Борька
Он начал ездить к отцу в деревню уже подростком, в доме стоял модный тогда бильярд, в саду росли яблоки и сливы, речка Сетунь несла свои мутные летние воды, и была тарзанка, и душа у Сашки Гурова была наивной и доброй, она просто не могла осознать нелюбви. Мама не одобряла, но и не запрещала эти поездки.
Сашка ел яблоки, играл на бильярде, купался, кормил поросёнка Борьку, живущего здесь же, и возвращался домой в Москву. В один из дней он так же приехал к отцу, поздоровался с бабушкой, которая сосредоточенно копалась в огороде, получил в ответ сдержанное приветствие и от неловкости, которая всегда терзала его, как только он, незваный, переступал черту калитки, отправился проведать уже набравшего вес свинью Борьку. Отец ещё не приехал, а быть на глазах бабушки ему не хотелось. К удивлению, на этот раз Борьки в сарае не оказалось, всё так же падали на крышу сарая перезрелые сливы, а Борьки не было. Городской житель Сашка Гуров, ничего не поняв и перебирая в уме варианты, решился всё-таки спросить, нехотя он снова попался бабушке на глаза и задал мучавший его вопрос: куда увезли Борьку и когда он вернётся? Бабушка на миг прекратила ковыряться в земле и махнула рукой в сторону веранды, там стояли трёхлитровые банки, а в них истекало соком что-то белое и слоистое. «Зарезали мы его на той неделе, скоро будем есть, вечером поджарим картошечку с салом», – сказала бабушка, уже не глядя в его сторону. Сашка во все глаза смотрел на банку со страшным салом, он наконец понял, что это и есть Борька, с кем он проводил часы, валяясь на крыше сарая, разговаривая и в ответ слыша его уютное хрюканье. Борька вырос на его глазах из поросёнка в большую свинью, но всё ещё оставался тем же Борькой, жителем дома. На ужин Сашка ничего не ел, не дождавшись отца, в смятенных чувствах он уехал домой. Так среди бела дня, неожиданно привычный мир слетел со своей оси.
Долгое время Сашка не решался вернуться в отцовский дом, но навещал сестру той самой немногословной бабушки, сестра жила в пятиэтажке в черте города, и хоть она и была добра к нему и не закатывала поросят в банки, у неё Сашке было скучно. Жила она бедно и одиноко. Работала в булочной в соседнем доме, единственное, что запомнил Сашка о ней, так это то, как она водила его в святая святых за прилавок в служебные помещения булочной, там на поддонах был разложен свежий хлеб и любимые булочки по девять копеек, она разрешала ему отломить любую булочку от общего сросшегося боками румяного сдобного ковра, и он брал всегда из середины, там, где все бока мягкие без корочки. Это всё, что осталось в памяти о той одинокой женщине, вскоре она умерла.
Однажды, уже после её смерти, Сашка торопился куда-то с дворовым приятелем Мишкой, в подъезде на лестнице им встретилась Мишкина бабушка, увидев внука, она поспешно достала из матерчатой сумки такую же всеми любимую булочку по девять копеек и протянула Мишке: возьми, поешь, – тот грубо оттолкнул протянутую навстречу руку и крикнул, сбегая с лестницы: «Да пошла ты, старая дура». Они вышли на улицу, где Сашке впервые отчётливо стало не по себе от нелюбви.
2025 г.
Свидетельство о публикации №225081701627