Семья Стень

                СЕМЬЯ СТЕНЬ
               Таёжный рассказ из Советского прошлого         

    Супруги Стень появились в Корликах в ноябре одна тысяча девятьсот восемьдесят… достопамятного года. А памятен был год тем, что в этот год впервые в СССР произошла Олимпиада, и умер Владимир Высоцкий.
    Глава семьи Сашка Стень был размером со шкаф, с широкими плечами и большим торсом. Огромный могучего телосложения, весь в наколках, в частности на спине красовался очень убедительно исполненный, неведомым автору, тюремным кольщиком собор Василия Блаженного с большим количеством куполов, что как утверждают знатоки, означает количество присуждённых тюремных сроков.
    Лицо светлобородое, горбоносое и довольно приятного вида. Его жена Надька Стень была под стать своему мужу, молодая корпусная баба со скуластым миловидным лицом и слегка приплюснутым носом. Говорила она скороговоркой с кубанским выговором и нрав имела общительный и дружелюбный. Детей у них не было.
    Поселились они в центре посёлка, в то время как, местные старожилы предпочитали селиться, или постепенно переселяться на окраины. А происходило это потому, что на окраине как-то меньше заметно, кто к тебе приходит, и что он тебе приносит. Потому что принести могли всё что угодно и всё, чем богата тайга. А тайга богата грибами, но это на любителя, ягодами, ну, пожалуй, оставьте вот тут в сенях, жена разберётся, рыбой, мясом, это давайте, и главное пушниной, ценнейшим мехом соболя, баргузинской породы, которая приравненая к золоту, идёт на экспорт за валюту. А за валютные операции знаете, что было в те годы? Лучше вам и не знать, потому что мораторий на смертную казнь, в том числе за экономические преступления, тогда ещё не ввели и применяли её повсеместно. Не шибко разбираясь и не жалея людишек.
    Так что даже не показывай её тут в дверях, эту свою пушнину, не дай бог, соседи заметят, а давай, заходи скорее в дом и вот тебе водка и вот мне соболя.   
    Для Корликов супруги Стень были совершенно новыми незнакомыми людьми, но очень скоро местные общительные мужики и бабы стали к ним запохаживать и засиживаться. А что ещё делать в таком глухом, удаленном от мира посёлке, как не засиживаться, если угощают, где даже не было ни одного не то, что грузового, а даже завалященького легкового автомобиля? Кроме тракторов. Нет, вру, был остов когда-то, каким-то невероятным образом попавшего туда грузовика, скорее всего завезенного много лет назад весной по большой воде на барже-самоходке.
    Судьба этого автохлама темна и безрадостна. Его доставило туда местное начальство для своих непонятных авантюрных, или волюнтаристических целей, потому что ездить было совершенно некуда, и возить в это «некуда», - было нечего. Кругом тайга, буреломы, болота. Остов этого неопределяемого вида транспорта стоял на берегу речки Корлики у деревянного причала и имел плачевный вид. Ни кабины, ни колёс давно не было, бортов на кузове тоже… Впрочем, и причал каждую весну уносило паводком. Да что там автомобилей, даже коров и лошадей в поселке не было. По той простой причине, что ни лошадь, ни корову в вертолёт не брали без билета и даже с билетом, всё равно не хотели брать.
    А по-другому завести скотину туда можно было только весной по большой воде, когда в Корлики приходила баржа самоходка с соляркой, бензином в двухсотлитровых бочках, и товарами, но везти корову таким образом было настолько сложно и геморройно, что никто с этим и не связывался.
    Это же мало того, что корову эту надо было в Ларьяке купить, потом дождаться с ней дня отправления самоходки, а ещё будет ли на ней место для рогатой пассажирки, а ещё кормить животину надо всё это время и обратный процесс как-то обеспечить, в общем никто даже не пытался огрести себе проблем с этим делом.
    Работа в Корликах имелась только в ПОХе, промысловом охотничьем хозяйстве. И то какая работа? На лесозаготовке… Бензопилу «Дружба» в руки - и на деляну, к привычному тяжелому каторжанскому труду: валить сосны и кедры, рубить сучья, или таскать трелёвщиком брёвна к реке.
     Так что Сашка на работу устраиваться не спешил. Это был мужчина довольно молодой, лет тридцати с небольшим, но уже побывавший в тюрьме и по всему видно авторитетный. Дело в том, что в те времена человек, отбывший срок, не очень-то имел возможность выбирать. В городах его не прописывали, а значит и на работу устроиться было проблематично. Оставалось искать счастья, где-нибудь в захолустье.
     А в Корликах прописывали, вернее ставили на учёт в поселковом совете всех. А если кого- то не ставили, то после отсыла обратно в район, его всё равно из района присылали обратно и по любому ставили на учёт… Так что контингент в Корликах был очень специфический.
     А Надька Стень устроилась на работу в поселковую пекарню. В здании пекарни, - обычной деревенской избе, стояла большая русская печь, как в сказке про щуку, только без Емели.
    Тесто месили не руками, а в большой тестомеске, похожей на бетономешалку. Надо сказать, что местная пекарня вскоре прославилась на весь район. Когда в Корлики прилетали на «вертушке» местные проверяющие, или ещё кто-нибудь шальной, они обязательно покупали прямо в пекарне хлеб по нескольку булок, чтобы порадовать близких в городе. Вполне возможно, что в этом была заслуга новой пекарихи…
     Жили супруги Стень поначалу довольно незаметно, не привлекая к себе внимания, но довольно скоро возле их дома стали появляться и подолгу простаивать хантейские нарты, в которых часами маялись на морозе в ожидании запряженные олени.
     А по поселку среди местной элиты: в лице преседателя поселкового совета, начальника ПОХа, старшего охотоведа, заведующего магазином торговой кооперации, директора школы, начальника метеостанции, вплоть до фельдшера местной больницы, начался ропот недовольства, что Стени возят из Нижневартовска в больших количествах спиртное и всю пушнину ханты несут им. 
     И не только пушнину. Ханты привозили в посёлок всё, чем богата тайга. Рыбу в основном мороженную щуку и язя, мясо лося, оленину, медвежатину, ягоды, в основном бруснику, а также клюкву, чернику, голубику в меньшей степени, она мнётся и не такая лёжкая, в отличие от брусники. Которую собирали не только летом, но также и весной из-под стаявшего снега. Брусника такая особая ягода, она консервируется сама в себе и отлично сохраняется всю зиму под снегом до весеннего таяния и даже в первый месяц лета. Местные бабы собирали её и сдавали в ПОХ, пока её окончательно не подъедали птички и зверюшки.
     Контора ПОХа платила охотникам за сданные промысловые трофеи деньги, по довольно- таки скромным расценкам. Первоклассные шкурки соболя густо охристого цвета, почти чёрные, с частыми проблесками искристой седины, принимали за рубли, даже не за десятки, а так, семь-восемь рублей штуку. В то время как на большой земле такие шкурки продавались, как минимум на порядок дороже. В одном из городских ЦУМов мне как-то попалась на глаза шкурка соболя, не так чтобы, - Ах! Правда выделанная по заводскому. По цене 100 рублей за штуку.
     К тому же рубли в тайге не самая главная валюта. Водка поглавнее будет. И поэтому ханты, получив за плановые сдачи в ПОХе деньги, и не получив полного удовлетворения, в поисках истинного счастья, и предмета вожделения… За спиртным шли в народ.
     Простые таёжные охотники и оленеводы в малицах и высоких до бедра торбасах со шкурками соболей, ондатры, выдры, росомахи, зайца, белки, медведя, лапами оленей или лосей, наугад заходили подряд в любой дом и предлагали натуральный обмен на водку, все, что у них оставалось после ПОХа.
     На севере действовал тогда так называемый «сухой закон». Спиртное ни под каким видом: водки, пива, коньяка, или вина, купить в магазине было невозможно. Но в городах, например в Нижневартовске с этим было попроще.   
     Там водку давали по талонам. Талоны были нужны не всем, у кого-то, например у непьющих бабусек, они залеживались, и их можно было скупить или выменять на что-нибудь. В конце концов особо одарённые водку и спирт возили с большой земли.
     Между прочим, в те времена, чтобы купить вполне недорогой билет на поезд, паспорт, как сейчас, был не нужен. Пассажир платил в кассе деньги и ехал. Проводница при посадке в вагон просто проверяла наличие билета и пропускала. Ещё и чай предлагала, и бельё постельное, обычно сырое, и даже это я только лично вам, под строжайшим секретом потихоньку на ухо шепотом сообщаю, водку и пиво. Но об этом никто не должен знать!
     А спирт в Корлики Стеням возил Сашкин младший брат Сережка Стень. Он появился в поселке на несколько месяцев позже старшего брата. До этого и он тоже досиживал тюремный срок. Он был на несколько лет моложе чем Сашка. И хоть внешне очень похож, но анатомию имел совсем другую. Это был спортивного вида и облика, поджарый, мускулистый и резко взрывной парень. С наглым горбоносым лицом, молодым и привлекательным для женщин. Их у него было достаточное количество. В каждый приезд его сопровождала очередная жизнерадостная краля из города, нагруженная под завязку клетчатыми китайскими сумками, в которых что-то призывно звякало.
     В какой-то момент местное население не вынесло такой агрессивной атаки на посёлок. Между старшим охотоведом и заведующим магазином произошёл примерно, я там не присутствовал, но такой разговор:
     -Ну, что, Зарифыч, с этим надо что-то делать! – сказал старший охотовед Павел Петрович Алонцев, с глазу на глаз с местным завмагом татарином Рустемом Зарифовичем Багалетдиновым,
      - я уже не помню, когда сОболя в последний раз видел…
      -Да, - согласился Зарифыч, - есть проблема, - он нахмурился, - ко мне тоже давненько ханты не заглядывали. -Всё несут Стеням, у них всегда есть спиртное и платят щедро, - он выругался и налил по стаканам армянский коньяк.
     -Слушай, я раньше за соболя, Аркашке Кунину давал поллитровку водки, и он был доволен. Ну, почти… Всё равно идти больше некуда, водки в посёлке нет. А две недели назад он ко мне пришёл, предложил ондатру, я ему бутылку за пять шкурок, так он закочевряжился, не отдал, ушёл. Я, правда не посмотрел, куда он пошёл, но и так ясно, к Стеням!
     -Да! Совсем оборзели приезжие, - и Зарифыч со злостью хватанул полстакана коньяку.   
     Они разговаривали в доме у Зарифыча. Тот выставил бутылку армянского коньяка и угостил гостя простой сибирской закуской: налимьей печёнкой, вяленой медвежатиной и лосиной губой. Его жена с редким для татарок именем Шамсруй накрыла на стол и незаметно удалилась. Но судя по тому, как иногда неуловимо колыхалась занавеска на двери в соседнюю комнату, удалилась она недалеко. Так вышколены некоторые жёны, что долго звать их не приходится. Кроме того, в Корликах происходило так мало событий, что кое-кто в посёлке, считал своим священным долгом быть осведомлённым во всем, что его не касалось, особенно, когда речь шла о визите старшего охотоведа к заведующему магазином.
     О чём разговаривали, до полного опустошения бутылки коньяка и бутылки водки, принесённой Алонцевым, два влиятельных поселковых начальника? О братьях Стень и их деятельности по скупке пушнины в посёлке в обход ПОХа? Или о ценах на бруснику и чернику в заготовках предстоящего лета? Или о дате открытия сезона охоты на водоплавающую и боровую дичь? Или о перспективах отмены, в районах крайнего севера и местах к ним приравненным, сухого закона?
     Этого не узнал почти никто в посёлке и почти никто не догадался. Тем более, что позднее, глубоко ночью, а ночи-то лунные, далеко тебя видать… к Зарифычу, заглянул брат Алонцева, Колька, узнать о статистике роста поголовья лосей в Нижневартовском районе, с собой имея ещё пару, да кто ж их считал, бутылок водки, или другой спиртосодержащей жидкости.
    К утру окрестные сосны и кедры уже душевно сопереживали словам доносящейся из дома завмага песни исполняемой пьяным мужским хором под трёхрядную гармошку Шуйской фабрики: - «А вокруг голубая, голубая тайга…»
    Назавтра всё в посёлке было как обычно. Нельзя же назвать крупным событием то, что в конторе охотоведа заработала рация и установилась связь с Нижневартовским отделом милиции и районным отделом ОБХСС (Отделом борьбы с хищениями социалистической собственности). Опять же никто не слышал в подробностях, кроме конторской уборщицы, прилипшей ухом к двери, разговора старшего охотоведа Корликовского ПОХа Алонцева с начальником милиции Нижневартовского районного отделения майором Елдуковым. А уж разговора Старшего охотоведа Алонцева с Начальником ОБХСС, товарищем Бдюкиным точно не слышал никто, потому что Алонцев неожиданно даже для себя, резко открыл дверь и любознательная слушательница, откатившись от удара в угол, и с укором потирая ушибленную голову, уползла из конторы.
     Через несколько дней в Корлики прилетел борт из Нижневартовска. Из него вышли рослые мужчины со свежими лицами, резко отличающимися по цвету румяной кожи от цвета кожи лиц прибежавших встречать вертолёт местных жителей, и проследовали, не задерживаясь нигде, прямо в центр посёлка, к дому семейства Стень.
     Стихийную кучку зевак, состоящую из хантов, местных ребятишек и взрослых, шугнул лично Алонцев, заходя следом за приезжими в дом, где жили супруги Стень.
     Через несколько часов, из окон окрестных домов было видно, как вывели Сашку Стеня и повели к ожидавшему всё это время на приколе вертолёту. Надька в какой-то несвойственной ей согбенной позе и странной слабой походкой шла следом, едва укутанная клетчатым платком.
     Сашку Стеня затолкнули в вертушку, Ми-восьмой закрутил лопастями, взревел, винты бешено закрутились, вертолёт приподнялся в воздух, взорвав тучу снега и улетел в сторону Нижневартовска.

   Спустя несколько дней после этого, домой к молодым учителям Валерке Глухову преподавателю физкультуры и всех остальных невостребованных школьных предметов, начиная с черчения и кончая химией, и его жене, учительнице русского языка и литературы в Корликовской восьмилетней школе-интернате Ирине Владимировне, заявилась Надька Стень.
    -Здравствуйте, соседи! - сказала она. 
    -Здравствуй, Надежда, - приветливо ответила Ирина, - заходи, садись к столу, чаю попьём.
    -Спасибо, - слабо улыбнулась, Надька, - мне не до чаю.
    Она потупилась, собираясь с духом, а потом заговорила,
    - Мы с вами напротив живём, мы-то с Сашкой этот домик у ПОХа сняли, а теперь, вы же в курсе, что Сашку забрали…- она остановилась, переводя дыхание, - ну, в общем, Алонцев меня выгоняет, - она потупилась и просительно сказала, - мне надо Сашку здесь дождаться до суда, а суд только через месяц будет, показательный, здесь в Корликах.- и потом, совсем просящим голосом продолжила,-    
    -Все от меня шарахаются, вот к вам пойти посоветовали, ребята пустите пожить до суда!
    Валерка с Ириной переглянулись и почти не сговариваясь сказали:
    -Да, конечно, Надя, мы не против, вот топчан в прихожке, или давай на кухню его перетащим, больше у нас ничего нет.
    -Спасибо, ребята, - счастливо засмеялась Надька, - мне ничего и не надо!
    -Ты, давай, хоть сегодня, перебирайся, - сказал Валерка.
    Избы в Корликах были небольшие и калиброванные. Холодные сени, типа веранды с маленьким окошком, пройдя через них, мимо сложенных дров, топоров, колунов и лопат, через входную дверь посетитель попадал в избу, где главное место занимала печь, у Глуховых она имела пять дымовых колодцев, и под нижним кирпичом имелась монетка, которую местный печник заложил специально для тепла. Печь делила избу на части, самая большая кухня с прихожей, и маленькая спальня за фанерной перегородкой. Так жили все, потому что все дома были построены по одному утверждённому кем-то шаблону. Некоторые что-то пристраивали, добавляли, улучшали и усовершенствовали, но основа была одинаковой у всех.
     С того дня, как Надька Стень стала жить в доме Глуховых, их жизнь неожиданным и приятным образом переменилась к лучшему. У молодых и совершенно непрактичных школьных учителей денег больше не стало, и в принципе, откуда им взяться? Денег с Надьки за проживание
они, разумеется, не взяли. Но с появлением Надьки рацион их питания стал не таким скудным. Где-то она умудрялась договориться, с кем-то на что-то выгодно обменяться, и вечера стали проходить как-то живее: то, сё, карты, игры, развлекушки, разговоры.
     При дозированном включении в посёлке электричества: утром с семи до восьми тридцати, и вечером с девятнадцати до двадцати трёх, телевизор был недоступен, то есть смотреть его было можно но включать не во что, не было ни ретранслятора, ни вышек, ни спутниковых антенн. Глухомань... Рация была у начальника ПОХа и на метеостанции.
    Люди общались друг с другом как во времена доисторического материализма, то есть по-человечески. Без гад же ты… тов. Кто чем богат, у кого что за душой, при таком общении вполне ясно было видно.
    Иногда засиживались допоздна, кто-то читал книги, иногда даже стихи, при свете керосиновой лампы, а порой натурально берёзовой лучины.
    Между тем по поводу троих молодых людей разного пола, проживающих вместе под одной крышей, в посёлке, среди народа наделённого изысканной и не всегда здоровой фантазией, вскоре возникли пересуды и грязные домыслы, народу языки чем-то занять надо….
    Однажды Валерка зашёл к фельдшеру Андрею Белому, потрепаться по-дружески, и скоротать время, поскольку скука зимой в таёжной деревне страшная и хроническая, особенно по вечерам, когда с работы ты уже пришёл, а до сна времени вагон и надо чем-то развлечься. А ни дискотек, ни кинотеатров, ни кафе и ресторанов, ни, чёрт бы его побрал, в конце концов, даже телевизора нет!
    У Белого уже сидел Лёха Кравцов, местный учитель музыки и пения, игрун на баяне и выпивоха по призванию и убеждению.
    Поздоровались.
    Лёха сидел с нехарактерным для себя видом, трезвый и словоохотливый. Говорили о перспективах наступления весны в этом году, о большой воде и приходе самоходки с углём или соляркой для абэшки. О том, что двенадцати кубов дров им с Людкой - женой, не хватит на зиму, а сейчас закупать в ПОХе дрова - плохо, они зимние, сырые и гореть не будут. В общем о рутинных деревенских делах.
    Разговор коснулся и недавнего ареста Сашки Стеня, обвинении и сроках суда над ним. О Надьке Стень, которая проживала у Глуховых, в ожидании суда предъявления обвинения мужу и перспектив его дальнейшей судьбы.
    -А ты на кой её к себе пустил? - спросил Андрюха Белый у Валерки?
    -Попросилась пожить, ей суда дождаться надо, - ответил Валерка
    -Пусть бы ехала в свой Ставрополь, - зло сказал Андрей, - там и дожидалась.
   -Так ведь не ближний свет, денег нет у неё, мотаться туда, обратно, - заступился Валерка за свою постоялицу.
   -Ну, дал бы ей, - сказал Лёха,
   -А у меня откуда? – растерялся Валерка, - да и с какой стати?
   - В оплату… - хохотнул Кравцов, - за гостеприимство, - продолжил он с ехидной усмешкой.
   Андрей Белый тоже как-то сально осклабился.
   -А ты молодец! – стали подначивать Валерку друзья, - ну, как оно втроём, шведской семьёй?
   -Да вы что? - изумился Валерка такому неожиданному вопросу, - У меня же жена есть!
   -А когда это кому-то мешало? – заржали мужчины.
   - Да идите вы к чёрту! – и Валерка с досадой вышел вон.
   Вечером он, за ужином, когда Надька и жена Ирина сидели втроём , стесняясь рассказал женщинам об этом разговоре. Ирина возмущённо воскликнула,
   - Вот козлы! А ты что? -
   -А я что? – растерянно сказал Валерка, -ничего, просто ушёл, на чужой роток не накинешь платок…-
   Надька Стень густо покраснела и заплакала.
   -Это значит такие разговоры по посёлку идут? – горестно сказала она, - что я Сашке скажу?
  -Не расстраивайся, Надя, - участливо сказала Ирка, - Сашка не дурак, поймёт…

   Однажды, примерно через пару недель, в Корлики приехал Серёжка Стень. Заглянул ненадолго к Глуховым, поговорил с Надькой о чём-то, и ушёл к своей знакомой хантейке Маньке Татушке. Манька отсидела восемь лет за убийство по пьянке своей новорожденной дочери. Освободилась и вернулась в посёлок вся в татуировках. Мужчины, кто с ней был, рассказывали, что её больше и интереснее было рассматривать, как картинную галерею, чем использовать по назначению.
   В ту же ночь дом завмага Зарифыча, загорелся. Кто - то подпёр входную дверь лопатой, плеснул солярки, чиркнул спичкой и скрылся. Зарифыч и Шамсруй, выскочили из дома в чём были через окно и закидали пылающую дверь снегом. Пожар удалось потушить.
    Днём из Нижневартовска прилетел вертолёт с милицией. Засели в конторе ПОХа, стали допрашивать всех подряд, но никто ничего не видел, не слышал. К тому же утром выпал снег, следов не осталось, ничего не нашли, никого не забрали, вечером следователи улетели обратно.
    Со дня задержания Сашки Стеня прошло более месяца. Надька всё это время жила у Глуховых, они подружились, привыкли к друг дружке. Ирина с Надей стали просто - таки закадычными приятельницами. Однажды Надька принесла Ирке две шкурки отличных соболей.
    - Это тебе на шапку, -
    -Да, ты что, Надя, не надо, зачем? Я не возьму, - упёрлась Ирка, но взять всё же пришлось, Надька уговорила.
    Похабные разговоры по посёлку утратили остроту новизны и приутихли.
    Серёжка Стень ещё несколько раз прилетал в Корлики, оставлял Надьке деньжат и улетал обратно тем же бортом.
    Ещё примерно через месяц прилетел спецборт из Нижневартовска. Из него вышла группа оживлённо болтающих розовощёких людей в меховых шапках и кожаных пальто. Сашка Стень шел в наручниках в сопровождении охранника. Приезжие проследовали в местный клуб, шлёпая по раскисающему весеннему снегу блестящими сапогами. Собрался народ, объявление о предстоящем суде висело уже несколько дней. Его на фанерном щите красной и синей краской намалевал учитель физкультуры, а также рисования и черчения Валерка Глухов.
    Для посёлка суд явился эпохальным событием. Народу собралось много, детей не пустили.
    На сцену поставили стол, застелили его красной тканью. Судья и заседатель были из приезжих, а вторым заседателем взяли местного начальника метеостанции Олега Безуглова.
    Подсудимого Сашку Стеня посадили возле сцены, чуть поодаль от судей рядом с охранником.
    Председательствующий, эффектная женщина лет двадцати восьми-тридцати, в синем деловом костюме и с наскоро взбитой причёской, зачитала обвинение: «В злостном систематическом спаивании местного населения и скупке, в обход местного государственного промыслового охотничьего заготовительного предприятия, в особо крупном размере дорогостоящей пушнины по спекулятивным ценам,… чем был нанесён вред государству в неуточнённом размере, а также подорван авторитет местного промыслового охотничьго хозяйства и нанесён ущерб окружающей природе.»
   -Вы признаёте свою вину в содеянном? - спросила судья
   Сашка Стень встал и сказал:
   - Нет не признаю, -
   -Что можете сказать в своё оправдание? – спросил приезжий народный заседатель.
   -Я не скупал пушнину в особо крупном, и вообще, ни в каком размере, - ответил Сашка, - это голословное обвинение. Прошу предъявить доказательства, - и он продолжил, - как указано в статье такой-то УК СССР я, как постоянно проживающий житель населённого пункта, находящегося в приравненном к районам крайнего севера поселке Корлики, имею право купить для своих личных нужд одну шкурку соболя у местных охотников. – он сделал паузу,- Как видно из протокола обыска произведённого в моём доме, у меня при обыске не нашли ни одной шкурки. Я утверждаю, что не скупал пушнину у местных жителей.
    -Так, садитесь! – сказала председательствующая
    - Переходим к допросу свидетелей, - она порылась в бумажках, - для дачи показаний приглашается охотник промысловик Аркадий Кунин. –
    -Позовите Аркашку! - засуетились люди, стоявшие в дверях клуба.
    В клуб вошёл с улицы низкорослый хант в малице и торбасах. Судья сказала:
    -На предварительном следствии вы заявили, что продавали присутствующему здесь Стень Александру Тарасовичу, шкурки соболей и других животных, вы подтверждаете свои показания?
    -Да, я подтвелздаю, это Санёк, - с готовностью ответил Аркашка
    -Сколько соболей вы продали Александру Стень? –
    -Я не плодавала, я ему так давала , - я к нему в гости заходила, мы с ним выпили, я ему подалила.
    -Сколько соболей? - допытывалась судья
    -Я не помню, я ему не плодавала, - заскулил Аркашка.
    - Идите, - махнула рукой судья. Вызовите следующего свидетеля.
    Следующий свидетель, говорил примерно то же, что и Аркашка, а следующий за ним оказался слегка выпившим, он плавно покачивался в ответ на вопросы судьи и что-то нечленораздельное мычал.
    -Суд удаляется на перерыв в заседании, - примерно через полтора часа после его начала провозгласила судья. 
    Народ повалил из клуба на улицу, и мужики начали закуривать и обмениваться впечатлениями.
    -Лет пять, дадут, - сказал, фельдшер поселковой больницы, Андрей Белый.
    -Может трёшником отделается, - предположил Лёха Кравцов, учитель пения в местной школе, - ничего же не нашли. И свидетели какие-то несерьёзные.
    В этот момент к Валерке Глухову подбежала Надька Стень и взволнованно прошептала:
    -Валер, пойдём, открой дом, я договорилась, нам с Сашенькой свидание разрешили, только в присутствии охранника и свидетеля, пойдём скорее! - и они пошли к дому Глуховых, который находился напротив клуба.
    Через четверть часа Валерка увидел в кухонное окно, как на крыльцо к ним заводят Сашку Стеня в сопровождении охранника. Надька Стень бледная и трясущаяся, кинулась к мужу. Они зашли в кухню и Сашка сел на стул у стола. Он сильно похудел и осунулся, вид у него был затравленный. Надька незаметно сунула что-то охраннику в руку и тот вышел, со словами:
    -Только не долго! -
    Валерка Глухов с любопытством разглядывал подсудимого. Надька с досадой и укоризной сказала:
    -Валера, выйди пожалуйста на минутку! –
    Валерка вышел на улицу и направился к клубу. Там стояли местные жители, обсуждали событие и делились впечатлениями. Валерка закурил сигарету «Интер» и встал рядом с кучкой мужиков.
    Вскоре из его дома охранник вывел Сашку Стень. Следом шла Надька. Народ вернулся в клуб и расселся по рядам. Пришла судейская бригада. От них вкусно пахло едой и спиртным.
    -Провозглашается приговор, - громко сказала судья, привстав со своего места, - именем Российской Советской Федеративной Социалистической республики, подсудимый Александр, Тарасович Стень приговаривается к одному году исправительных работ с отбыванием в колонии общего режима. Приговор может быть обжалован в установленные законом сроки, - она села и понизив голос сказала, -
     - Но я не советую…-
     Народ зааплодировал и стал расходиться.
     Так, это что получается, - спросил Валерка Глухов у Андрея Белого, - за одну недоказанную шкурку соболя, Сашке дали год зоны?
    -Получается, - сказал Андрей, - доказали бы, дали бы больше, и правильно, нечего зариться на чужое добро. А то слишком борзые… 
    -Вообще-то это добро по тайге бегает и такое же чужое, как своё, - усмехнулся Валерка.
    Сашку Стеня увезли в Нижневартовск, тем же бортом, который дожидался окончания суда на вертолётной площадке.
    Через несколько дней в Корлики прилетел Сашкин младший брат Серёжка Стень, и они с Надькой тем же бортом улетели на большую землю.
    Ирина какое-то время переписывалась с Надькой, та писала, что живёт на Кубани, в своем селе, Сашка сидит на зоне в Красноярском крае, что скоро должен вернуться, но потом связь прервалась, и о дальнейшей судьбе супругов Стень, Валерка Глухов больше никогда не слышал.