Семёрка. Первое знакомство

Иван Михайлович Протасов приехал в Партизанск в начале лета. Ему исполнилось 23 года, он был молод, полон сил, имел небольшой опыт работы руководителя среднего звена и был готов к любым испытаниям.
          Рабочий посёлок находился в семидесяти шести километрах от райцентра в таёжной местности и располагался в низине, между двух рек: Боровой и Большой Мурожной. Здесь имелся просторный клуб, двухэтажная школа десятилетка, детский сад и детские ясли, двухэтажная больница c аптекой и стационаром, два продовольственных магазина и два промтоварных, а также столовая, общежитие и КБО. Все социальные объекты располагались в основном на улице Центральной, застроенной в шестидесятые годы двухэтажными восьмиквартирными жилыми домами. Параллельно Центральной проходила улица Ленина с жилыми домами на 2-3 хозяина. Эти дома имели свои огороды, что являлось большим преимуществом перед «двухэтажками». Такие же дома, но более ранней постройки, связанные с переездом жителей из закрывающихся приисков, были на улице Лесной, расположенной на въезде в посёлок. Между улицами Лесной и Ленина протекал небольшой ручей с отвалами по берегам, оставшимся от рудника ГерФед. Рудник открыл в 1884 году Лазичев Герасим Фёдорович – друг и компаньон хозяина этого промысла - купца Черемных И. Д.  Самая длинная и старая улица под названием Партизанская связывала все остальные улицы по краю посёлка со стороны аэродрома.
            Да, в семидесятые годы, в Партизанск, как и в другие посёлки района, выполнял регулярные рейсы самолёт «Ан-2», использующий в зимний период лыжи вместо колёс. Случилась однажды даже авария, когда в погожий летний день у самолёта, вылетевшего из Партизанска, заглох двигатель и он совершил вынужденную посадку в долине реки Большой Мурожной, немного не дотянув до посёлка Переходного. «Кукурузник», теряя высоту, совершил вынужденную посадку среди мелколесья, по счастливой случайности, не встретив на своём пути крупных деревьев. Главное, что благодаря опытному пилоту и удачной конструкции летательного аппарата, обошлось без жертв и серьёзных травм, но самолёт для авиации был потерян.
           На Партизанской улице в основном были дома частные и двухквартирные, за исключением трёх-четырёх бараков. До шестидесятых годов это была центральная улица, где располагались школа, больница, почта, клуб, небольшие магазинчики. Предположительно именно с этой улицы и началась история посёлка, получившего в 1839 году название - прииск Крестовоздвиженский. Было ещё несколько переулков и улица Геологическая, застроенная щитовыми бараками, двух- и трёхквартирными домами. Население посёлка насчитывало около тысячи человек: в основном это были работники горнометаллургического комбината, работающие на драгах и во вспомогательных цехах.  Жили здесь также геологи и буровики.
          Изюминкой посёлка, конечно, была природа. Кедровые деревья сплошь покрывали окрестные горы, и даже в посёлке росли могучие исполины. Их мохнатые, вечнозелёные вершины можно было легко узнать в бескрайней тайге, отличимые в любое время года, они словно подчёркивали свою значимость и величие. Лес был богат различными ягодами, грибами, боровой дичью, зверьём, что безусловно проявлялось осенью, когда тайга расцветала яркими всполохами красок. В этот период не было порядком надоевших за лето комаров и мошек, созревали дары природы, которые заготавливались впрок на долгую зиму, открывалась охота на боровую и водоплавающую птицу, а позже и на пушного зверя. Били охотники и более крупного зверя: лося, медведя по разрешительным документам не для продажи, а для пропитания. Жители посёлка в выходные дни массово выезжали на заготовки, отчего на улицах становилось тихо, и только собаки без устали перекликались между дворами.
  Протасову предложили работу начальником драги под №7, после чего выдали ордер на квартиру в двухэтажном брусовом доме, окружённом с двух сторон высокими, вровень с крышей, кедрами. Во дворе «двухэтажки», имеющей два подъезда, был проложен тротуар из обрезных плах, напротив входа располагались надворные постройки. Вдоль забора, ограждающего чистый и ухоженный двор, стояли ровные поленницы дров, подчёркивающие добропорядочность и аккуратность жителей.  Квартира находилась в чистом, аккуратно побеленном подъезде на втором этаже, куда вела окрашенная светло-коричневой краской деревянная лестница со скрипучими ступеньками. При первом посещении дома Протасов обратил внимание на полки в коридоре, где стояли без присмотра ровные ряды банок с вареньем, солениями, тушёнкой и сгущённым молоком. На некоторых деревянных, утеплённых войлоком дверях квартир висели навесные замки с ключами, в других, с внутренними замками ключи отсутствовали, но было понятно, что они находятся под ковриком, лежащим у порога. В посёлке, где все жители знали друг друга, воровство почти отсутствовало, да и тащить особо нечего было. Двухкомнатная квартира, выделенная Ивану с семьёй, отапливалась большой оштукатуренной и аккуратно побеленной печкой на кухне, но вот воду необходимо было брать на улице в колонке домом ниже. После города с горячей водой, газом и ванной комнатой было первое время, мягко сказать, очень некомфортно.
            Через пару дней, обосновавшись на новом месте, Иван вышел на работу, где ему предстояло знакомство с драгой. Рано утром рабочие прииска собирались у телефонной станции. В старом здании, похожем на барак располагался телефонный коммутатор, комната электриков, склад электрооборудования, а также просторное помещение для рабочих, служащее укрытием в дождливую или морозную погоду. Здесь же, на небольшой площадке, рядом со зданием старого клуба, в ожидании машин, уходящих на драги, иногда устраивали футбольные баталии. Заводилой был машинист драги №123, звали его Владимир.  Он приносил старенький мяч, мужики ставили ворота из чурок, взятых из поленницы дров, и начинался матч. Надо сказать, что футбол в те времена был популярным вместе с волейболом и баскетболом, и даже часто проводились соревнования между командами посёлков, участие в которых принимали взрослые и ученики старших классов школы.  Рабочие, минуту назад сонно клевавшие носом и лениво дымившие папиросами, мгновенно преображались, в азарте начинали махать руками, свистеть и кричать, поддерживая игроков. Своим гамом, звонкими ударами по мячу они прерывали наслаждение сладким, утренним сном жителям близлежащих двухэтажных домов. Но длилось это недолго: подходили машины, игра прерывалась, так же внезапно, как и началась.  Разгорячённые игроки и зрители спешили занять места в кузове, помогая забраться женщинам. Автомобили разъезжались, за ними оседала серая, словно лёгкий туман утренняя пыль, и наступала тишина. Вскоре начинала просыпаться жизнь в посёлке. Где-то слышалась громкая музыка радиоприёмника, плач не выспавшегося ночью ребёнка, хлопки и стук дверей, отрывки громкой речи. Лишь собаки дремали, свернувшись калачиком на вытоптанном, словно плац, дворе, уставшие от ночного дежурства.   
            Дороги до драг были просёлочные, часто по бездорожью, поэтому рабочих возили на грузовиках. В кузов ЗИЛа или Урала ставился металлический каркас из уголков и труб, на котором были закреплены деревянные лавки. На каркас был натянут брезентовый тент для защиты от дождя и ветра. Грузовик увозил утром рабочих, возвращался в гараж, каркас снимался, и до следующей поездки машина перевозила дрова, технические грузы. Ездили так рабочие и зимой, только вместо брезентового тента устанавливался стёганый ватный, никакого отопления в кузове не было.               Менялись дражные смены три раза в сутки, работая по восемь часов. Вахтовые машины с тёплыми салонами появились значительно позже.
«Семёрка» отрабатывала россыпь в вершине речки Туктугаевки, больше похожей по количеству воды на ручей, впадающий в реку Удерей. Плавающая в огромной луже с грязной водой драга, издающая пронзительный скрип и грохот на всю округу, произвела на Ивана двоякое впечатление. С одной стороны, это была огромная машина весом в триста тонн, добывающая золото, но вот вид деревянного, выцветшего на солнце корпуса и обшитый брезентом стакер, со свисающими местами обрывками материи, портили восприятие драги, как современной фабрики. Семёрка была построена хозяйственным способом, проект разрабатывался на комбинате и имел некоторые особенности в виде удлинённой черпаковой рамы для цепи, состоящей из 83-х черпаков объёмом по 80 литров, а также конструкции мачты подвеса рамы, позволяющей отрабатывать забой высотой до двух с половиной метров от уровня воды. Стакер и колоды также имели удлинение, чтобы не «подэфеливало» корму. Бочка для промывки породы лежала своими концами на двойных колёсах от автомобиля марки МАЗ, они же приводили её в движение. Всё это Протасов узнал в первый день, облазив всю драгу от понтона до мачты подвеса свай – самой высокой точки плавучей фабрики. Всё было интересно и во многом непонятно, а в некоторых местах вызывало даже опасения. В тёмном, сыром и плохо освещённом, как подвал, понтоне, высотой в два метра, ощущалась сильная вибрация днища, покрытого местами тонким слоем ила и воды. Металл днища был ржавым, усеян сплошь вкраплениями, словно язвами, отчего было ощущение его ненадёжности и опасения, что в любой момент может возникнуть течь в виде фонтана грязной воды. Что делать в такой ситуации, Иван не знал, поэтому поспешил покинуть помещение по крутой лесенке, сваренной из труб, протиснувшись через узкий люк с герметичной крышкой. После этого он поднялся на второй этаж носовой части надстройки, где грозно гудел трансформатор в своей металлической камере. Рядом, в железных щитах тёмно-зелёного цвета щёлкали контакторы, высекая временами белые вспышки дуги. В центральной части драги между ферм каркаса крутилась, завывая, дражная бочка, из которой доносились звуки мощных струй воды, шум и грохот перекатывающихся камней. От вращающих бочку колёс чувствовался запах нагретой резины, смешанный с маслом и пылью. За сетчатым ограждением поперёк и ниже бочки располагались металлические желоба шлюзов, от которых тянуло прохладой и по которым беспрерывным потоком катилась грязно-серая вода. Даже не верилось, что под этим потоком грязи оседают крупицы золота.
Самое главное помещение на плавучей фабрике – «драгёрка», где постоянно находится драгёр, управляющий агрегатами, он же является старшим смены, а помогают ему старший машинист и машинист кормового узла, которого часто не бывает из-за отпуска или болезни кого-то из членов бригады. По информации руководства прииска, на драгах остро ощущался дефицит кадров, в особенности электриков, сварщиков, бульдозеристов. Ивану повезло в том, что на семёрке работали опытные драгёры, и ему предстояло учиться, наблюдая за их работой и прислушиваясь к советам. В первый рабочий день на смене был широкоплечий, высокого роста Михаил Сухов. Смена была неполной, состояла из драгёра и старшего машиниста, а кормовой машинист находился в очередном отпуске.
           Поднявшись по крутой лестнице со ступеньками из рифлёного железа на третий этаж, а затем в помещение «драгёрки», Протасов сдержанно поздоровался.  Михаил, сидящий у окна размером почти во всю переднюю стену помещения, в самодельном, сваренным из уголков кресле управлял драгой, улыбаясь, как старому знакомому, жестом указал в сторону стола.
- Привет, Иван, садись чай пить. Свежий, только заварил.
          Протасов подошёл к старому конторскому столу, стоящему у небольшого, продолговатого окна, через которое были видны мостовой кран и камера завалочного люка. На столе, застеленном непонятного цвета клеёнкой, местами затёртой до дыр, лежали на двойном листе газеты печенье, конфеты. Здесь же стояла небольшая стеклянная банка с сахаром, какие-то консервы и две эмалированные, замызганные кружки. Взяв кружку почище и пару «карамелек», Иван направился в угол помещения, где на полке стоял электрический чайник. Налив полкружки заваренного напитка, вышел по деревянному, пружинившему под ногами трапу на крышу надстройки, крытой железом с деревянным ограждением из брусков, окрашенных красной краской, выцветшей на солнце. Погода была солнечной, но жарко не было из-за лёгкого ветерка на высоте и влажности, исходящей из дражной выработки. От забоя несло гнилью погребённых под слоем земли кусков деревьев, упавших десятки, а может, и сотни лет назад.  За чаем Протасов оглядел окрестности: с крыши надстройки открывался великолепный вид. Слева от драги возвышалась крутая гора, покрытая смешанным лесом, сквозь листву которого проглядывала старая заросшая пожухлой травой колея дороги, плавно уходящая вверх по склону. Впереди долина расширялась вправо, переходя в широкую террасу, расположенную у подножия горы, сплошь усеянной кедрачом. Присмотревшись, Иван заметил вдалеке два работающих бульдозера фирмы «Катерпиллер». «Надо бы сходить, посмотреть, как американские трактора работают», - подумал он, но тут неожиданно раздался слабый, еле различимый среди гула работающих механизмов звук звонка на нижней палубе. Почти сразу черпаковая цепь замерла, перестав скрипеть, а через некоторое время остановилась бочка, следом галечный транспортёр и технологический насос. В наступившей тишине слышался только негромкий гул консольного насоса, стук металла и приглушённые ударами резиновых матов женские голоса бригады сполоска, работающей в шлюзовом отделении.
- Саша! Бери слабину на левой лебёдке, будем «гитару» переносить, - раздался крик драгёра, высунувшего голову в проём окна.
Иван, подойдя к ограждению, посмотрел вниз, ему было интересно, что за «гитару» надо переносить. Раздался гул двигателя, на носу драги неуклюжий на вид мужик, наклонившись, стал тянуть трос от лебёдки, опуская его через носовой ролик в разрез. Стравив так метров восемь, он махнул рукой, двигатель перестал гудеть и машинист, взяв с палубы кусок верёвки неспеша и чуть переваливаясь с боку на бок, направился по трапу на берег. В «драгёрке» громко хлопнула дверь, раздался грохот частых шагов по лестничным маршам, и на нижней палубе появился Михаил. Он быстрым, широким шагом догнал машиниста, и уже вместе они стали отцеплять канаты, лежащие на берегу. Протасов внимательно следил за их действиями и понял, что трос от носовой лебёдки выходил на берег, где примерно в пяти метрах от борта забоя лежал ролик, закрытый с двух сторон листовым металлом в виде большой капли. Трос огибал ролик и дальше его конец крепился к черпаковой раме. Вот этот ролик, который в свою очередь крепился к двум канатным растяжкам, закреплённых к закопанным брёвнам, и назывался «гитарой». Общими усилиями передняя растяжка была заменена на короткую, а задняя на более длинную. Обе их соединили петлями на скобу, которая крепилась к «гитаре» пальцем. Пока мужики соединяли канаты, Протасов не спеша спустился по крутым лестницам на нижнюю палубу, здесь было прохладно, гудел двигатель вспомогательного насоса, из шлюзового отделения слышались женские голоса и смех. «Ещё не закончили сполоск», - подумал он и направился по гулкому металлическому настилу в корму драги. В носовой части послышались гулкие и размашистые шаги Михаила сначала по палубе, потом частой дробью по ступенькам лестницы. Он задержался на средней палубе, о чём-то спросил женщин и громко крикнул:
- Саша, запускай.
- Запускаю, - вяло ответил машинист, неспеша проследовал с носовой части к посту управления на нижней палубе, дал два сигнала звонком, после чего запустил в работу восьмидюймовый технологический насос, затем галечный транспортёр и в последнюю очередь - бочку. После небольшой паузы прозвучало два звонка и заскрипела черпаками цепь, глухо ударяя по верхнему приводному барабану. Палуба понтона сильно качнулась в сторону кормы, но была остановлена сваей и, качнувшись с борта на борт, пришла в движение, перемещаясь по забою. Помещение драги наполнилось звуками гула приводов бочки, надсадным шелестом автомобильных шин, звуками породы, высыпающейся из черпаков в завалочный люк и звенящим, меняющим тональность, звуком тугих струй воды, разбивающих породу в дражной бочке. Потоки грязной воды, несущиеся по шлюзам и колодам, добавляли свой фон в общем шуме работающей фабрики. Только стакер весело журчал ручьями, льющимися в сливной жёлоб, и стрекотал по роликам «сшивком» транспортёрной ленты. Невольно прислушиваясь к звукам механизмов и с любопытством рассматривая оборудование, Иван поднялся на площадку стакера, заглянул в выходной конец бочки, на окатыши глины, скользящие по галечному лотку, на ленту транспортёра, после чего по крутой деревянной лестнице забрался на верхнюю палубу кормовой части. Здесь было менее шумно, просторно, но немного пыльно. Пол палубы тёмно-коричневого цвета был застелен широкой половой рейкой, в средней части помещения заметен большой открывающийся люк и элетротельфер над ним, для ремонта бочки. В кормовой части на металлических рамах стояли две небольшие лебёдки подъёма свай с кнопками управления и лебёдка подъёма стакера с червячным тихоходным редуктором. Вдоль стен, окрашенных светло-бежевой краской, проходил пожарный трубопровод с гидрантами и ящиками с пожарными рукавами, окрашенными красной краской. Вся обшивка драги была деревянной, и это создавало какой-то особый уют и теплоту. Верхняя палуба от кормы в сторону носовой части переходила с деревянного настила в надстройку привода черпаковой цепи, палуба которой была застелена квадратными листами рифлёного металла. Здесь шуршал ремнями привод верхнего черпакового барабана, состоящий из пары электродвигателей с торчащими щёточными устройствами и больших редукторов, соединённых ремённой передачей. За камерой ограждения скрежетали черпаки, ложащиеся своей поверхностью на шестигранные стороны барабана, с «каблуками» захватывающими и тянущими черпаковую цепь. Даже по внешним признакам чувствовалась мощь привода, наполняющего черпаки породой в глубине забоя.
Внимательно изучив привод ВЧБ и сам барабан, Протасов поднялся в драгёрское помещение и осмотрелся. Слева от драгёра, на раме, сваренной из профильной монтажной шины, располагался контроллер управления лебёдкой подъёма и опускания черпаковой рамы, справа - такой же контроллер с кнопкой блокировки, для управления движением черпаковой цепи. На оконной раме перед драгёром были закреплены амперметры, показывающие нагрузку двигателей носовых лебёдок и трёхкнопочные посты управления лебёдками. Справа, на высоких стойках из уголка располагался громоздкий металлический ящик щита с контрольными приборами, лампочками и кнопками управления. За щитом проходила дымовая труба от парового котла, а на верхней части задней стенки щита возвышались тарелки звонковой сигнализации. Потолок и стены помещения были обшиты вагонкой и окрашены светло-голубой краской, деревянный пол застелен старой, сильно изношенной транспортёрной лентой. Прервал осмотр Михаил, который, обернувшись, показал рукой на стоящую рядом с местом драгёра деревянную, покрашенную, как и пол, коричневой краской скамью со спинкой:
- Садись, Иван, посмотри, что у нас в забое творится.
         В это время отрабатывалась надводная часть выработки, и хорошо было видно, как происходит процесс срезания стружки породы и наполнение черпаков. Нижний барабан, вращаясь и давя на цепь, временами издавал противный писк, сочетающийся со скрежетом черпаков то внизу, то на верхнем барабане. При этом драгу сильно качало взад-вперёд и вверх-вниз, главный привод подвывал, словно жалуясь на свою тяжёлую работу, но продолжал изо всех сил тянуть гружённую цепь, которая бесконечным потоком поднимала черпаки, наполненные породой в чрево драги, опустошая их в завалочный люк.
- Здорово качает, так весь забой будет отрабатываться? – Протасов обратился к драгёру, держась рукой за раму контроллера.
- Да нет, это только на верхах, центр тяжести смещается и глина слишком плотная в пласте, ниже с водичкой она лучше будет браться, - Михаил, улыбаясь, ответил и добавил:
- Бывает, валун попадётся в глине размером с шапку, а кажется, что огромный. Таким цепь согнать с нижнего барабана запросто можно, он в глине, как в цементе сидит, поэтому главное – не отвлекаться от забоя.
- Вода слишком грязная в разрезе, приток видать небольшой, порода плохо промывается, на стакере видел много окатышей.  Что можно сделать в этой ситуации? – Иван с надеждой посмотрел на драгёра.
- Да что мы можем сделать? Надо насосную ставить и воду свежую качать из разрезов ниже драги. Мы же в гору идём, чем дальше, тем хуже будет, без насосной не обойдёмся. К тому же и уровень воды надо будет поднимать плотинами, так что проси у начальства, чтобы готовили нам насос и трубы.
- Хорошо, буду разговаривать на эту тему. Тем более у нас нет ни сварщика, ни электрика.
         Хлопнула дверь и в помещении появилась серьёзного вида женщина с лёгкой улыбкой и папиросой в зубах, с заметной сединой в тёмно- русых волосах, зачёсанных назад. Она была среднего роста, в светлой кофте и защитного цвета, рабочих брюках, заправленных в резиновые сапоги.
- Здорово, мужики. Ну что начальник, драгу всю осмотрел? Приходи завтра к нам на шлюза, там две рамки развалились, нужен сварщик срочно.
— Это наша Валентина Николаевна – бригадир сполоска, - Михаил кивнул головой в сторону женщины и спросил у вошедшей:
- Ну что, как наши успехи?
- Грамм 150 будет, ночная смена стакер завалила, простояла два часа с лишним. Мы сейчас на берег пойдём, костюмы в луже помоем.
                Женщина, достала ручку и тонкий журнал из ящика стола, сделала в нём записи, положила на место и, продолжая дымить папиросой, вышла из помещения. Протасов встал с лавки и, подойдя к столу, достал журнал. Это оказался «Сменный рапорт», в котором записывают состав каждой смены, параметры забоя и результаты работы, в том числе, за сутки.  Из журнала стало известно, что машиниста зовут Александр Иванович, а фамилия его Кулибаба.
            Раздался стрекот лебёдки трапа, Иван вернулся на место и выглянул в окно. С трапа, опущенного на бровку забоя, спускалась Валентина Николаевна и ещё две женщины.  Все они несли в руках прорезиненные куртки и брюки с лямками, заляпанные грязными разводами так, что с трудом определялся их болотный цвет.
- Ну всё, девки завтра на шлюза пойдут, как на праздник, только надолго ли? – драгёр достал из кармана брюк от энцефалитного костюма полную горсть кедровых орех и протянул Протасову:
- Угощайся, до смены ещё около часа.
            Иван, увлёкшись орехами, не заметил, как быстро по времени был сработан надводный борт, и вал нижнего барабана погрузился в воду, перестав издавать свой противный писк. В забое по-прежнему шёл пласт песков с чередованием коричневой и серой глины. В правом углу черпаковая рама проседала так, что палуба опускалась до самой воды, а черпаки наполнялись до краёв серой массой, похожей на ил.
- Старица. Раньше здесь русло речки было, - пояснил драгёр, бросая скорлупу от орехов в проплывающие внизу черпаки.
- Ты, Иван, проси сварщика дня на три-четыре, кроме шлюзов надо каблуки наплавить на ВЧБ, и ещё работа найдётся. У нас так-то все драгёры варить и плавить могут, но своих забот хватает, поэтому сварщик нужен.
          Застрекотал двигатель лебёдки трапа, драга замерла и после звонка остановилась цепь.
- А вот и смена приехала.
            Михаил встал со своего места и пошёл заполнять журнал к столу, с которого уже были убраны лежащие там продукты. Протасов выглянул в окно: по трапу, смеясь и что-то обсуждая, женщины несли свои чистые рабочие костюмы.  За ними неспеша шёл с сумкой через плечо упитанный, среднего роста, мужик в очках, следом - молодой парень с лохматыми вихрами светлых волос, что-то рассказывающий женщинам и размахивающий руками, замыкающим был высокий и худой, на вид нескладный мужичок с матерчатой сумкой в руках.
         Через минуты три-четыре в драгёрку неспеша зашёл мужчина в очках, улыбаясь, поздоровался за руку с Михаилом и протянул руку, вставшему ему навстречу Протасову:
- Здорово, начальник, я Анатолий, - после чего снял с плеча сумку, повесил её на один из переключателей щита и плюхнулся в драгёрское кресло.
- Миха, вы НЧБ сегодня мазали? Надоел своим писком. А что по забою, глина так и идёт?
Михаил положил журнал на стол и повернулся к драгёру:
- Ты же знаешь, нас двое в смене. Саша пресс приготовил, когда шагнёшь, набейте левую сторону, а мы завтра правую смажем, пока стоять будем. Черпаки много не грузи, вчера в ночную смену стакер завалили, катыши глины большие, под ленту норовят свалиться, а по прибору незаметно.
- У меня кормовой всю смену на стакере сидит, чай попьёт и снова на пост, хотя странный какой-то. Ладно, идите уж, машина ждёт.
          Анатолий поправил очки, закурил папиросу, бросил спичку в открытое окно и, дав два сигнала звонком, перевёл рычаг контроллера вперёд. Черпаковая цепь, наполненная породой, дёрнулась и плавно повезла свой груз на промывку. При запуске привода, драгу качнуло так, что Иван невольно сделал шаг в сторону двери, потеряв равновесие. Михаил, заметив это, улыбнулся, хлопнул его по плечу:
- Ничего, привыкнешь. На лестницах только аккуратней, сильно не спеши, а то расшибёшься.
           Проходя по трапу, Протасов обернулся, словно стараясь запомнить, в каком состоянии оставил драгу. Отрабатывалась подводная часть забоя, поэтому лишь изредка слышался скрип черпаков, порода через равные промежутки времени с шумом падала в завалочный люк, грохоча одиночными валунами внутри бочки.  Механизмы и насосы работали ровно, из окна драгёрки выглядывало красное лицо Анатолия с очками на носу и папиросой в зубах.
- Смена хорошая. Сидоров опытный драгёр, к тому же ещё и токарь, Чернышов хоть машинист и молодой, примерно твоего возраста, но дело своё знает, мне с ним приходилось работать.  А вот кормовой машинист недавно пришёл, и я его совсем не знаю.
        Михаил спрыгнул с трапа и протянул руку, чтобы помочь Протасову, но тот ловко спрыгнул сам, вспомнив при этом, как однажды на прежней работе прокатился на паровозе и неудачно спрыгнул на ходу с подножки, подвернув ногу.
         В кузове машины Иван обратил внимание, что у Валентины Николаевны на широком ремне висит кобура с револьвером, а в ногах стоит небольшая металлическая баночка с завинчивающейся крышкой, опломбированной свинцовой пломбой, болтающейся на толстой нитке. «Контейнер с золотом. Интересно, какое оно», - подумал Иван, глядя на банку и держась руками за лавку, чтобы не упасть.  Машина медленно двигалась по дороге, проложенной по отвалам, подпрыгивая на ухабах и грохоча металлическим каркасом. Люди в кузове тоже подпрыгивали на деревянных лавках, заваливаясь при этом в стороны, как «неваляшки», но как будто не замечали этого, продолжая громко общаться и смеяться над чем-то.
      Протасов смотрел на удаляющуюся драгу в проём откинутого полога тента и думал, что как-то уж буднично и незаметно прошёл первый рабочий день, а какие были ожидания и волнения.