теми самыми обидами трудности.

— В смысле? – снова удивлённо захлопала глазами саворина.

— Магия не всесильна, Вэйдэ, — Илу’ридан уже не пытался скрывать раздражение. В худшие моменты жизни он слишком часто слышал эту фразу от других, будто в оправдание беспомощности, и вот, произнеся её тоже, настроение эльфа стремительно испортилось, речь стала резкой, словно он осуждал всё то, о чём рассказывал. – Чтобы открыть портал в какое-либо место, магу сперва нужно там побывать. Увидеть своими глазами, запомнить детали, звуки, запахи… — он снова тяжело вздохнул после короткой паузы. – Таковы нюансы Воплощения. Посланному на помощь отряду пришлось преодолевать огромное расстояние поэтапно и как раз в процессе они столкнулись с двумя серьёзными проблемами: нехватка транспортных мастеров и откровенный бойкот.

— Это слово мне незнакомо, — неожиданно призналась девочка. Понимая, что разговор может затянуться, остроухий едва не выругался.

— Представь такую картину, — сдерживаясь, пояснил эльф, — одни без лукавства отказывались открывать порталы в конкретные округа, другие, в попытке схитрить, выставляли ответные условия.

— Лицемерие – характерная черта всех мыслящих рас, да? – тихо процитировала наставника Вэйдэ.

— Говоря тебе эти слова, мастер Вендрош был излишне прямолинеен, — проворчал Илу’ридан.

— А разве тот инцидент не ударил по репутации триединого совета?

— Не то, чтобы в то время у совета имелась репутация, — хмыкнул эльф, — скорее его воспринимали как пережиток, но его участники затаили на определённые округа обиду. Все намеренно создаваемые отряду проблемы в последствии пополнили список веских доводов, чтобы создать Стражей…

Он резко замолчал, не окончив мысль. Стоило лишь вслух назвать военное формирование, как из воспоминания всплыл женский образ: строгая одежда, уложенные в скучный пучок волосы и протянутая в приветственном жесте рука.

«Рада встрече, Касси’амин, – неожиданно чётко прозвучал у него в мыслях чуть хриплых голос. – Я же могу обращаться к тебе по второму имени? Как-никак, мы некоторое время будем работать вместе…».

Сам того не осознавая, остроухий нахмурился, взгляд его потерял осмысленность и устремился куда-то за спину ребёнка. Вэйдэ было знакомо подобное задумчивое состояние, наставник часто вот так терялся в воспоминаниях и его приходилось осторожно «будить». Но сейчас перед ней сидел вовсе не саворин, в страхе перед наказанием девочка опасалась позвать эльфа. Как-никак, бывший травник чаще остальных монахов наказывал её за оплошности, и потому Вэйдэ просто терпеливо ждала.

Воспоминание будто выбило почву из-под ног. Илу’ридан растерялся, а в следующее мгновение его накрыло чувство стыда. В памяти так отчётливо сохранился момент их знакомства, крошечные детали, пыльца на серо-синей форме, вышивка на шевроне Стражи. Эльф помнил собственную неловкость, как не смог оторвать взгляда от девушки, будто заворожённый. И вот теперь понимание того, что он забыл её лицо отзывалось в нём почти физической болью. Как бы хотелось заново пережить тот день…

Но в реальность его вернул резко навалившийся шум – люди в зале, не обращая внимания на пару за дальним столом, продолжали веселиться. Раздражение снова подступило к горлу: он позволил чувствам взять над собой верх и потерял концентрацию, отчего заклинание тишины развеялось.

— Что-то мы засиделись, — заметил Илу’ридан, правда с места не сдвинулся.

— Как скажете, — сухо произнесла Вэйдэ. Ей проще было согласиться, но разочарование отчётливо читалось на детском лице, она уже и не надеялась, что узнает ответ.

Эльф ощутил, как к растревоженному воспоминанием улью эмоций присоединились ещё и угрызения совести.

— Но давай задержимся, я почти закончил свой рассказ, — как можно безучастно предложил Илу’ридан, правда от вспыхнувшего в глазах маленькой собеседницы интереса на душе потеплело. Он едва не улыбнулся. – Стражи… До того, как наёмники основали собственную гильдию, в руках триединого совета Стражи стали рычагом давления. И пусть за пролетевшие годы политика в отношении формирования мало чем изменилась, в наше время его авторитет сильно упал.

— Хотите сказать: всем надоело, что им угрожали? – полушутя поинтересовалась Вэйдэ.

— Угадала, — кивнул эльф, а девочка удивлённо заморгала. – Сейчас преследуемые в те времена цели совета вызывают уважение, пусть используемые методы, мягко говоря, были некрасивыми.

— То есть, — перебила его саворина, — те, кто продвигал трибуции как мировые законы, опустились до шантажа?!

— И откуда ты таких слов набралась? – проворчал эльф, едва заметно хмурясь. – Тем не менее, ты и здесь права. Пока методы работали как нужно, на нюансы закрывали глаза. Потому в ход шли и угрозы, и шантаж, и откровенный обман.

— В смысле «обман»? – ещё сильнее растерялась девочка, наставник рассказывал ей о совете другое.

— Наберись терпения, — посоветовал он и почувствовал, как неприятно запершило в горле. – Мои учителя на уроках истории рассказывали, что в составе отряда, посланного на север, был егерь. Он прибыл вместе с делегацией из Вотэрима и в ключевой момент вызвался добровольцем.

— Всего один? – спросила Вэйдэ, подловив момент. В её голосе звучало сомнение. – Наставник упоминал, что егеря особенные, но как-то не верится, что они настолько искусные.

— Поверь, мастер Вендрош даже приуменьшил их таланты в своих рассказах, — уверенно заявил эльф. – В тот инцидент всего один егерь показал себя настолько эффективно, что триединый совет решился на рискованную авантюру и в итоге преуспел, – он ненадолго замолчал, горло саднило всё сильнее, и рука, будто сама по себе, потянулась к чашке с чаем, к которому девочка даже не притронулась. – Совет обманул округа, убедив всех, что егеря присоединились к Стражам, и затем выставил ультиматум: или лидеры общин пойдут на разумные уступки, или подавлять следующую аномалию пострадавшие будут самостоятельно, без военной помощи Кардии.

– А как звучали эти требования?

– Если говорить коротко: чтобы гильдии и заинтересованные организации находились вне политики и личных дрязг, – эльф отпил из чашки и поморщился от горечи.

– И округа просто взяли одумались, забыли старые обиды и… согласились? – с долей сарказма уточнила Вэйдэ.

– Если бы всё было так просто… – устало вздохнул Илу’ридан. – Нет, общины приняли условия совета далеко не сразу. Но, знаешь, тот егерь, сыгравший немаловажную роль в подавлении аномалии, стал своеобразным символом. Слухи о нём и его синтагме разносились с севера на юг будто с ветром, и мнение округов менялось. Один за другим они присоединялись к пакту о нейтралитете двадцать первого года. Я многое упрощаю, но благодаря лукавству триединого совета и стечению обстоятельств как раз и появились объединённые гильдии. Из них первой сформировалась транспортная.

– А как же Сабертия?

Несколько вдохов остроухий молчал, разрываясь между соблазном наконец-то оставить позади шумное веселье и отправиться спать, ведь он сдержал обещание, и нежеланием разочаровать ребёнка. Он невольно вспомнил Рашми, в каком трансе тот рассказывал Вэйдэ о событии, которое трусливо не сохранили в книгах. Тогда эмоциональный монолог покойного учёного был на удивление скуп на детали, и всего на мгновение эльф испытал нужду ответить, будто его подтолкнули к выбору.

«Она всё равно не узнает этого из учебников по истории», – поймал себя на мысли Илу’ридан, но вслух сказал другое.

– Совет обманул и делегацию с севера, – задумчиво признался он. – Пойми: Сабертия суровый край, там и при титанидах жили только сильные духом. Такие упрямые личности вполне могли бы обходиться своими силами для выживания, но аномалии воплощения создавали проблемы, с которыми одним лишь упрямством справиться не получалось, – и пусть девочка молча его слушала, то, как она склонила набок голову Илу’ридан расценил как очередной вопрос. – Болезни, Вэйдэ, твари воплощения оказались опасны не только острыми когтями.

– А магия не всесильна… – неожиданно мрачно прокомментировала маленькая саворина.

– Она по-прежнему не всесильна, – будто оправдываясь, вздохнул эльф. – Делегации с северного континента за содействие в инциденте обещали помощь в разработке лекарств и поставку растений, которые не приживаются в холодном климате, но в последний момент совет выставил условие… Что было дальше ты уже знаешь.

– Присоединение егерей к Страже, – кивнула Вэйдэ, но стоило собеседнику, положив ладони на стол, встать, как она снова подала голос. – Последний вопрос, мастер Верода. Что такое «синтагма»? Наставник тоже использовал это слово, но во время того урока мне было страшно что-то спрашивать…

– Это… – он запнулся, ему пришлось напрячь память. – Если я правильно помню, это устаревший термин. На языке титанидов так, кажется, обозначается военный отряд, подконтрольный определенной группе высокой расы.

– Зачем всё так усложнять? – недовольно фыркнула девочка, ответ явно не оправдал её ожиданий.

– Не ворчи, – мягко упрекнул эльф, но и его посетила схожая мысль. – Подозреваю, основатель егерей лоялист с крайними убеждениями, потому и использовал непопулярное слово.

– В память о покровителях, да?

– Скорее всего…

Отчего-то в его голосе слышалась неуверенность.

ГЛАВА 3

Несколько дней до отправления тянулись для Илу’ридана обманчиво медленно. В его сумке нашлось место только для одежды, и он успел трижды пожалеть, что не прихватил с собой хоть какую-то книгу. Умом остроухий прекрасно понимал: достаточно отыскать местную библиотеку, торговца газетами, просто слушать разговоры на людном постоялом дворе на худой конец, и проблема будет решена. Вот только утомительное путешествие в Розван и навалившиеся следом проблемы крайне некстати всколыхнули эльфийскую брезгливость. Внутри будто завязывался тугой узел от одной мысли, что ему лишний раз придётся говорить с людьми и, тем более, брать в руки их творения. Годы, проведённые в полупустой обители, давали знать о себе. Небольшой город выглядел раздражающе большим, его скучные постройки по-прежнему давили, а иногда казалось, что стены угрожающе нависают над ним, подобно отяжелевшим ветвям. Игра воображения, оправдывался эльф, но окончательно успокоится не мог, отчего вид людных улиц необъяснимо портил настроение, будто в каждом он видел врага. В таких обстоятельствах Илу’ридан находился впервые, потому терпения остроухого едва хватало на короткие визиты в транспортную гильдию.

А вот для Вэйдэ время пролетело слишком быстро. После завтрака она вместе с эльфом покидала постоялый двор и до позднего обеда гуляла по городу в одиночестве. По прибытию Розван не особо ей запомнился, словно в полу трансе девочка шла за спутником, пока не остановилась у того самого плаката и лишь тогда очнулась. Но вот на следующий день её внутренний мир буквально взорвался красками. Сперва ею двигало любопытство, но очень скоро оно превратилось в ранее незнакомый восторг. Ремесленные ряды и гончарные мастерские поразили ребёнка яркими узорами и необычными формами, подталкивая к исследованию, а главное — к вопросам. Как-то наставник пытался словами описать ей то, что считал красивым, и быстро сдался.

«Ivert’kantao, кроха, порой нужно увидеть, чтобы осознать…», — сказал тогда Рашми, оправдывая собственную неудачу в подборе метафор, но ценность его слов Вэйдэ с удивлением поняла позже, когда столкнулась с чем-то новым.

Илу’ридан, с трудом переступая через беспокойство, считал, что такие прогулки пойдут маленькой саворине на пользу. Остроухого кое-как успокаивало лишь то, что отметины на лице и легко узнаваемая мешковатая одежда станут Вэйдэ более надёжным щитом, чем его компания.

«Ей пора свыкнуться с мыслью, что теперь она сама по себе», — оправдывался эльф, провожая взглядом удаляющуюся фигурку, хотя спустя час уже мечтал, чтобы девочка снова завалила его вопросами.

Почти всё свободное время, которого стало внезапно много, Илу’ридан медитировал в «отвоёванной» комнате. Потревоженное накануне воспоминание эхом пронеслось по снам, не оставляя его даже ночью, и, будто незаживающая рана, не давало покоя, стоило только оказаться в одиночестве и тишине. Он пытался отвлечься, продумать свои дальнейшие планы, рассмотреть больше вариантов, отбросив все лишние, отвлекающие мысли, но то и дело слышал в голове обрывки фраз, невольно окунаясь в омут памяти.

«Ты опять погрузился в себя…». У неё удивительным образом не получалось долго молчать. Девушка из его воспоминаний могла звонко щебетать, увлечённо рассказывая о какой-то ерунде, но, стоило запоздать с ответом, и она так потешно надувала губы.

«Сколько ты уже не спишь?». Последствия его бессонных ночей всегда бросались ей в глаза. Казалось, что она, человек, проявляла к нему больше заботы, чем родные и друзья из числа эльфов. Это так цепляло. Даже их рабочие встречи, наполненные её обеспокоенным возмущением, грели ему сердце и жутко смущали.

«Смотри какие забавные…». Возможно, он никогда в жизни столько не улыбался, как во время того фестиваля в честь основания Освы. Тогда от нахлынувших эмоций Илу’ридан будто опьянел, нёс какую-то чушь, а она в ответ смеялась. Это было их первое свидание за год разлуки. Эльф осмелел настолько, что вытащил шпильку из причёски и протянул ей, словно цветок. Ворчание о мужском орнаменте красноречиво говорило, что девушка не знала их обычаев, но тогда принятый подарок вселял надежду.

«Не делай такое лицо…». Так прозвучали последние её слова. Короткая фраза, где туго сплелись противоречивые эмоции. В ту пору они уже некоторое время жили вместе. Человек и эльф… Естественно, их взгляды во многом расходились. Естественно, между ними случались разногласия. Ни дать, ни взять – глупые ссоры, но в такие моменты он искренне считал: несколько часов порознь помогут каждому из них успокоится, и молча уходил. Потом, когда было уже слишком поздно, окаменевшему Илу’ридану сообщили о её смерти… о неустойчивой конструкции, о роковой случайности, о том, что она скончалась в одиночестве. Сломленный, эльф почти возненавидел слова возлюбленной, которые потом будто в насмешку годами преследовали и вторили неутихающему чувству вины. В конце концов, в нём тоже что-то умерло, забрав с собой даже повседневную улыбку.

Боль в руках вернула его в реальность. Голова едва заметно кружилась, кулаки сжаты, костяшки побелели, а ногти впились в кожу ладоней. Раньше, до службы в монастыре Последнего пути, пока он колесил по Римуш такое случалось часто. Воспоминания накрывали Илу’ридана подобно лавине: то одно привидится, то другое и только последние, самое тяжёлое, никогда не менялось. «Ферандия», — порой с пониманием шептались у него за спиной, и в одном единственном слове звучало столько осуждение, что леса Ферры быстро стали для него чужими. Впрочем, иногда ему казалось, что порицание окружающих оправдано, ведь девушка оставалась для эльфа наваждением даже после смерти, превращая радостные моменты прошлого в обрывки кошмаров. Такого никак не ожидаешь от яркой любви.

Когда же Илу’ридана отправили в монастырь Последнего пути, он продолжал плыть по течению: выполнял поручения, изливал на окружающих накопившуюся за время путешествий желчь, «серел». Но именно там, в удалённой обители за разговорами с настоятелем, остроухий упрямец наконец-то смог обрести покой, всё чаще с тоской вспоминая родные леса. Правда, искренняя улыбка так и не вернулась на его лицо.

Эльф заставил себя разжать кулаки, и, глядя на покрасневшие отметины на ладонях, он чувствовал внутри болезненную пустоту, даже в мыслях царила гнетущая тишина. Наверно потому Илу’ридан смог услышать едва различимый мелодичный звон и тяжело вздохнул. Раздражение неожиданно легко вытеснило навеянные переживания. Воспоминания о покойной возлюбленной так некстати заставили его забыть главное: поездка в Вибэ – не увеселительная прогулка и даже не жест доброй воли, просто очередное задание. Последнее, зато очень важное, убеждал он себя, а компания Вэйдэ – в первую очередь удачное прикрытие, и только затем проявление заботы. Эльф на мгновение нахмурился, он постоянно напоминал себе об ответственности, но именно сейчас, будто на мгновение увидев всё со стороны, он почувствовал себя скверно. В конце концов, те, кто хранил секреты монастырей Последнего пути, порой даже в собственных глазах выглядели мерзко.

Рука Илу’ридана потянулась к небольшой коробочке в потайном кармане. Незнающим монастырская одежда казалась мешковатой и скучной, на деле же она позволяла хранить секреты от любопытных глаз. Плоский прямоугольник напоминал футляр для письменных принадлежностей. У Вэйдэ в сумке хранился такой же, с долей зависти вспомнил эльф, из тёмного дерева, украшенный резьбой в виде цветов. Прощальный подарок настоятеля нёс на себе следы времени, но старик о нём явно трепетно заботился. Футляр Илу’ридана напротив был новым, выструганным наспех, а вместо перьев и чернил хранил в себе кристаллическую пыль вперемешку с мелкими осколками, в которой покоился тот самый, извлечённый из Рашми ребристый шарик.

Маленькое открытие в своё время позволило ему вздохнуть с облегчением и увидеть новые возможности. Смесь из грубого помола необъяснимым образом поглощала всю излучаемую кристаллом магию, удобно скрывая его из поля зрения тех, кто мог смотреть на мир особым зрением, и на короткое время делая просто красивым камнем круглой формы. В день, когда выяснился этот интересный нюанс, эльф позорно запаниковал. Беспомощно мерял шагами хладную, решив, что загадочный образец подменили, и начал подозревать всех и каждого. Несколько часов он донимал монахов резкими вопросами, показывая себя с тёмной стороны и гоняясь за тенями, но, когда наконец-то вернулся в каморку, услышал мелодичный звон и нервно рассмеялся. От облегчения у него даже подкосились ноги. Позже, осмотрев образец, Илу’ридан заметил, что плохо очистил шарик от кристаллической пыли после того, как случайно уронил его в скопление осколков во время замера. В итоге за год наблюдений образец неоднократно удивлял остроухого монаха, показывая ему течение Воплощения под иным углом и заставляя сомневаться в собственных знаниях.

К его разочарованию, смесь в футляре уже поменяла свой цвет, что говорило эльфу об одном – пыль вместе с осколками переняла у образца сигнатурный след и теперь будет привлекать опасное внимание. Это раздражало Илу’ридана сильнее, почти злило. Этап «настройки», так он привык называть процесс, всегда протекал по-разному, но остроухий всё же надеялся, что у него будет в запасе ещё хотя бы пара дней. Не повезло, мелькнуло в голове, и взгляд метнулся к сумке в углу, где на такой случай хранилась запасная порция смеси.

«А вдруг не хватит?» — засомневался он, и сжимающие футляр руки затряслись.

Это была такая удобная возможность тихо обойти законы, прописанные в трибуции знаний. Илу’ридан отчаянно стремился доставить образец незаметно, будто помешался на самой идее, чтобы круглый кристалл принадлежал только эльфам. Громкое оправдание легко позволяло забыть, что двигали им куда более приземлённые цели, в которых без труда просматривались корыстные мотивы. Показать себя с лучшей стороны, выслужиться перед культом, стереть усложняющее жизнь клеймо ферандии… и окончательно забыть умершую по глупости женщину. За тридцать лет у него было достаточно времени, чтобы понять: он устал жить в тени ошибки.

К моменту, когда в замке повернулся ключ, Илу’ридан, сидя у сумки, пытался решить, что делать с отработанной смесью. Новый футляр уже хранился у него в потайном кармане, а вот прежний… Он бы мог оставить коробочку где-то в городе или незаметно разбросать содержимое, прогуливаясь с Вэйдэ, но сомнения оставляли его в шаге от окончательного решения. Эльф держал в руках не просто наполненный магией предмет, а непредсказуемый потенциал, халатное отношение к которому могло легко превратиться в проблему в будущем.

«Вы должны продумывать наперёд каждый свой шаг, каждое действие, каждое слово…» — память снова не к месту напомнила ему слова учителя, порождая беспокойство. Он уже натворил столько ошибок и опасался совершить ещё одну.

Ключ сделал два оборота, дверь с тихим скрипом приоткрылась и в комнату заглянула саворина, явно выискивая спутника глазами.

— Что-то произошло? – устало подал голос эльф. Вэйдэ вздрогнула от неожиданности, но затем улыбнулась и проскользнула внутрь.

— Мастер Верода, вы же говорили, что мы пробудем в городе два дня, так?

— Верно, говорил, — протянул остроухий, поднимаясь на ноги, так он чувствовал себя увереннее.

Но вопрос ребёнка оттеснил его переживания на второй план. Он настораживал, как, впрочем, настораживал и вид Вэйдэ. Привычки твердили ему — резкие перемены редко случаются во благо. В тот момент она показалась Илу’ридану необычайно яркой, ни дать ни взять простая восторженная девочка-подросток, с горящими глазами и чуть смущённой улыбкой.

— Мне сегодня показали гончарный цех, а завтра обещали отвести в стеклодувную мастерскую, — призналась саворина и отвела взгляд, будто стыдилась собственного любопытства.

— Стеклодувную? – удивлённо переспросил эльф. Футляр в руке будто бы потеплел. – Видимо, времена меняются, раньше Розван славился только керамикой.

— Старший мастер местного отделения объединённой ремесленной гильдии, — на одном дыхании выпалила девочка и невольно хихикнула, вспоминая их недавний разговор, — упомянул, что по прихоти одного авторитетного человека сюда перенесли часть производства, — саворине будто надоело стоять у двери, она пересекла скудное пространство комнаты и села на край кровати.

— Ну надо же… — по привычке в особой манере произнёс эльф, провоцируя собеседника на откровенность. – И что там делают?

— Пока что ничего, — с некоторым разочарованием призналась Вэйдэ. – Но собираются создавать бутылки… а еще флаконы! — мысли Илу’ридана зацепились именно за эти слова ребёнка, и план решения нежданной проблемы начал формироваться. — Сейчас подмастерье только обучают, а мне дадут посмотреть за процессом. К слову, наставники как раз живут на этом постоялом дворе, потому здесь так шумно.

— Всё это тебе старший мастер рассказал?

— Да, — кивнула девочка. – Я встретила его у торговых рядов, когда донимала торговца вопросами о красках.

— И затем он показал тебе гончарный цех? – уточнил эльф. Его невольно восхитило, как много ребёнок без должного обучения узнал за пол дня.

— Да! – неожиданно радостно ответила Вэйдэ и он даже вздрогнул. – Простите, там было очень интересно. В двух словах и не расскажешь… По правде говоря, не ожидала, что он меня туда отведёт. Но старший мастер оказался так похож на настоятеля, та же походка, те же морщины, разве что борода короче. Я с ним говорила как с мастером Тенвиаром и в итоге почти всё время только слушала.

— Хочешь сказать, что будь он похож на мастера Вендроша, к примеру, ты вела бы себя по-другому? – удивился Илу’ридан, эльф откровенно не ожидал от маленькой саворины подобной гибкости.

— Да, наверно… — неуверенно призналась девочка, опустив взгляд. – Надо ведь общаться на одной волне, так?

В два шага отлипший от стены остроухий оказался рядом с ребёнком. Вэйдэ вскинула голову, в глазах отразилась смесь удивления и страха, отчего неприятное чувство ещё одним узлом завязалось где-то в груди. Возможно, будь они с ней одного вида, хоть немного близки по крови, его, как и старого настоятеля, тоже терзали сожаления.

«Жалко отправлять её в Скользящую академию», — неоднократно ворчал старик.

— Молодец, — неожиданно тепло произнёс эльф и потрепал девочку по волосам. – О завтрашнем дне не переживай, он весь в твоём распоряжении. А заодно передай старшему мастеру от нас маленький подарок, — Илу’ридан протянул саворине футляр. – На развитие Розвана, образно говоря. Если полностью измельчить и добавлять понемногу, получатся уникальные бутылки.

Он ей врал. Эльф и близко не представлял, каковы могут быть последствия, просто обманывая собеседницу красивыми словами. К сожалению, именно так выглядела его забота о Вэйдэ, лишний раз оттеняя эльфийский эгоизм. Ложь во благо, всё ради покоя в её душе, убеждал себя он. Но, где-то в темноте за высокопарными оправданиями, Илу’ридан рассчитывал на худший исход. Взрыв, магический разрыв, аннигиляция материи – в теории возможен любой вариант. Не важно насколько ужасной будет трагедия, главное, чтобы мастерская исчезла вместе со следами его авантюры.

ГЛАВА 4

Казалось, он что-то упустил. Тревожное давящее чувство, которое Илу’ридан легкомысленно приписал воображению, не отпускало даже когда ремесленный городок остался далеко позади. Подобно надоедливому насекомому, оно будто путешествовало вместе с эльфом. Только теперь вместо душной архитектуры был комфортный, пусть и тесный рейсовый экипаж, а раздражающие людные улицы сменились ворчащими по любому поводу пассажирами. Однако разум упрямо твердил, что от его внимания ускользает какая-то деталь, возможно, несущественная мелочь, зато заставляющая искать источник беспокойства.

Первый день Илу’ридан и правда присматривался к прочим путешественникам, с которыми эльфа свела дорога. Но пролетел час, за ним другой, затем еще несколько. Не происходило ничего подозрительного, что хоть как-то отличалось от его воспоминаний о длительных путешествиях. Едва заметно покачивающийся экипаж, скучные лица, тоскливая тишина, разбавляемая лишь тихими перешептываниями, всхрапами и шелестом страниц. Незадолго до вечернего привала он окончательно свыкся с мыслью, что стал заложником обстоятельств и домыслов, чувствуя себя едва ли не последним глупцом.

А затем, выбираясь вместе с пассажирами под открытое небо, эльф пересёкся с ним. На вид парню было едва за двадцать, резкий порыв ветра скинул с его головы капюшон белой куртки, открывая любопытным бледное лицо, растрёпанные каштановые волосы и по-особому алые глаза. Редкий красивый цвет, сказали бы одни, молодые и неопытные, но последователи культа леса всегда знали больше, и, встретившись с парнем взглядом, Илу’ридан испытал почти тошнотворное отвращение.

Обучаясь в одной из Рощ, ему вместе с остальными учениками всегда напоминали, что демонология, некромантия и гемомантия худшие направления магии. «Помните: любопытство и благие намерения ходят бок о бок с одержимостью», — неизменно любил заканчивать наставник, рассказывая о них.

— Ты слышал? — в те времена Илу’ридан заканчивал учёбу и был завален работой.

— Конечно, нет, — с нескрываемым раздражением ответил он, отвлекаясь от записей. — Как я могу здесь хоть что-то слышать?

Собеседник, такой же аюрнай, сел вполоборота на край низкого библиотечного стола. Довольное лицо красноречиво говорило о том, что его распирало от желания поделиться последними новостями, и, меж тем, лишний раз напоминало: эльфы любили слухи больше остальных низких раз, просто умели держать лицо при посторонних. Илу’ридан и сам находился в том возрасте, когда любые новости вызывали интерес и был рад ненадолго отвлечься от навязанной учёбой работы, от объёма которой хотелось взвыть.

— Нашли ещё одну копию «Сангуинологии»! — взволнованно сообщил ему эльф. — На этот раз третьего тома!

— Редкая находка, — признал Илу’ридан, откинувшись на спинку дайцу*. В охоте за книгами по магии крови первый том «Сангуинологии» и правда отыскивали чаще, чем второй и, тем более, третий. — А самого мага так и не нашли?

— До сих пор нет, — теперь в голосе собеседника слышалось усталое разочарование. — С другой стороны, Терраси;дис Ран-Дан или хорошо скрывается уже больше десятилетия, или давно где-нибудь умер. Вряд ли этого человека вообще отыщут… — и вдруг эльф снова оживился. — Кстати! Пока ты украшал библиотеку своим присутствием, я от наставников слышал, что триединый совет собирается проклясть автора «Сангуинологии» его же проклятием. В назидание остальным.

— Ты же сам сказал, что его не нашли, а без тела или капли крови это невозможно, — возмутился Илу’ридан, будто его обманывали.

— Поэтому собираются проклясть всю родословную через прямых родственников, — и затем собеседник зловеще добавил. — У мага остались дети.

— Чтобы показать: наказаны будут не только практикующие гемомантию? — догадался Илу’ридан, этическая сторона новости его интересовала мало. Молчаливый кивок стал ему ответом. — Сомневаюсь, что такие меры хоть на что-то повлияют…

Во времена учёбы он действительно не видел острой нужды в подобном запугивании, разделяя с наставником мнение, что переступившие черту уже никогда не вернуться. Но, к своему удивлению, эльф ошибался. Илу’ридан не догадывался насколько родословная Ран обширна. По-особому алые глаза появились по всей планете и в первые годы после исполнения приговора стали символом порицания, отчего даже уважаемые люди были вынуждены скрываться. Назидательный пример и правда одних сделал более осторожными, а других — и вовсе отвадил от гемомантии.

Но время неумолимо шло, столетие без громких напоминаний постепенно стёрло из памяти людей и гномов суд над родословной Ран, оставив лишь упоминания на страницах книг по истории и в учениях эльфов из культа леса. Наверно потому никого из пассажиров не заботило, что они путешествуют вместе с потомком «знаменитого» преступника. И только Илу’ридану было сложно смириться с присутствием такого человека. При виде парня в нём будто с новой силой закипала смесь из навязанных воспитанием взглядов и почти детской обиды. В годы обучения наставник, который стал ему как второй отец, часто срывался лично посмотреть на результаты очередного «интересного случая». Илу’ридан искренне считал, что эти поездки лишь отнимали их время и попросту испортили эльфу юность.

Остаток пути в Вибэ он то и дело отыскивал взглядом белый капюшон. Незнакомец, невольно ставший раздражающим фактором, будто приковывал к себе внимание остроухого, и тот перестал думать о странностях и накручивать себя. Всё же порой Илу’ридан понимал, что ведёт себя чересчур назойливо и тогда тихо просил у Вэйдэ что-нибудь полистать. В такие моменты девочка казалась дальновиднее его самого. Её небольшую сумку распирали книги, забранные савориной из монастыря, и кожаная папка с исписанными листами, будто последнее доказательство их с Рашми связи. Так он узнал, что безымянный том в потрёпанной обложке, который Вэйдэ безуспешно пыталась читать в почтовом экипаже, оказался чем-то средним между личным дневником и рукописным сборником стихов. Впрочем, даты и короткие записи ничего не говорили Илу’ридану, куда сильнее его заинтересовали рифмованные строки.

— Не знал, что он увлекался поэзией, — тихо прокомментировал эльф, неспешно пролистывая страницы.

— Я тоже не знала, хотя провела с ним много времени, — также тихо призналась девочка.

Илу’ридан бездумно пролистал книгу до белых страниц, невольно отмечая, что за время жизни в монастыре Последнего пути покойный саворин почти не писал стихов, изливая на бумагу сперва страхи, затем приправленное недоверием удивление, а после сухо описывал, как ухудшалось его состояние, будто наблюдал за экспериментом. Последние записи были особенно тяжелы, но именно в них Рашми детально расписывал свои сны. Внезапно эльф поймал себя на мысли, что дневник ученого отлично дополнит его будущий отчёт о наблюдениях за образцом.

— С моей стороны будет обременительно, если я попрошу отдать эту книгу? — уточнил Илу’ридан, ему не хотелось нагло отнимать у ребёнка память о наставнике.

— И не надейтесь! Она моя, — твёрдо отказала Вэйдэ, но добавила. — Интересующие отрывки вы можете просто переписать. Времени у нас много.

— Надо же, — одобрительно произнёс эльф, — пришло и твоё время раздавать дельные советы.

Он подмигнул покрасневшей от смущения девочке, а кто-то из пассажиров раздраженно шикнул.

На следующий день в руках Илу’ридана оказалась уже папка с записями. Он сразу её вспомнил: толстая потёртая кожа с оттиском Скользящей академии, плавно переходящий в простой геометрический узор, растянутые и местами подштопанные внутренние карманы. Напоминающая оторванную от книги обложку, она, тем не менее, навевала воспоминания. Папка осталась в монастыре после осиротевшего саворина и досталась Вэйдэ в те времена, когда девочку начали обучать грамоте, став для неё скорее трофеем, чем знаком поощрения. В более ранние годы Вэйдэ часто проявляла бунтарский характер и капризничала, как самый обычный ребёнок, что сбивало с толку монахов, привыкших думать о связанных тандемом иначе. Она не особо стремилась учиться, хотя и любила слушать, как сплетничают монахи, и заставить её просто начать получилось только после угроз.

«Драконам не нужны чистые листы. Они считают, что во всём важен узор, — без особой надежды сказал он девочке, которая дулась на старших в монастырском саду. — Но знаешь, чистые листы горят быстро и без сожалений, потому что на них ничего нет».

К его удивлению, именно эти слова, а не уговоры монахов, возымели успех, приятно теша эльфийское самолюбие. Впрочем, ужасный почерк и потом отражал нежелание Вэйдэ тратить время на учёбу. По крайней мере Илу’ридан всё так помнил, но исписанные страницы буквально кричали ему об обратном, особенно мелкая ровная вязь. Будто писал кто-то другой.

— Скажи-ка мне, — обратился эльф к саворине, глядя на листы, — мастер Вендрош делал для тебя какие-нибудь записи?

— Только карточки с простыми символами скользящего диалекта, чтобы показать как формируются сложные, — зевнула девочка, она как раз собиралась поспать, пока её единственное развлечение находилось в чужих руках.

— И он не критиковал твой почерк? — осторожно уточнил Илу’ридан, полагая, что учёный сразу бы подметил сходство между тем, как писал он и его ученица.

— С чего бы? — удивилась собеседница. — Наставник в мои конспекты никогда не заглядывал.

Маленькое признание стало для остроухого открытием и загадкой без очевидного ответа. Илу’ридан хорошо знал, что с практикой стиль письма менялся, порой до неузнаваемости, вот только до уроков со странным гостем все в монастыре знали, что у Вэйдэ не было никакой практики. Тогда почему же в исписанных ею листах буквально чувствовалась рука Рашми?

Он с трудом оторвался от содержимого папки и посмотрел на пассажиров, то ли в поисках ответов, то ли в попытке отвлечься. Взгляд отыскал белый капюшон и… эльф, словно по щелчку пальцев, успокоился. Не нужно зацикливаться на маловажном, напомнил себе Илу’ридан словами наставника. Верно, у него хватает хлопот, о загадочных совпадениях он подумает потом.

Вибэ встретил их остатками утреннего тумана. Спустя два часа после рассвета рейсовый экипаж въехал в накрытую плотной дымкой долину в низине между двух гор, где ещё в годы позднего расселения неудачно заложили крошечное поселение в несколько домов, которое стало полноценным городом только после того, как драконы выбрали один из хребтов, чтобы построить Скользящую академию. И пусть Вибэ выглядел меньше Розвана, в нём проживало больше населения. Рассказывая подобные мелочи, Илу’ридан терпеливо пытался хоть немного насытить любопытство собеседницы, но стоило ему ответить на один вопрос, как тут же она задавала новый. Девочку будто бы снова интересовал каждый пустяк. Последний час пути Вэйдэ не отлипала от окна, настолько плотный туман ей видеть не доводилось. Вычурная архитектура города тоже оказалась в новинку, как и стиль одежды идущих навстречу людей. На глаза попадалось столько интересных мелочей, что молчание для девочки становилось мучительным. На первые вопросы Илу’ридан ответил не задумываясь, провожая взглядом удаляющуюся фигуру в белой куртке, а дальше маленькую саворину уже сложно было остановить. Но эльф оказался по-своему рад такому исходу. Он нервничал перед встречей с наставником, а разговоры помогали отвлечься.

— … Только транспортная гильдия? — не поверила Вэйдэ, заглядываясь на яркие вывески небольших кафе, ставших достопримечательностью главной улицы. — Но здесь же так людно!

По пути к Скользящей академии им и правда встречалось много прохожих. Раннее утро рабочего дня: одни куда-то торопились, другие шли неспешно, зато ели на ходу, а в воздухе соблазнительно пахло горячими напитками и свежей выпечкой.

— Тем не менее, это правда, — пожал плечами эльф. — В Вибэ действует исключительно объединённая транспортная гильдия. Все остальные — частные лавочки, обслуживающие академию, а также издательство «Вельви;чия». Оно, к слову, входит в пятёрку самых крупных издательств планеты.

— Издательство? Тут? — не унималась Вэйдэ.

— А чему ты так удивляешься? — усмехнулся Илу’ридан. — Ведь мастер Вендрош уже рассказал тебе об одной особенности академии.

На несколько мгновений саворина и правда замолчала, пытаясь вспомнить детали.

— Книги, Вэйдэ, — подсказал эльф.

— Самое большое собрание художественной литературы! — громко воскликнула она, и случайные прохожие начали неодобрительно посматривать на их компанию. — Книг и правда настолько много?

— Просто огромная библиотека, даже ты оценишь, — Илу’ридан невольно вспомнил, как в один из прошлых визитов в академию со смесью ужаса и восхищения задирал голову чтобы оценить масштабы.

— Со всем уважением, мастер Верода, это обидно прозвучало, — недовольно фыркнула Вэйдэ.

— Скажу тебе больше, — игнорируя возмущение собеседницы, продолжил эльф, — собирать коллекцию начали исключительно по прихоти ректора академии. А ещё говорят, он любит писать рецензии…

Ещё некоторое время они говорили о всякой ерунде, что попадалась девочке на глаза. Илу’ридан даже не заметил, как начал давать советы: какое кафе в Вибэ стоит посетить, добавляя оговорку «по крайней мере двадцать лет назад мне понравились их булочки», на что нужно обращать внимание в местных магазинах, а главное — не принимать местное раболепие как нечто искреннее и не злоупотреблять им. В прошлом ему доводилось видеть насколько превосходство в виде отметин на лице портило саворинов.

Когда же они подошли к широкой каменной лестнице, что змеёй извивалась по склону вверх, эльф вспомнил день отбытия из монастыря. Момент и правда оказался чем-то похожим. Он ведь стоял тогда рядом с ребёнком и слышал почти все прощальные напутствия, которые звучали в точности как его советы. От осознания близкой разлуки на плечи будто взвалили камень. Эльфийские шаги стали заметно тяжелее и медленнее, а в ответах уже не было прежней искренности, трусливо оправдываясь короткой фразой: «Прости, я не знаю». На волне любопытства Вэйдэ не сразу уловила упавшее настроение спутника, половину пути она ещё весело щебетала, а вторую — уже напряжённо молчала, будто готовилась к расставанию.

Наставник как-то сказал Илу’ридану, что Скользящая академия была очень похожа на небольшой человеческий замок, какие возводили люди на родной планете. Эльф без колебаний принял его слова на веру, хотя за годы путешествий ни разу не видел под небом Делиш Ден чего-то подобного. Но каждый раз, когда ему приходилось навещать наставника после принятия должности заместителя ректора, он испытывал странное восхищение. Странное — потому что после изящной эльфийской архитектуры грубая кладка должна была бы отталкивать, вот только скупые плавные акценты то и дело приковывали внимание, заставляя находить красоту в несовершенстве.

Миновав массивные ворота, Илу’ридан остановился. Вид мрачных башен на фоне блекло-лазурного неба оставался неизменным каждый его визит. Правда в то утро постоянство академии совершенно не радовало эльфа. Краем глаза он заметил спешащую к прибывшим фигуру и резко повернулся к Вэйдэ, именно в тот момент, когда она собиралась что-то сказать.

— Я пробуду в академии несколько дней, — сообщил Илу’ридан саворине и добавил. — Но перед уездом я обязательно с тобой попрощаюсь.

Так и закончилось их маленькое путешествие, без лишних слов и эмоций. Девочка напоследок ему улыбнулась, а он направился к главному входу. До кабинета заместителя ректора его вели путанные и пустые коридоры. Слишком пустые, что неоднократно бросалось в глаза эльфа. Наставник только разводил руками, но однажды заметил: «Драконы подобно детям любят громкие названия. Саворинов здесь никогда не набиралось больше пятидесяти, поэтому это место скорее школа, а вовсе не академия. Вот только их не переубедишь, они удивительно упрямы в отношении того, что считают красивым...».

Наставник Илу’ридана принял назначение после крупного инцидента в эльфийских кругах, в который оказался косвенно втянут, подорвав к себе доверие. Примерно в то же время начались первые кражи осколков. Редко навещающего ученика он уверял, что всем доволен, но разве грубо сложенная громадина в центральной части Римуш может сравниться с мирными лесами Ферры?

Илу’ридан постучал в дверь с резной табличкой и, не ожидая ответа, зашёл в просторную комнату с единственным большим окном. Из него был отлично виден внутренний двор, а значит хозяин кабинета уже знал, что в академию прибыли гости.

— Si gan’te, Касси’амин, — прозвучало со стороны. — Подожди немного, я приготовлю чай. Не ожидал, что ты прибудешь так рано.

— Наставник, — без приветствия начал Илу’ридан, закрыв дверь на замок, — нам нужно поговорить.

Из-за ширмы, что отделяла пространство кабинета от маленькой импровизированной кухни, вышел эльф в просторных светлых одеждах, такие же светлые волосы завязаны в хвост и только тёмно-синий таббат нелепо выбивался из благочестивого образа. Наставник не стал донимать ученика вопросами, лишь неспешно прошёл вглубь комнаты. С его губ сорвалось слово-переход и голубые глаза на мгновение вспыхнули. На ходу эльф сложил ладони домиком, будто удерживал бабочку, и только остановившись произнёс слово-ключ и быстро развёл руками. По кабинету понеслись золотистые огоньки, подобно растревоженным светлячкам, которые ударяясь о предметы, мебель и стены тут же гасли. Илу’ридану нравилось наблюдать заклинание полога тишины в исполнении наставника. Изящное и красивое, благодаря попыткам повторить магию также эффектно, эльф довёл заклинание до уровня рефлексов, пусть оно так и осталось абсолютно не зрелищным.

— Итак, Касси’амин, рассказывай, — дружелюбно произнёс наставник, устроившись на полукруглом диване. — Ты слишком серьёзен для того, чья служба в монастыре Последнего пути подошла к концу… — и жестом пригласил сесть напротив.

За пролетевшие годы интерьер кабинета не менялся даже в мелочах. Всё: от стеллажей с книгами до абсурдно громоздкого письменного стола, были изготовлены в человеческом стиле, с претензией на какую-то элегантность и непременно на высоких ножках. Особенно в глаза бросались два полукруглых дивана и овальный столик между ними. Именно на него Илу’ридан поставил извлечённый из потайного кармана футляр. Только затем, следуя приглашению, он сел и с удовольствием вытянул отяжелевшие после долгого подъёма ноги.

— Что это? — спросил эльф. Пока маленький деревянный предмет не вызывал у него никакого интереса.

— Следствие исследовательского инцидента в алой пустыне Товаруна, — ответил Илу’ридан, и в глазах наставника что-то изменилось.

Он не специально подобрал такие слова, но слишком поздно понял, что дал повод подумать совершенно о другом. Почти два года назад в центре области с красными песками раскрылся огромный улей, а исследовательский лагерь, в котором работали Рашми и его дракон, стал первой добычей обитающих там тварей. Впрочем, драконы стали следующими, получив в лице огромных насекомых первых врагов. Илу’ридан знал о трагедии и её последствиях исключительно с чужих слов, и порой радовался, что детали обошли его стороной. Страшное событие осталось для общественности уникальной формы аномалией Воплощения. А вот для эльфов, напротив, оно было чем-то большим, потенциально полезным и невероятно опасным. Потому что в отличие от других низких рас они помнили: улей раскрылся там, где раньше находился Иллакеш.

Мысли заместителя ректора действительно потянулись именно в этом направлении. Он попросту не мог думать о чём-то другом, хотя и понимал, что ученик был не способен пролить больше света на исследовательский инцидент, ведь находился на другом конце света. Понимал и другое: только спасённый саворин связывал алую пустыню и монастырь на западном побережье. Наверно потому, его переполняло ожидание чего-то особенного, и, когда он открыл футляр, едва смог сдержать эмоции.

— Какое разочарование, Касси’амин, — сухо протянул эльф, извлекая ребристый шарик. Минуту он крутил его в пальцах, присматриваясь, но быстро потерял интерес и положил обратно.

— Этот кристалл я извлёк из Рашми Вендроша «Серого»… — начал Илу’ридан, пропустив упрёк мимо ушей.

Около часа он рассказывал наставнику о жизни странного саворина в монастыре Последнего пути. За пять месяцев наблюдение за учёным стало единственным «развлечением» эльфа в те мирные дни, когда в обители не было других гостей. Во сколько появлялся по утрам в трапезной и когда уходил спать. О чём говорил с монахами и что в их разговорах его заинтересовало. Что рассказывал Вэйдэ и чем занимался в одиночестве. Об ухудшающемся состоянии и о визите в хладную. И, конечно же, о смерти саворина. Наставник задал лишь пару уточняющих вопросов пока делал чай, но остальное время был необычно тих.

— … Состояние его органов напомнило мне ваши рассказы о Хрустальной лихорадке, — закончил Илу’ридан.

— Где органы сейчас? — спросил эльф, в голосе звучала тревога.

— Я отправил их вместе с кровью в Дубовую Рощу спустя пять дней после смерти.

Наставник будто бы облегчённо выдохнул и на мгновение на его лице промелькнула досада. Ему никто не сообщил, понял Илу’ридан, чувствуя и за собой часть вины. Он бы мог написать ему пару слов, шифром обрисовать необычную ситуацию, как в своё время сообщил о странном долгожителе в монастыре, но не рискнул. На языке словно появился кислый привкус. Эльф перед ним тоже жил в тени ошибки. Изоляция от дел культа стала им обоим наказанием.

— Вместе с органами я отправил отчёт с заключением: саворин умер от отравления магией. Но, из опасений, не стал упоминать, что причиной смерти стал этот кристалл.

— А по нему и не скажешь… — начал было эльф и в следующее мгновение образец вместе со смесью мелодично зазвенел. Наставник вздрогнул и бросил взгляд на спокойного ученика. — Это маскировка? — предположил он. Молчаливый кивок был ему ответом. — Находчиво.

— Не совсем, — не согласился Илу’ридан.

Рассказ о кристалле ожидаемо занял больше времени. Термины, обозначения, мерные градации — он как будто говорил на другом языке, но в то же время чувствовал себя свободно без душащей необходимости подбирать простые слова. В последний раз так непринуждённо Илу’ридан говорил только с Рашми… Мысли то и дело тянулись к покойному учёному, к некоторым его словам о спорных научных теориях, словно бы скучал по другу. Сравнение оказалось подобно удару. Они ведь едва были знакомы, какая дружба?! От удивления Илу’ридан запнулся и замолчал, что наставник расценил по-своему.

— Ты устал, — мягко произнёс эльф. — Отдохни. Прогуляйся по академии, соберись с мыслями. Отчёты можно начать писать и завтра.

— Отчёты? — непонимающе переспросил Илу’ридан. — Вам нужно несколько?

— О саворине — отдельный…

* * *

(тем же днём)

Когда кабинет опустел, он долго стоял у окна, наблюдая как оживилась академия. Мирная картина. Он не врал ученику, жизнь среди подрастающих саворинов его вполне устраивала. Вот только своим появлением Касси’амин привнёс сумбур в мерное течение жизни эльфа. Голова шумела от вариантов, одни планы сменялись другими, всё сильнее мрачнея. Отданный ему маленький ребристый шарик стал для эльфа жутким искушением. Вернуться обратно в леса Ферры, как можно сомневаться? Вот только билет обратно был только для кого-то одного. Кого-то способного грамотно преподнести находку. В тот момент, глядя на занимающимися своими делами детей, в нём столкнулись амбиции и ответственность, и никак не получалось принять решение.

Как только начались дневные уроки, внутренний двор опустел. Взгляд эльфа перетёк на убранство кабинета. Мебель в человеческом стиле будто лишний раз напоминала, что академия для него не более чем ссылка, отчего горло сжимала обида. Он столько отдал культу леса, но… Все должны отвечать за ошибки. Они с Касси’амином не исключения.

Эльф быстрым шагом пересёк кабинет. На одной из полок стеллажей в окружении книг на подставке находился прозрачный шар. Предмет был размером с ладонь, из очищенной смолы с затемнённой синим пигментом сердцевиной. «Красивая безделушка для одних, средство связи для других?», — с долей недоверия поинтересовался он, когда разработка вошла в обиход. При изготовлении шаров в краску примешивали мелко истолчённые осколки, что оставались после саворинов, но эльфов мало заботили подобные детали. Успешный результат позволял быстро успокоить совесть и не замечать неудобные нюансы.

С шаром в руках он дошёл до дивана, удобно устроился и прикрыл глаза. Эльф представил лицо другого ученика, у которого подолгу службы имелось украшение из окрашенной смолы. Слишком слабое, чтобы с кем-то связаться, зато достаточно мощное чтобы «принять сигнал», как бы выразились титаниды.

«Мастер?», — без приветствия произнёс ученик. Его лицо перед внутренним взглядом эльфа стало объёмным, налилось цветом, обрело мимику. Одним словом — ожило.

«Меня навестил Касси’амин. Ты нужен здесь, в академии».

«Мастер, а вы уверены?», — в голосе звучало сомнение, лицо хмурилось.

Лояльность поражённого ферандией Касси’амина давно ставилась под вопрос, но до этого дня наставник всегда его защищал. Его второй ученик, напротив, находился на хорошем счету, пусть и выполнял для культа леса самую грязную работу. Впрочем, убивать собратьев ему по-прежнему было тяжело. Именно потому он донимал наставника вопросом, будто просил разрешения. К счастью, оправдание даже не пришлось придумывать.

«Я уже много раз давал ему второй шанс. Жаль признавать, но для нас он потерян...».

Эльф и правда спросил Касси’амина о дальнейших планах. В конце концов, тот не мог гостить у наставника вечность. Вот только ответ сильно расстроил заместителя ректора, и пришлось приложить много усилий, чтобы скрыть разочарование.

«Для начала отправлюсь в Кардию. Хочу посетить могилу...».

Кто бы мог подумать, что такими словами он подпишет себе приговор.

* * *

(спустя четыре дня)

— Нам действительно нужно было наблюдать за этим фарсом? — сухо прокомментировал Бэнуа, словно не видел зрелища скучнее, чем убийство одного эльфа другим.

Парень стоял в стороне от неприглядной картины — лежащего в луже крови тела в легко узнаваемой мешковатой одежде с торчащей из спины рукоятью. Он не испытывал к мертвецу никакого сочувствия. Убийства с юношеских лет не находили в нём никакого отклика. Но мастер-егерь, проживающий и работающий в Вибэ последние полтора года, будто что-то знал. Оттягивая их отбытие всяческими отговорками и въедливыми расспросами о последнем задании, он неожиданно попросил Бэнуа выследить в городе бывшего монаха, чем сильно удивил парня. И вот они стали свидетелями развернувшейся скучнейшей драмы, беспристрастно ожидая её окончания.

— Неужели у тебя всё же возникло желание его защитить? — хмыкнул эльф, осматривая тело в переулке на окраине Вибэ. Отделение объединённой транспортной гильдии находилось всего через пару домов от места убийства, переулком часто пользовались и тело непременно нашли бы спустя час или два.

— Конечно, нет, мастер. Он же из культа леса, — в голосе парня не читались эмоции, отчего эльф привык их додумывать. Этим словам подошло бы сдержанное возмущение.

— Я тоже юванай, если не забыл, — как бы между прочим заметил он и без труда извлёк воткнутый в спину мертвеца кинжал. Реплика ритуального оружия тен-юдэн. Даже не самая достоверная. Эльф понимающе хмыкнул: убийство пытались показать как результат не утихающего конфликта между культами. Такое и расследовать не станут, никто не узнает, что бывшего монаха убили свои же. Слишком узнаваемый метод.

— Не сравнивайте, вы — мастер-егерь, — тем временем опровергнул Бэнуа, — а они постоянно мешают синтагме.

— К слову, — протянул эльф, переворачивая тело, — ты же путешествовал вместе с ним. Есть, что сказать?

Незнакомое лицо, застывшее выражение болезненного удивления, в уголках губ потёки крови. Рука мертвеца вцепилась в ткань одежды на груди. Никаких ранений, он словно сжимал что-то важное.

— Хорошая интуиция… — начал было Бэнуа, но быстро поправил себя. — Была хорошая. А полевые навыки — дрянь. Его явно готовили для другого.

— Вот как… — протянул эльф.

Пальцы нащупали за воротом таббата покойного застёжку цепочки. Немного усилий и в его ладонь лёг массивный медальон в характерном для гномов грубом исполнении с алым цветком в орнаменте. На несколько вдохов окружающий мир перестал существовать для эльфа. В далёком прошлом ему уже доводилось видеть это украшение, разве что чуть более потёртым. Оно всколыхнуло воспоминания, словно в только ему понятной манере напоминая о цели долгого ожидания. На самом деле в переулок эльфа привела короткая просьба: «… он владеет тем, что важно для нас обоих, и для каждого по отдельности...». Когда он открыл медальон сердце бешено колотилось, но вместо грубо нацарапанной фразы увидел красно-синий осколок. И он наконец-то кое-что понял.

— Бэнуа, — эльф встал на ноги и повернулся к спутнику в пол оборота, — у меня есть для тебя задание.

— А вот у меня плохие предчувствия… — «проворчал» тот.

— Забери его тело в Вотэрим. Я открою тебе портал.

— Но… — попытался возразить парень, только эльф его будто не слушал.

— Пусть подготовят ритуал. Я закончу здесь и проведу его сам.

— Мастер, прошу, одумайтесь, — сухо попросил Бэнуа, будто в попытке в последний раз вразумить.

— Подумай сам, как это будет забавно, — эльф снова взглянул на медальон. — Последователи культа леса из кожи вон лезут, пытаясь внедрить к нам своих шпионов. Пусть думают, что у них наконец-то получилось.

Главное напоследок убедить местные власти, что эльф выжил после покушения благодаря егерям…

* * *

(два месяца спустя)

«Все дороги ведут в Кардию», — с иронией говорили ему, рассказывая о Римуш. Говорили и другое, но уже позже, когда он покинул Ферру: что монастыри Последнего пути переняли у Стражи триединого совета нравственное правило хоронить своих в одном конкретном месте. Где бы не умерли носящие отличительные шевроны, их останки обязательно найдут и привезут в Кардию, чтобы похоронить на памятном кладбище.

Солнце неминуемо клонилось к закату, создавая атмосферу для последнего прощания. Илу’ридан стоял у могильного камня, который, будто крепко обнимая, оплело цепкое растение, отчего между листьями и белыми цветами едва читалось: «Шуэ...». У неё же оставались родные, неприятно удивился он, почему о её могиле никто не заботиться? Даже эльфы расчищали места захоронения, чтя память ушедших. Наверно, он должен был разозлиться, но так и не смог. Его чувства и эмоции будто притупились и только высеченное на камне имя вызывало тоску.

К моменту, когда он беспощадно избавился от растения, за спиной раздались шаги, а вместе с ними пришло необъяснимое понимание приближения чего-то знакомого, почти родного. Ему даже не пришлось оборачиваться, чтобы увидеть: к нему подходил егерь. От этой мысли становилось удивительно спокойно, тоска по возлюбленной притупилась, став похожей на ноющую боль от шрамов. В культе леса он не испытывал ничего и близко похожего.

Егерь молча сел рядом. Со звонким «чпок!» он ловким движением откупорил принесённую с собой пузатую бутылку и, сделав глоток, также молча протянул её эльфу. Некоторое время Илу’ридан крутил в руках сосуд, а затем, будто решившись, наконец-то сделал глоток, но едва ли почувствовал вкус, разве что ягодный аромат узнал. Остатки вина он вылил на землю перед могилой, оставив опустевшую бутылку у камня.

— Когда я сделал ей предложение, то был уверен, что со всем справлюсь, — признался Илу’ридан егерю, хотя и не ожидал от него ответных слов. — Что смогу порвать с культом и создать семью. Вот только между нами словно существовала стена из различных взглядов. В конце концов, людей и эльфов учат разному, — в прошлом он часто цеплялся за это оправдание, сейчас же оно перестало казаться правильным. — Попытки преодолеть стену превращались в ссоры. В такие моменты я бросал её, позволяя нам обоим успокоиться в одиночестве… — эльф невесело рассмеялся. — Всегда собранная, она даже на похоронах друзей слезы не проронила. Но когда я возвращался, она начинала реветь, жалобно звала по имени, извинялась. А я… я чувствовал себя монстром.

Он ненадолго замолчал. Память, будто мучая, услужливо воскресила её слова: «Дан-Дан, прости… — всхлипывала девушка, чьё лицо по-прежнему оставалось размытым. — Я была не права, Дан-Дан… Не знаю, что на меня нашло… прости...».

— У меня едва хватало сил, чтобы поднять её меч, — продолжал Илу’ридан, — но после каждой ссоры я доводил её до такого жалкого состояния, что от собственного отражения становилось мерзко. Письма наставнику были моей единственной отдушиной…

— И часто вы ссорились? — неожиданно подал голос егерь, Илу’ридан даже вздрогнул от неожиданности.

Неожиданный порыв ветра разметал буквально белоснежные волосы собеседника эльфа и тот, недовольно ворча, завязал их в небрежный хвост.

«Его потому называют Белым волком?», — подумал Илу’ридан, но вслух сказал другое.

— Незадолго до её гибели, я уже по привычке гадал: какая мелочь в следующий раз взбесит кого-то из нас? Эти дурацкие глупости украли у нас столько времени. В день, когда мне сообщили о несчастном случае, я собирался извиниться первым…

— Несчастный случай… — хмыкнул егерь, — как удобно.

— Что..? — удивился эльф. У него будто не было желания ни спорить, ни заканчивать фразу, но сама мысль, что смерть возлюбленной — холодный расчёт тех, кому он доверял всю жизнь, казалось отвратительной. В то же время, она казалась такой логичной, ведь наставник презирал само явление ферандии.

«Тебя же предупреждали, Касси’амин...», — внезапно всплыли в памяти слова его убийцы.

— Я почти уверен, что свидетелей не было, что кто-то тебе знакомый быстро оказался рядом. Возможно, подкинул совет, как жить дальше…

Илу’ридан слушал егеря с удивительным спокойствием, но каждое слова попадало в цель. В то время он был душевно разбит и мог не замечать подозрительных деталей… Или же просто не хотел замечать? Наставник и правда посоветовал ему не сидеть на одном месте, а после помог с назначением в монастырь…

— Хочешь отомстить? — спросил егерь после тяжёлого вздоха эльфа.

— Хочу, — твёрдо ответил он. — Но смерти мне не нужны.

— Жаль, убить было бы проще, — заметил собеседник, но настаивать не стал. — Есть другие идеи?

— Нужно, чтобы культ сам начал меня искать, — хмыкнул Илу’ридан. — Обосноваться в Вотэриме недостаточно, потребуется повод посерьёзнее… Нужно вернуть образец, тогда последователи пойдут на контакт быстрее, ведь я единственный, кто знает о нём больше всех.

— Образец? — тихо переспросил егерь.

— Я извлёк его из вашего друга, — признание далось эльфу неожиданно легко. — Из Рашми «Серого».

— Вот как… — рассмеялся собеседник. В его голове некоторые детали огромной мозаики встали на свои места. — Знаешь, — продолжил он, — тебе не обязательно вступать в синтагму, Сабертия очень нуждается и в обычных травниках…

В тот момент егерь и не подозревал, какого ценного союзника «подарил» ему культ леса.

------------------------------------

Пояснения:
— Дайцу (от японского Дзайсу) — стул со спинкой, но без ножек, часть эльфийского стиля мебели.