Детский плач

                Детский плач.
                Девятый рассказ из сборника "Судьба Анастасии и её семьи"

     -Юнур, подежурь в школе сегодня ночью вместо меня, - попросила Анастасия Ивановна Касымова своего 14 летнего сына.
    -Хорошо мама, - легко согласился он.
    Анастасия, кроме основной работы в Горпищеторге, подработывала бухгалтером в школе-интернате для детей сирот, а по ночам дежурила в качестве сторожа, по графику: смена, через две, в учебном корпусе этой школы, который находился в центре города Целинограда на улице Карла Маркса.
    На циферблате эпохи стоял 1972 год. Целина уже была освоена, но подвиг продолжался.   
    Советский союз постоянно жил в состоянии подвига!
    К самой улице, а точнее к небольшому скверу, отделявшему проезжую часть и тротуар для пешеходов от здания школы, выходили окна его трёхэтажного здания, а спальный корпус общежития для воспитанников, стоял в глубине двора. Днём в учебном корпусе было людно, шли учебные занятия, а ночью здание пустело, и в нём оставался только ночной сторож.
    А им, этим сторожем, была мама Юнура, Антонина Ивановна Касымова, которая цеплялась за любую возможность заработать совсем не лишнюю копейку, а также ещё двое пожилых людей, чей пол и род занятий для данного рассказа не имеет значения. Так они и дежурили по очереди - ночь, через две.
    Подружка Анастасии, Маргарита Михайловна Лебедева, отмечала в этот день свой 49-летний юбилей. На вечер, который она устраивала скромно в своей квартире, были приглашены только самые близкие подруги и сослуживцы. В том числе закадычная подруга Маргариты Тося Касымова.
    В те годы, а это было самое счастливое десятилетие в жизни великой страны, примерно с 1965 по 1975 годы, праздновать семейные события в кафе или ресторанах было не принято, но не потому, что дорого. Ресторанная наценка была совсем небольшой. Бутылку водки после закрытия ресторана примерно после 23 часов, когда уже все магазины не работают, можно было купить с десятипроцентной наценкой. То есть, если бутылка стоила днём 2 рубля 87 копеек, то её вполне можно было купить за трёшку.
    Просто как-то нескромно было отмечать в ресторане. Напоказ всему небольшому населению города, где все друг друга знают. Это уж если совсем крупное событие, например свадьба или предстоящий Маргарите Михайловне через год полувековой юбилей, тогда уж ладно, можно и на кафе разориться.
    Маргарита Михайловна была холостячка и работала, как и Анастасия бухгалтером. Но если Анастасия работала в Горпищеторге, и иногда доставала по случаю для своей подруги дефицитные продукты, финскую колбаску, или шпроты рижские, то Маргарита Михайловна на заводе Газовой аппаратуры и достать для Анастасии и её детей, кроме газовых баллонов, ничего не могла.
    Газовые баллоны в хозяйстве вещь необходимая, поскольку в коммуналке, где жила Анастасия с детьми, продукты готовили на газе. Но газ регулярно привозили на специальной машине, с надписью «Горгаз», и грузчики, подхватив здоровенный красный баллон «пропан-бутан» на плечо, заносили его до кухни, и подключали непосредственно к редуктору. Так что получается, ничем Маргарита Михайловна не могла помочь.
   -Я понимаю, Тося, как тебе трудно с четырьмя ребятишками, - говорила она, когда Анастасия в минуты отчаяния плакалась ей в жилетку.
   -Очень трудно, - признавалась, Анастасия, - Камиль от алиментов скрывается, сам по своей воле принципиально не присылает, как будто это не его дети.
  -Да как же не его? - возмущалась Маргарита Михайловна ты посмотри на них, все вылитые татарчата.
  - Да, - горько сокрушалась Анастасия, - а помогать не хочет, если на работе с него по исполнительному листу копейку какую удержат, то и ладно, а чтобы сам, по своей инициативе, хоть одежонку какую прислал, или открытку на день рождения, никогда!
   -Ничего, Тося, потерпи, я постараюсь тебе помочь, - пообещала она.
   У Маргариты Михайловны был тайный план познакомить Анастасию с их главным инженером.
Рано овдовевшим пожилым мужчиной Григорием Андреевичем Быковым.

    Юнур пришёл в школу-интернат, как попросила его мать, к концу рабочего дня, то есть к 18 часам. Он нашёл её в небольшом кабинете, где находилась приёмная директора. В приёмной из мебели была обитая дерматином запертая дверь, которая вела в кабинет директора. Кроме двери в кабинете было окно за светлой шторой, и цветами на подоконнике, стол с печатной машинкой, шкаф для бумаг, оцинкованный сейф, в котором хранилась печать и документы, радиола «Эстония», телефон на длинном шнуре, напольное трюмо, мягкие стулья и диван.
   Анастасия была в кабинете одна в красивом платье, под демисезонным плащом, высокой причёске с шиньоном и красила губы, стоя перед зеркалом.
   -Здравствуй, мама, - поздоровался Юнур.
   -Здравствуй, сын, - ответила Анастасия, - ты не голодный?
   -Нет, - ответил Юнур, - я поел перед выходом.
   - Тогда вот тебе ключ от школы, на этом диванчике можешь поспать, а я побежала, завтра утром откроешь школу и когда в кабинет кто-нибудь из учителей придёт, иди домой, - она пошла было к выходу, но задержалась и сказала,
   - Обычно по ночам тихо, ничего не происходит, но на всякий случай, вот здесь в шкафу есть топор, - она улыбнулась и поймав тревожный взгляд сына, сказала, - не бойся, я уверена ночь пройдёт спокойно и топор тебе не понадобится,
    - Ну, всё, я ухожу, пойдём, закроешься за мной, - и она ушла, оставив в кабинете лёгкий запах духов.

    Юнур остался один в большом пустом помещении трёхэтажного здания. Он преисполнился ответственности, и в пылу сторожевого рвения прошёл по всем трём этажам, проверяя, не горит ли где свет? Не открыты ли окна? Свет везде был погашен. Окна закрыты. Он вернулся в кабинет приёмной директора и уселся за пишущую машинку.
    На машинке красовалась надпись изготовителя «Москва». Юнур вставил в каретку листок бумаги, который взял в ящике стола и напечатал «Юнур Касымов буду ю щий великий писатель». Посмотрел с удовлетворением на дело рук своих, склоняя голову то вправо, то влево, немного посомневался, как пишется слово «Будущий», или «Буду ю щий», но ничего не решив, оставил так, как есть, и вынул лист из машинки, чтобы кто-нибудь не прочитал, и не восхитился раньше времени.
    Он огляделся. Будущему великому писателю стало скучно одному в большом пустом здании. А за окнами только-только начинали сгущаться сумерки. В чужом кабинете было совершенно нечем заняться. Он подошёл к телефону и снял трубку. Телефон работал! Но звонить Юнуру было некому. У них дома телефона не было, и он не знал ни одного номера своих друзей, у которых были телефоны. Он вспомнил, что телефон справочного 09, набрал на диске эти цифры и ему ответила телефонистка,
    - Справочное.
   -Скажите пожалуйста телефон Оли Швейкиной,
   -Адрес назовите, - ответила телефонистка.
   -Улица Мира, - растерянно ответил Юнур, - а дом я не помню.
   -По улице Мира только один номер на фамилию Швейкин, - любезно ответила телефонистка, - 2-12-46.
   -Спасибо, - радостно ответил Юнур.
Ему со второго класса очень нравилась эта девочка Оля Швейкина, но в 7 классе, её родители переехали в другой район, и Оля перешла в школу № 11, по новому месту жительства.
    С тех пор Юнур потерял её из виду. Но старая любовь не ржавеет, подросток часто вспоминал своё романтическое увлечение и образ любимой девушки постоянно всплывал перед его мысленным взором.
   Он накрутил пальцем на диске номер, который дала ему телефонистка.
   Раздались длинные гудки и трубку сняли. В ней послышался мужской голос:
   - Алло!
   -Это квартира Швейкиных? – неожиданно охрипшим голосом спросил Юнур.
   -Да, кого надо? – спросил голос.
   -Ольгу позовите пожалуйста, - сказал Юнур
   -А кто её спрашивает? – спросил мужчина.
   -Это, - совсем растерялся от удачи и неожиданности Юнур, - это её одноклассник.
   -Сейчас позову, - ответил голос.
Трубку почти сразу взяла Оля.
    -Алло, я слушаю, - раздался мелодичный до боли знакомый голос Оли Швейкиной, ещё более нежный и приятный, чем раньше.
   У Юнура окончательно перехватило дыхание, он совсем растерялся и молчал, как дурак, не зная, что сказать.
   -Алло! – нетерпеливо сказала Оля, - говорите, кто это?
   Юнур, молчал, как законченный идиот, и только сопел в трубку, чувствуя, что пауза до неприличия затягивается. Но не кричать же ни с того, ни с сего, «Оля, я тебя люблю!» Это было бы ещё глупее!
   Или ничего?
   -Алло, - сказала Оля, - что за глупые шутки? - и повесила трубку.
Юнур, хоть и чувствовал себя дебилом, остался очень доволен. Он немного успокоился, и на том же листе бумаги, на котором только что напечатал пророческую фразу о своём будущем писательском величии, добавил снизу: «Оля Швейкина, домашний телефон: 2-12-46!!!».
    Он поставил три восклицательных знака и выкрутил лист из машинки.
   -Теперь у меня есть её телефон! – радостно подумал он. Как-нибудь соберусь с мыслями ещё позвоню.
 
    А в это время в квартире Маргариты Михайловны скромный, домашний, почти семейный ужин перевалил стадию знакомств, рассаживаний, по строго продуманному хозяйкой ранжиру, гость, гостья, супружеская пара, опять мужчина, рядом женщина, потом главный инженер Быков, рядом с ним Анастасия, и во главе стола виновница торжества Маргарита Михайловна, -вроде бы так будет правильно!
   Скромный банкет вступил в стадию закусок и первых пока что трезвых тостов за хозяйку этого прекрасного стола! Всё-таки в жизни раз бывает сорок девять лет!
А в 45, как известно, баба ягодка опять! Так что любви и счастья, очаровательной Марго! Таков был лейтмотив провозглашаемых тостов. Гости постепенно раскрепостились.

    А в пустом здании школы-интерната, в этот момент гулко разносилась по тёмным коридорам музыка из радиолы «Эстония», где Юнур нашёл радиостанцию Маяк, по которой в этот момент крутили песенку «Вечер трудного дня», популярной английской группы Битлз, которую Советская идеология восприняла как песню о рабочем человеке, который пришёл домой после смены и счастлив со своей девушкой.  А то ведь раньше в момент взлёта их популярности, о группе Битлз писали только в советском сатирическом журнале «Крокодил».
   Юнур перед зеркалом под бодрую музычку легендарной группы танцевал модный танец шейк.
Никаких замысловатых танцевальных па в этом танце не было. Стой на месте и дрыгайся как эпилептик, и чем неизлечимее, тем лучше. Но и этому несложному, на первый взгляд, делу надо было как-то научиться, привыкнуть хотя бы, чтобы зубы не клацали, и в припадке страсти язык не прикусить. Да и координация движений между желаемым и воспроизводимым была нужна, а ещё хоть какая никакая эстетика. Потому что, биться в эпилептическом припадке тоже надо уметь красиво, а не как попало.
    Жизнерадостная песенка быстро кончилась, продлившись не более трёх минут и заиграла не менее оптимистичная песенка группы Тич ин, с невероятным женским вокалом!
    Юнур с упоением танцевал перед зеркалом, контролируя пластику своих кривляний. Сам себе он вполне нравился за этим занятием.
   -А что, не хуже, чем другие пацаны! – горделиво думал он. Вспомнив с обидой как его недавно вытолкали с танцплощадки, где он танцевал перед освещённой сценой со вспышками светомузыки, и задвинули вглубь толпы, в темноту.
    Надо ещё добавить к его образу полосатые светлые брюки, широко расклешённые книзу, вельветовый батник на кнопках, и длинные до плеч волосы.
    На улице стемнело. В большом трёхэтажном здании горело только одно окно на первом этаже, откуда лился свет на кусты смородины и приглушенная стёклами музыка.
    В радиоприёмнике ведущий произнёс:
   -На этом вечерний концерт популярной эстрадной музыки окончен, переходим к выпуску новостей.
   Новости Юнура в этом возрасте не интересовали, и он выключил радиолу.
   Сел на диван и огляделся, подыскивая, чем бы ещё заняться?
 
   Вдруг, из коридора донёсся детский плач и гулко разлетелся, отзываясь эхом по пустым коридорам школы.
   Юнур напрягся, вздрогнув и замер вслушиваясь. Он ведь только что обошёл всё здание, никаких детей нигде не было. В этот момент плач повторился, но это был уже другой голос. Голос второго ребёнка. Юнур почувствовал, как у него зашевелились волосы на загривке, и холодная волна ужаса прошла между лопаток, покрыв кожу выступившими от страха и неизвестности мурашками.
    А именно неизвестность пугает нас больше всего. Каким бы жутким ни был монстр, как только он показался, половина страха исчезает. А страшнее всего, это когда он не виден, а только сопит или рычит, или чем-нибудь двигает, сам оставаясь вне поля зрения. Вот где самый страх!
   Подросток поднялся с дивана и открыл шкаф. Топор, про который говорила мама, стоял внизу прислоненный к стенке. Юнур взял его за гладкое отполированное топорище, но уверенности не ощутил, а наоборот засомневался: как же я зарублю кого-то этим топором? Он же умрёт! А меня посадят в тюрьму за убийство… А я не хочу в тюрьму!
   -Может быть закрыться и пусть там хоть всю школу разберут по кирпичику? - малодушно подумал он, - но совесть и ответственность перед матерью, заставила его встать и с топором в руке отпереть входную дверь в кабинет, которую он после обхода запер на ключ.
     Юнур открыл дверь в коридор и выглянул из неё, пытаясь рассмотреть что-нибудь в гулкой  темноте огромного пустого здания.
    Он помнил, что выключатель находится возле двери центрального входа в школу. Но до неё нужно было дойти в полной темноте полтора десятка метров. А мало ли кто там притаился.
   В этот момент раздался новый детский крик или плач, который начинался с низкой ноты и постепенно переходил в визгливые рыдания, плавно опускаясь и заканчиваясь опять где-то в низком регистре.
   Ему ответил такой же, но явно принадлежащий другому малышу детский плач, который слился с первым сплетаясь в совместном завывании.
   -Меня хотят выманить из кабинета, чтобы я открыл дверь и на меня нападут в темноте… ужаснулся от осенившей его догадки Юнур.
  Он ухватил топор двумя руками обухом вперёд, чтобы отбиваясь, не зарубить нападающих ненароком, а только оглушить, а то ещё в тюрьму посадят. Он представил себе разрубленную напополам голову бандита и ему поплохело.
   Медленно и осторожно парнишка выдвинулся в коридор и отшатнулся, увидев тень, которую отбрасывал свет из кабинета на белую стену, тень настороженно пригнувшегося человека с топором наперевес. Он понял, что это его собственная тень, и медленно двинулся к выключателю в сгущающуюся темноту. На него пока из мрака никто не нападал. А плач доносился откуда-то с лестничного пролёта.
   -Может быть очередных сирот подкинули? – попытался осенить себя догадкой Юнур, - школа-то предназначена для детей-сирот. А иначе как бы дети ночью здесь оказались? Но я ведь вечером обошёл всю школу, никого не было. Может быть где-то окно разбили, а я из-за музыки не услышал? Как бы за это маме не попало по моей вине! Проплясал всё происшествие!
   -Кто здесь? – крикнул он, стараясь придать голосу басовитости.
   Плач затих.
   -У меня топор, я сейчас приду, кому-то не поздоровится!
   Юнур, нарочито громко топая по паркетному полу, дошёл до выключателя и включил свет. В коридоре никого не было. И на лестнице, ведущей на второй этаж, откуда доносился звук и где должна была стоять корзинка с детьми, было пусто. Юнур прошёлся по коридору, оглядывая углы. Заглянул за перегородку, которая отделяла фойе от помещения гардероба с вешалками. Никого. Он поднялся по лестнице на второй, а потом и на третий этаж. Нигде никого не было, было пусто и тихо. Он повыключал везде свет и вернулся в кабинет приёмной. Дверь за собой он хорошенько закрыл на ключ. Неожиданно, как будто под самой дверью, совсем рядом, вновь раздался притворный детский плач.

    А на вечеринке в честь 49 летия Маргариты Михайловны, тосты перешли из формата цветистых персонализированных восхвалений, в формат,
   -Ну, за всё хорошее!
   Главный инженер завода газовой аппаратуры Григорий Андреевич Быков оказался мужчиной галантным, и его соседка по столу Тося, женщина симпатичная, весёлая и разговорчивая, ему понравилась даже ещё в начале застолья, а не после нормы, выпитой с большим чувством из маленького бокала.
    -Потанцуем, дорогие гости! – предложила Маргарита Михайловна и все гости, выбравшись из-за стола начали танцевать танго, под песню «Эти глаза напротив» в исполнении Валерия Ободзинского.
    Эти глаза напротив – калейдоскоп огней,
    Эти глаза напротив ярче и всё сильней,
    Эти глаза напротив чайного цвета,
    Эти глаза напротив, - что это? Что это!
    Вот и свела судьба. Вот и свела судьба. Вот и свела судьба на-ас!
    Только не отведи, только не отведи, только не отведи глаз! – выводил высокий медоточивый голос.
    -Анастасия! - шептал на ухо Григорий, - какое прекрасное имя у вас, Тосечка!
    -Спасибо, - отвечала, потупившись Тося, - у вас тоже красивое имя, Григорий, в нём есть что-то надёжное, мужественное.
    - А вы замужем? – спросил Григорий.
    -Нет, разведена, - сказала Анастасия.
    -А я недавно овдовел, - грустно сказал Григорий.
    Анастасия с сочувствием посмотрела на Григория и сказала,
    -Соболезную.
   Песня закончилась, и гости расселись по своим местам.

    Юнур слушал детский плач, который раздавался совсем рядом под дверью и думал:
    -Вот гады, хотят меня выманить из кабинета, - он сильнее сжал в руках топор, - а когда выйду, набросятся и убьют, наверное…
    -Эй, вы, - крикнул он через дверь, - я так просто не дамся, у меня топор, кого-нибудь точно зарублю! – и он для убедительности постучал ногой по двери.
    Плач стих.
    -Испугались, - подумал Юнур.
    Но через несколько минут начался снова.
    -Вот гады! - выругался подросток.
    В этот миг плач достиг максимальной точки, перейдя в вой и визг, и в дверь что-то мягко плюхнулось, потом раздался какой-то скрежет, короткая возня и удаляющийся топот убегающих маленьких ног по паркету.
    Юнур опять в страхе обмер и застыл на своём посту на диване. Всё стихло. Плач прекратился и сколько подросток ни прислушивался, больше не начинался. В конце концов Юнур улёгся на диване, подложив под голову подушку, которую нашёл в том же шкафу, и уснул, поставив топор рядом с собой. Остаток ночи и утро он проспал, до тех пор, пока в окно кабинета не постучали снаружи. Юнур открыл входную школьную дверь и отдав ключи пришедшей уборщице, пошёл домой по весеннему городу. Проходя мимо школьного сквера, он увидел под деревом двух котов, которые стояли друг перед другом, выгнув спины и вздев хвосты трубой. Они с нарастающей громкостью издавали тот же самый весенний кошачий вой, очень похожий на детский плач, который этой ночью так напугал Юнура.

     А у Маргариты Михайловны вечеринка закончилась далеко за полночь. К радости хозяйки, очень сильно желавшей своей подруге Анастасии встретить достойного мужчину, спутника жизни и возможного отчима для её детей, Григорий Андреевич и Анастасия ушли вместе под ручку. Григорий наклонялся к Тосе и что-то говорил ей на ухо.
    Маргарита Михайловна набожно перекрестила парочку на дорожку, и закрыла за ними дверь.
    -Ну, дай Бог! – прошептала она, - Тоська хорошая баба, и Григорий тоже неплохой мужик, малопьющий, это сегодня он что-то разошёлся…

   Через несколько дней она с нетерпением спросила Анастасию,
   -Ну как прошло? Рассказывай!
   -А, - махнула рукой Тося, - ты что не знаешь, что им всем от нас надо? А как услышал про детей, сразу охладел, и знаешь, что он мне сказал?
   -Что? – уже всё поняв, спросила Маргарита Михайловна.
   -Он мне сказал, - Не переношу детский плач.