Салима апа
Четвёртый рассказ из сборника "Судьба Анастасии и её семьи"
Камиль Касымов ехал по степной дороге из Караганды в свой совхоз Щербаковский, где он работал главным зоотехником. Камиль сидел на пассажирском месте рядом с водителем грузовика Газ- 51, неунывающим вихрастым парнем Григорием Ткаченко. Они возвращались из командировки по перегону стада годовалых бычков кастратов, для сдачи государству на мясо, из своего совхоза на Карагандинский мясокомбинат. В конторе которого Камиль только что получил всю приёмную документацию о перегнанном и сданном ими накануне стаде.
А теперь вся погонная бригада возвращалась обратно. В кузове тряслись три скотника, которые участвовали в перегоне. А следом в фургоне, позаимствованном на мясокомбинате и специально оборудованном для перевозки скота высокими бортами, ехали их лошади.
Камиль хмурился, качал головой и видно было что он о чём-то сосредоточенно думает.
-Что, Камиль Галямович, как настроение? – спросил Гришка.
-Да, так, ничего, нормально, - нехотя ответил Камиль.
Вопрос Гришки пришёлся совсем не к месту.
Перед глазами всплыло зарёванное лицо Юнурчика, смотревшее на него сквозь пыльное окно рейсового междугороднего автобуса.
-Думаю, нормально доберутся до Целинограда мои джигиты. Тут всего-то двести километров.
-Двести двадцать, - уточнил Григорий.
-Ну, что, взрослые уже мальчишки, Валиту девять лет, Юнуру шесть, старший приглядит за младшим. – без особой уверенности в голосе рассуждал Камиль.
-Да не переживайте, Камиль Галямович, всё будет нормально, - оптимистично сказал Гришка, и закричал, - да куда ж вы прёте?!
С этими словами он въехал во взлетающую с дороги стаю галок, которая засиделась, увлекшись клеванием с обочины пшеницы, и одна из птиц при взлёте, не успев увернуться, попала в боковое зеркало его грузовика. Машина остановилась Гришка вылез из кабины и вытащил галку, которая застряла в крепеже. Та ещё трепыхалась, и Гришка аккуратно опустил умирающую птицу на землю.
-Что за день? - выругался он, - с утра не задался.
Хотя на самом деле день был солнечным, и степное небо до самого горизонта усеяно лёгкими белыми облаками.
Из кузова с любопытством выглянули скотники. Коротавшие дорогу за бутылочкой портвейна «Талас», поскольку дорога дальняя, все дела сделаны и занять умы чем-то в пути совершенно необходимо. Увидев сбитую птицу в руках Гришки один из них спросил:
-Что случилось? В детстве ворон не нагонялся?
-Да, вот, видишь, беда какая, - отмахнулся Гришка.
Расстояние до Щербаковского составляло полторы сотни километров и, проехав остаток пути без приключений, остановки для отправления физиологических надобностей, приключением ведь не считаются, командированные прибыли к месту постоянной дислокации. В родной совхоз.
Камиль зашёл в контору, отдал в бухгалтерию отчётные документы и отправился к себе домой.
По дороге он зашёл на почту, и почтальонша протянула ему конверт со словами:
-А вам письмо Камиль Галямович! Танцуйте!
Камиль танцевать не стал, а просто прочитал на конверте обратный адрес. Письмо было из Фрунзе, от матери Баязитовой Салимы Гараевны. Она писала, что живёт бедно, питается плохо, пенсии, размером 16 рублей, ей не хватает, спрашивала живёт ли он с женой, этой Анастасией? Не собирается ли приехать к ней во Фрунзе? И в конце письма просила выслать денег.
Камиль тут же отправил ей почтовый перевод на сумму 20 рублей, и пошёл домой.
Его сожительница молодая молдаванка Валентина Маручану, открыла ему дверь в домашнем халате без рукавов и каким-то слишком жизнерадостным голосом протянула,
-Здравствуй, Камиль, а я тебя так рано не ждала, - и она потянулась всем телом, разведя красивые полные руки в стороны.
Камиль был в мрачном расположении духа.
Он прошёл на кухню. Под столом стояла пустая бутылка портвейна Агдам, на подоконнике в блюдце лежали окурки папирос «Беломор».
-А кто это тут курил? - спросил Камиль.
-А это ко мне вчера Ангелика забегала, - сказала, слегка смутившись, Валентина, мы с ней на пару покурили, а что ты думаешь? Я в юности баловалась сигаретами.
-Так тут окурки Беломора, - сказал Камиль, заметив, что гильзы папирос согнуты не так, как обычно их сминают с одной и другой стороны, а эти согнуты каким-то необычным образом, то есть собраны в гармошку.
-Нормально, - лихо ответила Валентина, - под Агдамчик хорошо пошло!
-А у тебя как дела? – спросила Валентина, - я смотрю ты один. Детей отправил к своей грымзе?
- Послушай, Валя, - ты давай полегче, - раздражённо ответил Камиль, - она всё-таки мать моих детей!
-Ну, ладно, - поджала губы Валентина, - ужинать будешь?
После ужина они улеглись в кровать и Камиль получил от Валентины то, что после разлуки у мужчин и женщин происходит, особенно бурно и ярко. Но в этот раз с Валентиной было как-то не так, а гораздо прохладнее, чем то, на что он рассчитывал.
-Ты что-то не такая сегодня, как всегда, - сказал он.
-Устала за день, - ответила Валентина.
Но Камиль про себя в уме записал это в непонятное.
На следующий день в обеденный перерыв он заглянул к своим соседям Ангелике и Альберту Дорфманам. Тому самому Альберту, который хотел случить свою свинью Берту с его кабаном Борькой, под руководством Камиля, как зоотехника, дипломированного специалиста и человека, продвинутого в таких вещах.
-Привет, - Сказал он.
-С приездом, - улыбнулись ему соседи.
-Как жизнь? - спросил Камиль, - пошли покурим, - предложил он супругам, - Ангелика, ты с нами?
-Чего это? – удивилась та, - идите курите, я сроду не курила.
И это тоже пошло в непонятное.
Камиль с Альбертом вышли на улицу и устроились в тенёчке.
- Я вот чего зашёл, -начал Камиль, прикуривая папиросу «Казбек», - и предложил Альберту, - угощайся.
-Ого, - перебив, воскликнул тот, беря папиросу из картонной коробки, - где достал?
-Где, где, в Караганде, - пошутил Камиль, и добавил, - ха, смотри какой жизненный каламбур получился, ведь действительно в Караганде! Ты не поверишь, в буфете автовокзала.
-Так вот, - продолжил Камиль, - как там твоя свинья поживает, по кличке Берта, кажется? - примечая, как Альберт сгибает мундштук папиросы в гармошку, - может попробуем продолжить их совокупительные опыты с моим кабаном Борькой?
-Давай, конечно, я сам хотел предложить, - с воодушевлением ответил Альберт.
-Ну, хорошо, давай завтра и попробуем. – нахмурившись, от того, что непонятное начало распухать в его голове, сказал Камиль, - только надо её, как-нибудь поаккуратнее к жениху доставить, не так, как в прошлый раз, а то может стресс у неё тогда случился, вот она и не далась.
- Хорошо, - ответил Альберт, - я что-нибудь придумаю.
Камиль пришёл после работы домой и сказал Валентине.
-Ты вчера соврала, что курила с Ангеликой, а она сегодня мне сказала, что не курит и никогда не курила. Так кто у тебя курил?
-Сама, - с ухмылкой ответила Валентина, - я же тебе говорила, что в юности баловалась сигаретами.
-А вино с кем пила? – спросил Камиль.
-Одна, - нараспев с усмешкой протянула Валентина, - так загрустила без тебя, так одиноко мне было!
-Всю бутылку? - спросил Камиль,
-А что? Как-то так, масть пошла, - засмеялась Валентина.
На следующий день Альберт привёл свою свинью Берту как собаку на поводке привязав ей поводок за шею и спину через передние ножки. Свинья прошла, помахивая хвостиком и кокетливо похрюкивая, прямо в загон к кабану Борьке. За процессом пришла понаблюдать жена Альберта Ангелика. Валентина, тоже решила полюбопытствовать. На этот раз несмотря на присутствие зрителей и их аплодименты, у кабана со свиньёй все прошло технично.
-Ну, теперь будем ждать опороса, - сказала Ангелика, - одного поросёночка вам подарим.
-Как это одного? - возмутился Камиль, - половину приплода, как договаривались.
Сыновья Камиля, Валит и Юнур, нормально, без осложнений и приключений, доехали в автобусе
через Осакаровку до автовокзала в Целинограде. Вскоре после отправления из Караганды Юнурчик перестал плакать, успокоился и проспал всю дорогу.
На автовокзале они сели в маршрутный автобус под номером 9 и за пять копеек доехали до магазина «Колос» по улице Мира, а оттуда пешком дошли до своего дома на углу улиц Пятилетки и проспекта Победы, в который на тот момент переименовали улицу Спортивную.
За пять копеек, а не за 10, потому что, с детей до пяти лет денег за проезд тогда не брали. А Валит обманул кондукторшу, сказав, что его младшему брату Юнурчику ещё нет пяти лет.
-Сколько тебе лет? – строго спросила кондукторша,
-Мне четыре годика, - как научили, соврал Юнур.
Кондукторша ничего не сказала. Для своих шести лет Юнур выглядел вполне моложаво, на все четыре с половиной.
Анастасия всплеснула руками, когда, придя с работы, увидела сыновей дома.
-Господи, да как же он вас одних отправил?
-Ничего, мы уже большие, - сказал Юнур.
-Большие, - сказала мать, - больше я вас к нему не пущу.
-Да мы сами не поедем, - сказал Валит, - там эта его молдаванка, заставляла нас всю дорогу огород полоть.
- Сколько вы у него пробыли? - спросила Анастасия, и сама себе ответила, - чуть больше месяца, а собирался забрать насовсем…
Камиль во внеурочное время пришёл с работы за ампулами с лекарствами для коров, поскольку был день плановых инъекций крупного рогатого скота, и вдруг услышал из своей спальни какой-то шум и скрип кровати. Он замер. Шум прекратился и из спальни выглянула Валентина вся раскрасневшаяся с растрёпанными волосами.
-Ой, Коля! – удивилась она, а ты почему так рано? – она наспех запахнула халат.
Камиль оттолкнул её, открыл дверь в спальню и увидел в своей постели Альберта Дорфмана.
Тот растерянно пытался прикрыться простынёй.
- Вон отсюда! – заорал Камиль, - и ты, шалава, тоже катись немедленно!
Он опустился на стул.
Альберт опасливо прошмыгнул мимо, бормоча какие-то оправдания.
-Коля, - запричитала, Валентина, - ты не так понял, это не то, что ты думаешь, я тебе сейчас всё объясню!
-Пошла вон, шлюха, выметайся сегодня же, пока я тебя не прибил, чтоб духу твоего тут не было!
Он встал и уходя сказал, негромко, но увесисто:
- Приду с работы, если застану тебя дома, пеняй на себя.
Валентина собрала вещи и ушла к соседям Ангелике и Альберту, переночевала у них, объяснив ситуацию немотивированным истерическим припадком психопата мужа,
-Помнишь, как он прошлой зимой собственную жену с ребёнком на мороз выгнал? А сегодня и меня так же.
-Вот подлец, - поддакнул Альберт, - я тогда с ним больше вообще общаться не буду, раз он так с женщинами поступает!
Валентина на следующий день взяла в конторе расчёт и уехала в неизвестном направлении. Больше никогда никаких известий от неё Камиль не получал.
Он поработал в совхозе ещё пару месяцев и один без женской ласки и помощи по хозяйству заскучал. Впрочем, днём ему некогда было скучать. Животноводческое хозяйство в совхозе было не малое, коровы, лошади, овцы, свиньи, да ещё птичник. За всем надо проследить, то рацион кормов не сбалансирован, то заболевание обнаруживалось у какой-нибудь скотины, глядишь всё поголовье перезаразит, то у цыплят падёж, то скотник запил и прогулял, то чабана молнией убило.
Как это ни печально, в Казахстане каждое лето отмечаются такие случаи. В степную грозу, дождь с ураганным ветром, а зачастую и с градом, когда молнии бьют косяком, а укрыться негде, совсем.
Чабан в поле один, как громоотвод, и случается, что именно по нему и ударяет молния. Я бы учредил памятник погибшим чабанам. Очень опасен и нелёгок их труд.
За всем должен следить главный зоотехник и не из конторского кабинета, а непосредственно в хозяйстве на ферме. Надо, к примеру, погрузить бычка в кузов грузовика для перевозки, а он упрётся и не идёт по трапу, вот тут и приходится непосредственно в буквальном смысле крутить быку хвост. Один скотник тянет бычару в кузов, за привязанную к рогам верёвку, а другой сзади бьёт кнутом, а если это не помогает, создаёт животине болевой шок, скручивая в дулю бычий хвост. Теперь-то уж, наверное, какой-нибудь хвостокрутильный аппарат изобрели на батарейках, а раньше вот так примитивно вручную крутили. Автор сам не крутил, но видел.
Вечерами Камиль вспоминал своих детей. Кроме сыновей, у него было ещё две дочери - старшая Салтанат, и младшая Элька совсем татарча, вылитый он в детстве.
Вспоминал о матери Салиме Гараевне. Она жила в столице Киргизии бывшем городе Пишпек, переименованном в город Фрунзе по имени Советского военачальника времён Гражданской войны Михаила Васильевича Фрунзе. В маленькой однокомнатной квартире в районе аэропорта по улице Мира, которая уводила в горы, поросшие яблоневыми садами и диким тутовником.
Жену вспоминал Анастасию, которую когда-то сильно любил и долго добивался её благосклонности. А она ведь, за шестнадцать лет совместной жизни, в отличие от этой… Валентины, ни разу ему не изменила, даже повода для ревности не дала. А ведь в молодости за Тосей много парней бегало. Девушкой она была небольшого роста, но весёлая, красивая и стройная. Да и характер у неё был мягкий и покладистый. Хозяйственная, трудолюбивая.
Он понимал, что все неприятности она устроила ему не столько из мести или злобы, а сколько из желания сохранить семью.
И в один из таких вечеров он решился.
На следующий день из совхозной конторы он позвонил по межгороду в Целиноградский Горпищеторг, где Анастасия работала бухгалтером.
- Анастасия Касымова слушает.
- Здравствуй, Тося, это я, Камиль.
-Здравствуй, что скажешь? – спросила Анастасия.
-По детям соскучился, - сказал он
-Да видно не шибко, если через месяц назад их отправил, - язвительно ответила Анастасия, - что помешали миловаться с молодухой твоей?
- Я её выгнал – сказал Камиль.
-Да что ты говоришь? Небось загуляла, - в голосе жены Камилю послышалось затаённое злорадство.
-В корень смотришь, - сказал он, - и как это ты догадалась? - попытался пошутить Камиль.
-Насмотрелась на таких, - холодно ответила Анастасия, - ну и что ты от меня хочешь?
-Вспоминаю тебя иногда, нашу жизнь, детей, семью. Думаю, может быть я в чём-то неправ?
-Может быть, - ответила Анастасия.
-Знаешь, что, - волнуясь сказал Камиль.
-Что?
-Давай я приеду на выходные, посидим, поговорим, обсудим наше положение.
-Приезжай, - ответила Анастасия.
На выходные Камиль, нагладил белую рубашку, стрелки на брюках, одел новый костюм, галстук в красный горошек, шляпу. Надраил обувным кремом лаковые полуботинки. И поехал на автобусе в Целиноград к жене. По приезду, неподалёку от автовокзала он купил букет белых хризантем и торт.
-Папа, приехал! – закричал, увидев отца, маленький Юнур. Элька кинулась к Камилю на руки. Валит заулыбался, и только старшая тринадцатилетняя Салтанат невыразительно сказала,
- С приездом, - И вышла из комнаты. Ей уже пришлось пойти работать уборщицей в местную поликлинику, из-за постоянной нехватки денег в семье, и она, намывая полы в длинных коридорах, скоро поняла причину этой нехватки.
Анастасия оценила внешний вид мужа, который обычно носил довольно мешковатый костюм и брюки с пузырями на коленях. Что касается ботинок, они никогда не были вычищены им самостоятельно. Всё приходилось делать Анастасии. И она старалась, следуя негласному правилу: «Внешний вид мужа зависит от забот его жены».
-А тут, ишь ты, - подумала Анастасия, ставя подаренные цветы в воду.
Попили чай с тортом, который принёс Камиль. Выпроводили детей гулять на улицу, Маленькую Эльку уложили спать, и началась запланированная в разговоре по телефону «сцена у фонтана», как она обычно описывается в женских романах и показывается в современных сериалах. Только здесь, чтобы не разбудить спящего ребёнка, сцена была разыграна свистящим полушёпотом без артистичных воплей, битья посуды, но с закатыванием глаз и другими атрибутами настоящей, искренней, артистической выразительности. С неизбежными вопросами типа: «Как ты мог?», «А о семье ты подумал?», оправданиями: «Так получилось», «Сам не знаю, что на меня нашло», объяснениями: «Ты же понимаешь?», отмазками, «Но мы же взрослые люди», упрёками и слезами обиды: «Еще и выгнал меня!», и наконец заверениями: «Больше никогда! Любимая, только ты одна, только с тобой одной, только тебя одну!» и так далее, и тому подобное.
В итоге. Эта сцена происходила в субботу во второй половине дня, а обратно в свой совхоз Камиль уехал в воскресенье после обеда, проведя вечер, ночь, и половину следующего дня с семьёй. Последним рейсовым автобусом, чтобы в понедельник пойти на работу.
В общем, опытные супруги с многолетним стажем и большим приплодом, вступили, как юные любовнички, в новую полосу семейных отношений. И Камиль примерил на себя роль воскресного мужа. Это повышение или понижение статуса после 15 лет супружеской жизни? Ответьте в комментариях.
Но не мог же он так сразу бросить оставленное в совхозе хозяйство, огород, кабана Борьку, с которым имел много общего, и кур с петухом. Он стал понемногу распродавать своё имущество, собираясь покинуть совхоз и переехать в город к семье.
А на самом деле, у Камиля была мечта сделаться писателем, и он понемногу сочинял рассказы о совхозной жизни на Целине, о судьбах людей, о трудовых буднях и подвигах. Он посылал рассказы в разные республиканские журналы: «Простор», «Нива», областные и районные газеты и пару рассказов уже опубликовали, и даже прислали небольшой гонорар, правда совсем не такой, о каком он мечтал.
-Ничего, - не унывал Камиль, - Рокфеллерами не рождаются, ими становятся, хотя по наблюдению автора совсем наоборот, но это так в скобках, вот стану известным писателем, тогда сам буду редакторам условия ставить и гонорары назначать. Популярный писатель беллетрист Камиль Касымов. Звучит?
-Какой, какой дрист? Ах белле трист, конечно! Ещё как звучит!
Но скоро Хрущёвская оттепель закончилась, наступили времена Брежневского застоя, рассказы о реальной жизни стали не актуальны. Появились новые авторы, такие как сам генеральный секретарь КПСС Леонид Ильич Брежнев, и его книжечка про целину с одноимённым, подкупающим оригинальностью названием «Целина». Которая по популярности в народе, далеко превзошла всё, что было написано на эту тему другими авторами, вместе взятыми, включая классика советской литературы М.Шолохова.
Злые языки могут сказать, что популярности этой книженции способствовало то, что директивной рекомендацией, её было предписано подвергнуть углубленному изучению в вузах и старших классах школ всего Советского Союза. Но это клевета.
Автор встречал людей особенно среди руководящих партийных работников, которые с любовью и восхищением наизусть цитировали эту книгу, большими яркими главами.
Но мы не будем слушать то, что говорят злые языки.
Писателю, социалистическому реалисту, Камилю Касымову стали возвращать его рассказы с рецензиями, где были термины: упадничество, тенденциозность, очернительство, и советами пересмотреть своё писательское кредо в сторону коммунистического позитивизма и объективности.
Пересматривать кредо Камиль не захотел,
-На сделку с совестью я не пойду! - заявил он, гуляя по степи.
А работа зоотехника Камилю надоела. Весь день на ферме по щиколотку в навозе, среди быков и овец. Никаких лаковых штиблет не напасёшься. Он решил уволиться и перебраться в город.
С лёгкой душой распродав все своё, на самом деле весьма небольшое, хозяйство, не всё, конечно, а той части что касалась кабана Борьки и огорода.
Он написал в отдел кадров заявление по собственному желанию, дождался пока его подмахнёт директор совхоза, отработал две недели, освободил служебное жильё и уехал в Целиноград. В коммунальную квартиру для трёх хозяев, на углу улиц Пятилетки и проспекта Победы.
Там в один из приездов Камиля, в качестве воскресного мужа, уже была натянута бельевая верёвка, от шифоньера до вертикального стояка трубы парового отопления, и на полутораспальной кровати с панцирной сеткой, за занавеской, располагалось теперь супружеское ложе Анастасии и Камиля. В комнате площадью 24 квадратных метра, где проживало теперь уже 6 человек, четверо из которых были дети.
Они спали кто где. Салтанат спала на диване в другом углу комнаты, Юнур сколько себя помнит спал на полу, зато у него сформировалась хорошая осанка. Элька раньше спала с мамой, а теперь после воссоединения семьи, со старшей сестрой. Валит спал на приставных стульях.
Мать Камиля, Салима Гараевна Баязитова, опять прислала ему письмо, в котором снова жаловалась на бедность, недоедание, отсутствие денег и витаминов в её жизни. Часть предложений она писала по - татарски, часть по - русски, а иногда и вовсе переходила на арабскую вязь.
«С;лам минем яраткан улым, - Здравствуй, мой возлюбленный сын»,- писала она, «Сезне; ;ниегез чит ш;;;рд; ачлыктан ;л;, битарафлык бел;н ничек карый аласыз? - Как можешь ты равнодушно смотреть, как твоя мать умирает от голода в чужом городе?» - в этом месте у Камиля навернулись слёзы на глаза, и в горле запершило. -«Мине ;зегезг; алып килегез, ким диг;нд; мин яраткан улым кочагында тыныч ;л;рмен. Возьми меня к себе, я хотя бы умру спокойно на руках любимого сына.», - и дальше был отчаянный вопль предсмертной судороги, -«Коткар мине! мин ;л;м… Спаси меня! Я умираю»
Камиль показал письмо Анастасии.
- И что ты предлагаешь? – спросила Анастасия.
-Я не знаю, Тося, но это мать моя, я не могу просто так отмолчаться, надо что-то решать!
-Решай, - ответила Анастасия, - твоя мать, тебе и решать.
-Да, но куда к нам ещё одного человека подселить, тут и так пройти негде!
-Ну вот, ты же сам всё понимаешь, - сказала Анастасия.
-Так, что мне теперь делать? – воскликнул Камиль, - тогда я поеду к ней во Фрунзе.
-Как, – оторопела Анастасия, - опять хочешь нас бросить?
-А что мне делать, я не могу разорваться!
Анастасия пронзительно посмотрела на мужа, помолчала и сказала,
-Ну, ладно, пусть приезжает, как-нибудь разместимся…
Салима апа, или по-русски бабушка Салима приехала в середине осени с дорожным чемоданом и старинным узкогорлым серебряным кувшином в руке.
Если заглянуть в её историю, то бабушка была не простая, она была ровесницей 20 века, родилась в богатой семье и до Великой Октябрьской Социалистической революции жила в Казани, где у её семьи имелся двухэтажный особняк и мыловаренный бизнес. Её будущий супруг Касым Галям Абдурахман работал приказчиком на мыловаренном заводе, принадлежащем семье Баязита. У татар до Советской власти имена и отчества образовывались не так, как после революции. Салима Баязитова тогда была Салима дочь Баязита. А её супруг был не Галям Абдурахманович Касымов, а Галям, - сын Абдурахмана и внук Касыма. Но это не имеет к повествованию особого отношения.
Салима в детстве получила хорошее образование, много читала книг на татарском и писала арабской вязью. Понимала и говорила на нескольких в основном тюркских языках. Работать она считала ниже своего происхождения и достоинства, поэтому пенсию заработала и имела от Советской власти совсем маленькую. Всего 16 рублей.
Её мужа забрали на Великую Отечественную Войну в самом начале. В 1942 году от него пришло последнее письмо, фронтовой треугольник. А потом поступило казённое извещение о том, что «ваш муж Касымов Галям пропал без вести где-то в боях под Сталинградом».
Как семье без вести пропавшего, государство не платило Салиме ничего.
А где там, в Приволжских, заметённых снегом и осколками снарядов степях, найдёшь и докажешь, что именно вот этот обмороженный разорванный на куски, неопознанный труп и есть Касымов Галям, 1898 года рождения, рядовой, беспартийный?
-Сколько мы запросов посылали, сколько порогов обивали, ничего не добились, - горестно жаловалась Салима апа своей невестке Анастасии, сидя на кухне, в Целиноградской коммунальной квартире, - на меня, как на жену врага народа смотрели.
Анастасия сочувственно кивала.
Портрет дедушки героя Галяма, пропавшего без вести, Камиль повесил на самом почётном, видном месте комнаты.
-Представь, - говорил он Юнуру, посадив того на колено, - ты сидишь зимой в окопе, весь в снегу, рядом твои товарищи бойцы, на тебя ползут и стреляют из своих пушек немецкие танки, к тебе бегут и стреляют в тебя вражеские автоматчики, а на голову летят бомбы, ты отстреливаешься из винтовки, бросаешь гранаты, но вдруг сверху на тебя падает бомба и разрывает на куски.
Юнур расширил в ужасе глаза и громко расплакался.
-Папа, не надо, страшно!
Салима апа носила длинное восточное платье, голову повязывала особым образом и редко выходила на улицу, даже в тёплые осенние дни. Нрав у неё был деспотичный, властный. Она, поскольку приходилась Анастасии свекровью, чувствовала себя хозяйкой и была к невестке придирчива и строга. Требовала покупать себе фрукты и съедала их самостоятельно, стараясь ни с кем не делиться.
Однажды Элька, увидела, как Салима апа кушает виноград и попросила:
-Бабушка, дай мне одну маленькую, вот такую, ягодку, - она показала на своём мизинчике размер ягодки.
-Обойдёшься, большая уже, - ответила бабушка.
Эту сцену случайно, увидела Анастасия и возмутилась:
-Да, что вам жалко? – резко сказала она, - дайте ребёнку виноград!
-На, бери! – злобно сказала Салима апа.
Элька взяла одну виноградину и отошла. Следом к винограду потянулся Юнур и тоже взял ягоду.
Салима апа молча взяла тарелку с виноградом и ушла доедать его на кухню.
-Мне фрукты нужны, я могу заболеть без витаминов, -тихонько выговаривала она вечером Камилю, - а она мне не покупает. Всё у меня отбирает, своим детям отдаёт. А я не могу с ней справиться, она сильная.
Анастасия приготовила жаркое со свининой, потому что это мясо было дешевле, чем баранина или говядина. Салима апа не стала его есть, да и Камиль тоже вяло поковырял в тарелке вилкой.
-Свинина, - нехорошее мясо, - сказал он, - моя мать его никогда не ела. Ты готовь ей из баранины.
- Купи, - ответила Анастасия, - и потом, когда мне ей отдельно готовить? Я работаю с утра до вечера. Она весь день дома сидит, пусть сама себе готовит! Она ведь даже посуду за собой никогда не моет.
-Вот, как ты относишься к моей матери, - сказал с укором Камиль.
Не так долго прожила у своей невестки Салима апа, но за несколько месяцев накопилось много разнообразных бытовых и межличностных мелочей, которые выросли, как снежный ком, в одно большое неприятие, переросшее в скрытую и явную вражду.
Салима апа часто, особенно в те моменты, когда Камиль был дома, выговаривала Анастасии по тому или иному поводу, нередко разражаясь воплями и слезами. Резюме таких выволочек было таковым:
-Меня все здесь ненавидят, хотят моей смерти, унижают и морят голодом. Камиль, почему ты ей ничего не говоришь, почему ты позволяешь ей так со мной поступать, почему ты её не наказываешь?
Ты всегда на её стороне, а я одна, постоянно голодная.
Камиль пытался её урезонить,
-Мама, ты преувеличиваешь, это не так, вчера она тебе ичпичмаки напекла с бараниной,
-А что она туда ещё положила? Она отравить меня хочет!
Анастасия молча слушала этот бред, иногда пытаясь безуспешно оправдаться.
Дети, видя такие отношения, стали нервными и злыми. Элька часто без причины плакала. Юнурчик стал писаться по ночам. Салтанат и Валит старались меньше бывать дома.
Анастасия в одно прекрасное утро, вернее прекрасно подтвердившее диагноз Юнура – энурез, простирнула и вывесила на улицу, на январский мороз, украшенную въевшимися желтыми пятнами простынь.
Потом она одела сыночка зассанца, оделась сама, и поехала в райгородок, так назывался частный сектор в районе кладбища, по ходу маршрута 12 автобуса. К известной в городе знахарке и ворожее бабушке Устинье.
Бабушка была невысокая, довольно бодрая, доброжелательная пожилая женщина. Она приняла от Анастасии небольшой свёрток с яичками, сыром, печеньем и конфетами.
-Вот, бабушка Устинья, - грустно сказала Анастасия, - привела к тебе сыночка, писается по ночам, ну, прямо-таки, каждую ночь, провонял всю комнату, сил нет дышать. Помоги, ради Бога, будь добра!
-Помогу, помогу, - ответила Бабушка Устинья, - я всем помогаю, никому от меня отказа нет, давай милая, проходи.
Юнурчика посадили на стул посреди комнаты и бабушка Устинья, взяв в руки поллитровую банку мёда, поставила её на голову ребёнка. При этом она скороговоркой забормотала какие-то непонятные Юнуру слова. Анастасия тоже мало что расслышала, но поняла, что это молитва, потому что разобрала слова: помилуй, сохрани, изыди и очистись.
Юнур остался доволен тем, что было совсем не больно и процедура скоро закончилась.
Потом бабушка Устинья предложила Анастасии выпить чаю. Жила она, судя по всему, одиноко и рада была каждому собеседнику.
-Угощайся, милая, - говорила Бабушка Устинья, придвигая Анастасии её же печенье, ко мне многие ходят, я всем помогаю, недавно приводили мальца трёхлетнего, заиканье у него. Врачи ничего не смогли сделать. А я посоветовала мамаше, дать ребёнку, - и она прошептала на ухо Анастасии в нескольких словах, то, что она посоветовала, этой мамаше дать её ребёнку.
-Что?! – отшатнулась Анастасия, - да как это можно съесть?
-Ничего, ничего, милая, и не такое люди едят, если здоровье дорого,
-Да какое от этого здоровье может быть? Тьфу гадость!
-Ну, милая, тебе я такое не посоветую, у меня к каждому особый подход, индивидуальный, - поджала губы бабушка Устинья.
-Ну, спасибо за помощь, за чай, - засобиралась Анастасия, одела Юнура, который тоже пил чай вместе с целительницей.
-Спасибо, бабушка Устинья, - попрощалась она и торопливо вывела сына на улицу.
-Заходи, заходи, милая, - перекрестила их на дорожку бабушка Устинья.
Методы у целительницы были, мягко говоря, нетрадиционные, но действенные. Может быть, помог волшебный заговор, может быть то, что Анастасия стала следить за тем, чтобы Юнур не пил ничего перед сном, но энурез мальчика, да и его последствия всю семью, отпустил, и Юнурчик стал просыпаться по утрам на сухой простынке. А запах детских ссанок из жилья скоро выветрился.
Между тем Салима апа стала заговаривать с сыном о том, как хорошо ей жилось во Фрунзе, какой там тёплый благодатный климат, мягкая зима, без этих ужасных степных морозов и ветров, какие недорогие и вкусные фрукты и овощи, сколько подруг и родственников у неё осталось там. Как бы они вместе с сыном могли хорошо вместе жить без этой змеи Анастасии и её выводка. В квартире возле аэропорта на улице Мира, которая уходит в горы, поросшие фруктовыми садами и диким тутовником. Под снежными шапками Тянь-шанского Ала-тоо.
Она некоторое время уговаривала Камиля, но он не соглашался уехать от семьи. Тогда Салима апа сказала:
Купи мне билет до Фрунзе и позвони своей тётке Бибикамал, чтобы встретила меня на вокзале.
Через несколько дней она уехала на поезде рейсом Свердловск – Фрунзе. На вокзале её провожала вся семья во главе с Камилем и Анастасией, дети махали вслед и звали приезжать ещё.
После её отъезда у Анастасии начались частые мигрени и головные боли, особенно по ночам. Она просыпалась, перетряхивала подушку и однажды вдруг нащупала в ней какой-то небольшой свёрток.
Муж тихонько храпел рядом, и Анастасия улеглась, но заснуть не смогла до самого утра. На следующий день, она распорола подушку, когда никого не было дома, и достала из неё свернутую и перевязанную тесёмкой бумажку. Анастасия развернула бумажку и из неё выпали несколько иголок и какая-то записка, написанная арабской вязью. Внизу текста красовалось бурое пятно похожее на запёкшуюся кровь.
Поскольку в её окружении никто не смог бы прочитать, что написано в записке, она отправилась к татарке Фирюзе Касимовой у которой они снимали мазанку в первое время по приезду в Целиноград.
-Здравствуй, Фирюза, - сказала Анастасия, - как дела, как здоровье? Супруг Залялютдин, как себя чувствует, дети не болеют?
-Спасибо, Тосечка, - обрадовалась приходу бывшей квартирантки Фирюза, - всё хорошо у нас. Ремонт почти закончили в большом доме. Никто не болеет, всё хорошо!
-А я хочу тебя попросить прочитать вот эту записку, - сказала Анастасия, разворачивая, свернутый листок бумаги.
-Ой, тут не по-татарски написано, - сказала Фирюза, - это арабские буквы, я их не понимаю.
-А у тебя есть знакомые, кто понимает? -спросила Анастасия.
-Подожди, Тося, дай подумать, кто может это прочитать, - задумчиво проговорила Фирюза.
-Я знаю одну женщину, она работает в краеведческом музее, и имеет дело со старинными текстами. Сходи к ней, может быть она переведёт то, что тут написано. Только, судя по всему, ничего тут хорошего не написано. А откуда это у тебя? И пятно внизу какое-то странное.
Анастасия отшутилась, - Да, так, в мусоре нашла. – и отправилась в музей, к той женщине, про которую сказала Фирюза.
В музее ей указали пожилую даму восточной внешности в больших выпуклых очках, которые сильно увеличивали её глаза.
Дама с готовностью согласилась помочь и провела Анастасию в свой кабинет. Когда она развернула записку и прочитала то, что там написано, она с отвращением швырнула её на стол.
-Что там? - испуганно спросила Анастасия.
-Лучше вам этого не знать, моя дорогая, - ответила женщина, - это проклятие. Кто-то очень сильно пожелал вам зла. Уничтожьте это.
Анастасия взяла записку и придя домой, сожгла её.
Ночные головные боли постепенно прошли. Но в отношении с Камилем у неё опять наметился разлад.
Анастасия заметила новые почтовые конверты из Киргизии от своей свекрови Салимы Гараевны Баязитовой
-Он опять стал получать от неё письма, - подумала Анастасия и поняла, что муж уйдёт, и что разрыв неизбежен.
- Тося, - однажды ранней весной сказал Камиль, - я должен уехать к матери, она там одна, болеет, того гляди умрёт. Я не могу её оставить в таком положении. Она мать моя. И знаешь, - он потупился и пряча глаза сказал, - я когда тебя вижу, ты мне кажешься змеёй, Я ничего не могу с этим поделать. Прости! На детей буду присылать алименты.
Вскоре он уехал во Фрунзе к матери.
Свидетельство о публикации №225081700211