В меру гордый или Золотой Буратино

Аннотация

На выставке «Энергия мечты», посвящённой истории российской атомной промышленности, была скульптурная композиция рабочего под названием «Человек будущего». Этому человеку надлежало участвовать в создании нового технологического уклада и стать в будущем неотъемлемой его частью, — частью сегодняшнего вашего настоящего, в котором вы сейчас уже живёте. То есть скульптура, значит, в некотором роде и про вас тоже. Но интересно не это. Гораздо более интересно описание этой скульптуры: «Знающий себе цену, в меру гордый, смело смотрящий вперёд, мужественно принимающий любые жизненные невзгоды».

Ничего вас не смущает? А вот для автора это возмутительное описание стало пропитанными в бензине поленьями в костре для этой философской микрокастрюльки, что вы сейчас собираетесь прочесть. Здесь кипят шекспировские страсти в микроформате. И древожадные дятлы зловеще кружат над ней, как персонифицированные противоречия, боясь обжечься...


В МЕРУ ГОРДЫЙ
[или Золотой Буратино]

Пролог

«В меру гордый…» — оксюморон какой-то. «В меру гордый»... Звучит как рецепт алхимика, жаждущего превратить свинец обыденности в золото значимости, но получившего лишь сусальную фольгу на картонной подложке с отпечатанным на обороте ценником из сэконд-хэнда. Гордость, отмеренная аптекарскими весами — не добродетель и, вопреки устоявшимся догматам, упорно навязываемым вам «человеками в чёрном», даже не грех, но симптом. Симптом страха перед собственной тенью, если та «слишком» длинная или «недостаточно» короткая.

К примеру, непредвзятый автор полагает, что его метафоры — не каркас, а именно скользящие по тексту тени, образующие тот самый не всем заметный, местами жутковатый, театр теней, дополняющий язык умолчания, образованный особым ритмом тёмных пауз между словами и предложениями… «В меру гордый» — это эмо-персонаж с раскрашенным лицом в берете на французский манер и белом балахоне с оверсайз рукавами, со слезами в глазах наблюдающий за странным заказом палачу на досках эшафота: «Отсеките мне, пожалуйста, голову, но так аккуратненько, господин палач, чтобы я мог ею ещё кивать в такт общественному мнению».

Истинная гордость — не грех, и не раствор для умело дозированных духоподъёмных инъекций лживым политикам перед их публичными выступлениями. Она — или порох, готовый вдребезги разорвать колбу, или мёртвая иллюзия, оседающая мутным шлаком на дне.

ТЕАТР КОМЕДИАНТОВ

Представьте куклу. Не ту, что билась лбом о холст, стремясь к синим волосам, деньгам и свободе. Представьте сияющего Золотого Буратино. Не по духу — по оболочке. Его создатель не политкорректная и гендерно «правильная» Мама Карло, а Комитет по Нормализации Амбиций. Использованная для его изготовления на станке с ЧПУ древесина — не патриотичная берёза с прожилками народного бунта, а прессованная с опилками Амбиций стружка Ожиданий, покрытая тончайшим листком позолоты. Гордость? Она не бьёт ключом. Она — маленький золотой ключик от спрятанного за ширмой театра.

Золотой Буратино не стоит на постаменте. Не лежит в траве до приезда полиции после нападения бобров. Он вечно лежит в ней, чем-то истекая. Теперь это его естественная среда обитания, — луг Умеренности. И разрушают Буратино не острозубые китайские рубанки и даже не злой манипулятор Карабас-Барабас. Разрушают его термиты Приемлемости. Невидимые. Неутомимые. Они даже не грызут — они точат. Неспешно. Системно. Крошка за крошкой выедая изнутри сердцевину былой дерзости, оставляя лишь полую форму, готовую принять любой удобный системе шаблон. Их пир — не плоть, а сок: сок мечты, сок ярости, сок возможности быть иным. То, чем медленно истекает Золотой Буратино — не берёзовый сок, а сироп Компромисса, сладковато-тошнотворная субстанция, склеивающая Буратино с травой Посредственности. Липко. Местами даже приятно. Но невозможно подняться.

А над ним кружат дятлы. Да не простые, а дятлы, превратившиеся в острые философские метафоры, которые жить не могут без того, чтобы не долбить противоречия и лицемерные догматы. Их клювы — заточенные парадоксы: «Будь собой! Но в рамках приличия!». Их крылья — из страниц пособий по этикету. Их песнь — не мелодия, а ритмичный гротеск: «Тук-тук! Истина? Ложь? Тук-тук! Все равно — не трожь! Тук! Соответствуй своей струк-тук-туре!». Они не клюют плоть Буратино — они долбят его сознание. Выбивая дробь лицемерия прямо по черепной коробке, вынимая из Буратино опилки. Это даже не нападение. Это — перманентный сеанс «корректировки». Комедия? Да. Для зрителя, видящего лишь блеск позолоты под солнцем Бессмыслицы. Драма? Да. Для куклы, чувствующей, как термиты точат её основу, а дятлы долбят её разум. Трагедия? Да. В момент озарения. Золото — не спасение. Оно — антикоррозионный наружный саван. Но дерево под ним мертво. Сок высох. Остался лишь сладкий привкус принятия «общих ценностей».

ЭПИЛОГ
[или золото — как раз то, что не продаётся за деньги]

Луг поглощает. Золото не ржавеет — оно не может ржаветь. В этом его достоинство и проклятие. Оно вечно блестит холодным, чужим отражённым светом. «В меру гордый» — гласит табличка на вечном ложе Золотого Буратино. Гордый чем? Идеальным соответствием условной яме, в которой лежит? Безупречной гладкостью позолоты, скрывающей труху внутри? Это не гордость. Это мавзолей амбиций, задушенных в колыбели термитами Приемлемости.

Смотрит ли Золотой Буратино ночью на звёзды? Они хорошо видны и сквозь пробитые в его сознании дятлами Догматов разнокалиберные отверстия. Но звёзды его не зовут. Для останков его души они — лишь дырки в потолке его позолоченной клетки. Тук-тук-тук... Это не эхо. Это вечный ритм его существования. Щелчки метронома посредственности.

ВЫВОДЫ
[или реликвия подлеца]

Так что же автор хотел сказать, выходя из этого театрализованного [и слегка затянувшегося] представления абсурда? «В меру гордый» — не достижение и не благодетель, а свидетельство духовной кастрации. Это как «в меру девственница». Золотой Буратино — не икона успеха, а урна с прахом собственного «Я», покрытая неувядающей позолотой вечного Конформизма. Истинная гордость не терпит аптекарских доз — она либо есть, либо её нет вовсе.

Стремление к умеренной гордости — как желание понарошку утонуть. А что Золотой Буратино? Пусть себе лежит. Как неувядающий блестящий памятник страху перед подлинностью. Его блеск – просто дешёвая позолота на саркофаге индивидуальности. К нему можно подойти и посмотреться в него, увидев в его искривлённых формах не свой лик, а удобную гримасу. Зато у вас будет шанс почувствовать себя слишком живым. Слишком жгучим. Слишком... деревянным в этом мире одноразовых модных пластиковых идей.