Лев
Лев.
Чистокровный. Чистопородный.
Головастый. Рукастый. Благородный.
С огоньком Небесным в сердце могучем.
С искрой Божьей на челе и в душе.
Да с задоринкой в глазах стального цвета.
Корень.
Сильный, крепкий, выносливый.
Всегда за людей и весь для людей.
Утешал, помогал, вытаскивал, защищал.
Спокойный, целеустремлённый, храбрый.
С войны Отечественной пришёл в орденах и ранах.
Места живого не было, но руки-ноги целы.
И улыбка на губах. И снова пошло-поехало.
От зари до зари. Для людей, для Родины!
Канатоходец. Ни влево, ни вправо.
Кто учил держать равновесие?
Одному Богу известно. Он и учил.
Предки-то из монастырских.
Таких сплавов не куют теперь.
Голод в Поволжье был. Лев при деле.
Сноровистый, молодой, грамотный.
Ценили. Один за целую бригаду хлеб убирал.
Хлебом и платили. А деревня от голода вымирала.
Так он вечером в темноте бабам в подолы
да детишкам в котомки - и своё зерно ссыпал,
и из того, что отправлять в город надо было.
Мужиков-то раз-два и обчёлся, да и те инвалиды.
Знали все. И сельчане, и начальство. Не сдал никто!
И ни тронул никто ни до, ни после.
Поставили Советом руководить.
Так-то. И это в те времена, о которых мы наслышаны,
как о разгуле репрессий.
Знал, что быть могло, но ни на мгновение не сомневался.
Спасал людей.
На похоронах его, увидели старика в слезах.
Тихонько подошли, спросили: кто да что?
Удивлены были, что за старик плачет?
Лев-то умирал в девяносто три года.
Уже и не осталось никого не только что из его поколения,
а и младше лет на тридцать. Кому плакать?
А старик-то этот всё нам и рассказал.
Половине деревни, говорит, покойный жизнь спас.
Не он бы, так и не было бы никого.
Такие дела.
А про другие годы мы и сами знаем.
Часто в те времена зарплату продуктами выдавали.
Всё по дороге до дома раздавалось сельчанам.
Никогда, ничего себе не брал.
И, что удивительно, супруга ему под стать была.
То, что лев не дораздаст, она по соседям разнесёт.
Никогда у них в доме ни крупинки лишней,
а жили счастливо.
Супруга ушла на пятнадцать лет раньше.
Тут-то героя нашего и подкосило.
При абсолютном здоровье желание жить иссякло.
Помянет спутницу свою и грустит.
Жалуется, мол, мир пустой и незнакомый.
Чуждый ему и непонятный.
Рюмочку нальёт и споёт:
- «Ты жива ещё, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!».
И слеза навернётся.
И так до самой до могилки старушку свою не забывал.
Умер в сознании, с последними словами:
- «Простите меня, товарищи», - как бы извиняясь за то,
что покидает мир этот и помочь уже никому не сможет.
Тут уж всплакнули все, кто рядом был. Многие навзрыд.
А собралось не мало.
Тех, кто Егорыча лишь по преданиям знал, из уст в уста.
Деревня. Русская. Так живут люди, так помнят. Потомки монастырских.
Вот такой вот лев по имени Павел, Павлуша,
Пал Егорыч и просто Егорыч.
Рождённый 1 августа 1906 года.
Есенина любил. Наизусть весь его репертуар цитировал.
И Блока, и Гумилёва, и Пастернака, и Мандельштама знал.
Образование отменное получил. Матушка постаралась. Матрёна.
И вовремя.
Дальше-то жизнь всё образование в свои руки взяла.
Когда только успевали они с супругой
поэзией интересоваться.
А вот успевали. И плясать умели, и петь.
А уж как писали и говорили красочно, грамотно!
Нынче писатели и поэты не каждый так смогут.
И как пели романсы вдвоём, как пели!
У него баритон бархатный да чуть в бас, где надо, а у неё
голосок - колокольчик серебряный. Заслушаешься!
Русские православные люди.
Потомки монастырских.
Как самородки драгоценные.
Рождённые в Российской империи. Русской. Колоритной.
Белокаменной.
Будут ли когда ещё такие.
Только Богу известно.
Свидетельство о публикации №225081700492